Текст книги "Колдун из Салема"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 44 страниц)

Долгое время вообще ничего не происходило. Серое существолежало абсолютно неподвижно, как будто было мертво. Размеренно текло время, отмеривая часы, быстро надвигались сумерки.

И лишь когда солнце начало медленно опускаться за линию горизонта, серая масса снова зашевелилась. Она начала дрожать и оседать к земле, образовывая при этом плоскую и огромную – более десяти метров в диаметре – лепешку. Казалось, что почему-то нарушилась ее внутренняя конструкция.

Затем она, словно огромная живая клетка, начала делиться на две части. Вначале наметилась тоненькая перегородка. Вскоре вдоль перегородки лепешка разорвалась.

Одна из этих частей – та, что поменьше – начала собираться в кучу. Серая слизь преобразовалась в какие-то конечности, затем стали вырисовываться руки, ноги, голова. Их очертания были нечеткими, как у глиняных скульптур, которые только начали лепить. Было похоже, что серая масса пытается воссоздать облик человека, которого она поглотила.

Серая слизь снова замерла на несколько часов, как будто ей требовалось время, чтобы собраться с силами. Затем два существа, на которые разделилась серая масса, начали двигаться, каждое в своем направлении. То, что было побольше и все еще представляло собой нечто бесформенное, поползло к лесу, поглощая на своем пути все, что ему попадалось. После него оставались лишь камни да безжизненный грунт – оно поглощало из земли все органическое на метр в глубину.

Вторая, человекообразная часть массы, шатаясь, поднялась на ноги и повернулась в сторону севера, к морю – в том направлении, откуда до него доносился призыв его господина.

Медленно, неуклюже, словно впечатывая стопы в землю, Шогготпошел на этот призыв…

Подземному ходу, казалось, не будет конца. Потолок был таким низким, что я мог идти, лишь сильно согнувшись, а идущему впереди меня Махоуни не раз приходилось останавливаться и, чертыхаясь и фыркая, отодвигать в сторону некогда упавшие с потолка камни и комья земли, чтобы мы могли пройти.

Я не знал, сколько времени мы уже находились под землей. Мой новоявленный соратник провел меня через сакристию церкви в маленькое, захламленное всяким барахлом подвальное помещение, из которого еще дальше, вглубь земли, вела каменная, истоптанная тысячами ног лестница. Там мы просидели, как мне показалось, несколько часов, пока, наконец, Махоуни, вытащив часы, не сообщил, что солнце уже зашло и нам пора идти. Я несколько раз пытался с ним заговорить, чтобы узнать о нем побольше, но он либо вообще ничего не говорил, либо отвечал уклончиво. В конце концов я решил не тратить на это свои силы. Надо сказать, что ситуация, в которой я оказался, с каждой секундой нравилась мне все меньше и меньше. Не очень-то приятно было чувствовать себя отданным на произвол человека, о котором не знаешь ничего, кроме его имени.

В общем, мы продвигались по подземному ходу. Я пытался хотя бы приблизительно прикинуть, как далеко находится церковь от гавани (все мои знания о Дернессе практически ограничивались тем, что я видел из окна своего номера в гостинице), и, согласно моим оценкам, это расстояние составляло как минимум две мили, если не больше. Если этот туннель действительно был прорыт во времена викингов, то тем, кто это сделал, по-видимому, пришлось немало потрудиться.

Эту мысль сменила другая, не настолько отвлеченная: если этот туннель действительно такой древний, то находиться в нем нам с Махоуни было смертельно опасно.

Мы все время наталкивались на упавшие с потолка и стен камни, и не раз нам лишь с трудом удавалось расчистить себе проход. В некоторых местах, пожалуй, достаточно было лишь кашлянуть в неподходящий момент, чтобы ветхий свод всей своей тяжестью рухнул нам на головы…

Я отогнал леденящие душу мысли и сконцентрировался на шорохах, доносившихся до моих ушей. Здесь было абсолютно темно, и хотя Махоуни взял с собой из церковного подвала лампу, мы не решались ее зажечь. Впрочем, я вполне мог ориентироваться по шуму его шагов и звукам его дыхания.

