Текст книги "Три повести о любви"
Автор книги: Яков Липкович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)
Но вернемся к тому моменту, когда все четверо (Светлана впереди, следом Ипатов и Валька, Игорь – последний), перекидываясь какими-то несущественными репликами, поднимались по вальсообразной лестнице.
«Зуб болит, – вдруг пожаловался Валька. – Надо бы к врачу сходить…»
«А чего тянешь? – сказал Ипатов. – А то, смотри, всю щеку разнесет!»
«Мальчики, у кого это щеку разнесет?» – обернулась Светлана.
«У меня!» – неожиданно выскочил Игорь, очевидно решивший присоединиться к шутливой, дружеской пикировке.
«Вот как? – насмешливо вскинула брови Светлана. – Тебе кто-нибудь плюху отвесил?»
«Тот и дня не проживет, – вспыхнул Игорь, – кто мне плюху отвесит!»
Да он самым натуральным образом угрожал им, давал понять, что заставит считаться с собой. Вот только ради чего? Надо быть круглым идиотом, чтобы рассчитывать на что-то. Светлана всем своим видом показывала, что он для нее никто. Ипатов не помнил, чтобы она еще кому-нибудь так грубила. Другой бы сразу повернулся и ушел, а Игорь все равно плелся за ними.
Откровенно говоря, присутствие его мало беспокоило Ипатова. Теперь ему не был страшен никакой соперник. Он ловил себя даже на том, что испытывает жалость к Игорю. Что может быть хуже, чем любить и не быть любимым. И ведь не скажешь ему всей правды. Увы, до всего он должен дойти сам. Сам или, на худой конец, с помощью Светланы, как это уже было полминуты назад, когда она при всех осмеяла его.
Нет, он, Ипатов, в таком аховом, унизительном положении еще не был и, даст бог, никогда не будет…
Они только перешли на последний лестничный марш, а родители Светланы уже широко распахнули дверь – видимо, ждали появления дочери и поджидавшего ее внизу Игоря. Приход Ипатова и Вальки для них был несколько неожидан. Но замешательство, не ускользнувшее от Ипатова, они преодолели быстро. Особенно легко перестроилась Зинаида Прокофьевна. Она приласкала каждого из спутников дочери одинаково приветливой и благосклонной улыбкой. Адмирал же, как и следовало ожидать, спрятался за ее спиной.
Раздевшись, они прошли в гостиную.
«Лихо!» – глядя на зияющую пустоту на полках и стенах, промолвил Валька.
«Завтра я увижу генерала Бархатова…» – начал Игорь.
«Кого, кого?» – не дала ему договорить Светлана.
«Генерала Бархатова, – покраснев, сказал Игорь. – Он прикажет кому надо в два дня найти воров, и их найдут!»
«Ого!» – недоверчиво воскликнул Валька.
Глядя на смущенного Игоря, Ипатов подумал, что тот нисколько не похож на Хлестакова с его хрестоматийным фантазерством и пусканием пыли в глаза. Видимо, ему и в самом деле ничего не стоит поговорить с известным всем генералом Бархатовым. А это могло быть только в двух случаях. Первое – если тот его близкий родственник. Второе – если родители Игоря занимают столь высокое положение, что такая необычная просьба не покажется дикой. Смущался же и краснел, очевидно, потому, что догадывался, в чем его подозревают. Испытывая совершеннейшую беззащитность перед недоверием новых знакомых, он, возможно, ожидал, что за него вступится Светлана, знавшая, врет он или нет. Но она не вступилась и, по-видимому, не собиралась вступаться. Словно ей нравилось, что он выступает в незавидной роли бахвала и пустомели.
«Послушай, а этому генералу действительно ничего не стоит поймать воров?» – все же решился спросить Ипатов.
«Да, – ответил Игорь. – У него есть для этого огромные возможности».
«И он что, послушается тебя?»
«Да».
«Он что, отцу твоему подчиняется?»
«Дяде», – уточнила Светлана.
«Дяде? Пусть дяде», – продолжал Ипатов.
«Нет, конечно, но… – замялся Игорь. – Вообще-то да», – поправился он, не выдержав царапающего взгляда Светланы.
«Кто же его дядя? – подумал Ипатов. – Наверно, какая-нибудь большая шишка? И спросить как-то неудобно. Светлана, та, конечно, знает. Но скажет она нам с Валькой, только когда Игорь уйдет…»
«Может, скажешь им, кто твой дядя? – словно прочитав мысли Ипатова, сердито сказала Светлана Игорю. – Если ты не скажешь, я скажу!»
«Пожалуйста», – ответил тот обреченным голосом.
«Дядя его – товарищ…» – и она громко и отчетливо произнесла фамилию видного государственного деятеля, одного из соратников товарища Сталина.
«Правда?» – глупо удивился Ипатов.
Игорь смущенно развел руками.
«Забавная ситуация», – сказал Валька.
«Похож?» – осведомилась Светлана.
«Не очень», – заявил Ипатов: юношески тонкий, впалощекий Игорь никак не соразмерялся, даже отдаленно не совпадал с крупногабаритным, толстощеким дядей.
«Ну-ка повернись к нам профилем!» – приказала Светлана.
Игорь покорно повернулся.
«А сейчас?» – деловито спросила Светлана.
«Что-то есть», – ответил Ипатов.
«Вспомните Гоголя», – усмехнулся Валька.
«Нет, здесь – другое, – возразила Светлана и продолжала, обращаясь к Игорю: – Чуть-чуть левее… левее, а не правее!..»
«Может быть, хватит?» – сказал ей Ипатов, вступаясь за своего незадачливого соперника. Смотреть дальше, как Светлана открыто и бесцеремонно помыкает Игорем, было неприятно. Можно ни в грош не ставить его, но зачем унижать? Он на месте Игоря давно бы хлопнул дверью. Даже если бы было что терять. Видимо, надо любить до полного самоуничижения, чтобы позволять так обращаться с собою. Не видит, чудак, что такая покорность лишь раздражает и злит Светлану. Но не ему, Ипатову, ее будущему мужу, скорбеть по этому поводу. С каждым исчезающим соперником легче дышится и крепче спится! Да будет земля им всем пухом!..
«Ну что, мальчики, будем пить чай?» – спросила Светлана, избегая встречаться с Ипатовым взглядом.
Понять ее состояние было можно: он впервые сделал ей при всех замечание, и она промолчала. Но что скрывалось за этим, сказать было трудно: то ли признавала его правоту, то ли затаила обиду, то ли уходила от острого неприятного разговора. А может быть, все это в самых разных сочетаниях?..
Молча, ничего не говоря, она вышла из комнаты.
«Прошу!» – широким хозяйским жестом Ипатов пригласил Вальку и Игоря к столу.
И тотчас же осудил себя за этот опрометчивый жест. Как Валька ни пытался скрыть усмешку в глазах, Ипатов ее все-таки заметил. Сам того не желая, он этой глупой шуткой выдал себя, приоткрылся больше, чем следовало.
Реакция же Игоря интересовала Ипатова мало. Вернее, совсем не интересовала. Однако по выражению его отрешенно-страдальческого лица не было видно, чтобы он разглядел в этом неуместном жесте нечто большее, чем вольную, игривую шутку. Во всяком случае, он первым, словно напрашиваясь на похвалу, поспешно сел за стол – этакий примерный мальчик с растерянной и жалкой улыбкой.
Вернулась Светлана в гостиную не одна, а с матерью. Зинаида Прокофьевна катила перед собой столик на колесиках, на котором между новенькими чайными приборами ломоносовского завода возвышались вазы с шоколадными конфетами, печеньем и огромными грушами. Светлана несла горячий чайник, обмотав ручку носовым платком.
Зинаиде Прокофьевне было достаточно одного короткого цепкого взгляда на лица ребят, чтобы оценить обстановку.
«Молодые люди, – сказала она, расставляя на столе приборы, – вы уж Игорька не обижайте…»
«Откуда вы взяли? Меня никто не обижает!» – ощетинился тот.
«Это я так, – смутилась она. – Пейте чай. Я с вами посижу за компанию».
Наливая чай Ипатову, Светлана быстрым, почти мимолетным движением, вряд ли заметным кому-либо, кроме них двоих, прикоснулась грудью к его плечу. И, отзываясь на это сладкое касание, сердце заработало резкими, сильными толчками, которые, казалось, были слышны даже на том конце стола, где сидели Игорь и Зинаида Прокофьевна.
Ипатов пил чай и никак не мог поймать взгляд будущей тещи. И вдруг их зрачки сошлись. Это длилось мгновение. Но Ипатов все-таки успел мысленно спросить: «Ну, что будем делать дальше, тетя-мама Зина?» И даже получить ответ: «Во всяком случае, спешить не будем. Не правда ли, поспешишь – дураков насмешишь?» Ипатов был уверен, что она подумала именно это…
А разговор за столом между тем становился все жарче и свободнее. Тон ему задавал Валька, вспомнивший вдруг, что его отец когда-то оперировал дядю Игоря. Операция была пустяковая, аппендицит, но запомнилась будущему генерал-лейтенанту медицинской службы на всю жизнь. Сперва его предупредили о высочайшей ответственности, намекнули на возможные последствия, если не дай бог… Затем тщательно проверили, нет ли при нем оружия… «А скальпель как, оставите?» – насмешливо осведомился хирург.
Комизм ситуации отметили все, даже Игорь. Но он тут же стал оправдывать дядю:
«Он наверняка не знал об этом. Откуда ему знать? Охрана ему не подчиняется».
Но тут засуетилась Зинаида Прокофьевна:
«Молодые люди, угощайтесь! Берите печенье… груши… Костя!.. Валя!.. Игорек!..»
Те поблагодарили и продолжали свой увлекательный разговор о сильных мира сего.
«А верно, что твой дядя пишет стихи?» – спросил Валька.
«В молодости писал, а сейчас нет… Когда ему их писать?»
«Интересно бы почитать», – сказал Валька.
«Очень», – подхватил Ипатов.
«Наверно, прекрасные стихи, – с умилением заявила Зинаида Прокофьевна. – Серьезные…»
«Мама», – поморщилась Светлана.
«А что я такого сказала? Ведь ничего такого не сказала?» – обратилась она к гостям.
«Нет, ничего», – с невозмутимым видом произнес Валька.
«Ничего, – подтвердил Ипатов и обратился к Игорю: – Но почитать стихи все-таки хочется…»
«У меня есть идея, – оживился тот. – Рвануть к нам на дачу всем на выходной… Посмотрим новый фильм, покрутим новые пластинки… Почитаем, может быть, дядины стихи…»
«Я – за!» – первой отозвалась Светлана.
«Мы – тоже!» – ответил за себя и Вальку Ипатов.
«Поезжайте, поезжайте, – горячо поддержала молодежь Зинаида Прокофьевна. – Отдохнете… повеселитесь… подышите свежим воздухом… Я завидую вам…»
«Зинаида Прокофьевна, поедемте с нами?» – пригласил ее Игорь.
«Ну что вы, Игорек? Куда уж мне? Только мешать вам буду!» – замахала она руками.
«Мама, поехали?» – с просительной ноткой в голосе сказала Светлана.
Ипатов удивленно посмотрел на нее: на фига ей с собою мать? Тоже удовольствие – все время быть там под ее опекой? Но может быть, она руководствуется какими-то соображениями? Только какими?
«Нет, нет, – ответила та. – Во-первых, это не очень удобно…»
«Почему неудобно?» – удивился Игорь.
«Во-вторых, – благодарно взглянув на него, продолжала мать Светланы, – мы с отцом собирались в выходной пройтись по комиссионным. Может быть, что-нибудь опознаем. Правильно в народе говорят: тонуть будешь, за соломинку схватишься…»
В ее словах Ипатову послышался упрек в его адрес…
«Вы не думайте, что я не помню своего обещания, – горячо заговорил он. – Мы сегодня втроем заходили в милицию, но нашего следователя не было на месте. Он будет только завтра. Завтра я схожу еще раз. Я тоже собираюсь походить… но не по комиссионкам, а по злачным местам. Возможно, именно там ошивается главный ворюга!»
«Да, да, сходи, Костенька!» – она и не думала отказываться от его услуг.
«А может, ты поможешь через своего генерала? – спросил Валька Игоря. – Ты же говорил, что ему ничего не стоит поймать воров?»
«Да, ему это легче сделать, чем кому бы то ни было… Я завтра же поговорю с ним! Он сделает все, о чем я его попрошу!» – уверенно заявил Игорь.
«Вот!.. Я всегда говорила, что на свете есть справедливость! – с душевным подъемом произнесла Зинаида Прокофьевна. – Вас нам, Игоречек, сам бог послал!»
