Текст книги "Классическая проза Дальнего Востока"
Автор книги: Юань-мин Тао
Соавторы: Сайкаку Ихара,Гань Бао,Сикибу Мурасаки,Тун-чжи Юй,Сянь Го,Сигён Отшельник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 64 страниц)
В это время слуги доложили, что у ворот стоит монах, прося разрешения взглянуть на усопшего и выразить соболезнование семье покойного. Странно это всем показалось, но ему разрешили. Монах же вошел и зарыдал. Опять все удивились:
– Господин, кажется, никогда не водил дружбу с монахами. С чего это он так убивается?
А монах, обращаясь к Инхёну, спросил:
– Неужели ты меня не узнаешь?
Тот вгляделся. Да это же Гильдон! Бросился он к брату и залился слезами:
– Бессердечный! Где ты пропадал? Отец перед смертью вспоминал о тебе, говорил, что не может умереть спокойно, не повидавшись с тобой. Как это горько! – И он, взяв Гильдона за руку, повел его к матери и госпоже Лю.
Мать и сын бросились друг к другу и заплакали. Тут она вгляделась в Гильдона и говорит:
– Никак, ты монахом стал?
И Гильдон ответил:
– Не находя себе места от горя, я сначала стал разбойником. Опасаясь навлечь беду на отца и брата, покинул родину. Потом принял постриг, увлекся геомантией. А узнав, что отец при смерти, приехал домой. Молю, не убивайтесь так, матушка!
Услышав это, мать и госпожа Лю осушили слезы:
– Если ты изучил геомантию, значит, ты прославлен в Поднебесной. И для захоронения отца ты, конечно, постараешься выбрать хорошее место.
Гильдон ответил, что у него уже все готово, но могила выбрана за тысячу ли от дома и добраться до той страны нелегко.
– Я верю в твои таланты и вижу, что ты преданный сын, – обрадовался Инхён. – Было бы счастливым место, кого может заботить дальняя дорога?
– Если старший брат согласен, едем завтра же. Там и гробницу уже возводят, и день похорон назначен. Не надо ни о чем беспокоиться.
Гильдон пригласил с собою мать. Госпожа Лю разрешила, и мать была согласна. Тотчас же все трое, сопровождая покойного, направились к реке, где их ожидал корабль. Взошли на корабль и тронулись в путь. В безбрежном море дул попутный ветер, и корабль помчался как стрела.
На подходах к острову их встречали десятки кораблей. Толпы людей поджидали Гильдона на берегу и сопровождали его на всем пути. Это было величественное зрелище!
– Что это значит? – недоумевал Инхён.
Тогда-то и поведал Гильдон обо всем, что приключилось с ннм в скитаниях.
– Мои поля простираются на тысячи ли, амбары полны зерна, женам некуда девать богатства. Чего же мне еще надо?
Братья поднялись на вершину горы. Величавы и прекрасны стояли вокруг горы. Гильдон повел брата к облюбованному месту. Огляделся Инхён: дивный вид, усыпальница по красоте не уступает государевой.
– Неужто здесь? – почтительно осведомился Инхён.
– Да, не удивляйся, – ответил брат.
Похоронив в назначенный час отца, облаченный в траур Гильдон безутешно горевал. Когда он вернулся с похорон вместе с матерью и Инхёном, им навстречу вышли обе жены и почтительно приветствовали свекровь и деверя. Инхён не мог нарадоваться на брата.
А время шло.
Однажды Гильдон сказал Инхёну:
– Отца мы схоронили в счастливом месте, и род наш будет процветать. Возвращайся домой и ухаживай за матерью. Ты послужил отцу при жизни, я же буду служить ему после смерти. Наступит день, когда мы снова встретимся. Поторопись, не заставляй свою матушку томиться ожиданием.
Инхён, поняв справедливость его слов, простился с отцовской могилой. Отдали распоряжение готовиться в дорогу, а через несколько дней Инхён уже был дома и рассказывал своей матери о том, что ему довелось узнать и увидеть у Гильдона. Госпожа Лю не могла надивиться всему услышанному.
Похоронив отца в земле Чедо, Гильдон дни и ночи проводил в заупокойных службах, вызывая этим восхищение людей. Бежало время, миновали три года траура. И снова скликает Гильдон своих молодцов, обучаются они военному искусству, пашут землю, сеют. Проходят годы, и опять у Гильдона отборное войско и амбары, полные зерна.
В те времена неподалеку от острова Чедо находилась страна Юльдогук. На тысячи ли раскинулась она, окруженная стенами, воистину, государство за крепкой золотой стеной. Обетованный край! Давно мечтал о ней Гильдон, мечтал быть в ней государем.
Однажды обратился он к своим молодцам с такими словами:
– В пору моих странствий приглянулась мне земля Юльдогук, прямо в душу запала. И теперь я хочу испытать судьбу. Великий совершим мы подвиг, если все вы, как один, пойдете за мной.
Выбрали день. Он пришелся на девятую луну года "капча". Гильдон двинул свое войско на Юльдогук, к горе Железной. Правитель здешней округи Ким Хёнчхун, увидев неизвестно откуда взявшуюся конницу, перепугался. Тотчас отправил он в столицу к государю донесение, а сам повел свои отряды в бой. Но справиться с Гильдоном оказалось ему не под силу, он был разбит, отступил и укрылся за крепостными стенами.
Гильдон в это время держал совет со своими воинами:
– У нас мало еды и корма для коней. Мы ничего не добьемся, если затянем осаду. Нужно хитростью схватить правителя округи, забрать зерно и корм для коней, а затем напасть на столицу. Для этого – полкам укрыться в засадах, а Ма Суку с пятью тысячами воинов делать, что я скажу!
Действуя по приказу Гильдона, Ма Сук повел войска и завязал сражение. Ким Хёнчхун стал его преследовать. Гильдон же, обратившись к Небу, сотворил заклинание. Тотчас же появились со своим воинством владыки пяти стран света: с востока – зеленый, с юга – красный, с запада – белый, с севера – черный. В середине же сражался сам Гильдон в золотом шлеме и с мечом в руке. В упорном бою он зарубил коня Ким Хёнчхуна и сбросил его самого на землю:
– Сдавайся, если не хочешь умереть!
– Я в твоих руках, пощади! – взмолился тот.
