Текст книги "В движении вечном (СИ)"
Автор книги: Владимир Колковский
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)
В первой задаче он отыскал довольно скоро. И это действительно была никакая не ошибка, а механический ляп, который, однако, привел к неправильному ответу. Ладно, пускай, но вот вторая задача! – вторая задача была решена верно. Она была "загрейзана" путаными исправлениями, но решена была верно – Игнат проверял и проверял раз за разом, но это было именно так.
Кроме того, теперь эта задача казалась ему очень знакомой, ведь за последние месяцы он перерешал без счета задач из всевозможных учебников и пособий.
Где-то, где-то... Где-то он ее уже видел.
Игнат принялся лихорадочно ворошить пособия... и! Вскоре обнаружил в одном из учебников именно эту задачу. С замиранием сердца открыл он учебник в конце...
– Да... твою мать! – вырвался разом нутряной звериный крик.
И точь-точь в этот миг, как по команде, распахнулась настежь входная дверь, и целая делегация скоро заполнила комнату. Это были сплошь возрастные мужчины, мужчины представительные в строгих костюмах и галстуках во главе с комендантом общежития. Заступив несколько шагов за порог, передние выдвинулись почти на середину крохотной комнатки, ошарашено взглядывая на одинокого крикуна:
– Что происходит?! Мо... молодой человек, вы тронулись, с ума вы сошли?
"Это что еще?! Кто? Откуда?" – сидя на кровати, точно также ошарашено взглядывал снизу вверх и Игнат.
А было "это"... Как оказалось впоследствии, это была очередная плановая проверка из ректората, которая по какой-то дикой нелепой случайности совпала с его душераздирающим матерным воплем.
– Все общежитие на уши, так кричать! – приступил строго комендант, мужиковатый малый из студентов постарше. – Факультет, курс, группа?.. Ваш пропуск, пожалуйста.
Но Игнат уже полностью пришел в себя, и тотчас ринулся в бой. Под впечатлением того, что увидел в конце задачника, он заговорил в ответ убежденно, почти яростно, выплескивая разом океаны эмоций. Теперь его состояние было сродни аффекту, когда от былого безразличия не осталось и следа; теперь на его стороне был праведный гнев, и это теперь был его козырь. Теперь у него в руках был весомейший козырь, обозначенный красным на белой бумаге, а значит тот козырь, который возможно вполне конкретно предъявить.
Он говорил о Кругловой и пересдаче, тыча всем сразу и каждому по отдельности исписанные листки, тыча перечеркнутую красным задачу. Показывал точно такую же задачу в учебнике, отворачивал тут же ответ, тыча пальцем в книжные цифры, совпадающие с абсолютной точностью с перечеркнутыми красным.
Он говорил столь несуразно и сбивчиво, что совершенно невозможно было толком понять, но эти взрослые ученые мужи с высокими научными степенями, все-таки, поняли.
Они поняли главное.
Они поняли, что этот взбалмошный странный паренек говорит несуразно и сбивчиво, но искренне! Они поняли, что заорал он вот так не позволительно для советского студента вовсе не спьяну, а потому, что на грани. Они увидели ложь и ложь чудовищную, ложь ту самую, от которой и вправду завоешь.
За этот матерный истошный вопль его запросто могли и отчислить по докладной, но Игнат в итоге отделался лишь смешным наказанием. И смешным уже потому, хотя бы, что произошло оно уже после того, когда все повернулось. По распоряжению коменданта он отделался лишь двухчасовой уборкой прилегающей территории вокруг своего небольшого общежития.
* * *
И в тот же день вечером была последняя консультация перед экзаменом.
Проходила она в обыкновенной аудитории для практических, небольшой, но светлой, с большими окнами. В помещении из предметов выделялась особо размерами на передней стене ученическая темно-зеленая доска, к которой примыкал близко письменный преподавательский стол. А далее располагались в два ряда столы, разделенные по середине широким проходом.