Махоуни вдруг резко остановился и тронул меня за плечо.

– Мы пришли, – сказал он. – Пока что все нормально?

Я кивнул, и лишь через секунду до меня дошло, что он не мог увидеть это в темноте.

– Да, – сказал я. – Если мне удастся выбраться отсюда. Я вообще-то чувствую себя сейчас заживо погребенным.

Махоуни тихо засмеялся:

– Считайте, что все уже позади. Как раз перед нами – лестница. – Он на некоторое время замолчал. Я услышал, как он отодвигает в сторону камни и некогда обрушившиеся балки. – Будет лучше, если я вначале поднимусь наверх один и проверю, там ли уже Лавкрафт и его слуга.

– Он там, – мой голос прозвучал весьма уверенно. В действительности же я не знал, передал ли портье мое сообщение Говарду. Но перспектива остаться здесь в одиночестве внушала мне страх. Панический страх.

– Быть может, вы правы, Роберт, – пробормотал Махоуни. – А если даже и нет, нам все-таки следует держаться вместе. Пойдемте.

Я протянул руку, нащупал в темноте одежду Махоуни и – более резко, чем следовало бы, – потянул его назад.

– А что, если… если там светит луна? – спросил я.

– Не светит. Сегодня новолуние, – ответил Махоуни. – К тому же буря еще не скоро уляжется. Вы что, не слышите грома?

Я напряженно прислушался, но все, что я услышал, – это биение собственного сердца. У Махоуни, пожалуй, был более тонкий слух, чем у меня.

– Нет, – ответил я.

– Но гром все-таки слышен, – сказал он. – Ладно, пойдемте. У нас мало времени.

Он освободился от моей хватки, ободряюще ткнул меня кулаком в бок и пошел вверх по лестнице. Я, услышав его шаги по каменным ступенькам, осторожно нащупал ногой нижнюю ступеньку и поспешно последовал за Махоуни, выставив перед собой руки, как слепой.

В своей излишней поспешности я резко натолкнулся на него и, наверное, потеряв равновесие, полетел бы вниз по лестнице, если бы он молниеносно не схватил меня и не помог удержаться на ногах. Я вдруг начал различать его очертания, хотя пока он казался лишь черной тенью на темно-сером фоне. Последняя часть подземного хода, простиравшаяся перед нами, была уже не более метра высотой, но в конце брезжил свет.

– А теперь без шума, – прошептал Махоуни. – И держитесь все время за мной, понятно?

Не дожидаясь ответа, он согнул ноги в коленях и пополз дальше. Я последовал за ним.

Подземный ход становился все более крутым, а его пол состоял уже не из камней, а из мягкой илистой глины. Через некоторое время Махоуни снова остановился и молча указал вперед. В полукруглом проеме выхода виднелись спутанные черные тени.

– Это кусты, – пояснил Махоуни. – Они маскируют выход. Будьте осторожны, не пораньтесь о них.

Он пополз дальше, осторожно раздвинул ветки кустов и, согнувшись, замер на месте, дожидаясь, пока я его догоню.

Ночь встретила нас ледяным холодом и завыванием бури. В небе, ставшим похожим на клокочущий ведьмовской котел, раздавалось глухое эхо раскатов грома. Со стороны моря слышался шум накатывающихся на берег волн, а еще доносился запах соленой воды.

Я, также согнувшись, остановился рядом с Махоуни, осмотрелся по сторонам, а затем бросил взгляд под ноги. Грунт размяк от дождя, и мои ноги по щиколотки увязли в жидкой грязи, быстро немея от холода. Но теней вокруг не было: уже наступила ночь, а плотная завеса туч поглотила даже свет звезд.

Махоуни улыбнулся, заметив мой взгляд.

– Не переживайте, – сказал он. – В данный момент мы в безопасности, – он вдруг стал очень серьезным. – Но буря не будет продолжаться вечно, да и день снова когда-нибудь наступит. Как называется посудина, которую нанял Лавкрафт?

– Понятия не имею, – признался я. – Я никогда с ним об этом не разговаривал. Он не хотел, чтобы я пошел с ним. Он возражал даже против того, чтобы я вообще приближался к гавани.