Увидев своего противника поверженным, Гильдон помиловал его. Затем, наказав оборонять крепость, двинул свои войска к столице, а государю земли Юльдогук направил послание:
"Предводитель Воинства справедливости Хон Гильдон шлет грамоту государю земли Юльдогук. Известно, что государи правят не по воле людей, а по воле Неба. Чэн Тан покарал Цзе, а У-ван сверг Чжоу. Предначертания Неба осуществляются сами собой. Я, встав во главе войска, поверг крепость на горе Железной. Передо мной все трепещет, все сдаются, едва заслышав обо мне. Хочешь воевать – воюй, а нет – сдавайся!"
Государь прочел и упал духом: "Гора Железная была оплотом нашего государства, а теперь на ней враг. Что же делать?" – Он покончил с собой, а с ним – государыня и наследник.
Гильдон вступил в столицу, успокоил жителей и приказал зарезать быков и баранов для угощения воинов.
И вот Гильдон взошел на престол. Это случилось в первую луну года "ыльчхук". Верные его сподвижники получили должности. Ма Сук был назначен левым министром, а Ким Джи – правым министром. Прочие тоже не были обижены. Чхве Чхоль стал государевым ревизором и поехал осматривать шесть провинций и триста девяносто округов. Чиновники с почтением относились к новому государю, простой народ благоговел перед ним.
Обеим женам Гильдона были пожалованы звания государынь, отцу его посмертно присвоили имя Хёндок-вана – "Мудрого и добродетельного государя". Мать Гильдона стали величать великой государыней, отцов двух жен Гильдона именовали отныне тестями государя. Каждому из них пожаловали по дворцу. Гробница отца Гильдона именовалась усыпальницей государя, и там постоянно приносились жертвы его духу. Госпожа Лю получила звание вдовствующей государыни. Великой государыне и вдовствующей государыне Гильдон направил царедворцев и телохранителей.
Прошло три года с того дня, как Гильдон сделался правителем страны Юльдогук. Вокруг царили мир и спокойствие, и добродетели государя можно было сравнить с добродетелями Чэн Тана.
Однажды на большом пиру, потчуя свою мать, Гильдон вспомнил прошлое и вздохнул:
– Если бы я тогда дома погиб от руки наемного убийцы, разве дожили бы мы до этих дней? – И слезы полились на его одежды. Мать и обе государыни опечалились.
Прервав беседу, Гильдон пригласил Белого дракона и сказал:
– То, что сейчас на троне в землях Юльдогук я, кореец, – воля случая. Государь моей родины даровал мне тысячу соков риса. Милость его можно сравнить лишь с обилием воды в морях и реках. Об этой милости я буду помнить вечно. Я хочу послать вас, чтобы отблагодарить его. Не жалейте же своих трудов. Да будет вам дальняя дорога легкой! – Гильдон тут же сочинил послание государю, а заодно и письмо семейству Хон и оба вручил тестю. Погрузив на корабль зерно, тот отбыл в сопровождении свиты.
С тех пор как государь пожаловал зерно Гильдону, миновало лет десять, а о нем не было ни слуху ни духу. И государь не переставал этому дивиться.
Но вот однажды государю доставили послание от правителя земли Юльдогук. С изумлением распечатал его государь и прочел следующее:
"Бывший глава военной палаты, ныне правитель государства Юльдогук, Ваш верный подданный Хон Гильдон сто раз бьет челом государю Чосон.
Низкое происхождение всю жизнь угнетало меня. Я нарушал Ваш покой, как плохой подданный, отцу был недостойным сыном, из-за меня он болел. Но Вы меня простили, дали должность и пожаловали тысячу соков риса. Раньше я не имел возможности Вас отблагодарить. Скитаясь по свету, собрал я войско, пришел в страну Юльдогук и завоевал ее. А ныне, недостойный, там воцарился. Вечно признательный за Вашу милость, возвращаю Вам зерно. Прошу простить мне мои прегрешения. Желаю Вам здоровья и счастья на многие годы".
Государь прочел послание и подивился. Тотчас велел позвать Инхёна и показал ему послание правителя Юльдогук, сказав, что такое редко можно услышать. К тому времени Инхён преуспел по службе. Он только что прочел письмо, которое Гильдон направил дому Хонов, был потрясен, а теперь ему пришлось удивиться еще больше. И он тут же обратился к государю с просьбой:
– Гильдон – мой сводный брат. Отправившись в другое государство, он стал там знатным человеком. Но все это случилось только благодаря вашей милости. Хоть это и не упоминается в послании, прах нашего отца покоится в земле по соседству со страной Юльдогук. Снизойдите к моей просьбе, разрешите мне провести год у могилы моего отца.
Государь дал свое согласие и отпустил Инхёна в страну Юльдогук.
Вернувшись домой к матери, поведал Инхён о своей беседе с государем.
– Я прочитала письмо Гильдона. Он выражает желание, что бы я тоже поехала с тобой. И я поеду.
Сыну так и не удалось ее отговорить, и они вместе отправились в путь. Через три месяца они подплыли к острову Чедо. Сам государь со своею свитой, в сопровождении обеих государынь вышел им навстречу. Это было торжественное зрелище.
Шло время. Госпожа Лю заболела, и никакие лекарства ей уже не помогали. Однажды госпожа произнесла со вздохом:
– Горько умирать на чужбине, но меня утешает то, что я побывала на могиле мужа.
С этими словами она скончалась. Братья похоронили ее в усыпальнице, рядом с ее супругом. Несколько месяцев спустя Инхён сказал брату:
– Прошли месяцы с тех пор, как я сюда приехал. Нас постигло большое горе – смерть матушки. Подходит время мне возвращаться обратно. Как ни жаль, придется расставаться. Будь счастлив.
Распрощались братья, и через несколько дней Инхён уже был дома. Он доложил государю о своей поездке. Государь, сочувствуя горю Инхёна, разрешил приступить к службе по истечении трех лет траура.
А у государя страны Юльдогук, только он проводил брата, тоже заболела и скончалась мать. Государь и обе государыни были убиты горем. Ее похоронили со всеми почестями в усыпальнице и три года носили по ней траур.
Правление Гильдона можно было сравнить с правлением Яо и Шуня, о которых поется в песне игрока в биту.
У государя родились три сына и две дочери. Старшего звали Хёном, он родился от главной жены. Среднего звали Чхон, а младшего – Ёль. Оба родились от второй жены. Обе дочери родились от придворных дам. Дети во всем походили на родителей. Сыновья были талантливы и благородны, дочери – скромны и чисты. Старший сын был провозглашен наследником престола, младшие – принцами. Обеим девушкам выбрали достойных мужей.
Гильдона вполне можно было сравнить с Го из Фэнъяна.
