Текст книги "И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ)"
Автор книги: Юлия Коханова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)
Глава 47
рубанула воздух палочкой, и шесть футов стены осыпались серой бетонной пылью. За стеной был двор, поросший бурой промерзшей травой, а за ним – приземистые здания скотобойни. Где-то внутри протяжно и тоскливо мычали коровы.
– Сейчас будет фокус, – коротко улыбнулась Делла и легонько стукнула Льюиса палочкой по лбу. Вместе с заклинанием пришло ощущение холода, хлынувшего вниз по телу, как ледяная вода. А потом Льюис пропал. То есть он был – ощущал собственное тело, владел им, создавал давление на тонкий наст обледеневшего снега – но больше не видел себя. Секунда – и Делла тоже исчезла, осталось только самодовольное хихиканье. К плечу Льюиса прикоснулась невидимая рука, осторожным, ощупывающим жестом проползла по шее и легла на загривок. Льюис почувствовал, как Делла придвинулась, ощутил теплое, пахнущее кофе и мятной жвачкой дыхание.
– Всегда хотела это сделать, – прошептала Делла и поцеловала его. Льюис приоткрыл губы, пропуская внутрь горячий язык, и это было чертовски странно – стоять посреди улицы с открытым ртом, целуя пустоту, и ощущать прикосновения там, где не было ничего, кроме воздуха.
– Если я сейчас сниму с тебя штаны, нагну над капотом и трахну, никто ничего не увидит, – прошептал на ухо Делле Льюис.
– Мне нравится ход твоих мыслей. Закончим работу и попробуем?
– Январь на дворе.
– А термочары на что? – Делла в последний раз лизнула его в губы и отодвинулась. – Все, хватит. Хорошего понемножку. До здания дойдем под невидимостью, а в помещении я сниму заклинание. Не хочу от тебя пулю в жопу случайно получить.
– Как будто целенаправленно хочешь, – пробурчал Льюис, расстегивая кобуру.
– Целенаправленно хотя бы не обидно. Ну что, двинулись?
– Двинулись.
Они прошли по двору, оставляя на пыльном сером снегу две цепочки следов, и остановились под окнами. Льюис приподнялся на цыпочки и заглянул в помещение. За дверью находилась небольшая пустая комната, заваленная какой-то ветошью – то ли замызганными спецовками, то ли комками грязной ткани.
– Никого нет. Вперед.
– Алохомора, – прошептала Делла, взламывая замок, и Льюис пинком вышиб дверь, одновременно уходя влево. Он знал, что прямо сейчас Делла скользнула вправо, пригибаясь, чтобы не перекрывать ему сектор обстрела. Знал, но не видел – но секунду спустя Делла возникла, напряженная, как взведенная пружина, с палочкой во вскинутой руке. Не говоря ни слова, они быстро пересекли комнату и вышли в коридор, тянущийся вдоль десятков белых дверей. Делла – вправо, Льюис – влево. Они открывали двери, оглядывали пустые, облицованные тускло-зеленым кафелем комнаты, и шли вперед – быстро, но не слишком. Не настолько быстро, чтобы пропустить что-то важное.
Вот только важного не было. В здании было мертвенно-тихо, и приглушенные хлопки дверей врезались в эту тишину, как удары кулака. Коридор петлял и поворачивал, прерывался большими неуютными комнатами, похожими на заброшенные больничные палаты, и снова длился. Льюис уже не соображал, в какой части здания находится, он просто шел вперед, прислушиваясь и вглядываясь в каждую тень, выискивая взглядом проблеск света, контуры, движение.
Тишина расступалась, теперь он слышал глухое, словно через вату, мычание коров – а значит, они приближались к стойлам, или к хлеву, или как там эта штука называется.
А потом коридор кончился. Он оборвался, выплюнув Льюиса и Деллу в огромный зал, в центре которого возвышалась конструкция, увенчанная здоровенным скошенным лезвием. Льюис такую хрень только по телевизору видел – в фильмах про Французскую революция.
Рядом с гильотиной стоял… он. Льюис сразу понял, что это именно он – фигура была очевидно мужской, тяжелой и коренастой. Сотканная из серой, медленно клубящейся массы, она походила на заготовку для хромакея – как будто потом на эту рыхлую серость наложат текстуры и цвет, наполнят ее движением и жизнью.
