Текст книги "Колдун из Салема"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 44 страниц)

Трудно описать, что я чувствовал в тот момент. Наверное, ничего, кроме огромной, мучительной пустоты – я ощущал, что потерял то, что никогда в полной мере и не было моим. Когда Говард и Рольф положили Присциллу – все еще находящуюся в бессознательном состоянии – в экипаж Грэя, внутри у меня словно что-то оборвалось.

Услышав позади себя шаги Говарда, я обернулся. Его взгляд был серьезным.

– Не переживай, парень, – сказал он. – Грэй позаботится о ней.

Я ничего не ответил, и выражение озабоченности на лице Говарда стало еще отчетливей.

– Не могу тебе обещать, – сказал он, – но возможно – хотя шансов маловато – ты когда-нибудь снова увидишь Присциллу.

– Куда он ее повез? – спросил я.

– В одно место, где она будет в безопасности, – немного поколебавшись, ответил Говард. – В больницу. Там о ней позаботятся как следует. Присцилла больна, Роберт. Очень больна.

– В больницу, – я горько засмеялся. Внутри меня что-то судорожно и очень болезненно сжалось. Слова Говарда показались мне злой насмешкой. – Ты имеешь в виду – в сумасшедший дом?

На этот раз Говард ничего не ответил. Он лишь – после короткой паузы – повернулся и показал на открытую дверь. Из дверного проема падал желтоватый свет, образуя на мостовой нечеткий освещенный прямоугольник.

– Пойдем, – сказал он. – Нам нужно еще кое-что обсудить. В этот раз нам повезло, но так будет не всегда.

«Повезло?» – подумал я. На какой-то миг я снова мысленным взором увидел ту церковь. Это была не очень большая церковь, и ее самой прочной частью казалась башня. В моей голове никак не укладывалось, почему от натиска чудовища в первую очередь развалилась именно башня, которая была самой устойчивой частью здания.

Нет, подумал, я, тут дело не в везении.

Я оглянулся, и на какой-то миг мне показалось, что на противоположной стороне улицы мелькнула черная высокая фигура, похожая на призрак. Призрак с темными глазами, ухоженной бородкой и прядью белоснежных седых волос в форме зигзагообразной молнии над правой бровью. Затем видение исчезло так же быстро, как и появилось.

Заходя вслед за Говардом в дом, я был уже абсолютно уверен, что то, что произошло с церковной башней – не случайность.

НА ЭТОМ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ТРЕТЬЯ КНИГА

Книга четвертая
Дом на границе времени

Снаружи дом казался огромным и мрачным. Быть может, даже мрачнее, чем обычно выглядят старые, одиноко стоящие поместья, подобные ему. От него исходила какая-то угроза, а почерневшие за десятилетия стены вызывали ужасные ассоциации. При всем при том это был всего лишь дом, построенный посреди леса, пустовавший уже два поколения и абсолютно забытый последним поколением тех, кто когда-то возвел его. Так этот дом выглядел снаружи.

Внутри он казался просто жутким. Жутким, таящим в себе опасность.

Дженни старалась не высказывать подобные мысли вслух. После того как Чарльз разломал насквозь проржавевший дверной замок и высадил плечом створку внушительной с виду двери, они вошли вовнутрь и остановились сразу за порогом. Узкая полоска серого мерцающего света проникла вместе с ними в помещение. Вполне возможно, что впервые за многие годы свет пытался отогнать царившую внутри здания полную темноту. Дженни показалось, что сквозь глухие и быстрые удары собственного сердца она слышит, как по полу семенят чьи-то маленькие осторожные лапки. Она с ужасом подумала, что это, должно быть, крысы. Ну конечно же. Люди покинули этот дом, и теперь его хозяевами были крысы и пауки. Она ненавидела крыс.

Но это было еще не все. В старых стенах таилось нечто диковинное, бестелесное, угрожающее, нечто такое, что она не могла ни увидеть, ни услышать, ни ощутить его запах. И все же она ясно чувствовала, что это нечто – где-то здесь.

– Давай… давай лучше пойдем дальше, Чарльз, – сказала она, запинаясь. – Я… я боюсь.

