Текст книги "И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ)"

Автор книги: Юлия Коханова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

– О, Делл… – он растекся по кровати, потный и обессиленный, и улыбнулся придурковатой счастливой улыбкой. – Охуеть. Мне нужен тайм-аут.

Обещанного второго раза не получилось.

Сначала Делла и Льюис долго, до белых размокших ладоней, торчали под душем, целуясь, обжимаясь и хихикая, как подростки. Потом был ужин, обстоятельный и неторопливый, полный уютных разговоров и такого же уютного молчания. Льюис постоянно подбрасывал кусочки Мелочи в надеже наладить контакт. Кошка снисходительно принимала подношения, но смотрела на кормильца, как Польша на Германию в августе тридцать девятого.

А потом Льюис уснул. Делла отошла к плите, чтобы заварить кофе, а когда обернулась, Льюис сидел, откинувшись затылком на стену, обмякший, как тряпочная кукла. Лицо у него расслабилось, рот приоткрылся, обнажив белую кромку зубов. Бесшумно ступая босыми ногами, Делла подошла к нему и наклонилась так низко, словно хотела поцеловать.

Темные, будто прорисованные, круги под глазами. Обкусанные губы. Ввалившиеся щеки. Землисто-серая кожа. Льюис выглядел усталым, нездоровым и до предела загнанным.

– Эй… Вставай… – Делла осторожно коснулась влажных после душа волос. Льюис дернулся и открыл глаза.

– Что? Где?!

– Ничего. Пошли в кровать.

– А кофе? – широко зевнул Льюис. – Я вишневые пирожные купил – в сумке, в прихожей…

– На завтрак останутся. Давай, вставай, – потянула его Делла, и Льюис послушно поднялся. Шатаясь и загребая ногами, он прошлепал в спальню и рухнул с размаху на кровать.

– Иди сюда.

Льюис потянул руки, и Делла скользнула ему в объятия, устроилась рядышком, потершись носом о шею.

– Нокс.

Свет погас, и спальня погрузилась в тихую, теплую темноту. Льюис завозился, устраиваясь поудобнее, обнял Деллу за талию.

– Так не больно?

– Нет, нормально.

– Делл…

– Что?

– Если я спросонья что-нибудь сделаю, выруби меня, ладно?

– В смысле? – Делла приподнялась на локте, вглядываясь в смутные очертания лица.

– Ну ты же знаешь, мне постоянно дерьмо всякое снится. Иногда я просыпаюсь, и… и не сразу соображаю, что происходит. Если меня занесет, долбани Ступефаем, не стесняйся.

– Льюис…

– Или ты обещаешь, или я в гостиную на диван уйду.

– Ладно, обещаю, – вздохнула Делла, и Льюис поцеловал ее в плечо.

– Спасибо.

Делла хотел было потребовать, чтобы Льюис снял монашеские боксеры – не для того она тащила мужчину в кровать, чтобы всю ночь тереться о безблагодатный хлопок. Но Льюис, едва проговорив «спасибо», рухнул в сон, обхватив ее руками и ногами, словно кальмар – щупальцами. Делла очень давно не спала ни с кем в одной кровати. Секс – да. Разговоры – да. Но не сон. И сейчас она ожидала, что чужое присутствие будет мешать, сломает привычное ощущение дремотного размеренного покоя. Но Льюис был очень живым, очень мягким и очень теплым. Мерное дыхание успокаивало, а вес навалившегося тела ощущался надежным и правильным. Безопасным.

– Да подвинься ты, ужас глубин, – толкнула она Льюиса в бедро, пристроилась поудобнее, закинула ему руку на грудь и тоже уснула.

Глава 33

Проснулся Льюис неожиданно поздно. Он не вскинулся от кошмара и не выполз из тяжелой, гадостной, вязкой дремы. Просто проснулся – довольный жизнью, отдохнувший и с полноценным утренним стояком.

Это было охуенно.

Слава тебе господи за наши малые радости. Аминь.

Льюис бодренько выполнил утреннюю норму отжиманий, втайне красуясь стремительной легкостью, с которой мышцы выбрасывали тело вверх, ополоснулся в душе и почистил зубы новенькой, вчера купленной щеткой. Теперь она самоуверенно возвышалась в стакане, абсолютно недвусмысленно заявляя права на территорию.

Делла чем-то звенела на кухне, по дому плыл запах свежезаваренного кофе и жареного бекона.