Тридцать лет прошло с начала воцарения Гильдона, ему уже исполнилось семьдесят лет. Однажды вместе с женами он наслаждался стихами и музыкой в Тереме вечного блаженства.
– Жизнь, если вдуматься, – говорил Гильдон, – подобна капельке росы на кончике травинки. Проживи сто лет, и все равно она – что облако, плывущее по небу. Для знатного и подлого равно приходит свой час. Прошлого не воротить. Молодость – словно вчера была, откуда же взялись седые волосы?
Вдруг опустилось пятицветное облако и заволокло весь дворец. Перед ними предстал старец с Дягилевым посохом, в шляпе и одеянии из перьев журавля:
– Ты покончил с мирскими заботами? Нам пора!
И тут же государь и обе государыни исчезли. Трое сыновей и придворные, видевшие это, предались отчаянию и горько зарыдали. Три пустых гроба поставили в гробнице, назвав ее "Усыпальницей совершенномудрого". Наследник вступил на престол. Тысячи подданных славили его, провозглашали многие лета. Во все уезды были разосланы манифесты о снижении налогов на десять лет. Народ славил нового государя, а тот ревностно справлял поминальные обряды по отцу и правил на редкость мудро.
Народ благоговел пред ним. Один за другим шли урожайные годы. И люди пели песни, сложенные когда-то игроком в биту.
Минуло несколько лет, и у нового государя появилось трое сыновей. Все они были щедро одарены талантами и из поколения в поколение счастливо правили государством.
Вот какие дивные дела бывают на свете!
Повесть о верной Чхунхян, не имевшей себе равных ни прежде, ни теперь [50]50Повесть о верной Чхунхян, не имевшей себе равных ни прежде, ни теперь («Повесть о Чхунхян»)
Неизвестный автор
Повесть печатается по книге: Роза и Алый Лотос... Перевод уточнен А. Троцевич для настоящего издания по ксилографу XIX в., хранящемуся в ЛО Института Востоковедения АН СССР.
332. Инджо– корейский король, правивший в 1623-1649 гг.
Династия Ли– правила в Корее с 1392 по 1910 гг.
Ду Му (Ду Му-чжи; 803-852)– китайский поэт; славился своей красотой.
333. Башня Пубённу в Пхеньяне– то же, что и павильон Плывущей лазури (см. прим. к с. 275).
Храм Мэвольдан в Хэджу.– В корейском оригинале, по-видимому, ошибка. Храм с таким названием («Зимняя слива под луной») находился в Чонджу (центр провинции Северная Чолладо).
Башня Чхусонну в Чинджу. – В корейском оригинале ошибочно написан первый слог в названии башни, должно быть, Чхоксонну ("Башня каменных громад"). Чинджу – город в провинции Южная Кёнсандо.
Терраса Кёнпходэ в Канныне... беседка Чхонганджон в Кансоне.– Здесь в повести перечисляются восемь достопримечательностей провинции Кан-вондо, расположенных на берегу Японского моря и в соответствующих уездах, из которых только два не совпадают по названию с современными (Ко-гён – сейчас называется Косон, а Пхёнхва – Пхёнхэ).
Башня Кванхаллу(Терем простора и прохлады) – башня, построенная в XV в. в уездном городе Намвон в провинции Северная Чолладо.
Цзяннань(земли к югу от реки Янцзыцзян) – старое название провинции Хунань (Китай).
Юэянская башня– башня близ озера Дунтинху на севере провинции Хунань.
Терраса Фениксов– терраса в уезде Цзиньлин на севере провинции Цзянси (Китай).
Башня Желтого журавля– башня в провинции Хубэй (Китай).
Терраса Гу су– терраса на горе Гусушань в провинции Цзянсу (Китай).
Пятый день пятой луны– корейский традиционный праздник летнего солнцестояния, связанный с окончанием весенних полевых работ.
334. Девять излучин– одно из красивейших мест Кореи (в провинции Северная Чолладо), воспетое крупнейшим мыслителем и поэтом Ли И (Юльгок; 1536-1584) в цикле трехстиший «Девять излучин Косана».
Горы Куньлунь– горы, где добывали нефрит, издававший при дроблении мелодичный звук.
... «золото встречается на реке Лишуй».– Цитата из первого китайского учебника грамоты «Тысячесловия» («Цзяньцзывэнь»). Река Лишуй – старое название реки Цзиньшацзян – в провинции Юньнань (Китай).
335. Дворец Дамин– дворец, построенный в VII в. в провинции Хэ-бэй (Китай).
... дважды по восемь...– Традиционный в средневековом Китае и Корее отсчет лет со свойственной ему приблизительностью.
... вроде совы... ласточка на веревке.– Строки из трехстишия корейского анонимного автора.
336. Час Мыши.– В странах Дальнего Востока сутки разделялись на, двенадцать интервалов, обозначавшихся циклическими знаками «двенадцати земных ветвей» (знаками зодиака). Час Мыши приходится на 11– 1 час ночи.
... Фань Куай, который на пиру в Хунмэне смерил гневным взглядом Сян Юя...– Фань Куай (ум. в 189 г. до н. э.) – вначале мясник, потом советник Лю Бана (Гао-цзу), основателя китайской династии Хань. Во время пира в Хунмэне (в провинции Шэньси) правитель царства Чу, Сян Юй, задумал убить Лю Бана, приказав своим приближенным исполнить танец с мечами. Фань Куай, разгадав замысел, своевременным вмешательством спас Лю Бана от гибели.
... дракон из озера Девяти драконов... играет с жемчужиной, исполняющей любые желания...– По корейскому преданию, в Алмазных горах в озере Девяти драконов живет царь драконов, у которого есть волшебная жемчужина, добытая им в брюхе огромной рыбы и исполняющая все желания своего владельца.
... нить Лунного старца...– По китайской легенде, на луне живет небесный сват – Лунный старец, который связывал вступающих в брак невидимой красной нитью.
Чжо Вэнь-цзюнь– см. прим. к с. 77.
Шесть свадебных церемоний. – В соответствии с конфуцианской традицией в Китае и Корее, брачные церемонии состояли в следующем: 1) подарки невесте от жениха во время сватовства; 2) осведомление об имени и фамилии; 3) подарки невесте в знак помолвки, после гадания о будущей судьбе четы; 4) подарки невесте при окончательном заключении союза; 5) назначение срока свадьбы; 6) поездка жениха за невестой.
Гусли с цитрой. – Выражение из «Книги песен», символизирующее супружеское согласие.
337. Тушь «слюна дракона».– По китайскому преданию, во дворце легендарного правителя Ся поселились два дракона. Чтобы избавиться от них, он попросил у них слюну. Они тотчас же исчезли, оставив слюну, которая растеклась по дворцу; здесь: название сорта туши.