Она говорила шепотом, как будто боялась, что звуки ее голоса разбудят духов этого дома, но, тем не менее, в этом помещении с его высоким потолком и почти непроницаемой темнотой ее слова отдавались эхом, словно передразнивающим ее. У нее по спине побежали ледяные мурашки, заставившие ее передернуть плечами.

Чарльз отрицательно покачал головой, тихонько коснулся ее руки и попытался улыбнуться.

– Глупости, – сказал он. – Здесь тебе нечего бояться. Этот дом пустует уже лет пятьдесят. Когда я был ребенком, я часто здесь играл. Мы использовали его как убежище. Но это было очень давно.

Дженни содрогнулась. Она не могла понять почему, но слова Чарльза только усилили ее страх. Ее сердце заколотилось быстрее, а во рту начала скапливаться слюна. У нее было ощущение, что ей сейчас сделается дурно. Ее ладони стали влажными от выступившего пота.

– Я не хочу здесь оставаться, – снова сказала она. – Пожалуйста, Чарльз!

Чарльз вздохнул. Его взгляд скользнул обратно к входной двери и упал на мгновение на угол стены, постепенно исчезающий в быстро сгущающихся сумерках.

– Мы не можем идти дальше, – сказал он через некоторое время. В его голосе можно было почувствовать одновременно и решительность, и сожаление. – Они наверняка прочешут вдоль и поперек местность по обе стороны от главной дороги и, бьюсь об заклад, вдобавок проверят все постоялые дворы в радиусе пятидесяти миль, – он улыбнулся. – Мы не можем ночевать в лесу, это же понятно. И потом, мы остановимся здесь всего на одну ночь, – он покачал головой, громко вздохнул и посмотрел по сторонам. – Здесь где-то должна быть свеча. Раньше они тут валялись десятками.

– Чарльз, я…

– Пожалуйста, Дженни, – перебил ее Чарльз. – Завтра вечером в это время мы уже будем мужем и женой, и тогда никто и ничто в мире не сможет нас разлучить. Но пока мы официально не поженились, нам нужно быть осторожными.

Он подошел к ней, положил руки ей на плечи и легонько поцеловал ее в лоб.

– Ты ведь прекрасно знаешь, что произойдет, если твои родители нас найдут, дорогая.

Дженни, все еще полная сомнений, кивнула. Конечно же, она это знала. И как раз потому, что она это знала, она решилась на эту авантюру в стиле Ромео и Джульетты – убежать вдвоем и обвенчаться в Гретна Грин. Ей было всего лишь восемнадцать, и она понимала, что ее родители сделают все возможное, чтобы разлучить ее с Чарльзом. Они уже не раз грозили отправить ее в закрытое учебное заведение на континент, если она будет продолжать встречаться с ним. А ее отец был не из тех, кто не осуществляет свои угрозы.

Чарльз, конечно же, абсолютно прав. Она, тем не менее, уже почти жалела о своем решении – с того самого момента, как вошла в этот жуткий дом.

Чарльз тихонько отстранился от нее, повернулся и осторожными шагами пошел в глубь здания. Дженни осталась стоять у двери, не решаясь покинуть единственный островок света во всем доме. Чарльз, повозившись в темноте некоторое время, периодически чертыхаясь себе под нос, вернулся обратно. Его одежда была вся в пыли, а на левой щеке появилась тонкая кровавая царапина. Но в руке он теперь держал свечу. С торжествующим видом он опустился на корточки рядом с Дженни, поставил свечу на пол и достал из кармана коробок со спичками. Через несколько секунд на фитиле свечки появился мерцающий огонек, отогнавший темноту на пару шагов.

Чарльз выпрямился, передал Дженни свечу и закрыл входную дверь. Тяжелая, метра три в высоту, дверь двигалась с большим трудом. Она была перекошенной и разбухшей, и Чарльзу пришлось потрудиться, чтобы ее затворить. Дверь закрылась с глухим стуком, отозвавшимся жутким эхом во всем доме.

– Пойдем наверх, – предложил Чарльз. – Несколько комнат должны быть еще в более-менее нормальном состоянии. Пошли.

Он взял у Дженни свечу, ободряюще кивнул и пошел к широкой лестнице, находившейся в глубине помещения.

