Текст книги "Колдун из Салема"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 44 страниц)

– А как вообще обстоят твои дела? – спросил я, чтобы сменить тему.

Рольф пожал плечами:

– Потихонечку прихожу в себя. Мэри, надо сказать, хорошо за мной ухаживала.

После всего того, что произошло в Дернессе, Мэри Уинден не решилась вернуться в свой родной город. Она с помощью знакомых вывезла оттуда дочь и нашла пристанище у Говарда.

Рольф, с еще незажившими ожогами, остался вместе с Мэри в Лондоне, тогда как я – к удивлению всех – внезапно уехал. Говард, однако, немедленно последовал за мной. А теперь он вызвал сюда еще и Рольфа, явно для того, чтобы получше контролировать меня. Мне в подобной ситуации не оставалось ничего другого, кроме как сделать хорошую мину при плохой игре. Нельзя было допустить, чтобы они узнали, с какой цельюя приехал сюда.

Особенно Говард…

Он высунул голову в окошко и что-то крикнул кучеру. Раздалось щелканье кнута, и экипаж, вздрогнув, медленно тронулся.

– Что это значит? – спросил я Говарда. – Я думал, ты хочешь со мной поговорить. Мы никуда не договаривались ехать.

Говард кивнул.

– Ты прав, Роберт. Но, как я слышал, тебе нужно в Лоугрин. Надеюсь, ты будешь не против, если мы поедем с тобой, – он чуть заметно улыбнулся. – В компании приятней путешествовать.

Это прозвучало не как вопрос, меня поставили перед фактом. Конечно же, у меня было очень много причин воспротивиться этому, но тогда у Говарда возникло бы еще больше подозрений. К тому же, гораздо приятнее ехать в экипаже, чем идти пешком.

– Почему вы никак не оставите меня в покое? – спросил я мрачно.

У Говарда на лице снова появилась легкая улыбка.

– Мы бы с удовольствием оставили тебя в покое, Роберт. Однако боюсь, что ты опять столкнулся с чем-то необычным, – он слегка покачал головой. – Что-то, существующее в тебе самом, не дает тебе покоя и это что-то подвластно темным силам и будоражит твою душу. Тебе следует посмотреть на себя в зеркало. Ты выглядишь просто ужасно.

Я вздрогнул. Не от страха перед упомянутыми Говардом темными силами, а от мысли о том, что мне надо взглянуть в зеркало. Мне казалось, что я там могу увидеть что угодно, но только не самого себя.

– Что-то случилось? – вмешался Рольф. – Ты вдруг так побледнел.

Я с трудом смог отрицательно покачать головой. У меня на лбу проступил пот. Несмотря на это, я ощутил сильный озноб.

– Ничего, – пробормотал я. – Ничего… такого.

Говард кивнул.

– Да, и вот именно из-за этого ничего такого мы в ближайшие дни не отойдем от тебя ни на шаг. До тех пор, пока это ничего такого не исчезнет, или…

Он не договорил, но я и так понял, что он имел в виду. Предстояла борьба с какой-то – пока еще неведомой – силой, и я смогу победить только в том случае, если Говард будет мне помогать.

Однако я уже убедился, что от Говарда было не так уж много толку в борьбе против сил, преследовавших нас в недавнем прошлом. Он не был колдуном и не обладал магическими способностями, которые мог бы применить против сил, с которыми он время от времени сталкивался.

А тому, что я затеял, он, несомненно, будет всячески противиться.

Когда мы доехали до Лоугрина, уже не было видно ни зги. Вдоль дороги тянулись серые призрачные клубы тумана, и я почувствовал, что влага проникает внутрь экипажа и пропитывает нашу одежду.

За все время поездки мы практически не разговаривали. Мне не очень нравилось ехать сейчас, в надвигающихся сумерках, с двумя этими людьми. С одной стороны, меня многое с ними связывало, но с другой – теперь я их воспринимал чуть ли не как своих врагов. Я все время ожидал, что Говард спросит меня о том, кого или что я, собственно, ищу. Он, однако, либо это уже знал, либо чувствовал, что я не стану отвечать на его вопрос.

