Текст книги "И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ)"
Автор книги: Юлия Коханова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
Глава 43
Кухня без мебели рождала ощущение неустроенности, расползающееся вокруг, как ядовитое облако. Голые стены со следами креплений, выцветшая по контуру шкафчиков краска, пятна на паркете, ограничивающие пространство разделочного стола – костыли, скрепляющие реальность и память наглухо, как рельсы и шпалы.
Огромное окно, так понравившееся Делле поначалу, только усиливало впечатление заброшенности. Лавина солнечного света выхватывала все щербинки и заусенцы, выкручивала яркость на максимум и тыкала в лицо: вот, смотри! Смотри!
Убавив огонь, Делла помешала содержимое кастрюли, старательно докапываясь ложкой до самого дна. В нормально доме она бы поставила защиту от пригорания – но здесь, в не-маговской квартире, процесс нужно было отслеживать вручную.
Ложка уткнулась во что-то плотное и наглухо спаянное с днищем.
– Вот мать твою! – надавив, Делла отковыряла обугленный снизу кусок картошки и выбросила его в ведро. – Ладно. Всего один. Один – это не проблема.
Хлопнула дверь, и в гостиную ввалился Льюис – взъерошенный, красный и в расстегнутой куртке. В правой руке он держал коробку с пылесосом, в левой – ключи, под мышкой зажимал утюг, а зубами прихватил бумажный пакет.
– О Мерлин! – швырнув ложку на стол, Делла бросилась на помощь. Льюис сплюнул ей в подставленные руки пакет.
– Хлеб и рогалики. Я не забыл!
– Ты ж моя лапочка, – чмокнула его в щеку Делла. – Поставь ты эту хреновину на пол, зачем в руках держишь?
– Точно, – Льюис опустил здоровенный короб и медленно разжал перечерченные странгуляционными полосами пальцы. – Два гребаных часа потратил, зато пятьдесят четыре бакса на скидках сэкономили!
– Дай сюда, – перехватив его за руку, Делла начала разминать затекшую ладонь. – Думаешь, оно того стоило?
– С ума сошла? Конечно, стоило – это же полсотни нисхуя! – запротестовал было Льюис и тут же затих, размякнув и прикрыв глаза. Делла поглаживала большими пальцами ладонь, то увеличивая, то уменьшая усилие, разминала пальцы, разгоняя застоявшуюся кровь. Льюис склонился к ней, его дыхание стало глубже и тяжелее. – Иди сюда, – обхватив Деллу за талию, он прижался губами к чувствительной выемке над ключицей. – Давай потом с коробками разберемся.
– Давай… – запрокинула голову Делла, подставляя под поцелуи шею. Под кожей разгоралось тепло, искрящимися ручейками стекая вниз, к паху. – ВОТ МАТЬ ТВОЮ!
– Что?! – шарахнулся Льюис.
– Гребаное рагу!
Над кухней уже плыл горьковатый запах горелого. Соус в кастрюле булькал, заплевывая жирными каплями плиту, по стенкам ползли густые крахмалистые потеки. Делла выключила газ, сунула ложку в рагу и остановилась.
– Нет, нахрен. Не так.
Выдернув из расставленных вдоль стены коробков здоровенную керамическую плошку, Делла осторожно перелила туда возмущенно булькающее варево. Пригоревший слой остался на дне – и развонялся, как жертвенник всесожжения.
– Упс, – сунулся в кастрюлю Льюис. – Сочувствую.
Проглотив комментарии о том, куда он может засунуть свое сочувствие, Делла сунула кастрюлю в мойку и включила воду.
– Расстроилась?
– Нет, радуюсь, – Делла с ненавистью уставилась на всплывшие кружочки морковки.
Льюис обнял ее сзади и поцеловал в макушку. Развернувшись, Делла уткнулась лбом в твердое плечо.
– Нихрена у меня не получилось. На пять минут отвлеклась – и все, пиздец.
– Не парься. Съедим. Так даже вкуснее – дымком пахнет, – Льюис стиснул ее прижимая к себе покрепче. – Жалеешь, что переехала?
– Нет. Просто бесит. Как будто скатилась на пару ступенек вниз по эволюционной лестнице.
