Текст книги "И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ)"

Автор книги: Юлия Коханова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

– А это кто? – Делла указала на черно-белый снимок. Молодой светловолосый мужчина в форме морской пехоты смотрел в камеру серьезно и строго.

– Мой отец, Франклин Уилсон, – ответил отец. – Служил во Вьетнаме в чине сержанта, когда вернулся – устроился в Пожарный департамент Нью-Йорка. Отец мечтал, чтобы я тоже пошел в армию, но здоровье… Плоскостопие. Меня не взяли. А брат, Зак, отслужил, сейчас работает менеджером в охранной фирме.

Идея узнать побольше о прошлом Деллы уже не казалась Льюису хорошей. Потому что теперь ковырялись в его жизни, как в лотке «Любая вещь за доллар», – и это было нихуя не приятно.

Как же дед гордился своей службой! Вспоминал об этом времени как о самом правильном в жизни. Мужчина должен быть воином. Бойцом. Солдатом. Настоящий мужчина не будет отсиживаться дома, когда родина просит о помощи. Так делают только бесполезные трусы – своей пассивностью они уничтожают страну, как паразиты – молодое, сильное животное.

Будь храбрым. Сильным. Надежным. Делай что должно, не ной и не жалей себя.

Именно таким был Франклин Уилсон – несгибаемый мужик со стальными яйцами. Он мог починить автомобиль, построить дом и въебать зарвавшемуся хаму так, что зубы веером разлетались. Любил одну-единственную женщину со школы и был верен ей всю жизнь. Каждое воскресенье ходил в церковь. До самой смерти в восемьдесят семь лет делал солнышко на турнике.

Франклин Уилсон был героем. И он презирал слабость.

Бабингтон говорила, что ПТСР – это естественная реакция мозга на чрезмерный стресс. Вот только для Франклина не существовало чрезмерных стрессов.

Либо ты справляешься – либо ты слабак. Все просто.

Франклин Уилсон справлялся.

– А это бабушка Джудит, – вытащил такую же старую фотографию Льюис. – На каждое Рождество она дарила всем вязаные свитера. Дурацкие такие: с оленями, со снеговиками… Носить их было невозможно, а отказаться – стыдно. У меня до сих пор коллекция в шкафу. Показать?

Ухватив Деллу за локоть, Льюис повлек вниз по ступеням. Отец проводил его позорное отступление многозначительно-понимающим взглядом и сделал телевизор погромче. И совершенно зря – единственной целью Льюиса было прекратить этот вечер воспоминаний. Не более того.

– Что? – развернулась к нему Делла, как только Льюис затащил ее в подвал. – Мы же должны поближе узнать друг друга!

– Нахуй. Был неправ, осознал ошибку, обещаю исправиться. Боже, какой пиздец, – потряс головой Льюис. – Как будто в мозг выебали, хером между больших полушарий.

– Да ладно, зря ты. Было очень познавательно, – Делла взъерошила ему волосы на макушке и быстро чмокнула в подбородок. – И да, школьная прическа идет тебе больше.

– Если я пообещаю отпустить волосы, ты пообещаешь забыть о семейном альбоме?

– Заметано!

Договор скрепили рукопожатием. Делла отправилась на экскурсию по комнате, заинтригованно разглядывая экспонаты: фотографии на стене, мячи и клюшки, стоящий на столе компьютер. Льюис уселся на тщательно, под линеечку застеленную кровать, а потом рухнул на нее и задрал ноги на покрывало.

– Иди сюда, – протянул он к Делле руки.

– Зачем?

– Просто иди, – призывным жестом Льюис пожамкал пустоту пальцами. Три раза он схватил влздух – а на четвертый уже Деллу. Потянув за пуловер, Льюис завалил ее на себя и обнял. – Вот. Именно то, что я хотел.

– Чтобы на тебе полежал кто-нибудь тяжелый и твердый?

– Чтобы ко мне, в эту вот самую кровать, пришла самая охуенная девушка на планете. Мечта всей моей юности. Каждое утро просыпался со стояком и представлял, как это произойдет.

Оседлав Льюиса, Делла уперлась подбородком ему в грудь и совершенно неприлично отставила задницу.

– А если твой отец зайдет?

– Не зайдет. Он же прекрасно все понимает. Кстати, ты как, нормально? Освоилась?