Махоуни скорчил недовольную гримасу и пожал плечами.

– Ну и ладно, – вздохнул он. – Все равно гавань не такая уж большая. Пойдемте.

Мы направились к гавани. Махоуни бесшумно и проворно бежал впереди меня, и мне пришлось пошевеливаться, чтобы не отстать от него. Хотя мы теперь находились под открытым небом, здесь было не намного светлее, чем в подземном туннеле: тучи почти полностью поглощали естественное освещение, и море, простиравшееся перед нами, походило на огромную черную дыру. Даже очертания судов, стоявших на якоре вблизи узкого мола, казались весьма призрачными. Нигде не было света, и, взглянув на бегу в сторону города, я увидел, что даже там почти не было окон, в которых горел бы свет. Мне стало даже немного жутковато. Раньше, когда меня преследовала собственная тень, я стремился попасть в темноту. Теперь я ее почему-то боялся.

Махоуни немного замедлил бег и подождал, пока я его догоню.

– Судно, по всей видимости, вон там, – сказал он. – Последнее в ряду.

Я посмотрел туда, куда указывала его рука, но все, что я увидел, – это несколько темных бесформенных контуров.

Я все же кивнул и побежал рядом с Махоуни.

Когда мы достигли гавани, запах соленой воды усилился. Наши шаги отдавались на мокрых камнях пристани необычно гулким эхом, которое, несмотря на беснующуюся непогоду, было хорошо слышно. Совсем рядом с нами волны бешено ударялись о набережную, и уже через несколько шагов мы оказались насквозь мокрыми. Судна, поскрипывая, вздымались в такт прибою и натягивали канаты, удерживающие их у набережной. Мне показалось, что я слышу треск древесины. И при таком шторме Махоуни собирался выходить в море?

Махоуни замедлил бег, поднял руку и указал на темный массивный контур.

– Вот оно, – сказал он. – Быстро!

Словно в ответ на его слова шторм вдруг обрушился на берег с удвоенной силой. Огромная волна ударила в парапет, окатив нас водой и шипящей пеной и чуть не сбив меня с ног. Махоуни, чертыхнувшись, сложил руки рупором у рта.

– Лавкрафт! – крикнул он. – Вы здесь?

Шторм заглушил его слова насмешливым дьявольским завыванием, и еще одна ледяная волна обрушилась на нас.

– Лавкрафт! – крикнул Махоуни еще раз. – Говард! Вы здесь? Я привел Роберта!

На этот раз его услышали. Сквозь шум шторма послышался чей-то голос, а затем на борту судна замаячил огонек лампы, и в конце концов темноту прорезал белый луч света.

– Погасите свет! – крикнул Махоуни. В его голосе слышалась паника. – Ради бога, Говард, погасите свет!

Говард и не думал этого делать. Белый луч света, наоборот, врезался в лицо Махоуни и остановился на нем. Я резко отпрыгнул в сторону и стал искать взглядом, где бы мне спрятаться, пока Говард не осветил карбидной лампой и меня.

– Кто вы? – прорвался голос сквозь шум шторма. – И где Роберт?

– Если не погасите свет, то никогда не узнаете этого! – гневно ответил Махоуни. – Роберт здесь, но если вы не перестанете играться со своей дурацкой лампой, ему крышка!

– Он прав, Говард! – крикнул я. – Погаси свет! Мы поднимаемся на борт!

Поначалу казалось, что Говард и на этот раз никак не отреагирует на наши увещевания, но он все-таки отвел свет лампы от лица Махоуни и направил его в море.

– Теперь нормально?

– Да, – ответил Махоуни. – Но, ради бога, не наводите больше на нас свет лампы. Это все равно, что выстрелить в Крэйвена, – он повернулся и посмотрел на меня. – Пойдемте!

Мы бросились к судну. Шторм (тем временем я все больше убеждался в том, что это был отнюдь не обычный шторм) с удвоенной силой набросился на нас. Я видел, как вовсю метались и шлепали по воде канаты, удерживающие судно возле пристани, и слышал, как борт со скрипом терся о камни набережной. Лампа в руках Говарда дергалась во все стороны. Ему, должно быть, с большим трудом удавалось удерживаться на ногах, находясь на безумно пляшущей палубе.