Валька вполголоса торжественно прокомментировал:
«Рука всевышнего отечество спасла!»
«Валечка, вам все шуточки, – сказала Зинаида Прокофьевна. – Кому еще чаю налить?»
Давно он не видел такого странного и тревожного сна. Где-то в деревне (а возможно, и на даче) по двору, поросшему травой-муравой, под бдительным присмотром хохлатки бродил выводок цыплят. Ипатов взял горсть пшена и стал посыпать: «Цып-цып-цып…» Цыплята устремились на зов. Каждый желтый пушистый комочек венчала человеческая головка с очаровательным детским личиком. После того как цыплята склевали все пшено, они двинулись вслед за Ипатовым и кричали ребячьими голосами, что хотят по маленькому. «Хотим пи-пи!» Он провел их за сарай, где они суетливо справили свою маленькую нужду. И в этот момент одного цыпленка с чудесными детскими глазами утащила хозяйская собака. Ипатов долго гонялся за нею по двору, но так и не догнал. На крыльцо вышла хозяйка. Она посмотрела на Ипатова и спокойно сказала: «Да оставьте!.. Ведь цыплята, а не люди!..»
Сегодня под утро умер Станислав Иванович. Ипатов сквозь сон слышал, как он долго не мог уснуть, все ворочался, кряхтел, а когда наконец угомонился, никому и в голову не пришло, что он уже неживой. Первым это обнаружил на рассвете Александр Семенович. Он едва не раздавил кнопку палатной сигнализации, вызывая дежурного врача. Ипатов с ужасом смотрел на помертвелое, синюшно-белое лицо Станислава Ивановича с неподвижными открытыми глазами. Взгляд их был устремлен в потолок, по которому разгуливали потревоженные мухи. А ведь старик чувствовал приближение смерти, искал сострадания. Но как можно было жалеть его полной жалостью, если он сам никого не жалел, не любил всех, кто хоть чем-нибудь отличался от него? Через несколько минут отходившее, отслужившее, от-ненавидевшее тело Станислава Ивановича переложили на каталку, накрыли простыней и повезли по коридору к большому грузовому лифту.
Потом собрали постель, все, что было в тумбочке и на ней, завязали в узелок, протерли мокрой тряпкой пол под кроватью, вынули из металлической рамки температурный листок. Короче говоря, когда подошло время утреннего измерения температуры, койка Станислава Ивановича уже была готова к приему нового больного…
И к вечеру он появился…
Но за два часа до его появления в палату уверенными, решительными шагами вошла госпожа продюсер. Загорелая, с выцветшими под нещадно палящим казахстанским солнцем волосами, с бледно накрашенными губами, Ирина выглядела очень молодо, лет этак на сорок – сорок пять. А ведь в будущем году ей выходить на заслуженный отдых, о чем мадам не любила распространяться.
– Ну, здравствуй, милый! – сказала она, то ли случайно, то ли умышленно разминувшись с ним поцелуями.
Затем она присела к мужу на кровать и, вытянув длинные, покрытые густым коричневым загаром ноги, устроила ему выволочку за то, что он не сообщил ей о своей болезни.
Ипатов стал оправдываться. Дескать, не хотел, чтобы зря психовала. Потом рассудил так: киногруппу бросить она все равно не сможет. Да и не представлял себе, чем бы она могла помочь. Родных в реанимацию не допускали, а когда он начал поправляться, его каждый день кто-нибудь навещал. Машка вообще не вылезала из палаты. Приходила прямо из школы и торчала допоздна. Олег бывал реже, но при его невероятной занятости и на том спасибо. Вот спроси соседей, если не веришь…
Ипатов обернулся, но Александра Семеновича уже и след простыл. Видимо, ушел, чтобы не мешать встрече супругов. Алеша же выписался на днях, к чему Ипатов еще никак не мог привыкнуть…
Разумеется, случись что-нибудь с ним, продолжал бубнить Ипатов, ее бы сразу поставили в известность. А так – какой был смысл ее беспокоить? Словом, все хорошо, что хорошо кончается…
– Сволочь ты, Костя! – вдруг сказала Ирина.
– Весьма признателен, – ответил он, с любопытством поглядывая на янтарные бусы на высокой стройной шее жены, которых раньше он не видел у нее.
– Ты можешь не ерничать?