Для меня было очевидным, что он не допустит, чтобы я вступил в какой-либо контакт с Присциллой. Он, безусловно, сделал все возможное, чтобы изолировать ее. Он знал о моем чувстве к ней, а еще о том, какую опасность для меня – и для всех нас – она представляла. Но все эти умозаключения основывались на логике. Что мог такой человек, как Говард, знать о любви?

Экипаж подъехал к небольшому трактиру и – наконец-то – остановился. Занавеска отдернулась, и в окошке появилось лицо кучера – с покрасневшими глазами и прочими свидетельствами того, что предыдущую ночь ему пришлось провести на козлах.

– Все уже пошли спать, сэр, – пробурчал он. – Я же вам говорил, что в такое время мы здесь не встретим ни души…

– А еще вы мне говорили, что хозяин трактира – ваш дальний родственник, – перебил его Говард. Он достал что-то из кармана куртки и всунул в руку кучеру. – Будьте так любезны, организуйте нам ночлег с помощью своих родственных связей.

– Но если остались места только на соломе, то я в этом не виноват, – сказал кучер.

Его голос был уже не таким мрачным: данные ему Говардом деньги возымели действие.

Он шагнул в сторону, и я тут же выскочил из экипажа и направился к входу в трактир.

Манерность Говарда и его швыряние деньгами были для меня просто невыносимыми. Я и сам мог позаботиться о ночлеге, и при этом не собирался строить из себя бог знает кого.

Я споткнулся о приступок, отделявший садовую дорожку от улицы, и чуть было не потерял равновесие. Ночь была темной, к тому же туман, висевший в воздухе рваными клочьями, явно не способствовал улучшению видимости. Я стал осторожно продвигаться вперед, добрался до входной двери, повернул ручку и вошел в темную прихожую.

За моей спиной раздался удивленный возглас: кучер следовал за мной по пятам.

– Странно, что дверь открыта, – сказал он и протиснулся мимо меня.

Некоторое время было слышно, как он осторожно передвигается в темноте, затем он несколько раз натолкнулся на стулья и начал вполголоса чертыхаться.

Где-то над нами послышалось какое-то движение. Я всмотрелся и увидел малюсенький источник тусклого света, который дергался туда-сюда. Вскоре послышался топот чьих-то ног: к нам кто-то спускался.

Сначала показался поблескивающий металлический предмет, в котором я быстро узнал ствол ружья, а затем – рыжая шевелюра и испуганное лицо, недоверчиво вглядывающееся в наши лица.

– Добрый вечер, – сказал я дружелюбным тоном и символически поклонился. – Моя фамилия – Крэйвен. У вас еще есть свободные комнаты – для меня и двух моих спутников?

Глаза рыжеволосого расширились от страха: он увидел опрокинутые стулья.

– Не двигаться, а то пристрелю на месте, – пробурчал он. – Похоже, я пришел как раз вовремя.

Он задрал голову и прокричал кому-то наверх:

– Энн! Тут воры! Позови соседей! И пусть возьмут с собой веревки! С этими подонками мы разберемся очень быстро!

Словно подтверждая серьезность его намерений, его ночная рубашка заколыхалась, как летучая мышь, сердито хлопающая своими крыльями.

– Вначале давайте поговорим о комнате, сэр, – осторожно сказал я. – Уверяю вас, я ничего не имею против ваших соседей, но у меня нет особого желания знакомиться с ними сегодня вечером.

– Перестань болтать всякую чушь! – выпалил рыжеволосый. – Сначала вы воруете наш скот, а теперь еще вламываетесь в наши дома. Кто ворует, тот убивает. А с теми, кто убивает, мы расправляемся очень быстро! – как ни странно, его слова казались логичными. – А теперь помолитесь в последний раз, прежде чем мы подтащим вас к ближайшему дереву и накинем на вашу шею…

– Извините, сэр, что перебиваю вас, – сказал я. – Но вы ошибаетесь. Мы здесь проездом, и не намеревались причинять какой-либо вред. Это – правда, и…

Я нервно сглотнул, увидев, что ствол ружья теперь был направлен прямехонько мне в лоб:

– Да посмотрите же на лицо моего спутника. Ну? Узнали?