– Ничего, поднимешься, – чмокнул ее в нос Льюис. – В крайнем случае подсажу. Хватит над кастрюлькой причитать, давай лучше пожрем. В коробке с пылесосом я притащил два пива!
– Подай крестовую отвертку.
Стоящий на подоконнике Льюис протянул руку, и Делла вложила в нее граненую рукоять. Сжав губы и напряженно прищурившись, Льюис начал что-то выкручивать.
– Лови.
В подставленные ладони упал один болт, другой, третий. Уронив, наконец, четвертый, Льюис подпер покосившуюся фрамугу плечом.
– Стамеску дай.
– А что это? – склонилась над ящиком Делла. Из креплений торчали хреновины с разнообразными жалами – и хоть бы одна подписана была.
– Длинная, прямоугольная, острая, – объяснил Льюис, переступая на подоконнике и поудобнее перехватывая деревянную раму. – Черт, у меня сейчас спина переломится.
Делла провела пальцем вдоль частокола металлических хреновин и потянула ту, что больше всего подходила под описание.
– Оно?
– Да. И молоток давай.
– Слава Мерлину, хоть это я знаю!
Сунув в сомкнувшиеся пальцы молоток, Делла уселась на пол, блаженно вытянув ноги. Бездарное стояние над плитой оказалось делом неожиданно утомительными.
– Слушай, я вот чего подумала. О задержании знали только мы – даже Петер Конфорту увидел тогда, когда мы его в кабинет доставили. Так?
– Так. И что? – Льюис прижал стамеску к дереву, примерился и саданул по ней молотком. Тонкая золотая стружка, плавно вращаясь, опустилась на пол и заскользила, подхваченная сквозняком. Заинтригованная Мелочь, напружинившись, поползла к ней, широко распахнув глаза и оттопырив пуховую задницу.
– Когда мы вели Конфорту по коридорам, то никого не встретили. В кабинет к нам авроры не заглядывали, по громковещателю не связывались.
– Ты к чему клонишь? – обдолбав раму до нужного уровня, Льюис, прижав большим пальцем наждачку, короткими резкими движениями зашлифовывал дерево.
– Если авроры не знали, что мы взяли Конфорту, то почему за ним пришли?
– Точно… – оторвавшись от шлифовки, Льюис посмотрел на Деллу сверху вниз озадаченным взглядом. – Конфорта у авроров по другому делу проходил – как они его увязали с безымянным продавцом амулетов?
– И это тоже хороший вопрос.
За спиной у Льюиса садилось солнце, и закатное пламя вспыхнуло в отрастающих волосах кровавым нимбом.
– Авроры отслеживали наше дело? – обдумав варианты, предположил Льюис.
– Каким образом? По разговору с продавщицей мы не отчитывались, по задержанию сегодня доклады написали. Я бы, скорее, предположила, что ситуацию отслеживал изготовитель амулетов или кто-то из их компании. Ну подумай: о задержании знали мы, Конфорта, продавщица и случайные свидетели на улице. Мы ничего не говорили. Конфорта тоже. Значит, или продавщица, или свидетели.
– Не может быть. Она действительно испугалась, когда я про сибирскую язву наплел.
– Фигня. Могла и сыграть. Но есть другой аргумент: зачем ей играть испуг и сдавать продавца, если можно было просто не сдавать – и что бы мы с этим сделали?
– Конфорта остался бы на свободе, значит, не было бы самоубийства, – продолжил мысль Льюис. – А точку реализации можно сменить – отнесли бы амулеты в любую другую лавку. А может, это все специально, чтобы Конфорту убрать? Нет, херня. Долбанули бы камнем по голове и в Гудзон сбросили.
– Именно, – согласно качнула головой Делла. – Осмысленная цепочка получается только при условии, что наблюдатель был на улице и просмотрел наше фрик-шоу от начала и до конца.
– И как об этом узнали авроры? – Льюис нахмурился, потеряв нить рассуждений. – Взяли сообщника по другому делу?
– Ты ж моя сладкая кися, – умилилась Делла. – Слово «коррупция» тебе о чем-то говорит?
