Текст книги "Колдун из Салема"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 44 страниц)

И еще кое-что здесь казалось странным: с каждой новой ступенькой мне становилось все тяжелее идти. Причем это было не физическое сопротивление чего-то непонятного, и не какая-либо невидимая сила, удерживающая меня. Просто возникло ощущение, что, для того чтобы идти дальше, мне необходимо было перебарывать что-то внутри себя. Это производило просто жуткое впечатление. Сам дом, или же что-то, что находилось в нем. Он не был обычным домом, заселенным только людьми. Здесь присутствовало что-то еще. Я уже испытывал подобное чувство, но никак не мог вспомнить, где и когда. А еще я откуда-то знал, что это что-то появилось здесь лишь недавно…

Син открыл узкую дверь, в которую упирался верхний конец лестницы, и сделал приглашающий жест рукой. Мне пришлось сделать невероятное усилие над собой, чтобы заставить себя пройти вслед за Сином и Говардом в находящееся за дверью помещение.

Горевшая в комнате керосиновая лампа излучала тусклый желтый свет, поэтому наши фигуры отбрасывали на стену причудливые тени. Комната была маленькой и такой же запущенной, как и весь дом. Оглядевшись, я заметил, что это не просто комната в доме, а полностью оборудованное жилище. Прямо возле двери находилась почерневшая угольная печка, рядом с ней – большая полка, на которой стояло множество всевозможных кастрюль, чашек и тарелок. Еще в комнате находились шкаф, стол, четыре шатких стула и две низенькие кровати.

Мне, однако, потребовалось приложить определенные усилия, чтобы все это рассмотреть. То ощущение сопротивления, которое появилось у меня еще на лестнице, здесь стало почти невыносимым. Я быстро и отрывисто дышал, а руки, чтобы они не дрожали, мне пришлось сжать в кулаки. В этой комнате было что-то необычное. Что-то чуждое, злобное, затаившееся. И это не было лишь плодом моего воображения. Я отчетливо чувствовал, что, кроме нас и миссис Уинден с дочерью, в комнате находится еще кто-то или что-то.

– Доктор Филлипс, – Син бросил на Говарда быстрый, почти умоляющий взгляд и указал рукой на хрупкую женщину лет сорока, которая до этого сидела на краю кровати и встала, когда мы вошли. – Миссис Уинден, домовладелица, – он повернулся, и я увидел, что серьезное выражение на его лице сменилось сердечной улыбкой. Ему, должно быть, весьма нравилась эта женщина. – Миссис Уинден, это доктор Филлипс. Он хотел взглянуть на Сэлли.

– Доктор? – в темных глазах женщины забрезжил лучик надежды. – Вы – врач?

Говард поспешно отрицательно покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Я – ученый, миссис Уинден. А это – мой слуга и мой племянник, – он указал на кровать. – Полагаю, это ваша дочь.

Лишь теперь я заметил тоненькую фигурку позади миссис Уинден. Несмотря на весьма запущенное состояние помещения, кровать была застелена чистыми белыми простынями, на фоне которых узенькое лицо девушки трудно было заметить. Я испугался, увидев – несмотря на плохое освещение – какая у нее бледная кожа.

Так и не получив никакого ответа от миссис Уинден, Говард молча подошел к кровати, присел на ее край и протянул руку к лицу девушки. Судя по ее открытым глазам, она не спала и находилась в сознании. Тем не менее, она никак не отреагировала, когда Говард коснулся пальцем ее щеки.

– Роберт, – Говард посмотрел на меня и показал жестом, чтобы я подошел к нему.

Я кивнул, сделал шаг вперед и остановился. Говард раздраженно посмотрел на меня, но у него, слава богу, хватило самообладания, чтобы не вспылить. Он лишь снова склонился над девушкой.

Мои колени дрожали. Чувство, будто мне что-то угрожает, стало просто невыносимым. Мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы не повернуться и не выбежать из комнаты как можно быстрее.

И вдруг я понял, что именно было причиной этого ощущения и где находился источник чуждого и невыразимо злобного излучения.

Им была эта девушка.

