Текст книги "И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ)"
Автор книги: Юлия Коханова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)
Глава 22
– Так... – усевшись на стол, Петер внимательно обозрел двух уебанов в футболках. И это – сотрудники исследовательского отдела. Интеллектуальный цвет Департамента защиты магического правопорядка! Петер болезненным движением потер висок. – Давайте-ка еще раз. Что именно вы сделали?
– Мы обследовали дом Друзиллы Лангфранк. – выступил вперед Уилсон. На лице у него застыло выражение обреченного мужества. Жанна-блядь-белобрысая-Д’Арк.
– Вот так вот просто: пришли и обследовали, – нежно улыбнулся Петер. – И чья же это, позвольте спросить, гениальная идея?
Делла втянула голову в плечи, виновато стрельнула глазами в сторону и открыла рот…
– Моя, – перебил ее Уилсон и сместился чуть вправо, прикрывая Деллу плечом. Как будто всерьез ожидал, что Петер швырнет в нее дыроколом.
– Серьезно? Не думал, что когда-нибудь скажу это, Уилсон, но ты слишком нормальный для такой хуйни. Влезть без ордера в дом женщины, чья смерть стала предметом расследования, и спереть оттуда ключевую улику – в этой комнате есть только один человек, способный на подобные фокусы. Правда, Делла?
Она попыталась ответить, но вздрогнула и осеклась – вероятно, после некоторого физического воздействия. Уилсон предусмотрительно убрал руки за спину, получив тем самым свободу маневра.
– Если у тебя есть какие-то вопросы, задавай мне, – Уилсон вытянулся, как солдат на плацу. Делла озадаченно моргала из-за его плеча, явно не понимая, как реагировать на этот внезапный перформанс. Кажется, Уилсон импровизировал – и кажется, импровизировал неудачно.
– Хорошо, – покладисто согласился Петер. – Вываливай свою версию.
– Мы обсуждали допрос мистера Лангфранка. Он отказал нам в доступе, и Делла огорчилась. Тогда я предложил проникнуть в дом и осмотреть его. Делла возражала, но я ее убедил, – стремительно отбарабанил Уилсон. Потом запнулся и продолжил. – И «Крайслер» тоже я предложил угнать.
– Отлично. Очень убедительно, – одобрил Петер. – Сразу видно, что репетировал. А теперь давайте послушаем правильный ответ. Делла перехватила тебя где-нибудь в коридоре, или в гараже, или на улице. Одним словом, там, где нет меня. И в красках объяснила, как будет плохо, если мы не вытащим из дома неведомую проклятую хрень. Ты слушал, кивал и соглашался. Делла рассказала, какой мудак наследник, какому риску подвергает невинных граждан, описала сто тысяч причин, по которым так поступать нельзя. И ты снова кивал. А потом она предложила хуйню. Залезть без ордера в чужой дом, все там обшарить и спереть унаследованное имущество. Остатками здравого смысла ты осознавал, что это авантюрный суицидальный пиздец. Ты даже попытался возражать – недолго, минуты две-три. Но все было так убедительно, так правильно… Поэтому ты все-таки кивнул. И согласился. Вот так все и было, да?
– Нет, – коротко отрезал Уилсон и сдвинулся еще правее. Его пасмурное, вечно недовольное лицо застыло в таком напряжении, что врежь им об стену – треснет кирпич, а не лицо. Петеру стало интересно: что же он там себе такое напредставлял? Что Петер бьет Деллу ногами? Пытает Круцио? Сдает в аренду в каменоломни?
Все-таки этот парень был крепко двинутым. Но хотя бы заботился о Делле. Уже хорошо – при прочих равных.
– Да, – резюмировал Петер. – Так оно все и было. Потому что именно так оно и происходит. Всегда. Это у Деллы модус операнди. Не думай, что ты единственный, кто ведется на эту херь. Когда Деллу клинит, она не убеждает – она индуцирует, – Петер слез со стола и подошел к Уилсону, нависнув над ним, как доброжелательный мастодонт. – Чисто для справки – я был категорически против того, чтобы брать тебя на работу. И все-таки ты здесь. Делай выводы.
– И какие выводы я должен сделать? – вздернув подбородок, подался вперед Уилсон. Выглядело очень воинственно, но психоделическая футболка с единорогами несколько смазывала эффект.
– Самые очевидные. Не ведись. Опомниться не успеешь, как по уши в дерьме окажешься. И она, кстати, тоже, – тыкнул пальцем в Деллу Петер. – Из вас двоих здравый смысл есть только у тебя. Его мало, но он есть. Учитывай это, когда принимаешь решения.
На мгновение по лицу Уилсона пробежала тень сомнения. Утратив гранитную уверенность, он коротко зыркнул на Деллу – и наткнулся на такой же озадаченный взгляд. В головах сотрудников оперативной группы происходила сложная и, возможно, интеллектуальная деятельность.
Петер счел этот невыразительный результат успехом. Потому что другого успеха пока не завезли.
– Вот и отлично. Наконец-то мы разобрались с началом этой охуительной истории. Теперь переходим к основной части. Что вы делали в доме?
– Ничего, – хором ответила оперативная группа и синхронно покачала головами.
– Господи! – воздел очи горе Петер. – Вот за что мне это, а? Я что, в прошлой жизни сиротский приют поджег? Старушку изнасиловал? Щенков топил? Делла, кисонька! Ну имей же ты совесть!
– А что я? – высунулась из-за плеча Уилсона Делла. – Мы действительно ничего не делали! Просто влезли и посмотрели. Льюис на диване сидел, я сканировала. Все стоит, как стояло, даже пыль на месте!
– Перечисляй, какие заклинания использовала: с момент проникновения и по порядку, – скомандовал Петер. – Начала с Алохоморы, так?
– Нет. Начали с ножа, – снова влез поперек Уилсон. – Это я вскрыл окно, без магии. Мы же не идиоты.
– Замечательно, – проглотил комментарии о спорности подобного утверждения Петер. – А дальше что?
– Залезли в дом, – подключилась Делла. – Тоже без магии. Потом я использовала только сканнер и левитационные. Кофе варили на печке, Льюис поджег газ зажигалкой.
– Что. Вы. Делали? – переспросил Петер. Услышанное не умещалось у него в голове, как «Граф Цеппелин» – на автомобильной парковке. – Вы варили кофе?!
– Ну… Да. В доме был запас, мы взяли две ложки. И чашки помыли, – растерялась Делла. – А что?
– Да вы совсем рехнулись, что ли? Это же место преступления! – от возмущения у Петера перехватило горло, он сипел и свистел, как проколотый воздушный шарик. – Вы бы еще пикник устроили, с костерком!
– Но мы устали! Поздно же было… – развела руками Делла. – Да и сварили всего две чашки. Без магии. Это технически нельзя обнаружить.
– Охуеть… – с размаху вбил фейспалм в лицо Петер. – Просто охуеть… Ну, не томите, родимые. Жгите дальше!
– А нечего больше жечь, – пожал плечами Уилсон. – Выпили кофе, помыли посуду, поставили на место. Потом я нашел эту херь. Все.
– И вы вылезли через окно точно так же, как пришли?
– Ну да, – кивнула Делла. – Льюис задвижку на место поставил.
– Зашибись. Когда вас посадят, я первый скажу: вы заслужили каждый год из назначенного срока. За тупость! Взлом с проникновением. Кофе. Собачку сперли. Господи, с кем я работаю… – Петер добавил к одной ладони вторую, отгородившись от кошмарной реальности. – Вот скажите, что мне теперь с этой хуйней делать? – потряс он в воздухе фарфоровой собачкой.
– Все, что захочешь, – фыркнул Уилсон.
– Точно, – немедленно поддержала его Делла. – Это всего-навсего маленькая статуэтка. Никто и не заметит, что она пропала. Бери, препарируй, изучай.
– А оформлять ее как?!
– А зачем тебе ее оформлять, солнышко? Напиши рапорт: так мол и так, нас не пустили, ой и ай. Передай аврорам, забей хуй и развлекайся с артефактом. Тебе же интересно, правда, – искусительно улыбнулась Делла.
Петер посмотрел на нее. Молча.
Делла потупилась.
– Слушай, ну чем ты недоволен? – насупился Уилсон. – Надо было эту херню суицидную прекратить? Мы прекратили. Надо было артефакт достать? Мы достали. Тебе бумажки нужны или результат? Если результат – так вот он, забирай.
Петер молчал. И подкидывал в ладони собачку. Глянцевая тяжесть фарфора приятно холодила ладонь.
В этом был смысл. Дурацкая авантюра Деллы выходила за грани понимания, но результат… результат действительно был. Вот он. В руках.
Эти засранцы действительно вошли в дом, не оставив следов. Они ничего не изменили внутри – если, конечно, не врали. Уилсон мог бы, запросто и с большим удовольствием, но Делле Петер доверял как себе. Она частенько вела себя неосмотрительно, совершала поступки, о которых потом жалела. Но она никогда не скрывала своих ошибок. Если Делла сказала, что в доме все нормально, – значит, там все нормально.
А следовательно, наследник ничего не заметит. Он спокойно продаст старый дом, теперь уже безопасный, и будет счастлив, как нюхлер, пробравшийся в золотовалютное хранилище США. Петер напишет аврорам отказной рапорт, исследует артефакт и разберется, как он работает. И… и все будут довольны.
Кошмарные методы, но отличный результат.
– Сгиньте с глаз моих, утырки. Видеть вас не могу, – тоскливо вздохнул Петер. – Вы взломщики и воры. А я из-за вас лжесвидетелем стану.
– Почему? – пискнула, отступая к выходу, Делла. Ей было очевидно неловко – в отличие от Уилсона, которому было так же очевидно похуй.
– Потому что именно я буду отчет по этому делу писать. Лживый от первого и до последнего слова.
– Петер, ты лапочка, – улыбнулась Делла и выскользнула за дверь. Уилсон сдержанно кивнул. Он Петера лапочкой не считал, но мнение держал при себе. И на том спасибо.
Глава 23
На балконе телефон не работал. В коридоре тоже не работал. И на лестничной площадке не работал.
Обреченно выругавшись, Делла набросила куртку и спустилась на улицу. Закатное солнце зависло над крышами домов, окрашивая облака во все оттенки золотого и красного. В воздухе пахло водой, снегом и горьким сосновым дымом – какой-то оригинал додумался растопить камин настоящими дровами.
Зевнув, Делла уселась на ближайшую лавочку и снова проверила телефон. Теперь на зеленоватом экране появилась картинка: составленная из крохотных черных квадратиков бабочка.
– Ну наконец-то! – Делла тыкнула в кнопку вызова и поднесла кнопку к уху. Зазвучали длинные пронзительные гудки.
Несколько секунд ничего не происходило, потом мерзкое вяканье оборвалось.
– Да? Что случилось? – спросил странно-незнакомый голос Льюиса. На заднем фоне что-то жизнерадостно бубнило, звучала приглушенная музыка, и громкий мужской голос спросил: «У тебя проблемы, сынок?». – Все хорошо, пап, это с работы, – досадливо огрызнулся Льюис. Делла услышала какую-то возню, потом фоновые звуки затихли.
– Вот, теперь нормально, я на задний двор вышел. Говори, – голос Льюиса, искаженный мембраной телефона, звучал так близко, словно он стоял за спиной. Делла откинулась на спинку скамейки, посмотрела в пламенеющее небо и улыбнулась.
– Ты телевизор смотрел?
– Да. Хоккейный матч. Пиво, пицца, все дела.
По короткому хмыканью Делла догадалась, что Льюис тоже улыбается.
– Это хорошо. Я боялась, что разбужу тебя.
– Нет, я давно проснулся. Ты откуда звонишь? Неужели из дома берет? – сопоставил наконец-то два и два Льюис.
– Если бы. Пришлось на улицу выйти. Сижу на лавочке под платаном.
– Ого. А я-то думал, что телефон упрощает жизнь.
Прозвучали гулкие шаги, потом раздался приглушенный звук падения чего-то тяжелого.
– Что ты делаешь? – не поняла Делла.
– В окоп спрыгнул, тут тепло. Я раздетый на улицу выперся.
В телефоне снова зашуршало, и Делла представила, как Льюис укладывается на спальном мешке, закинув одну руку за голову. Сухие мышцы расслаблены, футболка задралась, обнажая поджарый живот…
– Ты просто так звонишь, поболтать, или мне на работу собираться? – прервал затянувшуюся паузу Льюис.
