Текст книги ""Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"
Автор книги: Владимир Карпов
Соавторы: Александр Насибов,Николай Томан,Ростислав Самбук,Георгий Свиридов,Федор Шахмагонов,Владимир Понизовский,Владимир Рыбин,Алексей Нагорный,Евгений Чебалин,Хаджи-Мурат Мугуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 204 (всего у книги 348 страниц)
Кремлевские курсанты и несли службу, и учились. Самый главный предмет: стрелковое пулеметное оружие. Изучали все системы, которые в то время существовали не только в России, но и в других странах: «максим», «кольт», «льюис», «шош», «гочкис», «виккерс»... Стреляли метко. По секундомеру, с завязанными глазами, на ощупь разбирали и собирали даже самые сложные пулеметные замки.
В утренние часы и поздними вечерами над площадями Кремля, над Красной площадью, превращавшейся в учебный плац, звучали их голоса:
Смело мы в бой пойдем
За власть Советов
И, как один, умрем
В борьбе за это!
Еще пели «Смело, товарищи, в ногу!», «Варшавянку», а чаще – на ее мотив свою курсантскую, неизвестно кем сочиненную:
Стены Кремля и бойницы кремлевские
Были оплотом тиранов-царей.
Ныне в воротах курсанты московские
Стали на страже свободы своей!
Как жили они?.. Вернется Андрей мыслью к тем месяцам – и снова стеснит сердце щемящей грустью. И то, что казалось тогда трудным, представляется в дымке времени самым счастливым... Да и тогда разве не чувствовали они счастье большой веселой семьи? Было трудно? Конечно. В двадцатом голодала страна, голодала Москва. И у курсантов на первое в обед – мучная болтушка, на второе овсянка или каша из немолотой ржи, лишь по воскресеньям – суп с селедочными головами. Хлеба по красноармейской норме полагалось щедро – почти два фунта. На общекурсантском собрании они решили по полфунта отчислять в пользу голодающих детей, еще часть пайка – подшефному заводу. Оставалось по триста граммов на брата. Ну и что? Есть нечего – зато жить весело! По субботам с песнями выходили они на субботники, в воскресенья – на воскресники, а то и на «вторники», на «четверги» – когда надо было срочно разгружать баржи или эшелоны с углем, лесом, мукой.
В редкие часы, свободные от нарядов и занятий, Андрей любил побродить по Кремлю, посидеть в Тайницком саду, откуда открывался широкий обзор на обмелевшую Москву-реку, по которой сновали лодчонки и редко, шлепая плицами, проплывали горластые пароходы, а по берегам с плотиков бабы полоскали белье. Дальше, за рекой, лежало приземистое, дымное Замоскворечье, а по всему кругу сверкали купола сорока сороков церквей первопрестольной и белокаменной.
Получив увольнительную, отправлялся и в город – шумный, сутолочный, веселый. Особенно влекло в Китай-город, начинавшийся сразу за Красной площадью, огороженный полуразрушенной стеной – бывшее царство купцов-толстосумов, банкиров-миллионщиков. Теперь бесконечные ряды торговых домов, складов, лабазов, как бы вросшие в землю, были молчаливы и насуплены. Вывески проржавели. Сами купцы да банкиры – те, кто не успел удрать, – попрятались по щелям. Только по касторовым потертым сюртукам да злобным поблескиваниям глаз и распознавал их. Шел, а вслед ему шипели:
– Ленинский юнкер!..
Он гордился: да, ленинский! Не юнкер – курсант!..
Возвращаясь, видел светящееся окно на третьем этаже здания Судебных установлений. Это горела лампа в комнате Владимира Ильича...
Однажды, в увольнительную, познакомился с девушкой. Сама подбежала к нему: «Помогите!» Пристал какой-то хлыщ. «Кто? Где?» Хлыща и след простыл. Андрей проводил ее до подъезда обшарпанного дома в Зарядье.
– Мария, – протянула она на прощание холодную ладошку.
Вот уж не ждал, не гадал – во сне и наяву возникало перед ним ее бледное лицо с доверчивыми глазами, и он чувствовал ее холодные пальцы в руке. В следующую увольнительную завернул к ее дому. Она будто ждала – раскраснелась, улыбка до ушей. Когда встретились и в третий раз, пригласила на чай. Отец, почтовый служащий, поглядывал на курсанта с опаской, а мать встретила приветливо:
– Заходите, будем рады!
Маша-мамонка – его девушка!
– Почему «мамонка»?
– Так у нас желтую кувшинку называют. Пестик у нее желтый, а лепестки белые, – объяснил он. – У нас в заводях их собирают вместо дурмана.
– Значит, я дурман?
– Да. Голова от тебя кругом идет...
Его девушка! «Жених и невеста – тили-тили тесто!..»
Но в тот двадцатый год снова обрушились на Республику две беды: «пан» и «барон». С запада началось нашествие белополяков, а барон Врангель, воспользовавшись тем, что Красная Армия была брошена против шляхты, выполз из Крыма.
На плацу объявили общее построение пулеметных курсов. Начальник – комиссар школы вышел вперед:
– Всем вам известно положение на Южном фронте. Организуется курсантская бригада, которая отправится на борьбу против Врангеля. Добровольцы – три шага вперед!
Не успел он закончить – все роты сделали три шага. Но всех отпустить нельзя – надо готовить пополнение красных командиров. Отобрали половину личного состава. Лаптев оказался среди счастливцев. И поехали «на черного барона». В конце августа под Ореховом и Синельниковой на Запорожье сводная курсантская бригада приняла первый бой, разгромила врага – и похоронила первых своих погибших товарищей. Бои под Михайловкой, на днепровском берегу, в Павло-Кичкасе... Бригада прошла от Гуляй-Поля до Хортицы. Славно поработали ее пулеметы. Кремлевцы начали свою боевую летопись. Но с самим «главнокомандующим вооруженными силами юга России» схватиться им не пришлось: пока пробивались с боями к морю, дивизии Южного фронта под командованием Михаила Васильевича Фрунзе уже разгромили Врангеля в Крыму. А тут и приказ – курсантам вернуться в Москву.
Перед самым отъездом приехал в бригаду представитель штаба Южного фронта, спросил:
– Кто из курсантов работал в органах ЧК?
Отозвались Андрей и еще несколько человек.
– Поступаете в распоряжение штаба фронта!..
«Удостоверение. Дано сие тов. Лаптеву в том, что он действительно есть сотрудник Особого отдела Северной группы ЮгЗапфронта, что подписью и приложением печати удостоверяется. Действительно по 1 января 1921 года...»
Так стал Андрей сотрудником отдела по борьбе с бандитизмом на Украине. Конники их группы гонялись по степям и шляхам за недобитыми махновцами и петлюровцами, под Полтавой захватили отчаянную и жестокую Черную Марусю... Не расставался с седлом и шашкой, пока не поступил приказ Реввоенсовета Республики: всех курсантов немедленно откомандировать в Москву для продолжения учебы.
Снова родная казарма. Эге, кое-что изменилось!.. Первым делом, форма. Раньше была обыкновенная, солдатская: гимнастерка, буденовка. А теперь во всю грудь «разговоры» – красные полоски-нашивки; галифе ярко-малинового цвета; шинель длиннейшая; на голове – шапка с козырьками в обе стороны, как пожарная каска, называют ее «здравствуй-прощай». А на ногах – настоящие, скрипучие, яловые сапоги!.. У всех курсантов вид молодцеватый: в такой форме кажутся и выше ростом, и шире в плечах. А может, действительно подросли и раздались за это время? По себе трудно судить. Хотя и сам вроде бы уже не тот малец – и вытянулся, и накачал мускулы. И походка стала, как у заправского кавалериста, вразвалочку.
– Привет, Пеструха! Живой? Ишь какой богатырь!..
Вот в каком бравом виде предстанет он перед мамонкой!.. Андрей едва дождался увольнительной.
Затарабанил в дверь квартиры. Услышал шаркающие шаги, звяканье запоров. В проеме – ссутулившийся старик. Едва признал в нем отца Маши.
– Нет доченьки... И матери нет... Брюшняк. – И посмотрел слезящимися глазами так, будто не Врангель был виной их беды, а он, красный курсант...
У Андрея что-то с болью оборвалось в груди.
Наступило первое октября. Курсанты и их командиры, одинаково возбужденные, при параде, выстроились повзводно, поротно. Начальник школы взял в обе руки плотные листы:
– «Приказ по 1-й Советской Объединенной военной школе Рабоче-Крестьянской Красной Армии имени Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов. Номер 148. 1 октября 1922 года. Город Москва, Кремль...
Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики нижепоименованные курсанты по окончании школы сего числа произведены в КРАСНЫЕ КОМАНДИРЫ»!
Андрею так и показалось: начальник зачитал последние два слова прописными буквами. Потом произнес фамилии произведенных в командиры:
– «...Третья пульрота – Лаптев Андрей Петрович»!
Последние строки приказа были полны торжественности и грусти:
– «Поименованных товарищей исключить из списков курсантов и считать прикомандированными к комсоставу. Приказ подлежит прочтению в ротах, батареях, эскадронах...»
В последний раз вышагивал он по Кремлю. Спасские ворота. Сколько раз стоял он здесь днями и ночами, зимой и летом на посту... Сейчас он показал часовому, курсанту-первогодку, свой командирский пропуск – разовый, невозвратный – и вышел на Красную площадь.
Отсюда начиналась его новая дорога...
5Лаптеву предложили на выбор два назначения: взводным пехотного полка в Москве или такую же должность на границе. Западной, на рубеже с белопанской Польшей. Он выбрал границу.
Началась служба. День за днем. Год за годом. В ту пору в приграничных районах Украины, Белоруссии, Ленинградской области одновременно с укрепрайонами создавалась на случай войны на путях возможного наступления противника система баз для партизанских отрядов. Эту идею вскоре после гражданской войны подал Михаил Васильевич Фрунзе, предвидевший, что молодой Советской республике придется вступить в бой с мировым империализмом. Для обучения будущих партизанских вожаков и для оборудования тайных баз оружия, снаряжения и продовольствия Наркомат по военным и морским делам подобрал небольшую группу командиров, имевших боевой опыт. Видимо, неплохо нес службу Андрей, коль и ему, в числе самых проверенных, доверили это особой важности дело. Направлен он был в Белоруссию.
В ту пору он уже не только окончил высшую школу погранвойск, но и прошел специальные курсы диверсионной работы, овладел парашютным делом – даже стал инструктором. Несколько лет обучал колхозных бригадиров, завгаров и директоров совхозов – чтобы в пору невзгод могли они стать умелыми партизанами и подпольщиками. Правда, довелось Андрею однажды услышать и такое мнение: «В грядущей войне нашему народу не придется воевать на своей территории – враг будет сломлен и опрокинут в первом же бою; зачем же нам партизанские базы в приграничных районах и вся эта возня с подготовкой партизанских командиров и диверсантов?» Ладно бы говорил профан или даже одногодок Андрея – нет, высокий военачальник, имевший и боевые заслуги, и власть...
А в мире становилось все напряженнее. В Германии власть захватили фашисты, Гитлер провозгласил своей целью крестовый поход против коммунизма, начал подготовку к большой войне. Конечно, начнется она не завтра, не послезавтра. Но уже потянуло с Запада смрадным дымом тех факелов, что полыхали над колоннами штурмовиков в Берлине, Нюрнберге, Мюнхене...
И тут громовым раскатом – весть из-за Пиренеев: 18 июля 1936 года начался военно-фашистский мятеж против Испанской республики. Не очередной путч в верхах, не борьба за власть между соперничающими политиканами и генералами – фашизм от слов переходил к делу, начинал пробу сил на европейской арене, давал свой первый бой.
Но почему – в Испании? Потому что здесь в феврале тридцать шестого года на выборах в кортесы одержал победу Народный фронт и во главе республики стали левые силы, поддерживаемые коммунистами и социалистами. Прорыв антикоммунистического кольца, сжимавшего Советский Союз, – так оценили победу Народного фронта в западных столицах. И прежде всего – в Берлине и Риме. Главарь заговорщиков генерал Франко рассчитал, что по его сигналу восстание захлестнет всю страну и через двое суток республика будет свергнута. Но в Мадриде и Барселоне народные силы сразу же подавили выступления мятежников. Франкистам удалось закрепиться лишь в нескольких разрозненных районах. И тогда открыто выступили истинные вдохновители и организаторы заговора – Гитлер и Муссолини. В Берлине был создан специальный штаб для оказания поддержки Франко. К испанским берегам устремились корабли с иноземными солдатами, с оружием, военной техникой. Германия и Италия развернули подготовку к открытой интервенции.
Правительство Испанской республики обратилось с призывом о помощи ко всем странам мира. Однако Англия, Франция, Соединенные Штаты предпочли не услышать этого призыва, поспешили заявить о своем «невмешательстве». Это и нужно было агрессорам. И только правительство Советского Союза предоставило Испанской республике многомиллионный кредит и начало поставлять ей оружие.
Волонтеры из многих стран всеми возможными и невозможными путями пробирались за Пиренеи, на помощь защитникам республики. Среди них были и коммунисты-интернационалисты из Советского Союза. Лаптев, как только узнал о такой возможности, начал писать рапорты «по начальству». Рапорт за рапортом. Отказано – тут же готов следующий. Пока не вызвали в Москву, в наркомат.
Пожилой генерал – два ромба в петлицах – постучал карандашом по стопке его посланий, оценивающе оглядел.
– Приметный ты со своими прядками, – показал на его седые подпалины. – И нос у тебя гузкой, не западноевропейский нос.
– При чем тут нос, товарищ комдив? – удивился Лаптев. – А голову обрею, как Котовский.
– Не принято там бритоголовым. Чему вас только учили? – И, не дав Андрею выложить аргументы, неожиданно спросил: – Когда сможешь ехать?
– Хоть послезавтра! Только бы в Минск за вещами заскочить!
– Никаких вещей. И если ехать – то завтра.
– Так точно, завтра!
Мать Андрея уже давно жила в Москве – со времени его курсантства. Вечер он провел с нею. Утром, как бы между прочим, сказал:
– По старому адресу пока не пиши. Если от меня долго не будет писем – не волнуйся: посылают далеко на Север, в командировку. На несколько месяцев – а там сама знаешь, как с почтой: олени, собаки...
Мать украдкой перекрестила его, но ни о чем спрашивать не стала: солдатка, мать краскома.
Утром он сел на севастопольский поезд. А еще через сутки прошел через контрольно-пропускной пункт военно-морской базы на пирс.
6Итак, теперь ему предстояло выступить в роли шефа.
Лаптев познакомился с экипажем – с товарищами и помощниками в начавшемся путешествии. Команда парохода – испанские моряки-коммунисты, совершавшие уже не первый рейс от берегов республики к берегам Советского Союза и обратно. В русском языке, правда, еще не сильны, но дело свое знают. На борту кроме Хозефы – два радиста, советские добровольцы, – Лев из Ленинграда и Жора из Одессы, шифровальщик Олег и танкисты. Молчаливые. Все время держатся около своего командира. Одеты в такие же костюмы и береты, как и Андрей.
Осмотрел он и груз. Броня машин поблескивает серой краской, опущены стволы орудий. Грозные машины. Насколько он может судить – самой последней конструкции.
Пока шли Черным морем, Андрей при помощи экипажа заминировал судно, кабели из трюмов протянул к себе в каюту, подсоединил к взрывному механизму.
Из Севастополя пароход вышел, неся на борту название «Измир». На следующее утро с любой «коробки», встретившейся им в открытом море, без труда можно было прочесть: «Мартабан». Босфор и Дарданеллы их «посудина» прошла под своим настоящим именем «Мар-Кариб» и трехцветным испанским флагом. Ночью же, когда открылись по курсу просторы Средиземного моря, начался аврал. Все вооружились кистями и ведрами с краской. И в рассветных лучах пароход преобразился – из бело-черного стал голубым, со второй трубой, синей с красной полосой, изрыгающей такие же черные клубы дыма, как и первая. Новой трубе Андрей и сам удивился: как же ухитрились подключить ее к котлу? Испанцы только посмеивались, подмигивали, цокали языками: догадайся, мол, компаньеро шеф!.. Лаптев забрался по переборкам к трубе, заглянул – и расхохотался: сидит внутри цилиндра, изображающего трубу, матрос и жжет паклю, пропитанную мазутом. Сам как черт, только белки глаз и зубы блестят, а во рту – сигара.
Капитан вел судно вдоль Африканского побережья. Команда каждую минуту ждала появления вражеских кораблей. Но горизонт был чист, и лишь изредка проплывали встречным курсом «торгаши» или «пассажиры». Этот район Средиземноморья пересекало множество незримых шоссе – и кому было удивляться еще одной «посудине», не спеша резавшей форштевнем синюю волну?.. Остались по северу Балеарские острова, по югу – город Алжир. У мыса Крамис, когда вышли на траверз порта Картахена, капитан резко, на девяносто градусов, повернул пароход.
Теперь предстояло одолеть самый опасный участок. Из Москвы получили шифрованную телеграмму: на полпути к базе их встретят корабли военно-морского флота республики. Сообщили пароль и отзыв для обмена при встрече.
Начало быстро темнеть. Лаптев приказал не зажигать огни. Машины заработали на максимальных оборотах. Никто не спал. Вглядывались в темноту. Шли часы. Приближался берег Испании. Республиканских кораблей не было. Андрей стоял на мостике рядом с капитаном. Небо уже светлело. От мерного покачивания клонило в сон...
Капитан дотронулся до его плеча. Лаптев подался вперед и увидел в сером рассветном тумане проступивший силуэт миноносца. Военный корабль застопорил ход. С его борта замигал светофор: «Кто вы?»
Андрей приказал ответить паролем. Вместо отзыва с миноносца передали острыми вспышками прожектора: «Остановиться!»
Значит, франкисты? Надо же! Нарвались, когда до Картахены оставался час хода!.. Лаптев через Хозефу сказал капитану:
– Миноносец маленький. Потопить нас не успеет. Бей ему носом в бок, будем кормить рыб вместе.
Увидел, как девушка с хрустом стиснула пальцы. И громко перевела.
Андрей приказал радисту:
– Вызывай Москву. Передавай: «Свой долг выполнили».
Жора начал отстукивать:
«Перехвачены противником. Идем на таран. Свой долг выполнили».
Не выдержал, добавил:
«Прощай, мама!»
Капитан сделал маневр. Судно полным ходом устремилось на миноносец.
За эти мгновения, как бывает только на море, стало совсем светло и туман растаял. На миноносце увидели несущийся на них пароход. Кто-то с палубы яростно заорал в переговорную трубу:
– ¡Ellos son fascistas![248]
Капитан рванулся к штурвалу:
– ¡Son amigos! ¡Republicanos![249] – И отдал команду застопорить ход.
Вскоре выяснилось: миноноска – корабль республиканской береговой охраны. Подождали, когда растают последние пряди тумана, и пошли следом за него сквозь узкий створ в минных полях к Картахене.
На берегу от встретившего их советского представителя Андрей узнал, что корабли республики, направленные для их сопровождения, ночью в открытом море разминулись с пароходом – и они, и «торгаш», шли с погашенными огнями. А миноноска возвращалась с задания в другом квадрате и ни о каких паролях не ведала.
7Вот она, земля Испании!.. «Я хату покинул, пошел воевать...» По совести говоря, Андрей смутно представлял себе эту страну. В воображении рисовалось нечто прекрасное: пальмы под жгучим солнцем, белые дворцы, черноокие красавицы, тореадоры – образ страны, слепленный из обрывков услышанного и репродукций с картин Веласкеса и Эль Греко, печатавшихся в «Огоньке».
Земля Испании предстала совсем иной. Картахена бухтой врезалась в каменистые горы. К гавани сползали узкие и кривые улицы, мощенные серым известняком. Вдоль улиц громоздились безрадостно-серые дома с похожими на амбразуры окнами. Вдоль берега тянулись тяжелые пакгаузы, арсеналы, доки. У причалов стояли, сердито подняв стволы орудий, серые корабли.
Хозефа попыталась оживить суровую однотонность картины экскурсом в историю. Заглядывая в путеводитель, начала сыпать:
– Картахена – это бывший Новый Карфаген, основанный еще до нашей эры. Отсюда Ганнибал вел свои легионы против Рима...
Советский представитель – белобрысый, но уже успевший загореть до черноты, в берете, прилепленном к макушке, – вернул их в сегодняшний день:
– Картахена – главная военно-морская база республиканского флота на Средиземном море и вообще лучшая гавань на всем побережье Пиренеев.
Лучшая гавань? Это – дело. И все же не такой представлял себе Андрей Испанию.
Сдав груз, распрощавшись с командой и советскими волонтерами-танкистами, он вместе с Хозефой отправился, как и было приказано, на попутной машине в Валенсию. Советский представитель дал адрес: отель «Метрополь», номер 213. «Там встретят».
Ехали на ящиках со снарядами и минами. Грузовик, ревя и громыхая на выбоинах, несся по шоссе вдоль моря. Шофер оказался отчаянный – откуда было знать пассажирам, что в Испании все шоферы такие, – делал крутые виражи, лихо проскакивал по хлипким мосткам, не уступал дорогу ни встречным, ни попутным машинам. Ящики со снарядами скрипели и громыхали в кузове. Но на этой-то дороге и увидел Андрей те приметы экзотической страны, которые рисовало воображение. Арбы, запряженные мулами, были до краев, с горкой, наполнены золотистыми плодами, в Москве считавшимися редкостными и продававшимися поштучно. Андрея поразили именно эти арбы, мимо которых с ревом проносилась их машина. Прямо на апельсинах восседали мужчины с длинными кнутовищами в руках и с винтовками за плечами и черноглазые, дерзко улыбающиеся женщины. В их черные волосы были вплетены красные гвоздики. С одной из арб смуглый весельчак метнул в кузов апельсин. И Хозефа, изогнувшись и подпрыгнув, как на волейбольной площадке, поймала золотистое ядро и рассмеялась.
Андрей посмотрел на нее. Вспомнил, как вела себя девушка на судне – в тот момент, когда увидели они эсминец. «Не трусиха». И еще подумал: «Хорошо, что она едет со мной!»
Скалистые горы расступились. Суровый пейзаж сменился на невиданно красочный: оливковые рощи чередовались с апельсиновыми и лимонными, с рисовыми полями, фруктовыми садами и виноградниками. Справа густо синело море, желтыми дюнами бугрились пляжи. Слева от шоссе земля была красного цвета. Поодаль, на вершинах холмов, поднимались дворцы – то аскетически неприступные, как тюрьмы, то вычурные воздушные башни в мавританском, как пояснила Хозефа, стиле. Вдоль дороги лепились хижины. Но и они под ослепительным солнцем казались живописными. Воздух был горячий, упругий и душистый.
До Валенсии Андрей и Хозефа добрались поздним вечером. Лаптев уже знал, что в связи с угрозой, нависшей над Мадридом, сюда переехало правительство республики. Трижды грузовик останавливали патрули, дотошно проверяли документы. Андрей настроился на суровый облик прифронтового города – и снова, еще не устав удивляться, был поражен несоответствием ожидаемого увиденному: казалось, вся Валенсия плясала в карнавале. Яркие огни, роскошные витрины магазинов, развесистые пальмы – как театральные декорации – вдоль тротуаров, и между пальмами, тоже как декорации, – мешки с песком; воздух, настоянный на запахах сигар и кофе; людской поток – бесконечный поток, захлестнувший и проезжую часть улиц. Кого только не кружило в этом потоке! Взгляд останавливался на парнях, словно бы сошедших с плакатов времен гражданской войны: в кожаных куртках, перепоясанных пулеметными лентами, с пистолетами и гранатами на ремнях. Только вместо фуражек – островерхие шапочки с кисточками. Эти шапочки в СССР уже знали, называли «испанками», и они стали непременным атрибутом пионерской формы. Шли девушки, туго затянутые в синие комбинезоны на диковинных застежках «молниях», тоже с карабинами или пистолетами. И тут же – на тротуарах, за столиками кафе и у дверей ресторанов и баров – мужчины в смокингах и даже во фраках и при цилиндрах, дамы в декольтированных платьях, с пышными прическами и веерами... Стены домов сплошь облеплены плакатами. С балконов свешиваются флаги. Из окон, перемежаясь с голосами дикторов, читавших военные сводки, неслись звуки танго, бренчание гитар... Пока Андрей отыскал отель «Метрополь», у него голова пошла кругом. Глаза Хозефы завороженно блестели, а рот был удивленно приоткрыт.
Лаптев толкнул зеркальную дверь, пропустил впереди себя девушку в холл. И будто освежило прохладным душем. В первое мгновение не сообразил, отчего такое ощущение. Но тут же понял: в холле стояли люди в штатских костюмах, все, как один, – в беретах, и громко говорили по-русски.
Он не подошел. Сказал, чтобы Хозефа ждала в холле, а сам отправился в двести тринадцатый номер.
Открыл высокий смуглый мужчина с могучим, прорезанным складкой подбородком. Молча, жестом, пригласил в комнату. Прикрыл дверь. Андрей назвал пароль. Услышал отзыв. Пожал протянутую руку.
– Пойдемте! – Мужчина натянул берет. – Где ваша переводчица?
Они снова окунулись в людской водоворот. Но свернули с центральных улиц – и будто оборвался на кадре фильм: в переулках было сумрачно и тихо, редко попадались прохожие, разве что на скамейках, вынесенных из домов, как где-нибудь в Ростове, судачили старухи в черных платках.
Спутник привел их к особняку, расположенному за высоким забором в глубине сада. Часовой у калитки. Часовой в подъезде.
– О вашей переводчице позаботятся наши девушки. А вам – сюда.
Андрей вошел в кабинет. Навстречу ему поднялся мужчина в зеленой куртке полувоенного образца, с портупеей, продетой под матерчатым, без знаков различия погоном.
– Здравствуй!
Крупнолицый, с коротко стриженными седыми волосами на рассеченной шрамами голове. Большие спокойные серые глаза.
Так вот кто главный военный советник республиканской армии Испании! Андрей превосходно знал его и не раз там, на Родине, видел в форме с тремя ромбами в петлицах, с орденом Красного Знамени над карманом гимнастерки. Это Ян Карлович Берзин. Там он был начальником Разведывательного управления штаба РККА, а в последнее время – заместителем командующего Особой Дальневосточной Краснознаменной армией. Это он направлял Андрея на выполнение задания в Белоруссии, Между собой командиры называли его Стариком.
Сейчас в кабинете Берзина был еще один мужчина. И его Андрей вроде бы тоже видел прежде.
– Знакомьтесь: Илья Григорьевич Старинов.
Да, коллега по организации партизанских баз. Только не в Белоруссии, а по соседству – на Украине. Виделись однажды, на инструктаже. Но Лаптев знает: Старинов – отличный диверсант, автор многих хитроумных мин и взрывных устройств. Вот где довелось снова встретиться!..
– Илья Григорьевич прибыл со всем своим хозяйством, – продолжил Берзин. – Он покажет вам различные взрыватели и замыкатели, которые можно сделать прямо на месте, из подручных средств. Займетесь с ним завтра с утра. А сейчас – прошу!
В соседней комнате был накрыт ужин. За столом Берзин ввел в обстановку, полуобернувшись к висевшей на стене карте и время от времени показывая на нее:
– Главные события сейчас происходят под Мадридом. Франкисты ведут наступление на столицу от Толедо и Эстремадуры. Бои ожесточенные. На стороне мятежников – четыре пятых всего состава кадровой армии и самое современное вооружение и снаряжение. Получают его из Италии, Германии и еще из кое-каких стран, называющих себя нейтральными. Уже начали прибывать под видом «добровольцев» регулярные войсковые соединения немцев и итальянцев. Но это еще не все. Командующий операцией по захвату Мадрида генерал Мола сказал: «Четыре колонны идут со мной, а моя «пятая колонна» находится в Мадриде». Это не оговорка. Франкисты организовали глубоко законспирированную сеть контрреволюционного подполья. «Пятая колонна» только ждет сигнала, чтобы ударить в спину республике. Как видите, положение тяжелое. Но у республики много сил. Против мятежников поднялся весь народ, объединились все левые партии. Однако пока еще чересчур много слов и очень мало дела... Руководители беспечны, командиры неопытны, бойцы недисциплинированны. Испанцы никак не могут понять, что необходимо строго хранить военную тайну. О любой операции, когда она только еще готовится, уже знает каждый мальчишка на улице. Конечно, враги этим пользуются. – Берзин налил из оплетенной бутыли красное вино, продолжил: – Пожалуй, я изобразил слишком мрачную картину. Ведь несмотря на все, республика дает жестокий отпор франкистам. Дружинники не обучены, но воюют самоотверженно. Каждый готов умереть за свободу. По последним сообщениям, все атаки мятежников под Мадридом отбиты, наступательный дух франкистов сломлен. – Он поднял стакан, мерцающий рубиновым светом: – За победу республики!
Вино было терпкое, очень вкусное.
– Соловья баснями не кормят! Ешьте, не стесняйтесь – вы же с дороги. – Берзин сам вооружился вилкой и ножом, продолжил: – Уже прибывают под Мадрид интернациональные бригады. Польский батальон имени Домбровского, французский – имени Парижской коммуны и, что особенно важно, – немецкий батальон имени Эдгара Андре, итальянский – имени Гарибальди... В их составе опытнейшие командиры и бойцы, подавляющее большинство волонтеров – коммунисты. – Он достал из нагрудного кармана листок. – Это – клятва двенадцатой интербригады. «Мы будем защищать Мадрид так, как если бы он был родным городом каждого из бойцов. Ваша честь – наша честь. Ваша борьба – наша борьба». Хорошо сказано! – Снова сложил и спрятал листок. – Самое главное сейчас для республики – организация и дисциплина. И пример в этом должны показать мы, советские волонтеры. Как и бойцы двенадцатой интербригады, мы можем сказать: борьба испанского народа – это наша борьба. Но пасаран!
Андрею уже был известен этот клич, звучавший в Испании как пароль и означавший: «Они не пройдут!» В конце ужина Берзин сказал:
– После того как ознакомитесь с хозяйством Ильи Григорьевича – суток вам хватит, – выезжайте в Мадрид. Там наш советник по разведке Ксанти. Поступите в его распоряжение. Свою фамилию забудьте. Отныне для всех, с кем придется вам работать, и для самого себя вы – камарадо Артуро.
Действительно, они управились даже меньше чем за сутки – Старинову почти ничего не пришлось объяснять. Опытные диверсанты, они понимали друг друга с полуслова, и Андрей без труда разобрался в хозяйстве Ильи Григорьевича, перечертил схемы устройств. Старинов щедро поделился образцами мин и механизмов для взрыва на расстоянии.
У них еще осталось время побродить по Валенсии.
Первое впечатление – беззаботно-веселого города – сохранилось. Но под солнцем, не по-осеннему щедро заливавшим улицы, многое предстало иным. В толпе Андрей увидел множество детей. Девчонки и мальчишки шныряли по тротуарам, заполняли подъезды, выглядывали из окон зданий, которые, судя по вывескам, недавно принадлежали банкам и компаниям.
– Неужели испанцы так чадолюбивы?
– Да, в испанской семье четверо детей – минимум, – отозвалась Хозефа. – Но это все дети, эвакуированные из Мадрида и других фронтовых районов, дети погибших и воюющих республиканцев. Местные жители их охотно принимают, и теперь в каждой семье здесь по восемь – десять ребятишек. Вчера наши девчата сказали, что многих детей скоро отправят в Советский Союз.
Все также не было свободных мест за столиками кафе, выставленными под тентами прямо на тротуары, – будто эти господа и дамы не вставали со вчерашнего вечера. Но около магазинов, вдоль стен, колыхались длинные очереди усталых женщин, и в толпе Андрей видел мужчин в лаптях, небритых, с воспаленными глазами. Многие парни и девушки были в синих, похожих на спецовки комбинезонах.