Широко раскрыв глаза, она смотрела прямо мне в лицо. Внутренне содрогнувшись, я прочел в ее взгляде безграничную ненависть. Это была ненависть ко всему живому и чувствительному, ненависть, которая преступала все вообразимые границы и ощущалась почти физически.

И эта ненависть была направлена в том числе и на меня.

Собрав все свои силы, я сделал еще один шаг к кровати. Лицо девушки вздрогнуло. На ее губах появилась беловатая пена, а из груди вырвался глубокий, похожий на стон звук. Руки девушки судорожно задрожали, ногтями она вцепилась в простыню.

– Уходи, – пролепетала она. – Уходи… прочь… от меня.

Звук ее голоса заставил меня содрогнуться.

Он не был похож ни на голос юной девушки, ни даже на голос женщины. То, что я услышал, казалось жутким неестественным хрипом, и я еле смог различить слова. Эти звуки были похожи на попытку живого существа заговорить, тогда как его голосовые связки не были приспособлены для разговора.

Я сделал еще один шаг вперед, затем еще, и еще, остановился перед кроватью и опустился на корточки. Глаза Сэлли раскрылись шире, из ее рта вырвался ужасный гортанный звук, а руки дернулись так, как будто она хотела меня ударить. Говард раздраженно переводил взгляд с меня на девушку и обратно. От его внимания не ускользнула странная дуэль, происходившая между мной и Сэлли.

– Уходи… прочь, – пробормотала Сэлли. – Уходи прочь… от меня.

– Она бредит, – поспешно сказал Говард, увидев, что ко мне подошла мать девушки.

Я на секунду оторвал взгляд от Сэлли и посмотрел на миссис Уинден. Ее лицо было напряженным, а губы сжались в узкую бескровную полоску. В ее глазах я увидел страх.

Говард встал и быстрым, незаметным для окружающих жестом показал мне отойти от кровати. Я поднялся с корточек, повернулся и лишь с трудом подавил в себе вздох облегчения. Меня охватил буквально водоворот чувств, среди которых доминировал страх. Эта девушка уже перестала быть человеком. Обычным человеком. Она представляла собой лишь оболочку, в которой поселилось что-то чуждое и злобное.

Говард отошел от кровати на несколько шагов, подождал, пока я подойду к нему, и повернулся к миссис Уинден.

– Как долго она находится в таком состоянии? – спросил он. – У нее высокая температура, вы знаете об этом?

Женщина кивнула. Ее лицо было спокойным, но я видел, скольких усилий ей стоит сохранять самообладание. Маска на ее лице скрывала чувства, бушевавшие в ней.

– Уже два дня, – ответила она. – Это началось как-то внезапно. У нее поднялась температура, она полностью потеряла аппетит и…

Миссис Уинден больше ничего не сказала. Из уголка ее глаза выскользнула одинокая поблескивающая слезинка и побежала по щеке, оставляя после себя влажный след. У меня в груди болезненно закололо. Я почувствовал лютую ненависть к этому нечто, вселившемуся в невинного ребенка.

– Вы обращались к врачу? – спросил Говард.

– Да. Он приходил вчера, но так и не смог ничего сделать.

Говард на некоторое время замолчал. Я заметил, что он о чем-то напряженно думает. Хотя миссис Уинден рассказала нам не так уж много, и мне, и Говарду было ясно, почемуврач ничего не смог сделать. Причина крылась явно не только в том, что миссис Уинден, по всей видимости, не могла заплатить за лекарства.

– Вы можете… помочь Сэлли? – спросила миссис Уинден.

Ее голос дрожал. В нем чувствовалась такая мольба, что у меня внутри все сжалось.

Говард еще немного помолчал, затем пожал плечами и кивнул, но как-то очень нерешительно. Я краем глаза заметил, как напрягся Син.

– Возможно, – наконец сказал Говард. – Хотя не могу вам ничего обещать, миссис Уинден. Не хотелось бы обнадеживать вас необоснованно.

– И не надо, – поспешно произнесла она.

Самообладание покинуло миссис Уинден, а с ее лица словно свалилась маска, и теперь оно выражало лишь безграничное отчаяние.