"Небо – чхон, земля – чи... "– начальные слова из «Тысячесловия». Далее следуют начальные отрывки из китайских конфуцианских сочинений – «Книги перемен», «Книги исторических преданий», «Книги церемоний», «Великого учения», «Бесед и суждений», «Мэн-цзы».
338. Четверостишие "Утки крякают... "взято из «Книги песен» (перевод Вл. Микушевича).
Иероглиф «небо» превратился в «большой»...– Здесь и далее обыгрываются китайские иероглифы, либо близкие по начертаниям, либо совпадающие по звучанию.
Семилетняя засуха– сильная засуха при китайском правителе Чэн Тане, который будто бы молитвами испросил у неба дождь.
Великий девятилетний потоп– наводнение в Китае, которое усмирил легендарный правитель Юй.
«Песня о Седьмой луне»– песня из раздела «Нравы царства» в «Книге песен».
339. Сяньчи– в китайских легендах озеро, в котором по утрам умывается солнце.
Правитель округа Пэнцзэ... – Великий китайский поэт Тао Юань-мин, когда ему исполнился сорок один год, пробыл всего около трех месяцев на последней своей должности начальника округа Пэнцзэ (в провинции Цзян-си) и навсегда отстранился от службы.
«Троецарствие»– популярный роман китайского писателя Ло Гуань-чжуна (ок. 1330-1400 гг.). Эпизоды и герои этого романа нередко были символами вдохновения для китайских и корейских писателей, художников, народных сказителей.
... Лю Сюань-дэ... пожелал навестить учителя Во-луна...– Эпизод из романа «Троецарствие», в котором описывается, как китайский полководец Лю Сюань-дэ (Лю Бэй, известный также под прозвищем «императорский дядюшка Лю»; 162-223) приехал за советом к знаменитому военачальнику Чжугэ Ляну (имевшему прозвище «Во-лун»; 181-234) в Наньян (город в провинции Хэнань).
Цзян-тайгун.– См. прим. к с. 261.
... Сонджин... Юккван... восемь фей...– персонажи первого романа на корейском языке «Облачный сон девяти» Ким Манджуна (1637-1692). Юккван – буддийский наставник, который «повелевал всем живым и обуздывал нечистую силу» и который изгнал Сонджина из обители в суетный мир. Семью небожительницами повелевала фея Вэй.
Десять символов долголетия– солнце, гора, вода, камень, облако, сосна, трава бессмертник, черепаха, журавль и олень.
340. Ван Си-чжи– превосходный китайский каллиграф, известный еще как многодетный отец. См. прим. к с. 54.
341. Сонпхён– разновидность вареников из рисовой муки, сделанных в виде раковин, с начинкой из бобов или каштанов.
"Выпейте, выпейте // полную чашу вина... "– Стихотворение «Подношу вино» неизвестного корейского автора.
Влаге живительной // рад был и ханьский У-ди.– Подразумевается напиток бессмертия, будто бы изготовленный для китайского императора У-ди из смеси росы с толченой яшмой.
343. ... песню о судьбе, так, чтобы каждая строка заканчивалась словом «человек».– Юноша Ли здесь подбирает строки из стихов разных поэтов, обыгрывая первый слог в корейском слове «судьба» (инён), который совпадает по звучанию с иероглифом «человек» (ин).
344. Мост Ло– мост через реку Ло, приток Хуанхэ (Китай).
... песню, где в каждой строке будет слово «лета».– Чхунхян рифмует здесь слово «год» (ён), совпадающее по звучанию со вторым слогом в слове «судьба».
Девять истоков– по древним китайским поверьям, загробный мир.
Ручей Инь-Ян– неиссякаемый источник двух первоначал – сил Тьмы и Света.
345. Кымсонская ольха– ольха из Кымсона в провинции Кан-вондо.
346. "Разве желтый петух... закричит «кукареку»... "– Отрывок из анонимной корейской поэмы «Желтый петух».
Вершины Кымгансана– красивейшие Алмазные горы на восточном побережье Корейского полуострова.
347. ... есть некая... Ян... нет ни одной овцы...– Игра слов. Фамильный знак «Ян» по звучанию совпадает с окончанием имени «Чхунхян» и с корейским словом «овца» (ян).
Чхонпха– бывшая почтовая станция близ Сеула.
Предместье Бронзового воробья(Тонджокчон) -название полей недалеко от столицы, с которых собирали урожай для жертвоприношений, совершаемых самим королем.
Синсувон– старинный город Сувон в провинции Кёнгидо.
Омве– по-видимому, гора Сурисан недалеко от Ансона в провинции Кёнгидо.
Саннючхон и Харючхон– притоки реки Ансончхон, впадающей в Желтое море.
Чинвиып– старое название уездного города Пхёнтхэк в провинции Кёнгидо.
Чхирвон– бывшая почтовая станция на границе провинций Кёнгидо и Южная Чхунчхондо.
349. ... драгоценный нефрит с горы Цзиншань.– Согласно китайскому преданию, на горе Цзиншань еще за несколько веков до новой эры был найден необычайный нефрит белого цвета.
" Верный подданный не служит двум правителям..." – Цитата из «Исторических записок» Сыма Цяня.
351. ... чжоуский Вэнь-ван сидел в темнице в Юли...– До того как Вэнь-ван стал правителем (см. прим. к с. 262), он был оклеветан перед инь-ским государем Чжоу-ваном, у которого находился на службе. Чжоу-ван заточил его в крепость Юли. Друзья выкупили Вэнь-вана.
Восемь лакомств– то есть деликатесы, которые подавали к столу китайского императора: медвежьи лапы, оленьи хвосты, утиные языки, икра электрического ската, верблюжий горб, обезьяньи губы, хвосты карпа и бычьи мозги.
Роса в фарфоровой чашке.– Намек на чашу, в которую собирали росу для приготовления эликсира бессмертия для китайского императора У-ди.
Юкчинское полотно– полотно, вырабатывавшееся жителями шести крепостей, построенных вдоль северной границы Кореи в середине XV в. для защиты от набегов кочевников.
Сон в Наньяне– синоним вещего сна. Чжугэ Лян (один из главных героев китайской эпопеи «Троецарствие»), до того как стал знаменитым стратегом, узнал свою судьбу по сну, который ему приснился, когда он жил отшельником в Наньяне.
353. Шао Кан-цзе(Шао Юн; 1011-1073) – крупный китайский мыслитель, увлекавшийся метафизическими построениями по «Книге перемен», которыми пользовались также гадатели.
Чжоуский Шао-гун(XII-XI вв. до н. э.) – мудрый правитель царства Янь на севере Китая.
Го Пу– см. прим. к с. 41.
Ли Чунь-фэн(VII в.) – известный китайский астролог.
Чжугэ Кун-мин– второе имя Чжугэ Ляна.
" Четырехкнижие" – сочинения конфуцианского канона: «Беседы и суждения», «Великое учение», «Учение о Середине и Постоянстве» («Чжунъ-юн») и «Мэн-цзы».
" Трехкнижие" – сочинения конфуцианского канона: «Книга перемен», «Книга песен» и «Книга исторических преданий».
" Сто танских поэтов" – антология китайских поэтов VII-X вв., составление которой приписывается Ван Ань-ши.
Ли Тай-бо– псевдоним великого китайского поэта Ли Бо.
Лю Цзун-юань(773-819) – известный китайский писатель.
Бо Лэ-тянь– псевдоним великого китайского поэта Во Цзюй-и (772– 846).
«На мирных улицах слушал песни народа».– Традиционная тема на государственных экзаменах, посвященная образцовому правлению Яо и Шуня.
... отметил каждую строку кружком, каждый иероглиф – точкой.– Экзаменаторы отмечали красной тушью места в сочинениях, особенно им понравившиеся.
Нефритовая дщица. – В феодальной Корее чиновники носили при себе дощечки (нефритовые, бамбуковые или из слоновой кости) для записи распоряжений.
354. Нефритовые ступени– метафора королевского дворца.
Три южные провинции. – Имеются в виду провинции в старой Корее: Чхунчхондо, Чолладо и Кёнсандо.
... ворота Суннемуни далее – географические объекты, расположенные к югу от Сеула на пути следования героя повести в Намвон в нынешних провинциях Кёнгидо, Южная Чхунчхондо и Северная Чолладо.
355. Тхэбэксан– здесь: главная вершина одноименного хребта в провинции Канвондо.
... Шунь... на горе Лишань рыхлил. – По китайскому преданию, Шунь был изгнан мачехой из дома и занимался землепашеством на горе Лишань. Государь Яо, узнав о добродетелях Шуня, уступил ему престол.
Шэнь-нун(Божественный земледелец) – легендарный китайский правитель, будто бы научивший людей земледелию.
«Цветок в горах»– старинная трудовая крестьянская песня в Корее, исполняемая во время работы на рисовом поле.
Четыре... вехи– год, месяц, день и час рождения.
357. Хансу– название реки Ханган в среднем течении.
358. Кёль– податная мера земельной площади в феодальной Корее, колебавшаяся от 0, 8 до 3, 4 га.
359. ... «не посчитав далеким путь в тысячу ли».– Цитата из книги «Мэн-цзы».
Чао-фу и Сюй-ю– китайские мудрецы. Когда правитель Яо, прослышав о мудрости Сюй-ю, предложил ему престол, тот почел свой слух оскверненным такими речами и поспешил омыть уши водой из реки Иншуй. Его друг, Чао-фу, гнавший в это время теленка на водопой, увидел, что Сюй-ю моет уши, и удивился его отказу. Сказав, что теленок, в таком случае, не станет здесь пачкать морду, он повел скотину пить воду вверх по течению.
Духи знатоков вина. – Духи «шести великих бражников из бамбуковой рощи», то есть знаменитого поэта Ли Во и его друзей.
Бо-и и Шу-ци(XII в. до н. э.) – сыновья правителя древнекитайского царства Гучжу. Отказавшись служить У-вану, удалились на гору Шоуян-шань, где питались папоротником и дикими травами.
Э-хуан и Нюй-ин– жены легендарного Шуня. Оставшись вдовами, они от горя утопились в реке Сян.
Четыре седовласых старца.– Подразумеваются Дун Юань-гун, Лули, Ци Ли-цзи и Ся Хуан-гун, которые в знак несогласия с политикой Цинь Ши-хуана ушли в горы Шаншань, где досуг проводили за игрой в шашки.
Ма-гу– в китайской мифологии фея трав и цветов, жившая на священной горе Тайшань.
Сукхян– героиня одноименной корейской повести неизвестного автора, испытавшая в жизни много невзгод.
360. "Летом облака узорные... "– Строки из стихотворения Тао Юань-мина «Времена года».
"Весною от разлившейся воды... "– Строки из того же стихотворения.
361. Ипчхум– один из распространенных ритмических танцев в Корее.
Ют– азартная корейская игра, напоминающая игру в кости.
362. Унбон– волость в уезде Намвон.
"Твои дела разъединили нас... "– Строки из анонимной корейской поэмы «Тоска в разлуке».
"Луна взошла на небосклон... ".– Строки из анонимного корейского трехстишия.
363. "Я не рано очнулась... "– Отрывок из анонимного корейского стихотворения «Весенний сон».
... "Седовласый рыбак // поселился у самой воды... "– Отрывок из стихотворения знаменитого корейского философа и поэта Ли Тхвете (1502– 1571) «Рыбак».
"Не стану ловить тебя, белая чайка... "– Отрывок из анонимного корейского стихотворения «Белая чайка».
364. "Среди молчаливых зеленых гор... "– Трехстишие неизвестного корейского автора.
365. Чжоу-синлан– по-видимому, Чжоу Лянь-си, живший при династии Сун, один из канонизированных в Китае конфуцианских святых.
Хэгым– корейский музыкальный инструмент типа скрипки.
366. Хань Синь(ум. в 196 г. до н. э.) – китайский военачальник и сподвижник ханьского императора Гао-цзу. Предание гласит, что в детстве он был беден. Как-то он ловил рыбу в пруду, у городской стены, и одна из прачек накормила его. Став знаменитым, он щедро отблагодарил ее.
367. Цюй Юань(340-287 гг. до н. э.) – великий китайский поэт-патриот, который, будучи оклеветан завистниками перед чжоуским правителем, покончил с собой, бросившись в реку Мило.
Л. Концевич
[Закрыть]
Неизвестный автор
Рассказывают, что во времена государя Инджо из династии Ли у правителя города Намвона провинции Чолладо был сын шестнадцати лет. Красивый, как знаменитый Ду Му, с лицом прекрасным, словно чистый нефрит, он к тому же и стихи писал, как прославленный китайский поэт Ли Бо. Все дни юноша проводил в комнате для занятий и усердно учился.