– Ну хорошо, сволочь так сволочь!
Она встала с кровати, подошла к нему и подняла за подбородок его голову.
– Ты очень скучал по мне?
– Очень.
– По глазам вижу, врешь!
– А ты?
– Я только о тебе и думала.
– Да?
– Нужны доказательства?
– Ну здесь, в палате, – усмехнулся Ипатов, – не очень разбежишься с доказательствами…
– Нет, милый, с этим надо подождать, – игривым голосом произнесла она. – До полного, полного, полного выздоровления.
– Все равно комнаты для свидания супругов в больницах не предусмотрены. Другое ведомство. Да и смерть здесь попроще, без фокусов. Лег спать – и нет. Вот сегодня ночью на этой койке один старик отмучился…
– На этой? – серые глаза Ирины испуганно расширились.
– Ты думаешь, она не очень для этого приспособлена? – иронически осведомился Ипатов.
– Нет, милый, меня поразило другое. Связь между смертью и этой, такой домашней, такой конкретной постелью.
– Ты полетишь обратно?
– Да, конечно.
– Как идут съемки?
– Как всегда. В этом месяце должны кончить.
– Премия светит?
– А я на что, милый?
– Ну хоть смотреть можно будет?
– Мура!
– О чем?
– Спроси что-нибудь полегче. Страсти-мордасти на восточный лад.
– С трудом отпустили?
– Да нет. У меня отличные помощники.
– Кто?
– Ты их не знаешь. Новенькие.
– Садись. Чего стоишь?
– Я еще ни Машки не видела, ни Олега. Чего тебе принести?
– Ничего не надо. Вон сколько всего в тумбочке!
– Ну что, милый, я пойду?
– Двигай!
Она быстро чмокнула его в щеку, он даже не успел ответить. Вот и снова разминулись поцелуями.
– Машку прислать? – спросила Ирина уже у двери.
– Не надо… Она сама придет, когда захочет…
– До вечера…
– До вечера…
Его всегда поражало, до чего внешне Ирина похожа на Светлану. Нет, до прямого, двойникового сходства было далеко, и все-таки, если бы их поставить рядом, они казались бы сестрами. Как приятно и трогательно когда-то узнавались в Иринином лице черты Светланы. Возможно, потому он и женился на будущей госпоже продюсер, что она напоминала ему его первую (а с Верой – вторую) любовь. Сама же Ирина этого сходства не находила. Однажды, увидев у него старую фотографию Светланы, она только и сказала: «Славная мордашка!» И ничего больше, хотя он и так, и этак подводил жену к мысли, что обе они принадлежат к одному женскому типу, сработаны природой по одному восхитительному образцу. Говоря так, в первые годы, жене комплименты, он был искренен. Неискренность пришла потом, когда оба поняли, что не любят друг друга, но жизнь прожита и надо как-то уживаться ради детей, кооперативной квартиры, собственного спокойствия и т. д. и т. п.
Фамилия поступившего в их палату нового больного была Чадушкин. Рыжеватая бородка, неорганизованно ползущая по мясистым щекам, придавала его простецкой внешности элитарно-мужицкий вид. Окинув подозрительным взглядом будущих соседей, он прямо в тапочках улегся на ближайшую к окну свободную койку (кровать покойного Станислава Ивановича) и сразу же сунул нос в хорошо узнаваемый по обложке журнал «Наш современник». Ипатов украдкой изловчился и подглядел: за прошлые годы. Значит, Валентин Пикуль. «У последней черты». Ничего другого быть не может…
Встретились они, как и договорились, на Финляндском вокзале, у крайней слева билетной кассы. Ипатов, который не любил опаздывать, приехал на целых двадцать минут раньше. Потом появилась Светлана. Лавируя между потоками людей, она шла, близоруко щурясь, и, судя по выжидательной и напряженной улыбке, догадывалась, что ее уже заметили издалека и ждут. Увидев Ипатова, на голову возвышавшегося над всеми, открыто обрадовалась.
«Костя, знаешь, – сказала она, порывисто преодолев последние несколько метров, – я загадала: если мы с тобой придем первыми, то скоро поженимся!»
«Я и без загадывания знаю, что скоро, – ответил он. – Вон Игорь идет!»
«Я должна тебе что-то сказать!» – как-то растерянно начала она.
«Что?» – насторожился он.