Это было так странно. Быть в чужом доме, чистить зубы в чужой ванной. Знать, что посторонний, в общем-то, человек, готовит тебе завтрак.

Что он вообще здесь делает?

Какой в этом смысл?

Господи, Льюис, ты гребаный псих и убийца, ты не контролируешь себя. Зачем ты сюда приперся? Что можешь дать девушке – ну, кроме проблем? Проблемы ты уже обеспечил.

Да ты даже трахнуть ее нормально не смог. Присунул по-быстрому, пожрал и уснул. Красавец, блядь. Мужчина мечты.

Тяжело опершись о раковину, Льюис молча смотрел в зеркало. От жизнерадостной утренней бодрости не осталось и следа, предвкушающее возбуждение схлынуло. Темная мерзкая дрянь, пропитавшая мозг, ожила и забулькала, наполняя черепную коробку ментальным аналогом соляной кислоты.

Медленно, глубоко вдохнув, Льюис вернул на лицо доброжелательно-спокойное выражение. Все хорошо. Это просто перепады настроения. Так уже было. Он справится.

– Льюис, кофе стынет! – проорала Делла.

– Иду! – отозвался он, в последний раз с ненавистью посмотрел в зеркало и вышел из ванной.

На столе его ждала тарелка с яичницей, несколько ломтиков выжаренного до хруста бекона и тосты. Льюис безропотно сел на стул, взял вилку и начал забрасывать еду в рот, не ощущая вкуса.

– Ты в порядке? – подозрительно прищурилась Делла.

– Да, нормально, – растянул губы в улыбке Льюис. – Все отлично.

Он очень надеялся, что эта улыбка обманет Деллу. Потому что если нет… Если Делла поймет, что у Льюиса в голове, если увидит, какой он на самом деле – все закончится. Ну кому нахуй нужно такое счастье?

И что делать потом? Как работать с человеком, если смотришь на него – и дышать не можешь. Умираешь от нежности.

Да никак. Льюис не выдержит. Просто не сможет.

Боже, да о чем он вообще думал, когда лез к Делле в трусы?! Ебать напарника – это самая тупая вещь на планете. Ну, после запуска «Семейства Кардашьян».

Уж лучше бы хуй в улей засунул.

Это же надо было так все испортить. И дружбу, и карьеру, и вообще… все.

Блядь.

– Эй, – отложив вилку, Делла подошла и встала над Льюисом, скрестив под грудью руки. Через тонкую ткань футболки отчетливо выпирали горошины сосков. – Эй, ты чего?

– Ничего.

– Опять накатило?

– Да. Вроде того, – Льюис обнял ее за талию, притягивая к себе. – Сейчас пройдет.

Льюис провел руками по ягодицам, прижался лицом к животу и поцеловал Деллу куда-то в диафрагму прямо через футболку. Делла хихикнула.

– Думаешь, это смешно? – зловещим голосом спросил Льюис и прихватил губами сосок. Делла охнула. Льюис ласкал грудь через ткань, ощущая, как напрягаются, твердея, ее соски, сжимал ладонями ягодицы и бедра. И с тихим ужасом думал: а если не встанет? Утреннее желание – яркое, пляшущее искрами в крови – ушло, теперь внутри было стыло и пусто, как в заброшенном погребе. Что если, мать его, все-таки не встанет?

Яростно рыкнув, Льюис задрал на Делле футболку и двинул ей пальцы между ног, в горячее и влажное. Опыта в петтинге у него было мало, но порнушка – тоже инструкция. А усердие – мать успеха. Нашарив пальцами то место, где мягкие складки сходились в бугорок, Льюис осторожно погладил, надавил, покачивая рукой, и снова погладил. Низко, гортанно застонав, Делла подалась ему навстречу и раздвинула ноги. Ободренный успехом, Льюис удвоил усилия, круговыми движениями массируя клитор. С каждой секундой пальцы скользили все легче. Делла текла, ее бедра подрагивали, и Льюис опустил руку ниже, коснувшись входа. Сдвинув два пальца, он ввел их в горячую мокрую глубину до упора. Делла, всхлипнув, вскинула навстречу бедра. Льюис медленно, вдумчивым расчетливым движением вытащил пальцы – и снова толкнул. Снова. Снова. Снова. Делла стонала и подмахивала, цепляясь Льюису в плечи, как утопающий – в спасательный круг.