Дженни пошла за ним с колотящимся от волнения сердцем. Теперь, когда ее глаза привыкли к темноте, она даже при слабом свете свечи довольно хорошо могла рассмотреть окружающую обстановку. Зал, по которому они шли, был завален поломанной мебелью и мусором, накопившимся в течение десятилетий. Повсюду, словно серые занавески, висели клочья паутины, а от потолка до пола все было покрыто толстым слоем пыли. На ступеньках лестницы валялись крысиные испражнения, из одного темного угла доносился запах разлагающейся плоти. «Это не дом, а какая-то могила», – подумала Дженни.

Она шла по лестнице вслед за Чарльзом. Он поднимался быстрыми шагами, и Дженни приходилось поторапливаться, чтобы не отстать от него. Поднявшись наверх, они ступили на широкую, с одной стороны открытую галерею, по другую сторону которой виднелось множество дверей. Дженни показалось, что ей слышатся шорохи, шепот голосов, шарканье тяжелых шагов, чье-то дыхание и тихий, невероятно злобный смех.

На мгновение ее охватила паника, но она взяла себя в руки и сжала кулачки, причем так крепко, что ногти больно впились в ладони.

– Чарльз, – прошептала она. – Я хочу уйти отсюда.

Чарльз остановился и, медленно повернувшись, посмотрел на нее. Его лицо было серьезным, и Дженни показалось, что в глазах Чарльза мечутся искорки страха.

– Я хочу уйти отсюда, – сказала она еще раз, уже громче. – Пожалуйста, Чарльз. Лучше уж мы переночуем в лесу, чем в этом доме.

Шепот становился все громче. Кто-то тихонько засмеялся, словно в радостном предвкушении. Уголки рта у Чарльза вздрогнули, а свеча в его руке начала трястись, в результате чего на стенах замельтешили, словно борясь друг с другом, проворные тени и отбрасываемые пламенем свечи дрожащие световые блики. Казалось, что тени начали приближаться и окружать Чарльза и Дженни…

– Пожалуйста, – сказала она еще раз. – Я… я не останусь здесь.

Чарльз кивнул. Кивок получился слишком уж резким, на лбу у Чарльза блестел пот, хотя здесь было довольно прохладно. И тут Дженни поняла, что он тоже слышит то, что слышится ей. Голоса и шаги не были только плодом ее воображения.

– Ты… права, – сдержанно сказал он. – Может, нам удастся найти другое место, можно будет переноче…

Он так и не договорил. Шепот голосов утих, смех прекратился, а тени, отшатнувшись от Чарльза и Дженни, прекратили сновать туда-сюда и образовали одно большое непроницаемое кольцо вокруг них. Вдруг стало тихо, необычайно тихо.

Но только лишь на миг.

Затем тишину разорвал пронзительный скрипучий звук, словно открылась дверь на проржавевших петлях…

Дженни резко обернулась. Ее глаза расширились от ужаса: она увидела, что двери позади них начали открываться одна за другой.

Поначалу возле дверей она ничего не могла разглядеть – ничего, кроме теней и бестелесных призрачных видений, которые, казалось, прятались за дверьми и украдкой выглядывали из-за них. Затем они стали приближаться к ней, бесшумно, крадучись, но неудержимо.

И лишь когда Дженни разобрала, чтобезмолвно движется к ним по галерее, она закричала.

– Ты сказал «Салем»?

Говард не сразу отреагировал на мой вопрос. Последние два с половиной часа он сидел, чуть прикрыв глаза, на своем месте у окна, не издавая ни звука, кроме разве что редких вздохов, и, так же как я и Рольф, терпеливо ждал, когда же пассажиры, севшие в Карлайле, наконец-то доедут до своей станции и оставят их одних. Говард купил билеты на все места в этом купе, чтобы нам никто не мешал разговаривать в пути, но все вагоны оказались переполненными, и проводник на высказанные Говардом претензии заявил, равнодушно пожав плечами, что он не может везти пассажиров в угольном вагоне. В общем-то, он был прав.

Нашими спутниками оказались мужчина и две женщины (судя по их разговорам, это были мать с дочерью и муж дочери), довольно приятные люди, которые сами чувствовали, что они тут явно лишние. Мне они были вполне симпатичны. Но разговаривать в присутствии посторонних о колдуньях, магах и доисторических гигантах было как-то не с руки…

– Что? – переспросил Говард.

Я повторил вопрос.

– Салем, – сказал я. – Когда мы вчера вечером разговаривали с… Присциллой, ты упомянул Салем.

Говард, должно быть, заметил, что я запнулся, но не подал и виду. Как я ни старался, все же никак не мог выбросить из головы то, что произошло. Да и как об этом можно было не думать? Ведь я все еще любил Присциллу, и даже больше, чем раньше.

– Да, я упомянул Салем, – ответил он и откинулся на сиденье, как будто собрался вздремнуть.

Уже не первый раз я ловил его на слове. И уже не первый раз он либо вообще ничего не отвечал на мои вопросы, либо отвечал весьма уклончиво. Я решил, что на этот раз ему не удастся отделаться от меня отговорками. Его слова могли означать только то, что…

Я отогнал навязчивые мысли и посмотрел Говарду прямо в глаза. Он улыбнулся, с трудом подавил зевоту и стал смотреть на мелькавшие за окном виды. Поезд мчался на полной скорости по прямому как стрела, отрезку пути, и пейзажи за окном менялись один за другим. Менее чем через два часа мы должны были прибыть в Глазго. Оттуда – по словам Говарда, соизволившего пояснить мне хотя бы это, – нам придется ехать гужевым транспортом, и он уже распорядился, отбив телеграмму, чтобы карета ждала нас у вокзала. Как только мы прибудем в город, Говард наверняка найдет тысячу причин для того, чтобы не отвечать на мои вопросы.

– Ну и? – спросил я.

Говард посмотрел на меня с нескрываемым недовольством. Его, несомненно, раздражала та настойчивость, с которой я добивался от него ответа.

– Что «ну и»? – переспросил он.

– Я хотел бы знать, что означали твои слова, – сказал я негромко, но настойчиво.

Надо отметить, что в наших отношениях кое-что изменилось. Раньше, в предыдущие два дня, он опекал меня, как заботливый друг, а теперь…

Я даже не мог выразить это ощущение словами. Это не было ни враждебностью, ни даже недоверием. Но между нами все-таки возникло какое-то напряжение. Он о чем-то умалчивал, и я это чувствовал.

Говард вздохнул, покачал головой и заерзал на неудобном сиденье.

– Ты переживаешь о Присцилле, – сказал он. – Это мне вполне понятно, парень. Но среди друзей Грэя ей будет лучше, чем где бы то ни было. Они обладают достаточным опытом в подобных делах, можешь мне поверить. Если и есть кто-то, кто может сделать из нее нормального человека, так это они.

– Нормального человека? – я с трудом подавил в своем голосе гнев. – Ты говоришь о ней, как будто она – одержимая.

Говард серьезно посмотрел на меня.

– Так оно и есть, – сказал он тихо. – Не в том смысле, как это обычно понимают: она не сумасшедшая и не слабоумная. Но в ее сознании есть определенные искажения, – он постучал пальцем по виску. – Присцилла имела дело с такими силами, до которых она еще не доросла, Роберт. Она, в общем-то, не такой уж плохой человек. Когда-то она даже вполне заслуживала того, чтобы быть любимой. И потребуется очень много времени и терпения, чтобы снова сделать из нее такого человека, каким она была раньше.

– В Салеме, – добавил я.

Взгляд Говарда помрачнел.

– Прошу тебя, Роберт, – сказал он тихо. – Не начинай…

– Ты о чем-то умалчиваешь, – перебил я его.

Рольф, который все это время сидел возле Говарда молча, с закрытыми глазами, и делал вид, что спит – правда, с моей точки зрения, у него получалось это не очень убедительно – медленно открыл левый глаз и посмотрел на меня.

– Ты умалчиваешь об очень многом, – сказал я резким, почти агрессивным тоном. – Ты не говоришь мне ни того, куда вы дели Присциллу, ни того, что с ней там произойдет.