– Да ну… – морщины на лбу у Льюиса стали еще глубже. – Ну нет… Ты что, хочешь сказать, что… Хотя… Ну да! Наблюдатель видит, как мы свинчиваем Конфорту, звонит аврорам – ладно, я знаю, не звонит, какая нахер разница! – связывается с аврорами и просит о помощи. У нас забирают подозреваемого, уводят – а потом… Что, убивают, что ли?
– Может и убивают. А может, оставляют подозреваемого в одиночестве именно потому, что уверены: бояться нечего, все свои. Самая очевидная причина, по которой у нас могли забрать Конфорту – чтобы проинструктировать его, что говорить на допросах. У нас же на руках только амулет был, и всерьез мы его ковырять не собирались. Если бы Конфорте подсказали линию защиты, он бы отбрехался влегкую: нашел коробку, решил продать, понятия не имею, в чем там проблема. Вот только он почему-то захерачил себя стулом в глаз и насмерть помер. Понятия не имею, что там произошло, вообще никакого смысла не вижу. Но я эту мысль кручу и так, и сяк – и все равно упираюсь в допущение, что кто-то из авроров общался с изготовителями амулетов и взаимодействовал с ними.
Чем дольше Льюис слушал Деллу, тем мрачнее у него становилось лицо.
– А знаешь, вполне возможно. Может, авроры не знали деталей – но они точно играли не в нашей команде. Забить хер на правосудие – очень в духе нью-йоркской полиции.
Раздраженным пинком он сшиб с подоконника стружки. Вдохновленная неожиданным спецэффектом Мелочь хлестнула себя по бокам хвостом и с боевым кличем сиганула в невесомые золотые спирали, разметав их по всей комнате.
– Гандоны, – резюмировал Льюис. – Подай, пожалуйста, болты.
Делла, отплевываясь от щепок, встала.
– Держи.
Наклонившись, Льюис взял с ладони болт, как белка – орешек. Делла проводила взглядом его руку, покрытую прозрачной древесной пылью.
– А почему треугольник?
– Что? – впал в ступор от смены темы Льюис.
– Я про татушку на запястье. Почему именно треугольник?
– Дурак потому что, – задвинув в разъем болт, Льюис начал ввинчивать его ровными плавными движениями, чем-то напоминающими петтинг. – В десятом классе решили с пацанами татухи набить. Подростковый протест, все дела. Майки орла наколол на плече, моей храбрости только на треугольник хватило, а Билли вообще передумал. Правило сделал, между прочим. Но я тоже дешево отделался – потому что майков орел больше всего походил на беременную чайку с итальянским профилем.
– Монохромный треугольник размером с ноготь. В десятом классе, – фыркнула Делла. – Охуеть ты протестная натура.
– Эй, леди, полегче! Я еще и уши проколол! – оскорбился Льюис, загоняя в дерево последний болт. – Я охрененно крутой чувак был!
– Да и сейчас ничего. Неплохо сохранился для своего возраста, – ухмыльнулась Делла, и Льюис швырнул в нее стружку. – Татухи больно бить?
– Смотря где. Но вообще-то да, неприятно. А тебе зачем?
– Да так. Думаю: может, шрамы на ребрах чем-нибудь красивым забить? А то хожу, как женская версия Франкенштейна.
– Долбанулась? – поморщившись, Льюис уселся на подоконник и потер кулаком спину. – Ох, мать твою… Болит, сука.
– Почему долбанулась?
– Потому что нечего там забивать. Белые полосы и немного рельефа – через год само рассосется.
– Ты еще скажи, что тебе так больше нравится.
– И скажу! – спрыгнув на пол, Льюис подхватил Деллу на руки и посадил на согретое место. – Очень даже нравится.
Задрав футболку, он погладил тонкие белесые рубцы кончиками пальцев. Делла вздрогнула. Коротко ухмыльнувшись, Льюис наклонился и повторил маршрут кончиком языка.
– Так ты стигматофил? – Делла обхватила Льюиса ногами за талию.
– Без понятия. Как называются люди, которые трахаются на подоконниках?
– Уилсоны, – Делла подтянула Льюиса поближе, прижавшись промежностью к бедрам. – Снимай, – она потянула присыпанную стружками футболку, и Льюис, пригнувшись, выскользнул из нее, горячий, жесткий и гибкий, как согретая солнцем плеть. Делла толкнула его пяткам на себя, ощущая, как стремительно твердеет под мягкой трикотажной тканью член.