Дернулся просыпающийся член, и Льюиса накрыла волна чудовищного, всепоглощающего облегчения.

Привет, приятель! Долго же тебя приходится ждать.

Под внутренний ликующий грохот фанфар Льюис вытащил из Деллы пальцы и потянул ее вниз.

– Иди ко мне на коленки.

Приглушенно вскрикнув, Делла опустилась ему на член именно так, как это делают в порнухе. Но в жизни все было дохуя как круче. Льюис чувствовал ее вес, ощущал, как прижимается к нему горячее гладкое тело, как скользят по коже напряженные соски. Упершись Льюису в плечи, Делла качнула бедрами, и от этого движения перед глазами вспыхнули искры.

– О боже, Делл, вот так…

Льюис обнял ее, прижимая к себе, прижался губами к губам и толкнулся навстречу.

– Да, вот так…

Стул скрипел и раскачивался, жалобно звякала посуда на столе, внизу сосредоточенно топотала озадаченная и недовольная кошка. Льюису было все равно. Все, что он слышал – высокие, все ускоряющиеся вскрики Деллы, все, что чувствовал – прикосновения ее тела, давление горячих, тугих складок, сжимающих член.

– Да, Делла, да, вот так!

Стискивая ее в объятиях и задыхаясь, Льюис толкался бедрами, разгоняя себя, словно отрывающийся от земли шаттл. Вцепившаяся ему в плечи Делла напряглась как струна и простонала: «Льюис!», выгибаясь в оргазме. Первая космическая. Вторая. Третья. Да пошла ты нахуй, Земля! Кончив, Льюис осел на спинку стула, чистый, пустой и безвольный.

– Знаешь, я когда-то читал про мужика, у которого были постоянные мигрени. В конце концов он так заебался, что просверлил себе череп дрелью.

– Ты это к чему? – Делла потянула его за волосы, заставляя запрокинуть голову, и тревожно посмотрела в лицо.

– К тому, что альтернативные варианты все-таки существуют. И я очень этому рад.

Посторгазменной эйфории хватило на пару часов, а потом мир начал выцветать, как старая полароидная фотография. Привычная раздраженная усталость навалилась на плечи, пригибая к земле. Силы кончились, все и сразу, а вместе с ними и желания – чем-то заниматься, разговаривать, думать. Но рядом была Делла, и Льюис держался. Задавал какие-то вопросы, поддерживал беседу, шутил. Пытался быть нормальным.

Силы закончились на пороге больницы. Второй раз тащиться туда вместе с Деллой было нелепо и стыдно. Льюис понимал, что выглядит как пятилетний ребенок, которого мама за ручку к стоматологу ведет. И он хотел, действительно хотел взять себя в руки. Но не мог. От мысли о том, что самодовольная посторонняя тетка будет копаться в голове у Льюиса, как в ящике с нижнем бельем, накатывала тошнота.

Льюис просто не мог. И он забил хер. С Деллой – значит с Деллой. Насрать.

Коротко постучав, он толкнул украшенную ажурной табличкой дверь.

– Добрый день, целитель Бабингтон.

Психомаг величественно кивнула – как будто сфинкс у пирамиды Хеопса удостоил Льюиса своим мимолетным вниманием.

– Присаживайтесь. Как вы себя чувствуете? По шкале от нуля до десяти?

– Минус один, – буркнул Льюис, но тут же исправился. – Ну, так. На четверочку, наверное.

Психомаг сделала пометку в блокноте – и Льюис сомневался, что она записала именно четверку.

– Вчера мы познакомились и немного узнали друг друга. Сегодня, пожалуй, перейдем к делу. Вы готовы, Льюис?

– Да.

Осознав, что он сидит на самом краешке дивана, Льюис заставил себя отодвинуться к спинке и даже откинулся на нее, выиграв сражение с напряженными мышцами спины.

– Чего вы ждете от визитов к целителю, Льюис? Каковы ваши цели?

– Стать нормальным! – не думая, брякнул Льюис.

– А вы считаете себя ненормальным? – округлила глаза невозмутимая Бабингтон. – Это ваше собственное убеждение или чье-то еще?

На секунду она покосилась на Деллу. Мысль ее была совершенно очевидна и так же совершенно, возмутительно неправильна.

– Нет. Мисс Ругер тут потому, что я так хочу. И я действительно так думаю.

