Текст книги "Три повести о любви"
Автор книги: Яков Липкович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)
– Потому как… ночью из рыбообрабатывающего все равно не уедете…
Хотя Толя вроде бы и ответил на вопрос, ощущение того, что была недомолвка, не покидало Аркадия.
Так тяжело ему еще никогда не было. Все, что произошло сегодня, напоминало дикий и нелепый сон, какое-то чудовищное наваждение. Ему даже показалось, что стоит только, встряхнув головой, открыть глаза – и он увидит рядом Маришку, довольную поездкой, веселую, родную…
Он не удержался: закрыл и открыл глаза. Нет, чуда не получилось. За какие-нибудь несколько часов вся жизнь у него пошла прахом…
– Угощайтесь, – в протянутой руке Толи белел кулек.
– Спасибо, не хочу.
– Берите. Подушечки.
Аркадий взял несколько слипшихся конфет и положил в рот.
– Юзя в дорогу дала. Чтоб меньше курил.
– Славная она у вас.
– Все они славные, покуда в паспорте штампа нет.
По лицу Толи никак не определишь, намек это или обыкновенный мужской треп. И все же Аркадию показалось, что в словах рыбака прозвучало осуждение Маришки.
– Берите еще!
– Вам не останется.
– Тоже неплохо! От них зубы портятся!
Сколько времени они в пути? Но эта мысль уже лишена всякого практического смысла. Не все ли равно?
Аркадий поежился. Он и не заметил, как переменилась погода. Порывами бил в спину холодный и хлесткий ветер. Моторку с баркасом то поднимало, то опускало на волнах.
– Шторм? – вяло поинтересовался он.
– Так – осенняя погодка! – ответил Толя.
Пусть будет осенняя. Вот только озяб.
По плечу Аркадия легонько постучали. От неожиданности вздрогнул. Со своими мрачными мыслями он совершенно позабыл о существовании Алексея Дмитриевича.
Тот протягивал брезентовую куртку.
– Накиньте!
– Спасибо.
Сразу стало теплее.
– Култук! – крикнул Толя Аркадию.
– Ого! – отозвался тот, вспомнив, что об этом ветре рыбаки говорили с опаской.
– Покуда смирный! Балла три, не больше!
– Все равно здорово качает!
– Это разве качает! – заорал Толя. – А, Дмитрич?
– Смотри, накличешь! Как бы не разошелся, лихоманка его возьми!
– Ничего! Хуже, чем вчера, не будет!
– Это уж как пофартит!
Бравада бравадой, а как рулевой и моторист Толя что надо. Обе лодки прыгали по волнам, ни разу не подставив бортов. И мотор работал как часы.
И все же Аркадия и рыбаков то и дело окатывало водой.
– Ну, доннер веттер, хлеб с повидлой! – всякий раз, направляя лодки наперерез волне, выкрикивал Толя. И трудно сказать, чего было больше в этом возгласе – ухарства или желания приободрить единственного пассажира.
Только необходимости в этом не было. Аркадий не испытывал ни страха, ни волнения. Даже если бы разразился настоящий шторм, при котором опасность возросла бы во много раз, он, наверно, так же глухо и безучастно ждал бы своей участи. И думал: будь, что будет…
Однако, как он ни крепился, его все-таки укачало. Из всех физических недомоганий, свалившихся на него, самым неприятным было ощущение, как будто полушария мозга пытаются поменяться местами. Он весь извертелся на своих нескончаемых качелях – скамейка вместе с ним то проваливалась куда-то вниз, то взлетала на самый верх. Один раз его вырвало. Хорошо еще, что успел перегнуться за борт.
– Дышите глубже! – кричал Толя.
– Да, да, – соглашался Аркадий, заглатывая ртом холодный и тугой воздух.
– Ну как, легче?
– Да, да…
– Кажись, стихает, – заметил Алексей Дмитриевич.
– Теперь скоро! – пообещал Толя Аркадию…
И вправду, через несколько минут Аркадий увидел влажные огни близкого берега. По причалу двигались столбы с электрическими лампочками и, казалось, уже сами по себе – их тени.
Впереди промелькнул волнолом.
– Осторожно, Толя! – предупредил Алексей Дмитриевич.
– Есть, осторожно! – ответил тот по-военному.
Волнолом быстро приближался. С грохотом разбивались о него волны.
Лодки вошли в маленькую гавань, где волнение было уже не так сильно.