Махоуни большими шагами приблизился к судну, сжался, как пружина, и затем, ни секунды не колеблясь, прыгнул на палубу. Я сделал то же самое, но не удержался на скользкой палубе, потерял равновесие и упал. Раздался испуганный возглас, и лампа в руках Говарда стала поворачиваться, направляя свой луч ко мне.

Снова раздался чей-то возглас. Я увидел, как к Говарду метнулась тень, затем послышался звук, похожий на удар. Говард выругался, лампа выскользнула из его рук, упала на пол и погасла.

– Вы что, совсем спятили? – крикнул Махоуни. – Я же сказал: никакого света, черт вас побери!

Гневно тряся головой, он отступил на шаг назад. Говард, чертыхаясь, ползал по палубе на четвереньках, пытаясь найти уроненную лампу.

– Он прав, Говард, – поспешно сказал я. – Я тебе все объясню, но…

– На это нет времени, – грубо перебил меня Махоуни. – Нам нужно зайти в каюту или куда-нибудь еще, и побыстрее. Шторм усиливается.

Он повернулся, помог мне встать на ноги и указал кивком головы на каюту.

– Зайдите вовнутрь и зашторьте окно, – приказал он Говарду. – И погасите все лампы.

– Сделай это, Говард, – добавил я.

Говард секунду-другую озадаченно смотрел то на меня, то на Махоуни, затем повернулся, распахнул дверь и, согнувшись, зашел в каюту. Потухшую лампу он прихватил с собой.

Судно содрогнулось под ударом очередной мощной волны, а рев бури стал еще громче, хотя мне до этого казалось, что громче уже некуда. Вдруг хлесткий удар грома на секунду заглушил шум волн, затем послышался электрический треск, и пронзительно-белая молния осветила море, отразившись в нем, как в зеркале.

Я даже не успел крикнуть от испуга. Махоуни, чертыхаясь, схватил меня за плечи и так толкнул, что я буквально влетел в раскрытую дверь каюты. Словно в какой-то ужасной галлюцинации, я увидел и свою тень, и искаженную тень ДОИСТОРИЧЕСКОГО ГИГАНТА, пытавшегося схватить меня извивающимися щупальцами. Однако, как только я влетел в дверь, его тень словно распалась на части и исчезла. Оглушенный падением, я стал шарить руками по сторонам, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но тут же вскрикнул, получив от Махоуни еще один толчок, в результате чего я скатился вниз по лестнице. Я услышал, что Махоуни поспешно захлопнул за нами дверь.

Кто-то схватил меня за плечи, поднял на ноги и оттащил от входа. В полумраке я различил очертания фигуры Говарда, а возле него – Рольфа (уж его-то фигуру трудно было не узнать даже при еще худшей видимости).

Снаружи сверкнула очередная молния. Ее свет пробился даже сквозь плотные занавески, которыми Говард закрыл оба иллюминатора, и озарил каюту бледным голубоватым светом, образовавшим тени. Я услышал испуганный возглас и почувствовал сильный толчок между лопаток, от которого я отлетел к Говарду и Рольфу. Вновь появившиеся тени щупальцев потянулись ко мне. Моей щеки коснулось что-то одновременно и ледяное, и жгучее, а воздух в каюте мгновенно стал спертым. Я почувствовал жадные торжествующие вздохи некоего существа. Сколько же времени будет светить эта молния?Я зашатался, упал и инстинктивно откатился в сторону. Затем, выставив в защитном жесте руки перед лицом, я забился в угол помещения – туда, где спасительный полумрак был гуще, а стало быть, это существоне могло до меня добраться.

Свет молнии наконец-то погас, и каюта снова погрузилась в темноту. Судно по-прежнему ходило ходуном под ударами волн и порывами ветра, но самое худшее было уже позади. По крайней мере, так казалось в этот момент.

Удивленный возглас заставил меня вздрогнуть. В каюте почти ничего не было видно, но я все же различил, что прямо передо мной сцепились две фигуры, и не требовалось большой фантазии, чтобы понять, что происходит.

– Отпусти его, Рольф, – сказал я. – Пожалуйста.

Рольф буркнул что-то нечленораздельное, резко выпрямился во весь рост (отчего тут же громко стукнулся головой о потолок каюты), подняв при этом Махоуни в воздух как игрушку. Махоуни сдавленно охнул и стал сучить ногами.

– Отпусти его, Рольф, – повторил я. – Он не причинил мне никакого вреда, наоборот, спас мне жизнь. А, возможно, и вам тоже.

– Хорошо, – буркнул Рольф.

Его руки, сжимавшие горло Махоуни, разомкнулись, и тот стал жадно хватать ртом воздух. Рольф, удерживая его за шиворот, на этот раз только одной рукой, и не мешая ему дышать, подтащил его к себе и ткнул свой увесистый кулак ему в лицо.

– Скажи спасибо этому юноше, что я не проломил тебе череп, – пробурчал он. – Но если ты не дашь мне вразумительных пояснений, какого черта ты…

– Рольф! – сердито сказал Говард. – Отпусти его.

Рольф, немного поколебавшись, отпустил воротник Махоуни и с разочарованным вздохом отступил назад. Махоуни, тяжело дыша, прислонился к стене, потер руками горло и закашлялся.

– Вы… таким вот образом… приветствуете… всех своих друзей? – выдавил он из себя.

Говард тут же отреагировал на его слова:

– А, может, раз уж мы друзья, вы нам все-таки поясните, что означает ваше вторжение? – спросил он резким тоном.

– Он на нашей стороне, Говард, – вмешался я. – Думаю, мы можем ему доверять.

Говард гневно повернул голову в мою сторону. В темноте трудно было разглядеть выражение его лица, но я все-таки увидел, что оно было очень напряженным.

– Доверять? – переспросил он. – Черт побери, что это ты себе вообразил? Сначала ты, ни слова не говоря, исчезаешь в неизвестном направлении, а затем так же внезапно появляешься в компании с каким-то незнакомцем, и при этом требуешь, чтобы…

– Дайте мне свою лампу, – попросил Махоуни.

Говард на секунду уставился на него:

– Лампу? Зачем?

– Будет быстрее, если я вам просто продемонстрирую, почему я здесь, – пояснил Махоуни. – У нас нет времени на долгие разговоры. Пожалуйста.

Говард, еще некоторое время поколебавшись, повернулся и поднял с пола лампу. Махоуни молча взял ее у него из рук, отвернулся и чиркнул спичкой, стараясь при этом заслонить своим телом свет пламени.

– Ваш плащ, – потребовал он.

Говард раздраженно покачал головой, громко вздохнул и медленно стянул с себя черный водонепроницаемый плащ. Махоуни тщательно обмотал плащ вокруг лампы так, что не пробивалось и лучика света, затем обернулся и указал на меня.

– А теперь смотрите, Лавкрафт, – сказал он. – Внимательно смотрите.

Прежде чем я понял, что он собирается сделать, он отбросил плащ в сторону и тут же проворно повернул фитиль лампы так, что ее пламя погасло. Свет лампы горел не более секунды. Но этого было достаточно, чтобы – пусть даже всего на мгновение – в каюте стало светло как днем.

Этого было также достаточно для того, чтобы Говард увидел искаженную тень, пытавшуюся своими извивающимися щупальцами дотянуться до меня.

– Так вот в чем дело, – пробормотал Говард.

После этого он долго молчал. Он увидел ужасную тень так же хорошо, как Рольф, Махоуни и я, и это заставило его на несколько минут задуматься. Тем временем Рольф (прагматичный, как всегда) и Махоуни разломали стол и заколотили его досками окна. В небе все чаще сверкали молнии, но в каюте теперь стало так темно, что фигуры присутствующих были практически неразличимы. Я, тем не менее, продолжал сидеть, забившись в угол.

– Так вот в чем дело, – снова пробормотал Говард.

– Да, – тихо сказал Махоуни. – Надеюсь, вы теперь поняли, насколько все серьезно.

Я не мог видеть, что делал Говард, но по издаваемым звукам я понял, что он ищет стул.

– Полагаю, я должен перед вами извиниться, – тихо сказал Говард. – И за Рольфа тоже. Сожалею, что все так получилось, мистер…

– Махоуни, – ответил тот. – Флойд Махоуни. Но вам не нужно извиняться. Я рад, что у Роберта такие верные друзья.

– Махоуни? – в голосе Говарда появилась новая нотка, похоже, он насторожился. – Ваше имя мне кажется знакомым. Я… – он помолчал некоторое время, затем, выпрямившись, впился взглядом в Махоуни, все еще стоявшего возле стола. – Я уже слышал ваше имя.

Махоуни тихо засмеялся:

– Вполне возможно. Я, видите ли, давненько живу в Дернессе. А вы переговорили почти со всеми, кто знает побережье.

Говард покачал головой.

– Дело не в этом, – сказал он. – Я слышал ваше имя как раз сегодня – от некоего Бенсена.

– Это мой приятель, – заявил Махоуни.

– Он сказал, что вы погибли, – продолжал Говард. – Он говорил, что сам видел, как вы тонули, мистер Махоуни. Он пытался этим меня шантажировать.

Махоуни презрительно фыркнул.

– Бенсену не по зубам кого-нибудь шантажировать, – сказал он. – Он – всего лишь жалкая алчная крыса.

– Вы странно отзываетесь о человеке, которого считаете своим другом, – как-то чересчур спокойно сказал Рольф.

– Вы так и не ответили на мой вопрос, – настойчиво произнес Говард.

Махоуни покачал головой, шумно вздохнул и некоторое время молчал.

– Ладно, – наконец сказал он. – Быть может, мне следует сказать вам правду. Хотя у нас нет времени на долгие разъяснения. Роберт в опасности. И не только он.

Махоуни начал нервно ходить взад-вперед, затем остановился.

– Человек, которого Бенсен знал как Флойда Махоуни, действительно утонул прямо на его глазах, – продолжал Махоуни. – Он вас не обманул, мистер Лавкрафт.

– Но вы не очень-то похожи на мертвого, – сказал Говард.

Махоуни засмеялся.

– Я, конечно же, не мертв, можете не сомневаться, – сказал он. – Но я и не Махоуни. Я просто использовал его, когда он оказался под рукой, а мне очень срочно потребовалось чье-нибудь тело.

– Кто же вы тогда? – спросил я.

Я почувствовал, что мой голос звучит очень странно. Он дрожал. Я вдруг осознал, что и так знаю ответ.

И что он вселяет в меня панический страх.

Махоуни медленно повернул голову и посмотрел на меня. Несмотря на практически полную темноту, я почувствовал его насмешливый взгляд.

– А ты этого не знаешь, Роберт? – спросил он.

Я хотел ответить, но не смог. К моему горлу подступил комок.

– Ты ведь это знаешь, да? – еще раз спросил он.

– Черт возьми, что это за театр? – раздраженно спросил Говард. – Кто вы?

– Он – твой друг, Говард, – тихо сказал я. – Этот человек – Родерик Андара. Мой отец.

Буря и не собиралась утихомириваться. В течение последних нескольких часов она бушевала все сильнее и сильнее. Бенсен раньше даже не предполагал, что бывают такие сильные бури. Вначале казалось, что это обычная непогода, но постепенно образовался мощный ураган. Он обрушился на побережье и вздымал в море трехметровые пенистые волны, одна за другой накатывавшиеся на берег.

Бенсен отчаянно цеплялся за скалу. Его пальцы онемели от холода и напряжения, и он чувствовал, что с каждой минутой становится все слабее и слабее. Буря, словно огромный невидимый кулак, придавливала его к скале, а волны, ритмично бьющиеся о скалу, заставляя ее содрогаться, словно под ударами огромного молота, наоборот, пытались сбросить его в море. Бенсен чувствовал, что долго так не выдержит. В этот раз он, пожалуй, зарвался.

Эта мысль вызвала у Бенсена приступ прямо-таки детского упрямства. Он ведь почти достиг своей цели! Это же был самый большой шанс в его жизни, один-единственный шанс, который мог кардинально изменить все, предоставив ему возможность уехать из этого захолустья и жить припеваючи в каком-нибудь большом южном городе… «Черт побери, – подумал он, – неужели все так и закончится ничем?» На его глазах погиб один из его друзей, он сам прибег к шантажу и даже совершил убийство, а теперь он, дрожа от холода и смертельной усталости, цеплялся за узкий выступ скалы, чувствуя себя беспомощным перед гневом природы, и ждал своей смерти.