– Очень самокритично, – Бабингтон сложила пухлые ладони домиком. Ярко-красные ногти образовали глянцевую черепичную крышу. – Но видите, ли Льюис… Нормальность – это условное понятие. И крайне растяжимое.

– Из области статистики. Я в курсе. Ну так я и хочу присоединиться к статистическому большинству. Быть психом – это довольно некомфортно.

– А вы думаете, что вы псих?

– Я это знаю.

Домик из ладоней пришел в движение, сложился, и пальцы переплелись – теперь это была круглая туземная хижина или что-то вроде того.

– Не хотелось бы показаться занудой, но видите ли в чем проблема, Льюис… Нормальность – это, как вы совершенно верно заметили, понятие статистическое. А термина «псих» не существует в принципе. Есть люди с психическими заболеваниями. Знаете, чем они отличаются от здоровых людей?

«Тем, что они психи», – хотел ответить Льюис, которого изрядно бесило это словоблудие. Но сдержался и вежливо покачал головой.

– И чем же, целитель?

– Они не могут приспособиться к обычной жизни. Больные люди не способны существовать в обществе: они не в состоянии заботиться о себе, не осознают механизмы, управляющие социальными взаимоотношениями и регулирующие быт. Психическое заболевание делает человека опасным либо для себя, либо для других. Вы можете сказать то же самое о себе?

– Могу, – с плохо скрываемым злорадством отрезал Льюис. Он в жизни бы не подумал, что может испытывать такие эмоции и по такому поводу – но вот это вот снисходительное поглаживание от Бабингтон уже достало. Как будто собаку за ухом чешет!

Физиономия у психомага вытянулась.

– Вы можете рассказать, почему так думаете?

– Я не думаю, я знаю. Я… – Льюис сжал челюсти, чтобы не вывалить то, что не нужно вываливать. – Я стрелял в отца.

– Как это случилось?

– Мне снился кошмар. Отец вошел в комнату и разбудил меня. А я всегда кладу пистолет под подушку. То есть, раньше клал. В общем, он меня разбудил, а я спросонья выстрелил. Целился по звуку, совсем немного промазал.

Льюис заметил, что сжал кулаки, и заставил себя расслабить ладони.

Эпизод с отцом наверняка был важным. Не настолько, насколько эпизод с О’Коннором, но очень близко.

– Вы считаете, что это может повториться?

– Ну конечно, может! Пока я пил бальзам, все было отлично, а сейчас – запросто.

Назначь мне какую-нибудь успокоительную хрень. Просто, блядь, назначь.

– То есть, вы думаете, что ваша ключевая проблема – это кошмары? – Бабингтон уперлась в ладони круглым подбородком.

– Нет, конечно. Проблема в том, что я иногда злюсь. Сильно. Просто накрывает – и все, унесло.

Вот как с О’Коннором. Этот мудак сунулся с ножом, и Льюиса переклинило. Наглухо. Осталась только слепая багровая темнота и одно-единственное желание: убить врага. Уничтожить. Навсегда.

– И когда вас накрывает? Можете выделить типичные ситуации?

Льюис задумался.

– Реакция на агрессию. Или когда цепляются, давят. Ну… принуждение. Вы понимаете?

– Да, конечно. Что-нибудь еще?

Быстренько перетасовав все вспышки ярости, которые смог припомнить, Льюис покачал головой.

– Нет, вроде все.

– А что насчет страха? Как вы реагируете на испуг?

Тяжелая, плотная волна гнева толкнула Льюиса в грудь. Да что эта магическая пизда себе позволяет?!

– Я. Не. Трус, – очень, очень спокойно ответил он. – Я солдат. И могу постоять за себя.

– Ну естественно, Льюис, я это понимаю. Но вы же работаете в Департаменте защиты магического правопорядка. Попадаете в опасные ситуации. Я читала в газете о том случае с мантикорой – по-моему, это было ужасно. Разве в такие моменты вы совершенно не чувствуете страха?

Там, в дурацкой пряничной башне, глядя в прицел на залитые кровью клумбы, Льюис… Льюис работал. Делал то, что должен.

– Я умею контролировать эмоции. Это первое, чему учат новобранца. Преодолевать страх и делать свое дело.

Не равняйся по трусам, попав под обстрел,

Даже бровью не выдай, что ты оробел.

Будь верен удаче и счастлив, что цел,

И вперед! – как велит тебе служба.