– Помогите ей, – сказала она, всхлипывая. – Умоляю вас, доктор Филлипс. Я… я не смогу вам много заплатить, но я отдам вам все, что у меня есть, и…

– Дело не в деньгах, – перебил ее Говард.

– А в чем же?

Говард шумно вздохнул. Его глаза забегали. Было видно, что ему очень трудно ответить на этот вопрос.

– Ваша дочь не больна, миссис Уинден. Я имею в виду, физически не больна.

– Она…

– С ее телом все в порядке, – продолжал Говард.

Син сделал поспешный шаг к нему и впился в него взглядом, но Говард не обратил на него никакого внимания. Он продолжал:

– Я не знаю, сможем ли мы ей помочь. Во всяком случае, мы можем попытаться это сделать. Но мне понадобится ваша помощь.

– В чем именно, Филлипс? – спросил Син недоверчиво.

Я увидел, как напряглись его могучие плечи. Говард внимательно посмотрел на него, покачал головой и указал на кровать позади себя.

– Я могу помочь этому ребенку, Мор, – начал было он, но Син тут же перебил его, агрессивно сжав кулаки.

– Я же вас предупреждал, Филлипс, – раздраженно сказал он. – Вы…

–  Пожалуйста, Син! – вмешалась миссис Уинден. – Оставьте его в покое. Мне все равно, что он собирается делать, лишь бы только он помог Сэлли. Вы… Вы ведь поможете ей, доктор?

Говард бросил на нее серьезный взгляд.

– Попытаемся, – сказал он. – Но я не могу ничего обещать.

–  Чтовы попытаетесь сделать? – спросил Син. – И, в конце концов, что с этим ребенком, Филлипс?

– Она одержима, – ответил Говард.

Со стороны кровати донесся гортанный крик. Говард, Син, Рольф и я одновременно обернулись. Миссис Уинден, испуганно вскрикнув, сделала шаг к кровати, но затем вдруг, прикрыв рот рукой, отпрянула назад, словно от удара.

Ее дочь приподнялась над кроватью. Она не встала, нет, а именно приподнялась, не сгибая своего тела, которое словно превратилось в каменное изваяние. Затем она вытянула вперед руки, согнув пальцы, как хищные когти. И все это она проделала одним-единственным, ужасным, невероятным движением. Из ее рта раздался шипящий звук. По ее подбородку текла слюна, а в глазах пылал всепожирающий огонь.

– Рольф! – крикнул Говард.

Рольф начал действовать с такой скоростью, которая ошеломила даже меня. Он молниеносно бросился к девушке, отбил в сторону ее руки, которыми она пыталась его ударить, и обхватил ее тело своими могучими лапами.

По крайней мере, он попытался это сделать.

Сэлли тут же вырвалась из его объятий и с ужасной силой ударила его ладонью по лицу. Рольф вскрикнул, отшатнулся назад и потерял равновесие. Упав, он быстро перевернулся на живот и попытался подняться, но Сэлли тут же бросилась с расставленными руками на него и начала лупить его кулаками. Я увидел, как тело Рольфа буквально тряслось под ее гневными ударами.

– Син! Держите ее! – крикнул Говард. – Быстро!

Прошло несколько секунд, прежде чем Син, смотревший на происходящее широко раскрытыми от изумления глазами, вышел из оцепенения и одним прыжком оказался рядом с Сэлли и Рольфом. Он схватил девушку за плечи, оттащил ее от Рольфа и попытался прижать ее руки к туловищу, но Сэлли, вырвавшись из его объятий, вцепилась ногтями в его лицо, пытаясь добраться до глаз.

Син, отпрянув назад, освободился от ее хватки и тут же сжал ее руку. Сэлли, гневно рванувшись вперед, потеряла равновесие. Син молниеносно отскочил в сторону, дернув ее при этом за руку и сделав ей подножку. Сэлли, гневно взвыв от неожиданности, упала на кровать и стала брыкаться. Син тут же бросился на нее и придавил ее весом своего тела. Ему едва хватало сил, чтобы удержать ее.

– Рольф, помоги ему! – приказал Говард.

Рольф с трудом поднялся, ощупывая пальцами свое разбитое лицо и постанывая при этом. Из его разбитой губы сочилась кровь.

– Быстрее, – сказал Говард. – Он один ее долго не удержит.