Стояла чудесная пора цветения ив – благоуханная весна. Ликовало все живое – даже травы и деревья. У барсука появилось четверо внучат, а жаба вывела детенышей – вот какое это было время! И юношу охватили весенние чувства, он позвал слугу, чтобы пойти полюбоваться природой.
– Я хотел бы осмотреть места, которыми славится твоя провинция, расскажи мне о самых красивых!
– Говорят, будто великолепный вид открывается с башни Пубённу в Пхеньяне, хвалят храм Мэвольдан в Хэджу, башню Чхусонну в Чинджу, террасу Кёнпходэ в Канныне, монастырь Наксанса в Янъяне, бухту Самильпхо в Когёне, беседку Чхонсок-чон в Тхончхоне, башню Чуксору в Самчхоке, беседку Вольсон-джон в Пхёнхва, беседку Манъянджон в Ульджине и беседку Чхонганджон в Кансоне. Но особенно славится по всем восьми провинциям необыкновенной красоты пейзаж, которым можно полюбоваться с нашей башни Кванхаллу; место это по красоте уступает лишь Цзяннани.
– Если это на самом деле так, как ты говоришь, – сказал юноша, – давай отправимся к башне Кванхаллу! Хочу насладиться прекрасными видами.
Вслед за слугой он весело зашагал по дороге. Он ступал легко, будто ласточка, порхающая под весенним ветерком среди нежных ив. Приблизившись к башне Кванхаллу, юноша обошел ее вокруг, потом подозвал слугу:
– Какой великолепный вид! Зачем нам стремиться к прославленной Юэянской башне и террасе Фениксов или к пейзажу, который открывается с башни Желтого журавля и с террасы Гусу?
Хитрец-слуга солгал:
– Здесь так красиво, что в ясную погоду, когда рассеиваются туман и облака, сюда спускаются небожители.
– Да, здесь удивительно красиво, – согласился юноша.
Был как раз праздник – пятый день пятой луны. Местная ки-сэн Чхунхян нарядилась, нарумянилась и отправилась покачаться на качелях. С ее прелестным обликом могла бы соперничать лишь красота весны, он затмевал пышное цветение вокруг. Брови дугой – будто темные вершины гор, а белые зубы и алые губы напоминали чуть приоткрывавшийся за ночь бутон персика с каплями холодной росы на лепестках. Волосы – темные тучи – она расчесала гребнем в форме полумесяца с вырезанными на нем драконами, а потом заплела в косы, широкие, как гладильные доски, и завязала фиолетовыми лентами. На ней была накидка из белого шелка, отделанная двойной строчкой, шелковая нижняя кофточка, шелковые же короткие шаровары под верхними шароварами из белого шелка. И еще – нарядная кофточка из тонкого китайского шелка и синяя юбка вся в мелкую складку. На голове – шелковый платок, а на ногах – нитяные носки и лиловые башмачки...
Спереди к волосам были приколоты украшения из бамбука, сзади прическу схватывали золотые шпильки в виде фениксов, на пальце красовалось нефритовое кольцо, в ушах сверкали сережки полумесяцы-ни дать ни взять сокровища из королевских кладовых! А нефритовый ножичек был привязан к поясу пятицветной шелковой нитью, словно знак воинской доблести у генерала, словно колчан у воинов с северных и южных границ!
Как восхитительно поднялась она легкой походкой на зеленые холмы, нарвала букет цветов, искупалась в прозрачной-прозрачной воде у девяти излучин, а потом набрала на берегу гальки и вспугнула иволгу, притаившуюся среди ив! Полная восторга, бродила Чхунхян в дальних горах. В безлюдной чаще нежными нефритовыми ручками ухватилась она за веревки от качелей, и, оттолкнувшись, устремилась ввысь. На лету она постукивала одпа о другую ножками, а когда задевала ветви цветущего персика, его лепестки дождем сыпались на землю. Девушка качалась с таким упоением, что не заметила, как у нее из прически выпала золотая шпилька и с нежным звоном ударилась о камни.
А юноша Ли любовался красотами природы, вспоминал строки стихов и вдруг заметил, что среди зелени какая-то красавица качается на качелях. Он обрадовался и тотчас позвал слугу.
– Что это там такое?
– Где? – спросил слуга.
– Вон там, что это виднеется? Может, это фея спустилась с небес?
– Здесь ведь не священные горы Пэнлай, Фанчжан и Ин-чжоу, – ответил слуга, – как же могла очутиться здесь фея?
– Тогда, быть может, это золото?
– Говорят, "золото встречается на реке Лишуй", – заметил слуга, – а здесь нет Лишуй. Откуда же взяться золоту?
– Может, это нефрит?
– Говорят, что нефрит находят в горах Куньлунь, а это ведь не горы Куньлунь! Как мог попасть сюда нефрит?
– Тогда что же это такое? Не дикая ли роза?
– Ведь здесь нет чистого морского песка, откуда же взяться розе?
– Наверное, это оборотень!
– Тут не крутые скалистые горы, откуда же здесь быть оборотню?
– Так что это, наконец? – разгневался Ли.
– Ах, это, – спохватился слуга. – Да это же Чхунхян – "Весенний аромат". Дочь здешней кисэн Вольмэ.
– Прекрасно, – воскликнул юноша, – раз это певичка, нельзя ли на нее взглянуть? Ну-ка позови ее!
Слуга, причмокнув от удовольствия, наломал целую вязанку дубовых веток и направился к Чхунхян со страшным шумом, чтобы привлечь ее внимание. Подойдя поближе, он козырьком приставил руку к глазам и заорал:
– Чхунхя-я-ян!
Чхунхян испугалась и спрыгнула с качелей. – Кто меня зовет?
– Молодой господин Ли, – ответил слуга. – Важное дело есть! Пойдем скорее!
– Вот негодник! Ты зачем меня напугал? Даже не покачалась вволю. Что тебе за дело, весенний ли я аромат или другой какой?.. Зачем ты наболтал обо мне молодому господину Ли?
– Устроила бы свои качели где-нибудь в укромном местечке, – возразил слуга. – А то вот сын правителя, господин Ли, захотел полюбоваться природой, поднялся на башню Кванхаллу и вдруг видит, что среди зелени твой зад мелькает. Велел сию же минуту тебя позвать. Не пойти никак нельзя! Пусть даже хлынет дождь, господин Ли все равно не уйдет отсюда, теперь для него здесь будто обитель бессмертных! А ты, уж если разоделась в шелка, так не выставляй хоть наружу свою задницу. Молодой господин приклеился глазами к твоей левой ягодице – и забыл обо всем на свете! Разве тебе это не по нраву?