– Потому что я сам этого не знаю, – возразил Говард. – И Грэй этого не знает, да и слава богу. Так будет даже лучше и для нашей, и для ее безопасности. Люди, с которыми мы сотрудничаем, очень осмотрительны. Но и они, в свою очередь, не знают, кто мы такие. Все дело в том, что у нас есть могущественные враги, и мы должны считаться с тем, что кто-то из нас может попасть к ним в руки. И тогда то, чего он не знает, он, соответственно, и не сможет им рассказать, – он улыбнулся. – Это старинный метод, который, например, используется в шпионских кругах, чтобы…

– Не заговаривай мне зубы, – перебил его я. – Что означали те твои слова? Салем был разрушен более ста лет назад, и Присцилла…

– Лисса, – спокойно сказал Говард. – Ее настоящее имя – Лисса.

– Это ничего не меняет в истории Салема, который был разрушен более ста лет назад.

– Все было не так, – пробормотал Рольф.

Я с удивлением посмотрел на него. Рольф зевнул, не потрудившись даже прикрыть рот рукой, почесал пальцами свой небритый подбородок и посмотрел слезящимися глазами на меня. Его бульдожье лицо, как ни странно, казалось заспанным.

– Рольф прав, – тут же сказал Говард, как-то даже слишком поспешно. – Салем не был полностью разрушен, как полагает большинство людей, имеющих к этой истории хоть какое-то отношение. В этом селении был устроен погром, в результате которого погибли десятки людей, но сам поселок существует и по сей день. Я был там несколько лет назад. Там я и встретился с Лиссой, то есть Присциллой.

Я не поверил ни единому его слову. Чтобы понять, что он лжет, не потребовался даже мой талант мгновенно отличать правду от лжи. Но зачем он делал это? Какая у него была причина обманывать меня, кроме того, что он должен меня от чего-то оберегать?

– Лисса, – пробормотал я. – Это ее настоящее имя?

Говард кивнул.

– А кроме этого?

– Что кроме этого?

– У нее что, нет фамилии? Или она без роду без племени?

Говард некоторое время помолчал.

– Этого я не знаю, – наконец сказал он. Я понял, что он снова солгал. – Да это и не имеет никакого значения.

Говард вздохнул, снова посмотрел в окно и продолжил, не глядя на меня:

– До Глазго уже недалеко, Роберт. Если карета прибудет к вокзалу своевременно, мы сразу же отправимся в путь. Нам следует перекусить, пока еще есть время. Потом уже может не оказаться такой возможности, – он встал. – Пойдем в вагон-ресторан.

Я сердито уставился на него, но на этот раз он просто проигнорировал мой взгляд, лишь улыбнулся и вышел из купе.

Мэтью Кэрредайн держал фонарь так, чтобы свет попадал через полуоткрытую дверь внутрь дома. В центре мерцающего бело-желтого светового пятна были видны пыль, мусор, полусгнившие обломки мебели, какие-то другие трудно различимые предметы, а также наполовину стершиеся следы человеческих ног.

– Они были здесь, – сказал Кэрредайн. – И не так уж давно.

Болдуин быстрыми шагами подошел к нему, наклонился и внимательно посмотрел на следы ног. Судя по выражению его лица, отпечатки на пыльном полу мало о чем ему говорили.

– Вы в этом уверены, Кэрредайн? – спросил он.

Его голос звучал очень холодно. Единственным чувством, которое он не мог скрыть, произнося эти слова, было презрение. Кэрредайн бросил на него гневный взгляд.

– Послушайте, Болдуин, – грубовато начал он, – я…

Болдуин прервал его резким жестом. Он посмотрел на Кэрредайна так, как смотрят на занятное, но от этого не менее докучливое насекомое, которое в конце концов все равно раздавят.

–  МистерБолдуин, – произнес он, отчетливо выговаривая слова.

Кэрредайн глубоко вздохнул. Фонарь в его руке задрожал. Луч света, словно белый палец, коснулся лица Болдуина и пошел гулять по выщербленным стенам дома.

– Как вам будет угодно, мистер Болдуин, – сказал он. – Но я уверен, что они здесь были. Я был бы в этом уверен, даже если бы не увидел эти следы. Еще будучи ребенком, Чарльз часто приходил сюда, когда хотел спрятаться. Он думал, что мы ничего не знаем об этом доме, а мы делали вид, что действительно ничего о нем не знаем.