Рольф, снова застонав, нерешительно подошел к кровати и попытался схватить Сэлли за ноги. Девушка вскрикнула, рванувшись изо всех сил, перевернулась на спину и ударила Рольфа ногой в живот. Рольф, охнув, опустился на колени и, отведя на всякий случай свою голову назад, молниеносно вцепился руками в ее лодыжки, в то время как Син попытался держать руки Сэлли.

Я хотел им помочь, но Говард удержал меня.

– Нет, – сказал он. – Нам нужно быть осторожнее.

– Что… о господи, что… что… – лепетала миссис Уинден.

Говард умоляюще посмотрел на нее.

– Пожалуйста, миссис Уинден, доверьтесь нам, – сказал он поспешно. – Это существо – уже больше не ваша дочь. Но мы можем ей помочь. Син, Рольф, держите ее покрепче!

Син что-то буркнул в ответ, посильнее прижал руки Сэлли к кровати, одновременно пытаясь отклонить свою голову как можно дальше назад – подальше ото рта пытающейся его укусить Сэлли. На лбу у Сина блестел пот, а еще я увидел, как набухли от напряжения мускулы на его шее. Рольф тоже еле-еле справлялся с задачей. И он, и Син были, пожалуй, самыми сильными людьми из всех, кого я когда-либо в своей жизни видел. Но, тем не менее, им едва удавалось удерживать эту охваченную безумием девушку.

Говард схватил меня за руку, серьезно посмотрел мне в глаза и затем молча кивнул. Я не понял, что он имел в виду. А может, я просто не хотел этого понять.

– Давай, – тихо сказал Говард.

Сэлли теперь уже буквально бушевала. Ее тело сжалось, как стальная рессора, которая вот-вот лопнет от напряжения. Я почувствовал ее ненависть, словно нанесенный мне удар.

Я медленно подошел к кровати. Чем ближе я подходил к Сэлли, тем пронзительнее становились ее крики, а ее глаза буквально пылали.

И вдруг она перестала защищаться. Ее сопротивление угасало секунда за секундой, и я почувствовал, что ее ненависть, словно впивавшуюся в меня невидимыми когтями, постепенно сменил неописуемый страх.

– Мама, – пролепетала она. – Помоги мне. Прогони его! Помоги мне. Он причинит мне боль!

Ее мать, стоящая позади меня, издала сдавленный всхлипывающий звук. Я услышал шаги, шум борьбы, тихие вскрики, увещевающий голос Говарда, но что он говорил, я так и не разобрал. Сделав последний шаг, я остановился рядом с Сэлли и протянул к ней руку. Это получилось как бы само собой. Я сам не понимал, что делаю. Словно против своей воли, я коснулся ее лба, замер на миг, затем прижал свою ладонь к ее лицу: основание ладони – к ее рту, а указательный и безымянный пальцы – к ее векам.

Мне показалось, что я коснулся раскаленного железа. Ужасная боль пронзила мою руку, болезненно отозвавшись каждым нервом.

Но эта боль тут же исчезла – еще до того, как я успел на нее отреагировать. Затем…

Извивающиеся щупальца.

Ненависть.

Кромешная тьма, равнина, простирающаяся до самой границы мира и даже дальше.

Бесформенные мерзкие существа, ворочающиеся в озерах с бурлящей смолой.

Темные шахты, ведущие в самый ад и даже дальше.

Полные призрачного ужаса, зловонные ямы, из которых доносится дыхание самого ада.

А еще:

Ощущение утраты, такое глубокое и болезненное, какого я еще никогда не испытывал.

И безграничная разрушительная ненависть ко всему живущему, чувствующему, думающему. Ненависть, копившаяся два миллиарда лет, ненависть, перешагнувшая через временную пропасть и границы реальности.

То, что я видел, не было образами. То, что я чувствовал, не было мыслями. Я испытал такой вид общения, с каким еще никогда не сталкивался, – доселе он был абсолютно неведом и совершенно невероятен. На один миг – коротенький, мимолетный и одновременно бесконечный миг – моя душа, казалось, слилась с душой того существа, которое вселилось в Сэлли, и мы стали с ним единымцелым, разделенным на два различных тела. Я почувствовал, что глубоко внутри меня происходит какая-то борьба. Это было не противоборство двух сил, а ужасное молниеносное столкновение двух противоположных полюсов чудовищной мощи. У меня возникло ощущение, как будто внутри меня взорвалось мощное пылающее солнце – в той части моей души, которая до этого всегда была скрыта от моего сознания – а я при этом являлся не более чем сторонним наблюдателем, бессильным и беспомощным.

Затем все это исчезло. Борьба внутри меня прекратилась так же внезапно, как и началась, и я почувствовал, что черное беспомощное нечтоотползло назад с беззвучным предсмертным криком.

Я зашатался, мое сознание затуманилось от слабости и тошноты. Моя рука соскользнула с лица Сэлли. Вздрогнув, я опустился на колени, а потом упал на бок. Комната поплыла перед моими глазами, но я еще успел увидеть, что тело Сэлли, все еще удерживаемое Сином и Рольфом, замерло.

А еще я успел почувствовать, как что-то жуткое и бестелесное отступало от Сэлли. Оно было похоже на волну мрака, на черное колышущееся существо со множеством щупальцев, рассеявшееся в ее теле, как рассеивается туман под светом керосиновой лампы.

Затем я потерял сознание.

Тремейн вздрогнул, как от удара. Его череп пронзила острая колющая боль, по туловищу пробежали судороги, а перед глазами заплясали языки пламени и заколыхались тени. Перед его мысленным взором замельтешили какие-то невероятные видения. Он вскрикнул, потерял равновесие и свалился на пол с неудобного стула, на котором сидел. Комната вокруг него начала вращаться, как будто стены, пол и потолок стремились изменить свою форму. Мерцающий свет керосиновой лампы потонул в появившемся откуда ни возьмись ярком зеленоватом свечении, а комнату неожиданно наполнил неведомый резкий запах, от которого сбивалось дыхание.

Через некоторое время боль и судороги прекратились, и Тремейн снова смог нормально дышать. Он медленно приподнялся на четвереньки и замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Его сердце колотилось, и, несмотря на холод, одежда была влажной от пота. Он безуспешно пытался понять, что же сейчас с ним произошло. Он словно получил удар – молниеносный неистовый удар некоей невидимой силы – той самой силы, присутствие которой он ощущал в течение последних двух дней и которая, издавая беззвучный шепот в его сознании, направляла его усилия, подводя к расшифровке книги. По мере того как он все глубже проникал в тайны книги и все лучше понимал написанные в ней загадочные значки и символы, эта сила все больше подчиняла его себе. Теперь же он познал ее другую, мрачную сторону, почувствовав на себе, как невидимая ладонь его духовного господина сжимается в кулак.

Он застонал. Воспоминание о только что испытанной боли все еще угнетало его, но при этом он ощутил себя свободным: в первый раз с того момента, как начал изучать эту книгу, он снова стал хозяином самого себя.

Послышалось громкое шуршание, и Тремейн невольно приподнялся. Он вдруг снова обратил внимание на жуткое зеленоватое свечение, наполнявшее комнату. Слегка пульсируя, оно исходило непонятно откуда и было похоже на светящийся прозрачный туман. Тремейн медленно встал на ноги, сделал шаг к столу и вдруг резко остановился.

Книга шевелилась…

Прямо перед его глазами тонкие желтоватые страницы словно перелистывались невидимыми руками, при этом шелест сухого пергамента наполнял комнату таинственным угрожающе-насмешливым шепотом, от которого по спине у Тремейна побежали ледяные мурашки.

Словно внезапно очнувшись от глубокого сна, Тремейн посмотрел на себя и на все, что происходило с ним, уже совсем другими глазами. Он почувствовал холод, от которого у него стучали зубы и немели пальцы, а еще голод, уже два дня терзавший его организм незаметно для него самого, и слабость, вызванную почти непрерывным бодрствованием в течение двух суток. Он вдруг осознал, что читал книгу, написанную на абсолютно непонятном для него языке, о котором он даже никогда ничего не слышал. А еще – что совершал поступки помимо своей воли, превратившись в раба этой книги.