Перед этим он еще раз сходил в гостиницу, чтобы снова переговорить с Филлипсом. Но Филлипса там уже не было. От портье Бенсен узнал, что Филлипс уже уплатил по счету и покинул гостиницу.

Узнав об этом, Бенсен весь аж затрясся от гнева. Ему стало понятно, что задумал Филлипс: осознав, что Бенсен теперь сможет его шантажировать так, как ему, Бенсену, только в голову взбредет, он решил упредить его. Каким-то образом все-таки выведав, где лежат обломки судна, Филлипс, наверное, немедленно направился туда, чтобы завладеть сокровищами еще до того, как снова появится Бенсен и выставит свои очередные требования.

Так тогда подумал Бенсен. И он тут же, вскочив на лошадь, прискакал обратно к побережью и спустился по скалам к морю, чтобы здесь дожидаться появления Филлипса и двух его спутников.

Но Филлипс так и не появился.

Вместо этого начался шторм, причем так быстро, что Бенсен не успел взобраться по скалам в безопасное место.

Набежала новая волна. Она гневно обрушилась на прибрежные утесы, чуть было не смыв Бенсена. Его окатило ледяной водой, от которой пальцы рук еще больше онемели. Когда волна стала откатываться назад, пытаясь утащить его за собой в море, он почувствовал, что напряжение в мышцах стало просто невыносимым. Его правая рука, не выдержав, соскользнула с выступа скалы, за который она цеплялась. Бенсен поневоле отпрянул от утеса, завис на мгновение в немыслимом положении над каменным карнизом и отчаянно завопил, но его крик утонул в шуме шторма, похожем на дьявольский хохот.

Бенсен полетел вниз. Еще до того, как он плюхнулся на белый прибрежный песок, накатилась новая волна, смягчив его падение, но тут же с силой ударив его о скалу.

Бенсен инстинктивно раскрыл рот, чтобы крикнуть, но он был уже под водой. Он ударился головой о камни, из его легких вышибло воздух, и он на секунду потерял сознание. Волна, закружив его в водовороте, затем игриво приподняла его тело и потащила за собой в море. Бенсену показалось, что его легкие вот-вот разорвутся. Он почувствовал, что грудная клетка через секунду буквально взорвется, и желание глотнуть воздуха стало просто необоримым. Но он знал, что стоит ему сейчас открыть рот – и он тут же захлебнется.

С силой, какой он от себя не ожидал, Бенсен перевернулся в воде, яростно сопротивляясь ее давлению, и все-таки сумел вынырнуть. Отчаянно глотнув воздуха, Бенсен снова перевернулся и расставил руки, готовясь к приходу новой волны.

Почувствовав, что его снова несет на скалу, Бенсен мгновенно среагировал. Решив больше не тягаться силой с волной, он нырнул и, повернувшись ногами в сторону скалы, попытался принять удар ногами. Его лодыжку пронзила острая боль. Волна не разбила его насмерть о скалы, что неизбежно произошло бы, если бы он не совершил свой последний маневр, но он почувствовал, что третью волну он уже не переживет.

Ему удалось еще раз поднять голову над поверхностью воды и глотнуть воздуха. Волна начала откатываться назад, в море, но за ней уже маячила новая волна – поблескивающая смертоносная стена воды, готовящаяся швырнуть его с размаху на скалы и убить.

И тут он увидел небольшую пещерку.

Это была всего лишь узкая треугольная трещина в скале, наполовину скрытая водой и почти незаметная – словно тень. Страх и отчаяние придали Бенсену новых сил. Он тут же отреагировал, изо всех сил рванувшись по поверхности воды вперед и вправо.

Он почти доплыл до цели. Почти.