Болдуин холодно улыбнулся.

– У вас какие-то странные методы воспитания, – сказал он ледяным голосом. – Поведение вашего сына…

– В данный момент не подлежит обсуждению, – перебил его Кэрредайн.

Левая бровь Болдуина слегка приподнялась.

– Не подлежит обсуждению? – сказал он с наигранным удивлением. – Вы узнаете, как много чего будет подлежать обсуждению, если только ваш расчудесный сын хотя бы прикоснется к моей дочери. Она еще совсем ребенок, не забывайте это.

– Ребенок? – Кэрредайн засмеялся, но его голос звучал не очень-то уверенно.

Он знал, что Болдуин обладает большим могуществом. Если Чарльз не то что тронет, а хотя бы косо посмотрит на дочурку Болдуина, тот его просто уничтожит – это было понятно. И это являлось единственной причиной, почему Кэрредайн сейчас находился здесь. Чарльз его возненавидит, если узнает, что его предал собственный отец. И, скорее всего, он будет прав. Но у Кэрредайна не было сейчас другого выбора.

– Оставим это, – сказал он, не глядя на Болдуина. – Я уверен, что они где-то здесь. Замок разломан, видите? Да и следы ведут только вовнутрь. Пойдемте.

Он сделал приглашающий жест фонарем, раскрыл дверь пошире и вошел внутрь дома. Болдуин, немного поколебавшись, последовал за ним. При виде пыли и мусора, накопившихся в доме за целые десятилетия, на его ухоженном лице тут же появилось выражение отвращения.

Кэрредайн поднял фонарь повыше, слегка наклонился и пошел вдоль цепочки следов, отчетливо отпечатавшихся на толстом слое пыли. Следы вели прямиком к лестнице и там терялись из виду. Однако нетрудно было догадаться, куда они могли вести дальше. Кэрредайн кивком головы указал наверх, подождал, пока Болдуин догонит его, а затем без лишних слов начал подниматься по лестнице. Однако на последней ступеньке он остановился, поднял фонарь высоко над головой и попытался разглядеть следы на покрытом пылью полу галереи. Это ему удалось, однако уже через несколько метров следы исчезли…

Исчезли так внезапно, как будто два человека, оставившие эти следы, растаяли в воздухе…

Кэрредайн озадаченно посмотрел по сторонам. Болдуин заметил его колебания и, нахмурившись, хотел было подойти к нему, но Кэрредайн удержал его резким взмахом руки.

– Нет-нет, – сказал он. – Вы только затопчете следы. Посмотрите сюда.

Болдуин послушно взглянул туда, куда, вытянув руку, указывал Кэрредайн, но вопросительное выражение на его лице не изменилось.

– Ну и что? – спросил он.

– Следы, – растерянно пробормотал Кэрредайн. – Вы видите эти следы, Болдуин?

Болдуин посмотрел на следы.

– Ну и? – спросил он.

– Черт вас возьми, вы что, слепой? – не сдержался Кэрредайн. – Вы не замечаете ничего странного? Они начинаются здесь – и где они, скажите на милость, заканчиваются?

– Они… – Болдуин изумленно замолчал, перевел взгляд с лица Кэрредайна на цепочку следов, внезапно обрывающуюся посередине галереи, а затем, глубоко вздохнув, снова посмотрел на Кэрредайна. Его лицо посерело.

– Послушайте, Кэрредайн, – сказал он тихо. – Если это – уловка, с помощью которой вы хотите уберечь своего сына…

– Ну конечно же, – гневно перебил его Кэрредайн. – Я заранее знал о всех планах наших детей – так, что ли? Я вчера пришел сюда и оставил здесь фальшивые следы, и все для того, чтобы запутать вас, Болдуин. Я надел туфли сына себе на ноги, а туфли вашей дочери – на руки, и ползал здесь на карачках, чтобы следы выглядели естественными. А когда я дошел вот до этого места, я расправил крылья и полетел прочь.

Болдуин сглотнул и уставился на Кэрредайна со смешанным выражением гнева и растерянности.

– Но ведь это невозможно, – сказал он все еще довольно громко, но уже таким тоном, который казался скорее беспомощным, чем агрессивным. – Следы не могут заканчиваться ничем.