– Господа сотрудники Департамента магического правопорядка, – приглушенным, жужжащим голосом произнесла фигура – как будто заговорил рой встревоженных пчел.
– Габриель Твардзик, – перехватила палочку поудобнее Делла. – Я так полагаю, добровольно ты с нами не пойдешь.
– Увы, вынужден отклонить ваше любезное предложение, – в шелесте и жужжании Льюису почудилась усмешка.
– Вот и отлично. Инсендио!
Полыхнуло пламя, на мгновение скрыв то, что когда-то было Габриелем Твардзиком. Не дожидаясь результата, Делла метнулась в сторону, и Льюис повторил ее движение, отпрыгнув за какой-то металлический короб, и тут же по нему грохнула серая тяжелая плеть. Гребаный Твардзик прошел через Инсендио так, словно заклинания не существовало, и втянул в себя гибкое щупальце, возвращая ему форму руки.
– Простите, аврор, но эти меры несколько устарели.
– Петрификус Тоталус! Сектумсемпра!
Заклинания проходили через серую клубящуюся взвесь, как через дым, и вышибали осколки кафеля из стен. Как и пули – Льюис всадил штуки три в то место, которое у нормального человека было грудью, но тонкие, словно проколотые спицей отверстия затянулись, залили пустоту изнутри.
Твардзик почти не двигался: стоя в центре комнаты, он выбрасывал щупальца из любой части своего тела, словно амеба – ложноножки. Сплетенные из текучего, изменчивого ничто, они лупили, как чугунные болванки, разбивая в щепки доски и оставляя в стенах вмятины. Делла крутилась между щупальцами, швыряя в Твардзика заклинания со скоростью обожравшегося амфетаминами реппера.
– Эш. Шоель, – услышал Льюис из-за угла шкафа, и в воздух взметнулись языки черного огня. Шарахнувшись в сторону, он пропустил мимо себя адское пламя, встал за ним, как за стеной, и влупил еще две пули ублюдку между глаз. Нихуя. И снова нихуя. Твардзик повернулся к Льюису, посмотрел на него простреленными дырками, круглыми, как глаза, и шагнул вперед. Он прошел через адское пламя, спокойный и равнодушный, и черный огонь, сжирающий на своем пути все живое, не оставил на Твардзике даже следа.
Может, потому, что он больше не был живым.
– Авада Кедавра, – рявкнула за спиной у Льюиса Делла. Зеленая вспышка света прочертила воздух прозрачным трассирующим следом, прошла сквозь колеблющуюся плоть и расплескалась об гильотину. Понимая, что это бессмысленно, Льюис все равно выстрелил. Твардзик был прямо перед ним, и Льюис пробил ему переносицу, вхолостую щелкнул бойком и рухнул на пол, кувырком откатываясь за угол. Запасная обойма скользила в пальцах и не лезла, и Льюис, матерясь, выдернул ее, обломав себе кусок ногтя.
– Вот сука!
Если мимо палишь ты, ружья не погань,
Не рычи на него: косоглазая рвань!
Ведь даже с тобой лучше ласка, чем брань,
И друг пригодится на службе!
Передернув затвор, он напружинился и выбросил себя вперед и в сторону – туда, где не должен был оказаться человек, выпрыгивающий из-за угла. Серый чугунный кнут шарахнул о пол в трех шагах от Льюиса, вышибив в воздух фонтан острых щепок. Твардзик обошел покореженный, сплющенный металлический шкаф, который уже никого не мог прикрыть от удара.
– Мне жаль, аврор, но так надо.
– Льюис! – заорала сзади Делла. – Нашшана Пари!
Перетекающая сама в себя фигура застыла, пронзенная пучком багровых молний, по серой колышущейся поверхности прошла мелкая рябь. На мгновение Льюис почувствовал острую, как осколки стекла, надежду – но Твардзик обернулся и хлестнул воздух тем, что только что было рукой. Стальной трос щупальца врезался Делле в грудь и подбросил в воздух, как тряпичную игрушку. Льюис не увидел, куда она упала – он стрелял, всаживал пули одну за другой в голову и грудь врага. А потом ударник сухо щелкнул.
– Ну вот и все, аврор. Может, поговорим, как цивилизованные люди? – спросил Твардзик и перешагнул через обломки стула. – Я не хочу вас убивать.
А я тебя хочу, – подумал Льюис, но не смог разжать челюсти. Он все еще целился в Тврадзика, пальцы на рукояти беретты свело, а мушка срослась с переносицей.
