Текст книги "И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ)"

Автор книги: Юлия Коханова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Глава 31

Шагнув из камина, Петер притормозил, так и не переступив второй ногой решетку. Вместо дивана у стены вольготно раскинулась кровать, и на ней явно кто-то спал. В воздухе витали ароматы обильного завтрака.

– Делла! – швырнув на стол пакет кошачьего корма, Петер уселся в кресло и вытянул ноги, перегородив проход. – Делла, иди сюда!

Из спальни прошлепали босые ноги.

Делла, в ночнушке и растрепанная, прислонилась к дверному косяку, стыдливо потупив взгляд. А за ней… за ней, естественно, маячил Уилсон. Полуголый и с красным пятном засоса на шее. В глазах у него плескалась чистейшая посткоитальная придурь.

– Мдааа… – задумчиво протянул Петер. – Нет, я, конечно, понимал, что именно этим все и закончится. Но какого хера именно сейчас? Нельзя было это вот все, – он обвел комнату широким жестом, – хотя бы на недельку отложить?

– Извини. Надо было тебя предупредить. – Делла пригладила волосы растопыренной пятерней, не особенно, впрочем, изменив ситуацию. – Как-то я об этом не подумала…

– Это точно. Не подумала. Я пишу за всех отчеты, доказывая, что мы – разумные и компетентные сотрудники, а не шайка ебанатов. Я кормлю твою кошку и поливаю твой цветок. Я таскаюсь к тебе в госпиталь, и даже, блядь, общаюсь с твоими родственничками. Но предупредить меня о том, что ты сваливаешь из больницы, – это мелочь, твоего внимания недостойная! – мутное, нехорошее раздражение накатывалось на Петера, как прибой. Надо было остановиться, взять себя в руки и успокоиться. Это было бы разумно. Но Петер не хотел быть разумным. Он хотел причинять физический ущерб.

Свалить на него все проблемы, недостойные внимания героической Делайлы Ругер – это запросто. Измотать нервы в хлам – легко. Проталкивать свои решения, не считаясь с обоснованными доводами – да, конечно! Но предупредить, что ты сваливаешь из ебаной больницы прямо посреди курса лечения?! Да нахер, кто такой этот Петер Манкель!

– Ты прав. А я не права.

Раскаяния в голове у Деллы больше не было. Почувствовав не игровую, а совершенно реальную агрессию, она сразу же перестала раскаиваться и подалась вперед – собранная и целеустремленная, как боксер на ринге. Уилсон переводил взгляд с Деллы на Петера, растерянный и смущенный. Третий лишний, осознающий собственную изолированную неуместность.

– Я уже попросила прощения, – голос у Деллы был очень, очень спокойным. – Если хочешь, попрошу еще раз.

– Не хочу, – отрезал Петер, которому стало глубоко плевать, раскаивается эта самодовольная сучка или не раскаивается.

– Тогда не стану просить.

– Объяснять свои действия ты тоже, вероятно, не станешь.

– У меня были веские и сугубо личные причины, – нехорошо прищурилась Делла. – Такое объяснение тебя устроит?

– О, ну конечно, – Петер поднялся из кресла. – Совершенно устроит. Я же не за исповедью пришел, рыбка моя. Я кошку хотел покормить. Как вижу, в моих услугах ты больше не нуждаешься.

Рассудком Петер понимал, что такая линия поведения – это даже не тупик. Это путь, ведущий в пиздец. На агрессию Делла реагировала агрессией так же естественно и бессознательно, как аллергики реагируют чиханием на пыль. Но изображать дипломата в сложившейся ситуации… Да ну нахуй. У любого терпения есть границы. Петер свои только что переступил.

– Стой, – приняв решение, Уилсон вышел из-за спины Деллы, собранный и нацеленный, как пистолет. – Давай выйдем. Поговорить надо.

– Не понял. Ты мне морду бить собираешься, что ли? – Петер посмотрел на белобрысого недомерка сверху вниз и широко ухмыльнулся. – Смелое решение!

– Нет, – поднял ладони в примирительном жесте Уилсон. – Просто разговор. С глазу на глаз.

– Льюис, – Делла поймала его за предплечье. Уилсон мягко, но решительно отодвинул ее руку.

– Я всего лишь хочу поговорить, – повторил он.

На лестничной площадке было холодно и сыро. Петер отошел к стене, провел пальцами и, сочтя уровень чистоты приемлемым, оперся на нее спиной.

– Что хотел?

Уилсон выпрямился, воинственно вскинув голову, но даже в такой позе доставал Петеру только до подбородка. Гаденький внутренний голос прошептал, что было бы очень забавно потрепать его по макушке. Чтобы удержаться от искушения, Петер сунул руки в карманы.

– Короче. Делле сейчас херово, поэтому пожалуйста, не грузи ее еще больше, – Уилсон говорил медленно и напряженно – так, будто ему было физически трудно произносить слова. – Это я создал проблему. Если ты недоволен, все претензии ко мне.

Петер посмотрел на придурка сверху вниз расчетливо снисходительным взглядом. Идиотическое стремление защищать Делайлу Ругер одновременно раздражало его и смешило. Этот придурок думал, что он помогает Делле. Этот придурок нихуя не понимал.

– Слушай меня, – наклонился к Уилсону Петер, нависая над ним всеми своими двумястами фунтами. – Во-первых, если бы эта идиотка осталась в госпитале, то ей бы не было так херово. А во-вторых, все это между мной и Деллой.

– Я понимаю…

– Да нихера ты не понимаешь. Мы с Деллой знаем друг друга с одиннадцати лет. За это время…

…сменилась куча мужиков, и каждый думал, что имеет на Деллу больше прав, чем кто бы то ни было. Но все эти мужики растворились в седой пене времен, а Петер все еще тут. Здесь он и останется – даже тогда, когда этот белобрысый хоббит последует за своими предшественниками.

Этого Петер не сказал. Но очень, очень хотел. Потому что белобрысый хоббит зашел дальше, чем нужно было заходить. И сунулся туда, куда не стоило соваться.

– …За это время мы стали близкими друзьями. Делла мне как сестра. И если ты думаешь, что можешь вмешиваться в наши отношения – то ты сильно заблуждаешься. Ты нихера не знаешь обо мне. И ты нихуя не знаешь о Делле.

– Ошибаешься. Знаю, – Уилсон улыбнулся одним лишь ртом. Глаза у него оставались холодными и сосредоточенными.

– Это тебе кажется, что знаешь. Попроси ее рассказать об инциденте в Пенсаколле. Тебе будет очень интересно, уверяю.

– Хорошо, попрошу, – очень серьезно согласился Уилсон. – Еще что-нибудь?

– Еще много чего. Ты, кажется, решил, что я Деллу угнетаю или типа того. А твоя миссия – это спасать прекрасную даму от злого дракона. Герой на белом коне. Ты все одобряешь, все разрешаешь и всегда поддерживаешь. Правильно?

– Ну… да, – криво улыбнулся Уилсон. – Приблизительно так оно и есть

– Тогда я тебя сейчас удивлю. У Деллы дохуя инициатив, которые нельзя ни разрешать, ни поддерживать. Вот как с мантикорой…

– А что с мантикорой? – задрал подбородок Уилсон. – Кто-то должен был ее остановить. Это сделала Делла. И молодец, что сделала.

У Петера отвисла челюсть.

– Ты, блядь, шутишь, что ли?

– Почему шучу. Мы же департамент правопорядка, так? Делла выполняла свои прямые обязанности.

– Она использовала заклинание, требующее максимальной концентрации, в ситуации, когда концентрация невозможна.

– А у тебя имелся более эффективный и безопасный вариант? Тогда почему ты его не использовал?

– Нет, но…

– Давай без но. Там куча народу легла, и эта ваша магическая хуета пробивалась в город. Делла ее притормозила. Может, и не самым лучшим способом, я не знаю, но это было единственное решение, которое хоть как-то сработало. И кстати, ты не хотел, чтобы я участвовал в операции. Но именно я мантикору и подстрелил. Может, ты снимешь наконец-то с головы корону и вернешься в реальность? Твои решения не единственно верные, чувак, – скрестив руки на груди, Уилсон прислонился к стене зеркальным жестом.

Озадаченный неожиданным возражением, Петер замолчал. С такой позиции он на ситуацию никогда не смотрел – но да, это имело смысл. Неприятный, раздражающий, но от того не менее очевидный.

– Предположим. В ситуации с мантикорой рискованное решение было до какой-то степени оправданным. Но общая тенденция…

– Делится на частные случаи. Думаю, что в каждом из них Делла принимала мотивированные решения. Возможно, не самые лучшие – но я тоже не самые лучшие решения принимаю. Людям это свойственно. Не знаю, как насчет тебя – ты же у нас, кажется, боженька.

– Ого! – восхитился Петер. – Да ты глобально к проблеме подошел! Одобряешь все и заранее. А если Делла завтра с Вулворт-билдинг сиганет? Тоже одобришь?

– Возможно. Зависит от ситуации.

– Разрешать человеку рыть себе могилу – это не выход.

– А запрещать – это не забота. Уж я-то в курсе, поверь. – Уилсон, ссутулившись, оперся на перила. Он таращился на каменную лестницу так внимательно, будто там скрывались ответы на все загадки мира. – Я знаю, что Делла не дура. И я ей доверяю. Если она считает, что нужно прыгать с Вулворт-билдинг, значит, для этого есть основания. Так что, думаю, мы поговорим. И все обсудим. Поищем другой вариант.

– А если не найдете? Позволишь прыгнуть? – Петер был очарован чужеродной логикой, словно картиной Ашера.

Петер подцепил ботинком скомканный фантик, протащил его по гладкому каменному полу и спихнул вниз. Пестрая невесомая бумажка, подхваченная сквозняками, закружилась в воздухе, как бабочка.

– Не знаю. Может, и нет. А может быть, прыгнем вместе.

Петер встал рядом и тоже уставился на лестницу. Нихера там не было, кроме грязи. И одинокого фантика.

– Я с тобой не согласен. Но я тебя понял.

– Вот и заебись, – одобрил Уилсон.

Глава 32

Бодрый и решительный в дороге, на пороге клиники Льюис сдулся. Пропустив Деллу на входе, он пристроился в фарватере и тащился нога за ногу, явно саботируя визит.

– Эй! Пошли! – дернула его за руку Делла.

– Иду, иду… – Льюис посмотрел на нее глазами жертвенного агнца.

Перед дверью с табличкой «Миракл Бабингтон, психомаг высшей категории» он остановился, до желваков сжимая челюсти.

– Все будет хорошо, – Делла сжала его ладонь, и Льюис ответил на рукопожатие короткой дерганой улыбкой.

– Блядь, что я тут делаю? Бред какой-то.

– Сама в ахуе, – согласилась Делла. – Ну что, заходим?

– Давай.

Льюис глубоко вдохнул, словно перед прыжком в воду, и постучал в белую гладкую дверь.

– Входите! – отозвался низкий бархатный голос.

Миракл Бабингтон оказалась женщиной высокой и могучей. Яркое платье в горошек едва не трескалось под напором обильной шоколадной плоти, а кресло на гнутых ножках, казалось, присело под весом владелицы.

– Добрый день, – сладко пророкотала миссис Бабингтон, сверкнув белоснежными зубами. – Рада вас видеть.

– Д-добрый день, – оторопело выдавил Льюис. Делла только молча кивнула. Рассудком она понимала, что психомаг может выглядеть как угодно, но в голове уже сложился образ хрупкого седенького старичка, ласкового и улыбчивого, и теперь расползающийся по швам шаблон наглухо застопорил мыслительные процессы.

– Выбирайте место, которое вам нравится, и присаживайтесь.

Только сейчас Делла обратила внимание на экстравагантную обстановку в кабинете. У стены стоял плюшевый диван, усыпанный разноцветными, как монпансье, подушками. Перед столом целителя Бабингтон возвышались два огромных кресла, у стены расположился водяной матрас, а между двух деревьев, растущих из пола и упирающихся кронами в потолок, покачивался гамак.

– Ну? – подтолкнула Льюиса Делла. Поглядев на нее дикими глазами, Льюис деревянной походкой прошел к дивану и сел на самый краешек, почти съезжая задницей по плюшу. Трансфигурированный темно-синий джемпер, призванный оттенять голубизну глаз, эффектно подчеркивал нервические красные пятна на лице.

Под внимательным взглядом целителя Бабингтон Делла заколебалась. С одной стороны, она обещала сопровождать Льюиса в клинику. С другой – общение психомага с пациентом должно носить личный характер, поэтому… Приняв компромиссное решение, Делла уселась на тот же диван, но с противоположной стороны.

– Меня зовут Миракл Бабингтон. Можно просто целитель, или Миракл, или даже Биби, – улыбнулась Бабингтон. – Так меня тоже называли. Это было забавно. А вы, надо полагать…

– Льюис Уилсон, – представился Льюис. Он сидел, сложив руки на коленях – ровный, будто линейку проглотил.

– Делайла Ругер, – эхом откликнулась Делла. Она ожидала вопросов о том, почему они приперлись вдвоем, если проблемы были только у одного человека, но Бабингтон снова удивила. Утвердительно колыхнув роскошной гривой волос, она улыбнулась – теперь уже только Льюису.

– Приятно познакомиться. Может, расскажете немного о себе?

– Аааа… Ээээ… Что именно?

У Льюиса было лицо человека, который должен срочно припомнить смешной анекдот. То есть совершенно растерянное и дезориентированное.

– Все, что угодно. Просто вываливайте на меня любые факты, которые придут вам в голову. Постепенно мы со всем разберемся, – целитель Бабингтон одарила Льюиса еще одной улыбкой, сногсшибательной, как бладжер.

– Ладно. Я Льюис. Уилсон. Ветеран. Воевал в Ираке. Я не маг. Работаю в Департаменте магического правопорядка. Играл в хоккей, – Льюис запнулся и покосился на Деллу, словно ожидая подсказки. – Живу с отцом. И у меня есть окоп. Вот.

Бабингтон приняла этот залп как самую естественную в мире вещь.

– Отличное начало. Вы сказали, что играли в хоккей. Значит, сейчас вы не играете?

– Нет. Хотел сходить на игру посмотреть, – Льюис снова оглянулся на Деллу, теперь уже виновато. – Но не получилось.

– Почему?

– Сначала матчи были скучные, потом дела появились. Как-то так.

– Это были очень серьезные дела? – Бабингтон уперлась подбородком в полные мягкие руки.

– Один человек попросил меня о помощи.

– И вы отказались от развлечения, чтобы поддержать ближнего? Это очень благородно. Неужели вы совсем не жалели?

– Жалел, конечно, – смущенно передернул плечами Льюис. – Но я думаю, что дело важнее развлечения.

– Какое же важное дело вы выполняли?

Делла вертела головой, увлеченно наблюдая за этим вербальным пинг-понгом. Бабингтон подхватывала какую-то часть из реплики Льюиса, преобразовывала ее в вопрос и возвращала обратно, задавая направление беседе. Реплики были совершенно не значимыми. Бабингтон не интересовали душевные терзания Льюиса, его взаимоотношения с родителями и хроника развития эдипова комплекса. Разговор тек словно бы сам собой, легкий и ни к чему не обязывающий. Но через десять минут Льюис рассказал, что постоянно видит кошмары. Сам. Словами. И Бабингтон не использовала Круцио.

– Что именно вам снится?

Льюис надолго замолчал, сцепив руки в замок. Бабингтон ждала, величественная и терпеливая, как человеческое воплощение Матери-Богини.

– Разное. Обстрелы. Обычно это обстрелы, – Льюис оторвал взгляд от собственных рук и повернулся к Делле. Знаешь, когда работает артиллерия, это как… как… как будто ты муравей. Крошечный и ниху… ничего не можешь. Только молишься, чтобы пронесло. Чтобы не в тебя, а мимо. Там, правда, тоже люди, но главное, что не в тебя. Херово звучит, но когда слышишь в небе свист, мысли именно такие. А потом снаряд падает, и все, что было в радиусе пятисот футов, разматывает в хлам. Грузовики взлетают на воздух, как футбольные мячи, а люди… это просто фарш. Буквально – всмятку. Мы сидели в окопах и слышали это «ВИИИУ – БДЫЩ». Это даже не громко, это… это вообще не звук. Он имеет плотность и массу, как удар. Его ощущаешь. Земля вздрагивает, колышется, как вода, стены окопа осыпаются, и за шиворотом песок, на голове песок, на зубах. Нихуя не видишь, нихуя не слышишь, нихуя не понимаешь, кроме одного: живой. Еще живой. А потом опять – ВИИИИУ – БДЫЩ. И ты нихера не можешь сделать с этим. Вообще нихера.

Льюис замолчал и медленно, словно преодолевая сопротивление, повернулся к Бабингтон.

– Так правильно? Или еще подробнее надо? Может, рассказать, как выглядят люди, у которых осколком голову разнесло, или как кровь из сонной артерии хлещет? Попробуйте кран на полную открыть, а потом пальцем легонько зажать. Получится маленький такой фонтанчик. Вот и с артерий та же херня, только фонтанчик красный.

– Мистер Уилсон… Вы не против, если я буду так к вам обращаться? Или лучше по имени?

– Все равно. Хотя… Неформальное обращение формирует доверие, так же вроде пишут? Тогда, конечно, по имени. Доверительные отношения – это очень важно.

– Хорошо. Тогда я буду звать вас Льюис. Льюис… – Бабингтон положила пухлые руки на стол, будто хотела показать, что в них нет оружия. – Сейчас вы не на войне. Это не бой, и я не враг. Вы совершили мужественный поступок, и я благодарна вам за доверие, но не ломайте себя. Говорите, если вам хочется говорить, погружайтесь так глубоко, как вы можете погрузиться, но не причиняйте себе боль. Вы когда-нибудь посещали психомага? Или аналогичного специалиста у не-магов?

– Да. Я общался с психотерапевтами. Когда поступал на службу, во время плановых обследований и при увольнении.

– Неужели для не-магов такая вынужденная откровенность – это обычная практика? – Бабингтон смотрела на Льюиса, как на кролика, чудом вырвавшегося из лап вивисекторов.

– Нет, наверное. Но я подумал, что нет никакого смысла тянуть. Мы же про всякое такое говорить должны? Ну вот, мы говорим. Чем быстрее все обсудим, тем быстрее получим результат, – Льюис вскинул подбородок, сжимая в нитку рот.

– Простите, если разочарую, но психомагия работает не так. Я не буду врываться к вам в душу, словно грабитель, взламывая замки и выжигая двери. Я всего лишь выслушаю то, что вы мне расскажете. Конечно, иногда вам придется делать усилия. Человеческий мозг защищает себя, как раковина-жемчужница. Вы знаете, как образуется жемчуг?

– Песчинка попадает в моллюска, и там ее обволакивает слоями перламутра.

– Именно так, Льюис, вы совершенно правы. Моллюск защищает себя, преобразовывая песчинку, превращая ее в нечто совсем иное. Точно так же и наш мозг трансформирует травмирующие события: прячет их под слоями ложной памяти, скрывает драпировками идей и убеждений. Если вы чувствуете, что на какую-то тему не хочется говорить, если убеждаете себя, что это не имеет значения, не причиняет боли и даже правильно – вероятно, вы обнаружили серьезную проблему. И ее нужно обговорить. Но это не означает, что вы должны ранить себя.

Бибангтон огладила ладонями стол, словно большое спящее животное.

– Сейчас ваша психика похожа на комнату, усеянную скрытыми проклятиями. Вы садитесь в кресло – и вместо ног отрастают корни, делаете глоток кофе, а в горло льется ртуть. Главная цель нашего общения – выявить все проклятые зоны и обезвредить их. Это потребует времени, настойчивости и терпения. Довольно часто вам будет неприятно. Иногда – страшно. Иногда – больно. Но вы всегда можете остановиться и передохнуть, вы можете не говорить, если не готовы говорить – я имею в виду, по-настоящему не готовы. Вы же чувствуете разницу?

Льюис утвердительно наклонил голову – всего один раз, едва заметным движением.

– Как вы думаете, мы сможем работать в таком режиме?

Еще один кивок, уже более выраженный.

– Я рада, что мы достигли взаимопонимания. Может, у вас есть ко мне какие-то вопросы? Не стесняйтесь, задавайте. Это ваша терапия – значит, вы имеете право узнать все.

Собираясь с мыслями, Льюис нахмурился и затих.

– Я могу приходить на терапию с Дел… то есть, с мисс Ругер?

– Конечно. Вы можете делать все, что вам удобно и не причиняет ущерба другим людям. Если вам комфортнее в компании, я буду счастлива видеть мисс Ругер на сеансах.

– Как долго все это продлится?

– Не могу сказать. Каждый случай индивидуален, тут нет универсальных ответов.

– Мы будем только разговаривать? Или вы назначите какое-то лечение? Таблетки, магия – не знаю.

– Уверена, что лечение будет. Какое именно, я пока что не знаю. Мы встретимся еще несколько раз, я соберу достаточное количество информации и подберу терапию. Думаю, вам сейчас приходится очень трудно. Пробовали что-нибудь принимать?

Льюис промолчал, но обернулся к Делле с таким неуверенным выражением лица, что ответ был очевиден.

– Да. Умиротворяющий бальзам, – призналась в контрпродуктивной инициативе Делла.

– В качестве временного средства, облегчающего основные симптомы, вполне допустимо, – во взгляде Бабингтон Делле померещился тщательно скрываемый скепсис. – Но сейчас я попрошу вас не принимать препараты, искажающие эмоциональный фон, мышление или память. Чтобы поставить диагноз и назначить лечение, я должна видеть точную, ничем не искаженную картину. Льюис, вы справитесь? Хотя бы несколько дней?

– Ну раньше ведь как-то справлялся, – презрительно изогнул губы Льюис – героический и несгибаемый. Если бы Делла не видела, как его трясет на фоне медикаментозной абстиненции, то наверняка бы поверила.

– Отлично! Я постараюсь не затягивать процесс. Встретимся завтра, в то же время?

Синхронно кивнув, Делла и Льюис поднялись с дивана, попрощались и вывалились в коридор, взъерошенные и растерянные.

– Ох черт! – Льюис привалился к стене, вжимая кулаки в лоб. – Пиздец. Меня как будто в мозг выебали.

– Ну… Наверное, в этом и смысл? – предположила Делла, которая ни разу не была на приеме у психомага. – Ты молодец.

Она потянула за напряженные запястья, и Льюис опустил руки. Лицо у него было растерянным и по-детски обиженным. Привстав на цыпочки, Делла поцеловала его в крепко сжатые губы. Напряженный рот тут же утратил нервически-каменную твердость. Льюис отвечал на поцелуй яростно и жадно, прижимая к себе Деллу совершенно бесстыдным образом.

– Знаешь, – запинаясь, прошептал он, когда они расцепились, чтобы восстановить дыхание. – При депрессии снижается уровень серотонина в крови. А во время секса, наоборот, увеличивается. Улавливаешь логику?

– Вполне. Поехали ко мне? – Делла уверенно запустила руки под джемпер, оглаживая горячую спину.

– Да. Черт. Нет, – Льюис закатил глаза и глухо долбанулся затылком в стену. – Домой надо. Там отец, наверное, с ума сходит. Ну и побреюсь заодно, а то как бомж, – он почесал подбородок, на котором золотилась вполне выразительная щетина.

– Хорошо. Но вечером – ко мне. И предупреди папу, что останешься на ночь.

– Конечно, – согласно пробормотал Льюис, возвращаясь к прерванному занятию. Сосредоточенно, вдумчиво и со всем возможным старанием он ласкал губы Деллы так, что у нее ноги подкашивались. – Ага. Угу.

К подготовке романтического вечера Делла подошла максимально серьезно: сварила здоровенную кастрюлю риса и поставила тушиться говядину в красном вине. После хорошего секса всегда хочется жрать: эта истина была неоднократно проверена практикой.

Взволнованная внезапной активностью, Мелочь ходила за Деллой по пятам, тревожно мрумкала и стучала по ногам мягкой лапой. Подношения в виде говяжьих обрезков кошку успокаивали, но только на время, требующееся, чтобы прожевать и проглотить мясо. А потом психическая атака продолжалась. Снующая по кухне челноком Делла спотыкалась, материлась и выпихивала Мелочь из комнаты, заклиная наглухо вход. Но кошка истошно орала и билась о невидимую преграду, как бабочка о стекло. И Делла, сломленная и деморализованная, открывала проход – и снова, матерясь, спотыкалась.

– Уйди, дура! Это огурцы! Ты не жрешь огурцы, отвали нахрен!

– Мрум, – категорично возразила Мелочь, потянулась с подоконника и шлепнула Деллу лапой. – Мрум!

– Да бери, на здоровье, чтоб ты подавилась!

Делла швырнула на подоконник кусок огурца. Кошка обнюхала его, брезгливо пошевелила усами, посмотрела укоризненно. И спихнула огурец на пол.

– Вот же сучка. Нет, сладкий перец ты точно не будешь! Отвали!

– Мрум!

– Чтоб тебе…

В дверь постучали, когда Делла сражалась за кукурузу и уже терпела поражение. С облегчением выдохнув, она отпихнула кошку ногой, отлевитировала банку на верхнюю полку и пошла открывать.

– Заходи. Как там отец?

– Счастлив, – Льюис ввалился в прихожую, красный и взъерошенный, и тут же прижал Деллу к холодной куртке. – Хотел передать тебе кусок запеканки. Ты любишь запеканку?

– Не знаю. Наверное. Я все люблю, – жизнерадостно ответила Делла, выдергивая рубашку Льюиса из-за пояса и пробираясь к горячему животу. – А вкусная запеканка?

– Обычная. Паста, фарш, томатный соус. Если хочешь, я сгоняю, привезу, – галантно предложил Льюис, симметрично запуская руки Делле под футболку.

– Не надо. У меня еды на полк авроров. Но ты, я так понимаю, не голодный.

– Ну, это смотря в каком смысле, – изобразил невинность Льюис.

– Вот. Сразу видно, что ты ветеран.

– Не понял?

– Солдатская прямота, суровая откровенность, намеки толщиной с корабельный канат…

– Вот засранка! – Льюис ухватил Деллу за задницу, прижимая к себе. Через плотную ткань джинсов она ощутила убедительный стояк. – Так… Помнится, где-то тут была спальня.

Они проследовали через прихожую и гостиную, отмечая путь сорванной и брошенной где придется одеждой. Рубашка Льюиса улетела на кресло, футболка Деллы приземлилась в углу, а трусы повисли на корешке «Алфавитного перечня ядовитых растений Северной Америки».

Кошка наблюдала за происходящим с глубочайшим удивлением, перетекающим в глубочайшее же омерзение. Улучив момент между поцелуями, Делла извернулась и показала ей язык.

В спальне Льюис огляделся и прицельно обрушил Деллу на кровать, в последний момент замедлив падение. С восторженным визгом она рухнула на матрас и тут же зашипела от боли.

– Черт. Извини. Я не подумал, – игривость Льюиса погасла, как выключенная лампочка – мгновенно и безнадежно. – Прости. Очень плохо?

– Нет, нормально, – Делла медленно перевела дыхание, ощущая, как волны боли, расходящиеся от ребер, затихают, сменяясь горячечным жаром. – Забей.

– Меня занесло. Я не подумал, – механическим голосом повторил Льюис, оползая на край. – Не надо нам это делать. А если я…

Ухватив Льюиса за руку, Делла потянула его к себе.

– Иди сюда.

Следуя за вектором силы, Льюис одним плавным движением перетек к центру кровати, нависнув над Деллой в упоре на локтях. Солдатский жетон, тихонько звякнув, упал ей на грудь.

– Я не хочу тебе навредить.

– Ты не навредишь, – приподниматься было больно, поэтому Делла надавила ему на шею, вынуждая наклонить голову. Поцелуй был осторожным, как тестирование проклятия, и нежным, как клубничный зефир.

– А если… – Льюис смотрел на нее широко раскрытыми расфокусированными глазами.

– Тогда я скажу. И мы все исправим, – заверила Делла, поглаживая коротко стриженный затылок. Упругие волоски пружинили об ладонь, создавая странную комбинацию щекотки и легкого, на грани восприятия, покалывания. Льюис, прикрыв глаза, подставлял шею, как пригревшийся кот. – Эй, мистер Уилсон?

– А?

– Какого Мордреда вы еще в одеты?

Откатившись в сторону, Льюис содрал с себя джинсы, запутавшись ногами в штанинах, и отшвырнул их в сторону. Вслед за штанами полетели и скучнейшие серые боксеры. Возбужденный член, освободившись от плена, восстал, как стяг победы. Делла коснулась горячей бархатистой кожи и провела кулаком вверх-вниз, очерчивая пальцем головку. Льюис дернулся, распахнув рот, как выброшенная на берег рыба, и медленно, хрипло выдохнул.

– Черт…

Неловко упираясь руками, Делла перекатилась по кровати и оседлала Льюиса.

– Привет.

– Привет, – Льюис дышал так, будто на марафон пробежал. – Не больно?

– Нет. Тут вся фишка в том, чтобы в талии не сгибаться. Поэтому я наклоняюсь с ровным корпусом, – серьезно объяснила Делла и тут же проиллюстрировала сказанное: нагнулась и длинно лизнула Льюиса в шею, прикусила и снова лизнула. – Понял?

– Кристально ясно.

Делла погладила его плечи, легонько проминая мышцы, спустилась к предплечьям и ладоням. Льюис был горячий, легкий и твердый, как согретое солнцем дерево. Он лежал неподвижно, позволяя ощупывать и гладить себя, и шумно, тяжело дышал. Делла поцеловала его – сначала невинно, будто пробуя на вкус, потом глубже, сильнее, жарче. Льюис легко уступил инициативу, позволяя трахать себя языком, и мял, сжимал, гладил ее тело – ноги, бедра, плечи. Но не талию. Не ребра. Не грудь. Даже одуревший от возбуждения, этот момент он отслеживал четко.

Делла спустилась к шее, прижалась губами к пульсирующей синей жилке и втянула соленую кожу, аккуратно сжимая зубы. Льюис содрогнулся, впиваясь пальцами ей в ягодицы, и толкнулся бедрами вверх, мазнув головкой по животу. Делла прижалась к нему, грудью ощущая толчки чужого сердца, и качнулась вперед-назад. Вперед-назад. Застонав, Льюис потянул ее руками, задавая ритм, быстрый и жесткий, стиснутый телами член скользил по коже, истекая смазкой.

– Стой, нет, стой… – Льюис притормозил, хватая воздух ртом.

– Что?

– Давай уберем кошку.

– Что?!

– Там, – Льюис мотнул подбородком куда-то влево. – Кошка.

Делла обернулась. Мелочь сидела в углу и таращилась на кровать с выражением «О Мерлин, какая мерзость, я сейчас сблюю».

– Блядь!

– Ага. Блядь, – задыхаясь, улыбнулся Льюис. – Чувствую себя, как будто в детском саду трахаюсь. Прямо на коврике с игрушками.

– Левикорпус, – взмахнула рукой Делла, и Мелочь, поднявшись в воздух, выплыла из спальни. – Коллопортус.

Дверь со стуком закрылась.

– Продолжим?

Она снова поцеловала бьющуюся на шее жилку. От Льюиса пахло зубной пастой, дезодорантом и классическим «морским» лосьоном – очень правильный, очень предсказуемый запах мальчика, который собирается на свидание и не хочет облажаться. Но под слоем стерильного искусственного аромата скрывался настоящий Льюис: кофе, пот и секс. И это нравилось Делле намного больше. Она проехалась щекой по гладко выбритой шее, словно кошка, трущаяся о ладонь, сдвинулась выше, к мягкому, нежному месту чуть пониже уха, и прижалась губами. Льюиса тряхануло так, что зубы лязгнули.

– О! Вот оно! – обрадовалась Делла и аккуратно прижала зубами чувствительную кожу. Льюис отозвался тихим, рокочущим рыком.

– Делл! Или делай что-нибудь, или я за себя не отвечаю.

Зрачки у него расширились, затопив голубую радужку чернотой.

– Нееет, – протянула Делла и снова прикусила его за ухом. – У меня на сегодня столько всего запланировано…

Сильные жесткие руки подхватили и потянули назад. Льюис вскинул бедра и вошел в Деллу одним плавным движением.

– Значит, разобьем на два этапа. У нас вся ночь впереди.

Он прогнулся, прижимая Деллу к себе, и она усилила давление, насаживаясь на член до упора. Мягкое раскачивающееся движение вверх – и вниз. Вверх – и вниз. Льюис поддерживал ее ладонями, принимая часть веса на себя, и двигался плавно, медленно, словно качался на волнах. Лицо у него было совершенно охуевшим, без единого проблемка мысли – только чистое, концентрированное желание. Пульсирующие волны жара, поднимающиеся от бедер, раскачивали Деллу, словно слышимая только ей внутренняя музыка. Она двигалась, увеличивая амплитуду, насаживалась все сильнее и сильнее, коротко вскрикивая и кусая губы. Льюис, ухватив ее ладонями за бедра, напрягся и начал вбиваться с размаху, Деллу подбрасывало, будто на взбесившейся метле, пульсация внутри нарастала и нарастала…

– ТВОЮ МААААТЬ!

Оргазм обрушился на Деллу, подхватил и потащил, словно цунами. Где-то далеко, на краю сознания, зарычал Льюис, содрогаясь и вминая пальцы ей в ягодицы.