Текст книги "И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ)"

Автор книги: Юлия Коханова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Наблюдать превращение нормального живого человека в окаменевшую жертву Медузы Горгоны было жутковато. И где-то внутри точил червячок сомнения: может, дело во мне? Я что-то не то сказала? Сделала? Или, наоборот, не сделала?

Что вообще происходит? Почему? Как это остановить?

Сейчас Делла отлично понимала мистера Уилсона-старшего. Видеть такую хуйню и не вмешиваться невозможно. А способов вмешаться эффективно не существует. Ворота заперты, люки задраены наглухо, и абонент не отвечает.

Льюис молчал и терпел. И это его молчание давило на психику почище испанского сапожка.

Заставив себя успокоиться, Делла забралась с ногами на кресло и включила радио. Прозрачная, стремительная мелодия ворвалась в машину, закружилась, как вьюга, рассыпая острые льдинки стаккато. Начал падать снег, и белые хлопья, лениво вращаясь, опускались на город, драпируя бетонную реальность.

Когда они подъехали к дому, тротуар и ступени уже засыпало. Кусты под окнами распушились белыми ватными ветвями, пригнулись под весом влажного снега. Было светло, холодно и очень тихо. Делла шагнула в эту тишину и остановилась, задрав лицо к беззвездному небу. Огромные хлопья падали ей на лоб и на щеки, таяли и стекали по лицу, как слезы.

– Пойдем. Не стой вспотевшая на морозе, простудишься, – бесшумно подошел сзади Льюис.

Делла медленно покачала головой и откинулась на него, как на теплую, надежную стену. Льюис обнял ее, сводя полы расстегнутой куртки. Снег кружился в воздухе, медлительный и сонный, накрывал город мягкими ладонями. Делла и Льюис смотрели на него, и белые полупрозрачные облачка пара, рожденные их дыханием, сливались воедино.

Делла была уверена, что Льюис откажется от ужина, но он съел все, что лежало на тарелке. Забросил еду в рот, как мусор – в контейнер, равнодушно и деловито. И уставился на пустую тарелку, как будто в разводах соуса скрывались иероглифы, повествующие о величайших тайнах жизни.

Наверное, Бабингтон знала, как нужно поступать в таких ситуациях и что говорить. Но Бабингтон тут не было.

– Эй, ты в порядке? – Делла погладила Льюиса по пальцам.

Это был тупой вопрос. Потому что Льюис был не в порядке. Это был очень тупой вопрос. Потому что Делла заранее знала на него ответ: «Все нормально». Вот что говорят настоящие мужики, когда их накрывает какой-то эмоциональной хуйней. «Все нормально».

– Я тебя заебал?

– О чем ты? – растерялась Делла.

– Я тебя заебал? Вот этими вот припадками? – поднял на нее больные глаза Льюис. – Я стараюсь быть нормальным. Но знаешь – это как с подтягиваниями: вот я выжал подбородок над планкой, напрягся и вроде держусь. Сначала все отлично, потом хуже, хуже… А потом руки разжимаются. И все, пиздец. Я опять унылая хуйня.

– Льюис… – Делла встала перед ним, не зная, что сказать.

– Извини. Я все порчу, – Льюис устало ткнулся ей лицом в грудь. – Не хочу все проебать. Я тебя люблю.

– Я знаю, – растерявшись до изумления, брякнула Делла.

Льюис медленно поднял голову.

– Эй! Это не твоя реплика!

– Да ладно. Очень даже моя.

– Это сказал Хан Соло.

– Я знаю. Серая мораль, гибкая этика, нулевая толерантность к социальным нормам. По-моему, сходство очевидно.

– Завязывай с аналогиями. Они ведут куда-то не туда.

– Ты просто игнорируешь правду. Давай посмотрим на тебя. Патриотизм, самоотверженность, борьба с тиранией, верность идеалам демократии…

– Ты мелкая паршивка, – Льюис, ухватив Деллу за пояс, дернул ее вперед и одним рывком усадил себе на колени. – Но ты совершенно точно описала джедая.

– Естественно. Я именно это и имела в виду, – Делла взяла его лицо в ладони и целомудренно прижалась губами к губам. – Я тоже тебя люблю. Кстати, ты спрашивал, что я хочу на Рождество. Так вот: я хочу коньки – и целый мир в придачу.

– Насчет мира не обещаю, а коньки – это решаемо.

Глава 35

Петер швырнул в камин щепотку дымолетного порошка и наклонился. Совать голову в пламя он воздержался – во избежание психологических травм, несовместимых с жизнью.

– Ругер! Вы там одеты? Можно зайти?

– Да, можно, – неслаженным хором отозвались два голоса.

Ну кто бы сомневался.

Петер мог бы на Некрономиконе поклясться, что все это время оба придурка вообще не вылезали из постели, разве что кошку покормить.

Обреченно вздохнув, он вошел в камин – и вышел в заставленной книгами гостиной. Уилсон и Делла сидели на диване в обнимку, коллективно разглядывая энциклопедию. На страницах шевелилась гнуснейшего вида живность: то ли черви, то ли гидры, то ли еще какая-то кишечнополостная дрянь.

На Уилсоне были спортивные штаны и тускло-зеленая футболка с надписью «Не знаешь, как жить? Спроси сержанта!». Петер мог бы прозакладывать последний галеон, что в ванной имеется еще одна зубная щетка и растворяющие щетину салфетки.

– Хочешь кофе? – дружелюбно осведомилась Делла.

– Можно, – согласился Петер, и Делла, запрокинув голову, посмотрела на Уилсона. Тот ответил совершенно нечитаемым взглядом.

– У тебя же вкуснее получается, – неуклюже польстила она.

– Кофе один и тот же. Вода одна и та же. Даже печка одна и та же. У меня не может получаться вкуснее.

– Такова мощь Силы, – с чувством процитировала Делла. – Ну Льююююис… – и поцеловала его в подбородок.

Тяжко вздохнув, Уилсон выбрался из-под Деллы и потянулся. На голом предплечье отпечатался рельеф подушки.

– Кофе варить – это тебе не морковку дергать, – отозвался он и пошел на кухню. Зашумела вода, зазвенела посуда.

– И бутерброд, пожалуйста! – не удержался Петер. Делла посмотрела укоризненно, но смолчала.

В кухне установилась тишина. Несколько секунд Петер всерьез ожидал, что в него прилетит в лучшем случае кастрюля, а в худшем – разделочный нож. Но дисциплинированный Уилсон снова зазвенел посудой, и Петер расслабился.

– Как ты? Скоро выходишь?

– После Рождества, – Делла убрала книгу на стол. Теперь Петер отчетливо видел название: «Исчерпывающая энциклопедия паразитических беспозвоночных Южной Азии». С обложки приветливо помахивала хвостом какая-то белая кольчатая дрянь.

– Поздравляю! Ты изобрела социально безупречный способ сэкономить на закусках, – Петер набросил на энциклопедию заклинание невидимости. – Нет аппетита – нет закусок – нет расходов.

Делла показала ему средний палец.

– Чтоб ты понимал. Мы расширяем кругозор и повышаем эрудицию. Вот ты, к примеру, знаешь, как выглядит блеклый хвосторот?

– Мерлин упаси. И не вздумай мне показывать.

Из кухни вышел Уилсон, вежливо улыбнулся и поставил перед Петером тарелку с аккуратным сандвичем и кофе.

– Приятного аппетита.

Петер подозрительно поддел пальцем хлеб. Под ним обнаружилась колбаса, обильно залитая майонезом и присыпанная нарубленными пикулями.

– В чем подвох? Ты туда плюнул?

– Нет. Почесал яйца и руки не вымыл, – неожиданно ухмыльнулся Уилсон. И впервые стал похож на нормального человека. – Ты хочешь знать, что я сделал с кофе?

– Ни в коем разе. Во многих знаниях много печали, – Петер откусил сандвич и вдумчиво прожевал. – А ты знаешь, неплохо! Если тебя попрут с оперативной работы, сможешь устроиться в кафетерий на третьем этаже.

За спиной Уилсона Делла сделала «страшные глаза» – но сам Уилсон ухмыльнулся еще шире и показал средний палец.

– Ого! А у вас, ребятки, действительно много общего! – восхитился Петер, слизывая с пальцев стекающий майонез. – Но я пришел не для того, чтобы наблюдать за брачными играми приматов. Господа оперативные работники отдела исследования несертифицированных идиосинкратических артефактов! Для вас есть задание.

– Ты ебу дал? – поперхнулась кофе Делла. – Во-первых, я на больничном, а во-вторых, через два дня Рождество!

– Но Уилсон же вполне трудоспособен! – напомнил Петер. – Не парьтесь, я шучу. Отложим мы эту херню на несколько дней, ничего не изменится.

– А в чем, собственно, проблема? – Уилсон опустился на диван рядом с Деллой, и та немедленно подползла поближе, привалившись к тощему боку. Движение выглядело совершенно неосознаваемым – так замерзший человек, не задумываясь, пододвигается к камину.

– Да глупая, в общем, ситуация. Прозерпина – Делл, помнишь Прозерпину? Беленькая такая, из канцелярии.

– С грудью, как Нижний Манхэттен? – Делла обрисовала далеко выступающую вперед окружность.

– Почти. Мы не про сиськи. Прозерпина встречается с не-магом – он учится то ли на врача, то ли что-то вроде того, не помню. И парень ей рассказал, что перед сессией купил амулет – не у магов, в обычной оккультной лавке. Выпивали с компанией, кто-то рассказал, что прикупил волшебную штуковину на удачу, и народ зацепило. Компания поперлась в лавку и набрала всякого хлама.

– Но не весь хлам оказался хламом, – со зловещими интонациями профессиональной провидицы провозгласила Делла.

– Точно. Пинни проверила побрякушки – обычная не-маговская чепушня. Но один амулет действительно рабочий: слабенькие заклинания, пропитка зельями, парочка рунических конструкций.

– Не поняла. Пропитка зельями и рунические комбинации? Как вообще выглядит эта хрень? – вздернула бровь Делла. Уилсон молча вертел головой от одного собеседника к другому, как будто наблюдал теннисный матч.

– Что-то вроде гри-гри. Мешочек со всякой херней внутри: камешки, перышки, травы, вырезанные символы, – пояснил для непрофессионалов Петер.

– И в чем проблема? – тут же включился в обсуждение Уилсон. – Что амулет плохого-то делает?

– Повышает работоспособность, снижает уровень стресса, поднимает настроение и формирует положительное вероятностное поле.

– Ты, блядь, серьезно? – изумилась Делла.

– Что повышает? – Уилсон растерянно моргнул короткими белесыми ресницами.

– Шансы на удачу там, где возможны различные исходы, зависящие от произвольных факторов, – повернулась к нему Делла. – Ну, скажем, на экзамене преподаватель может задать любой вопрос. Если у тебя есть такой вот амулет, спросят именно то, что знаешь.

– Ага. Круто. Я тоже такой хочу.

– Не хочешь. Когда снимешь, отдача замучает. Общий баланс вероятностей остается неизменным, поэтому вслед за прухой придет лавина хуйни.

– Тогда не хочу. Хуйня уже есть. Кстати: эй, где мой баланс?!

Потянувшись вверх, Делла зашептала Уилсону на ухо, и он полыхнул розовым от шеи до ушей.

– Все? Теперь баланс соблюден? – глумливо заржал Петер. Уилсон покраснел так, что от ушей можно было прикуривать, и нервно улыбнулся.

– Отвали, Манкель. Давай дальше про работу.

– Как скажешь, мой романтичный друг. Короче, надо прошвырнуться по лавочкам, узнать, откуда приходят амулеты, и зацепить умельца.

– А авроры что делать будут? – ревниво спросила Делла.

– Конфисковать уже купленные амулеты.

– Что, прямо на сессии?!

– Нет, ну не совсем же они гандоны. Подождут до начала каникул.

Глава 36

– Итак, мы закончили вступительный курс… – целитель Бабингтон сложила домиком пухлые ладони. – И я составила приблизительный план терапии. Обсудим?

Льюис заставил себя не коситься на пустое место справа. Почему-то стало страшно, как в школе на объявлении результатов решающего теста, и присутствие союзника было бы дохрена кстати – но кое-кто очень умный объявил о самостоятельности и независимости.

Вот еблан.

– Да, обсудим, – ровным голосом ответил Льюис.

– Прежде всего напоминаю: решение принимаете вы. Я просто перечислю варианты и объясню их преимущества и недостатки. Вы сами выберете те методы, которые покажутся более эффективными или более комфортными – словом, будете руководствоваться собственными соображениями. То, что вам не понравится, мы вычеркнем из списка.

– А если я выберу какую-нибудь бесполезную ерунду?

– Во-первых, бесполезную ерунду я в перечень терапевтических приемов не включаю. А во-вторых, самые эффективные приемы бессильны, если пациент им сопротивляется. Это все равно что пихать зелье в закрытый рот. Ну, за исключением методов принудительной терапии – но это не наш случай.

– А к кому применяют… методы принудительной терапии? – заинтересовался Льюис.

– К тем пациентам, которые могут навредить себе. Или другим. Вот если бы вы попытались проткнуть кого-нибудь кухонным ножом… – мягко улыбнулась Бабингтон.

А если не кухонным?

Льюис ответил на улыбку – и до боли сцепил руки в замок.

– Я понимаю. Так что же вы предлагаете?

– Самое просто и очевидное – медикаментозная коррекция. Вы будете принимать зелья.

– Да, конечно, – сдержанно согласился Льюис и мысленно проскакал пару кругов по комнате, размахивая помпонами, как чирлидерша под спидами.

– Раньше вы принимали умиротворяющий бальзам, – сверилась с блокнотом Бабингтон. – В принципе, выбор неплохой, я могла бы повторить назначение.

Да, да, да-да-да!

– Но умиротворяющий бальзам действует комплексно, а я хотела бы сохранить возможность дифференцированной коррекции. Поэтому я рекомендую комплекс из трех препаратов. Депрессию мы снимем счастливым отваром Лившица, тревожность и агрессивные эпизоды купируем зельем благорасположения. Перед сном вы будете принимать дремотную настойку, а на случай кошмаров – бальзам благодатных грез.

Льюис кивал, как механический болванчик. После двух недель без бальзама он кроличье дерьмо согласен был сожрать – лишь бы убрать из головы черную и ядовитую, как разлившийся мазут, хрень.

– Можно было подобрать снотворный препарат с комплексным эффектом, но я думаю, что нам нужно сепарировать симптомы. Возможна ситуация, когда бессонница уйдет, а кошмары останутся, или наоборот. Вы согласны?

– Да, совершенно. Сепарация – это очень важно.

Бабингтон странно посмотрела на Льюиса, черкнула что-то в блокноте и отложила ручку.

– Я рада, что наша оценка ситуации совпадает. Теперь о немедикаментозной коррекции. У не-магов практикуют вербальную проработку травмирующих эпизодов. Льюис, вы представляете, какие механизмы лежат в основе посттравматического стрессового расстройства?

– Ну, я читал… – Льюис нахмурился, восстанавливая в памяти статью из «вики». – Депрессия, бессонница, панические атаки, деперсонализация…

– Все верно, у вас отличная память, Льюис. Но вы перечислили симптомы, а я говорю о механизмах. Вы не против небольшой лекции? Постараюсь, чтобы она не была скучной.

– Обожаю лекции, – соврал Льюис. – Рассказывайте.

Бабингтон глубоко вдохнула, отчего ее грудь колыхнулась, как атомный ледокол на высокой волне.

– Итак… В момент опасности любое мыслящее и чувствующее существо пугается. Это естественная реакция, неотъемлемый элемент механизма самосохранения. В норме ситуация развивается так: мы пугаемся, отрабатываем программу «беги или сражайся», а потом успокаиваемся. Но иногда реализовать встроенную эволюцией программу нельзя. Мы не можем ни бежать, ни сражаться. К примеру, я лечу на метле на высоте трех тысяч футов, и чары полета вдруг отказывают. Бежать мне некуда, сражаться не с кем. Все, что я могу – это падать и кричать. Пока все понятно?

– Да. Вполне.

– Естественный механизм переживания стресса очень прост: организм вырабатывает гормоны, которые стимулируют поведение, способствующее самосохранению. Называются они катехоламины. Когда такие гормоны попадают в кровь, мы быстрее бегаем, лучше деремся, не чувствуем боли и усталости. Вернемся к примеру с метлой. Я падаю на землю, надпочечники синтезируют катехоламины, и… ничего не происходит. Потому что я ничего не могу сделать. Если я все-таки выживу, то буду сидеть на земле, трястись и лязгать зубами. Это означает, что организм выжигает катехоламины, сбрасывая стрессовую активность. Тяжело, неприятно, но потом наступает облегчение – и приходит покой. Это в случае, если ситуация развивается нормально. Но если это не так… Катехоламины продолжают циркулировать в крови. Организм находится в состоянии стресса, и это влияет на восприятие действительности. Возникает обратная взаимосвязь: в норме человек ощущает угрозу и надпочечники синтезируют катехоламины. А при ПТСР синтез катехоламинов вызывает стресс. Отсюда напряженность, тревожность, агрессия и прочие сомнительные удовольствия. В такой ситуации многие больные рассуждают вроде бы логично: надо успокоиться, и все пройдет. Семья и окружение их поддерживают: отвлекись, расслабься, повеселись, отдохни… Но эти методы не работают. Ограничить выработку катехоламинов усилием воли так же невозможно, как невозможно заставить свой желудок выделить литр желудочного сока. Эти процессы не контролируются извне, они автономны. Человек с ПТСР физически неспособен успокоиться и расслабиться – ему не позволяет дисфункциональный гормональный фон. А поскольку он не может расслабиться – возникает стресс от хронической усталости. Который провоцирует активный синтез катехоламинов. Все, круг замкнулся. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – Льюис почувствовал ту самую усталость – вызванную хроническим стрессом, который вызван дисфункциональным гормональным фоном, который вызванн психологической травмой. Ох, ебаааать… – И что делать? Принимать гормоны, как беременным?

– Подождите. Сейчас мы разбираемся в том, как работает ПТСР. О методах лечения поговорим чуть позже – когда у вас будет вся необходимая информация. Мы продолжаем?

– Как будто у меня есть выбор… Конечно, продолжаем.

В течение следующих десяти минут Льюис узнал о работе мозга больше, чем за всю предыдущую жизнь. И радости это знание не принесло.

В момент травмирующей ситуации мозг буквально дэдосят входящие сигналы: что происходит, почему, как, куда бежать, что делать. Сознание подвисает, в нем воцаряется полный хаос – а решать надо, причем быстро.

Так оно все и было. Нихуя не понимаешь, но идешь и делаешь. Потому что в учебке накрепко вбили в рефлексы, и теперь тебе не нужно думать. Нужно действовать.

Перегруженные мозги записывают информацию в память – но записывают неправильно. Сознание не может разложить произошедшее по ячейкам так, как делает это в нормальных условиях. Оно пихает события ворохом, втыкает их куда попало – как будто прячет грязное белье в шкаф, чтобы не позориться перед гостями.

А потом начинаются проблемы. Любая ситуация, хоть как-то напоминающая первоначальную травму, втыкает кнопку PLAY. И человек воспроизводит реакцию, адекватную не текущему моменту, а стрессу – например, хватает пистолет и стреляет в отца. Или падает мордой в лужу, если у проезжающего мимо грузовика выхлопные газы взрываются. Стыдно было – пиздец. И куртку изгваздал.

Контролировать это так же сложно, как удержать себя на месте, если в голову летит булыжник. Отработаешь на голых рефлексах, только потом очнешься – и охуеешь. Над трупом. В кровище по уши.

– Травмированный человек осознает, что ему плохо, но почему плохо – не понимает. Одни уверены, что причина всех проблем – люди вокруг. Они злятся, отгораживаются от близких, хотят исправить неправильный мир.

Привет, Льюис. Ты официально ебнутый.

– Другие винят в происходящем себя. Они думают, что дело в дурном характере, слабости, безволии – находят в себе десятки недостатков. А это порождает ненависть к себе и чувство стыда.

Привет, Льюис – два. Да ты, чувак, собрал комбо.

Лучше бы в лотерею так везло.

– Разрушив социальные связи, человек усугубляет стресс – и уровень катехоламинов растет. Думаю, не стоит продолжать?

– Да, я все понял. Так что же со всем этим делать?

– Не-маги практикуют проработку травмирующих эпизодов. То самое сакраментальное «давай, выговорись, тебе станет легче».

– Не станет.

– Вы удивитесь, Льюис, но все-таки станет. Если выговоритесь правильно. Вот смотрите: у вас в мозгу есть колдография травмирующего события. Но лежит она не там, где нужно, перевернута вверх ногами и скомкана. Из-за этого ваше сознание не может обработать информацию, которая там хранится, и постоянно спотыкается. Как вы думаете, что нужно сделать, чтобы изменить ситуацию?

– Достать фотографию и расправить, – Льюис задумчиво поджал губы. – Что, достаточно просто все обсудить? Я вам расскажу, как служил, и проблема решена?

– Увы, нет. Нужно не просто рассказать – нужно восстановить событие в деталях, со всеми сопутствующими эмоциями. По сути, вы должны пережить его, но в безопасной обстановке. Пережить, принять, осознать и отпустить. А поскольку речь идет о крайне тяжелых моментах вашей жизни….

– Нырять в это дерьмо мне не понравится, – брякнул Льюис и тут же устыдился собственной несдержанности. – Простите, мэм. Я неудачно сформулировал.

– Зато точно, – Бабингтон улыбнулась одними глазами. – Люди, страдающие ПТСР, всеми силами избегают воспоминаний о травмирующих моментах – это естественный механизм защиты. Вы не хватаетесь за раскаленную сковородку, потому что понимаете: будет больно. Вот и с воспоминаниями та же беда. Но обратите внимание: вы пришли работать в Департамент правопорядка на оперативную должность. Рискну предположить, что и до этого вы искали работу, связанную с боевыми ситуациями.

– Ну… В общем, да. И что?

– Вы подсознательно понимаете, что должны отработать травмирующие моменты, доиграть сценарий до нужной развязки. И поэтому создаете похожие ситуации – конфликты, агрессия, угроза жизни. Вот только этого недостаточно. Ни одна схватка с противником не принесет того облегчения, которое вы ждете.

– Хорошо, вы меня убедили. Если надо… Я буду вспоминать, – у Льюиса заранее вспотели ладони, а под желудком заворочалось нечто, слепленное из обломков промерзшего бетона. Здравый смысл подсказывал, что ничего такого ужасного в небольшом обсуждении нет. Ну, расскажет он про службу, опишет какие-то там эпизоды. Льюис же все это видел – и не сбежал с воплями, не рехнулся, даже не обоссался. Значит, все нормально.

Но бетон все ворочался и ворочался, распространяя метастазы в желудок и кишечник.

– Процесс это нелегкий, но мы, к счастью, маги, – а следовательно, можем изменить естественный ход вещей. Если вы согласитесь, мы заранее выявим провоцирующие воспоминания и снизим их травмирующий эффект. Для этого я вмешаюсь в ваш мыслительный процесс и снижу активность некоторых участков мозга – только на время и только в отношении отдельных эпизодов памяти. После этого прорабатывать травмы будет намного проще. Как вам нравится мое предложение?

– Я… Мне… – Льюис поджал губы, закрыл глаза и глубоко вдохнул. Какого хуя он не взял на сеанс Деллу. Вот какого, блядь, хуя?! – Я не знаю. Мне надо подумать.

– Хорошо. Это серьезный вопрос, и мы никуда не торопимся. Думайте столько, сколько нужно.

– Есть еще какие-нибудь методы? Менее… – «дерьмовые» – хотел сказать Льюис, но вовремя прикусил язык. – Менее сложные?

– Да. Во-первых, вы можете научиться релаксации. Заставьте тело расслабиться – и часть напряжения уйдет.

– Контроль мыслей через тело, как у йогов? – обрадовался Льюис.

– Ничего не могу сказать о йогах, но суть вы уловили верно. Я так понимаю, метод релаксации вы одобряете.

– Шутите? Конечно! Бездельничать ради благой цели – это моя мечта.

Смех Бабингтон поражал воображение – раскатистый, громогласный, свободный, как полноводная река. Льюис неуверенно улыбнулся, чувствуя, что любая его реакция по определению не дотягивает до заданной планки.

Отсмеявшись, Бабингтон смахнула со щеки слезу и шмыгнула носом.

– Мне нравится ваше чувство юмора, Льюис. И поверьте моему опыту: люди, которые не утратили способности шутить, справляются с проблемами намного эффективнее. И мой последний метод вы наверняка освоите быстро.

– Это какой же? – насторожился Льюис. Если тебя хвалят, а потом предлагают работу, будь уверен: тебе предлагают говно.

– Формирование положительных поведенческих стратегий. Мы отследим процессы, которые запускает в стрессовых ситуациях ваш мозг – и заменим их на продуктивные. Буквально на уровне рефлекса: отучим ваш мозг думать неправильно, – Бабингтон лучилась энтузиазмом.

И Льюис согласно кивнул. Потому что как минимум одну стратегию он уже сформировал. Тебе хуйево? Тащи Деллу в койку и снимай штаны. Весьма продуктивно, эффективно и душеспасательно.

Вывалившись из больницы, Льюис вытащил из кармана телефон и ткнул в кнопку вызова – не особенно, впрочем, рассчитывая на успех. Делла могла быть в госпитале, или дома, или в любом другом пропитанном магией месте.

Вопреки ожиданиям, после третьего гудка в трубке щелкнуло.

– Алло? – выдохнула Делла, и Льюис остановился, глупо улыбаясь в пространство.

– Привееет… – с тупейшей телячьей нежностью протянул он и сам устыдился этого позора. – Ты где?

– Иду в продуктовую лавку. Рождество на носу, а у нас из еды только сыр и паста, – Делла в трубке сопела целеустремленно и деловито. – У тебя все в порядке? Что-то случилось?

– Дохера всего. Травмирующие воспоминания, бей или беги, поведенческие стратегии, йога, ебля в мозг, катехоламины, – на одном дыхании вывалил Льюис.

– …И мидихлорианы, – после долгой паузы добавила Делла.

– И они тоже. У меня мозги кипят, – пожаловался Льюис. – Черт, подожди, у меня звонок на второй линии.

Беззвучно матерясь, он сунул в карман только что вытащенные ключи и переключил вызов.

– Да, пап?

– Привет. Извини, что отвлекаю, – голос у отца был смущенный, и Льюису стало стыдно. Вот же мудак – так всех заебал, ему даже звонить боятся.

– Не отвлекаешь, все отлично. Рад тебя слышать. Как у тебя дела, пап?

– Все хорошо. Ты сегодня зайдешь?

– Не знаю, – нахмурился Льюис. На сегодня было дохрена дел: помочь Делле с елкой, хоть немного разгрести воцарившийся за несколько дней прокрастинации хаос и обсудить ту лавину информации, которую вывалила Бабингтон. Ну и секс. Целительный перепихон был необходим Льюису, как искусственное дыхание – утопающему. Но блядь, последний раз Льюис был дома два дня назад: зашел, десять минут поговорил, выпил кофе и забрал спортивные штаны. Ну так себе визит. – Конечно, пап, если надо, я приду.

– Нет, все хорошо, это не обязательно, – услышав в его голосе нерешительность, отец тут же сдал назад. – Я просто хотел спросить: ты же придешь на Рождество?

Вот черт! Льюис беззвучно врезал себе ладонью по лбу. Рождество! Ебаный нахуй семейный праздник!

Тетя Рейчел, дядя Зак, племянники, двоюродная бабушка с лиловыми волосами, у которой все блузы средством от моли пахнут…

Шутки про работу в такси. Просьбы рассказать про войну. А как насчет девчонок? Вот у меня в твои годы… Льюис, ты задумываешься о карьере? Льюис, тебе двадцать пять. Почему ты не поступил в колледж, Льюис? А вот Билли уже на втором курсе…

Почему-то Льюис решил, что теперь, когда он наряжает елку с Деллой, идти на семейный шабаш необязательно.

– Пап, я… Кончено, я загляну, только ненадолго. У нас с Деллой есть кое-какие планы.

Валяться в кровати, жрать вкусности и трахаться, как кролики, под рождественские гимны. Отличные планы! А теперь, после назначенных бальзамчиков, так просто охуительные.

– Я понимаю, сын. Я так и подумал, что ты не захочешь на семейный ужин приходить. Поэтому в этом году отказался от вечера Уилсонов.

Льюис прислонился задницей к холодному металлу капота.

– Пап, ну зачем…

Гребаный вечер Уилсонов проходил каждый год. Поначалу, пока жива мама, все было клево. Льюис любил эти шумные встречи, хаотичный обмен подарками, половина из которых была чудовищной нелепостью, долгие разговоры за столом. Потом… потом стало хуже. Но Льюис терпел – потому что этого хотел отец. Потому что отец в этот день был счастлив.

– Ты же любишь рождественский ужин, пап. И дядю Зака ты давно не видел.

– Это ничего, встретимся в другой раз, – откликнулся отец и замолчал, явно подирая слова. – Я вот что хотел спросить, сынок. Может, ты пригласишь Деллу? Только мы втроем, я приготовлю что-нибудь праздничное, могу барбекю сделать или ростбиф – я тренировался на прошлой неделе, вроде бы неплохо вышло. Поговорим, посмотрим кино… Будет весело.

Отец говорил все и тише, а Льюис все сильнее морщился – как будто стоматолог тащил у него зуб без наркоза. Стремительный полет от легкого дискомфорта к пиздецу.

Рождество – семейный праздник.

Сука. Сука! СУУУКА!

А почему Делла не приглашает его на встречу с семьей? Есть ли у нее вообще семья? Мать, отец, братья, родственники – ну не может же человек в вакууме существовать? Кто они, где? Почему не приходили в госпиталь? Когда Делла с ними общается?

Какого херна рядом с ней только Манкель маячит, как хуй во лбу?

– Алло? Ты молчишь или нас разорвало? – настороженно спросил отец.

– Я… Да.

– Что – да? Придешь? С девушкой?

Да, я идиот.

Льюис с ужасом взирал на разверзшиеся перед ним глубины. Все это время он вообще не думал о Делле как о самостоятельной личности, которая живет собственной жизнью. Она существовала только как дополнение к Льюису Уилсону. Какие у Деллы интересы – и сможет ли Льюис их разделить? Как она живет – и впишется ли в эту жизнь Льюис? Нравится ли ей Льюис? Хочет ли она Льюиса? Все, что не входило в этот узкий круг вопросов, не имело значения.

Блядь. Блядь-блядь-блядь-блядь-блядь.

Манкель говорил, чтобы Льюис спросил о… черт, город какой-то, там что-то важное произошло. И нет, Льюис нихуя не спросил.

Делла же была аврором. Почему ушла? Какого хера за ней потащился Манкель – или это она за ним потащилась?

– Сын?

– Да, пап, мы придем, – Льюис пялился в пространство пустым взглядом. – Принесем пирог или что-то вроде того.

Почему пирог? Какой пирог?

А хуй его знает.

– Льюис, я так рад… – отец замешкался, неловко откашлялся и радостно засопел в трубку. – Все будет хорошо, вот увидишь. Я не буду лезть в личное, просто хочу, чтобы мы все познакомились. Все будет хорошо.

– Конечно, пап. Извини, мне тут надо… Пока, – скомкал разговор Льюис и, едва дождавшись ответного «Пока», сбросил звонок. И увидел, что на второй линии терпеливо ждет Делла.

ДА НУ БЛЯЯЯЯДЬ!!!