Ребят пришло десятка два, и все они, как по команде расположились тесной группой в одном ряду напротив преподавательского стола. И только Игнат в единственном числе присел в соседнем ряду с краю. Это получилось как-то само собой, вне какого-то определенного замысла или желания подчеркнуть свою ситуацию. Желание сейчас было одно, желание всеохватное, и он был сейчас, как бы, под непроницаемым колпаком из этого желания. Он был собран предельно, погружен в себя полностью, не замечая ничего вокруг, не заговаривая ни с кем. Да и ребята знали и не беспокоили, бросая иногда сочувственные взгляды.
Галина Максимовна вошла как всегда живо, легкой упругой походкой. Окинув быстрым взглядом аудиторию, попридержала внимание на одиноком сидельце, и легкое недоумение проскользнуло на ее всегда приветливом, с мельчайшим налетом улыбки лице. Но вначале она ничего не сказала.
Затем она обратилась к ребятам с предложением начать, и консультация двинулась своим чередом. Первым задал вопрос Лебединский Андрей, вопрос малопонятный большинству здесь присутствующих. Внимательно слушая, он несколько раз просил пояснений по ходу ответа. Потом аналогично спрашивали еще несколько девчонок.
На этом серьез и закончился, поскольку далее в игру вступили Серега Гончар и еще некоторые ему подобные стратеги. Вопросы этих ребят, заученные наизусть, задавались исключительно с целью психологического эффекта: ага, мол, раз спрашивает с умным видом, кивает походу ответа в такт, значит, хоть что-то да рубит. На это действо ушло еще минут сорок.
И только когда вопросы прекратились полностью, Галина Максимовна спросила сама, бросив заинтересованный взгляд в сторону одинокого сидельца:
– А вы?.. Вот так, в сторонке от всех и молчите.
Она улыбнулась и, как показалось Игнату, весьма доброжелательно.
– У меня три незачета в ведомость, – воодушевившись внутренне, но очень сдержанно отвечал он.
– Т-так... а кто вел практические?
– Круглова. Галина Максимовна, мне... не понятно. Вот посмотрите.
И он решительно выдвинул вперед свой "козырный" листок.
– Посмотрите, пожалуйста, это с последней сдачи. Вот, задача решена, а все равно... красным крестом! Не понимаю.
Галина Максимовна подошла к его столу. Взяв в руки листок, внимательно просмотрела. Отложила в сторону. Каким-то другим, особенным взглядом снова посмотрела на него.
Теперь ее лицо было строго. Наконец, деловито и просто она сказала:
– На экзамен жду вас к самому началу. Заходите в первой пятерке, занимаете место напротив.
3
– Безалаберный вы человек, Горанский!
С уходом Кругловой (а, исполнив свою необходимую роль, она ушла из его жизни навсегда) Игнат почувствовал поворот. Почувствовал решительную перемену, и почувствовал снова на уровне того, что мы называем интуицией, но интуиция эта теперь была противоположно иная. Ведь последних полгода он был фактически на удавке, не представляя как вырваться, он был во власти безжалостной хищницы, наметившей неумолимо очередную жертву... Но теперь ее судьбоносная роль завершилась. Забавы «детские» "нашли свое исчерпывающее отражение в забавах «взрослых», действие нашло свое противодействие, исток завершился исходом. До катастрофы оставался лишь шаг.
Главная стержневая линия судьбы подверглась жесточайшему испытанию, но он сражался, сжимая кулак до конца, и теперь на его главную жизненную линию выступили другие люди. Выступили люди по своей внутренней душевной сути с настроем на благо.
И именно эти люди теперь определяли его интуицию.
* * *
На физфаке тянуть билет в первой пятерке обычно шли наиболее подготовленные студенты. Стратеги и оболтусы предпочитали не спешить. Очень уж важно было сначала прощупать основательно само настроение экзаменатора, определиться окончательно, а стоит ли вообще сегодня сдавать? И не лучше ли заручиться тем или иным способом уважительной причиной на неявку – наподобие того же игнатова «хронического тонзиллита».