Почти одновременно Толя выключил мотор, Алексей Дмитриевич кинул конец человеку в плаще на причале и сбросил якорь. На это ушло от силы полминуты. Ни одного суетливого и лишнего движения. Все с первого раза.
– Много рыбы? – спросили с причала.
– Центнера три! – ответил Алексей Дмитриевич.
– Ну, это мы быстро управимся.
– Будете, как вчера, ковыряться, так и до утра провозимся! – подал голос Толя.
– Сейчас подойдут, – пообещал человек в плаще.
– Давайте я помогу вам, – сказал Аркадий рыбакам.
– Мы уж тут сами. Чего вам зря пачкаться? – ответил Толя.
– Ну тогда я пойду.
– Вон, видите, контора? – показал Толя на тусклые огоньки. – Там сможете обсушиться, отдохнуть.
– Недавно печку затопили, – сообщил человек.
– Там подождете катера!
– А обратно вы когда? – неожиданно для себя спросил Аркадий. Он почувствовал, как кровь прихлынула к щекам.
– Вот сдадим…
– Счастливого пути! – произнес Аркадий, пожимая руки обоим рыбакам. – Может, еще увидимся.
– А чего такого – в одной стране живем! – весело ответил Толя.
– Ничего, браток, – помедлив, проговорил Алексей Дмитриевич.
– Спасибо за доброту! – порывисто сказал Аркадий. – Я обязательно напишу о вашей бригаде!
– Чего-то больно много пишут о нас, – заметил Толя.
– Такая работа у них – писать, – объяснил Алексей Дмитриевич.
Толя подтянул моторку к причалу. Аркадий с трудом, с помощью приемщика, взобрался наверх. И только там он увидел, что это женщина. Немолодая, с хриплым мужским голосом.
– Спасибо, – сказал он ей.
– Было бы за что, – ответила она.
Аркадий стоял и покачивался, как пьяный. Когда же он шагнул к конторе, его повело в сторону. Он остановился в растерянности.
– Видать, здорово угорели, – заметила приемщица.
– Не знаю, что со мной, – стал оправдываться Аркадий. – Вообще-то я качку хорошо переношу.
– Все от самого себя зависит, дорогой товарищ, – наставительным тоном заявила она. – Был тут у нас один капитан. Когда его спрашивали, почему он не угорает, так отвечал: «Да все некогда. Судно вести надо».
– Ну долго они еще будут чухаться? – сердито спросил снизу Толя.
– Досчитай до тридцати, больше не надо!
– На черта я буду вашей арифметикой заниматься. Она мне еще в школе надоела!
– Вон идут!..
С протяжным металлическим визгом из-за поворота выехала вагонетка. Ее толкали двое рабочих.
– Ведь люди ждут! – громко упрекнула их приемщица.
Те молча прибавили шагу.
– Толя и Дмитрий… то есть Алексей Дмитриевич, всего вам доброго! – напоследок крикнул Аркадий.
– Приезжайте еще! – донесся до него голос Толи.
Скоро они будут там, увидят Маришку, Горячева, узнают все…
Продолжая покачиваться, Аркадий двинулся по неровным и скользким мосткам к конторе.
Ткнулся в одну дверь, другую, третью. Две были заперты, а последняя вела в узкий коридорчик, зажатый с обеих сторон бытовками.
Были еще двери – у входа, которые поначалу его почему-то не заинтересовали.
Пришлось вернуться.
Уверенный, что там тоже или заперто, или опять что-нибудь не то, он толкнул первую дверь и увидел девицу с жидкими светлыми волосами, зашивающую чулок на бедре. Она одернула юбку и сердито сказала:
– Стучать надо!
Аркадий мигом прикрыл дверь:
– Простите!
В коридор с улицы зашел парень в кожаной куртке, надетой прямо на тельняшку.
Он подозрительно посмотрел на Аркадия и спросил:
– Вам кого?
– Где-то здесь печка.
– А вот! – показал парень на вторую дверь. Распахнул ее и, пропустив Аркадия, вошел вслед за ним.
В углу возвышалась круглая железная печка. Обдало плотным тугим жаром.
– А вы откуда?
Аркадий ответил.
Парень вежливо выслушал, но удивления не проявил. По-видимому, к журналистам здесь привыкли.
– Вот на этом диване можете отдыхать, – сказал он и молча направился к выходу.
– Скажите, – остановил его Аркадий, – когда ожидается катер до города?
