Текст книги "Царица Шаммурамат. Полёт голубки (СИ)"

Автор книги: Юлия Львофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

Глава 23. Навстречу новой жизни

А Ану-син тем временем была уже далеко. Она бежала по полю, с наслаждением погружая в лежавшую на траве росу свои босые ноги. По одну сторону от неё свод тёмно-синего неба, где безраздельно властвовал Син, сливался на горизонте с пылью равнин, по другую – с туманом, который поднимался над сверкающими, как начищенное серебро, водами Великой реки; впереди чернела полоса угрюмого кедрового леса.

Ану-син замедлила шаг – тёмный лес пугал таинственными шорохами, затем, пересилив страх, всё же вошла под густой полог кедровника. Суровые колонны величественных деревьев обступили её, своды высоких крон закрыли небо. Здесь было темно и тихо, как в гробнице. Лишь ночная птица иногда вдруг нарушала безмолвие резким криком, принуждая Ану-син прислушиваться: не грозит ли тишина опасностью? Девушка остановилась, чтобы перевести дыхание, прижалась лбом к мшистому стволу кедра и задумалась.

Откуда принёс ветер семена этих могучих, невиданных в Аккаде деревьев? Какая земля питала корни их предков? Несколько семян заронил ветер-сеятель в тёплую аккадскую землю и взошли всходы. Маленький хвойный островок – кедровник. Ану-син вспомнила сказания о легендарном герое Гильгамеше, которые подобно песням передавалось из поколения в поколение. Вот в таком же кедровом лесу жил свирепый великан Хумбаба, чьё имя «опаляло страны». Бесстрашный Гильгамеш срубил кедр, в котором была сокрыта душа чудовищного Хумбабы, и таким образом сумел победить его. Однако, умертвив Хумбабу, герой потерял своего единственного верного друга Энкиду. Ану-син вспомнила слова Энкиду, который говорил, что беспокойная душа приносит миру горе и что лучше было ему остаться зверем и тесниться у водопоя или кедром и качаться от ветра, пока не сломит. На что Гильгамеш ответил: «Боги, создав человека, в сердце его вложили беспокойную душу. Он должен открыть все тайны и мир подчинить своей воле».

Ану-син почему-то подумала о том, что и её боги неспроста наделили редкой красотой и даром управлять не только животными, но и людьми, что и она когда-нибудь добьётся власти над теми, кто сейчас был могущественнее её. Она сравнила свою судьбу с судьбой славного героя. Пожертвовав другом, Гильгамеш обрёл вечность. А кого она принесёт в жертву, чтобы достичь своей цели?..

Неожиданно раздавшийся крик какого-то зверя заставил Ану-син двигаться дальше. Чем больше девушка углублялась в лес, тем гуще он становился. Мох, то тёмный и мягкий, как бархат, то седой и клочковатый, как борода хазанну Техиба, стлался ей под ноги.

Вскоре Ану-син попала в такую глушь, что ей даже стало страшно – как она отсюда выберется? Надо было где-то переночевать, а уже утром пересечь этот казавшийся бесконечным лес. Приметив не очень высокий молодой кедр, Ану-син ловко вскарабкалась по его стволу и устроилась, как птица в гнезде, на переплетении пушистых веток. Чем не ложе для сна? Глубоко вдыхая напоенный ароматом хвои воздух, девушка долго смотрела на далёкую, терявшуюся в ночных испарениях долину. Где-то там, за этой долиной, осталось погружённое во мрак алу и в отдалении – сиротливая хижина с обгорелым стволом тамариска посредине двора. Мысленный взгляд Ану-син устремился туда: к этой лачуге, где она родилась, где прошли её безрадостные детские годы, где осталась Баштум – единственный человек, которого она по-настоящему любила. Глаза на миг заволокло влажной пеленой; к сердцу подступил тугой комок; сердце защемило от боли.

Мысли Ану-син ураганом понеслись дальше. Воспоминание о Киссаре вызвало у неё негодование и новую волну ненависти и к нему самому, и к его отцу, и к Авасе, и ко всем, кто хотя бы раз обидел или унизил её. Теперь она могла утешиться: Залилум разорён, его дочь вряд ли когда-нибудь выйдет замуж, его сын, этот самодовольный глупец, остался без жены…

Ану-син запрокинула голову. Сквозь верхушки деревьев проглядывали звёзды, рассыпанные по небосклону, точно драгоценные камни на чудесной воздушной ткани. Ах, с каким наслаждением она облачилась бы в роскошные, расшитые золотыми нитями одежды, какой ослепительной была бы её красота в сиянии дорогих украшений!..