– То есть, вы чувствуете страх, но не позволяете ему влиять на ваши поступки?

– Да. Точно. Именно так.

– Как вы думаете, можно сказать, что в случае опасности вы чувствуете страх – просто как первоначальную инстинктивную реакцию – а потом его сменяет гнев?

– Ну да, наверное, можно, – неуверенно двинул плечом Льюис.

– А в ситуациях с давлением? Что именно вас злит? Попробуйте сформулировать.

Льюис погрузился в самоанализ. Ну вот если в целом по ситуации: в чем проблема? Раньше, в школе, да и потом, когда в автомастерской подрабатывал – ему ведь тоже постоянно рассказывали, что нужно делать и как. Но желания взять что-нибудь тяжелое и уебать оппонента по голове не возникало. Так в чем же разница? Льюис медленно, аккуратно тянул за нить, разматывая клубок. Вот он разговаривает с отцом. Вот отец требует, чтобы Льюис зарыл окоп. Вот он разговаривает с Кертисом. Вот Кертис заявляет, что на службу Льюису нельзя. Вот он говорит с Манкелем…

Оппа!

Льюис открыл рот, чтобы озвучить догадку. И не смог ничего сказать. Вот этой посторонней женщине, которая видит его второй раз в жизни, для которой он, Льюис, просто рабочий материал, как автомобиль для механика, – не смог.

Сдвинувшись, Льюис пересел в угол дивана так, чтобы видеть и Бабингтон, и Деллу. Наверное, с точки зрения клинической психотерапии это что-нибудь да означало: дистанцирование, закрытость или хуй знает что. Льюису было насрать. Он работал на результат.

Не получается говорить с Бабингтон? Ну и не надо с ней говорить.

– Бесит, когда решают за меня, – поднял глаза на Деллу Льюис. – Как будто меня нет или я нихера не соображаю. Льюис, сделай так, Льюис, сделай эдак. Вот это ты чувствуешь, вот это ты думаешь, вот это имеешь в виду. Все эти люди понятия не имеют, кто я на самом деле, они не знают, что мне нужно. Но все равно решают за меня, и хуй же возразишь: это ведь все с заботой, это все любя! Мне двадцать пять лет, я войну прошел – может, я сам разберусь, что мне нужно? Я, блядь, не тупой! И это моя жизнь, только моя!

– Можно сказать, что в случае вербального давления ваш гнев – это тоже реакция на угрозу. Оппонент покушается на внутренние границы личности, вынуждает вас совершать нежелательные действия, навязывает свое мнение, полностью игнорируя ваши желания. Правильно?

– Ну… Да, наверное. Правильно.

– Но почему вы уверены, что за всем этим нет страха? Страх потерять себя, утратить собственную идентичность так же реален, как страх перед физическим увечьем.

– Нет. Я не боюсь, – в этом Льюис был уверен твердо. – Просто хочу все решать сам.

– Но вы принимаете помощь мисс Ругер.

– О, ну это совсем другое дело!

–И в чем же разница? – Бабингтон оставалась совершенно спокойной, но Льюису показалось, что в уголках ее рта прячется намек на улыбку.

И тут он понял, что влип. Потому что говорить о Делле в присутствии самой Деллы было совершенно неправильно. А не говорить – невозможно. Если заниматься всей этой хуйней всерьез, то обойти тему никак не получится – очень уж много места она заняла в его жизни Делла.

– Я выйду, – сообразив, в чем проблема, Делла встала, и Льюис мысленно застонал. Потому что теперь получалось, что он ее выгонял. Чтобы обсудить за спиной какие-то мерзости – ведь не-мерзости никто скрывать не станет.

Интересно, волшебная сука заранее все спланировала или это удачная импровизация?

– Нет, стой, – Льюис поймал Деллу за локоть и потянул к себе. – Садись. Целитель Бабингтон, разница в том… в том, что мы слышим друг друга. Когда мне помогает Делла, она делает то, что хочу я. А не то, что хочет она.

Льюис покосился на Деллу, чтобы узнать, какой эффект произвело его объяснение – вполне, между прочим, честное. Делла цвела.

– Но разве это не подтверждает тот факт, что при взаимодействии с другими людьми вы чувствуете страх за собственную идентичность?

– Нет. Ничего такого я совершенно точно не ощущаю.

Льюис был уверен, что Бабингтон будет отстаивать собственную позицию, но она лишь кивнула и сделала пометку в блокноте.