А когда неприятель ворвался в редут,
И пушки-принцессы хвостами метут -
Прицела не сбей, не теряйся и тут,
К пальбе попривыкнешь на службе.
– Может, встанете? И опустите пистолет. Я вижу, что вы не маг – поверьте, вам не нужно это противостояние.
Льюис медленно поднялся с колен. Во время боя они перебили водопроводную трубу, пол залило водой, и промокшие джинсы липли к телу. Наверное, они были холодным – Льюис не чувствовал холода.
Деллы не было. Она лежала где-то там, за разбитым, искореженным оборудованием, за сломанной мебелью. Надо было помочь. Сейчас. Быстро. Твардзик ударил ее, это просто удар, не выстрел, не ебаный снаряд, от такого не умирают, ребра, наверное, сломаны, и еще какая-то хрень, но не умирают. Надо помочь. Быстро.
Кто-то шумно, рвано дышал, Льюис не мог понять, кто именно, а потом дошло: он. Это он дышит. Загоняет в себя воздух на форсированном режиме. Помочь. Надо. Неуязвимый. Сука. Надо. Как. Как. КАК?!
Льюис открыл рот и закрыл, перенапряженные мышцы сводило, и он не мог выговорить ни слова. Мысли метались в голове, как испуганные летучие мыши, и рикошетили о стенки черепа, рождая долгое эхо.
Надо думать. Успокоиться. Прямо сейчас. И думать.
– Сэр? Вы меня слышите?
Усилием воли замедлив дыхание, Льюис сухо, со скрипом сглотнул и попробовал еще раз.
– Да.
Голос был ломким и каркающим, как у старика.
– Я хочу вам кое-что объяснить.
– Я слушаю.
Взгляд Льюиса метался по комнате в поисках возможностей – идиотских, ничтожных, любых.
Твой ротный убит, нет на старших лица...
Ты помнишь, надеюсь, что ждет беглеца.
Останься в цепи и держись до конца
И жди подкреплений от службы.
Говори. Объясняй, убеждай, хоть дрочи на дохлую корову – только дай мне время.
– Я не планировал вас убивать. Все этого… беспорядка не должно было случиться – колеблющийся, как вода в канализационном люке, Твардзик, обвел рукой разоренный зал. – Я был уверен, что все закончу до вмешательства авроров.
– Что закончишь? Что ты хочешь?
Вопрос прозвучал почти нормально. Голос все еще прыгал, губы тряслись, но истерика медленно отступала.
Дано: неуязвимый сукин сын. Как прикончить неуязвимого сукина сына? Думай, Льюис, думай.
– Мистер… простите, как я могу к вам обращаться? Благодарю, мистер Уилсон. Видите ли, боюсь, тут возникло некоторое недопонимание. Я не делаю ничего плохого. Наоборот, я хочу все исправить. Магия – это источник величайших возможностей. Думаю, мне не нужно вам ничего объяснять – вы же работаете в департаменте, сами все видели. Маги не умирают от гепатита и рака, восстанавливаются после травм, которые убили бы обычного человека. У вас в семье кто-нибудь умирал?
– Да. Мать, от рака.
– Вот! Если бы маги не прятались, если бы силу использовали вне ограниченного круга людей, ваша мать была бы жива. Разве сложившаяся ситуация справедлива?
– Нет. Не справедлива, – согласился Льюис. Сейчас он согласился бы даже с тем, что небо зеленое, а в Гудзоне вместо воды пиво течет.
– Маги не могут узурпировать силу, которая способна изменить мир.
Вот только маги не узурпируют силу. Их всего четыреста тысяч на восемь миллиардов людей. А значит, на одного целителя придется несколько миллионов не-магических пациентов.
Если бы Статут о секретности отменили, мама стала бы одной из безграничного моря людей – то есть, никем.
Льюис разговаривал об этом с Деллой. И Делле он верил больше, чем гребаному текучему негативу уебка.
– Не могут, – Льюис вытянул шею в попытке отыскать Деллу. Она наверняка очнулась. Это же просто удар, ничего страшного. Очнулась и отползла в сторону, все хорошо. Все в порядке. Надо только что-то придумать. Убрать этого гандона к хуям собачьим – и все будет хорошо. – Я тоже думал об этом. Да. Ты прав.
– Ты врешь, – странное прерывистое жужжание являлось, вероятно, смехом. – Но это неважно. Потому что я действительно прав. Магия должна принадлежать всем. Не жалкие огрызки знаний и практик, которыми оперируют зашоренные, ограниченные люди, которые даже ноутбуками пользоваться не умеют. Во всех этих заклинаниях, палочках, эликсирах нет никакого смысла. Это просто ритуалы, способ управлять слабыми потоками силы. Но зачем ручьи, когда есть океан?
– Точно. Зачем.
Стрелять бесполезно – да и нечем. Магия не работает. Но не может же он быть бессмертным! Значит, есть какой-то способ разъебать эту тварь. Обязательно есть.
– Я хочу сделать магию общедоступной. И я знаю, как это сделать. Вы наверняка в курсе, мистер Уилсон: я был всего лишь сквибом. Но посмотрите на это! – Твардзик щелкнул пальцами, и пол вспучился. Из него пробился побег, стремительно расширился, взламывая и сокрушая доски, оброс жесткой корой и растопырился ветками. Зеленый, трепещущий листвой ясень рванулся к потолку, пробил его и взметнулся к небу. На пол посыпались кирпичи, дранка и обломки шифера, закачались оборванные силовые кабели. Льюис отступил и сплюнул на пол бетонную крошку.
– Вы, мистер Уилсон, не маг. Но вы же хотели получить эту силу. Не говорите мне, что это не так – я не поверю. Возможность изменять мир, делать его лучше для себя и для других – разве не в этом смысл жизни человека?
– В этом. Я тоже так думаю, – закивал головой Льюис.
Говори. Говори, не останавливайся.
Магия не работает. Оружие не работает. Но дырки же в нем появляются! Да, зарастают – но пуля разрушает ту хрень, из которой слеплен Твардзик. Не просто проходит насквозь, как заклинание, а именно протыкает. И препятствия он обходит. Значит, Твардзик – материальный объект, он взаимодействует с окружающим миром. Просто он, сука, жидкий. Как сопли. Или как белок.
– Я хочу уничтожить Завесу. И я нашел поддержку с той стороны. В этот мир придет магия, она станет такой же естественной, как вода и воздух. Подумайте о миллионах людей, которые не будут голодать, о миллионах больных, которые выздоровеют. Ради такого можно пойти на жертвы.
– А. Так вот зачем тебе амулеты. Жертвы, – наконец-то сообразил Льюис. И сделал шаг назад.
– Да. Для начала этого достаточно. Мне нужно было аккумулировать силу. Как видите, процесс идет успешно, – Твардзик развел руки и повернулся, со всех сторон демонстрируя слепленую в человеческую фигуру колышущуюся массу. – Еще несколько дней, и я закончу. А потом… потом все изменится. Я уберу Завесу и принесу в наш мир магию.
– Это хорошо, – согласился Льюис. – Магия – это отлично.
И снова отступил.
– Да! Я знал, что вы поймете, мистер Уилсон. С магами нет смысла разговаривать, они слишком привыкли к собственной исключительности. Но вы обычный человек, и вы понимаете, насколько важны подобные преобразования. Конечно, за них придется заплатить. Чем выше цель, тем выше цена – это правильно, так и должно быть. Но в мире столько людей, которые не должны существовать! О Мерлин, наше общество одобряет смертную казнь – но порицает человеческие жертвоприношения. А в чем разница? Только в том, что во время казни человек просто умирает – а во время жертвоприношения его смерть служит великой цели. А войны? Сколько людей умирает в бою ради политических интересов, экономической выгоды, религии или права на бессмысленный клочок суши, на котором даже трава не растет! Они ложатся в землю без цели и смысла. Но эти же жизни, принесенные на жертвенный алтарь, станут спасением для миллионов.
– Да. Согласен. Если на жертвоприношения посмотреть с такой стороны – это совсем другое дело, – одобрил идею Льюис, делая шаг назад. Неловкий, неуклюжий шаг. И чтобы удержать равновесие, ухватился за свисающий с потолка оборванный кабель. Под его весом провод медленно пополз вниз.
– Именно! Почему должны жить преступники и убийцы? Почему должны умирать хорошие люди? Все должно быть наоборот. Я могу…
Твардзик продолжал говорить, он болтал вдохновенно и без остановки, так, будто молчал последние пять лет и теперь наверстывал упущенное. Льюис его не слушал. Он смотрел на смутное движение внутри невидимой оболочки, смотрел на плоть, которая больше не была плотью, и думал: хоть бы сработало. Господи, пускай сработает. Один шанс, другого не будет, если Льюис облажается, этот мудак ему голову разобьет, как арбуз. Поэтому пусть сработает.
– Слушай, Твардзик, – Льюис сжал в потной руке кабель. Воздух стал густым, сухим и горячим, как пустынный песок, он обдирал носоглотку и обжигал легкие.
Если ж, раненый, брошен ты в поле чужом,
Где старухи живых добивают ножом,
Дотянись до курка и ступай под ружьем
К Солдатскому Богу на службу.
– Я тут подумал… А не пошел бы ты нахуй, Твардзик? – оскалился в безумной улыбке Джокера Льюис, поджал левую ногу и опустил кабель в воду. Шагнувший к нему Твардзик застыл, как памятник с воздетой рукой. Серая плоть дрожала и вспучивалась пузырями, словно лужа во время дождя, в беспокойном, свивающемся в узлы мареве проскакивали нежно-голубые дуги разрядов.
– Шаговое напряжение, Робеспьер херов, – объяснил Льюис. – Ебал я вашу магию.
Потеряв равновесие, Твардзик свалился в лужу, подняв фонтан радужных брызг, и забился, судорожно колотясь о пол. Агония длилась и длилась, пепельно-серая масса теряла контуры, проваливалась, растекаясь бесформенными сгустками, и вновь собиралась, превращалась в извивающегося, протяжно воющего на одной ноте мужчину. Этот крик, совершенно нечеловеческий, вообще не живой, звучал, как помехи на радио, но в нем была боль – и он не обрывался.
Да сдохни же ты. Сдохни. Сдохни, сука, сдохни! Ты должен сдохнуть!
Стремительные, как мигания светодиода, движения начали замедляться. Серая масса все еще пузырилась, но восстановить контуры уже не могла, расползалась по полу расплавленной пластмассой. То, что несколько минут назад было Габриелем Твардзиком, оседало и сплющивалось, как брошенная в костер кукла. В конце концов он застыл, неподвижно разметав руки и вывернув голову под таким углом, который возможен только при сломанных шейных позвонках. Ну или при условии, что их вообще нет. Льюис еще немного подождал, потом поднял кабель и осторожно приблизился к телу. Плоть уже не казалась текучей и рыхлой, она затвердела, покрылась разводами побежалости. Вытянув руку, Льюис ткнул кабелем в запрокинутую серую голову. Ничего. В грудь. Ничего. Снова в голову. Ничего. Решившись, Льюис присел на корточки и потрогал пепельную в разводах кисть. На ощупь она была как теплая резина, и даже, кажется, немного тянулась.
Громко, со свистом выдохнув через зубы, Льюис подвесил кабель на ветку ясеня.
– Делл! Делла! Ты где?!
Шатаясь, он поднялся. Трясущиеся колени не держали, тело била крупная дрожь, и больше всего хотелось лечь на пол, закрыть глаза и сдохнуть.
– Эй! Делл, ты в порядке?
Поскальзываясь на мокром полу, он двинулся в угол – туда, куда ее отбросило ударом.
– Делл?
Из-за обломков шкафа показалась белая, безвольно обмякшая рука, и Льюис споткнулся на ровном месте.
– Делл?!
Волна адреналина ударила в голову, как лошадиная доза спидов, мир обрел противоестественную четкость и яркость. Одним прыжком перемахнув через шкаф, Льюис с разгона упал на колени и не почувствовал удара.
– Делл!
Проблема была не в ребрах. Она просто неудачно упала. Торчащий из пола кусок арматуры вошел Делле под лопатку и вышел из груди, где-то в районе восьмого ребра.
– Блядь! Делла, мать твою! Даже и не думай, открой глаза, сейчас же открой! – Льюис прижал пальцы к пугающе белой шее – пульс был. Слабый, прыгающий, неровный, но был!
– Боже, черт, не пугай меня так! Делл, Делл!
Льюис касался ее, тыкался руками нелепо и бестолково, как слепая собака носом. Нужно выдернуть эту арматуру. Или не нужно, это усилит кровотечение. И там же легкие, пневмоторакс – его же нет? Или есть?
Не равняйся по трусам, попав под обстрел,
Даже бровью не выдай, что ты оробел.
Будь верен удаче и счастлив, что цел,
И вперед! – как велит тебе служба.
– Делл!
Безвольно качнув головой, Делла открыла глаза.
– Чего ты орешь?
Голос у нее был тихий и слабый, на выдохах слова прерывались, сменяясь сдавленным сипением – но это были слова. Делла говорила.
– Блядь. Делл, не делай так больше. Я чуть кукухой не поехал, – трясущейся рукой Льюис убрал у нее волосы с лица и легко, едва касаясь, погладил по щеке. – Как ты? Говори, не отъезжай. Сейчас я вызову помощь.
Вытащив из кармана телефон, Льюис уронил его, дернулся, подбил в воздухе и отфутболил на пару футов в сторону.
– Да блядь! Сейчас. Подожди, сейчас.
Изловив долбаную раскладушку, Льюис забарабанил пальцами по кнопкам, мысленно вознося хвалу богам, что у него старая кнопочная модель, а не смартфон, который рассыпался бы на молекулы от такой веселой жизни.
– Алло! Это Льюис Уилсон, отдел исследования несертифицированных идиосинкратических артефактов. Тут раненый, арматурой легкое проткнуло, наверное, внутреннее кровотечение, ЛЕЖИ И НЕ ВСТАВАЙ! – рыкнул он на приподымающуюся на локтях Деллу. – Это не вам, простите, пришлите скорую, или что вы там присылаете, кентавров, блядь, просто придите и помогите!
– Где находится пострадавший? –промурлыкал нежный женский голос.
Льюис перехватил Деллу за руку, которой она заинтересованно ощупывала арматуру, и сжал холодную кисть.
– Скотобойня в Порт-Честере, на Таунсенд-Стрит.
– Минуточку… Это не-магический район города, так?
– Да! Именно! А пострадавший магический, поэтому шевелите жопами! – рявкнул Льюис. С той стороны трубки оскорбленно охнули.
– Скоро прибудет помощь. Ждите.
В ухо ударили короткие злые гудки, и Льюис сбросил вызов.
– Сейчас они приедут. Или придут, без понятия. Подожди, сейчас, – он рваными беспорядочными движениями гладил Деллу по голове. – Все будет хорошо.
Делла снова приподнялась, и Льюис поддержал ее под шею.
– Пиздец. В то же место, – осмотрев внимательно ржавый штырь, она откинулась Льюису на руки. – Придется все-таки татухи бить.
– Бей. Что хочешь делай, хоть как якудза забейся, только лежи и не шевелись.
Мысль о том, как ржавая железяка разрывает мягкие ткани легкого, делала Льюису физически плохо.
– Я лежу. Что с этим психом, ты его уебал?
– Да. Подчистую. Поджарил сукина сына до хрустящей корочки.
– Как ты смог? – заинтересовалась Делла, и Льюис многозначительно ухмыльнулся.
– Не только вы, маги, умеете фокусы делать.
– Вот засранец!
Делла реагировала, она радовалась и злилась, и внутренняя безостановочная дрожь постепенно отпускала Льюиса. Если раненый адекватно воспринимает реальность – это хорошо. Лучше, чем если не воспринимает.
Просто дыра в груди. Такое уже было – и все закончилось нормально. Маги крепкие. Все будет хорошо.
– Уилсон, рассказывай!
– Током я его долбанул. Вода на полу, в двух шагах кабель болтается, ну я и подумал: а какого хрена? Если не работает магия, значит, сработает физика.
– Ха! – фыркнула Делла и сипло, натужно закашлялась, вздрагивая грудью, как пришпиленная к столу бабочка. Льюис подхватил ее под плечи в бессильной попытке хоть как-то помочь. – Я знала, что из тебя получится охуенный аврор. Уволят из артефаторов – пойду в хэдхантеры.
Она прерывисто вздохнула и облизала губы.
– Ты как? – склонился над ней Льюис, вглядываясь в посеревшее от кровопотери лицо. Веснушки проступали на нем ржавыми пятнами
– Потолок кружится. Вот гадство, кажется, все-таки отъезжаю, – Делла медленно, как пьяная, моргнула, повела головой и обмякла.
– О господи. Делл… Делл! Да где их носит, этих ебучих медиков?!
А ну-ка, юнец, не обвыкший в строю,
Нишкни да послушай-ка байку мою,
А я о солдатской науке спою,
О том, как поладить со службой.
Льюис не знал, сколько он просидел около Деллы, бессмысленно и монотонно поглаживая ее по волосам. Наверное, недолго – но время тянулось, размазываясь по горизонту событий, и минуты превращались в гребаные столетия. А потом откуда-то из глубины здания послышались голоса.
– Эй! Авроры, вы где?! Кто помощь вызывал?
– Здесь, сюда! – заорал Льюис. – Сюда!
Когда он увидел целителей, то мог бы поклясться: у каждого из них были крылья и нимб.
– Мы тут!
Зал наполнился людьми. Льюиса мгновенно оттеснили от Деллы, отпихнули в сторону, как путающегося под ногами кота. Кто-то громким сержантским голосом скандировал фразы на корявой псевдолатыни, в воздухе переливались радужные искры заклинаний и остро, опасно пахло озоном и кровью.
– Мужик, ты в крови, – перехватил Льюиса за локоть какой-то аврор. – Помощь нужна?
– Что? Где? – завертел головой Льюис и увидел, что ниже бедра по джинсам расплывается красное пятно. – Нет, нормально. Это не моя.
Высокий тощий целитель взмахом палочки призвал непонятно откуда носилки и отлевитировал на них безвольно обмякшее тело. Железяка из груди больше не торчала, но теперь там был дыра, и выглядела она нихера не лучше. Льюис рванулся к носилкам, но целитель остановил его, упершись в грудь ладонью. На мгновение перед глазами предстала картина: он перехватывает крупную, поросшую светлыми волосками руку, и ломает ее.
– Пропусти.
Льюис все еще слышал тихий хруст, с которым переламывается согнутый и выкрученный сустав. Этот звук делал ему хорошо.
– Вам туда нельзя, – целитель наклонил лысеющую, поросшую клочковатым седым пухом голову. – Помочь вы не сможете, но определенно помешаете. Кстати, кажется, вас зовут.
Льюис обернулся. К нему спешил невысокий темнокожий аврор, энергично расчищая себе путь палочкой. Усеивающие пол обломки послушно ползли к стенам и складывались там ровным кучками.
– Уилсон! Это ты Уилсон? Иди сюда, рассказывай, что это за хрень. Какого Мордреда тут произошло?
– Да я сам не особо-то в курсе. Я не-маг, нихера в этом не понимаю, – посмотрел на него честными глазами Уилсон. Первый навык, который ты получаешь в армии – это умение изображать шланг.
– Что, серьезно? Жаль… Ну расскажи хоть, что видел. Ты же в бою участвовал?
– Да. Слушай, такое дело. Тут где-то еще одна ведьма может быть. Ну или не здесь, я без понятия. Сестра этого… Этого. Роксана Твардзик. Если ее тут нет, объявите в розыск.
– Ладно, сделаем, – кивнул аврор. – Что-то еще?
– Да. Где-то в подсобных помещениях должен быть алтарь. Его надо разобрать.
– Тут проводили ритуалы? – насторожился аврор, снова поднимая палочку. – Какие? Для чего? Кто?
– Трое магов: одного Манкель в департамент забрал, второй вон там лежит, серый и красивый. А третья – Роксана, – перечисляя имена, Льюис мучительно жонглировал фактами и прикидывал, что можно рассказывать, а что ни в коем случае нельзя. И где пролегает граница незнания, отделяющая не-мага от полного дебила. Мозги тормозили и отказывались работать, мысли все время возвращались к Делле, и Льюис грызанул себя за губу, сосредотачиваясь на боли. Стало немного полегче.
– Насчет ритуалов не знаю, разбирайтесь сами, я только стрелял. Про алтарь Ругер и Манкель говорили, – сформулировал наконец-то Льюис. Аврор выслушал информацию внимательно, поджал губы и тыкнул палочкой себе в горло.
– Сонорус. Готовность номер три! В помещении могут быть темные маги! – его голос взлетел над шумом и криками, гулкий и раскатистый, как гром. – Пирсон, Снеддон, Морли, Гаммерман! Продолжайте осмотр зала, загоните в стазис труп. Остальные: разбейтесь на пары и обыщите помещения: где-то здесь есть алтарь, возможно, в активном режиме.
Сзади раздались хлопки аппарации.
– Черт! Нет! – Льюис развернулся и увидел, как последний целитель исчез, оставив после себя только слабое возмущение воздушного потока. – Какого хрена, а я?!
– А тебя я лично в госпиталь доставлю – после того, как мы здесь закончим.
– Ты охуел?!
– А ты целитель? Или медсестра? Ругер все равно в операционную заберут, ты ее даже не увидишь. Хочешь сидеть под дверью и с ума сходить? А здесь ты нужен.
Льюис молча смотрел на залитый кровью пятачок пола.
– Эй, Уилсон. Ругер получила дырку в груди. Ты же не хочешь, чтобы это было зря? Если нет, помоги нам.
– Она сериал хотела вчера посмотреть. Вторую серию. – Льюис не сводил взгляда с красных отпечатков подошв на полу. Кто-то вступил в кровь, как в разлитую краску. – Я отказался, сказал, что завтра посмотрим.
– Не переживай, через недельку все будет. Это же не Авада Кедавра, – сочувственно похлопал его по плечу аврор.
– Но не завтра, – с усилием оторвав взгляд от подсыхающих пятен крови, Льюис повернулся к аврору. – Чего тебе надо?
– Расскажи нормально, что здесь произошло. Все, что помнишь.
– Мы вошли через стену в слепой зоне. Ругер использовала заклинание невидимости – не знаю, как оно называется. По ощущениям как холодной водой облили. Прошли через двор, заглянули в окно и осмотрели помещение. Никого не обнаружили.
Льюис рассказывал размеренно и подробно, как будто читал скучную книгу. Его охватило равнодушное оцепенение, тяжелое и густое, как цементный раствор. События последних часов отдалились и выцвели, утратили фокус. Яркой оставалась только кровь на полу, и на нее Льюис старался не смотреть.
– Швагмайер, мы алтарь нашли! – закричали откуда-то сбоку, и Льюис прервался. Возбужденный до крайности аврор повел его через коридор – другой, не тот, по которому шли они с Деллой. Поворот налево, потом два направо. И тяжелая дверь, обшитая оцинкованным железом. Аврор Швагмайер открыл ее, шагнул внутрь и посторонился.
– Ох нихера себе! Уилсон, ты только глянь! Нифиговую тему вы, артефакторы, нарыли.
В центре комнаты возвышалась гора из коровьих черепов. Очищенные от плоти и отполированные, они молочно блестели в желтоватом свете ламп. Льюис окинул некротическую пирамиду равнодушным взглядом.
– Сигиль вокруг алтаря они кровью рисовали. Готов поспорить, что не коровьей, – возбужденно размахивал руками аврор Швагмайер. – А это что в перекрестке лучей? Монеты, что ли? Никогда таких не видел. Уилсон, ты что-нибудь об этом знаешь?
– Нет. Я не маг, – тусклым голосом повторил Льюис. – У Манкеля спросите.
– Спросим, обязательно спросим. Слушай, Уилсон, а ты не знаешь, что здесь за ритуал проходил? Ну хоть в общих чертах.
Швагмайера мелко потряхивало от азарта. Он метался вокруг алтаря, как кобель вокруг течной суки, и Льюис никак не мог отделаться от ощущения, что сейчас аврор с размаху сиганет в черепа ласточкой.
– Слушай, Швагмайер. Ты хотел, что я тебе рассказал то, что помню? Так завались и слушай. А если нет, я прямо сейчас разворачиваюсь и в госпиталь еду.
С видимым сожалением аврор отвернулся от груды костей.
– Извини, Уилсон. Рассказывай.
Остаток событий Льюис утрамбовал в пять минут. Разговор с Твардзиком он свел к основным тезисам, из-за чего получилось, что дерево посреди комнаты выросло просто так, без особых причин. Наверное, Швагмаейр заметил в рассказе Льюиса достаточно дыр, но задавать уточняющие вопросы не стал. Коротко поблагодарив его, аврор протянул руку.
– Ты после аппарации блевать не будешь?
– Пока что не блевал.
Швагмайер притянул Льюиса к себе, крепко ухватил за предплечья и рванул. Реальность свернулась в тугую спираль, подхватила Льюиса и завертела, раскручивая, как мышь в центрифуге. В глазах потемнело, содержимое желудка ударило в небо, залив кислой горечью рот. Когда вселенная, взбрыкнув, остановилась, Льюис пошатнулся и сел на зеленый больничный пол.