Прибой швырнул его, как щепку, к скале и втолкнул, словно пробку, внутрь пещерки. Бенсен почувствовал, что его левая рука в чем-то запуталась. Его крик потонул в реве ледяной беснующейся воды, вталкивающей его все глубже в щель. Он заскользил дальше, его лицо чиркнуло о камень, что-то уперлось в грудную клетку. Затем сила напора волны стала ослабевать, и Бенсен, еще раз стукнувшись обо что-то, замер.

Он уже почти не был способен о чем-либо думать, но где-то в глубине его подсознания еще теплилась воля к жизни. А может быть, это инстинкт подсказывал ему, что сейчас нужно во что бы то ни стало приподняться и ползти поглубже в пещерку, подальше от входа в нее.

Когда накатилась следующая волна, он был уже в безопасности. На него снова обрушилась вода, оторвав его от дна пещерки, но сила волн здесь была уже не та. Бенсен продвинулся еще глубже, уткнулся своим искаженным от боли лицом в плоский каменный выступ и замер.

Он не потерял сознание полностью. Бенсен находился в состоянии некоего транса, как раз в той пограничной зоне между сознательным и бессознательным состоянием, в которой есть только боль, тошнота, а еще упрямая воля к жизни, противостоящая боли и позволяющая организму выжить.

Буря вроде бы мало-помалу стала стихать, и не так уже терроризировала побережье, а еще чуть позднее измученный Бенсен поднял голову и посмотрел опухшими и лишь наполовину открытыми глазами на выход из пещерки.

Ураган все еще бушевал над морем, а небо раздирали сверкающие зигзагообразные молнии. Однако звук грома был каким-то странным: он превратился в затяжное вибрирующее завывание и напоминал доносившуюся издалека канонаду артиллерийских орудий. От этих звуков содрогались и земля, и море.

Что-то в природе было не так, как обычно.

Прошло некоторое время, прежде чем к затуманенному сознанию Бенсена вернулась способность мыслить, и еще больше времени понадобилось для того, чтобы Бенсен осознал, где он и что с ним.

Он вспомнил о буре. Ураган продолжал свирепствовать, быть может, еще более люто, чем прежде, но здесь, перед выходом из пещерки и возле берега, на котором он находился до того, как начался шторм, море почему-то стало спокойным.

Бенсен попытался приподняться, однако ноги не смогли выдержать вес его тела, и он снова рухнул на каменный выступ. Он застонал и несколько секунд пролежал неподвижно, вдруг почувствовав, как много на его теле ран и ссадин.

Однако через некоторое время он снова попытался приподняться, отчаянно напрягая не желающие подчиняться мускулы. На этот раз ему удалось, пошатываясь, встать на ноги. Неуверенно ступая и держась руками за стену пещерки, он стал продвигаться к выходу.

Ураган над морем бушевал все с тем же неистовством. Молнии одна за другой разрезали небо сверкающими бело-голубыми кривыми линиями, а земля, казалось, вздрагивала под глухими ударами грома. Но прямо перед ним, вдоль узкого серповидного участка побережья, море было спокойным, как в тихий летний день.

Бенсен уставился на эту неправдоподобную картину со смешанным чувством ужаса и удивления. Буря продолжалась, но в каких-нибудь пятидесяти ярдах от него пролегала ровная, словно проведенная под огромную линейку, линия, за которой спокойные маленькие волны медленно и плавно набегали на берег…

И вдруг…

И вдруг море начало бурлить.

Но причиной этому бурлению был уже не шторм и не прибой. На поверхности воды появились большие маслянистые пузыри, переливающиеся всеми цветами радуги, затем заиграли небольшие водовороты, от поверхности воды стала подниматься серая дымка и, наконец, в глубине зашевелилась огромная серая тень…

В первый момент Бенсен подумал, что это кит, которого штормом отнесло к берегу, и он оказался в этой маленькой бухте, но затем Бенсен заметил, что тень уж слишком большая для кита. Шевелящееся в глубине моря существо было по размерам больше морского судна и занимало почти всю бухту, как будто вдруг ожило само дно морское.

Вода продолжала бурлить. Пузыри, все увеличивающиеся в размерах, лопались со все возрастающей скоростью, и ветер донес до Бенсена странный приторный запах. Затем вода начала буквально клокотать, и что-то гигантское и темное, взбивая пену, стало перемещаться в глубине воды.