Пришлось Чхунхян подвязать пестрой шелковой лентой свои косы и заколоть на затылке. Нежной нефритовой ручкой она подобрала подол синей шелковой юбки и, прижав его к груди, пошла грациозной походкой. Вслед за слугой ступала она по дороге, залитой солнцем, словно большая черепаха по белому песку, будто ласточка по балке дворца Дамин. Перед входом в башню Чхунхян остановилась и почтительным поклоном приветствовала юношу. А тот, едва глянул на нее – в глазах у него померкло, и он прокричал что было мочи:
– Эй, слуга! Так-то выполняешь приказание? А ну, быстро проведи барышню наверх!
Пришлось Чхунхян подняться на площадку. Усадив ее, юноша обратился к ней с вопросом:
– Сколько тебе лет? Как тебя звать?
И Чхунхян нежным голоском ответила:
– Лет мне дважды по восемь, а звать – Чхунхян.
Юноша улыбнулся.
– Дважды по восемь – значит, шестнадцать. Мне тоже шестнадцать, значит, мы с тобой одногодки! Вот удача! Зовут тебя Весенний аромат, ты прекрасна так же, как и твое имя. До чего ж ты хороша, просто загляденье! Но пройдут годы, и станешь ты вроде совы на трухлявом дереве или одинокого журавля, будешь как бесприютная ласточка на веревке. А когда у тебя день рождения?
– Мой день рождения летом в начале четвертой луны, в восьмой день, в час Мыши, – ответила Чхунхян.
– В четвертой луне? – воскликнул юноша. – Ведь мы с тобой родились в одну и ту же луну, да нам судьбой назначено стать мужем и женой! Досадно только, что день и час не совпадают.
Юноша, сидящий перед Чхунхян, был очень хорош собою – прямо Фань Куай, который на пиру в Хунмэне смерил гневным взглядом Сян Юя и, прищурив глаза, выхватил большой меч и исполнил танец – ну точь-в-точь старый дракон из озера Девяти драконов, который, пробудившись от сна, играет с драгоценной жемчужиной, исполняющей любые желания. Он был как белолобый тигр с темных круч, который утащил собаку и забавляется с ней. Ли не сиделось на месте, и он снова заговорил:
– Я не просто пригласил тебя. Ведь, когда мы жили в Сеуле, я в третью луну, в сезон весеннего ветра – зеленеющих ив и благоуханных цветов, в десятую луну – время осенних ветров и желтых хризантем, все дни проводил в харчевнях да в зеленых теремах, знавал необыкновенных красавиц и смотрел на время, как на легкий танец. А теперь увидел тебя – и все другое перестало для меня существовать. Душа моя пришла в смятение, полна страстными чувствами. Пусть свяжут нас единою нитью Лунный старец, струна от цитры Чжо Вэнь-цзюнь. Соединим свои жизни союзом на сто лет!
Чхунхян, выслушав его, нахмурила тонкие брови-бабочки:
– Хоть я и певичка, но душа моя чиста, как небесные ворота, что у Полярной звезды, и наложницей я не стану! Вы хотите, чтоб мы дали друг другу клятву, но я не могу уступить вашему желанию!
– Мы с тобой, конечно, не сможем исполнить все шесть свадебных церемоний, – снова заговорил юноша, – но наш союз будет настоящим! Не стоит зря терять время, соглашайся!
– А если после того, как я соглашусь, – возразила Чхунхян, – вашему отцу придется уехать в столицу? Ведь вы тоже поедете за ним! Потом женитесь на девице из знатной семьи, и души ваши будут звучать в лад, как гусли с цитрой. Разве вспомните вы тогда о жалкой наложнице вроде меня? Не останется у меня никакой надежды, и буду я одна, неприкаянная, как желудь в собачьей похлебке. Давайте уж лучше этого не делать!
Юноша опять начал ее уговаривать:
– Если даже случится беда и папаша отправится в столицу, неужели я брошу тебя и уеду? Конечно, я должен буду ухаживать за своей матушкой, но ты поедешь вместе со мной в повозке, запряженной парой. Янбан на ветер слов не бросает. Соглашайся скорее!
– Чего там ждать, пока тушь прокиснет или загустеет и ее придется подогревать. Поклянитесь, как в управе, и напишите обещание о том, что никогда меня не забудете!
Юноша обрадовался, разгладил бумагу, растер тушь "слюна дракона" и, обмакнув в нее кисточку из шерсти ласки, одним взмахом написал: "В такой-то год, такую-то луну и день обещаю Чхунхян никогда ее не забыть. Желая полюбоваться природой, я поднялся на башню Кванхаллу и встретил супругу, суженую Небом. Все чувства мои пришли в смятение, и я заключил с ней союз на сто лет. Клянемся умереть, если когда-нибудь случится беда и мы нарушим клятву!"
Чхунхян взяла бумагу, сложила и спрятала в карман.
– Я низкого происхождения. Если пойдут слухи и ваш отец обо всем узнает, мне, одинокой, останется только умереть. Прошу вас, будьте осторожны!
Юноша ответил на это:
– Папаша сам в молодости был гулякой, ходил по зеленым теремам, и хоть сейчас он этого не помнит, но, бывало, захаживал в самые захудалые публичные дома! Так что ты не беспокойся!
Так они беседовали между собой, а под конец юноша спросил:
– А где твой дом?
Чхунхян взмахнула прелестной ручкой.
– Минуете ту горку и еще вон ту, потом опять будет горка, когда пройдете ее, увидите тенистую бамбуковую рощу. Там среди платанов и будет мой дом.
Проводив Чхунхян, юноша вернулся в комнату для занятий, но душа его была полна смятения. Тогда, чтобы успокоиться, он решил заняться книгами, разложил их, но в каждой строчке, в каждом иероглифе он видел только Чхунхян. Один иероглиф, другой... одна строчка, другая – и все Чхунхян! Он рассердился и решил во что бы то ни стало заставить себя читать.
– "Небо – чхон, земля – чи, темный – хён, желтый – хван... " "Среди всего сущего на небе и земле самое ценное человек!.. " "Небесный государь правил под покровительством стихии "дерево". Он придерживался принципа недеяния и воздействовал на подданных собственным нравственным примером... " "В чем сущность пути Неба? Начало, развитие, выявление, завершенность – вот в чем сущность пути Неба... " "Книга обрядов" – основа человеческой жизни... " "Путь "Великого учепия" – в достижении высшей радости... " "Философ сказал: "Разве не радостно учиться с постоянным упорством и прилежанием?.. " "Мэн-цзы представился лянскому правителю Хуэй-вану. Правитель сказал: "Вы пришли, не посчитав далекими тысячу ли. Могу ли я предположить, что у вас найдется нечто, способное принести выгоду моему царству?"