– Есть ли еще какие-нибудь моменты, которые вы хотите исправить?

– Депрессия. Вот прямо очень хочу. Ненавижу эту дрянь.

Тягомотная болтовня, напоминающая езду по раскисшей после дождей разбитой грунтовке, продолжалась еще долго. Вперед, в сторону, забуксовали, сдали назад, опять вперед, занесло, тряхнуло и снова вперед. К завершению сеанса у Льюиса челюсти ныли от напряжения – а говорить не хотелось ни сегодня, ни завтра, ни всю неделю до следующих выходных.

Из кабинета Бабингтон он вывалился измочаленный и пережеванный в кашу. Как только дверь за ними захлопнулась, Льюис подхватил Деллу, прижал к стене и поцеловал, чуть не урча от удовольствия. На контрасте эмоции ощущались особенно ярко.

– Ну что, я хороший мальчик?

– Очень, – Делла потерлась об него животом. Член Льюиса отозвался напряженно-сладкой пульсацией.

– А ты будешь хорошей девочкой.

– Ты о чем? – Делла погладила его ладонями по шее – то ли ласка, то ли массаж.

– Я к врачу сходил. Твоя очередь.

– Уилсон! – Делла попятилась, но Льюис уперся руками в стену и подошел еще ближе, отрезая пути к отступлению.

– Хрен тебе, сладенькая. Сейчас мы поедем в госпиталь, и ты сделаешь все, что скажет врач.

– А если он меня в саркофаге замурует? – сменив тактику, Делла прижалась вплотную и поцеловала Льюиса в челюсть, скользнула языком по шее и впилась зубами в ключицу. Коротко оглянувшись и убедившись в отсутствии наблюдателей, Льюис прихватил ее за задницу, прижимая к себе. Сейчас он чувствовал себя перевозбужденным подростком, дуреющим от перспективы близкого секса. А значит, тактика Деллы работала.

– Ничего, полежишь в саркофаге, – несколько секунд Льюис наслаждался вытянутой физиономией Деллы, а потом сжалился. – До вечера. Я нашел один кинотеатр, там марафон по «Звездным войнам» идет. Сегодня в восемь приглашаю тебя на свидание. Но сначала – госпиталь.

– Разрешите мне кое-что прояснить, мистер Уилсон. Я подчиняюсь приказаниям только одного человека: себя.

– Удивительно, что вы еще живы, – рефлекторно парировал Льюис. – Хренасе у тебя память! Ты же всего один раз фильм смотрела.

– Это профессиональное, – сладко улыбнулась Делла. – Видел бы ты инструкции по зельеварению.

– Я видел. Листал твои книжки: мелко накрошить хуй единорога, добавить четверть унции звездной пыли, десять раз помешать против движения солнца и прогреть до температуры песка в Сомали десятого мая тысяча девятьсот двенадцатого года. А теперь кончай заговаривать мне зубы и пошли в машину. Тебя доктор ждет.

После ужина на Льюиса накатила тяжелая, дремотная лень. Одна мысль о возможной трудовой деятельности отзывалась внутри спазмами отвращения – и Льюис, прихватив Деллу, которая порывалась что-то там готовить, завалился в кровать. Он даже отцу звонить не стал, потому что одеваться, тащиться на улицу, отходить от дома – все это было слишком длинно и слишком сложно.

– У нас жрать на завтра не осталось, – воззвала к здравому смыслу Делла, но как-то вяло. Неискренно.

– Плевать, – улегшись поперек кровати, Льюис положил голову ей на бедро. Теплая ладонь опустилась ему на макушку, поглаживая и перебирая короткие волосы.

– Муррр…

– Ты ленивый засранец, – потянула его за отрастающую челку Делла.

– Приключения и волнения не интересуют джедая...

– Все равно засранец. А Йода – мелкий зеленый манипулятор.

– Эй! Он великий учитель! – вывернув руку, Льюис ущипнул Деллу за задницу. И тут же поймал леща. – Ой.

– Пиздюк твой Йода. Помесь далай-ламы и домашнего эльфа.

– А кто тогда не пиздюк? Палпатин?

– Вот хотя бы. У Палпатина как минимум слова с делом не расходятся. Сказал, что уебет – и уебал! А этот зеленый гоблин только и делает, что о торжестве гуманизма рассуждает. Но меч из рук предусмотрительно не выпускает.