Также очень существенно было и выждать освобождающееся в аудитории удобные местечки по-скрытней, чтобы в подходящую минутку задействовать "шпоры", а в случае особой удачи и "бомбы". Так назывались написанные заранее отдельные листки с готовыми ответами, припрятанные пачкой где-нибудь за пазухой.
"Бомбить" на последнем экзамене предполагали многие. И хоть сам процесс производства фактуры был до тошноты утомителен, но дело того стоило. В особенности, если преподаватель по сторонам особо не приглядывался; было это весьма актуально и в данном конкретном случае, когда экзамен был самый мутный за сессию, а может быть даже и за все пять лет учебы, поскольку это был самый первый такой экзамен.
Ребята из тех, что покрепче, больше держались за книги с конспектами, проглядывали вновь и вновь выборочно страницы, расположившись поодиночке где-нибудь в уголке. Зато стратеги и оболтусы были всегда на виду. Они суетились неустанно у входных дверей, подсматривали в узенькую щелочку, занимали очередь на освобождавшиеся "клевые" местечки... Делились живо очередной порцией новых впечатлений, перебирая без устали в потайных местечках свои домашние заготовки.
На свое желание Игнат, конечно же, ни за что не полез бы отвечать в первой пятерке. Но сейчас ситуация была особая, сейчас выбирать не приходилось. Также в отличие от других ребят не пришлось и тянуть билет. Галина Максимовна сразу усадила его прямо перед собой на ближний стол, затем протянула листок с практическим заданием. Всего на листке было четыре задачи. Игнат просмотрел рядок условий в целом и, не отметив особых проблем, уже относительно спокойно взялся за работу.
Какое-то время в аудитории было тихо. Ребята готовились сосредоточенно. Кто-то держал ручку в глубокой задумчивости, а кто-то выводил неторопливо или наоборот спешно нужные строчки-формулы на своих экзаменационных листках. За входной же дверью, судя по разговорному, приглушенно слышному фону и отдельным возгласам страсти кипели по-прежнему.
– Пошел, пошел! – донеслось вдруг хорошо слышно голосом Сереги Гончара. – Первая ласточка.
– Никак Лебединский?
– Он самый. А че Андрюхе резину тянуть, когда пятак по любому.
Игнат немного подвинулся, освобождая первопроходцу свое место напротив Галины Максимовны. Поглядывая изредка в лежащий передним на столе исписанный листок, Андрей немедленно начал ответ. Говорил он отнюдь не бойко, но он и не говорил так никогда. Он говорил слегка надтреснуто, размеренно, словно размышляя по ходу, однако с какой-то непоколебимой уверенностью. Это внушало, да и говорил-то он четко, внятно, по делу, говорил своими словами, на своем собственном языке, как никогда не говорят по списанному или читают "бомбу". Галина Максимовна слушала ответ внимательно, не останавливая, обходясь без пояснений, лишь сопровождая время от времени неторопливый словесный поток информации едва слышным, поощрительным "та-ак, та-ак..."
– Так! – сказала она гораздо громче и решительней, когда он, наконец, закончил ответ по билету. – Хорошо, теперь такой вопрос. Теорема...
Дополнительный вопрос был не прост, но Андрей отвечал, как и прежде уверенно, четко, может быть лишь чуть более размеренно.
Задавать вопросы еще, был ли смысл? – Галина Максимовна решила, что не стоит. Со всей очевидностью здесь обозначился уровень, то есть как раз тот случай, когда с оценкой все ясно, и притом почти с самого начала.
Затем пришел черед девчат.
Второй на освободившееся место рядом с Игнатом подсела тотчас Семенкова Оксана. Она отвечала по билету солидно, без видимых волнений, даже очень знакомо на внешний взгляд. Она отвечала по билету так, как по обыкновению отвечает урок школьная записная отличница. Вообще, эта девушка заметно выделялась на курсе своей солидностью, взрослостью, причем даже внешне. Игнат даже принял ее за преподавателя, когда впервые увидел среди студентов. Помнится, он тогда только зашел в лекционную аудиторию, занял место вверху; до звонка оставалось еще минут пять, но за преподавательским столом уже находилась некая незнакомая особа женского пола. Она была высока ростом, круглолица, крупного телосложения, волосы ее были собраны в объемную круглую бабетту, как у солидной взрослой женщины. Стоя за преподавательским столом, она говорила с ними студентами, как говорят иногда взрослые с детьми, по-особенному наклоняя голову то в одну то в другую сторону, сопровождая эти жесты характерными паузами и соответствующей речевой интонаций.
"Верно, кто-то с кафедры объявление делает", – подумалось тогда Игнату, и он был удивлен, удивлен донельзя, когда выяснилось, что это тоже студентка! – а именно староста их курса Семенкова Оксана, и она тоже только после десятого.
В полном соответствии с высокой ответственной должностью Оксана была прилежной обязательной студенткой. Однако и известной "стратегии" не чуралась при случае. Так, некоторые преподаватели на физфаке очень любили по ходу чтения лекции вдруг сделать коротенькую паузу, внимательно вглядываясь в лица слушателей, как бы ожидая подсказки. В последствии на экзамене они явно благоприятствовали своим наиболее активным помощникам, и особенно выделялась в этом смысле на лекциях именно Семенкова Оксана.
– Секи, секи! – толканул однажды резко Игната Серега Гончар, его обычный сосед сбоку. – Вишь, как девчонка орудует?.. Вот так и надо работать, учись.
Лекция тогда проходила, как и обычно, в большой аудитории с поднимающимися вверх, широкими рядами. Они сидели на два ряда повыше, и отсюда было прекрасно видно, что у Оксаны на столе имеется сразу две общие тетради. В одну из них она аккуратно записывала, конспектируя лекцию, а в другую раскрытую, что лежала чуть повыше и сбоку, в нужный момент лишь подглядывала, тотчас "подсказывая".
Было известно, что Галина Максимовна принадлежит к особым любителям такого рода ведения лекций, примечая по ходу своих наиболее активных помощников. Неудивительно, что она и сегодня вполне благоприятствовала ответу обычно самой заметной из них. Впрочем, Галина Максимовна вообще предпочитала не вступать во время ответа, не прерывая по мелочам, поэтому отвечать ей было всегда комфортно, без излишней путаницы в отличие от тех нередких случаев, когда тебя прерывают по ходу ответа непрестанно. Аналогично первому ответу обошлось без остановок с той лишь несущественной разницей, что теперь словесный поток струился приметно бойчее, а экзаменатору куда чаще доводилось вставлять между фразами свое обычное, поощрительное "та-ак, та-ак..."
Далее снова, словно по установленному заранее регламенту последовали дополнительные вопросы. Их в данном случае оказалось побольше, но и попроще. Возможно, поэтому и на этом важнейшем этапе опроса Оксана отвечала уверенно, как наизусть, без особых проблем продвигаясь к желанной высшей записи в экзаменационной линеечке.
В итоге никаких проблем у нее так и не возникло, но вот следующей девушки... Следующей место напротив экзаменатора заняла Марина Романова, и вот тут совершенно неожиданно на сцену выдвинулся бывший избранник.
К этому времени Игнат уже закончил свою работу. Ему виделось, что вполне успешно, и теперь он с волнительным нетерпением ожидал своей очереди, наблюдая с невольным интересом за событиями, что происходили рядом.
Здесь необходимо пояснить, что последние месяцы прошли для него далеко не бесследно. Забросив все на свете, решая неимоверное количество математических задач, разбирая их детально, он довольно много постиг и в теории. Понятное дело, что, не имея ни какой возможности для серьезной подготовки, он и сейчас был по нулям в громоздких многостраничных выводах, но основные понятия и определения знал. Знал, пускай и не наизусть, но объяснить мог своим языком и довольно толково.
Между тем, Галина Максимовна задала Романовой очередной дополнительный вопрос. Задала как раз на "понятие", и вопрос этот показался Игнату до обиды простым. "Эх, и почему я не на месте Маринки!" – невольно подумалось то, что обычно и думается в подобных случаях.
Понятно, что вследствие легкости собственного восприятия он ожидал услышать четкий и скорый ответ, однако к его удивлению девушка в начале замялась, а затем и вовсе замолчала.
"Ну вот, на пятерку решается, и не знает!" – снова с досадой отозвалось внутри.И, наверняка, соответствующей тенью пробежав по лицу, потому как...
– Я вижу, Горанский знает? – словно прочитав его мысли, внезапно отреагировала Галина Максимовна.
Очевидное недоверие наряду с чем-то вроде любопытства проскользнуло в ее голосе.
В ответ он с замиранием сердца кивнул головой, но внешне это вышло даже с легкой усмешкой: мол, ну и что, мелочишка какая.
– А ну-ка, ну-ка!
Игнат даже растерялся от неожиданности, получив вдруг столь желанное разрешение. Но растерялся он лишь на секунды, а затем заговорил. Он говорил торопливо и немного сбивчиво, он говорил не по-книжному, но доводя своим словом лишь самую суть.
Он всегда так говорил в последнее время, но теперь время сменилось. И теперь его слушал не придавленный гнутый крючок, ждущий малейшей запинки, чтобы опять "гваздануть", теперь его слушали с очевидным настроем на благо. Его слушали с очевидным желанием видеть в ответе зерно без смехотворных ничтожных придирок, его слушали с желанием искренним, и искренность эта возносила наверх как на крыльях.
– Хорошо! – сказала Галина Максимовна и удивленно, и одобрительно, когда он закончил. – Хорошо, мы еще побеседуем, а теперь следующий по билету. Романова, вам четверка.
На место Марины рядом с Игнатом подсела давно поджидавшая свою очередь рыжеволосая толстушка Аннушка Тарасова. Слегка подрагивая пухленькими пальчиками, она разложила на столе в нужном порядке исписанные листки с подготовленными ответами. Еще раз взглянула внимательно. Наконец, по знаку экзаменатора вскинула рыжую с кудряшками голову вверх, и тотчас затараторила звучно, едва разборчиво, с невразумительной дикцией, как бы выговаривая фразы не до конца. Теперь Галина Максимовна вслушивалась особо тщательно; слегка прищурившись, она вслушивалась в каждое слово.
Игнат... Игнат в предчувствиях трепетных ждал.
И это пришло, это грянуло на третьем... или четвертом? – это грянуло снова на дополнительных.
Вопрос – пауза. Несколько неуверенных фраз, заминка, молчание... и взгляд! – его умоляющий, рвущийся взгляд.
– Ну-ка, ну-ка! – вновь, улыбаясь поощрительно, подхватывает Галина Максимовна.
И, спустя минуты, выслушав, берет в руки его исписанный листок.
– Безалаберный вы человек, Горанский! – восклицает внезапно.
И единым разом – зачет и экзамен.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ЗАЧЕМ ТЫ ТУДА ПРИЕХАЛ?
1
Субботний вечер
На каникулы в родной поселок Игнат приехал в состоянии близком тому, что он испытывал примерно полгода назад, когда получил на руки заветный почтовый листок о зачислении.
Он победил! – он победил, одолел в этой дьявольской схватке с безжалостной ведьмой. Он победил, одолел, а значит и выжил.
Правда, еще оставалась механика, тот самый пропущенный экзамен. Но неявка эта даже "хвостом" не числилась по-настоящему, ведь на руках было законное оправдание, то есть медицинская справка, добытая в смутные дни на неведомом до тех пор "тонзиллите". Впрочем, можно было попытаться проскочить и этот экзамен в последние дни с другой группой, учитывая в первую очередь на диво покладистый характер экзаменатора. Лектор по механике Валентин Дмитриевич, этот улыбчивый "дядечка" лет шестидесяти с добродушным круглым лицом на залысинах слыл на физфаке большим дофенистом и двоек почти не ставил.
Однако, как ни странно, именно последнее обстоятельство послужило наиболее весомым аргументом в пользу того, чтобы сейчас не сдавать.
– Ай, все равно, не должно быть проблем, – рассуждал примерно так Игнат. – Вон какая холява на механике! Даже конспектом дает пользоваться, ребята рассказывали.
Из этих вполне логичных рассуждений непосредственно следовало и решающее:
– Лучше забыть до поры. Все равно, как ни сдай, а с двумя трояками степуха не светит. Приеду с каникул, тогда и займусь.
Итак, взвесив трезво, Игнат решил просто сейчас отдохнуть. Отдохнуть, забыться, отдаться всецело овладевшему им сладостному чувству эйфории. Ведь повернулось мгновенно! – еще за день в этой темной, как склеп, цокольной аудитории, казалось, что грянул с концами и... разом!
Разом зачет и экзамен.
Он победил, и он выжил. Он остался в студенческом звании и теперь уже "по-настоящему", как достоин называться каждый студент, одолевший успешно первую сессию.
Стипендия? Досадно, нет слов, но тут куда лучше взглянуть по-другому. Вот вылет, положим, свершился, и что? – что в этих сравнениях двести рублей?
Дома вечером сели за стол.
В последние месяцы Игнат не бывал в поселке. И это понятно, слишком уж нависало всеохватной тяжестью то, о чем столь подробно описано в этой книге. По телефону, конечно, он названивал, однако, не вдаваясь совершенно в проблемы, стараясь не волновать. Смысл-то, какой, когда только от тебя и зависит.
Но вот теперь, когда завершилось счастливым концом, переполняя удачей всецело, теперь он не мог не поведать.
День был субботний.
Суббота есть первый выходной день после трудовой пятидневки, а это значит, что необходимо передохнуть, отойти от повседневных забот, можно слегка и расслабиться. Вот потому и хороши тогда эти "сто грамм", а в субботу они присутствовали на семейном столе традиционно. Но именно в этот день отец впервые, как взрослому налил и ему. Налил в небольшую хрустальную рюмочку.
И после третьей Игнат уже рассказывал. Рассказывал о своей, как ему сейчас представлялось, даже героической борьбе. Он рассказывал во всех подробностях, рассказывал восторженно, даже взахлеб. Он победил! – он сражался без памяти, боролся изо всех сил и он победил. Он победил, и он выжил, и это нельзя не понять.
И вот тут...
– Так чем ты туда приехал заниматься? – вдруг неожиданно, на полуслове перебил отец.
Он глядел пристально, криво улыбаясь, слегка прищурив один глаз.
Он глядел как раз тем взглядом, который был очень хорошо знаком Игнату. Он частенько наблюдал этот взгляд на гостевых домашних застольях, но тогда наблюдал этот взгляд со стороны. Не раз так случалось, что кто-то из гостей рассказывал, а отец вдруг перебивал на полуслове неожиданным вопросом или фразой, и тотчас же рассказ гостя начинал видеться совершенно с другой стороны. Вопрос или фраза эти всегда говорились коротко, но непременно с набором слов, интонацией, мимикой, жестами, неподвластным в данном случае даже гениальному писателю и артисту одновременно. После этого вопроса или фразы за столом наступала вдруг тишина... а потом взрыв смеха! – однако смеялись вокруг все, но только не сам рассказчик.
– Так чем ты туда приехал заниматься? – вдруг перебил неожиданно отец восторженный рассказ Игната.
Он глядел так знакомо, пристально, криво улыбаясь, слегка прищурив один глаз.
И после небольшой паузы он продолжил:
– Физикой или...х-х...
Он, конечно же, хотел досказать, но для этого сейчас необходимо было употребить очень грубое слово. Однако отец никогда не употреблял таких слов в присутствии домашних, и вследствие этого он притормозил, как бы подыскивая, и в итоге сорвалось похожее, но куда более мягкое слово:
– Так чем ты туда приехал заниматься? – вдруг перебил неожиданно батька. – Физикой или...х-херней?
* * *
И тотчас все прояснилось, встало на свои места.
Ошарашенный прямотой внезапного вопроса, Игнат осекся на полуслове. Он замолчал тотчас. Он ничего не ответил, он отвел взгляд в сторону. И в тот вечер он больше ничего не рассказывал.
Это случилось точь-в-точь, как тогда в раннем отрочестве после хоккейных побед, случилось в родном школьном "пазике". После грубоватого учительского "мо-оже..." – эйфория мгновенно рассеялась, в одно мгновение все встало на свои места.
Детские мечты. Мечты и реальность.
Романтика... Какая к черту романтика?
Открытия... Какие к черту открытия?
Он шалопай, сачок, двоечник, он "человек безалаберный"... Он борется не на жизнь, а на смерть со свихнувшейся ведьмой за ее жалкую закорючку.
Вот! – что такое его блистательная победа без восторгов взахлеб. Он покинул родной поселок на гребне, а оказался на дне, откуда далее путь только в пропасть.
2
Воздействие
Физическое тело после прекращения воздействия других тел движется свободно, по инерции. Для изменения в его движении необходимо внешнее воздействие, иначе говоря внешний толчок.
* * *
Вырвавшись и «победив», Игнат оказался как бы в свободном полете, по крайней мере, на время каникул. Ведь каникулы они для того и предназначены, чтобы забыться, вздохнуть свободно, отвлечься всецело от такого волнительного знакового события, каким является в жизни студента каждая сессия.
По дороге в родной поселок Игнат не думал о будущем вовсе. Ведь он уже ощутил себя мысленно в адовой пропасти, пережил в одночасье катастрофические последствия, и вдруг нежданное молниеносное освобождение! Именно, именно это сейчас было настоящее, и это надо было пережить сполна, этим необходимо было насладиться всецело.
Дальше? А дальше посмотрим.
Тем более, что впереди каких-то дремучих завалов не предвиделось. Последний зависший экзамен? – но это мелочь, Валентин Дмитриевич дяденька свойский, холява полнейшая. Трояк здесь верный, а больше и на фиг, коль уж стипендия плакала... А до следующей сессии еще целых полгода.
Такова была на тот момент текущая цепь рассуждений главного героя романа. Итак, со всей очевидностью его "свободный полет" продолжился бы и далее, продолжился как по инерции, непредсказуемо. Но уже в первый день каникул... В первый же день каникул состоялся тот самый вечерний субботний разговор.
И это было воздействие. Воздействие прямое, жесткое.
То воздействие именно, что не просто изменило слегка дальнейшее направление движения, оно перевернуло кардинально. Ошарашенный прямотой внезапного вопроса, Игнат осекся на полуслове, и в тот вечер больше ничего не рассказывал. Реальность по ту сторону победных восторгов охватила мгновенно, с предельной конкретностью перед выбором.
Итак, болтанка на дне, полеты над пропастью или... Что-то осязаемо поднялось внутри и неотвратимо определило дальнейшее.
Игнат размышлял вечер и ночь, и к утру твердо знал, что делать.
* * *
Через пару недель он уедет опять. Вернется туда за барьер, но он вернется другим. Вовсе не прежний полусельский мальчишка будет растерянно взглядывать, потерявши голову, в ошеломляющей новизне жизненной «рощицы». Он приедет в эту рощицу вновь, но уже осмотревшись, обжившись, набив синяки, зная не понаслышке, каковы здесь законы.
И он теперь знает, чем взять, и с чего начинать.
Но знать одно, а сделать совершенно другое. И потому Игнат больше ничего не говорил в тот вечер.
3
Твои годы
В мире Материальном действуют строгие законы, и нас совершенно не удивляет,что это так.
Но почему законы? Ведь мог быть и хаос. Или... ничего. Но Мир существует, и существует на строгих законах.
Почему законы эти именно такие, как есть? Ведь могли быть и другими, на другой основе, на неких других принципах.
Почему нет? И таких основ и принципов можно было "придумать" бесконечное множество... Почему нет?
Мы об этом не задумываемся, потому что эти законы видим и ощущаем с первых мгновений. Они "наши" родные изначально. Они таковы были и есть, и предполагать о других... зачем?
Зачем?
Ведь даже эти законы непостижимы до абсолюта в своем ускользающем неуловимом многообразии. Стремись, постигай абсолюты извечно, извечно дерзай и твори.
Теперь о Мире прозрачном, о Мире особом, в котором незримо присутствует дух.
Ты видишь здесь хаос? Мол, были и будем, коль солнышко светит, живи полюбому из "грязи да в грязь"... Но вот твои годы, вглядись и прислушайся.
Прощупай мгновенья, тогда говори.
КНИГА ВОСЬМАЯ
ВОСХОЖДЕНИЕ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ГАРМОНИЯ С МИРОМ
Говорить о судьбе как о конкретной реальности сложнее всего в годы юные, поскольку грядущее еще впереди. И что есть судьба? – это, по сути, некие каноны, четко обозначенные границы и рамки по жизни, ну а к чему нам границы и рамки в весенние юные дни?
Ведь даже помыслить тоскливо, что связан хоть как-то, когда кровь молода, кровь бурлит и ликует, кровь зовет на высоты, дерзай! Силы хлещут, волнуют, силы бьют через край, мы готовы объять времена и пространства, мы готовы поспорить и с Богом, и с чертом, и кто там еще. Нам не нужен никто, кровь и силы зовут на победы, мы мечтаем, надеемся, верим, потому что мы верим в себя.
Это юные годы, это время весны.
Но нет в Мире под солнцем извечной весны, соответственно и к нам неизбежно приходит другая пора. Приходит время раздумий о прошлом, время вспомнить былые мечты и юные помыслы. Приходит время оглянуться, спросить:
– Вот ты мечтал и стремился, и что?.. На закате что видишь в итоге?
Ты другой сейчас, твои силы и кровь нынче дышат покоем, но ты пожил немало, и много постиг. Сейчас твоя жизнь, как прозрачный кристалл у тебя на ладони – загляни и увидишь в ушедших изгибах прямую дорогу, увидишь лишь ты, а другим не дано.
Сколько нас, столько судеб, так сказано издавна. У кого-то кудрявых изгибов поменьше по жизни, у кого-то в полгода не счесть, хоть распиши в кружевах многотомных, а у кого-то вся жизнь на мгновенья... зачем?
Мгновенья... пустые? Зачем они были?
Жить в Мире этом мгновенья и снова... куда?
Кто-то судьбою своею доволен, мол, пожил и видел немало, любил и любили, оставил немало, немало достиг. Кто-то сетует, хнычет, а кто-то судьбу «проклинает», мол, выпало лиха, и мне-то за что?
Где смех, а где слезы... Зачем, почему?
Где гармония этого Мира?
Да и есть ли она? Красиво звучит, а вот с лихом, слезами – и как увязать?
Но ведь в том-то и дело, что жизнь наша не есть эпизод несуразный непонятно какого кино. Жизнь наша новая серия и то, что выпало здесь изначально, есть самое прямое следствие того, что было в сериях предыдущих. Там! – основные истоки того, что здесь личный удел и судьба.
Там и причины того, что ты здесь на мгновения, дни или годы большие, и ты скоро узнаешь, конкретно узришь.
Наша судьба есть непосредственный выход наших действ в Мирах предыдущих, закономерный исход. Аналогично и в нашем привычном Мире имеют место истоки, то есть наши поступки на каждом шагу. И если прижало по жизни – вглядись повнимательней в действа былые, наверняка и отыщешь исток.
Говорить о гармонии в подлинном смысле можно только в рамках единого Мира, в рамках глобального Бытия в целом.
Тут возникает важнейший вопрос.
Ответ на него давайте поищем в такой аналогии.Вот начало нашего привычного Мира, в котором сейчас существуем. Начало Вселенной, Большой взрыв. Были ли абсолютно равные условия в "самом начале "и для "всего"?
Нет! – и потому, как следствие, уже спустя мгновения каждая частица находит свое положенное место. Место вне каких-то "личных желаний", если бы, положим, эти желания у частицы в последствии и возникли. И потому каждая частица находится нынче именно там, где ей положено. Например, сейчас что-то в звездах, что-то в планетах, что-то в межзвездной пыли и т.д.