– Да. Он у тебя классный, – одобрила Делла, и Льюис почувствовал неожиданное облегчение. Оказывается, все это время он боялся, что отец Делле не понравится, и теперь радовался, как будто сдал сложный тест.

– Конечно, классный! Мы, Уилсоны, офигенные!

Делла нависла над ним, очень серьезно посмотрела и кивнула.

– Совершенно офигенные.

И поцеловала его. Сначала легко и нежно, едва прикасаясь губами к губам, потом сильнее и жестче. Через минуту они сосались, как перевозбужденные подростки, тиская друг друга через одежду. Спина у Льюиса взмокла, губы покалывало от возбуждения, а член болезненно упирался в молнию джинсов. На мгновение мелькнула совершенно безумная и невыносимо соблазнительная мысль разложить Деллу прямо тут, на своей девственной, мать ее, кровати. Реализовать сладкую фантазию отрочества: Льюис трахает у себя в комнате самую охуенную красотку школы – ну, пусть не школы, пусть Департамента. И ей это нравится! Красотка в восторге, красотка кончает раз за разом, потому что Льюис охрененный мужик.

А родителей нет дома. И вернутся они не скоро.

Скрипнув зубами, Льюис убрал руки подальше от промежности Деллы.

– Все. Стоп. Тайм-аут.

– Да, – просипела она, сдувая лица растрепавшиеся локоны. Губы у Деллы распухли и покраснели, а глаза съехались к переносице, как у пьяной. – Стоп.

Делла отползла к спинке кровати и пригладила пятерней волосы. Льюис смотрел в деревянный потолок, медленно дышал, считая вдохи и выдохи, и всерьез прикидывал: может, по-быстрому передернуть? Член стоял колом, яйца ломило, мышцы в паху пульсировали.

– Твою мать. Нахуя я это затеял?

– Ты у меня спросил?!

Поманив пальцем карандаш, Делла трансфигурировала его в стакан.

– Агуаменти!

Стакан наполнился прозрачной водой, по стеклу побежал туман измороси.

– Пей.

Огромным глотками Льюис осушил псевдостакан.

– Еще!

– Агуаменти.

– А теперь льда добавь, – попросил Льюис и опрокинул ощетинившуюся морозными иглами воду себе на голову. – Фух. Попустило. Делла, солнышко, тебе не кажется, что мы какие-то ужасные ебланы?

– Мне не кажется. Я это знаю, – мрачно изрекла Делла и выплеснула следующий стакан себе в лицо.

Из подвала они поднялись сухие, тщательно причесанные и корректные, как передовица «Таймс». Делла прижимала к груди один из многочисленных свитеров бабушки Джудит, который почему-то страстно возжелала.

Отец не услышал их шагов. Он старательно смотрел какое-то бессмысленное шоу, выставив звук на максимум, и задумчиво грел в ладонях стакан с огневиски. По усталому, осунувшемуся лицу пробегали разноцветные отсветы гирлянд.

Льюис подошел к нему сзади, наклонился и обнял за плечи.

– Спасибо, пап.

– За что? – отец испуганно вздрогнул, но тут же смущенно заулыбался.

– За все. С Рождеством тебя. Хочешь кофе?

В телевизоре семья из пяти человек пыталась влезть на гладкую высокую горку. Они соскальзывали и падали, но все равно подставляли друг другу плечи и ползли вперед, к вершине.

Глава 39

– Блядь… – Делла тоскливо обозрела длинную витрину, заставленную тортами, пирогами, кексами и еще какой-то неведомой херней. – И что брать?

– Да что угодно, Уилсоны непривередливые, – попытался успокоить ее Льюис. – Давай вон тот, с яблоками.

– С яблоками – это банально, а у нас тут Рождество, – забраковала предложение Делла.

– Ну с персиками.

– Он некрасивый.

– Тогда торт, – Льюис ткнул пальцем в ажурную конструкцию из завитков белого, красного и золотого крема. – Этот красивый.

– Зато держится на магии. Вон, смотри, – Делла тыкнула пальцем в кремовый букет. Льюис присмотрелся: сидящая на цветке бабочка медленно развернула и сложила крылья.

– А если отключить? Ты же можешь?

– Могу. Но тогда это говно рассыплется!

– Блядь… – Льюис устало помассировал треугольник между бровями. – Давай в обычный магазин пойдем, там с магией проблем не будет.

– В обычном я не знаю, что вкусное!

– А тут ты, значит, отлично все знаешь, – не удержался Льюис и получил в ответ бешеный взгляд.

– Я выбираю! Это важно! Это, мать твою, твой отец, и это семейный ужин, и официальное знакомство…

– Так. Иди сюда, – Льюис за рукав оттащил Деллу от прилавка и увлек к стене. – Успокойся. Все хорошо.

– Ага, как же, – Делла втянула голову в плечи и нахохлилась, как замерший воробей. – Я же нихрена о не-магах не знаю. Сто процентов облажаюсь, Мерлином клянусь!

– Да ладно? Я не волшебник, и нормально общаемся. Манкель из обычной семьи. Просто не говори о работе, и все будет отлично. Если запутаешься, я подстрахую, что-нибудь совру.

– А если я ему не понравлюсь? Твоему отцу? – впервые за все время общения Льюис видел на лице у Деллы откровенную панику.

– Рехнулась? Мой батя готов поставить тебе алтарь и приносить на нем кровавые жертвы. Он же мечтал, чтобы я начал с кем-нибудь встречаться – а тут вдруг ты, как божественный ответ на молитвы.

Делла еще больше сбледнула с лица и словно бы уменьшилась в росте.

– Ой. Кажется, я к такому не готова.

– Не-не-не, все хорошо. Отец не будет докапываться, он вообще классный – добрый, веселый, без загонов. Твоя задача – просто посидеть за столом и сожрать то, что в тарелке. Все. Остальное беру на себя. Можешь даже не разговаривать, улыбайся и кивай, этого хватит.

– А если я ему не понравлюсь? – снова спросила Делла, тихо и очень серьезно.

– Значит, не понравишься. Какая разница? Ты же не с моим отцом встречаешься, а со мной. А мне ты очень нравишься. Я тебе больше скажу: я тебя люблю, – Льюис наклонился и чмокнул Деллу в холодный красный нос.

– Я тоже тебя люблю, – Делла привстала на цыпочки и поцеловала его – горячо, жадно и сладко. Мир затих, отодвинулся, расступаясь в стороны, как воды Красного моря. Остался только поцелуй, прикосновения ладоней и пульсация крови в ушах.

Когда Делла отстранилась, Льюис смущенно крякнул и сунул руку в карман, поправляя внезапно возникшее затруднение.

– Хорошо. Берем вон ту херню с орехами и карамелью – на вид она очень рождественская, – обретя почву под ногами, Делла встряхнулась и оживилась.

– А вон там вишневый штрудель лежит, – тоном опытного провокатора прошептал Льюис, склонившись к самому уху. – Я читал, что эту херню с мороженым едят. Горячий штрудель, холодное мороженое, кофе…

– Вот ты сволочь! – возмутилась Делла. – Возьмем и то, и другое. Херню отнесем к отцу, а штрудель дома слопаем.

Дом встретил Льюиса веселым перемигиванием гирлянд. Отец обмотал ими все кусты, протянул светодиодную ленту по крыше, закрепил вокруг двери и частой спиралью обвил флагшток. Такой иллюминации Льюис пару лет не видел – с тех пор, как умерла мама.

– Приехали. Выходим, – перегнувшись на заднее сиденье, Льюис достал коробку с ореховой херней, которая по чеку проходила как карамельно-ореховый финаньсе с миндалем, пеканом и фисташками. – Бутылку захвати.

Под влиянием импульса они все-таки прикупили огневиски – благо на этикетке не указано, что напиток изготовлен с применением магии.

– Ага. Иду, – Делла сидела неподвижно и таращилась на освещенное мерцающими огоньками крыльцо, как Жанна д’Арк на костер. – Сейчас.

– Эй! – подергал ее за локон Льюис. – Земля вызывает Марс, прием.

– А?

– Все хорошо, – Льюис торопливо обнял Деллу и прижался губами к впадинке над ключицей. – Сворачивай панику. Если будет совсем пиздец, пнешь меня под столом, и я придумаю повод, чтобы уйти.

Вздрогнув, Делла отмерла, скомандовала «Акцио, огневиски» и шагнула в промозглую, совершенно не рождественскую слякоть.

– Фух. Свисток – шайба в игре, – вздохнул Льюис и вышел вслед на ней. Размокший в кашу снег сыто зачавкал под ботинками.

– Иди сюда.

Прихватив Деллу за талию, Льюис провел ее по ступеням, ненавязчиво подталкивая в спину, и открыл дверь.

– Папа, мы пришли!

В доме пахло полиролью для мебели, хвоей и жареным на огне мясом. Отец вышел навстречу, ослепляя сиянием белой рубашки. О стрелки на брюках можно было резать бумагу.

– О, Льюис. И Делайла. Снимайте куртки, проходите, уже все готово! – отец растянул губы в широкой панической улыбке.

Льюис понял, что на ближайшие два-три часа он единственный нормальный человек в доме. И захотел выйти в окно.

– С Рождеством, пап!

Отпустив на секунду Деллу, Льюис шагнул вперед и крепко обнял отца, успокоительно похлопывая по спине. Коробка с ореховой херней неловко болталась в оттопыренной руке.

Потом была неуклюжая толкотня, в ходе которой Делла и Льюис жонглировали куртками, бутылкой и кексом, и Льюис все время боялся, что какой-нибудь из предметов зависнет в воздухе. Такая фигня выходила у Деллы сама собой, просто на рефлексах.

Отец исчез на кухне и развил там бурную деятельность: хлопал дверцами шкафов, звенел кастрюлями и дребезжал стеклом.

– Сейчас-сейчас, у меня все готово!

– Пап, я помогу! – наконец-то разобрался с барахлом Льюис, шлепком по жопе отправил Деллу в гостиную, к елке и телевизору, и устремился на кухню. – Что делать?

Отец развернулся, удерживая в одной руке два бокала, а в второй – стопку тарелок.

– Достань салат из холодильника. А мясо в микроволновку, оно уже остыло. Вино… Хлеб нарезать. Соус…

Льюис обозрел кухню, заставленную чистой и грязной, пустой и наполненной посудой.

Ну мать твою. А говорил, что просто сделает барбекю.

Как хорошо, что Бабингтон уже выписала бальзамы. И как плохо, что не выписала каннабиноиды.

– Я понял, пап. Сейчас все сделаю. Делл! – заорал он с таким расчетом, чтобы перекрыть бубнеж телевизора. – Иди сюда!

Всучив пришибленной Делле пучок бокалов, Льюис указал на застеленный клетчатой скатертью стол.

– Я буду давать тебе посуду, а ты расставляй.

Дисциплинированно кивнув, Делла промаршировала к столу, а Льюис сосредоточился на кухонных баррикадах. Так, хлеб – в плетеную миску. Запеченные овощи – на блюдо, туда же кукурузу и жареную картошку. Соус – в стеклянную плошку, кетчуп – во вторую такую же…

Вдохновленный поддержкой, отец торопливо застучал ножом, нарезая на крупные дольки огурцы, помидоры и сладкий перец.

Когда Льюис, неся на вытянутых руках блюдо, ощетинившееся свиными ребрами, как макет корабля – шпангоутами, вошел в гостиную, Делла уже заканчивала с сервировкой. Небольшие тарелки на широких и плоских, рядом – сияющие неестественным блеском бокалы. Вилки и ножи – на математически выверенном расстоянии, салфетки свернуты в замысловатое оригами. Складки на скатерти исчезли, неровные поверхности свечей распрямились.

– Ух ты… – растерялся Льюис. – Я думал, ты просто посуду расставишь. Но ты молодец вообще, круто, – тут же исправился он, заметив, как напряженно выпрямилась Делла. – Так намного лучше.

Как ни странно, неловкая суета с последними приготовлениями сняла напряжение, и за стол все сели вполне умиротворенными. Отец все еще скалился, как Безумный Шляпник, а Делла держала спину так прямо, что по ней можно было угол наклона Пизанской башни высчитывать. Но в целом все было нормально.

– Пап? – прервал затянувшуюся паузу Льюис и указал взглядом на бутылки.

– О. Да, – отец потянулся к вину и запнулся. – Делайла? Вино или виски?

– Вино – это отлично, – неожиданно мягко улыбнулась Делла, и Льюис погладил ее под столом по колену – просто в целях поощрения. – Немного, полбокала.

– Вы не пьете алкоголь?

– Пью, но мало. Не люблю рассредоточенность сознания.

– Это мудро, – похвалил отец, отмеряя ровно полбокала темно-красного, словно кровь, вина. – Никогда не слышал об этой марке виски. Что-то новенькое, наверное? Вы уже пробовали?

– Да, отличная штука, – вступил Льюис. – Тебе понравится.

Огневиски действительно был охуенным – хотя бы потому, что магическая сепарация сивушных масел намного эффективнее химической. Если можешь выбрать те оттенки вкуса, которые хочешь оставить, а остальные удаляешь усилием воли – или чем там они удаляют, – результат впечатляет.

Беседа петляла, как следы пьяного: работа, прошлое, семья. Отец осторожно прощупывал почву вопросами и постоянно косился на Льюиса: нормально? Я не пересекаю границы? Ты не обиделся? Не злишься?

Делла отвечала вежливо, развернуто и честно, но Льюис, знакомый с реальным положением вещей, поражался: как можно не врать, создавая настолько искаженную картину реальности.

– Моя мать врач, она постоянно загружена работой. А поскольку живем мы раздельно, то общаемся меньше, чем хотелось бы. Если совпадают графики, встречаемся, чтобы пообедать и поболтать, – мило хлопала ресницами Делла, а Льюис мысленно сопоставлял сегодняшнюю правду и позавчерашнюю. Найди десять отличий…

– Ваша мать, наверное, гордится вами, – сделал комплимент отец, и Льюис беззвучно застонал.

– Я думаю, дело не во внешней оценке наших поступков, а в том, чтобы приносить реальную пользу обществу, – глазом не моргнув, выдала глубокомысленную хуйню Делла. Льюис еще раз погладил ее по колену – хоть какая-то замена аплодисментам.

– Да, вы совершенно правы. Когда Льюис подписал контракт, мы все им гордились. Но дело было не в том, что Льюис хотел порадовать меня и Маргарет. Он шел защищать Америку, – распрямил плечи отец и с вызовом посмотрел на Льюиса: мы гордимся. Я горжусь. Отрицай сколько хочешь, но для меня ты герой.

Делла все еще улыбалась, но взгляд у нее стал холодным и жестким, как промерзшая декабрьская земля.

– Может, вина? – совершенно недипломатично вмешался Льюис. – Делла, давай еще немного. Папа, виски? Кстати, как тебе? Приятное послевкусие, правда?

Отец обиженно сник, но виски выпил и одобрительно кивнул: «Да, очень мягкий. Даже сладковатый, кажется».

– А помнишь, пап, как мы в первый раз вместе пили? После выпускного…

– Да! Он тогда домой под утро пришел, довольный до ужаса, и рубашка в пом… идорном соке, наверное, кетчупом заляпал. Маргарет уже уснула, а я дождался. Мы взяли бутылку бурбона, вышли на задний двор и встретили рассвет вместе – со стаканами в руках. Я тогда впервые понял: все, мой сын больше не ребенок. Он вырос.

В глазах у Деллы блеснул нехороший огонек.

– А фото у вас есть? Я хочу это увидеть!

– Да, конечно! – обрадовался отец и сорвался из-за стола.

– Папа! Не надо! – выкрикнул вслед ему Льюис, и беззвучно проартикулировал: – Ах ты мстительная коварная пакость!

– Ну что ты, дорогой, – сложила губы бантиком Делла. – Мы должны больше знать друг о друге.

Следующие полчаса они провели, разглядывая семейный альбом Уилсонов. Бабушки, дедушки, дяди и тетя, отец и мать, красивая и живая. И Льюис. Счастливый, скалящийся во все тридцать два белых зуба, как молодая акула, и лохматый, как пони.

– Я же говорила: тебе пойдет стрижка подлиннее! – обрадовалась Делла, вытащив фотографию, на которой смеющийся Льюис позировал на фоне хоккейного поля. Снимок был сделал до начала игры. Тогда Льюис еще не знал, что они проиграют. На всех этих фотографиях глупый веселый мальчишка не знал, что проиграет.

– А это кто? – Делла указала на черно-белый снимок. Молодой светловолосый мужчина в форме морской пехоты смотрел в камеру серьезно и строго.

– Мой отец, Франклин Уилсон, – ответил отец. – Служил во Вьетнаме в чине сержанта, когда вернулся – устроился в Пожарный департамент Нью-Йорка. Отец мечтал, чтобы я тоже пошел в армию, но здоровье… Плоскостопие. Меня не взяли. А брат, Зак, отслужил, сейчас работает менеджером в охранной фирме.

Идея узнать побольше о прошлом Деллы уже не казалась Льюису хорошей. Потому что теперь ковырялись в его жизни, как в лотке «Любая вещь за доллар», – и это было нихуя не приятно.

Как же дед гордился своей службой! Вспоминал об этом времени как о самом правильном в жизни. Мужчина должен быть воином. Бойцом. Солдатом. Настоящий мужчина не будет отсиживаться дома, когда родина просит о помощи. Так делают только бесполезные трусы – своей пассивностью они уничтожают страну, как паразиты – молодое, сильное животное.

Будь храбрым. Сильным. Надежным. Делай что должно, не ной и не жалей себя.

Именно таким был Франклин Уилсон – несгибаемый мужик со стальными яйцами. Он мог починить автомобиль, построить дом и въебать зарвавшемуся хаму так, что зубы веером разлетались. Любил одну-единственную женщину со школы и был верен ей всю жизнь. Каждое воскресенье ходил в церковь. До самой смерти в восемьдесят семь лет делал солнышко на турнике.

Франклин Уилсон был героем. И он презирал слабость.

Бабингтон говорила, что ПТСР – это естественная реакция мозга на чрезмерный стресс. Вот только для Франклина не существовало чрезмерных стрессов.

Либо ты справляешься – либо ты слабак. Все просто.

Франклин Уилсон справлялся.

– А это бабушка Джудит, – вытащил такую же старую фотографию Льюис. – На каждое Рождество она дарила всем вязаные свитера. Дурацкие такие: с оленями, со снеговиками… Носить их было невозможно, а отказаться – стыдно. У меня до сих пор коллекция в шкафу. Показать?

Ухватив Деллу за локоть, Льюис повлек вниз по ступеням. Отец проводил его позорное отступление многозначительно-понимающим взглядом и сделал телевизор погромче. И совершенно зря – единственной целью Льюиса было прекратить этот вечер воспоминаний. Не более того.

– Что? – развернулась к нему Делла, как только Льюис затащил ее в подвал. – Мы же должны поближе узнать друг друга!

– Нахуй. Был неправ, осознал ошибку, обещаю исправиться. Боже, какой пиздец, – потряс головой Льюис. – Как будто в мозг выебали, хером между больших полушарий.

– Да ладно, зря ты. Было очень познавательно, – Делла взъерошила ему волосы на макушке и быстро чмокнула в подбородок. – И да, школьная прическа идет тебе больше.

– Если я пообещаю отпустить волосы, ты пообещаешь забыть о семейном альбоме?

– Заметано!

Договор скрепили рукопожатием. Делла отправилась на экскурсию по комнате, заинтригованно разглядывая экспонаты: фотографии на стене, мячи и клюшки, стоящий на столе компьютер. Льюис уселся на тщательно, под линеечку застеленную кровать, а потом рухнул на нее и задрал ноги на покрывало.

– Иди сюда, – протянул он к Делле руки.

– Зачем?

– Просто иди, – призывным жестом Льюис пожамкал пустоту пальцами. Три раза он схватил влздух – а на четвертый уже Деллу. Потянув за пуловер, Льюис завалил ее на себя и обнял. – Вот. Именно то, что я хотел.

– Чтобы на тебе полежал кто-нибудь тяжелый и твердый?

– Чтобы ко мне, в эту вот самую кровать, пришла самая охуенная девушка на планете. Мечта всей моей юности. Каждое утро просыпался со стояком и представлял, как это произойдет.

Оседлав Льюиса, Делла уперлась подбородком ему в грудь и совершенно неприлично отставила задницу.

– А если твой отец зайдет?

– Не зайдет. Он же прекрасно все понимает. Кстати, ты как, нормально? Освоилась?

– Да. Он у тебя классный, – одобрила Делла, и Льюис почувствовал неожиданное облегчение. Оказывается, все это время он боялся, что отец Делле не понравится, и теперь радовался, как будто сдал сложный тест.

– Конечно, классный! Мы, Уилсоны, офигенные!

Делла нависла над ним, очень серьезно посмотрела и кивнула.

– Совершенно офигенные.

И поцеловала его. Сначала легко и нежно, едва прикасаясь губами к губам, потом сильнее и жестче. Через минуту они сосались, как перевозбужденные подростки, тиская друг друга через одежду. Спина у Льюиса взмокла, губы покалывало от возбуждения, а член болезненно упирался в молнию джинсов. На мгновение мелькнула совершенно безумная и невыносимо соблазнительная мысль разложить Деллу прямо тут, на своей девственной, мать ее, кровати. Реализовать сладкую фантазию отрочества: Льюис трахает у себя в комнате самую охуенную красотку школы – ну, пусть не школы, пусть Департамента. И ей это нравится! Красотка в восторге, красотка кончает раз за разом, потому что Льюис охрененный мужик.

А родителей нет дома. И вернутся они не скоро.

Скрипнув зубами, Льюис убрал руки подальше от промежности Деллы.

– Все. Стоп. Тайм-аут.

– Да, – просипела она, сдувая лица растрепавшиеся локоны. Губы у Деллы распухли и покраснели, а глаза съехались к переносице, как у пьяной. – Стоп.

Делла отползла к спинке кровати и пригладила пятерней волосы. Льюис смотрел в деревянный потолок, медленно дышал, считая вдохи и выдохи, и всерьез прикидывал: может, по-быстрому передернуть? Член стоял колом, яйца ломило, мышцы в паху пульсировали.

– Твою мать. Нахуя я это затеял?

– Ты у меня спросил?!

Поманив пальцем карандаш, Делла трансфигурировала его в стакан.

– Агуаменти!

Стакан наполнился прозрачной водой, по стеклу побежал туман измороси.

– Пей.

Огромным глотками Льюис осушил псевдостакан.

– Еще!

– Агуаменти.

– А теперь льда добавь, – попросил Льюис и опрокинул ощетинившуюся морозными иглами воду себе на голову. – Фух. Попустило. Делла, солнышко, тебе не кажется, что мы какие-то ужасные ебланы?

– Мне не кажется. Я это знаю, – мрачно изрекла Делла и выплеснула следующий стакан себе в лицо.

Из подвала они поднялись сухие, тщательно причесанные и корректные, как передовица «Таймс». Делла прижимала к груди один из многочисленных свитеров бабушки Джудит, который почему-то страстно возжелала.

Отец не услышал их шагов. Он старательно смотрел какое-то бессмысленное шоу, выставив звук на максимум, и задумчиво грел в ладонях стакан с огневиски. По усталому, осунувшемуся лицу пробегали разноцветные отсветы гирлянд.

Льюис подошел к нему сзади, наклонился и обнял за плечи.

– Спасибо, пап.

– За что? – отец испуганно вздрогнул, но тут же смущенно заулыбался.

– За все. С Рождеством тебя. Хочешь кофе?

В телевизоре семья из пяти человек пыталась влезть на гладкую высокую горку. Они соскальзывали и падали, но все равно подставляли друг другу плечи и ползли вперед, к вершине.

Жизнь с магом имеет совершенно практические преимущества. Например, холодное мороженое, уложенное на горячий штрудель, не тает.

Льюис отколупал кусок пирога, присовокупил к нему ложку пломбира, утрамбовал все в рот и запил кофе.

Бездымные языки пламени плясали в камине и плевались в воздух золотыми искрами. Дров волшебному огню не требовалось, дымохода – тоже, и Льюис мысленно называл эту штуковину «костер, идентичный натуральному». Но грело пламя исправно, создавало все необходимые визуальные и акустические эффекты, так что жаловаться было не на что.

Идея с камином возникла спонтанно. Поначалу Делла собиралась сервировать ужин – такой же чудовищно-традиционный, как у отца, и Льюис даже начал расставлять посуду. А потом подумал: а какого, собственно, хрена? В доме есть камин, есть два человека и куча всякой мягкой хуйни.

Делла на предложение отреагировала прохладно.

– Это не камин вообще-то, а способ перемещения из точки А в точку Б.

– В этом способе перемещения огонь разжечь можно? – спросил Льюис, получил утвердительный ответ и отправился в спальню. Вскоре на полу громоздилось гнездо из одеял, пледа и разновеликих подушек. Делла зажгла огонь, Льюис притащил из кухни еду и бутылку вина.

Громковещательный шар истекал блюзом, густым и темным, как гречишный мед, перемигивались свечи на елке, и отблески пламени порхали по доскам пола, словно рыжие мотыльки. Разнежившийся, осоловевший от еды и алкоголя Льюис зевнул и потянулся.

– Сейчас бы кино какое-нибудь посмотреть…

– Тебе скучно? – подняла голову Делла.

– Что? Нет, конечно. Просто подумал, что кино было бы кстати. Тебе бы тоже понравилось, – попытался сгладить неловкость Льюис.

– Скучно. Так и знала, что тебе здесь будет скучно, – лицо у Деллы сделалось расстроенным и виноватым, и Льюис немедленно почувствовал себя Манкелем. И даже немного Мельпоменой Ругер.

– Да не скучно, говорю же! Просто мысль пришла. Мне все нравится, у тебя классно, и с тобой классно, иди сюда, – Льюис потянулся, чтобы ухватить Деллу за ногу, но поймал воздух. Розовая пятка исчезла из зоны досягаемости стремительным точным движением.

– Вот не надо втирать! – Делла вернулась на курс с неумолимостью самонаводящейся ракеты. – Я давно об этом думала. У вас же другие развлечения, и ты к ним привык, наверное, они даже лучше. А здесь ничего этого нет. К тому же тебе неудобно, в этом доме все на магии, даже свет.

– Но газ спичками зажигается. Кофе я сварить могу, воду в сортире смываю – что еще надо? – все еще пытался замять проблему Льюис. Ссориться с Деллой он не хотел, и претензии предъявлять тоже. Просто озвучил случайную мысль, совершенно не предполагая, что безобидная реплика может вылиться в проблему.

– Дома у тебя компьютер.

– И что? Ты так говоришь, как будто это не техника, а кислород. Я могу жить без компьютера.

– Но с компьютером тебе лучше.

Льюис на долю секунды отвел глаза и понял: спалился. Надо было сидеть ровно и смотреть не мигая. Вот еблан.

Потому что с компьютером действительно было лучше. И с телевизором, и с бытовой техникой, которая запускается тогда, когда в кнопочку ткнешь. С работающим телефоном, с интернетом, с электрическим освещением…

В доме у Деллы Льюис чувствовал себя лишней шестеренкой в механизме. Вроде как целая, и даже вращается, но ни с чем не взаимодействует. Ебаный, блядь, вакуум.

И книги. Льюис любил книги, но читать для удовольствия совсем не то же самое, что читать, потому что альтернативы отсутствуют.

Но все эти минусы перекрывал один-единственный, зато жирнющий плюс. В доме не было электричества, интернета и бытовой техники – зато здесь была Делла. И ради этого Льюис готов был хоть «Жизнь двенадцати Цезарей» прочитать.

– Если бы я хотел компьютер, то остался бы дома. Но я хочу тебя. Ну, иди, – похлопал ладонью по развалам подушек Льюис, но Делла упрямо помотала головой.

– Я тут кое-что подумала…

– Ой, блядь. Уже страшно, – тоскливо вздохнув, Льюис отодвинул подальше тарелку и сел. – Ну, выкладывай.

– Может, снимем квартиру в не-маговском районе?

Оторопело моргнув, Льюис затих, осмысливая услышанное.

– Ты хочешь, чтобы мы жили вместе? В нормальной квартире?

– Ну да! Вот смотри: ты магически управляемыми предметами пользоваться не можешь, но я же могу освоить технику. Восемь миллиардов людей пользуется этой херней, она не может быть сложной. И даже магия никуда, по сути, не денется – маломощные заклинания соседям не помешают. По-моему, никаких проблем не возникнет ни для тебя, ни для меня. Что думаешь?

Льюис думал, что десять дней активного секса – не повод съезжаться. Льюис думал, что отношения – это очень ответственно, и решения принимать нужно взвешено.

Да мать твою, кто так вообще делает?!

– Что думаю?.. Мы взломали дом, угнали машину, сожгли напалмом заброшку и спрятали труп. Хуже уже не будет. Завтра поеду домой, погуглю объявления об аренде.

– Ага! – радостно завопила Делла и с места сиганула на Льюиса. Он только и успел, что наклониться влево, чтобы в падении посуду не расколотить.

– Рехнулась? Тут же тарелки!

– Я вообще-то маг. А умные люди придумал заклинание Репаро.

– А умные люди придумали, как соскребать штрудель с моей жопы?

– Ну, у меня есть несколько идей, – ухмыльнулась Делла. – Например, вот так, – и лизнула Льюиса в шею.

Язык у нее был горячий и мокрый, он двигался от ключицы к челюсти, следуя пульсации артерии. Льюис охнул и запрокинул голову. Делла прикусила кожу под подбородком, медленно, постепенно наращивая давление, сжала зубы, но в тот момент, когда боль начала заслонять удовольствие, отпустила и прижалась мягкими губами.