– Да. То есть нет, – спохватилась Делла, выныривая из фантазий. – Я только что с Петером поговорила. Хочешь прикол?
– Хочу.
– Петер декодировал фрейм заклинаний на собачке. Если ты стоишь – сядь. Если сидишь – ляг. Ни. Одного. Проклятия!
– Что, блядь?! – рявкнул в трубку Льюис. – Как? Почему? Мы что, не то взяли?! Пиздеееец…
– Спокойно. Не ори. Мы взяли то, что надо. Просто немножко ошиблись в классификации. Мы же думали, что собачка – это агрессивный танатический артефакт с выраженным деструдо. А на самом деле это знаешь что?
– Ну? Говори ты уже, не тяни паузу!
– Это психологический консультант. Борется с депрессией, поддерживает, подсказывает выход из сложной ситуации. Ты уже сообразил, что к чему?
Льюис затих. Мысленным взором Делла видела, как вращаются, перещелкиваясь, шестеренки у него в голове. А потом Льюис допер.
– Охуеть!
– Ну да! Тот дебил, который собирал фрейм, взял за основу самообучающееся заклинание с программой совершенствования стратегии. А вот ограничения он не указал. Собачка поначалу действительно предлагала какую-то херню типа «настройся на позитив» и «поверь в себя». А потом собрала базу реакций, обозначила тактику утешения как неэффективную и начала искать альтернативы. Самым результативным способом прекращения страданий оказался суицид. Стопроцентное излечение от депрессии – ни один клиент не пожаловался!
Льюис заржал. Он хрюкал, икал и, кажется, тихонько подвывал от смеха.
– Суууукааа! Гениальная же стратегия! Плохое настроение? Нахамил начальник? Подгорела яичница? Сдохни – и никаких проблем! Твою маааать!
С трудом разбирая прерывающийся неконтролируемым хохотом монолог, Делла пыталась вообразить, что сейчас происходит за восемьдесят миль от Самайн-роуд, на заднем дворе аккуратного дома. Пыталась – и не могла. Мозг выдавал черный экран с неоновой надписью «Недостаточно информации». За все те дни, что они вместе таскались по городу, Делла видела разозленного Льюиса, удивленного, веселого, радостного, испуганного, растерянного… Да много какого. А вот хохочущего – ни разу.
На секунду Делла ощутила неодолимое желание аппарировать, чтобы полюбоваться на уникальное природное явление, но здравый смысл победил. Она осталась сидеть на лавочке, медленно погружаясь в лиловую темноту вечера.
Хохот в трубке постепенно стихал. Льюис еще всхлипывал и шмыгал носом, но голос выровнялся и не прыгал, как мячик по ступеням.
– Извини. Что-то на меня накатило. Это не повод для шуток, я понимаю. Просто… – Льюис сдавленно хрюкнул, подавляя новую волну смеха. – Просто…
– Просто это охуительно смешно! Да я сама минут десять ржала, когда Петер мне схему объяснил, – ухмыльнулась воспоминаниям Делла. – Я поэтому и звоню. Хотела тебе настроение поднять.
– Ну да, действительно. Что может быть веселее, чем подстрекающая к суициду фарфоровая собачка.
– Но ведь сработало же!
– Сработало. И это меня до чертиков пугает, – проникновенно сообщил Льюис. – Кажется, я становлюсь аморальным мудаком. Я угоняю машины, взламываю дома, тырю фарфоровые статуэтки и смеюсь над ужасными вещами.
– Так заебись же! – обрадовалась Делла. – Добро пожаловать в клуб!
Глава 24
В доме О’Коннора пахло пылью, хлоркой и прогорклым кукурузным маслом. Странный, совершенно не домашний запах, наполняющий душу непокоем. Иногда Льюис думал, что в этом и вся проблема О’Коннора. Он живет в доме, пропахшем ароматом бомжацкой столовки, скрывается между стопами пыльных газет, как старый, больной, отчаявшийся зверь. Очень одинокий зверь. Если бы у О’Коннора был человек, который протянул ему руку – не сейчас, а тогда, в шестидесятых, когда О’Коннор вернулся с войны – двадцатилетний, но искалеченный и немощный, как старик. Он ожидал уважения, помощи и поддержки. И получил от родины пинок по яйцам.
Здесь, в Америке, О’Коннор не был героем. Нет. Он был всего лишь идиотом с винтовкой, который проебал несколько лет своей жизни, здоровье и будущее. Хиппи презирали его, студенты ненавидели, а чиновники – просто не замечали. О’Коннор не смог это принять. Многие ветераны могут или хотя бы пытаются. Те ребята, которые собираются у Кертиса Хойла, готовы отказаться от своего прошлого, от своих идеалов. Ветераны, отдавшие родине несколько лет жизни, мечтают забыть эти дни, вычеркивают их из памяти, как самую ужасную ошибку.
Вот только это не ошибка. Это выбор. Правильный выбор. Есть люди, который выходят вперед, чтобы встретить врага и принять удар на себя. Если это не повод для гордости, то что тогда?
Вернувшийся из кухни О’Коннор выдернул Льюиса из размышлений, поставив перед ним запотевшую бутылку.
– Что-то ты редко теперь заходишь.
– Работы много, не успеваю, – Льюис скрутил пробку и отхлебнул пиво – дешевое, водянистое и горькое. – Что нового?
– У меня? – хохотнул О’Коннор. – У меня нового не бывает. Зима, сыро, шрамы болят – так это не новость, это я привык.
– Хреново. Сходи к врачу, – посочувствовал Льюис
– Ты думаешь, что от врачей есть хоть какой-нибудь толк? Чтобы нормальную медицинскую помощь в этой стране получать, нужно быть не солдатом, а поп-звездой, и жопой крутить на сцене. Когда я в прошлый раз у доктора был, мне таблетки выписали обезболивающие – так нихрена же они не обезболивают. А стоят, как ебаная фуагра в пятизвездочном ресторане, – раздраженно скривился О’Коннор. – Тебе повезло, ты целый вернулся. Цени свое счастье, пацан, – он шутливо толкнул Льюиса в бок и сделал большой глоток. Желтоватая струйка потекла по неровно выбритому подбородку. О’Коннор смахнул пиво рукой и тихо выругался.
Брезгливая жалость переполнила Льюиса, и тут же ей на смену пришел стыд. Этот одинокий неопрятный мужчина не заслуживал отвращения. Уважение – вот что должен был получать О’Коннор. Только уважение.
– Слушай, если хочешь… я, наверное, попробую… – Льюис осекся, подбирая слова. – У меня есть друг на работе, он может кое-что достать. Кое-что необычное.
– Дурь, что ли? Нет, это не ко мне. Я таким дерьмом не балуюсь и тебе не советую.
– Нет, не дурь. Лекарства. Только они… экспериментальные. Я спрошу, может, у него есть что-нибудь подходящее.
– Что, правда? – О’Коннор покосился на него настороженно и недоверчиво. – Ну, спроси. А ты уверен, что эти лекарства безопасные? Не хочу всякую дрянь жрать, как подопытный кролик.
– Совершенно. Мне помогло.
– У тебя что, тоже что-то болит? – удивился О’Коннор. – Вроде же нормально все было.
– Нет, не болит. У меня другое. Проблемы с… с пищеварением, – неуклюже выкрутился Льюис.
Говорить о перепадах настроения он не хотел. О’Коннор, конечно, выслушает, но не поймет. Из всех лекарств он признавал только анальгетики, таблетки от поноса и от давления. Никаких психотропов, никаких успокоительных, никакого снотворного. Если у мужика есть проблема, он решает ее не таблетками, а действиями – таков был девиз О’Коннора. И что самое поганое, Льюис был с ним полностью согласен. Если ты переживаешь из-за проблемы – так пойди и устрани ее, блядь!
Вот только эта проблема не устранялась. Дерьмо, угнездившееся в голове Льюиса, не собиралось никуда уходить. Интересно, когда все это началось? В армии? После смерти мамы? Когда Льюис вернулся домой – не герой, а ничтожество: человек без образования, без денег и без перспектив?
Дерьмо просачивалось в его жизнь незаметно, по капле, и вскоре заполнило все до краев. А Льюис этого не замечал – как та лягушка, которая плавала в кастрюле с нагревающейся водой до тех пор, пока не сварилась. Когда ситуация ухудшается постепенно, эти ухудшения становятся частью жизни, такой же неотъемлемой, как рассвет или закат.
А потом Делла принесла бальзам. И вдруг оказалось, что в жизни масса невероятных вещей: интересных, смешных и восхитительно-опасных. Когда Льюис забыл выпить лекарство, когда вернулись усталое равнодушие, разочарование и злость – это было как прыжок в прорубь. Охуительный, мать его, контраст.
Льюис не хотел так жить. И не хотел портить жизни тем, кто рядом: ни отцу, ни Делле, ни даже долбанному Манкелю. И плевать, что там должен или не должен мужик. Плевать, что лекарства – для слабаков. На все плевать. Льюис не полезет в это дерьмо еще раз ни за какие деньги. Даже если бальзам придется литрами жрать.
– Еще принести?
– Что? – Льюис удивленно посмотрел на пустую бутылку в руках. – Да, давай.
О’Коннор принес два пива и тяжело, с кряхтением опустился в кресло.
– Держи. Пойдешь на митинг в субботу?
– Что за митинг? – откупорил бутылку Льюис.
– Стен Ори, кандидат в сенаторы. Этот еврейский ублюдок опять продвигает закон о запрете оружия. Мы должны выступить и сказать «нет»! Таких хитрожопых засранцев, как Ори, все больше и больше. Они не просто забирают оружие. Они превращают американцев в тупое блеющее стадо, которое идет туда, куда укажет пастух. Если дать еврейским политическим проституткам власть, мы все станем баранами, которых или стригут, или режут! – увлекшийся О’Коннор размахивал бутылкой так энергично, что пиво выплескивалось на пол. – Уже сейчас белые гетеросексуальные мужчины – это угнетаемая категория. Мы, люди, которые создали эту страну, лишние. Мужество, честь, вера в Америку? К черту этот хлам! Политики строят толерантное общество, которое простит все что угодно, разрешит любую мерзость. Если отдать Америку Ори, он превратит страну в мусорник, населенный подлецами! И у нас не будет оружия, чтобы остановить деградацию!
Механически кивая, Льюис медленно прихлебывал пиво. Он слышал такие прочувствованные речи десятки раз и знал их наизусть. Нет, О’Коннор во многом был прав: политики действительно были мудаками, оружие было чертовски полезной штукой, а страна, предающая свои идеалы, обречена на гибель. Вот только евреи, геи и трудовые мигранты тут ни при чем. О’Коннора здорово заносило на поворотах, и в такие минуты Льюис ощущал чудовищный испанский стыд, от которого хотелось провалиться сквозь землю – и выйти на поверхность где-нибудь в степях Монголии. Но О’Коннор был ветераном. Он был инвалидом. И он был чертовски одиноким несчастным человеком. Поэтому Льюис молчал, кивал и одобрительно хмыкал, когда в речи возникали приглашающие паузы.
Уж это-то он мог сделать.
– Ну что, пойдешь на митинг? Там много наших будет, поговорим, обсудим вопросы. Эй, парень, нам нужна твоя поддержка! – энтузиазмом О’Коннора можно было заряжать аварийные генераторы на электропоездах.
Льюис тоскливо вздохнул. В субботу он присмотрел перспективный хоккейный матч и даже зарезервировал два билета. Правда, не заплатил пока, и Делле ничего не сказал, поэтому вроде как и обязательства не возникли.
– Ну, давай, соглашайся! Ты должен выразить свою гражданскую позицию!
Льюис не хотел выражать гражданскую позицию. Он хотел сидеть на трибуне рядом с Деллой, жрать буритос, пить пиво и орать «Шай-бу! Шай-бу!».
– Даже я, ветеран вьетнамской войны, участвую – а ты на сорок лет младше! Ты не можешь отказываться, – уловив сомнения Льюиса, О’Коннор зашел с козырей.
Ну мать же твою.
– Хорошо, уговорил. Пойду, – обреченно согласился Льюис. – Куда подъезжать?
– Давай на десять часов к Университету Фордхема. Ори там речь перед студентами будет толкать, испортим ему вечеринку! – немедленно возликовал О’Коннор.
– Договорились.
Прощай, веселая суббота. Здравствуй, гражданский долг.