– По рации передали: вышел в девять вечера. Стало быть, к утру будет. А когда пойдет назад – тут дело сложнее.
– Почему?
– Потому что от двух стихий зависит – от погоды и начальства.
Парень чем-то неуловимо и неприятно походил на Горячева. Не то улыбкой, не то выражением глаз.
– Ясно, – сказал Аркадий.
– Отдыхайте, – произнес парень и вышел.
Аркадий снял с себя мокрые ботинки, носки, пиджак и все это понес к печке. Но стул рядом с ней оказался занят. На нем лежали – подметками к теплу – женские сапожки. Тут же сох синий плащ. Больше стульев в комнате не было, поэтому сапожкам и плащу пришлось потесниться.
Аркадий подошел к дивану. Нет, уснуть он не сможет, несмотря на тепло и удобства.
Вдруг дверь широко распахнулась, и в комнату вошла уже знакомая девица с жидкими волосами. Она надменно посмотрела на Аркадия, стоявшего босиком в измятых брюках, майке, и молча направилась к печке.
Аркадий терпеливо ждал, когда она наконец возьмет свои вещи и уйдет. У него даже пропало желание съязвить – повторить ее же слова о том, что раньше надо стучать. И вообще он старался не смотреть на нее.
И тут неожиданно она первая начала разговор:
– По-моему, я вас где-то видела.
– Возможно…
Он взглянул на нее: она была на редкость непривлекательна. И не чертами лица, которые сами по себе не казались неприятными, а какой-то устоявшейся и вызывающей невыразительностью. Попадись она ему завтра на улице, он бы ни за что не признал ее – до того была тусклой и бесцветной. Сбивали с толку лишь цепкий и колючий взгляд, быстрые и резкие движения. Это уже говорило о характере.
– Вы не заходили вчера к Василь Васильичу? – припоминала она.
– К какому Василь Васильичу? – равнодушно удивился он.
– Вот это да! Не знаете Василь Васильича?
– А что в этом такого? Не знаю, – сухо ответил Аркадий.
– Да-а, не знать директора рыбокомбината… – с укоризной произнесла она.
– Так вы говорите о Букове? – наконец вспомнил Аркадий. Он действительно заходил к тому перед отъездом к Горячеву – за письменным распоряжением капитану катера.
– Наконец. А вы сами из какой организации?
Аркадий ответил.
Она уже мягче, с дружескими нотками в голосе упрекнула его:
– Из газеты, а как зовут руководителей, не помните.
Судя по всему, она не торопилась уходить.
– А вы здесь не по поводу предстоящего слета?
– Какого слета? – жалобно переспросил Аркадий.
– Ну даете! Слета рыбаков.
– Впервые слышу.
– Поразительно!
– Кто его проводит?
– Район, разумеется!
Сказать бы ей, что он хочет побыть один. Но как скажешь? Может быть, она сама догадается? Ведь это не трудно понять по его неохотным ответам, по взгляду, отводимому в сторону…
Как же, разбежалась!
Он закрыл глаза.
Бу-бу-бу…
Слова глухо ударялись в темя, в висок и отскакивали, чтобы снова вернуться…
О чем она?
– …руководство считает, что это повышение для нее…
Какое руководство? Какое повышение?
Бу-бу-бу…
– …уже побывала в трех рыболовецких бригадах…
Зачем? Кто она?
Бу-бу-бу…
– …еще не решила, куда двинуться дальше – то ли к Горячеву, то ли куда поближе…
К Горячеву? С какой целью?
Бу-бу-бу…
Нет, он больше не может! У него все время перехватывает дыхание. Пока она здесь болтает, там на знакомом берегу…
Он застонал.
Когда Аркадий опомнился, девицы уже не было. Что она подумала, увидев его в таком состоянии?
Немного же потребовалось времени, чтобы понять: как ни плохо было с незваной гостьей, а без нее еще хуже. Мечтая о том, чтобы остаться одному, он не знал, что творил. Ночь собрала все в кулак и разом обрушила на него.
Он то и дело вскакивал с дивана, сидел, ходил по комнате.
Особенно ему не давали покоя последние минуты с Маришкой. Его вопросы, ее молчание. Тайна, которую он хотел и боялся постигнуть. И раньше после каких-то пустяковых ссор она нередко замыкалась в себе и переставала разговаривать. Но как можно сравнивать? Неужели женское предательство и его пощечина равноценны в ее глазах? А последняя даже перетягивает?