«Не сейчас…»
По ее лицу он понял, что новость, которую она намеревалась сообщить, вряд ли принадлежит к числу приятных.
«Потом, – повторила она, видя, что он встревожен. Предупредила: – Игорь… И не один…»
Игорь и вправду пришел не один. С ним была какая-то незнакомая пара – девушка и парень, удивившие Ипатова своей странной пружинистой, распахнутой походкой.
«Таня», – подала руку девушка.
«Борис», – с коротким поклоном представился им парень.
Красивой девушку назвать было трудно – простенькое личико, светлые, неяркие глаза, но все искупала ее тонкая и изящная фигурка. Парню было уже под тридцать. А в остальном, если не считать необычной походки, он ничем особо не выделялся в толпе. Даже одет был как все, без претензий: легкое демисезонное пальто, меховая шапка с опущенными ушами.
«Где же Валька?» – озабоченно спросил Ипатов, хотя до условленного времени оставалось еще три минуты и Дутов мог появиться с секунды на секунду.
«Ладно, пойду брать билеты», – Игорь шагнул к кассе.
«Возьми деньги!» – Ипатов протянул ему заранее приготовленную десятку, первую из полсотни, заработанной им на днях на погрузке вагонов.
«Ерунда!» – отмахнулся тот.
Ипатов пожал плечами и сунул бумажку обратно в карман.
«Не дергайся! – шепнула ему Светлана. – У него денег куры не клюют!»
«Вон и Дутов!» – воскликнул Ипатов, увидев приятеля, пробиравшегося сквозь толпу. Правое высокое плечо у него, как всегда, выдавалось вперед.
Вернулся с билетами Игорь.
«Только спальные!» – сообщил он, смешно подмигивая обоими глазами.
«Очередная шуточка!» – вполголоса прокомментировала Светлана.
«Когда поезд?» – спросил Валька, пожимая всем руки.
«Успеем. Через двенадцать минут», – ответил Игорь.
«По-моему, мы где-то встречались? Но где, убей бог, не помню!» – сказал Валька, после того как незнакомые парень и девушка назвали себя.
«Когда вспомните – скажете», – улыбнулась Таня.
«Непременно», – пообещал Валька, видимо продолжая ворошить память.
«Задали фининспектору работку!» – шутливо заметил Борис.
«Пошли на поезд!» – сказал Игорь.
Когда все двинулись на перрон, он на ходу подошел к Светлане:
«Я вчера говорил о вашем деле с генералом Бархатовым. Он обещал взять его на контроль. Все будет о’кей!»
«Спасибо!» – она благодарно приласкала его рукав. Игорь тут же засиял.
«Как мало ему надо, – подумал Ипатов. – Как когда-то мне… Что же случилось?» – продолжал он ломать голову.
По платформе, у которой стоял их поезд, спешили к вагонам пассажиры. Вдалеке попыхивал дымком паровоз. Игорь и его спутники пошли вдоль состава, выглядывая, где посвободнее. До пятого от конца все вагоны были битком забиты людьми, и только с шестого появились незанятые места. Сели, однако, где-то у самого паровоза.
Удивительно, что память сохранила эти никому не нужные подробности и не уберегла того, что действительно представляло интерес. Рассказать кому-нибудь – не поверят. Он был на даче и до сих пор не знает, где она находится. Потом он не раз задумывался, как могло такое случиться. Постепенно нашел объяснение. Перво-наперво, сел в поезд, не поинтересовавшись, куда он идет. Затем, пока ехали, ни разу не посмотрел в окно. Мелькали какие-то речушки, мосты, перелески, поля, полустанки. Он даже не запомнил, где они вышли и как добирались до дачи. Так, за оживленными разговорами ничего и не заметил, не разглядел.
Но сами разговоры запомнились. Только отъехали, как Валька все-таки домучил свою память и опознал незнакомую пару. Это были широко известные в Ленинграде молодые солисты балета Театра имени Кирова. Чуть ли не на каждом шагу висели афиши с их портретами. Мысль о том, что он находится в одной компании с такими знаменитостями, также отвлекала Ипатова от дороги и наполняла – и он это понимал – пустым и тщеславным чувством принадлежности к избранным и даже в какой-то мере к сильным мира сего…
Узнал Ипатов из этих разговоров кое-что и о матери друга, загадочное отсутствие которой в жизни Вальки давно интересовало его. Нет, Валька не проговорился. Просто, говоря о балете, он вдруг неожиданно показал себя отменным знатоком советской хореографии. Он знал буквально все спектакли тридцатых и сороковых годов, всех балерин, всех балетмейстеров, одним словом, знал, где что ставилось и кто где как танцевал. Его знаниями были ошарашены все, включая Таню и Бориса. И тут выяснилось, что мама Вальки была балерина, и весьма известная, заслуженная артистка республики. Во всяком случае, когда Таня и Борис услышали ее фамилию, они так и ахнули.
Она умерла совсем молодой от заражения крови. На пляже где-то возле Сочи наступила босой ногой на ржавый гвоздь, и уже ничто не могло ее спасти, даже высокая ампутация.
У Светланы и Тани одновременно покраснели глаза. Ипатову тоже чуть ли не до слез стало жалко молодую, красивую, талантливую Валькину маму…
И еще было жалко самого Вальку, его отца и его няньку, переживших такое горе…
Вот и ответ, почему заоконная жизнь не интересовала Ипатова, почему она незаметно пролетела мимо…
Сошли они на неизвестном разъезде. У дальнего входа на дачу их встретил симпатичный улыбчивый человек в аккуратном белом полушубке.
«Это – со мной!» – сказал Игорь, и тот сразу пропустил их. Даже не попросил предъявить документы.
Второй такой же симпатичный улыбчивый человек вышел на крыльцо и каждому крепко пожал руку.
Они поднялись в дом. По всей видимости, раньше это была дача какого-то очень богатого финна. Похоже, здесь ничего не перестраивалось, все оставалось как при старом хозяине. И эти витражи, и этот камин, и эта лестница, полого ведущая на второй этаж.
«Будьте как дома!» – заявил гостям Игорь и бросился помогать Светлане снимать шубку. Нельзя сказать, что это получилось у него изящно. За считанные мгновения он оборвал на шубке вешалку, наступил Ипатову на ногу и толкнул локтем Таню. Раздосадованный собственной неловкостью, он только чертыхался по своему адресу и извинялся.
Затем они перешли в гостиную с огромным, чуть ли не во всю стену окном. Но смотреть особенно было не на что. Куда бы ни падал взгляд, всюду тянулся высокий, непроницаемый для посторонних взоров забор. И еще по эту его сторону толпились отрезанные от большого леса несколько сотен деревьев…
В теплом воздухе млели всевозможные комнатные цветы. Их было так много, что требовались немалые ухищрения, чтобы не задеть их, проходя мимо.
«Дядя бывает здесь очень редко, – рассказывал Игорь. – А тетя два-три раза в неделю. Это все тетино хозяйство, – кивнул он на цветы. – Прямо как в ботаническом саду – не продохнуть!»
Первое, что они увидели когда вошли в соседнюю комнату, был мраморный бюст товарища Сталина. Тут же на стене висел его портрет, написанный маслом.
Впрочем, в гостиной, кажется, тоже был портрет, нет, фотография вождя. Она стояла на столе в золоченой рамке среди цветов и потому как-то не очень бросалась в глаза…
«А здесь дядина библиотека», – продолжал Игорь, распахнув дверь в следующую комнату. Ровными рядами стояли в шкафах книги, в основном произведения классиков марксизма-ленинизма. Паркет был натерт так, что по нему было боязно ходить.
«А это – дядя!» – Игорь показал на гипсовый бюст, возвышавшийся в простенке между окнами.
«Похож», – сказал Ипатов.
«Ты серьезно?» – удивленно спросил Игорь.
«А что? – внимательно посмотрел на него Ипатов. – По-моему, он здесь очень похож на свои портреты…»
«На портреты? Ну да, конечно», – очевидно, только сейчас до Игоря дошло, что все, кроме него, видели его дядю лишь на портретах и в кино.
Обойдя все комнаты первого этажа, они снова очутились в светлой и просторной прихожей. Из коридора справа, откуда доносился дразнящий запах хорошо приготовленного обеда, на голоса ребят вышла пожилая, лет сорока – сорока пяти женщина в белоснежном передничке и кружевной наколке на аккуратной прическе. Она учтиво-ласково улыбнулась и спросила:
«Игоречек, сейчас будете обедать или после?»