Это была последняя мысль Ану-син. Сонный лес что-то шептал ей; таинственная тёплая ночь накатывала на неё волны сладкого сна.

Когда Ану-син пробудилась, уже щебетали птицы, и солнечные лучи, пробиваясь сквозь ветви деревьев, скользили по её лицу. Девушка спустилась на землю и побрела, петляя между кедрами, в том направлении, которое, как она думала, приведёт её к большому городу – конечной цели её путешествия. Однако она даже не догадывалась, сколь долгим окажется это путешествие.

Ану-син не помнила, сколько времени прошло с тех пор, как она двинулась в путь. Ей казалось, что прошла целая вечность; а она всё шла и шла, думая о том, что кедровнику не будет ни конца ни края. Незнакомые глухие места навевали на неё грусть и отчаяние; от слабости (кедровые орешки едва утоляли голод, и страшно хотелось пить) и усталости она с трудом держалась на ногах. Окончательно выбившись из сил, Ану-син свалилась на землю и долго лежала на спине, раскинув руки.

А высоко над нею смеялось бескрайнее равнодушное ко всему небо. Но вдруг Ану-син увидела сквозь кроны деревьев кружившую над лесом стаю дроф и тотчас вскочила на ноги, вдохновлённая обнадёживающей мыслью: дрофа – птица степная, значит…

Ану-син вышла на опушку, когда огненно-рубиновая солнечная река затопила весь горизонт. Слева от неё синели холмы, справа – догорали подёрнутые лиловым туманом далёкие рощи. Ану-син, охваченная радостью, быстро пошла вперёд, потом побежала; дойдя до ближайшего холма, она взобралась на его вершину.

С холма открывался восхитительный вид – Ану-син долго стояла, не двигаясь, поражённая бескрайним простором степи. Ей хотелось петь и смеяться. Перед нею впервые открылась такая ширь. Свобода пьянила её. Огненная солнечная река затопила весь горизонт, смешала все оттенки. Солнце поднималось всё выше и выше, его лучи ударили Ану-син в глаза. Взмахнув руками, девушка побежала ему навстречу…

Жаркая степь – море высокой травы – осталась далеко позади, но путь Ану-син всё удлинялся. Она отдохнула под кустом тамариска, а потом, с радостью обнаружив плохую, но всё же протоптанную дорогу, зашагала по ней. Наконец ей стали попадаться не пересохшие пока ручьи чистой воды. Ану-син воспряла духом: теперь она уже не боялась заблудиться или не встретить людей.

К полудню она набрела на пальмовую рощицу и, немного отдохнув в тени, упрямо продолжила свой путь. Теперь дорога, постепенно сужаясь, петляла между длинными зелёными рядами масличных и фисташковых деревьев. Время от времени среди зелени показывалась река и потом снова исчезала за холмами. Ану-син удивлялась: такое огромное расстояние пролегло между нею и Великой рекой, и вдруг она снова вышла к ней. Неужели всё это время она только кружила на одном месте, неужели совсем не продвинулась вперёд?..

С низкого увала, откуда начинался спуск в широкую речную долину, Ану-син увидела маленькое алу и, облегчённо вздохнув, направилась к первой же глинобитной хижине. Старушка, вышедшая на её зов, с удивлением посмотрела на её изодранный, покрытый пылью балахон и засыпала вопросами – кто она, откуда и куда идёт, как её зовут. Однако Ану-син опасалась, что её догонит Киссар, поэтому ничего о себе не рассказывала. Но любопытная старуха не отступала и продолжала расспрашивать, и девушка сказала, что идёт в большой город, где можно наняться на работу. Во взгляде старухи читалось недоверие, но кусок сыра и горсть вкусных сочных фиг она всё же дала. Ану-син поспешила уйти как можно дальше от селения.

Высыпали звёзды, а Ану-син всё ещё брела по пыльной дороге. Разглядев посеребрённую лунным светом полосу овса, девушка ускорила шаг. Здесь, в густом овсе, она и расположилась на ночлег.