Нет, здесь что-то не то.
Что же было за молчанием? Сознание непоправимости совершенного? Или только обида за пощечину? За оскорбление, которое она заслужила?
А если не заслужила?
Нет, он же своими глазами видел, как они шли, прижавшись друг к другу. О близости говорило все – и взгляд, и горящие щеки, и то, как она висела на руке, и выражение самодовольства на его лице.
Но ведь первой ее реакцией на пощечину был выкрик: «За что?!»
Он шел прямо из сердца – от неожиданности, от непонимания. По-видимому, она и в самом деле не знала, за что?
Как же не знала, если так смутилась и быстро отодвинулась?
Но откуда тогда это отчаянное: «За что?!»
Неужели он что-то упустил, недопонял?
Может быть, ей так легче было идти, опираясь на руку бригадира? Или у нее закружилась голова, как это уже бывало? Или просто на мгновение забылась, вообразила себя незамужней, девчонкой?
А Горячев?
Почему из многих десятков ругательств он выбрал, казалось, самое неподходящее для данного момента: «дурак»? Да и выбирал ли он? Оно вырвалось у него само. Так же непроизвольно, как у Маришки ее «За что?!».
Дурак? А как же иначе назвать человека, ни за что ни про что заподозрившего жену в измене, оскорбившего и унизившего ее при посторонних!
Господи, еще никогда ему не были так понятны ее слова и ее молчание. Вот оно – долгожданное прозрение!
Аркадий рванулся к стулу. Натянул на босые ноги все еще влажные ботинки, в спешке оборвал шнурок. Сунул в карман загрубевшие носки. Чуть не оторвал рукав у пиджака.
Быстрее, быстрее!
Если не будет оказии, упросить руководителей рыбообрабатывающего, договориться с местными рыбаками! Как угодно и на чем угодно! Даже если придется угнать лодку.
Аркадий шел, продираясь сквозь туман. Ровный плеск волн указывал путь к причалам. Наскочил на деревянные мостки, по которым поздно вечером брел в контору. Туман пятился перед ним, медленно заманивая к воде.
– Стой! Куда? – вдруг услышал он.
Остановился. Попробовал сообразить, откуда окрик. Прошла добрая минута, прежде чем туман выдавил из себя бородатого старика с ружьем.
– Вы куда?
– На пристань!
– Нельзя туда!
– Почему? Мне только взглянуть.
– Нечего там смотреть!
– А это уже не ваше дело! – вспылил Аркадий и рванулся к причалам.
– Говорят, нельзя! – бросился за ним старик.
– Мне необходимо узнать, не собирается ли кто к Горячеву.
– Да не у кого там узнавать! – крикнул старик. – Никого нет!
– Где ваше начальство?
– А вон иди в том направлении… Прямо за мостиком…
Аркадий опять нырнул в густую, непроглядную серую мглу. Хотя отпал страх, что из-под носа уйдет лодка, предстояло самое трудное: уговорить здешних начальников дать моторку. Заставить их поверить, что это нужно для дела.
Неожиданно из тумана выскочил мостик через небольшой ров… Значит, не сбился… В ответ на гулкие шаги по настилу где-то близко залаяла собака… За мостиком тропинка пошире вывела его к дому с высоким крыльцом и стеклянной верандой.
Аркадий решительно поднялся по ступенькам, постучал.
Послышались скрип, возня.
Вскоре раздался сонный мужской голос:
– Сейчас…
Аркадий сжал рукой перила.
Щелкнула задвижка. Заспанный человек в трусах и майке открыл дверь и сказал:
– Проходите!
Аркадий вошел в прихожую.
За портьерой, прикрывавшей вход в жилые комнаты, женский голос недовольно проворчал:
– И ночью не дают покоя.
Человек в трусах махнул рукой в сторону голоса:
– Не обращайте внимания. – И добавил: – Простите, что в таком виде.
– Ничего.
Он взял со стола пачку «Шипки», выбил из нее сигарету, закурил. Протянул пачку Аркадию:
– Курите?
– Нет, спасибо.
– Я вас слушаю, – наконец после нескольких глубоких затяжек проговорил хозяин.
– Дело вот какое, – начал Аркадий. – Я спецкор областной газеты. Готовлю материал о рыбаках, который необходимо срочно дополнить фактами…
Человек в майке не перебивал, слушал внимательно. У него были огромные залысины и бесцветные ресницы на веснушчатом лице альбиноса.
Когда Аркадий закончил, он погасил сигарету о донышко блюдца и сказал:
– Честно говоря, не знаю, как и помочь вам.
– Лодки нет? – ужаснулся Аркадий.
– Лодки-то есть. Да один моторист в отпуске, а другой, как говорится, в разобранном виде. Закеросинил!
– Я вас очень прошу! Вы даже не представляете, как это важно для нас!
– Я понимаю. Но ведь не пошлешь кого попало. А то еще потопит и себя, и вас…
– Давайте рискнем!
– Костя, не смей! – взвился женский голос за портьерой. – Тебя же, вахлака рыжего, первого посадят!
– Чего ты вмешиваешься? – разозлился тот. – Хочешь, чтобы я наоборот поступил? И так говорят, что ты за меня все вопросы решаешь!
– Ох и быть тебе за решеткой!
– И с такой перспективой считаться приходится, – сказал он Аркадию. – Так что не обессудьте. Подождите лодок с утренним уловом.
– Но тогда я там буду только через пять-шесть часов!
– Зато будете.
– Что же мне делать? – почти простонал Аркадий. – Я страшно подведу газету!
– Можно?
В прихожую вошел вчерашний парень в тельняшке, с которым Аркадий встретился в конторе.
– Константин Петрович, радиограмма!
– До утра подождать не мог?
– Так ведь срочная.
– Что там?
– Сведения о передовиках требуют.
Константин Петрович долго и молча держал в руках радиограмму.
– Маловато что-то – три Почетные грамоты на весь коллектив? – наконец сказал он.
– Перебьемся, – ответил парень.
– А кому дадим?
– Мне не надо. Меня в прошлый раз удостоили.
– Ладно, обсудим на четырехугольнике.
– Я вам больше не нужен?
– Нет… Розанов, постой! Ты не знаешь, как там Гнеушев? Случайно не протрезвел?
– Уж больно быстро хотите. Второй день пошел только.
– Не повезло вам, – сказал Константин Петрович Аркадию и пояснил Розанову: – Товарища вот не на чем отправить к Горячеву.
– К Горячеву? – удивился тот. – Вы же в город собирались?
– Новое распоряжение, – сказал Аркадий и покраснел.
– Подождите! Здесь где-то горячевские ребята. Те, что с вами пришли!
– Как здесь? – Аркадий вскочил со стула. – Разве они не уехали?
– Да нет, решили заночевать.
– Где они?
– В красном уголке… Это рядом… Идемте, покажу вам…
– Я побегу, простите! – сказал Аркадий Константину Петровичу и выбежал из домика.
– Сюда! – показал Розанов.
Туман уже здорово поредел. Над пристанью он висел клочьями и прямо на глазах сползал в темную воду.
– Только бы не ушли, – заражаясь волнением Аркадия, на бегу проговорил Розанов. – Они хотели пораньше выйти…
В большой и просторной комнате знакомый старик – пристанский сторож – растапливал печурку. Он был в помещении один.
– Пахомыч, ты не видел горячевских ребят?
– Однако, уже в море ушли.
– Давно их видел?
– Да с четверть часа будет.
– Побежали на пристань! – сказал Розанов Аркадию. – Может, еще успеем!
Они вихрем слетели с крыльца, даже не закрыв за собой дверь. Нырнули под веревку с развешанным бельем и оборвали ее – разом полдвора покрыли белые чистые пятна.
– Потом подниму! – крикнул Розанов.
Никогда в жизни Аркадий так не бегал. У него то и дело перехватывало дыхание, наливались свинцом ноги. Но он не только не замедлял бег, но из последних сил бросал тело вперед. И почти ни на шаг не отставал от своего доброго спутника.
Позади остался мостик через ров… Вот и контора… Если лодки уже отошли, но не очень далеко, то их еще можно вернуть… Помахать платком, рукой, чем угодно!.. Сколько здесь всяких построек, преграждавших путь к причалу!.. Деревянные мостки… Пристань… Только бы не ушли!.. Гулко забухали под ногами доски настила….
Боже мой, здесь! Здесь! Здесь!
Первая удача дня! Не доброе ли предзнаменование для него и Маришки?..
Снизу к нему обращены удивленные лица Толи и Алексея Дмитриевича.
– Я с вами! – крикнул Аркадий.
Рыбаки быстро и многозначительно переглянулись. Всё понимают, всё. Ну и пусть!
– Новое распоряжение! – как можно непринужденнее сказал он.
– Подождите. Сейчас подтяну лодку, – Толя двинулся к носу.
И тут Аркадий увидел вчерашнюю девицу. Она сидела в лодке и озадаченно смотрела на него. Аркадий неожиданно вспомнил: ей поручили собрать материал для основного доклада на слете рыбаков. Значит, остановилась на бригаде Горячева…
– Одну минутку, – сказал он рыбакам и подошел к Розанову: – Если бы вы знали, как я вам благодарен!
– Да, подгадали вовремя, – ответил тот.
– Будете в городе, заходите в редакцию. Я буду рад.
Спустившись в лодку, Аркадий принялся объяснять рыбакам:
– Понимаете, позвонил главный, дал еще один день на сбор материала. Чтобы шире отразить соревнование.
– Я с вами играю! – вдруг воскликнула девица. – Копию материала мне!
– Если устроит – пожалуйста.
– Я надеюсь! – на этот раз ее взгляд был холоден и высокомерен.
Да он отдаст ей все копии мира! Лишь бы наладилось с Маришкой! Лишь бы наладилось!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Казалось, еще мгновение, и сердце у Аркадия разорвется. Он подпер его кулаком, но и это не помогло. Теперь каждый удар ощущался им дважды – сперва там, в груди, а затем здесь, снаружи, – ладонью.
Берег приближался знакомыми очертаниями, которые слегка размыл ранний рассвет.
Один за другим он узнавал примелькавшиеся за вчерашний день силуэты…
Рыбацкий стан с близко подступавшим к нему кухонным навесом…
Бревна, на которых сначала сидел он, а потом Маришка…
Большие камни, между которыми они вчера поднимались к обрыву с крошечной кладбищенской скамеечкой…
Тот самый лесок, где произошла эта дикая и постыдная сцена…
Сверкнули окна стана, позолоченные первыми лучами…
Покачивались у причала тяжелые баркасы…
Тихое и раннее безлюдье…
Надвигалась уже совсем близкая и потому страшная, как нацеленное дуло, неизвестность…
Первым, кого увидел Аркадий, был Горячев. Он вышел на крыльцо, потянулся и спустился по ступенькам. Обернулся, крикнул что-то в зияющую темноту дырявого проема.
Из стана пулей вылетел Миша. За ним вышли Николай Иванович и Олег Борисович.
Вчетвером зашагали к берегу – отправлялись на утреннюю подрезку.
Вдруг Миша показал на приближавшиеся лодки. Горячев взглянул и тут же отвернулся.
– Держись, Дмитрич! – сказал Толя. – Сейчас он намылит нам с тобой холку!
– Раз за дело, чего ж, – ответил тот.
– Опять про муху цеце скажет.
– Чего ни скажет, все верно будет. Оно всегда так: спать долго, жить с долгом.
– Тоже мне долг: на полтора часа опоздали!
– Зря заночевали, – вздохнул Алексей Дмитриевич.
– А что это за цеце? – насторожилась девица.
– А что в Африке живет, сонную болезнь вызывает, – насмешливо объяснил Толя.
– Ясно, – многозначительно произнесла та…
К берегу с лаем сбежались собаки – похоже, что так они встречали каждого нового человека.
Моторка с баркасом на две-три минуты опередила рыбаков, спускавшихся к воде, и мягко ткнулась в причал. Толя быстро взобрался на помост и закрепил конец.
За ним вылезли и остальные.
Аркадий неотрывно смотрел на Горячева. Но по его лицу, строгому и озабоченному, трудно было что-нибудь распознать: никаких посторонних эмоций. Лишь один раз, когда Миша что-то сказал и Горячев в ответ неожиданно улыбнулся, Аркадий весь внутренне сжался – в улыбке была какая-то умиротворенность, тихое торжество, добродушная снисходительность.
Только не торопиться с выводами. Через десять-пятнадцать минут все будет ясно.
Правда, уже сейчас чужие знали о Маришке больше, чем он, ее муж. Даже пацан Миша знал больше.
Однако лица рыбаков ничего не выражали.
А Горячев вообще не смотрел на него. То ли нарочно избегал встречаться взглядом, то ли не до гостей было. Впрочем, на девицу с редкими волосами он все же изредка поглядывал – наверно, его интересовало, кто она и что ей угодно.
– Ну что, выспались? – на ходу бросил он.
– Выспишься с тобой, – ответил Толя.
– Еще часок, что ли, дать подремать?