«А это как решат массы?»
«Массы» мялись и переглядывались.
«С одной стороны, вроде бы рановато, – пошел разводить канитель Ипатов. – А с другой…»
«…щи остынут», – вставил Валька.
«Вот именно!» – смеясь, согласился Ипатов.
«Я могу говорить только за себя, – сказал Борис, – но со всей прямотой и самокритичностью. Я проголодался!»
«Я тоже!» – смущенно подхватила Таня.
«А ты, Света?» – спросил Игорь.
«Мне все равно», – ответила та сухо.
«А!.. Дают – бери, бьют – беги!» – воскликнул Валька.
«Тетя Оля! – сказал официантке Игорь. – Накрывай на стол! Большинство – за!»
По пути зашли в ванную комнату мыть руки. Стены ее были облицованы белыми и голубыми плитками, которые, нежно сочетаясь, образовывали какой-то сложный, но приятный для глаза рисунок…
Ипатов подгадал так, чтобы остаться в ванной комнате вдвоем со Светланой. Он не стал ждать, когда она кончит мыть руки, а просто подставил ладони чуть ниже, под ту же струю.
«Ну что? Ну что, говори?» – торопливо спросил он.
Она оглянулась на дверь и быстро сказала:
«Папу назначают военным атташе во Францию!»
«Но это же здорово!»
«Ты не знаешь всего», – сказала она, но тут погас свет: очевидно, кто-то, решив, что в ванной никого нет, щелкнул выключателем.
«Говори!»
«Ему предложили ехать вместе с семьей!»
«То есть и с тобой?»
«Да. Но я сказала, что никуда не поеду!»
«Из-за меня?»
«Нет, из-за нас!»
Ипатов обнял Светлану.
«Где они?» – послышалось в коридоре.
«Пусти, Костя!.. Зажгите свет!» – крикнула она.
«Свет!» – подхватил Ипатов, урывая напоследок поцелуй.
Загорелся свет.
В ванную заглянул обеспокоенный, еще чаще, чем раньше помаргивающий обоими глазами Игорь.
«Вот вы где!»
«А где мы могли еще быть?» – насмешливо спросила Светлана.
«Мы уже завалились в столовую, видим, вас нет, – жалобным голосом произнес Игорь. – Подожди, я сейчас дам сухое полотенце!» – сказал он Светлане и бросился к тумбочке. Порывшись, достал красивое мохнатое полотенце.
«Неужели он не видит, не понимает, что мы любим друг друга? Что ему абсолютно не на что рассчитывать? Что даже высокое положение дяди ему уже не поможет? – подумал Ипатов, и у него сладко защемило сердце. – Отказаться ради меня от долгой жизни во Франции? В Париже? Какие еще нужны доказательства ее чувств ко мне?.. А этот чудак туда же – со своим полотенцем!»
Столовая представляла собой уютную круглую комнату с одним большим столом под бронзовой люстрой с хрустальными подвесками. Светлана и Ипатов уселись рядом с Валькой, который сидел в несколько неудобной позе, почти горизонтально уложив голову на ладонь согнутой руки. Локтем он небрежно упирался в белоснежную накрахмаленную скатерть…
По-видимому, тетя Оля когда-то работала в первоклассном ресторане официанткой. Все, что она делала, было продумано и выверено до последнего движения. Даже улыбка, которая не сходила с ее приятного лица, казалась составной частью сегодняшнего обеда.
Единственное, в чем тетя Оля позволила себе отступить от заведенного порядка – и гости это почувствовали, – было то, что, помимо обязательных слов «Кушайте на здоровьичко!», с которыми она обращалась к каждому из присутствующих, она вдруг как-то по-матерински уютно улыбнулась и сказала: «Кушайте, не стесняйтесь!»
А они и не стеснялись. Графин водки, вынутый из огромного пузатого холодильника (до этого Ипатов холодильники видел только в кино) и мгновенно запотевший в помещении, мужчины энергично передавали из рук в руки. Выпив за исполнение желаний, они навалились на свежие щи, приготовленные, как заявил Ипатов, по последнему слову отечественной техники. Щи и впрямь были на высоте – с большими кусками мяса, со сметаной, даже с укропом и зеленым луком. И уже совсем голова пошла кругом, когда подали огромные отбивные с жареной картошкой и свежими огурцами (и это в декабре!).