– Но, тем не менее, здесь как раз такой случай, – возразил Кэрредайн.

– И что… и что мы сейчас будем делать?

Кэрредайн пожал плечами.

– Понятия не имею, – буркнул он. – Нам, пожалуй, не остается ничего, кроме как осмотреть все комнаты одну за другой.

– Вдвоем? – вырвалось у Болдуина. – Да в этом доме десятки комнат, Кэрредайн!

– Мы, конечно, можем вернуться за помощью, – сдержанно сказал Кэрредайн. – Но не вините потом меня, если мы здесь уже никого не застанем.

Болдуин колебался. Он окинул взглядом расстояние, отделяющее их от входа в дом, и на пару секунд его взгляд задержался на открытой двери. В свете фонаря его лицо казалось еще бледнее, чем было на самом деле. Его ноздри трепетали. Никогда в жизни Кэрредайн не видел настолько перепуганного – буквально до смерти – человека, каким сейчас казался Болдуин.

Через некоторое время Болдуин все же согласно кивнул.

– Вы правы, – пробормотал он. – Давайте обыщем дом. С чего начнем?

Кэрредайн указал рукой направо, а головой – налево.

– Вы – туда, а я – в другую сторону, – сказал он. – Так будет быстрее.

– Я пойду один? – Болдуин сглотнул. – Вы хотите сказать, что мы разделимся?

– Вы же сами сказали, что в этом доме десятки комнат, – ответил Кэрредайн. – Чтобы осмотреть их все, нам понадобится целая ночь. А если мы разделимся, то дело пойдет быстрее.

– Но я… у нас только один фонарь, – пролепетал Болдуин.

Кэрредайн еле сдержал торжествующую ухмылку. Ему доставляло почти что садистское удовольствие видеть, как Болдуин трясется от страха.

– Вы что, боитесь темноты? – спросил он язвительно.

На мгновение в глазах Болдуина сверкнул гнев. Но страх все-таки оказался сильнее.

– Это не имеет значения, – ответил он. – Но все равно не будет никакого толку, если один из нас станет вслепую шарить в темноте.

– Здесь полно свечей, – спокойно возразил Кэрредайн. – А внизу, в прихожей, на стене висит факел. Почему бы вам не взять его?

Болдуин в нерешительности посмотрел на него.

– Я подожду здесь, – добавил Кэрредайн после секундной паузы. – Возвращайтесь побыстрее. Наши голоса, наверное, слышны по всему дому. Я не удивлюсь, если Чарльз и Дженни уже знают, что мы здесь.

Болдуин судорожно кивнул, повернулся и начал осторожно спускаться вниз по лестнице. Кэрредайн секунду-другую поразмышлял над тем, стоит ли ему еще немножко поизмываться над Болдуином, но в конце концов решил не делать этого и поднял свой фонарь так, чтобы он хоть немного осветил Болдуину путь. Сейчас Кэрредайн, без сомнения, был хозяином ситуации, но он знал Болдуина достаточно хорошо, чтобы осознавать, что за каждую секунду, проведенную в этом доме, Болдуин отыграется на нем в двойном, а то и в тройном размере, причем независимо от того, найдут они его дочь или нет.

Болдуин повозился некоторое время внизу, а затем стремительными шагами поднялся наверх. Его дорогой костюм был испачкан, а к волосам прилипла серая паутина. По его лицу было видно, что он явно нервничал. Его взгляд скользнул мимо Кэрредайна вдоль закрытых дверей, расположенных с одной стороны галереи. Кэрредайн не смог сдержать злорадную улыбку, хотя ему самому тоже было явно не по себе. Дом производил на него какое-то странное, даже жуткое впечатление. По правде говоря, Кэрредайн сам был не на шутку испуган.