– Как хорошо, что ты больше не носишь эти ебучие жесткие джинсы, – она поерзала, притираясь поближе, качнулась вперед-назад, и Льюис тихо рыкнул, прикусив ее за шею. Упершись пятками в широкую резинку, Делла сдвинула ноги вниз, стаскивая с Льюиса спортивные штаны. Возбужденный член уперся ей в бедро, пачкая кожу горячей липкой смазкой.
– Пошли на кровать, – низким, бархатным голосом выдохнул Льюис, накрывая грудь Деллы рукой. Зрачки у него расширились, затопив чернотой прозрачную голубую радужку, рот приоткрылся. Быстрым движением Льюис облизал губы, и Делла завороженно проследила за кончиком розового языка. – Пошли…
Делла снова качнулась, проехавшись промежностью по члену, и лизнула Льюиса в шею, собирая языком соль и древесную пыль. Рот наполнился прозрачной хвойной горечью.
Льюис судорожно вскинул бедра навстречу, стиснул пальцами сосок – сильно, почти до боли.
– Делл, ну не здесь же…
– Что, зассал?
– Кто, я?! – вскинулся Льюис. – Я зассал?
– Ну не я же. Я ведь никуда не бегу.
– Это кто тут бежит!
Ухватив Деллу за бедра, Льюис приподнял ее, сдернул трусы и вставил. Делла застыла на секунду, наслаждаясь ощущением наполненности, сжала мышцы, и Льюис тихо, гортанно зарычал. Он стоял перед ней со спущенными до щиколоток штанами, широко расставив ноги и упираясь руками в раму. Льюис был неподвижен, но синяя жилка на шее билась так, словно он марафон пробежал.
– Нас все видят, – прошептала ему на ухо Делла. – Любой прохожий поднимет глаза и поймет, чем мы сейчас занимаемся.
– Плевать, – выдохнул Льюис, медленно толкаясь вперед. – Господи, как же мне сейчас плевать…
Он двигался, погружаясь и выходя до головки с расчетливой, мучительной неторопливостью, чувство предельной, восхитительно правильной наполненности сменялось голодной пустотой, и эти качели сводили с ума.
– Льюис, мать твою, ну что ты делаешь! – Делла уперлась ладонями в подоконник, подаваясь на самый край, и сцепила ноги в захват в бесплодной попытке зафиксировать поганца.
– А что я делаю? – невинно округлил глаза Льюис, вминая пальцы ей в бедра. – Что-то не так?
– Льюис! – взвыла Делла и цапнула его за мочку, поглаживая языком рельеф проколота. Льюис издал низкий, вибрирующий горловой звук, рванул ее на себя и вогнал до конца.
– Так?
– Да… Так.
Обхватив Льюиса за шею, Делла прижалась к его груди так плотно, будто хотела влезть под кожу. Они раскачивались в ритме прибоя, и Деллу смывало, уносило все дальше и дальше, к пылающему закатанному солнцу. На подоконник запрыгнула Мелочь и боднула Деллу головой в бок.
– Да отвали ты! – не глядя отмахнулась Делла, и Льюис, нашарив кошку, попытался спихнуть ее на пол.
– Ай! – взмахнул он рукой. – Она мне сдачи дала! Я же говорил, что твоя кошка меня ненавидит.
Ухватив Мелочь за толстый загривок, Делла решительно направила ее в короткий бесславный полет. Спрыгнув на пол, паршивка обиженно мяукнула, хлестнула воздух хвостом и удалилась, каждым покачиванием меховой жопы выражая презрение.
Льюис, проводив ее взглядом, фыркнул.
– И чем мы, собственно, занимались? Ты не напомнишь?
– Трахались! – рыкнула Делла и резко качнула бедрами, задавая новый темп. Охнув, Льюис подстроился, засаживая глубоко и жестко, каждый толчок отзывался внутри сладкой тягучей дрожью, и Делла вскрикивала, вгоняя короткие ногти ему в плечи.
– Вот так, Льюис, да!
Они кончили одновременно, цепляясь друг за друга, как утопающие в шлюпке, подхваченной девятибалльным штормом. Оглушенная оргазмом, Делла откинулась на стекло, и Льюис навалился на нее, прижимаясь щекой к плечу.
– У меня сейчас сердце остановится… Вот черт.
– Что? – сиплым шепотом спросила Делла – нормальный голос ей почему-то пока не давался.
– Мужик из булочной напротив – стоит на пороге и смотрит на нас. Что мне делать?
Изогнувшись, Делла обернулась. Темноволосый коротышка стоял под пестрым навесом, задумчиво выдыхая сигаретный дым, и ухмылялся. Делла помахала ему рукой. Коротышка показал ей два больших пальца, заржал и ушел в булочную, щелком отправив окурок в урну.
– Пиздец, – Льюис спрятал в ладонях пылающее лицо. – Никогда туда за хлебом не пойду.
– С ума сошел? Наоборот, будем ходить только туда! В этом магазине нас ждет бессрочная скидка!
Глава 44
– Детектив Мартинес, – высокий лысеющий брюнет протянул руку, и Льюис пожал ее. – Петер звонил, предупредил, что ты приедешь. Пошли, выделю тебе рабочее вместо и покажу, что к чему.
Льюис сунул в карман удостоверение и направился вслед за широко шагающим Мартинесом. Заходить в полицейское управление не под конвоем, а в качестве человека, исполняющего профессиональный долг, было странно и довольно приятно. Возникало чувство собственной значимости, избранности, отличающей Льюиса от прочих присутствующих – растерянных, озлобленных, испуганных. И это было как-то неправильно.
Власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно.
– Вот, сюда садись, – Мартинес пинком выкатил стул с подлокотниками и склонился над клавиатурой. – Пароль я свой введу, поэтому не закрывай базу. А если закроешь, звони мне или зайди к лейтенанту – он в курсе, что вы, загадочные ребята из загадочного отдела, пришли в наших данных поковыряться. Вот тут – классификация преступлений, вот тут – пропавшие, тут – преступники в розыске. Тебе что надо?
Льюис уселся на жесткий стул, оттолкнулся пяткой и лихо подкатил к столу.
– Самоубийства.
Версия, рожденная в стенах кабинета артефакторов, была проста, как удар в челюсть: на обоих амулетах присутствуют идентичные сигилы. Один из сигилов побуждает человека вышибить себе мозги ножкой стула. Логично предположить, что второй действует идентично – а значит, эту возможность собирались использовать.
Могли быть другие самоубийства. И могли быть другие магазины оккультных товаров. И другие диллеры.
Распределение обязанностей было очевидным: Петер занялся расшифровкой сигила, Делла занялась кругом общения Конфорты, а Льюис, как самый технически ориентированный, отправился ковыряться в базе. Он сидел в полицейском управлении – в куртке с заклепками и в футболке «Делла-стайл»: на сером фоне под знаком Марса красовалась надпись «Мужчина», под Венерой – «Женщина», а под кнопкой OFF – «Сержант». И собирал взгляды всех присутствующих.
Ну предупреждать же надо. Блядь.
Игнорируя пристальное и недружелюбное коллективное внимание, Льюис открыл раздел «Самоубийства» и завис, уставившись на бесконечный перечень имен. Просмотреть все было нереально, а отделить овец от козлищ Льюис не мог.
Постукивая ручкой о блокнот, он медленно скроллил страницу. Во-первых, можно исключить всех бомжей и очевидно малоимущих – они не станут тратить деньги на всякую хрень вроде амулетов. Во-вторых, минус продуманные организованные самоубийства с предсмертными записками и прочими изысками. Самовыпил Конфорты был совершенно спонтанным.
Льюис задумался, механическим движением потирая лоб. Больше ничего в голову не приходило – и это было плохо. А еще хуже было то, что задать эти параметры в меню выборки было невозможно. Каждое дело придется открывать и хотя бы просматривать.
Лежащий на столе телефон коротко пиликнул. Льюис открыл сообщение.
«Ты как?»
«Нормально», – набил Льюис, но вспомнил, как Делла реагирует на «нормально» и расширил ответ: «Нормально. Сижу, роюсь в базе. Не могу задать выборку – придется все читать.»
Пару минут телефон молчал – печатала Делла медленно.
«Я тут подумала: может, попросить Петера, чтобы он тебя в 10-й участок отправил? Найдешь того мудака, который тебя арестовывал, и в кофе ему плюнешь.»
Льюис вообразил, как заваливает в десятый участок – без наручников и с корочкой, гордо проходит мимо никчемного толстмордого ублюдка, в упор его не замечая, и разговаривает только с лейтенантом. Потому что серьезным людям с патрульными обсуждать нечего. А эта сука страдает, осознает собственную ничтожность и страдает еще сильнее.
«Заманчиво. Но как-то мелочно.»
«Точно. Не надо плевать. Мы же артефакторы, а не хер собачий. Уронишь ему в чашку что-нибудь интересное.»
«И что будет?» – заинтересовался Льюис.
«Да что угодно! Запиши в блокнотик фантазии – подумаем, как их реализовать.»
«Ты ужасный человек.» – быстро настучал Льюис. И тут же получил закономерный ответ: «Спасибо! :)»
С некоторым сожалением отложив телефон, Льюис вернулся к базе.
Женщина, тридцать пять лет. Повесилась. Место преступления… Опись вещей: одежда, украшения, обувь… Фото – неопределенного возраста шатенка в очках слева и раздутое нечто с вываленным языком справа.
– Вот блядь, – поморщился Льюис и торопливо закрыл папку.
Так, дальше. Мужчина, прыжок с крыши. Мужчина, застрелился. Мужчина, вогнал автомобиль в бетонную опору моста. Женщина, выпила уксусную кислоту. Подросток, вскрыл вены. Женщина, прыжок с крыши.
Люди бежали из жизни, выпрыгивали из нее, как из машины террориста-бомбиста – решительно и отчаянно, не задумываясь о цене.
Льюис открыл папку «Ричард Шоу. Огнестрельное ранение в голову». На левой фотографии – улыбчивый полнощекий бородач, на правой – восковой бледности манекен с раззявленным ртом, лежащий на дешевом ковре. Круглая дырка во лбу смотрела в потолок, как ослепший третий глаз. Льюис помнил тяжесть пистолета в руке. Помнил прикосновение металла к губам – холодное, с привкусом пороха и смазки. Помнил странное, окрашенное холодным любопытством спокойствие: а что если нажать? Усталость, разочарование, злость и вечная, непреходящая, изжевавшая душу в клочья тоска – все это просто исчезнет. Вспышка, короткая боль – а потом тишина. Льюис играл с этой мыслью, тер ее в пальцах, как гладкий, обкатанный волнами камень – и каждый раз откладывал. Не выбрасывал, не отказывался от нее, просто сдвигал в сторонку. На потом.
Поморщившись, Льюис закрыл дело Ричарда Шоу и кликнул на следующее имя. Рейчел Андрес. Выпрыгнула из окна. Закрытого. Во время рабочего дня. Прикусив губу, Льюис читал описание самоубийства, составленное по показаниям свидетелей. Медсестра Рейчел Андрес пришла на работу в отличном настроении. Общалась с коллегами и пациентами, отвечала на телефонные звонки, выполняла процедуры – или что там делают медсестры. Все было замечательно. А потом Рейчел прервала разговор с доктором Симмонсом, извинилась, разбежалась и выбила собою окно. Трясущимися от азарта пальцами Льюис навел мышку на «Опись вещей». Форменное платье, чулки, туфли, бейджик, мелочь в кармане, обручальное кольцо, серьги, обертка от шоколадного батончика, зеркальце. Черный бархатный мешочек, затянутый на тонкий витой шнурок.
Вот оно. Вот оно, блядь!
Сунув в компьютер флешку, Льюис перекинул туда дело Рейчес Андер и вдохновенно продолжил копать.
У магической части Нью-Йорка была масса преимуществ: меньше автомобилей, чище улицы, больше зелени. И теплые скамейки. Они Льюиса просто очаровали. Опускаешься на решетчатую деревянную лавочку – и наслаждаешься пейзажем.
А вот в не-магическом городе – хренушки. Сидишь, морозишь жопу и чувствуешь, как твои яйца медленно превращаются в ледышки.
Сунув под задницу распухший от записей блокнот, Льюис признал существование удовлетворительным. Орали чайки, плескались о бетонную набережную волны, и мерно гудел прогулочный катерок, старательно рассекая носом свинцовую воду Гуздона. За его кромкой вспучивались буруны белой пены, длинные, как инверсионный след.
– Держи! – горизонт скрылся, загороженный промасленным пергаментным пакетом, и Льюис шарахнулся в сторону, рефлекторно хватаясь за беретту.
– Долбанулась?! – обрушился он на бесшумно подошедшую сзади Деллу. – Ты соображаешь, что делаешь, малахольная? А если бы я с локтя саданул?
– Извини, – смущенно ковырнула ботинком землю засранка. Льюис внимательно на нее посмотрел, счел выражение лица достаточно удрученным и похлопал по сидению.
– Падай, – вытащив из пакета бейгл, Льюис примерился и откусил там, где из створок теста выглядывали розовые ломти лосося. Измученный полицейским кофе желудок довольно заурчал.
Перемахнув через скамейку, Делла плюхнулась на сиденье и протянула Льюису стаканчик из «Старбакса».
– Ну, что у тебя?
Льюис вытащил из кармана блокнот.
– Читай. Двадцать три смерти – это только то, что я нашел. Принцип тот же, что и с Конфортой: эффектно, немотивированно, внезапно. Идет человек по мосту, разговаривает по телефону с невестой – но вдруг ни с того ни с сего сбрасывает звонок и прыгает в воду. Одна бабулька в присутствии дочки голову в кастрюлю с кипятком сунула, студент купил на улице бурито и тут же под снегоуборочную машину шагнул и прочая эклектика. Я эти случаи по общей концепции выбирал. Находил бредовые самоубийства, читал опись вещей – и обязательно находил амулеты.
– Каждый раз?
– Ну не то чтобы каждый, – Льюис отпил горячий крепкий кофе, смывая вкус той картонной бурды, что наливали в полицейском участке. – Была, скажем, девушка, которая во время пробежки под поезд бросилась. У нее амулета не было – но у нее и головы не было, так что хрен его знает. Мог просто в сторону отлететь, никто же эту хрень специально не искал.
Делла задумчиво листала блокнот, ведя пальцем по строчкам.
– Любопытная картина… Я, конечно, предполагала, что случай с Конфортой не единичный, но два десятка смертей за месяц – это уже промышленный размах.
– Не два десятка, – уточнил Льюис. – Наверняка больше. Даже в этой выборке есть один повесившийся и два самострела. А значит, среди обычных самоубийств какой-то процент тоже наш. И среди несчастных случаев – туда я залезть не успел, но если логически рассуждать… Если кто-то разобьет себе голову о батарею, это точно к несчастным случаям отнесут. Потому что люди сознательно бошками о железяки не ебашатся.
Слизав с пальцев подтекающий соус, Льюис вытащил из бейгла зеленую оливку и с наслаждением ее слопал.
– Господи, хорошо-то как. Весь день жрать хотел как собака. А у тебя что интересного?
Делла отложила в сторону блокнот.
– Много всякого разного. Во-первых, Конфорта амулеты сделать не мог – это железно. Я поболтала с его приятелями, сходила к родителям, нашла последнюю девушку – правда, они встречались год назад, но все-таки. Короче. После академии Конфорта попытался устроиться в аврорат. На надо делать такое лицо – я сама охуела. Естественно, не смог – и ушел в запой. Планомерно бухал около года, родители перепробовали все зелья и вывалили целителям не одну сотню галеонов, но Конфорта уверенно и планомерно греб ко дну. Потом познакомился с девушкой – не с той, с другой, – влюбился и, как ни странно, завязал. Устроился работать в магазин сначала грузчиком, потом продавцом, со временем поднялся до менеджера. Девушка от него все-таки ушла, и Конфорта опять начал подбухивать – не запойно, а вполне контролируемо. Вечерами тусовался с приятелями, таскался по барам, пиво-виски, иногда дурь или щепотка кокса. Баловался по мелочи. Самообучением Конфорта не интересовался совершенно даже в рамках классической программы, про такую узкоспецифическую область, как магия призыва, я вообще молчу.
Льюис понимающе кивнул – и внутренне поразился тому, что он действительно понял сказанное. Количество прочитанного наконец-то начало переходить в качество, и упакованная в голову информация о магии всплывала так же естественно и непринужденно, как формула этилового спирта или первый закон термодинамики. Льюис просто знал, что такое магия призыва – не оперирующая силой, но обращающаяся к сущностям, которые являются носителями силы.
Теоретики расходились в трактовках. Одни полагали, что сущности, именуемые ангелами и демонами, являются источниками силы. Именно они генерируют некую магическую энергию так же, как деревья генерируют кислород, это естественная часть их жизнедеятельности. Другие уверяли, что сущности «с другой стороны Завесы» суть персонификация силы. Льюис, осмысливая этот образ, представлял себе толстый слой пыли, со временем собирающийся в пыльных зайчиков. Третьи полагали, что эти существа такие же потребители силы, как маги, просто они используют ее более эффективно и принципиально иным способом.
И тут возникали проблемы. Потому что обращение к сущностям давало непредставимое для человека могущество, но требовало за это соразмерную плату. Использование магии призыва в частных целях было запрещено. В академиях преподавали только теоретическую базу и общее описание ритуалов, вдалбливая в головы студентов сакраментальную истину: берешь чужое и на время, а отдаешь свое и навсегда. Практическую демонологию изучали только в рамках определенных специализаций, и знания эти были ограничены. Среднестатистический практик обладал навыками деревенского колдуна, который рубит курицу, вымаливая у богов дождь. Существовали и профессиональные демонологи, но было их мало, а чем они занимались на самом деле, никто толком не знал. У Льюиса сложилось впечатление, что маги относились к этой области знаний приблизительно так же, как не-маги – к атомной физике: круто, непонятно, секретно и может ебануть.
Демонология была настолько специфическим предметом, что ее даже не запрещали. Это было так же бессмысленно, как прописывать в законе запрет на создание атомном бомбы: можно, конечно, но смысл?
Так что внутренне Льюис с Деллой был совершенно согласен: замызганный подергивающийся Конфорта не походил на подпольного физика-ядерщика.
– Где-то с полгода назад Конфорта начал ощутимо больше зарабатывать. Откуда деньги, он не признавался, но многозначительно намекал на серьезные дела для серьезных людей. Вероятно, именно тогда он и познакомился с ребятами, которые собирали амулеты. Но тут по суммам не сходится: талисманы слишком дешевые, не могли они обеспечивать высокую прибыль. А значит, деньги шли откуда-то еще… – Делла задумчиво намотала на палец рыжую прядь.
Льюис попытался представить магический способ легкого заработка – и завис.
– Мне только наркота в голову приходит.
– Возможно. Еще на запрещенке для зелий можно неплохо подняться – пальцы самоубийц, сердце девственницы, печень птицы-гром – такая вот фигня. Кстати, неплохо сочетается с магией призыва: раз уж все равно вырезаешь у девственницы сердце, почему не использовать смерть как жертву? Надо будет поискать среди приятелей Конфорты чуваков с выходом на черный рынок.
Откусив бейгл, Льюис мотнул головой, обрывая тянущиеся нити расплавленного сыра. Если горячую еду тебе принесла ведьма – она останется горячей даже в январе. На улице. При сильном ветре. И это клево.
– Предупреждаю сразу – я допрашивать не умею. На курсы какие-то сходить, что ли? Ты не знаешь, такое вообще бывает?
Сомнения в собственном профессиональном уровне одолевали Льюиса все чаще. Он нифига не рубил в магии – пытался выучить хотя бы основы, но этого было очевидно мало. Он херово умел в рукопашку. В спортзале можно прокачать физуху, утренними пробежками – поднять выносливость. А технику откуда брать? Усвоенные в учебке навыки армейского рукопашного боя были малоприменимы при задержании. Подозреваемым не полагается ломать руки и выбивать зубы – печально, но факт. И вождение. В планах у Льюиса были курсы экстремальной езды – но для этого нужны были, во-первых, деньги, которых после аренды квартиры нихера не оставалось, а во-вторых – время, которого оставалось еще меньше.
– Я, пожалуй, могла бы тебя в учебу к аврорам запихнуть, – не на полный курс, а факультативно – медленно отпила кофе Делла. – Но когда ты ходить туда будешь?
Льюис тоскливо вздохнул.