И вдруг он почувствовал страх.

Тонкие пергаментные страницы, шелестя, продолжали перелистываться, а зеленоватое сияние в комнате стало пульсировать еще сильнее. Тремейн отшатнулся назад, ощутив, что невидимая сила снова пытается подчинить себе его волю. Он хотел закричать, но голосовые связки его не слушались. Затем словно нахлынула невидимая волна и парализовала его тело. Воля Тремейна угасла. Он медленно подошел к столу, уселся на узкий стул и протянул руку к книге. Страницы, которые до этого перелистывались сами собой, словно от порывов ветра, вдруг замерли, а пульсирующее зеленоватое сияние в комнате стало еще сильнее.

Взор Тремейна затуманился. Его глаза стали тусклыми, как у мертвеца, а рука начала двигаться, как маленькое живое существо, по столу, подползла к открытой странице этой дьявольской книги и уперлась пальцем в определенную строчку. Губы Тремейна стали беззвучно выговаривать какие-то слова – на языке, канувшем в лету два миллиарда лет тому назад вместе с существами, говорившими на этом языке.

Я пробыл без сознания, по-видимому, всего лишь несколько секунд. Когда я открыл глаза, первой, кого я увидел, была всхлипывающая миссис Уинден, склонившаяся над своей дочерью, а рядом Говард осторожно поправлял простыню на неподвижном теле Сэлли. Моя голова раскалывалась, но это было уже не смертоносное давление, только что сжимавшее мое сознание, а вполне обычная физическая боль, исходившая от огромной шишки на голове, которую я набил себе, упав на пол.

Чья-то огромная лапа обхватила меня за плечи и поставила на ноги. Я поднял глаза и увидел лицо Рольфа. Он улыбался, но это была мученическая улыбка, от которой из его разбитой губы еще больше стала сочиться кровь.

– Все нормально? – спросил он.

Я машинально кивнул, отвел его руку в сторону и, застонав, коснулся ладонью своего затылка. У меня, казалось, болел буквально каждый мускул тела.

– А у тебя?

Улыбка Рольфа стала еще более мученической.

– Теперь вроде бы все в порядке, – пробормотал он. – Хотя мне досталось от малышки. Еще несколько секунд и… – он сокрушенно покачал головой, шумно вздохнул сквозь зубы и повернулся к Сину. – Благодарю за помощь.

Син небрежно махнул рукой.

– Да ладно, – сказал он. – Мне самому еле удалось удержать ее.

Увидев, что Говард, поднявшись с кровати, быстро и выразительно поднес палец к губам, Син покачал головой, вздохнул и отступил на шаг назад. Мы все молча отошли в дальний угол комнаты.

Говард бросил на меня серьезный оценивающий взгляд:

– С тобой все в порядке?

Я кивнул, хотя и сам не был в этом уверен. Физически я чувствовал себя более-менее нормально, но моя душа казалась обессиленной и опустошенной.

– Что… что это было? – пробормотал я.

Говард поспешным жестом показал мне, чтобы я говорил тише, а затем кивнул в сторону миссис Уинден. Я, однако, понял, что Говард имел в виду и Сина, который, пожалуй, и так увидел больше, чем следовало бы.

– Не знаю, – солгал Говард. – Но, по крайней мере, надеюсь, что в основном все уже позади.

– Вы надеетесь? – спросил Син, сделав ударение на последнем слове.

– Нет, я в этом уверен, – поправился Говард. – Теперь дело за врачами.

Нервно и не очень уверенно улыбнувшись, он тут же отвернулся – до того, как Син успел задать еще какой-нибудь вопрос.

– Миссис Уинден, – позвал он тихо.

Темноволосая женщина посмотрела на него, еще раз наклонилась над своей дочерью и затем медленно и, как мне показалось, явно нерешительно подошла к нам. Она снова выглядела уравновешенной, и лишь в ее глазах по-прежнему можно было заметить отчаяние и страх.

– Как дела у вашей дочери?

– Она… спит, – ответила миссис Уинден. – Температура спала. Она… она снова будет полностью здоровой?

Пока миссис Уинден говорила, ее взгляд перемещался с Говарда на меня и обратно. Я заметил, что ей было трудно надолго задерживать взгляд на белой пряди волос над моей правой бровью.

– Да, – ответил Говард, не обращая внимания на выразительный взгляд Сина. – Но ей сейчас нужен хороший уход и самые лучшие лекарства из всех, какие только есть.

Он улыбнулся и достал из своего кармана пачку банкнот. Тщательно отсчитав четыре двадцатифунтовые бумажки, он положил их на стол, тут же быстрым решительным жестом остановив миссис Уинден, хотевшую было что-то возразить.

– Возьмите эти деньги, – безапелляционным тоном сказал Говард, – и потратьте их на врача. А на то, что останется, купите хорошей еды и, возможно, теплую одежду для Сэлли. Она ей теперь понадобится.

Миссис Уинден в течение некоторого времени смотрела на Говарда недоверчиво и растерянно, так обычно и бывает в подобных ситуациях. Но при этом она несколько раз бросила взгляд и на меня.

Я почувствовал, что она боится. Это было странно: мы с Говардом, по всей видимости, спасли жизнь ее дочери, но взгляд этой женщины сейчас не выражал ничего, кроме страха.

– Нам нужно идти, – неожиданно сказал Говард. – Возьмите эти деньги и заплатите ими за услуги врача, миссис Уинден.

Женщина нерешительно протянула руку к деньгам, но так и не дотронулась до них, а в самый последний момент испуганно отдернула руку назад.

– Почему… почему вы это делаете? – спросила она.

Говард улыбнулся.

– Потому что мне жаль вашу дочь, миссис Уинден, – ответил он. – А еще потому, что я всегда охотно помогаю людям, когда у меня есть такая возможность, – он вдруг стал серьезным. – И еще кое-что. У меня к вам просьба.

– Просите все, что хотите, – сказала миссис Уинден. – Я сделаю все, что…

Говард перебил ее, нетерпеливо покачав головой:

– Послушайте меня. Я всего лишь хочу, чтобы вы мне пообещали, что никому не скажете ни единого слова о том, что здесь произошло. Никому. Даже врачу. Обещаете мне это?

Она снова стала растерянно переводить взгляд с меня на Говарда. Затем, явно колеблясь и словно пересиливая себя, кивнула.

– Я… обещаю это, – сказала она, запинаясь. – Главное – чтобы Сэлли выздоровела. Она ведь выздоровеет, да?

– Выздоровеет, – кивнул Говард. – Но ей понадобится ваша помощь. Вы работаете?

Она кивнула.

– Тогда возьмите отпуск на неделю, – сказал Говард решительным тоном. – Мы будем поддерживать связь с Сином. Если вам еще понадобятся деньги, дайте мне знать. Вам ни в коем случае не следует оставлять Сэлли одну. Даже на секунду.

Слова Говарда совершенно озадачили мать Сэлли, хотя она, похоже, поняла, что Говард говорит очень серьезно, а потому ничего не сказала.

– Хорошо, – в конце концов сказал Говард. – Сейчас нам нужно уходить, но я позабочусь о том, чтобы врач пришел к вам еще сегодня. Вы знаете, где он живет, Син?

Син кивнул. Говард показал жестом на спящую девушку.

– Тогда сходите и приведите врача, Син. А мы с Рольфом и Робертом вернемся на судно.

– Я вас провожу, – сказал Син.

Говард хотел было возразить, но Син не дал ему раскрыть рта.

– Этот район небезопасный, – сказал он. – Будет лучше, если я пойду с вами, уж поверьте мне. Да и врач живет недалеко от гавани. Так что мне не придется делать большой крюк.

Говард согласился.

– Мне все равно, – сказал он. – Но обещайте мне, что позаботитесь о том, чтобы врач пришел еще сегодня.

– Я приволоку его сюда силой, если он откажется идти по доброй воле, – пообещал Син.

– Тогда пойдемте, – сказал Говард. – Мы и так потеряли много времени.

Мы попрощались с миссис Уинден и удалились, причем так быстро, что это походило на бегство.

Когда мы вышли из дома, на улице стало еще темнее. Нигде не было видно ни единого огонька, и даже луна и звезды скрылись за плотной завесой туч, из которой на землю сеялся мелкий дождь. Было холодно, даже очень, и единственным звуком, который мы слышали, было завывание ветра.

Говард поднял воротник, натянул шляпу на лоб и отвернул лицо, пряча его от дождя. Син молча указал рукой в том направлении, откуда мы сюда пришли, и зашагал по улице. Нахохлившись и согнувшись от ветра, я последовал за ним. Рольф плелся в арьергарде.

Хотя Син шел в каких-нибудь трех шагах впереди меня, я его почти не видел. Было так темно, что мы скорее догадывались о существовании домов по сторонам улицы, чем видели их, а нашему пути, похоже, не было ни конца, ни края. Когда мы шли сюда, дорога показалась мне длинной; теперь же она представлялась мне просто бесконечной. У меня возникло ощущение, что нам пришлось идти несколько часов, прежде чем мы наконец-таки добрались до гавани и увидели свое судно.

Говард остановился и повернулся к Сину.

– Спасибо, что проводили, – сказал он. – Дальше мы пойдем сами. Вы лучше отправляйтесь за врачом. А еще позаботьтесь о миссис Уинден и ее дочери.

Я увидел, как Говард достал что-то из кармана и дал Сину – быть может, деньги. Син поблагодарил его кивком головы, повернулся и молча исчез в ночи. Рольф, сощурившись, посмотрел ему вслед. Я не видел лица Рольфа, но почувствовал, что он все еще не доверял этому широкоплечему гиганту. Причем еще больше, чем раньше.

Мы пошли дальше, все ускоряя шаг, стараясь как можно быстрее преодолеть оставшиеся до нашего судна несколько сот метров. Море стало довольно бурным, превратившись из плоского сероватого зеркала в колышущийся пенный ковер, то и дело вздымавший нашу маленькую посудину, прижимая ее к причалу. Доски палубы были влажными и скользкими, а когда я, пригнувшись, заходил в низкую дверь каюты, в судно ударила особенно большая волна, причем так сильно, что я чуть было не слетел кубарем по ступенькам.

Когда я, пошатываясь, спустился по лестнице, Говард уже зажег штормовой фонарь. Он молча стоял, все еще в пальто и шляпе, мокрый от дождя и удивительно бледный в красноватом мерцающем свете фонаря. Когда он, вздохнув, обернулся, мне показалось, что на его лице мелькнуло выражение безысходности. Но, как только Говард заметил, что он не один, он тотчас же попытался придать своему лицу более беззаботное выражение.

Я не стал подходить к нему, а направился прямо к своей койке, стянул с себя насквозь промокшее пальто, затем снял туфли и куртку и стащил с койки одеяло, чтобы им обернуться. Говард бросил мне полотенце, зажег сигару и некоторое время молча наблюдал, как я окоченевшими от холода пальцами пытаюсь выжать воду из своей шевелюры. В каюте было очень холодно: при выдохе у меня возле лица образовывался парок, а в кончиках пальцев на руках и ногах чувствовалось болезненное покалывание.

Говард молчал до тех пор, пока я не закончил борьбу с влагой и не накинул на себя еще одно одеяло. Впрочем, одеяла не сильно защищали меня от холода. У меня даже возникло ощущение, будто я коченею изнутри. К тому же судно под моими ногами так сильно болтало на волнах, что я чувствовал, как ко мне медленно, но неумолимо подкрадывается тошнота.

– Вытрись насухо, – сказал Говард. – Ночью будет чертовски холодно.

– Неужели? – спросил я. Его слова вызвали во мне такой гнев, какого я от себя не ожидал. – Тогда объясни мне, пожалуйста, почему нам так необходимо ночевать на этой посудине, а не в теплом гостиничном номере?!

Говард хотел что-то ответить, но затем лишь покачал головой и вздохнул. Я тоже усилием воли заставил себя успокоиться. Мне следовало быть порассудительнее: сейчас было бессмысленно ввязываться в спор. Тем более в спор, в результате которого я все равно ничего бы не добился.

– Рольф приготовит нам грог, – сказал Говард через некоторое время. – Выпьешь, и тебе станет лучше. Кстати, как ты себя чувствуешь?

– Просто прекрасно, – ответил я.