Он зажег факел, отдал Болдуину свой фонарь и высоко поднял факел над головой. «Будет лучше, – подумал он, – если Болдуин воспользуется фонарем, иначе этот недотепа – стоит только доверить ему факел – устроит в доме пожар». Болдуин хотел было что-то сказать, но Кэрредайн махнул рукой, еще раз указал кивком головы направо, а сам двинулся в противоположном направлении, внимательно рассматривая толстый слой пыли под ногами. На пыльном полу не было никаких следов, если не считать виднеющихся то там, то сям крошечных отпечатков крысиных лапок. Если бы Чарльз и Дженни прошли в какую-нибудь из этих комнат, то следы наверняка остались бы. Хотя, с другой стороны, если им удалось как-то сделать так, что их следы в том месте ни с того ни с сего обрывались, то…

Он отогнал эту мысль, дошел до конца коридора и отворил последнюю дверь. Издалека, из другого конца коридора, слышался скрип открываемой Болдуином двери.

Дверь в комнату раскрылась с трудом. Мерцающее пламя факела осветило потолок и стены трепещущими красноватыми отблесками, а возникший при открывании двери сквозняк – наверное, впервые за десятилетия – поднял пыль с пола, и она зависла в воздухе плотным колышущимся облаком. Кэрредайн осторожно зашел в комнату, поднял факел немного повыше и осмотрел помещение со смешанным выражением любопытства и отвращения.

В комнате везде были видны следы разрушения. Когда-то, по всей видимости, здесь стояла дорогая, со вкусом подобранная мебель. Сейчас же все пришло в упадок. Причем, как заметил Кэрредайн, не просто истлело или сгнило, а было разломано, как будто кто-то в приступе бешенства разбил находившуюся тут мебель. Все покрылось пылью и грязью. Окно было заколочено, стекла потрескались, хотя и не выпали из рам, а дальняя часть комнаты была скрыта за серой завесой из густой спутанной паутины.

За этой паутиной что-то зашевелилось.

Сердце Кэрредайна бешено заколотилось. Он инстинктивно сделал шаг назад, но тут же остановился и уставился расширившимися от ужаса глазами на расплывчатую тень, вырисовывавшуюся за плотной завесой паутины.

– Чарльз? – тихонько спросил он.

Его голос дрожал. Тень за паутиной снова зашевелилась, но Кэрредайн не мог толком рассмотреть, что же это было.

Из паутины появился паук – величиной с кулак – и начал медленно подползать к Кэрредайну. Ужас, смешанный с удивлением, овладел Кэрредайном: он никогда раньше не видел пауков таких огромных размеров. Некоторое время он смотрел, как паук семенит своими ножками, а затем протянул факел и сжег его.

После этого Кэрредайн начал медленно продвигаться вперед. Тень за паутиной снова зашевелилась, и когда Кэрредайн подошел поближе, он увидел множество маленьких черных точек…

Вдруг за паутиной резко поднялась чья-то фигура и движением руки разорвала завесу.

Кэрредайн громко вскрикнул. Затем в течение двух-трех секунд он стоял, словно парализованный от ужаса, уставившись на то, что ему высветило мерцающее красноватое пламя факела.

Перед ним была не одна, а две человеческие фигуры, которые так тесно прижимались друг к другу, что сквозь толстый слой паутины казалось, что это один человек.

Это были Дженни и Чарльз.

Они оба оказались абсолютно голыми. Их одежда – разорванная и испачканная – валялась на полу и на трухлявой кровати, на которой они сидели.

И везде – по кровати, по полу, по их разорванной одежде, по их телам – ползали десятки огромных, величиной с кулак пауков, покрытых черными, жесткими как проволока волосками…

Кэрредайн очнулся от оцепенения и дико закричал, увидев, что Дженни и Чарльз шагнули к нему, а пауки, словно беснующаяся черная волна, последовали за ними. Вне себя от страха, Кэрредайн повернулся и кинулся бежать. Пять или шесть мерзких волосатых пауков, словно маленькие мохнатые мячики, упали с потолка ему на плечи и спину и вцепились своими ножками в его одежду. Кэрредайн почувствовал, что паучьи ножки коснулись его лица. Вскрикнув, он стряхнул с себя пауков и махнул факелом. Пламя описало в воздухе огненный полукруг, отпугнув пауков, но всего лишь на секунду. Кэрредайн выбежал из комнаты, больно ударившись лицом о дверной косяк, и побежал по галерее. Он услышал голос Болдуина, но не разобрал слов, и продолжал бежать, вопя от ужаса. Позади него из двери комнаты выползал черный ковер, состоящий из паучьих тел.