Рыжеволосый бросил на меня сердитый взгляд:

– Какого черта я еще должен всматриваться в ваши физиономии, а? Того, что я увидел, мне достаточно. Я понял, что ты – заросший щетиной ублюдок, а твой приятель – глухонемой насильник.

– Но Чарльз! – наконец-то вмешался кучер. Его голос звучал жалобно. – Ты же не станешь стрелять в своего родственника?

– Что за чушь? Меня зовут не Чарльз. Чарльз – мой брат-близнец.

– Так у вас есть брат-близнец, сэр? – поспешно спросил я. – Тогда понятно, почему…

– Мне уже несколько минут как все понятно, – фыркнул брат Чарльза. – Я лично полчаса назад запер дверь, а теперь вижу, что два негодяя стоят в моей комнате для посетителей и при этом утверждают, что они тут проездом и не хотят причинять вреда.

В этот момент послышался сильный шум, и несколько вооруженных мужчин ворвались в помещение через заднюю дверь, мгновенно заполнив его мерцающим светом и криками.

Это были соседи хозяина трактира, которых позвала его жена. Я не ожидал, что они явятся так быстро. У большинства у них поверх ночных рубашек были накинуты лишь пальто, но у всех в руках поблескивали ружья.

Возможно, среди них был и Чарльз, но, не успел я об этом подумать, как меня грубо схватили и приперли к стене, а затем скрутили руки за спиной. Какой-то идиот направил прямо мне в лицо ствол своего допотопного ружья, его товарищ упер мне в бок свою двустволку, причем так сильно, что я еле мог дышать, а еще один из нападавших стал вертеть ножом перед моими глазами, как будто намеревался их выколоть.

– А ну-ка хватит! – крикнул кто-то от двери.

Говард и Рольф стояли в дверном проеме, как будто с неба свалились. В руках они держали револьверы и, судя по выражению их лиц, были настроены весьма решительно.

– Соучастники! – взвизгнул рыжеволосый, уже начавший спускаться по лестнице.

Ружье в его руках теперь казалось просто смешным, и в его взгляде появилась нерешительность, не очень подходившая этому грубому мужику. Он посмотрел на кучера, которого, как и меня, бесцеремонно приперли к стене.

– Альберт! Ты что, в одной шайке с этими типами?

Этот парень действительно был таким тупым или только прикидывался?

В комнате стало так тихо, что можно было бы услышать, как пролетает муха, если бы ей вздумалось явиться сюда. На бледных лицах разбуженных посреди ночи людей, угрожающих нам ружьями, появилось и все усиливалось выражение недоумения. Они хотели схватить двух воров, которые уже давно повадились в эту деревню, а вместо этого перед ними стояли четыре человека, внешне не очень-то смахивающие на воров.

Хотя, конечно, и я, и Рольф в нашем нынешнем состоянии не внушали особого доверия, но, тем не менее, мы с ним явно не походили на разбойников. Чтобы убедиться в этом, достаточно было посмотреть на нашу одежду.

А когда хозяин трактира назвал нашего кучера по имени, это вообще привело в полное смятение всех присутствующих.

– Это я привез сюда этих господ, – сказал Альберт. – Дверь была открыта, и…

– Минуточку, – перебил его широкоплечий мужчина среднего роста, стоявший, опустив ружье, у задней двери и молча наблюдавший за происходящим. – Значит, из-за нескольких запоздалых посетителей ты поднял нас с постели, Флэнелтон? Этого, – он указал рукой на нашего кучера, – мы все знаем. Он ведь уже не раз привозил клиентов тебе и твоему ленивому братцу.

Всем вскоре стало понятно, что произошло недоразумение. Однако оставалось загадкой, как нам удалось проникнуть в дом. Флэнелтон настаивал, что он вечером запер входную дверь. Ну, было хорошо уже то, что нас теперь не считали ворами.

После того как Флэнелтон понапрасну поднял своих соседей с постели, ему не оставалось ничего другого, как угостить всю компанию пивом – и не по одной кружке. Говард решил проявить щедрость и заказывал всем пиво за свой счет, кружку за кружкой. Раз уж нас угораздило, только приехав, обратить на себя столько внимания, с его стороны, пожалуй, было весьма разумным организовать для всех явившихся сюда соседей эту незапланированную пивную вечеринку.

Мужчины в ночных рубашках или же наспех накинутых на плечи пальто, попивая пиво, постепенно становились все более словоохотливыми, хотя по-прежнему время от времени бросали на нас недоверчивые взгляды. В их поведении все же было что-то странное. Хотя их старые ружья и не производили особого впечатления, на призыв соседа эти мужчины отреагировали, надо сказать, довольно быстро.

Так быстро, как это свойственно людям, которые часто объединяются перед лицом общей опасности. И хотел бы я знать, что это была за опасность, которая заставляла их постоянно находиться в боевой готовности.

Было не так-то легко выудить что-нибудь о мистере Балтиморе у этих полупьяных людей. Его дом, расположенный по другую сторону леса, жители деревни обходили стороной. Более того, когда я попытался направить разговор в нужное мне русло, я тут же почувствовал, что они избегают даже говорить о нем, а мои вопросы – хотя я и старался задавать их как бы между прочим – снова возбудили их подозрительность. Но, в конце концов, просидев здесь целый час и угостив собеседников не одной кружкой пива, я получил более или менее вразумительное описание дороги к этому дому.

Я решил отправиться туда немедленно. Незадолго до того, как все начали расходиться по домам, я под предлогом естественной надобности пошел в туалет, вылез из него через окно и выскользнул из деревни. Пройдя несколько сот метров, я оглянулся: окна пивной были ярко освещены, но вокруг стояла кромешная темень.

Я захватил с собой фонарь, но пока не решался его зажечь: мне отнюдь не хотелось, чтобы моя ночная вылазка привлекла чье-либо внимание. Говард и без того мог очень быстро заметить мое отсутствие и сделать соответствующие выводы. Я не собирался подбрасывать ему дополнительные подсказки.

Я пробирался по узкой тропинке вдоль изгороди, в сторону буковой рощи. Мужчина, заплетающимся языком описавший мне дорогу, посоветовал не идти через луг, чтобы сократить несколько миль пути.

Через неполную сотню метров я подошел к заросшей вереском прогалине, над которой клубился туман. Я пошел по тропинке, бегущей параллельно изгороди в сторону леса. Только теперь я решился зажечь фонарь. Пока мне удавалось правильно ориентироваться на местности, и я надеялся, что так будет и впредь.

Ветер тихонько шевелил ветви деревьев, издававшие при этом звук, похожий на дыхание большого зверя. Свет лампы падал на туман пляшущими бликами и отражался от него, в результате чего свет скорее слепил меня, чем помогал находить дорогу.

От лампы практически не было никакого толку, и я уже подумывал погасить ее, но в конце концов не стал этого делать, понадеявшись, что в лесу туман развеется.

Но я ошибся. Чем ближе я подходил к деревьям, тем хуже становилась видимость. Белые клубы тумана, казалось, хватались за меня своими призрачными пальцами и пропитывали влагой мою одежду.

Ритмичный, какой-то неестественный шелест голых лиственных деревьев и темных елей усилился. Периодичность этого звука чем-то напоминала механическую монотонность маятника часов, а еще ритм ударов огромного сердца. Я почувствовал, что у меня, несмотря на холод, спина взмокла от пота.

Вновь и вновь раздавался этот неестественный звук в окружающей меня темноте. Он сначала отличался от ударов моего сердца, затем стал звучать синхронно с ними, и в конце концов замедлился.

Я невольно остановился, поднял лампу выше слоя клубившегося над самой землей густого тумана, доходившего мне до пупка, и всмотрелся в колышущуюся белую пелену. Но там ничего не было.

Во всяком случае, ничего не было видно.

Но, тем не менее, я почувствовал, что в темноте меня поджидает что-то огромное. Мое дыхание стало прерывистым, а рука, в которой я держал лампу, задрожала. Я уже начал спрашивать себя, какого черта я вообще сюда забрел.

Действительно ли меня тогда звала именно Присцилла? Или же это были некие темные силы, лишь использовавшие ее, чтобы заманить меня в ловушку?

Мои размышления ни к чему не привели. Я пытался сконцентрироваться на мыслях о Присцилле, но каждый раз, когда мне казалось, что я вот-вот все пойму, мое сознание искажалось потоком нахлынувших чувств.

Я вздохнул, закрыл глаза и попытался сбросить со своих мыслей завесу, скрывавшую от меня вот уже несколько дней суть происходящего. Что же это было – то нечто, затаившееся у меня внутри, готовое в любой момент вырваться наружу и обрушить волну насилия на все, что меня окружало?

И откуда взялась эта неожиданная антипатия к Говарду и Рольфу, а еще ощущение, что я должен с ними порвать?

Я не находил ответов на эти мучительные вопросы, хотя и чувствовал, что понимание вот-вот придет. За пределами моего сознания таилось глубоко запрятанное знание, до которого я просто никак не мог дотянуться – пока что не мог.

Тем не менее, я вновь и вновь пытался это сделать, максимально концентрируя свое внимание. В висках появилась тупая боль, и у меня возникло ощущение, что мой череп вот-вот треснет, однако я не прекращал своих попыток.

Я хотел и должен был выяснить правду. И я почувствовал, что у меня вроде бы кое-что начало получаться. На поверхности моего сознания что-то возникло – какая-то нечеткая мысль, и я пытался за нее ухватиться, чтобы понять все остальное.

Все это имело отношение к Андаре, моему отцу, а еще к Присцилле и ко мне самому, и это было…

Все закончилось.

Ниточка опять разорвалась, и я снова не смог понять то, что вот-вот уже должно было открыться мне.

Я вздохнул и попытался стряхнуть с себя страх перед тем, что таилось во мне. Было бессмысленно – да и опасно – заниматься метафизическими размышлениями. Я напряг все свои силы, чтобы ослабить давление, которое, казалось, сейчас разорвет мой череп на части.

Я вдруг вспомнил о Присциллле, об опасности, угрожавшей нам обоим, о том, что нам нужно найти друг друга. Эти мысли придали мне сил, и я сумел очнуться от оцепенения и открыть глаза.

Мне показалось, что туман надвигался на меня с какой-то злобностью и протягивал ко мне свои тонкие пальцы, словно пытаясь, как чудовище щупальцами, подтащить меня к себе.

Несмотря на влажность, у меня в горле пересохло. Я несколько раз глубоко вздохнул и медленно пошел к границе леса.

Что бы там, в лесу, меня ни ждало – оно не успокоится, пока я не приду, любая попытка ускользнуть была бы бессмысленной. Я это отчетливо понимал.

Под моими ногами шелестела мокрая листва. Я ее не видел, но даже сквозь свои грубые сапоги чувствовал упругий пружинистый ковер из листьев, покрывавший землю.

За последние минуты туман поднялся еще выше, но затем вдруг начал расступаться передо мной – медленно, нос целеустремленностью, свойственной лишь мыслящим существам.

Свет от моей лампы упал на узкую тропинку, убегающую вперед и исчезающую где-то в глубине леса, причем над самой тропинкой виднелись лишь отдельные клочья тумана, тогда как деревья по обе стороны от нее были буквально укутаны плотной белой завесой.

Я посмотрел вверх и увидел, что даже небо было скрыто туманом. Свободной оставалась лишь эта тропинка – своего рода туннель в тумане, ведущий к чему-то, ждавшему меня впереди. Это было похоже на приглашение. Более того, я воспринимал это как приказ, противиться которому было бесполезно.

Я больше не колебался. О Присциллле в тот момент я уже не думал, хотя именно мысли о ней и привели меня сюда. Вместо этого я полностью сконцентрировался на окружающей местности и попытался держать в поле зрения лес как справа, так и слева от меня, не отвлекаясь при этом от тропинки. Конечно же, мне это не очень хорошо удавалось.