– Неправда, – загипнотизированный мерными поглаживаниями, Льюис прикрыл глаза. – Джедаи – мирный орден, они используют Силу только для защиты.

– Тогда неудивительно, что Империя их перещелкала, – хмыкнула Делла. – Глухая оборона – это тупиковая стратегия.

– Я не говорил, что джедаи пассивны!

– Только что сказал.

– Нет.

– Да.

– Нет!

– Да!

– В некоторых случаях оборона предполагает нападение. Особенно ради благой цели.

– В некоторых случаях сохранение девственности предполагает участие в оргиях. Особенно ради многократных оргазмов.

Льюис повернул голову и аккуратно укусил Деллу в бедро.

– О! Имперские методы! Я же говорила, что в случае активного противостояния самый эффективный сценарий – агрессия!

– Просто ты злобная паршивка, – объяснил Льюис, не открывая глаз. – А я не хочу дискутировать. Я заебался.

И поцеловал укушенное место.

– Значит, ложимся спать? – Делла щекотно, кончиками пальцев погладила его по губам. Совершенно немужественно захихикав, Льюис замотал головой.

– Не знаю. Странно вообще как-то. Я же нихрена сегодня не сделал, а устал, как будто марш-бросок с полной выкладкой отмахал.

– Нормальная реакция на стресс. Мозги у тебя перегружены, вот и рубит.

– Стресс был позавчера.

– Стресс у тебя был хронический, и длился он хрен знает сколько времени. Это раз. А позавчера был пиздец. Это два. Ну и сейчас тебе по часу в день ебут мозги так, что диван трясется. Льюис, солнышко, ну какая нахуй активность? Тебе не кажется, что ты слишком многого от себя требуешь? – Делла потянула за ремень и расстегнула на Льюисе джинсы. – Раздевайся. И ложись.

Дрыгнув ногами, он сдернул штаны и сунул их куда-то в сторону – то ли под тумбочку, то ли под кровать. Внутренний рядовой Уилсон зашелся возмущенными воплями, но Льюис стиснул челюсти и переполз на подушку.

Нахуй. Просто нахуй.

– Гасить свет?

– Нет, погоди, – Льюис потянул Деллу к себе, зарываясь пальцами в волосы. – Я хочу видеть.

– Ты же устал, – скептически хмыкнула Делла.

– А мы потихоньку, как пенсионеры…

Они долго, неспешно и вдумчиво целовались, перекатываясь по кровати, как два сексуально озабоченных ленивца. Через футболку Льюис стиснул грудь Деллы, лаская пальцами один сосок, и прижался ко второму губами. Ткань немедленно промокла, от дыхания она становилась то холодной, то горячей и обтягивала плоть как вторая кожа. Почему-то это зрелище возбуждало круче, чем любое порно. Льюис прикусил сосок, и Делла застонала, выгнулась в его руках.

– Оооох! Черт, дай я сниму!

Путаясь в рукавах, Делла cтянула футболку, обнажая небольшую грудь, и Льюис прикусил бледную кожу зубами, оставляя ровные, как скобки, красные отметины. Обняв Деллу, он притянул ее к себе, прилагая усилие, чтобы не сжимать руки еще крепче. Хотелось стиснуть так, чтобы кости затрещали, но где-то на задворках коллапсирующего сознания мигала тревожная лампочка: «Ребра. Повязка. Остановись, мудак». И Льюис сдержался. Сдвинув руки пониже, он ухватил Деллу за ягодицы, приподнял и двинул колено между ног. Делла заскулила. Трусики у нее были мокрыми, и от мысли, что причиной такой реакции стал он сам, перехватило дыхание. Кровь гудела в ушах, как ток в высоковольтных проводах, сердце тяжело колотилось о ребра, а член стоял прочнее корабельной мачты. Делла терлась об Льюиса, ерзая на сбитых простынях, и впивалась в кожу поцелуями, быстрыми, как укусы. Отодвинувшись, Льюис посмотрел на нее, впитывая глазами каждую деталь: рыжие волосы, прилипшие к потному лбу, горячечные пятна на скулах, искривившийся в гримасе рот. Возмущенная паузой, Делла коротко рыкнула и ухватила Льюиса за член, как за джойстик. Удовольствие прошило электрическим разрядом, рассыпалось фейерверком под веками. Толкаясь в крепко сжатый кулак, Льюис вернул любезность, просунув пальцы Делле между ног, и отработанным уже движением надавил на клитор.

Огненное, пульсирующее напряжение переполняло Льюиса, скручиваясь внутри, как взведенная до упора пружина. Каждый толчок бердами отзывался мучительным и сладким спазмом, от которого пальцы на ногах поджимались, а рот наполнялся вязкой слюной.

– Все, больше не могу, – прохрипел он, развернул Деллу на бок и прижался членом, втискивая его между ягодицами. – Иди сюда.

Он вошел, не встречая сопротивления. Делла раскрылась навстречу, возбужденная и мокрая, застонала, цепляясь пальцами за спинку кровати. Льюис застыл, оглушенный ощущением члена, стиснутого горячей пульсирующей плотью, медленно вдохнул через зубы, концентрируясь на одной единственной задаче: не спустить в первые же две секунды. Обнимая Деллу сзади, целовал ее в шею и плечи, жадно вылизывал соленый пот, гладил по груди и животу. Яростно мотнув головой, она схватила Льюису за руку, потянула вниз, направляя себе между ног, и одновременно вскинула бедра, насаживаясь на член до упора.

– Ну давай же! Давай!

Хрипло рыкнув, Льюис надавил пальцами и начал вколачиваться размеренными длинными движениями. Волосы у Деллы растрепались и лезли в лицо, забивая рот, но Льюис едва это замечал, полностью сосредоточившись на том, как скользит в узком тугом проходе член. Делла вскрикивала и подмахивала, вертела задницей, как стриптизерша на шесте.

– Черт, Делл, медленнее, я…

– Давай!

Заведя руку за спину, Делла, ухватила Льюиса за бедро и впечатала в себя, царапая кожу.

–Да! Быстрее, давай!

Еще несколько толчков – и она, выгнувшись, застонала, до боли стиснув бедрами ладонь. Хриплый, животный звук сработал, как взрыватель. Взведенная до упора пружина распрямилась, толкая Льюиса вперед и вверх, член выстрелил, а перед глазами поплыли дрожащие круги. Льюис ткнулся лбом в рыжий затылок, чувствуя, как сердце загнанно ломится в ребра.

– По-твоему, это медленно? – сытым ленивым голосом поинтересовалась Делла.

– Извини, увлекся, – Льюис ласково куснул ее за загривок и потерся об шею щекой. Мокрые, усталые и просветленные, они затихли, восстанавливая дыхание.

– Думаешь, я правда ленивый засранец? – через несколько минут спросил Льюис.

– Глупости, – повернулась к нему Делла. – Я же шутила. Давай, скажи мне, что ты не понял.

– Понял… Просто я реально нихера не делаю. Может, хотя бы в спортзал походить?

– А ты хочешь?

– Не знаю. Но то, что сейчас – это же что-то нездоровое. У меня КПД, как у моллюска.

– Ну и похуй, – погладила его по щеке Делла. – Считай, что судьба подарила тебе отпуск. Если хочешь, пойдем в спортзал. Порастягиваюсь, посмотрю, как ты грушу молотишь. Если не хочешь, будем валяться в постели, жрать, трахаться и развлекаться. Меня, в общем-то, любой вариант устроит.

– Спасибо, – прошептал Льюис, не очень-то понимая, за что именно благодарит, и сполз вниз, уткнувшись Делле в плечо. Мягкая рука тут же легла ему на затылок, нежно перебирая волосы. Льюис закрыл глаза. И с ослепительной ясностью понял, что если бы не вот это все, то он бы рехнулся. Совсем. Абсолютно. Слетел бы с катушек к хуям собачьим.

– Иди сюда, – Льюис потянулся к Делле, как замерзающий – к единственному источнику тепла.

– Я уже тут.

– Еще ближе, – он обнял Деллу и закинул на нее ногу, заключая в подобие живого кокона. – Вот, теперь нормально.

– Угу, как скажешь, – зевнула она и завозилась, устраиваясь поудобнее. Неловкое ерзанье, случайные тычки локтями и коленями, горячее дыхание на коже – все это вызвало у Льюиса приливы щемящей, болезненной нежности. Хотелось то ли растечься в счастливо булькающую лужу, то ли расправить плечи и совершить что-то невъебенно героическое.

– Мне хорошо, – сообщил он, прижимаясь губами к горячей коже. – Мне так хорошо – ты просто не представляешь.