Во сне, неглубоком и часто прерываемом далёким воем гиен, Ану-син видела мать. Только это была не Баштум, хотя и говорила родным, знакомым с детства голосом. Юная, странно напоминавшая своими чертами нагую богиню, изображённую на золотй подвеске, которую Ану-син хранила у себя на груди, женщина ласково улыбалась ей и протягивала к ней украшенные браслетами руки, звала за собой. При этом она говорила что-то о древней тайне, божественном предназначении и о могуществе владычицы Иштар… Образ матери рассеялся, как дымка, и его место в сновидении Ану-син занял Киссар. Сын Залилума, с перекошенным от ярости лицом, размахивал мечом и факелом, выкрикивая проклятия. И вдруг всё разом поглотил огонь. Страшное разрушительное пламя охватило всю землю. Холмы, леса, поля, селения, большие города горели так быстро, точно были соломенными. А над всей этой стихией летал, широко взмахивая чёрными крыльями ворона, ненавистный и ненавидящий Киссар и сотрясал раскалённый от пожара воздух раскатами дикого хохота…

Застонав, Ану-син открыла глаза. Было солнечное утро; над землёй звенел птичий хор. Подкрепившись остатками сыра, девушка побрела вдоль каменистых холмов, за которыми неторопливо текла широкая река.

Ану-син не была уверена, что выбранный ею путь в конце концов приведёт её к большому городу, где она могла бы затеряться и, быть может, найти свою судьбу. Но спросить об этом было не у кого: за весь день она не встретила ни единой живой души. Жаркие лучи опаляли её непокрытую голову, слепили глаза; пыль забивала нос; на зубах скрипел песок. Босые ступни кровоточили, стёртые о мелкие острые камешки, которыми была усыпана дорога. Девушка едва держалась на ногах.

Превозмогая боль и усталость, Ану-син спустилась к реке, чтобы освежиться, но, не дойдя до воды всего двух шагов, вдруг свалилась на песок, словно подкошенная. Последнее, что она услышала перед тем, как впасть в забытьё, были чьи-то приближающиеся торопливые шаги…

Конец первой части

Часть вторая «Жрица Иштар»

Глава 1. В новой семье

Ану-син пришла в себя, открыла глаза и медленно повернула голову. Она лежала в половине хижины, отделённой выделанной бычьей шкурой, на циновке, узкой и продранной до дыр. В нос ей ударил запах навоза: рядом, за тонкой глиняной стенкой со многими щелями, был хлев; оттуда доносилось кудахтанье кур, блеянье коз. Было слышно, как молоко цедилось в звонкий сосуд: должно быть хозяйка доила козу.

Девушка приподнялась на локте, прислушалась: за стенкой разговаривали двое.

– …Бедняку может помочь только бедняк, – низким голосом говорил мужчина.

– Отчего ты думаешь, что она из бедной семьи? – тихо спросил женский голос, в котором звучали сердитые нотки.

– Ты видела её ноги? Колени в ссадинах, ступни сбиты так, что на них живого места не осталось. Если она не из бедных, то отчего не носит сандалий?

– Это ещё ни о чём не говорит. Кожа-то у неё нежна как лепесток цветущего персика. К тому же, – женский голос понизился до шёпота, и Ану-син напрягла слух, чтобы расслышать последующие слова, – я нашла у неё очень дорогое украшение. Мне кажется, оно из золота…

На время разговор в хлеву прервался.

Ану-син выпрямилась на своём ложе из прохудившейся циновки, вспоминая всё, что с ней случилось с тех пор, как она бежала от Киссара, и пытаясь понять, куда и к каким людям она попала. Она провела ладонью по груди – подвески, которую ей дала Баштум перед расставанием, не было, значит, эти люди украли её у неё. Единственное, что было у неё ценное, единственное, что осталось ей в память о матери. Глаза Ану-син увлажнились; защемило сердце, а в следующее мгновение его затопила волна негодования. Как они посмели обокрасть беззащитную странницу, бессовестно пользуясь тем, что она была без чувств?..

– Кем бы ни была эта девушка, – снова заговорил мужчина, – она в беде, и мы должны ей помочь. В нашей лачуге хватит места ещё для одного человека, так что пусть остаётся до тех пор, пока сама не решит продолжить свой путь.

– Ах, Хуваш, какой же ты у нас добрый, какой щедрый! – в раздражении воскликнула женщина. – А ты подумал о том, чем её кормить, когда самим едва хватает, чтобы не умереть с голоду?

– Не ворчи, Шулууми! – укоризненно отозвался мужчина. – Ты ведь забрала у неё золотое украшение?

– Уж не думаешь ли ты, что я возьму его как плату за жильё и еду? – возмутилась женщина.

– А разве ты поступишь иначе? – удивился мужчина.