– А что? Мы не откажемся. Как, Дмитрич? – балагурил Толя.
Алексей Дмитриевич отмахнулся от него и сказал Горячеву:
– Ежели бы не туман, пришли бы вовремя.
– Вот как до тебя не было видно, Афоня! – подхватил Толя.
– Ну, ну, уже и туману напустили! – усмехнулся Горячев.
Миша хихикнул, за что тотчас же получил легкий щелчок по затылку от шагавшего позади Николая Ивановича.
Обернувшись, он сердито огрызнулся:
– А драться-то зачем?
Горячев свернул к баркасам, сказал Толе и Алексею Дмитриевичу:
– Пошли!
Проходя мимо Аркадия, спросил:
– Вернулись?
Его узкие голубые глаза смотрели внимательно, без обычной насмешки.
– Начальству статья нужна, – последовал давно подготовленный ответ.
Горячев отвернулся, и Аркадию показалось, что щеки бригадира покрылись легким румянцем.
Почему он покраснел? Только не гадать. Это могло скрывать что угодно – и все, и ничего.
Скорее бы к Маришке, скорее бы!
Горячев подошел к девице, не спускавшей с него настороженного взгляда.
Коротким движением – сверху вниз – она протянула руку и представилась:
– Ангелина Ивановна, новый инспектор отдела кадров комбината!
– Афанасий Федорович, – несколько удивленно и насмешливо ответил он.
– Нам надо поговорить, – надменно сказала она.
– Сейчас, что ли? – Горячев поморщился.
– Да, лучше бы…
Отступая к баркасам, бригадир сказал:
– Сейчас не получится. Выходим на подрезку.
Она ответила недовольным тоном:
– Хорошо, я подожду.
– Через полтора часа будем! – крикнул Горячев уже с баркаса.
Одновременно и тихо ударили по воде тяжелые весла. Баркасы взяли свой обычный неторопливый старт к неводам.
Не взглянув на инспекторшу, стоявшую в растерянности на берегу, Аркадий зашагал к стану. От нетерпения горели пятки. Если бы не рыбаки, глядевшие вслед, он бы уже бежал. Но и теперь он шел столь быстро и решительно, что даже собачья стая, озадаченная этим, молча расступилась.
– Подождите! – услышал он позади голос инспекторши. – У меня к вам есть вопросы!
– Потом! – махнул он рукой и прибавил шагу.
Его встретил полумрак прихожей.
Собравшись с духом, он распахнул вторую дверь: за ней уже накопилась тишина – полная и глубокая, не нарушаемая даже внешними звуками.
Аркадий пробежал взглядом по опустевшим нарам, осмотрелся: Маришки нигде не было.
Где же она?
А что, если здесь не ночевала? Тогда где же? Ерунда какая! Конечно, здесь. Вместе с Юзей вон на той кровати!
Вот и рюкзак!
Куда же она ушла?
Аркадий выскочил из стана, поискал взглядом. На всем пространстве от уходящего вдаль берега до обрыва, на котором они вчера посиживали втроем, Маришки не было видно.
Тогда он решил осмотреть все по ту сторону стана. Он обошел его сзади и свернул на незнакомую тропинку.
Вскоре перед ним открылся вид на бухту и вторую половину береговой подковы.
Медленно из-за хребта выбиралось хорошо отдохнувшее за ночь солнце, и от него через все озеро уже протянулась золотая дорожка. Прямо на виду у всех в легкие утренние одежды наряжались далекие облака, и сбрасывали с себя темные ночные покрывала просыпавшиеся одна за другой горы. А над всем этим весело и беззаботно наливалось голубизной такое же, как вчера, бездонное небо.
Утро начиналось такой яркой многообещающей красотой, что у Аркадия на мгновение замер дух. Но только на одно мгновение. Больше он уже не созерцал, не любовался. Его взгляд был избирателен, как эта рыбацкая сеть. Пропускал, не задерживая, и воду, и небо, и солнце. Все, кроме знакомой тоненькой и стройной фигурки, если бы она вдруг где-нибудь показалась.
Как сквозь землю провалилась!
Аркадий обернулся и увидел Юзю. Та стояла у деревянного навеса и жалостливо смотрела на него.
«Почему так смотрит? – подумал он. – Видит, как переживаю?»
И от этой неприкрытой и как будто объяснимой жалости ему стало не по себе.