Мои нервы были напряжены до предела. Шорохи вокруг меня заглушались влажным, насыщенным тысячами мельчайших водяных капелек воздухом. Но я и без шорохов чувствовал, что ко мне что-то приближается. Что-то невидимое и злобное.

И вдруг я его увидел.

Это была темная массивная тень, которую я издалека принял бы за дерево, если бы она не находилась прямо посреди тропинки. Света моей лампы не хватало для того, чтобы рассмотреть ее поподробнее. Я лишь видел, что это нечто было большим.

Достаточно большим, чтобы можно было предположить, что это – Шоггот.

Я резко остановился. Мое сердце бешено колотилось, и мне лишь с трудом удалось удержать себя от того, чтобы не повернуться и не броситься наутек. Постепенно подавив в себе страх, я впился взглядом в чудовище и сконцентрировался на предстоящей встрече с ним.

Нападение было внезапным. Меня вдруг окутало густое облако каких-то испарений, и я почувствовал терпкий запах доисторического чудовища.

Я высоко поднял руки – слишком поздно и слишком медленно – чтобы сдержать концентрированный поток жуткого гнева, заставивший меня отступить назад. Фонарь, выскочив из моих рук, описал в тумане огненную дугу и с треском ударился в землю. Карбид вспыхнул, на меня упал яркий луч света, а затем все вокруг меня погрузилось во тьму.

Я остановился как вкопанный. То, что только что нахлынуло на меня, как беснующаяся волна прибоя, не было чем-то материальным, как я подумал сначала.

Кошмарные гномы и колдуньи танцевали на тропинке, выскакивая из тумана и обескураживая меня своей пляской. Они были призрачными, но вместе с тем вполне реальными, как чертенята на картинке, вдруг чудесным образом ожившие, спрыгнувшие с картинки и приведшие этим случайных зрителей совершенно неожиданного события в полное смятение.

Маленькие потешные человечки в мохнатых шапках на рогатых головах скакали по тропинке, а иссохшие, похожие на ведьм существа отталкивали их в сторону. Все эти действия были слишком уж реальными, чтобы можно было считать их лишь плодом моего воображения. Они не были лишь порожденной туманом иллюзией, а представляли собой жуткую действительность, от которой кровь стыла в жилах.

Какое-то странное существо – полукрыса, полуженщина – указало когтистым пальцем на меня и скорчило физиономию в отвратительную гримасу. Его крысиная мордочка, хитрые и коварные глазенки, тонкое изящное туловище, размером с человека, перемещающееся на пружинистых крысиных конечностях, представляли собой весьма мерзкое зрелище. Я отступал шаг за шагом, не в силах оторвать взгляд от этого жуткого существа.

Влажная пелена тумана окутала мои ноги и поползла вверх по туловищу. Я почувствовал, что в туман погружается не только мое тело, но и мое сознание. Меня охватил панический страх, но часть моего тела – и моего сознания – осталась нетронутой серой пеленой тумана, и я неотрывно следил за трансформациями, происходящими с женщиной-крысой, почти с любопытством исследователя.

Ее туловище медленно обросло густой щетинистой шерстью, а пальцы превратились в когти. Существа, плясавшие вокруг нее, казались теперь не более чем призраками – порождениями моей фантазии.

Я больше не смотрел на них. Все мое внимание было приковано к женщине-крысе. В ее взгляде чувствовалась холодная звериная решительность. И еще что-то. Что-то знакомое, что-то такое, что я уже видел и в зеркале перед тем, как оно разлетелось вдребезги, и в глазах Лиссы – глазах колдуньи, вселившейся в Присциллу.

Туман удушающей пеленой застилал мое сознание. Однако главную угрозу для меня представлял не он, а это… это существо, упорно надвигающееся на меня. Мне даже показалось, что туман защищает мое сознание, что он оберегает его от безумия, охватывающего меня. Это все, конечно, было полной чушью, как и то, что я, как мне казалось, сейчас видел.