В ответ ему раздался короткий смешок.

– Я скажу ей, что ничего не видела и постараюсь убедить, будто она потеряла своё украшение – ведь она столько времени была без памяти!

– Поступай как знаешь, Шулууми, – после короткой паузы сказал мужчина, – только девушку не гони. Покорми её, когда очнётся, а мне пора в кузницу…

Спустя какое-то время в лачуге послышались крадущиеся шаги. Ану-син закрыла глаза, делая вид, что ещё не пришла в себя. Хозяйка дома склонилась над лицом девушки и долго рассматривала его. Ану-син ощущала этот изучающий взгляд на своих щеках, глазах, бровях, губах. Она крепко смежила веки, дрожавшие так, словно какая-то сила пыталась разомкнуть их. Но женщина по имени Шулууми, вероятно, не заметила этого.

– Даже не верится – такая красавица! – с завистью и одновременно с тихим восторгом проговорила она, втайне любуясь девушкой, и затем так же – стараясь не шуметь – ушла.

Ану-син выдохнула с облегчением, попыталась подняться, но силы снова покинули её измученное тело, и она впала в забытьё.

На заре Ану-син проснулась и долго лежала с открытыми глазами. Было слышно, как какие-то люди что-то делали во дворе, шёпотом препираясь между собой; время от времени петух хрипло возвещал о наступлении нового дня. Ану-син убедилась, что в хижине никого нет, поднялась, но, сделав пару шагов, почувствовала непреодолимую слабость. Держась рукой за стену, девушка медленно подошла к открытой настежь двери и остановилась, глубоко вдыхая свежий утренний воздух. Она не сразу заметила сидевших за столом двух мужчин и женщину, которые, в свою очередь, увидев её, на время позабыли о своём завтраке.

– Хвала Энлилю, ты уже на ногах! Тебе лучше? – первым обратился к девушке крепкий мужчина с грубым тёмным лицом и длинными с проседью волосами. По его голосу Ану-син поняла, что это Хуваш.

Она кивнула. Её взгляд скользнул по лицам людей и задержался на столе. Овсяная каша, свежий сыр, финики, мёд, молоко…

– Меня зовут Хуваш, я кузнец. Это моя жена Шулууми и сын Бализану, – продолжал мужчина, указывая поочерёдно на членов своей маленькой семьи.

Он хотел ещё что-то прибавить, но его перебила Шулууми:

– Ну а ты кто такая? Откуда ты? Из каких мест идёшь?

Ану-син молчала. В голове шумело; перед глазами поплыл туман; ноги подкашивались. Она слышала вопросы, но не могла ответить на них: правду говорить не хотела, а придумать что-то была не в силах.

– Да что вы пристали к ней с расспросами! – вмешался Бализану, сын кузнеца. – Разве не видите, что она измучена и голодна!

Он вскочил и помог девушке сесть за стол.

Насытившись и воспрянув духом, Ану-син наградила сына кузнеца долгим благодарным взглядом, от которого тот густо покраснел и в смущении опустил глаза. Затем, вспомнив всё, что она говорила любопытной старухе из селения, девушка повторила эту историю слово в слово, отвечая на вопросы не менее любопытной Шулууми. Во время разговора Ану-син, как бы спохватившись, обнаружила пропажу золотой подвески. Жена кузнеца быстро отвела в сторону свои хитрые глаза и заверила девушку, что, когда они нашли её у реки, при ней не было никаких украшений.

– Какое несчастье! – прибавила Шулууми с притворным сожалением и даже несколько раз всплеснула руками, словно утка, хлопающая крыльями. – Очевидно, ты потеряла свою подвеску!..

Ану-син едва сдержала гнев. Она понимала, что по-доброму подвеску ей не отдадут и что придётся пойти на хитрость, чтобы вернуть себе украденное. Она не знала, сколько времени пройдёт прежде, чем она окрепнет и сможет продолжить свой путь; она также не знала, насколько далеко ушла от дома, куда её привёз Киссар, и всё ещё испытывала страх при мысли о его преследовании. Девушка была в отчаянии от собственного бессилия и зависимости от обстоятельств.

Шулууми вдруг засуетилась и поспешила уйти со двора, подальше от недоверчивого взора незнакомки, Хуваша позвали сменить колесо на телеге, и Ану-син осталась наедине с Бализану.

Сын кузнеца был, как показалось Ану-син, одного с нею возраста. Был он невысок и не так крепок телом, как его отец, хотя ладони были такие же широкие и мозолистые. Чертами лица и мягким кротким взором он походил на юную девушку и, видимо, зная об этом, старался держать себя серьёзно, как взрослый мужчина. От него пахло деревенской свежестью, горьким потом и навозом.

Присев рядом с юношей, Ану-син завела разговор о том, чем занимаются его родители, как часто отлучаются из дома, какую работу выполняет сам Бализану.

– Мой отец настоящий кудесник! Люди уважают его, идут к нему в кузницу отовсюду. Тамкары несут ему колёса, крестьяне – лопаты и мотыги, воины – доспехи и мечи, – рассказывал Бализану с удовольствием. – В детстве я любил смотреть, как он бьёт большим молотом по раскалённому металлу, и огненные брызги, подобно рою злых пчёл, разлетаются во все стороны. Ныне я и сам обучаюсь этому ремеслу, чтобы заменить отца, когда он станет стар и немощен.

– Какой ты молодец, – похвалила юношу Ану-син и при этом придвинулась к нему так близко, что её плечо коснулось его плеча.

Бализану вздрогнул и, смутившись, опустил голову.

Они сидели во дворе хижины, а где-то совсем близко протекала река – Ану-син слышала тихий плеск воды. И снова тревожные мысли заняли её ум.

– В ваших местах Великая река извивается, точно змея, и вода здесь какая-то мутная, – немного погодя сказала девушка, – у моего алу она течёт ровно и почти неслышно. У неё мало притоков, а воды чисты и прозрачны как слеза. Говорят, её потоки достигают далёкого моря и впадают в него, смешиваясь с его солёными водами. А мне кажется, что у этой могучей реки нет ни начала, ни конца…

– Великая река? – удивлённо спросил юноша, не дав Ану-син договорить, и его глаза округлились. – Ты сказала: Великая река?

– Я должна повторить? – обиделась Ану-син и, пожав плечами, отодвинулась от него.

– Но, видишь ли, ты ошиблась: у нашей реки другое название, – мягко улыбнувшись ей, пояснил Бализану. – Это Быстрая река*.

Теперь пришёл черёд удивляться Ану-син. Слова Бализану произвели на неё ошеломляющее впечатление: от изумления и растерянности она даже приоткрыла рот. Ей приходилось слышать о реке с таким названием, но она никогда не думала, что однажды увидит её своими глазами. Ведь Быстрая река, как говорили путники, проезжавшие мимо алу Поющие Колосья, протекала где-то далеко за пределами Аккада, едва ли не на краю обитаемого мира…

Заметив изумление на лице своей очаровательной собеседницы, Бализану рассказал ей о том, что земли его родного селения граничат с пустыней, за которой лежит страна ассирийцев, что до последнего аккадского города – Дур-Куригальзу – несколько дней пути вдоль течения Быстрой реки и что она, Ану-син, вероятно, сбилась с пути и отдалилась от своей цели.

Ану-син слушала Бализану притихшая и подавленная. Что ж, теперь, зная правду, она точно не задержится в доме кузнеца. Только нужно вернуть себе золотую подвеску…

– Ах, как это неожиданно, как печально для меня! – воскликнула девушка в отчаянии. – Ведь я совсем не знаю этих мест. Как же мне добраться до города, о котором ты говорил?

В её прекрасных глазах появились слёзы.

Видя это, Бализану поспешил успокоить её:

– Не беспокойся – я помогу тебе. Ведь я знаю на реке каждую извилину, каждую рощицу на берегу. Мы вместе доберёмся до большого города.

– Правда? – обрадовалась Ану-син и накрыла своей маленькой горячей ладонью руку юноши.

Со стороны девушки это было неслыханной смелостью – дотронуться до незнакомого мужчины, даже если этот жест был лишь знаком дружеского расположения. Но когда Бализану бросил на неё быстрый взгляд, Ану-син прочла в его глазах не удивление этой неожиданной доверительностью, нет, – они сияли так, будто юноша получил самый бесценный в мире подарок.

– Ты в самом деле поможешь мне, мой милый, мой добрый Бализану? – с этими словами, произнесёнными ласковым голосом, Ану-син чуть склонилась и заглянула юноше в лицо.

Он снова вспыхнул до самых корней волос и опустил голову, пряча от неё свой робкий взгляд. Этого было достаточно, чтобы Ану-син поняла: подвеску ей вернёт не кто иной, как сын той, что её украла.

Быстрая река – древнее название реки Тигр.