Юзя же смутилась, застигнутая врасплох его вопросительно-удивленным взглядом. Испугавшись, что она вдруг повернется и уйдет, он крикнул:
– Юзя! Подождите!
Подойдя, спросил как можно бесстрастнее:
– Вы не знаете, где Марина?
Теперь взгляд Юзи выражал одно искреннее недоумение:
– А разве она не в хате?
– Нет. Там никого нет.
– Так она куда-то вышла!
– Куда же? Я посмотрел: ее нигде не видно.
– Да, чай, вы плохо смотрели. Куда она денется?
– Это я понимаю…
– Батюшки светы! – взмахнула она руками. – Так я ее недавно видела!
– Где?
– Вон у тех сосенок.
Аркадий обернулся. Эти сосенки уже не раз попадались ему на глаза. Сосенки как сосенки. Здесь, на берегу, их сотни. Но ни под одной из них сейчас Маришки не было.
И вообще ни души.
Взгляд уперся в голый причал. А за ним по-прежнему простиралась ровная и спокойная гладь великого озера. Ничего не изменилось за те несколько минут, что он не смотрел туда. Вот только солнце оторвалось от гор и теперь по-детски радовалось свободе…
– Опять утартала! – проговорила Юзя.
– Что? – вздрогнул Аркадий.
– Утартала, говорю.
Впервые в голосе Юзи Аркадию послышалась неприязнь к Маришке.
– Ну я пойду, поищу, – сказал он.
Из-за перегородки в проем навеса медленно выплыла инспекторша. В ее глазах откровенное любопытство. Значит, слышала весь разговор.
– Я пошел, – повторил Аркадий и повернул назад.
– Да она где-нибудь здесь! – крикнула вслед Юзя.
Чуть выше рыбацкого стана он очутился на крохотной поляне, сплошь покрытой саранками. И ему неожиданно пришла в голову мысль: явиться к Маришке с цветами. Это будет молчаливым признанием своей вины, бессловесной мольбой о прощении. Просто протянет букет.
Он начал рвать цветы и уже не мог остановиться. В его руках, именно в руках, появилась нетерпеливая уверенность, что, чем больше букет, тем лучше.
Он и не заметил, что обобрал почти все саранки. Букет получился пышный. Такой в любом случае произведет впечатление.
Аркадий вышел к знакомой тропинке.
Неподалеку от нее на солнышке грелось несколько собак. Ближе всех, положив морду на лапы, дремал вожак. Широким воротником дыбился черно-белый загривок. Услышав близкие шаги, огромный пес слегка приоткрыл глаза и посмотрел на Аркадия.
Вот кто наверняка знал, где Маришка.
И вдруг до Аркадия донеслось слабое поскуливание. Он мог подумать на кого угодно, только не на вожака. Но тем не менее поскуливал он.
– Что, и тебе плохо? – спросил Аркадий.
Пес отвернул морду в сторону. Отчужденно помалкивали и другие лайки. И в этом общем собачьем молчании Аркадию неожиданно почудилось осуждение. Как будто стае было известно все…
Аркадий повернул к камням.
Сердце больно билось о ребра.
Он уже не сомневался, что Маришка там, наверху.
Из-под каблуков срывались камни, летели комья земли. Будь подъем еще круче, он бы так же, одним махом, взлетел на обрыв!
Еще снизу он увидел, что скамеечка пуста. Только вчера они сидели на ней втроем (нет, вдвоем, потому что тогда Горячев был не в счет), не зная, что всего час отделял их от беды, которой даже при небольшой осмотрительности и он, и Маришка могли бы избежать.
Аркадий быстро шагал по обрыву, вглядываясь в просветы между деревьями. От нескончаемой и веселой игры солнечных пятен, от многоцветной пестроты осеннего леса зарябило в глазах. Но, как ни напрягал зрение, поиски ничего не дали.
Ну где же она? И тут неожиданно в голову пришло сравнение, которое в другой раз показалось бы ему до невозможного сентиментальным: где тот уголок, куда она забилась, зализывая, как бедный, несчастный, неопытный зверек, свои первые глубокие раны?
Где это место?
Аркадий метался между деревьями.
Кто, кроме него, еще повинен в случившемся? Он первым должен был понять ее и простить за крохотную, почти не существующую вину, за то, что она, в отличие от него, еще не привыкла к своему замужеству. Во всем виноват только он! К черту вечную оглядку на людей! Нужно будет – он не задумываясь бросится перед ней на колени, чтобы выпросить прощение.