"Утки крякают в камышах речных.
Остров маленький. Там гнездо у них.
Эта девушка хороша, скромна.
Эту девушку полюбил жених"
( Перевод Вл. Микушевича.)
Сказано: "Изучая древность, мы находим, что государь Яо... " "Юань – суть, хэн – суть, ли – суть, чжэн – суть... " А! Не охота мне читать эти книги!
Все иероглифы у него перепутались. Иероглиф "небо" превратился в "большой", написано "Краткая история" – ему кажется "разбой", "История Китая", а он читает "высохшая слива", "Беседы и суждения", а ему кажется "окунь", написано "Мэн-цзы", а ему мерещится "дикий мандарин", "Книгу песен" он прочитал как "шелковая штора", а "Книгу перемен" – как "соломенный плащ", и неизменно всюду ему виделась Чхунхян. Он так страстно желал ее увидеть, как жаждали дождя во время Семилетней засухи, как жаждали солнечных лучей во время Великого девятилетнего потопа, как мечтают об искорке света безлунной зимней ночью. Слуги, чиновники, стражники уездной управы – все стали похожи на Чхунхян, и в домашних он тоже видел одну Чхунхян! Что и говорить, ведь ему так хотелось встретиться с ней хотя бы на мгновение! Юноша не мог усидеть на месте и, не выдержав, громко закричал, что хочет увидеть Чхунхян. Его крик услышали в управе, правитель позвал слугу и приказал:
– Сходи быстрей в комнату для занятий и разузнай, почему это молодой господин не занимается, а орет во все горло, что хочет кого-то там увидеть?
Слуга вошел в комнату для занятий и передал молодому господину слова отца.
– Скажи, – ответил юноша, – что я читал и очень мне захотелось заглянуть в песню "Седьмая луна" из "Книги песен", вот я и кричу "хочу увидеть". – Тут он позвал своего слугу и спросил: – Когда же сядет солнце?
– Сейчас солнце яркое и стоит высоко, – отвечал слуга, указывая на небо.
Юноша вздохнул.
– Хлопнуть бы этот день по загривку, чтобы быстрее убирался. Привязали его, что ли, почему он так лениво уходит? Какой скверный характер у этого дня!
Вскоре слуга принес столик с ужином.
– Рис там или что-нибудь другое? А солнце-то долго еще собирается оставаться? – снова спросил юноша.
– Солнце село в Сяньчи, луна взошла над восточными вершинами.
Дождавшись, когда в управе подадут сигнал к окончанию службы, Ли тайком перелез через ограду и вслед за слугой кружным путем побежал прямо к дому Чхунхян.
А Чхунхян тем временем, прислушиваясь к шепоту в бамбуковых зарослях, полуоткрыла затянутое шелком окно и, положив на колени комунго, стала наигрывать мелодию о тоске ожидания. В этот момент Ли подошел к дверям и позвал мать Чхунхян. Та вышла.
– Да, никак, это молодой господин? – И сделала вид, будто испугалась. – Вот беда-то, ведь если правитель узнает, что вы приходили, нас с дочкой до смерти изобьют! Уходите скорее!
– Да ничего не случится, – успокоил ее юноша, – давайте войдем в дом.
Он остановился перед матерью Чхунхян, а она, втайне желая пригласить его, проговорила:
– Ну, уж так и быть, зайдите на минутку.
Юноша стал внимательно разглядывать дом Чхунхян. Рядом с гостиной, в которую вели большие квадратные двери, прилепилась маленькая комнатка для прислуги; в ней в несколько ярусов стояли стенные шкафчики, а в кухне под потолком была пристроена кладовка... Веранда имела выход в сад, над ней изогнутая стреха, а переплет на раздвижных стенках сделан в виде буддийского знака из четырех "г". Потолок оклеен промасленной бумагой, а украшенные картинами стены – бумагой с узором в виде водяных каштанов.
На одной картине был изображен правитель округи Пэнцзэ, цзиньский отшельник Тао Юань-мин, плывущий осенней лунной ночью на лодке в Сюньян. На другой – художник запечатлел эпизод из "Троецарствия": Лю Сюань-дэ из ханьской императорской фамилии пожелал навестить учителя Во-луна – "Лежащего дракона", жившего в Наньяне, в домике, крытом травой, и отправился в путь на своем верном коне по кличке "Красный заяц", невзирая на снег и ветер. Следующая картина была посвящена Цзян-тайгуну, который бедствовал восемьдесят лет: в камышовой шляпе набекрень он на реке Вэйшуй, забросив в воду удилище без лески, ожидает чжоуского правителя Вэнь-вана. И еще одна картина изображала Сонджина – ученика настоятеля Юкквана в тот самый момент, когда он повстречал восемь фей, Юккван развеял их души среди белых облаков, а потом соединил опять.
В виде пожелания счастья на свитках были нарисованы десять символов долголетия – солнце, журавль и другие, над кухонной дверью висело изображение духа – хранителя очага, у входа в кладовую – золотой свиток с пожеланиями счастья на десять тысяч лет. И тут и там красовались надписи: "Подношу родителям чашу с настоем травы долголетия с Трех гор" и еще: "Продление жизни седовласым родителям на тысячу лет и их внукам на десять тысяч лет". У центрального входа висели таблички с надписями: "Ветры и дожди – все в свое время", "Урожайный год", у больших ворот – "Процветание и покой", а рядом: "Народ живет в довольстве". Над дверью была прибита дощечка с пожеланием успешно сдать экзамены и обрести богатство. Позади дома, на восточной горке прилепилась "Беседка в горах", а у лотосового пруда перед домом – "Беседка среди лотосов", к ней вели ступени из песчаника. Здесь парами летают мандаринские утки, резвятся и плещутся в воде золотые рыбки, похожие на пиалы, цветут разные цветы и травы. На восточной и западной стороне гнездятся белые цапли, на юге – ибисы, а на севере из тонких ветвей бамбука выглядывает длинноногий журавль. Повсюду цветут хризантемы, завезенные из столицы, раскинули ветви столетние сосны, коричные деревья и рододендроны – все необыкновенно красивы. Мимозы, ветви гранатовых деревьев, бересклет, разные сорта пионов, гортензий, камелий, листья бананов, тонкие, как бумага, сливы весенних и поздних сортов, виноград, красные и желтые азалии, лилии и туты – все это причудливо сплелось и перепуталось.