Это было лишь плодом моего воображения, видениями, порожденными туманом…

Жуткое крысоподобное существо вдруг задрожало. Оно судорожно скорчилось, опустилось на колени, еще раз скорчилось, зашипело и затем медленно, словно ему было больно, выпрямилось.

Туман резко отступил от крысоподобного чудища – в нем уже не было ничего человеческого.

Но лицо!

Это было лицо Лиссы-Присциллы – колдуньи, один раз чуть было не погубившей меня! Я вскрикнул.

Подняв свои когтистые лапы, существо шагнуло ко мне. В его лапах блеснуло что-то металлическое – что-то совершенно не свойственное животному. Хотя я толком не рассмотрел этот предмет, инстинктивно почувствовал опасность.

Я бросился в сторону. Темноту разорвал громкий взрыв. Он отдался эхом в моих ушах и заставил меня покачнуться. Я зашатался, споткнулся о корень и рухнул на землю.

Меня тут же охватил туман, нахлынувший на меня, как волна, и подавивший мой крик. Я закашлялся и стал отчаянно хватать ртом воздух. Туман проник в мое горло и парализовал его. Это был не обычный туман: у меня возникло ощущение, будто я глотаю безвкусный сироп. На мгновение мне показалось, что я вот-вот задохнусь, но затем вдруг чья-то сильная рука подняла меня на ноги и как следует встряхнула.

– Да возьмите же себя в руки, мужчина, – послышался чей-то голос.

Мужской голос!

Я с трудом поднял глаза.

Женщина-крыса исчезла, словно видение, а вместе с ней исчез и весь легион кошмарных существ. Теперь на ее месте стоял великан – мужчина, который был выше меня ростом на целую голову. Я ожидал увидеть что угодно: ужасную физиономию, щупальца доисторического гиганта или же что-нибудь в этом роде – но никак не того, кого я увидел.

– Син! – воскликнул я.

Мой голос не был похож на человеческий. Воздух, выходивший у меня изо рта, смешивался с клубами тумана.

Я молча уставился на человека, которого в последний раз видел еще в Дернессе.

И он тогда был воплощением моего мертвого отца Родерика Андары!

Был погожий солнечный день, и При разрешили – в сопровождении миссис Санди – погулять по раскинувшемуся рядом громадному парку. Солнечные лучи щекотали ее кожу, и она с сожалением думала о том, что зима вот-вот снова вступит в свои права. Радость, охватившая ее от ощущений солнечного дня, ни разу не была испорчена мистером Балтимором, который сегодня, как ни странно, оставил При в покое.

Когда они поднималась по ровным узким ступенькам из блестящего камня, в ее шагах ощущалась прежняя энергия, а мысли, мучившие ее несколько последних месяцев, отошли на задний план.

Доктор Балтимор был плохим человеком, он все время пытался ее убедить, что она больна. Но ведь это он был болен и – по единодушному мнению окружающих – нуждался в помощи. Он держал ее здесь как пленницу, и только тот, кто мог заглянуть в глубину его черной души, наверное, понял бы, зачем ему это было нужно.

При не сделала ему ничего плохого. Впрочем, она вообще никому не причинила вреда, и держать ее здесь было просто бесчеловечно и подло. Там, снаружи, ее ждал огромный мир, и она поклялась себе, что это ожидание не будет вечным.

Придет день, когда она вырвется из этого заточения. Эйкорн, Сантерс и она сама образовывали единую мощную силу, перед которой не мог устоять даже доктор Балтимор.

Она хихикнула при мысли о том, что сказал бы этот чудный доктор, если бы узнал, куда она сейчас идет. В доме все спали, и, естественно, пациентам не разрешалось проводить по ночам тайные встречи. Тем более такие вотвстречи – настоящие собрания.

Как, кстати называл их Эйкорн? В названии фигурировало слово «месса». Ах да, он называл их «черная месса». Собравшиеся умоляли силы зла помочь им положить конец произволу доктора.

При достигла конца лестницы и стала осторожно продвигаться вперед в темноте подвала. Они никогда не зажигали здесь свет, чтобы их не обнаружили. Люди из обслуживающего персонала об этом подвале ничего не знали, а если и знали, то обходили его стороной. Это было весьма на руку участникам «Черного Союза», как называл их группу Эйкорн.

Он был настоящим педантом, этот Эйкорн, и всему давал какое-нибудь название. А еще он казался довольно жутким человеком, однако При понимала, что без него они не смогли бы продвинуться так далеко.

Ей оставалось пройти всего лишь метр до ответвления, в котором они проводили свои тайные встречи, когда у нее неожиданно начался приступ головокружения.

С каждой секундой она все больше теряла ориентацию в пространстве, на нее накатывала сильная тошнота. Тяжело дыша, она попыталась ухватиться за шершавую стену подвала. У нее перед глазами поплыли огненные круги, дыхание стало прерывистым, затем на несколько секунд она вообще перестала дышать, а потом – постепенно – снова задышала.

Ей показалось, что она видит перед собой мужчину с зигзагообразной белой прядью волос и жутким выражением глаз. Мужчину, который хотел ее уничтожить.

– Не… – пролепетала она и выставила перед собой в защитном жесте руки.

Мужчина подошел ближе. Она уже давно чувствовала, что он подбирается все ближе к ней, день за днем, и не успокоится, пока не уничтожит ее! В его облике было что-то знакомое и привычное, но одновременно и что-то безжалостное, наводящее на При ужас.

Ее не покидало ощущение, что вокруг нее все время сжимается кольцо. Ей нужно было выбраться отсюда, пока не поздно, пока этот одновременно и незнакомый и знакомый мужчина не сумел сговориться с доктором Балтимором. Собрав все свои силы, она попыталась остановить головокружение.

Она знала, что последует дальше: вновь вернутся тяжкие пульсирующие головные боли, мучавшие особенно сильно в первые месяцы ее пребывания здесь. Но в данный момент даже эти боли были для нее менее ужасными, чем это жуткое видение, это лицо, от вида которого она едва не сходила с ума…

Ей уже давно не было так плохо. Голова буквально раскалывалась. Она была сейчас просто не в состоянии что-либо соображать, но, тем не менее, она сжала зубы и пошла вперед, шаг за шагом.

Где-то рядом что-то зашуршало, мимо прошмыгнуло одно из тех мерзких существ, которые обычно ютятся в глубине подвалов. Крыса. Хотя кругом была кромешная тьма, При показалось, что она увидела, как мелькнули злобные огоньки крысиных глаз. Крыса прошмыгнула перед ней очень быстро, буквально в течение секунды, но При все же успела ее увидеть.

Девушка застонала. Ей показалось, что она вдыхает горячие, даже раскаленные клубы пара, и затем она вдруг снова отчетливо увидела перед собой того мужчину – мужчину, стремящегося ее уничтожить, к которому ей почему-то приходилось идти. Она протянула руки вперед и тут же почувствовала пронзившую их острую боль. Затем боль внезапно прошла.

Перед ней стоял Эйкорн. Его узкое морщинистое лицо выражало озабоченность. В правой руке он держал мерцающую свечу, из-за его спины через приотворенную дверь падал узкий луч света. Эта дверь вела в их святилище.

– Тебе дурно, При? – спросил он.

Девушка покачала головой.

– Уже… уже прошло, – тихо сказала она. – Ничего… страшного. Так, небольшой приступ.

Эйкорн с пониманием кивнул и взял ее за руку. Его глаза – ни молодые, ни старые – остались бесстрастными, но лоб он наморщил еще сильнее, чем раньше.

– Ты кричала, При, – сказал он. – Причем так громко, как будто хотела, чтобы доктор нас непременно обнаружил.

– Мне… мне жаль, что так получилось, – прошептала При.

Головная боль ослабла, но она все еще чувствовала себя обессиленной и несчастной. Она послушно позволила Эйкорну довести себя до святилища.

– Ты упомянула чье-то имя, – как бы между прочим сказал Эйкорн, открыв дверь и подведя При к ее месту.

– Какое имя?

Эйкорн слегка улыбнулся: