Текст книги ""Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"

Автор книги: Владимир Карпов

Соавторы: Александр Насибов,Николай Томан,Ростислав Самбук,Георгий Свиридов,Федор Шахмагонов,Владимир Понизовский,Владимир Рыбин,Алексей Нагорный,Евгений Чебалин,Хаджи-Мурат Мугуев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 193 (всего у книги 348 страниц)

АГЕНТ ЗАРУБЕЖНОГО ЦЕНТРА

1

Белоснежный пассажирский теплоход под красным советским флагом выходил из Южной гавани Хельсинки. Калью Рыым, опершись о перила, стоял неподалеку от кормы и с интересом смотрел на удаляющиеся четырех-, пятиэтажные белые здания прибрежных домов, на возвышающиеся за ними колонны, башни и синий купол главного собора финской столицы. После многодневных сентябрьских дождей это утро отличалось сыростью и прохладой, на море усиливалась рябь, за кормой судна оставалась широкая взбуруненная кильватерная полоса, уходящая в сторону пассажирского причала…

Калью достал серебристый портсигар, открыл, предложил сигареты оказавшимся рядом двум журналистам из их группы, но сам не закурил. «Вот с этого момента и брошу! – решил он, и черные большие глаза его зажглись озорными огоньками. – Есть у меня характер или нет?»

Спрятал портсигар в карман нейлоновой куртки. А соседи уже дымили, прикурив от зажженной им же импортной зажигалки.

«Им что, – размышлял Калью, опять облокотившись о перила, – вернутся – напишут репортажи, проявят фотопленки. Если б знали, какие «репортажи» под вторым дном моего чемодана!..»

Проплыли мимо маленькие скалистые островки с деревянными домиками и скудной зеленью, осталась позади и знаменитая, полутаинственная крепость Свеаборг. Двигатели теплохода вдруг изменили ритм, судно минуту – две сильно дрожало, а потом застопорило ход. На подкативший к спущенному трапу пронырливый катерок сошел финский лоцман, и вот уже катерок метнулся в сторону, и двое гражданских моряков – один из них и был лоцман – с открытой рулевой рубки прощально махали руками.

«Им что – вернутся в порт с чувством исполненного долга, выпьют кофе… Хорошо!»

По разным морям и океанам успел пройтись на судах Эстонского морского пароходства судовой радист Калью Рыым, включая ревущие воды Бискайского залива и опасный во все времена Бермудский треугольник, побывал во многих портах Западной Европы, Африки, Южной Америки, а вот в Хельсинки, столице соседнего государства, до нынешней осени не доводилось. И теперь-то – в качестве туриста и всего на несколько дней…

Группа подобралась веселая – от журналистов до текстильщиц «Балтийской мануфактуры», в основном молодых мужчин и женщин, впервые попавших в капиталистическую страну. При этом руководитель группы – работник одного из таллиннских райисполкомов – со значением подчеркивал! «Дружественную нам страну!..» Конечно, дружественную, а для эстонцев – еще и страну, населенную этнически родственным народом: финно-угорская группа. Языки до того близки, что можно общаться без переводчиков.

Когда шли из Таллинна в Хельсинки, море штормило. Огромные волны раскачивали пассажирское судно как маленькую лодчонку, с устрашающим шумом перекатывали через борт, и Калью с наслаждением ощущал на широкоскулом лице соленые брызги, поминутно вытирая его большим носовым платком, но с палубы не уходил. Ему показалось, что финский маяк был выдвинут чуть ли не к середине залива, а огни Хельсинки в вечерней мгле показались на очень солидном расстоянии, и почему-то вытянуты они в один длинный ряд. Конечно, это множество огней сливалось в сплошную цепочку, и при заходе в пассажирскую гавань электрический ряд разомкнулся, распался на множество уличных фонарей и освещенных окон прибрежных зданий. Причалили в половине двенадцатого ночи.

Отметившись в таможне, всей группой пошли по ночному Хельсинки. Прямые, чистые улицы, ярко освещенные витрины магазинов – в одной из них стояли сверкающие лаком «Волги» и «Москвичи» – всё производило впечатление загадочной новизны. Даже памятник русскому царю на одном из центральных бульваров обжег неожиданностью…

Прошли мимо нескольких отелей, и Калью поймал себя на том, что внимательно вглядывается в их окна, вестибюли – где-то под одной из этих крыш, за одним из этих окон распаковывает чемоданы человек, который должен был сегодня прибыть в Хельсинки для тайной встречи с ним. Каков он? Откуда приедет или прилетит – из Западной Германии, Бельгии, Швеции? Просил предупредить за двое суток до возможной встречи…

Утром на причале группу встретила девушка-гид. Похожая на тринадцатилетнюю девочку, в больших, с толстыми стеклами очках, из-за которых не сразу разглядишь, какое приятное и умное лицо у этой студентки-филолога. Она сразу и безоговорочно полюбилась всей группе, но Калью показалось, что особенно внимательно она посмотрела на него – уж не догадывается ли? Да нет, откуда…

Поехали ко дворцу «Финляндия». В этом недавно сооруженном прекрасном белом здании, по форме напоминающем рояль с поднятой крышкой, месяц назад был принят Заключительный акт совещания по безопасности в Европе, и другая женщина-гид, встретившая их в вестибюле дворца, горячо говорила о надеждах на разрядку и мир, которые зародило это выдающееся событие в жизни всех людей земли. Потом посетили парламент и Национальный музей, оригинальную лютеранскую церковь, построенную в скале. Вообще Калью заметил, что в Хельсинки много огромных валунов из красновато-коричневого гранита с искрящимися на солнце вкраплениями кварцев и других минералов, и соседи-финны удачно используют их в городском пейзаже, а иногда даже вписывают в высокие фундаменты оригинальных особняков. Сколько выдумки!..

Дни были заполнены интересными экскурсиями, поездками в Лахти, Порвоо, городки-спутники. Поздно вечером возвращались в гостиницу, расположенную в центре столицы. А тот, с кем Калью должен был встретиться, проживал в отеле «Хелка», в роскошном номере со всеми удобствами. Но это выяснилось потом, потом…

2

Море опять начинало штормить. Северо-западный ветер рвал в клочья облака и вздымал огромные вспененные волны, и от края до края, в какую сторону ни глянь, хладила душу стеклянно-серая водная пустыня. Финский берег уже скрылся в дымке, а до нашего еще оставалось около трех часов пути.

Калью спустился в бар, хотел купить сигареты, но вспомнил, что бросает курить, и взял один коньяк и кофе. Сразу потеплело внутри. Подумал – вот жена и отец удивятся, что он больше не курит. А что? И не закурит!..

Воля, твердость характера давно нужны ему, как говорится, на каждый день и час. Особенно с тех пор, как вошел он в контакт с загадочными силами, о которых раньше читал в газетах и не очень верил, что они реально существуют, а если и существуют, то лично к нему никакого отношения иметь не могут. Оказалось, что могут. Теперь он хорошо знал их в лицо, давно раскусил их повадки.

Он ушел в море уже семейным молодым человеком – после окончания Таллиннского мореходного училища, стал радистом на судах загранплаваний, а радист в дальнем рейсе – персона важная, уважаемая и начальством, и всем экипажем. Крепко сбитая фигура, полнощекое, почти круглое лицо с наметившимся вторым подбородком, толстая, короткая шея, вьющиеся темные волосы и удивительно добрые, даже печальные черные глаза притягивали к нему людей открытостью, неподдельной, искренней доброжелательностью, готовностью помочь каждому.

– Так ведь что? Сделаем! – говорил он, не повышая голоса.

И все знали, что обязательно сделает. Вот за эту обязательность, за конкретность в словах и делах в свое время отличила его будущая жена Эстер из всех своих воздыхателей. Голубоглазая высокая блондинка, решительная в действиях, она казалась полной противоположностью своему избраннику, и в то же время они великолепно дополняли друг друга, и про них говорили: «Красивая пара!»

«Красивая пара» в первые же годы совместной жизни обзавелась двумя ребятишками – мальчиком и девочкой, при этом сынишка унаследовал материнские черты, а дочь как две капли воды походила на отца. Семья жила в домике отца Калью, страдавшего ишемической болезнью, в одном из южных эстонских городов, и большим праздником в этом доме стали приезды главы семьи между очередными длительными рейсами его судна или на время отпуска. Со свекром, бывшим рабочим-краснодеревщиком, Эстер отлично ладила с первого же дня. Он ненавязчиво помогал ей в воспитании детей, никогда не жаловался на частое присутствие в доме учеников младших классов, приходивших к своей любимой учительнице, – Эстер работала в начальной школе. Она нередко говорила соседям и знакомым о своем свекре:

– Что бы я делала без него? Он ведь у нас за деда и за бабушку…

И Калью радовался, гордился своим «крепким тылом». А вот в одном из западноевропейских портов однажды «прилепилась» к нему давно замеченная им троица незнакомцев – двое мужчин неопределенного возраста и молодая рыжеватая женщина. Похоже, что и они не только что обратили внимание на советского моряка.

– Мы ведем священную освободительную борьбу, и она касается вас, эстонцев, больше всего!..

Удивительные вещи открылись Калью Рыыму. Он узнал, например, что в Западной Европе действует многочисленная организация бывших русских белогвардейцев, примкнувших к ним карателей, полицаев и других пособников немецко-фашистских оккупантов времен Великой Отечественной войны, и название у этой злобствующей против всего советского организации – Народно-трудовой союз.

Вышедшие на Калью Рыыма «деятели» представляли Антверпенский отдел НТС. После долгих колебаний, приводивших в неистовую ярость рыжеватую женщину, которая держалась раскованнее и откровеннее своих спутников, Калью спросил:

– Ну так что? Значит, я должен что-то делать для вас?

– Не для нас – для себя! – восторженно воскликнула женщина, немедленно приписавшая все заслуги по вербовке себе, своему умению быть обаятельной, неотразимой. Впрочем, ее помощники, одобрительно кивая седеющими головами, не возражали против такого поворота дела. Они долго долдонили советскому моряку о его долге перед разоренной коммунистами Эстонией, о совпадении основных целей борьбы русской эмиграции и прибалтийских народов против Советов, они сулили изумленному Калью золотые горы после падения ненавистного большевистского режима, словно это падение стало уже предрешенным фактом.

– Что это за шарашка увивается за тобой? – спросил радиста, возвращаясь на судно, напарник по увольнению в город моторист Никандров – вчерашний выпускник мореходного училища. – Валюту или шмотки предлагают?

– И то и другое! – неопределенно махнул рукой Калью.

– Смотри – не засыпься!

– Да ну их! Зря время терять!..

Молоденький моторист остался доволен ответом старшего товарища.

Много лет прошло с той поры. Если б знал моторист Никандров, на какую «засыпку» шел этот обстоятельный, пользовавшийся в экипаже всеобщим уважением и авторитетом судовой радист, наверняка не поверил бы.

Моторист уже давно в начальниках отдела в пароходстве ходит – окончил высшую мореходку имени Макарова, а Калью Рыым в шестидесятом году «по личным обстоятельствам» уволился, уехал к семье в свой уютный южноэстонский городок, девять лет отработал старшим инженером местного узла связи. Для семьи, для больного отца это были счастливые годы, но море тянуло Калью с неодолимой силой, и он вернулся в пароходство. Впрочем, все это получилось не столь просто: захотел – и вернулся. Были причины поважнее хотения. И сегодняшнее возвращение Калью из туристской поездки в Финляндию (впервые – пассажир!) впрямую связано с теми обстоятельствами, о которых вслух не говорят.

В туманной дымке по курсу судна над бушующими волнами проступили темные контуры лесистых островов Найссаар и Аэгна. Они как два стража стояли по сторонам от входа в Таллиннский залив, прикрывая характерный силуэт эстонской столицы с чередой разбежавшихся по берегу крепостных башен и высоких шпилей Олевисте и Святодуховской церкви, средневековой ратуши и Домского собора, взгромоздившегося на скалистый Вышгородский холм.

Всегда радовало Калью возвращение в родной порт, радовало и волновало. Жена и отец его проживали по-прежнему в Южной Эстонии, дети выросли – оба учатся в Политехническом институте, станут химиками. А Эстер обычно приезжала в Таллинн к возвращению его судна из заграничного рейса и в морской торговый порт приходила одна – стройная, элегантно одетая нестареющая блондинка с глубокими, можно сказать, бездонными голубыми глазами, и Калью махал ей фуражкой с «крабом» чуть ли не с середины рейда.

Сегодня Эстер встречать не будет, так они договорились, и на то были тоже свои причины.

3

Как быстротечно время! Давно ли всё это было – встречи с деятелями Антверпенского отдела НТС, знакомство с вездесущим Евгением Мишкиным, славшим ему письма из Ленинграда и даже из Москвы, а для личной встречи с Калью приезжавшим в Антверпен – бельгийский порт – из западногерманского города Гамбурга.

«Шустрый молодой человек!.. – думал о нем эстонский моряк, наблюдая за энергичной жестикуляцией одетого по последней моде шефа, с острым подбородком и светлыми маленькими глазками. – Интересно, кто он – потомок российских дворян, бежавших от Советской власти, сынок офицера-белогвардейца?»

– Член революционного штаба НТС Балтийского флота, – подчеркнуто отрекомендовался Евгений Мишкин в первую их встречу.

Калью едва сдержался, чтобы не присвистнуть: оказывается, у Балтийского флота еще и такой штаб существует!.. Но недаром сдержанность истинных эстонцев известна всем, кто с ними встречался, – Калью не выдал себя ни одним движением мускула на лице. А «член революционного штаба» развивал перед молодым эстонским моряком такие перспективы борьбы с Советами и грядущей победы над коммунистическим режимом и в России и в Прибалтике, что исчезало ощущение времени, в котором они жили. Калью, слегка прищурив черные глаза, молча слушал незнакомца, которому его «передали» для дальнейшей работы члены Антверпенского отдела НТС. Он понимал, что Евгений Мишкин ринулся на него в «лобовую атаку», и счел за лучшее выказать понятливость и полное согласие с развернутой перед ним программой «революционной борьбы».

На последнюю встречу с Калью Евгений Мишкин приехал в Антверпен из какого-то западногерманского города. Он был явно чем-то озабочен, намекнул на возможный перерыв в их связи, но просил оставаться верным энтээсовским «солидаристам» (вон еще как они себя величали!) и продолжать всеми возможными способами борьбу с Советами – распространять антисоветские листовки, распускать разные слухи, вербовать единомышленников.

Вскоре после той встречи, как уже говорилось, Калью по семейным обстоятельствам ушел из пароходства и стал работать инженером узла связи в одном из южных эстонских городов.

Он отремонтировал старый отцовский дом, провел водопровод, оборудовал центральное отопление, поставив вместительный котел в подвале под кухней, починил забор, перепланировал сад а приусадебный участок.

– В тебе столько энергии скрыто, Калью! – удовлетворенно говорил ему отец, а Эстер ставила мужа в пример и детям, и подругам.

– Истосковался по работе, – сказала ей завуч школы, хорошо знавшая Калью с детства. – В море-то ведь земли нет, сиди себе в радиорубке – слушай музыку!..

Конечно, она очень упрощенно понимала обязанности начальника радиостанции на большом торговом судне, но Калью только посмеивался над этим. Он-то знал штормы и авралы в безбрежном океане, особенно при переходах через вечно бушующий Бискайский залив, помнил настороженную тишину в разноцветных водах у Бермуд, но ни отец, ни жена, ни одна душа на свете не знала, чему так рад бывший моряк, оказавшись на суше. Здесь все ясно, открыто – здесь нет «солидаристов», сюда не приедет для встречи с ним респектабельный и самоуверенный Евгений Мишкин, не станет приставать к нему с новыми «заданиями», не будет сверлить своими острыми светлыми глазками…

Несколько лет блаженствовал в кругу семьи и среди товарищей по работе Калью Рыым. Он слыл хорошим семьянином, внимательным мужем и заботливым отцом, да и свои сыновьи обязанности перед больным отцом выполнял без напоминаний и понуканий.

Продолжалась эта счастливая жизнь до 19 июня 1963 года. Именно в этот теплый летний день, когда Калью из шланга поливал капусту на огороде, у низенькой калитки остановилась с набитой газетами и письмами черной сумкой через плечо девушка-почтальон и уже издалека показала ему белый конверт:

– Вам письмо, Калью Рыым! Из Ленинграда!

Она с чувством произнесла эти слова – «из Ленинграда»: ездила туда на экскурсию, влюбилась в проспекты, набережные, музеи северной Пальмиры – и была приятно удивлена, что в этом великом городе кто-то знает их скромного инженера с узла связи.

Калью бросило в жар от неясного предчувствия. Он выключил воду, не торопясь положил на место шланг, вытер платком руки и только тогда подошел к калитке, чтобы взять письмо из Ленинграда. Он даже не заметил сияющих глаз почтальонки, сухо поблагодарил ее за письмо.

Обратный адрес, написанный четким, почти каллиграфическим почерком, ни о чем не говорил. Улица 4-я Советская, дом 29, квартира 18, Демидов Павел. Не знал ни этой улицы, ни Демидова Павла.

– От кого письмо? – появившись на крыльце дома, спросила Эстер.

Она была в легком сарафанчике с узенькими лямками на загоревших, почти бронзовых плечах, ветер раздувал широкий подол, голубые глаза смотрели на мужа вопросительно и ласково.

Калью и этого не заметил.

– Так, от одного знакомого… Учились в мореходке, теперь он в Ленинграде…

Не поняла Эстер недовольства мужа этим неожиданным письмом, впрочем, ответ приняла к сведению.

Калью ушел в дом, что-то буркнул в ответ на вопрос отдыхавшему на кушетке отцу, закрылся в спальне: здесь было самое уютное и тихое место в доме.

Письмо оказалось коротким, но удивило Калью нарочитым искажением русского языка:

«…Вот я и попал в ваш замечательный страна. Хожу по Москва и Ленинград и любуюсь. Хотел поехать в Эстония, но нет уже время. Вы меня помните? Я бельгиец-моряк, мы встречались с вами в Антверпен и хорошо гулял… Мое имя – Эугене – Евгений. Пиши и поезжай ко мне гости. Пользуй мой адрес 1958 года. Думал, ты его помнишь. Твой Евг. М.».

Значит, опять Евгений Мишкин… Письмо пришло из Ленинграда, а отвечать… Да, Калью действительно помнит тот адрес:

Е. D. Katenbeld

Lesturgeonstr. 14

Assen, Nederland…

Напрасно спрашивала Эстер, что так хмур стал ее муж, – заметила ведь, что это случилось после получения того письма от бывшего сокурсника.

– Неприятные новости, дорогой?

– С чего ты взяла?

– Да по твоему виду догадываюсь.

– А что вид? Нормальный вид.

– Ну-ну…

Даже обиделась, но с расспросами отстала.

А Калью мучительно обдумывал, как поступить. Просто ответить? Ведь не потому «Эугене» не заехал к нему, что не хватило времени, а потому, что городок его в то время лежал вдали от туристских путей для иностранцев. Не добраться до Калью Рыыма Евгению, если только с помощью других лиц…

Вспомнились ему деятели Антверпенского отдела НТС, рыжеволосая девица и ее два спутника. Где они сейчас? Поломавшись для приличия (сделать так ему подсказали чекисты), Калью согласился «работать» на благо Народно-трудового союза, помог завалить опекавшую его группу. «Солидаристы» передали его тогда на связь Евгению – значит, ни о чем не догадались…

4

Уполномоченный Комитета государственной безопасности по этому южному району капитан Мялк только что вернулся из Таллинна с хорошими новостями – руководство хвалило его «команду» за разоблачение двух скрывавшихся под чужими именами фашистских карателей, нескольким товарищам была объявлена благодарность в приказе председателя КГБ республики.

С удовольствием прошелся капитан по зеленой ковровой дорожке, протянувшейся от двери его продолговатого кабинета до письменного стола, отгороженного от ближней стены низким полированным столиком с телефонами, с удовольствием скрипнул ремнями новой портупеи: редко надевал он форму с офицерскими погонами, а ведь человек он военный, подтянутый и выправка видна даже в гражданском костюме. Весь боевой путь Эстонского корпуса прошел – от Великих Лук до Курляндии, был рядовым – стал офицером-чекистом. Правда, это случилось уже после войны…

«Надо пообедать дома, заодно переоденусь», – подумал капитан Мялк и не расслышал стука в дверь.

Но дверь отворилась, в ее проеме вырос дежурный – старшина Воробьев.

– Разрешите доложить, товарищ капитан?

– Докладывайте.

Уполномоченный всегда любовался громадной фигурой старшины и при этом нередко вспоминал забавный эпизод. Однажды капитан вместе с Воробьевым участвовал в поиске «лесных братьев». Обнаружив в сенях сельского дома двух спрятавшихся бандитов, старшина взял их за шиворот и так стукнул лбами, что те взвыли от дикой боли, сразу потеряв всякую охоту к сопротивлению.

– Инженер узла связи Калью Рыым просит встречи с вами.

– Калью Рыым? Жду его завтра к семнадцати ноль-ноль.

– Есть, товарищ капитан: на завтра к семнадцати ноль-ноль!

Долго отсиживался Калью Рыым в отцовском домике. Ни один человек в городе, кроме капитана Мялка, не знал о его роли в громком скандале вокруг деятелей Антверпенского отдела НТС.

«Благодаря правильной линии поведения К. Р. вошел в доверие «солидаристов», в 1958 году был принят на связь Евгением Мишкиным, который приезжал к нему в Антверпен на встречи из Западной Германии», – докладывал руководству Комитета капитан Мялк после беседы с инженером узла связи.

Чекист хорошо знал того, кому давал сейчас характеристику. Происходит из рабочей семьи, в войну проживал на временно оккупированной врагом территории, в 1946 году окончил среднюю школу, потом Таллиннское мореходное училище, работал на судах загранплавания. В связи с тяжелой болезнью отца уволился из Эстонского морского пароходства. Женат, двое детей. Кроме работы на узле связи занят перестройкой отцовского дома, увлекается музыкой… Капитан Мялк уверен, что Калью Рыым сумеет вести «игру» с зарубежным центром НТС…

Известно, что «солидаристы» многие годы пытались всеми способами расширить свою агентурную сеть в Москве, Ленинграде, других крупных городах страны, а также в Прибалтийских советских республиках, где они надеялись найти благодатную почву, а может быть, и возродить разгромленные к началу пятидесятых годов антисоветские организации, банды «лесных братьев». Каждое новое имя они окружали ореолом «борцов за свободу» и под будущие результаты их антисоветской деятельности получали деньги от разведок западных стран. Застой в «борьбе» грозил лишением щедрых подачек умеющих считать доллары и марки заокеанских хозяев, а это – смерти подобно.

Капитан Мялк тоже любил пораскинуть умом. Связь Калью Рыыма с энтээсовцами могла вывести на спецслужбы противника, а ради этого стоило начинать новую игру!

Вскоре капитан держал в руках второе письмо Калью Рыыму от Евгения Мишкина с тем же обратным адресом из Ленинграда: 4-я Советская, от Демидова Павла. Конечно, никакого Демидова Павла не существовало и в природе, но письмо было опущено в почтовый ящик в городе на Неве. В основной конверт был вложен другой, поменьше. При вскрытии в нем оказались марки, а под ними – злобное письмо антисоветского содержания, призыв размножить его, специальная копировальная бумага для тайнописи, клише для печатания листовок.

– Та-ак! – заключил капитан. – Доверяют своему агенту, стремятся вовлечь в активную антисоветскую деятельность. Что ж, посмотрим, что из этого получится. Посмотрим!

Письмо-листовка было напечатано мелким шрифтом на свернутом вдвое листе дешевой бумаги и занимало три страницы. Так оформлял свои «послания» агентам на советской земле Франкфуртский центр НТС. Там находится верхушка Народно-трудового союза. Капитан понял, что на крючок нацеливалась довольно крупная рыба.

За кордон полетело ответное письмо Калью:

«Здравствуй, Евгений!

Твое письмо получил… Оно, правда, больше недели пролежало дома, так как я был в отъезде. Учился два месяца в другом городе на курсах по повышению квалификации.

Твой подарок – марки для меня – был большой неожиданностью. Спасибо за них. О своей жизни более подробно напишу в ближайшее время.

С приветом Георг».

Георгом он назвал себя по старой договоренности с Евгением Мишкиным, для конспирации.

По требованию «солидаристов» Калью в определенные ими же дни и часы должен был настраивать свой радиоприемник на волну радиостанции «Свободная Россия». Если письма к ним он должен был подписывать именем «Георг», то в радиосеансах, обращенных к нему, его будут называть «Гуннар». Для отправления своих сообщений, написанных через присланную специальную копирку тайнописью поперек «нормального» письма безобидного содержания, Калью получил два подставных адреса – в Западной Германии и Бельгии.

О начатой эстонскими чекистами «игре» с Франкфуртским центром НТС пока ничего не знали их коллеги в соседней Латвии. Но бдительные латыши несколько раз в июле 1963 года зафиксировали передачу радиостанции «Свободная Россия» и расшифрованный текст сообщили коллегам в Эстонии, где он вскоре и лег на стол капитана Мялка.

«Гуннар, сожалеем, что раньше не могли ответить на твое сообщение», —

извинялись перед эстонцем неизвестные корреспонденты. И далее пространно излагали советы, как вести антисоветскую борьбу, как компрометировать в глазах населения политические и хозяйственные мероприятия Коммунистической партии и Советского правительства, а в конце выражалась радость по поводу возобновления с Гуннаром регулярной связи.

Вскоре текст этого замаскированного обращения к эстонскому адресату лежал уже на столе одного из начальников подразделений Комитета государственной безопасности Эстонской ССР.