Текст книги "В движении вечном (СИ)"

Автор книги: Владимир Колковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Во-первых, почему-то уж очень часто заедают манипуляторы. Их надо постоянно поддергивать руками, не для женских ручек это дело, тут бы и мужская сила еще как пригодилась. Потом вдруг и вовсе с руля сбоит, сдвинется в манипуляторах тех глупых, и они начинают накидывать детали на поток непрерывный "абы як"... И вот теперь необходимо каждую мелочишку непременно поправить пальцами, иначе переломает к чертям, а браковку-то сменный мастер тогда на кого, укажите, составит?

Угадали, правильно. На них же, конечно. У робота ведь из зарплаты не вычтешь.

А еще вдруг загудит, содрогнется внезапно машина, громоздким металлом утробно грохоча, разлетятся детали до последнего винтика по огромному цеху. Ищи-свищи их тогда под столами, коленками лазай, собирай подчистую и назад аккуратно закладывай.

И так вот от гудка до гудка целую смену девчата и поправляют, и поддергивают, и лазают. Не до хитов им теперь, не до музычки, жить от такой маятни не захочется.

Ну да ладно, пускай бы хоть деньги платили. А как глянула первый раз Тамара в расчетный – волосы дыбом встали! Одни потери да браковки ползарплаты скушали.

И никому, никому нынче нет до них дела. Наладчики так те запрутся в своей угловой коптерке в подвале, дверь кодовым замком наглухо захлопнут, и не достучаться чужаку к ним вовеки.

И разработчики-конструкторы ничем не лучше. Эти "сдали-приняли", денежку спрятали, ну и с глаз долой, из сердца вон. Сейчас еще две таких линии изо всех сил разрабатывают.

Только когда телевидение или важное начальство на смотрины в цех, только тогда они здесь. Только тогда они все как один уже задолго здесь ? изумительно, гладко работает тогда робот.

3

Новый технолог

И своего технолога, закрепленного строго за автоматизированной сборкой, у девчат долго не было. Игорек Короленко, технолог с линейки забегал иногда, присматривал, только у него и на своей работы хватает. Да и не спросишь с него по-настоящему; хоть и маленький человек Игорек Короленко по должности, но не в этом-то дело. «Сын» он, а у «сыновей, дочек и жен» на заводском объединении вне зависимости от должности совершенно особый статус.

У Игорька, к примеру, батька "где-то там на верху" и на уровне замминистра.

– Я сам с низов на такую горку взобрался и без блата всякого, давай и ты сын! – говорил он, и все это от Игорька знали. – Считай, будто нет у тебя на верху толкача-батьки.

Говорить-то он говорил, да мало ли что сынок вечерком веселым под рюмашку нашепчет, и кто знает, с какой ноги назавтра папашка его встанет, власть такую имеючи. Совершенно особый статус у "сыновей, дочек, жен" и всей такой братии на объединении, и посему для начальства любого в цеху Игорек Короленко всегда только Игорь Олегович.

«Своего» технолога девчатам давно обещали, не раз говорили, что возьмут человека на линию. Они долго ждали и крепко надеялись. Тогда казалось, что именно в этом главная причина здешних неурядиц, что некому здесь отвечать, оттого и разлад, непонятки. А явится сюда человек толковый, серьезный, «мужчина», как мастер Боров, к примеру, дядька широколицый и грузный, степенно-серьезный на вид, даже суровый. Почему-то именно он в идеалах всегда представлялся Тамаре, хоть был уж не молод, да и застрял на участке в мизерной должности. Но воображался в идеалах Тамаре почему-то всегда именно он.

И вот дождались, наконец. Привел его в первый раз Логацкий, представил:

– Вот вам, девчата, начальство новое. Старший технолог на робототехнической линии...

Новый технолог был ростом повыше среднего, худощав, стрижен коротко. И хоть назвал его Николай Семеныч "старшим", но смотрелся тот с виду совсем школьником.

– И нашли ребятёнка! – хмыкнув, прошептала Тамара подружкам. – И где только они его выкопали?.. Дождались, называется, праздничка.

Хмыкнув разочарованно, прошептала. Как-то уж слишком явственно проступило в глазах очевидное противоречие с тем самым воображаемым "серьезным", всемогущим мужчиной. Потом, правда, выяснилось, что оно больше с виду кажет, а не так и юн новый технолог в действительности. Двадцать восемь, как-никак, женат и детишек двое, и на заводе поработал прилично. Говорили знакомые девчата, что до сих пор где-то в отделах сидел. Обнадежило это, да ведь не зря говорят люди, что первое впечатление оно и самое верное.

Первый месяц на него особо не наезжали, обычай такой на заводе. Дают вновь прибывшему человеку с месяц осмотреться основательно, освоиться на новом месте, хорошенько в дело вникнуть. Ну а взялся он за работу горячо, даже с блеском в глазах поначалу. Как зашел с утра в цех, так, глядишь, прямиком и на машинную линию; место свое рабочее рядышком оборудовал, крохотный столик притащил откуда-то. Даже надоел девчатам, на день по сто раз дотошно обо всем расспрашивая. Присматривался, выстаивал подолгу с картонной папкой под мышкой, наблюдая детально машинный конвейер, пластиковые кассеты в ладонях вертел, манипуляторы щупал.

Потом бумажки какие-то начал писать. Живо, с тем же блеском в глазах – кто-нибудь из начальства подойдет, спросит по делу, так он и не сразу ответит. Забегает как-то Тамара к начальнику цеха отгул на завтра подписать, а он, новый технолог в кабинете, у стола слегка наклонившись стоит, бумажку какую-то начальнику тычет. Начальник вглядывается внимательно, явно в каждую строчку вникая, и только седой затылок ладонью скребет, а указательным пальцем к верху дерг да дерг почему-то.

– Не поймут, не поймут они там! – словно про себя еле слышно бормочет. – Эт-т точно, скажут... да ведь, ясное дело, найдут, что сказать.

Так вот незаметно еще три месяца прошло. И только тогда окончательно выяснилось, что как не было толку на роботе, так и нет его. Все абсолютно по-прежнему, лишь одна маета да безденежье.

Он, новый технолог поначалу объяснять пробовал, но непонятно как-то, сбивчиво, с чертежами да мудреными цифрами. Не могла, не хотела ему верить Тамара, она ведь тогда уже, с первого взгляда все поняла.

– Когда ты... во! во! – звонко, как в пустую бочку, стучала сухим кулачком по своему рабочему столику. – Был бы ты мужик и вправду толковый, в момент двинулось дело, а так.... во! во! – стучала она еще звонче и злее. – Что тебе еще остается, как только нам мозги парить? Крючками своими да цифрами?

Однажды не выдержала, в сердцах прямо спросила:

– Расскажи, объясни, удивляемся! И как только такие лопухи, как ты, институты кончают?

Новый технолог в ответ рассмеялся и сразу ответил без тени смущения, словно в порыве искренности:

– А вот как это запросто делается. Как заминочка в чем, заморочка – батька сразу мешок сала на плечи и в институт!

– Во-от, видишь... Вишь ты, как они делают!

И хоть Тамаре было до чрезвычайности сладко услышать столь откровенно то, о чем она и сама давненько догадывалась, однако при этом она прямо сморщилась своим мелким личиком от презрения и гнева. Слишком, слишком уж часто приходилось ей слышать, едва выйдя из младенческого возраста: "Без блата и денег у нас нигде не пробьешься!" И то, что в медицинский институт тогда срезалась, теперь она в этом не сомневалась ни капельки, тоже из-за таких вот голубчиков. Именно, именно, в точности.

– Вишь ты, как они вертятся... Скажи-ка мне лучше, и что бы ты был, да без батькова сала?

– Вообще-то я реалист по жизни! – а он в ответ все с улыбочкой. – Был бы или не был, к чему ворошить? Есть конкретные обстоятельства по жизни, и эти обстоятельства я конкретно учитываю.

– А совесть у вас есть? Вот у тебя, например, хоть на капельку? Это вот обстоятельство ты конкретно учитываешь?

– Х-ха, совесть!.. Что есть совесть в делах? Совесть в делах нынче просто абстракция.

– Ах ты, аб ты... аб-ты! – уже кипела, от души негодовала Тамара, стараясь подогнать под уничижительный смысл последнее, трудно произносимое для нее слово.  – Лопух, дурень, хоть в лоб стреляй, а будет лыбиться!

И в самом деле, это только поначалу он на подобное как-то адекватно реагировал, а теперь... Что ни кричат, что ни бросают ему в гневе девчата, а в ответ лишь смешки да улыбочки. А иногда он в подходящий момент еще и слово подкинет, будто капелькой махонькой пламя подмаслит, и выходит в итоге нелепо как-то... Будто истерики, праведный гнев только на смех.

И лишь когда вроде надоест ему, отплывает неспешно прочь вдоль рабочих столов, задвинув подмышку свою зеленоватую картонную папку с бумагами.

* * *

Сказать по правде, Логацкому новый технолог с виду тоже не глянулся. Ну да не первый десяток лет Николай Семеныч в цеху, прекрасно знаком он со здешней механикой. Сразу понял-просек, зачем берут сюда этого «мальчика».

– Взяли мальчика на роль для битья мальчика! – каламбур этот словно сам собою придумался, и теперь про себя он повторял его часто.

Да и не пошел бы сюда ни за какие деньги мужик опытный, на производстве не один год поработавший. А этот парень хоть и шестой год на заводе, да только откуда ему знать-ведать! В отделах на теплых местечках эти годы сидел, там в "сонном царстве" совершенно другая жизнь. Ведомо, ведомо и это Николаю Семеновичу, сам точно так начинал когда-то в отделе главного технолога.

С другой стороны и понять парня можно. Уж, конечно, говорили, предупреждали его знакомые производственники: в цеху головном, да еще сборочном ты будешь в руках шипы острые, а не розу держать. Там кровь из носу, а любой ценой его величество план сделать надо, там беготня, нервотрепка, там ты скоро узнаешь, по чем премиальный процентик. Однако и "сонное царство" парню молодому с его энтузиазмом обязательным, да с замашками поначалу традиционно наполеоновскими тоже не сахар. Ему расти и расти, двигаться к верху поскорее бы надо, да разве в отделе особо поднимешься? Старички заслуженные местечки повыше оприходовали крепко, ничем ты их оттуда не вышибешь, изо всех силенок своих за мягкие стульчики держатся. Что-что, а в смысле роста карьерного, денежного в отделах-конторах-бюро заводских беспросвет наиполнейший.

А деньжат здесь ему явно подбросили. Семья у паренька, дети малые, их кормить нужно, а тут старший технолог! Если с прогрессивкой глянуть, то раза в полтора выигрыш вышел, не менее. Что и говорить, добавка весомая, ради нее одной покрутиться на полную можно.

И вот что еще разглядел очень скоро Николай Семенович. В общем, технолог этот парень неглупый. И продукцию цеха конструктивно гораздо глубже их, производственников знает, если где-то поглубже дефект зарылся, копнуть основательно нужно, то к нему сейчас бегут линейные технологи. Но не сработается он здесь, не задержится долго, опытному глазу сейчас это видно.

Прежде всего, характер не тот, норовистый, вспыльчивый. Это он с девчатами сейчас только хихикает, дурачка играет, не достать все равно им. А вот с начальством... Тут он наоборот никогда тон не убавит, режет прямо, на равных норовит себя поставить, и в этом ошибка его самая главная. Важнее, важнее всего на производстве с начальством вести себя правильно! Не зарываться зазря, не перечить, не умничать, иначе не проявишь себя никак, не выдвинешься, будь ты хоть семь пядей во лбу... Затолкают, заездят, затюкают.

Впрочем, может оно и мудреней здесь. Может, и сам понял парень, стали ясны дальнейшие виды, и такой вот у него нынче расклад в мыслях:

"Ну не туда я попал. Нет здесь никаких перспектив с моим-то характером, нет смысла здесь долго задерживаться. Да ведь теперь я не просто инженер самый маленький с окладом сто двадцать, я теперь старший технолог. С окладом вон каким! С такой должности, с таких денег можно запросто и в начальники бюро куда-нибудь дернуться, а вдруг подвернется местечко..."

Дело известное. Подсуетиться и дернуться вовремя тоже стратегия на "Интеграторе".

ГЛАВА ВТОРАЯ

«НЕНОРМАЛЬНЫЙ»

1

«Бумажка»

Говорят, что Малинкова Наталья Сергеевна, начальник техбюро цеха N 50 человек очень добрый. Впрочем, иначе и думать нельзя, когда видишь ее кругленькое, нос картошечкой, губки кончиками вверх, всегда приветливо улыбающееся личико. А когда она с толстой папкой служебных бумаг подмышкой вперевалочку плавно шествует вдоль рабочих линеек, то издали кажется, что это колобок кругленький катится, в особенности, если глядеть со спины. Однако расхаживает по цеху Наталья Сергеевна крайне мало и лишь в случае особой необходимости, а больше посиживает комфортно за своим просторным начальническим столом в техбюро. На столе этом всегда великое множество разных бумаг, из-за высотных бумажных гор и саму начальницу, порой, разглядеть весьма непросто. Впрочем, и у ее помощниц на рабочих столах также великое множество разных бумаг, поэтому здесь все и всегда кажутся ужасно занятыми, даже тогда, когда просто «за жизнь» разговаривают.

Обычно больше девчата рассказывают, а Наталья Сергеевна внимательно слушает. Создается непременно такое впечатление, что рассказывают лишь для нее одной, для своей начальницы лично, и потому, наверное, ей слушать особо приятно. Иной раз она так заслушается, что только в самый последний момент вдруг спохватится, на часы быстренько глянет, всплеснет в беспокойстве пухленькими ручками:

– Ой, девчатки, диспетчерская!

Совсем не строго воскликнет, с деликатной улыбочкой, однако девчата тотчас снова уткнутся в бумаги. Они знают прекрасно, что начальницу, ими так любимую, лучше не доводить до строгости.

Наталья Сергеевна окончила технический ВУЗ лет двадцать назад и давным-давно позабыла напрочь то, чему ее там обучали. Даже нечто вроде парадокса выходит комического, по ассортиментным названиям она еще знает основную продукцию, что выпускает их цех, а вот по внешнему виду частенько ее путает. И даже любит порой продемонстрировать это, в особенности новичкам, забавно уж очень наблюдать ей, как они изумляются. И в самом-то деле, начальник техбюро сборочного цеха по производству электроники, а разбирается в ней, в этой самой электронике не лучше, чем в китайской грамматике. Однако только одним новичкам это кажется столь удивительным парадоксом – Наталью Сергеевну безмерно ценит и уважает цеховое начальство.

И вовсе не за добрые глазки, а дело в том, что ас непревзойденный она в работе со всевозможными "бумажками". Говорят даже, что на всем "Интеграторе" никто лучше не шарит в неисчислимой громаде технических ГОСТ-ов, нормативов и актов, а это в делах повседневных в цеху пятьдесят, порой, поважней за любую электронику. Сама же Наталья Сергеевна непоколебимо уверена, что гораздо важнее: сколько тысяч рублей прогрессивки недополучил бы цех, сколько лишних выговоров записало бы высшее начальство себе в трудовые, если бы не ее умение составить вовремя нужную бумажку. И потому на любой протокол или акт она смотрит лелейно, и потому так часто твердит, повторяет она вслух столь полюбившееся, знаменитое:

– Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек! – для значительности иногда превращая четвертое уничижительное слово в совсем уж неприличное.

Всем многочисленным младшим и средним инженерно-техническим персоналом цеха Наталья Сергеевна также почитаема безмерно. Ведь именно в ее прямые служебные обязанности входит ответственный контроль за каждым в цеху, исключая лишь высшее начальство. Именно в ее пухленькие ручки попадает каждый акт, каждый протокол, каждое решение, а оттуда аккуратно выписываются в специальную тетрадь отдельные "пунктики" с конкретными исполнителями.

Например:

п.!.1. Внедрить в цехе N   50 то-то и то-то. Отв. те х нолог такой-то.

Срок 20.04.88г.

Это значит буквально, что до 20.04.88г. вас никто не потревожит по этому вопросу, но уже хотя бы днем позже Наталья Сергеевна непременно разыщет. Подступит со своей огромной тетрадью в руках, улыбаясь, как всегда приветливо, деликатно напомнит:

– У вас тут, между прочим, один пунктик имеется.

Раскроет тетрадь на нужном месте, укажет пальчиком:

– Вот, пожалуйста. Вчера срок, а сегодня диспетчерская.

Новичок-технолог начнет докладывать торопливо, сбивчиво, погонять свысока терминалом техническим –Наталья Сергеевна выслушает до конца терпеливо, не перебивая. Выслушает с прежней деликатной улыбочкой, но и словно посмеиваясь внутренне над такой вот наивностью.

– Бумажка? – спросит в одно слово, когда тот, наконец, закончит.

Новичок-технолог, конечно, пока еще очень далек от сути. Новичок-технолог продолжит тем же макаром доводить, растолковывать, и будет снова выслушан весьма терпеливо. Однако по окончании снова услышит то самое слово, однако на сей раз куда более строго:

– Бумажка!

И лишь затем, заслышав одни объяснения, Наталья Сергеевна перебьет с первых слов решительно. Сменив на лице моментально привычную деликатность на официальную строгость, разъяснит предельно доходчиво:

– У вас по данному пункту имеется акт, утвержденный главным инженером, или хотя бы главным технологом?.. Протокол или решение?

– Н-нет, но...

– А на перенос сроков?

– Н-нет, но я почти, я скоро...

– А вот эти ваши "почти" и "скоро" меня са-а-вершенно не интересуют! – перебьет теперь уже и вовсе строго Наталья Сергеевна. – Бумажка! Я вас конкретно спрашиваю: у вас по данному пункту бумажка имеется?

– ...

– Значит, я сегодня же зачитываю этот пункт на диспетчерской!

А вот что сие означает, даже любой новичок-технолог хорошенько знает, так как на ежедневных планерках-диспетчерских у начальника цеха присутствует с самых первых дней своей работы, присутствует уже тогда, когда с него еще по-настоящему и не спрашивают. С самых первых своих рабочих дней наблюдает он очередной невеселый для многих спектакль на один и тот же сюжет: вспотелый бордово, согнутый немощным старцем, вздрагивающий мелко "не имеющий нужной бумажки" что-то там лямзит растерянно, жалко, а начальник цеха в ответ только:

– Да, да, но почему же вы..., да, да, но когда же вы..., – а заканчивается действо это всегда совершенно одинаково:

– Ну-ка, запишите ему, Наталья Сергеевна, в протокол двадцать пять процентов на балансовую! – бросает безапелляционно начальник цеха.

В конце каждого месяца балансовая комиссия, и на ней все итожится. Реально это лишь одно означает: четвертак прогрессивки из вашей зарплаты только что как ветром сдуло. И уже потому, хотя бы, еще совершенно не вникнув в суть своей работы, ушлый новичок-технолог основательно знает: только тому живется безбедно в цеху пятьдесят, у кого на все и про все есть "бумажка".

Понимающий человек свой человек на счету у Натальи Сергеевны, и, между прочим, если уж очень попросит, то она может и не зачитать просроченный пункт, как положено. В порядке исключения, разумеется, на свой страх и риск, вроде бы, да только начальству понятно сие. Психология здесь заложена важная, пускай, мол, почувствуют значимость... Но разгильдяйству не место в цеху пятьдесят, отсюда и доверие полнейшее.

А уже тот, кто не понимает величья бумажного, тот в глазах Натальи Сергеевны и не работник вовсе, личность случайная. Как этот, например, новенький, старший технолог на робототехнической линии.

* * *

Наталья Сергеевна вообще считает, что человек он ненормальный. Нет, конечно же, не в том смысле, что с приветом парень, явной шизы за ним, вроде, и не замечено. Да только нормальные люди, они зачем на работу ходят?

Чтобы зарабатывать деньги.

А вот зачем ходит на работу в цех пятьдесят их новый старший технолог – этого, пожалуй, он и сам толком не скажет. Ведь это только поначалу казалось Наталье Сергеевне, что по одной неопытности так, что просто не понял пока еще парень после прежних отделов своих, куда теперь-то попал. Наставлять пробовала, говорила не раз:

– Ты думаешь, почему другие вот так изо всех сил, язык свесивши, по этажам носятся?.. Так просто?.. Нет, дорогой мой, совсем не просто! А для того именно, чтобы бумаги нужные утвердить своевременно, пункты закрыть до единого. И не стоять потом крючком, мокрой курицей при людях на диспетчерской, и прогрессивку свою получить целиком до копеечки...

– Из-за двадцатки так носиться? – хмыкнув, перебил он однажды. – Ну у вас и стимулы.

– У нас!.. Ишь ты, а у вас? Вот у тебя, например? Ну-ка скажи, что за стимулы?

– Работать!.. Работать по-настоящему, Наталья Сергеевна. Чтобы с пользой да толком, а не бумажки день-деньской бегать по начальству, подписывать. Как у буржуев там, знаете? Приятеля моего со станкостроительного направили этим летом к немцам на практику. Предприятия родственные, значит, в порядке обмена опытом. А у них там резину не тянут, раз пришел, то и показывай. Поставили сразу на линию и... очень скоро аврал! Вот он и давай по привычке по нашенской протокол сочинять, да на подписи... Так ему сразу в облом:

– Ты для чего здесь поставлен? Дело делать или канитель разводить?.. Ты по делу, по делу конкретно скажи, если ты инженер называешься.

Дело конкретное прежде всего, вот потому-то у них так, а у нас этак получается, Наталья Сергеевна. Вас-то самих, если честно, не достала еще круговерть эта бумажная?

Как по живому резнули тогда эти слова Наталью Сергеевну, и вспомнилось вдруг на мгновение то, что казалось давно позабытым... Но ведь в том-то и дело, что вот так рассуждать лишь одной детворе желторотой можно после институтов своих, правильных слов наслушавшись да умных книжек начитавшись. А нормальный человек, шестой год на реальном производстве проработавший, давно позабыть должен, что оно там в умных книжках пишется, нормальный человек давно понять должен, как оно в жизни на самом-то деле выходит.

С такой философией не задержишься долго в цеху пятьдесят.

И... куда?

Куда, укажите, потом?

И где это у нас видано, чтобы с "пользой, толком да по-настоящему?"

2

Кирпичи

Валера Ушков, старший технолог на рабочей линейке цеха пятьдесят один из старожилов здесь. А это значит в прямом соответствии как раз из тех, что «свесивши язык, по этажам изо всех сил носятся».

Семья у него, детишки, и на съемной квартире пока перебиваться приходится. А это одно сегодня каких денег стоит в столице, считай, ползарплаты Маринкиной так просто отдай каждый месяц хозяйке в кармашек – важнее всего на свете Ушкову Валере, какое лицо у Маринки его, когда вручает ей в начале каждого месяца получку.

Это только и есть нынче единственный деятель в цеху пятьдесят, как новый старший технолог на робототехнической линии, который может расхаживать смену вразвалочку, спать на ходу в шапку и доказывать другим без конца одно и тоже:

– Здесь от меня все равно ничего не зависит!

Еще и прибавляя при этом частенько:

– И ради этой двадцатки...

Вряд ли это у него искренне, лишних денег ведь ни у кого нет. А, впрочем, может у него папка-мамка крутые, сынку каждый месяц прилично приплачивают. Видал и таких Валера еще в институте. Приехали они как-то "на картошку" в колхоз, старший и говорит одной такой вот принцессе:

– Хорош, Людка, сачкуем по-черному.

А она ему в ответ гонорово:

– Мне маманька строго-настрого приказала не перетруждаться здесь очень. Если что, она мне доплатит!

А вот ему Валере Ушкову доплачивать совершенно некому. Старики-родители на пенсии давно, да и какая там пенсия, колхозники бывшие. Что с них возьмешь, разве картошки мешок да сальца-колбаски раз в год, когда кабанчика заколют, им и самим-то подчас не мешает деньжат подбросить на старость. В общем, кому как, а не малые, совсем не малые для Валеры Ушкова деньги двадцать рублей, когда хлеб-молоко в магазине по двенадцать копеек, а кг курятины два с полтиной. На двадцать рублей, если с умом, целую неделю всей семьей прожить запросто можно.

Ему, как и другим старожилам в цеху пятьдесят уже сейчас это видно: нет, не задержится долго здесь новый технолог. Романтик он абстрактный, в облаках витает, а здесь человек сугубо земной, ушлый нужен. Все механизмы-винтики он в живую прочувствовать должен, пропитаться насквозь ими. Только тогда ты здесь одной крови, только тогда ты здесь по-настоящему своим станешь.

Все эти разносы на планерках-диспетчерских еще и ничего. Конечно, кому охота стоять вот так на людях мокрой курицей да истошные вопли от начальства выслушивать, но, пообвыкнув, можно запросто и фигу вкарманчик с улыбочкой выставить. Мол, пошуми-ка ты, дядя, пар горячий на волюшку выпусти, если бы только не это, катастрофическое:

– Ну-ка, Наталья Сергеевна, запишите-ка ему в протокол на балансовую...

Страшнее, страшнее всего, когда твои кровные денежки до единой копеечки наперед просчитанные – вот так, одним махом. Система оплаты на "Интеграторе" предельно простая: оклад плюс половина оклада премиальных ежемесячно полагается. Вот эта премия как раз и есть она, знаменитая "прогрессивка". Оклада тебя никто ни лишить, ни убавить не может, такое здесь железное правило, а вот прогрессивочку запросто могут и резануть до копеечки. А 225 и 150 рублей, положим, для Валеры Ушкова разница катастрофическая. Не дай Бог подвесят все сто на балансовую, на молоке да на ребячьих шоколадках экономить придется.

Начало начал в цеху пятьдесят прогрессивка. Во имя ее здесь и процессы движутся, вокруг нее здесь и твердь земная вращается.

Вот он новый технолог теперь только ходит по цеху и что-то доказывает. А кому они нужны его доказательства, когда все и так всё прекрасно знают. Известно ведь каждому в цеху пятьдесят, что робот этот дело совсем новое, как говорится, и конь еще не валялся, когда здесь хоть что-то наладится! Когда заморочки уйдут, а до тех пор ты и только ты здесь крайний, ты здесь отвод, ведь на то ты и поставлен здесь, чтобы за все быть в ответе.

Многих коллег, цеховиков битых на этот робототехнический комплекс чуть ли не силком гнали. Да и за его Валеру Ушкова одно время взялись, по полной наехали. Мол, надо кому-то дела наводить, а с твоим-то опытом! И двадцатку к окладу сулили, и премиальные к праздничку, ну да не с такой же работкой. Вот если бы рябчиков семьдесять сверху накинули! – вот тогда бы еще и подумал. Можно, можно, в принципе, и на роботе этом зарабатывать денежку.

Учил его не раз Валера, и старожилы другие учили:

– Первое дело у нас то, что начальник сказал. Думай поменьше, а ноги под мышки, и полный вперед исполнять! Слушай Наталью Сергеевну, бумажку на всякое дело имей. Бумаги, бумаги побольше! Пускай ты и видишь, положим, что по-любому труба, нет вариантов без палочки сказочной, однако бумагу пиши. Пускай ты и видишь, что сама конструкция сыро сработана, не позволяет скоро наладить, а все равно акт на доработку пиши. Просто по мелочи пустую бумажку пусти, а есть ли толк, нет его – это когда еще выяснится! И время выиграешь, и начальство заприметит обязательно: ага, старается парень, значит наш человек. Сборочный цех производство особое, хочешь здесь выжить, то и должен законы принять.

А ему, цеховому начальству эта бумажка тоже, как воздух, сверху на время прикрыться. Мол, мероприятия вот они, а значит и с места подвинется, надо чуток обождать. Потом видишь, что сроки подходят, тем же макаром еще бумажонку пускай, и так до упора тяни, до развязочки.... Сдерут, сдерут, ясное дело по любому с тебя прогрессивку, раз ты нынче громоотводом здесь, но не полтинник-сотнягу, как сейчас, а пятнадцать всего, ну, пускай двадцать процентиков. А там, глядишь, еще и премию подкинут к праздничку за усердие твое, за покладистость, чтоб только почувствовал разницу. Носится, конечно, вдвойне по любому придется, но дело стоит того! Сам увидишь потом, когда глянешь в расчетный.

Отвечает он однажды:

– Да я и рад бы, положим, Валера, да только картинка одна предстает. Ведь как в другой раз? – и вправду раскинешь мозгами: ну и черт те бери! Без толку с дубом бодаться, не прошибешь ты лбом стену, буду, как все! Буду, как все на работу ходить.

И в ту же секунду картинка, как наяву предстает перед взглядом. Комнатка серая, душная, мрачная, два ведерка обычных на лавочке. Одно порожнее, другое до краев водой полное. И я вот из одного в другое эту водицу переливаю и лью, переливаю, и лью... Вот так вот дебилом дубовым без просыпу.

Читал я где-то, Валера, пытка была. В древности, самая изощренная считалась, переливать заставляли вот так без конца. И что, только денек-другой человек и выдюжит, а потом... Разве можно всю жизнь так, Валера?

Странно говорил он тогда, с частыми остановками. Вроде вдумчиво, но и с улыбкой рассеянной. А в шутку, всерьез ли, не понять совершенно.

Одно лишь тотчас стало понятно Валере Ушкову. Ненормальный человек этот новый технолог. Ненормальный.

Ведь не до залетов подобных умственных человеку нормальному. У нормального человека и повседневной житейской конкретики невпроворот вечный, у нормального человека против подобных умственных залетов где-то на генетическом уровне иммунитет железобетонный заложен. Где-то внутри у него задвижка мгновенно срабатывает, когда мозги чересчур в небеса залетели: "Стой-ка, стой-ка, дружок, на попятный. На попятный, а ну-ка, сходи!"

Что тут такому еще посоветуешь?

Конец тут и так виден Валерке Ушкову:

– Пойдешь ты, философ, кирпичи таскать скоро! – усмехнулся всерьез он. – Хочешь на спор?.. А там на ядреном морозце и мыслям в высях сподручней. Там и дружков по натуре отыщешь.

Договорив, на часы мельком глянул. Руками всплеснул, за голову схватился:

– Эх, растрепался с тобой! Ты куда с час?.. Я так бегом на четвертый.

Но на ходу оглянулся, на последок с усмешкой бросил:

– А про кирпичи ты подумай!

3

Вьюнок

Вьюнок Виктор Павлович начальник цеха пятьдесят. Ростом он невысок, коренаст и сухощав очень. Лицо овалом вширь на короткую шею положено, а колпачок полотняный и низкий его еще больше приплющивает – когда Виктор Павлович в своем служебном халате семенит торопливо по цеху, то издали кажется, что это листик голубенький ветерком на вас гонит. Бегунок по натуре он, он всегда семенит и несется куда-то и, даже за рабочим столом своим сидя, сжавшись в упругий комочек, строчит на листке до невозможности быстро, и документы читает, как мельком, словно выхватывая взглядом мгновенно и цепко самое важное.

Своей характерной контрастностью Вьюнок Виктор Павлович наверняка переплюнул бы с гаком и того самого гоголевского чиновника, который так важен и строг с подчиненными, а с высшим начальством лишь лебезит да смеется. Когда, к примеру, новый старший технолог на робототехнической линии замечает своего начальника цеха рядом с директором завода Сомовым, то ему сейчас же и невольно вспоминается один известный с ребячества сказочный фильм, вернее крохотный его эпизод:

– Трепещи! – грозно велит в том эпизодике Кощей Бессмертный своему служителю, и тот начинает сейчас же послушно, старательно "трепетаться".

Грузный, огромного роста директор Сомов, разумеется, никогда не повелит ничего подобного, однако низенький тщедушный Виктор Павлович и так в его присутствии как-то дергано вьется, дрожит, изгибаясь, а служебный хлопчатый халатик на его худеньком тельце трясется ознобно, как тряпье на колке у огородного пугала. И говорит Виктор Павлович с голиафом-директором нарочито приглушенно, сбивчиво, точь-в-точь как провинившийся школьник перед строгим учителем. А когда на большом заводском производственном совещании в актовом зале грозный директор зычно выкрикивает из президиума, вглядываясь в сидящую публику: