Текст книги ""Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22 (СИ)"
Автор книги: Владимир Карпов
Соавторы: Александр Насибов,Николай Томан,Ростислав Самбук,Георгий Свиридов,Федор Шахмагонов,Владимир Понизовский,Владимир Рыбин,Алексей Нагорный,Евгений Чебалин,Хаджи-Мурат Мугуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 169 (всего у книги 348 страниц)
Что потребуется еще? Он пошарил по посудной полке, нашел пластиковый стаканчик, сунул его в карман. Ну, кажется, достаточно. Остальное есть в автомобиле.
Теперь следует затворить двери в гостиную и спальню: газ должен скопиться на кухне, а не растекаться по дому.
В ванной он отвернул кран подачи газа в нагревательную колонку, вернулся на кухню и открыл все четыре вентиля газовой плиты. Помедлил, прислушиваясь к шипению вытекающего газа.
По дороге к автомобилю Энрико подобрал два обломка кирпича. Еще несколько минут ушло на то, чтобы из бензобака нацедить горючее в пластиковый стаканчик, проверить исправность зажигалки. Обвязав обломки кирпича кусками сухой тряпки, он взял то, что приготовил, вернулся к дому.
Он стоял за древесным стволом, в нескольких шагах от крыльца коттеджа, и ждал. Сейчас он больше всего на свете боялся, что Тулин и Белявская вернутся домой раньше времени – до того, как кухня заполнится газом.
Снег перестал падать. Небо начало очищаться от туч. Кое-где проглянули звезды. И ветер поднялся – холодный, сырой, он дул порывами, забирался под пальто, леденил тело. Мучительно хотелось курить. Но он и думать не мог о сигарете. Не смел выйти из укрытия, чтобы чуточку размяться, прогнать холод.
Прошло около часа. Он тревожно кашлянул. Скоро должна наступить развязка. Предстоит действовать в полную силу, молниеносно. А у него спина окоченела, колени и ступни налились тяжестью.
Еще четверть часа ожидания. Прикинув, что теперь достаточно натекло газу, он вновь вошел в дом.
Когда он появился из двери, его глаза горели, по лицу текли слезы. Но он сделал, что требовалось, – перекрыл газовый кран в ванной и три вентиля кухонной плиты. Теперь, если по какой-либо причине операция сорвется, владельцы коттеджа обнаружат только один не завернутый вентиль, А это вполне можно отнести за счет невнимательности хозяйки…
Те, кого он поджидал, появились перед самым рассветом. Из машины первым вылез Тулин. Он едва держался на ногах, но все же пытался помочь Стефании. Водитель автомобиля и его спутница глядели на них и хохотали. Кончилось тем, что мужчина оставил руль, вышел на тротуар и стал подсоблять. Общими усилиями Стефанию вытащили.
Время шло, а трое на тротуаре все никак не могли расстаться. Тулин лез целоваться с приятелем, Стефания тащила обоих в дом, крича, что у нее есть торт и настоящая русская водка. Гость упирался и твердил, что выпило достаточно, а он еще должен благополучно довести машину до гаража.
Наконец ему удалось вырваться, сесть за руль. Автомобиль уехал. Тулин и Стефания, поддерживая друг друга, махали ему рукой.
Теперь они были во власти Энрико. Стоя за деревом, он не спускал с них глаз.
Тулин отворил калитку, проковылял к крыльцу, извлек из кармана связку ключей, стал перебирать их, отыскивая нужный. Стефания не выдержала – вырвала у него ключи, отперла дверь и вошла.
В тот же миг Энрико подскочил к Тулину, ребром ладони нанес удар в горло. Опустив на ступени лестницы потерявшего сознание противника, ринулся в дом. Там коротко вскрикнула Стефания…
Вот Энрико вновь появился на крыльце, подхватил Тулина. Втащил его в дом, запер дверь изнутри.
Потребовалось немного времени, чтобы перенести на кухню мужчину и женщину и выскочить на воздух. Но перед этим он положил ключи Тулину в карман, извлек оттуда и бросил на пол его зажигалку.
Пластиковый стаканчик с бензином и прочее, подготовленное для акции, – все было за стволом дерева, в пятнадцати шагах от дома, прямо перед окном в кухню.
Он облил бензином завернутые в тряпицы куски кирпича: если первый зажигательный снаряд погаснет или не достигнет цели, сразу же будет брошен второй.
Он заставил себя помедлить с полминуты – ждал, чтобы хоть немного унялась резь в глазах, схлынули слезы.
Потом поднял завернутый в тряпку кусок кирпича. Достал зажигалку, поудобнее уложил ее на ладони.
Успел подумать, что обязательно надо унести пластиковый стаканчик и второй обернутый в тряпицу обломок кирпича.
Палец толкнул рифленое колесико зажигалки. Тряпка вспыхнула. В следующее мгновение Энрико метнул в кухонное окно гудящий бензиновый факел, а сам упал за древесный ствол.
Звон лопнувшего стекла утонул в грохоте взрыва.
ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВАВ этот теплый летний вечер замок Вальдхоф и окружающий его парк казались огромной бриллиантовой россыпью – так сверкали и переливались в ночи разноцветные огни иллюминации. Гирлянды лампочек и фонариков были вывешены вдоль аллей, охватывали клумбы цветов, змеились по берегам водоемов. На лужайке перед замком в свете цветных прожекторных лучей били в небо струи воды. Фоном для них, если смотреть из замка, являлась трехметровая огненная свастика, которая медленно вращалась. А сам замок – массивный двухэтажный дом с зубчатыми башнями по углам и центральным шпилем в виде трезубца, на котором был укреплен металлический герб владельца – рука с коротким и широким тевтонским мечом, – сам замок Вальдхоф казался обиталищем колдуна из старых германских легенд…
Показался галопирующий всадник. Осадив коня возле крыльца, он спрыгнул на землю и, передав поводья груму, широким шагом направился в замок. Это был хозяин Вальдхофа – Теодор Тилле.
У входа в замок стоял камердинер – атлетического сложения человек во фраке и с белым цветком в петлице. Он вопросительно смотрел на хозяина.
– Можно выключить, – сказал тот. – Все сделайте сами, будку с рубильниками заприте, ключ спрячьте. И не спускайте с меня глаз, когда все соберутся. Вы поняли?
Камердинер молча поклонился.
– А где Андреас?
– Молодой господин у себя, – сказал камердинер. – Он в ванной. Скоро начнет одеваться.
Тилле кивнул камердинеру и вошел в дом.
– Конрад! – вдруг позвал Тилле.
Камердинер встрепенулся и поспешил в замок.
Из центра просторного холла вели на верхний этаж две массивные лестницы. Тилле стоял на левой лестнице, наклонившись через широкие перила.
– Конрад, – сказал он, когда камердинер подошел к лестнице, – напоминаю, чтобы репортерам не мешали, если они проникнут на празднество.
Камердинер поклонился. Потом он прошел к будке электрика и выключил несколько рубильников. Иллюминация в парке погасла.
В это время Тилле миновал кабинет, библиотеку и спальню сына, занимавшие все левое крыло верхнего этажа замка, толкнул дверь в ванную.
Тилле-младший только что вылез из ванны, растирался мохнатой простыней.
В зеркале было видно, как отворилась дверь и вошел отец. Не оборачиваясь, Андреас Тилле развел руки в стороны, с силой согнул их в локтях и сжал кулаки. На руках вспухли округлые бицепсы.
– Ну? – сказал он.
– Неплохо, малыш. – Папаша шутливо ткнул его кулаком в спину. – Совсем неплохо, вполне годишься, чтобы встать у резиденции фюрера вместо любого из двух бронзовых атлетов – с мечом в руке или с факелом, как тебе больше понравится [203] 203
Скульптуры, установленные у главного входа в новую имперскую канцелярию в Берлине.
[Закрыть]… Но шутки в сторону, оденься и как следует осмотри дом. Не упусти ни единой мелочи, в конце концов, сегодня ты здесь хозяин. Ты, а не я.
– Хозяин лишь до двенадцати часов ночи…
– Не пытайся возражать. В двенадцать ты уедешь в Берлин. Утром я присоединюсь к тебе… Ну, марш!
– А это правда, что фюрер держал меня на руках? – вдруг спросил Андреас.
– Правда.
– Сколько же мне было?
– Три года.
– И он спас меня?
– На улице шел бой. Каким-то образом ты оказался на мостовой. Люди метались из стороны в сторону. Кругом гремели выстрелы… Да я сто раз рассказывал об этом!
– Погоди!.. Как же случилось, что нас разъединили? Где в тот момент был ты?
– Толпа, напуганная выстрелами, устремилась на нас, когда мы шли по тротуару, сбила меня с ног… Больше я ничего не помню. Очнулся, когда рядом стоял фюрер. Он держал тебя на руках и помогал мне подняться с земли.
– А кругом стреляли?
– Грохот был такой, что у тебя долго болели уши. Я истратил уйму денег на врачей. Расплачивался с кредиторами почти полтора года.
– Но у меня ничего не осталось в памяти… – Юноша наморщил лоб, затряс головой, – Хоть какое-нибудь воспоминание!..
– Ты был слишком мал. Достаточно, что у меня память в порядке.
– А фюрер… Он помнит?
– В прежние годы он не раз рассказывал об этом, называл твое имя. А сейчас у фюрера столько забот… Не будем нескромны, Андреас, нельзя докучать великому человеку…
Тилле-старший кривил душой. Сегодняшний праздник в честь шестнадцатилетия сына он затеял с единственной целью – напомнить Гитлеру о том, что существует на земле Теодор Тилле, который в трудное для него, фюрера, время не стоял в стороне, помог ему, быть может, даже вызволил из беды, спас…
А юноша продолжал расспросы. Теперь его интересовало, очень ли был беден отец в то далекое время.
– Я же говорил, – ответил тот, – объяснял, что влез в долги и полтора года расплачивался с кредиторами.
– Но сейчас мы богаты?
Отец мог бы ответить: «Да, очень». Но он пожал плечами и заметил, что семья прочно стоит на ногах, только и всего. Андреасу не надо беспокоиться за будущее.
– Тебе помог фюрер?
Тилле-старшему и на этот вопрос полагалось бы дать утвердительный ответ, ибо Гитлер расплатился с ним весьма щедро. Однако он предпочел произнести туманную фразу, из которой можно было понять, что фюрер помогает всем, кто этого заслуживает.
Затем Теодор Тилле направился в свои апартаменты и влез в ванну. Вода оказалась нужной температуры и в меру сдобренной ароматическими эссенциями. Специальные щетки с длинной ручкой, чтобы можно было потереть между лопаток, комплект губок, мыло и шампуни – все это находилось на месте, под рукой. Одним словом, порядок, который Тилле самолично разработал и ввел в доме, этот порядок неукоснительно соблюдался. Убедившись в этом, он блаженно прикрыл глаза и погрузился в воду до подбородка.
Из головы не лез разговор с сыном, его расспросы о фюрере. Тилле усмехнулся, представив, как выглядел Гитлер в далеком 1923 году. В ту пору ему было не до спасения ребенка. Выплыть бы самому, удержаться на поверхности, добраться до берега и столкнуть в воду противников – вот что владело помыслами будущего фюрера.
Тогда-то и была задумана акция, которую потом остряки назвали «пивным путчем». Для путча необходима была хоть какая-нибудь аудитория, полагал Гитлер. Он выступит перед ней с речью, зажжет сердца людей, поведет толпу за собой.
Такой случай представился 8 ноября. В тот день в мюнхенской пивной «Бюргерброй» собрались обыватели, чтобы послушать речь профсоюзного деятеля, посудачить, напиться пива и разойтись.
И вот в зал врывается Гитлер, которого сопровождают два десятка вооруженных штурмовиков. У него горят глаза, всклокочены волосы. Вскочив на стул, он стреляет из револьвера в потолок. В это же время штурмовики устанавливают у выхода пулемет.
Зал ошеломлен, ничего не может понять. А Гитлер уже возле трибуны. Навстречу спешит полицейский офицер. Он преграждает путь, держа руку в кармане.
Гитлер бледнеет от страха, но успевает приставить револьвер к виску полицейского: «Руки вверх!» Оказавшийся поблизости второй полицейский отводит его руку с оружием.
А потом произошло чудо: полицейские отпустили Гитлера. Тот устремился к трибуне, которая была свободна – предыдущий оратор удрал от греха подальше.
«Национальная революция началась! – кричит Гитлер. – Со мной шестьсот человек, вооруженных с ног до головы… Казармы рейхсвера и полиции заняты нами; рейхсвер и полиция уже идут сюда под знаменем свастики».
Все это было вранье. Но завсегдатаи «Бюргерброя» поверили.
Так начался пресловутый «пивной путч».
А вот как он завершился. Наутро, когда Гитлер и Людендорф вывели на улицу обманутых ими людей (им было объявлено, что низложен президент республики, а также имперское и баварское правительства), полиция перегородила узкую Резиденцштрассе и стала стрелять. Путчисты попадали на землю. Как только огонь прекратился, Гитлер вскочил на ноги и удрал, хотя незадолго до этого публично клялся, что «грудью встретит вражеские пули».
Все это стало широко известно. Насмешкам не было конца. На голову незадачливого вождя нацистов они сыпались со всех сторон и, конечно, со страниц прессы – авторы фельетонов и карикатуристы вовсю упражнялись в остроумии.
Надо было что-то делать. И тут на помощь пришел Теодор Тилле. Он был рядом с фюрером, когда тот начинал свою акцию в «Бюргерброе», был и в числе демонстрантов утром 9 ноября, хотя из предосторожности держался на почтительном расстоянии от головной группы шествия. Что же предпринял Тилле?
В первую очередь встретился с Еленой Бехштейн [204] 204
Супруга известного фабриканта роялей, ярая сторонница нацистов.
[Закрыть] и так разжалобил сердце престарелой дамы, что та немедленно внесла кругленькую сумму в партийную кассу нацистов и вдобавок объявила себя приемной матерью Адольфа Гитлера. Это давало ей возможность навещать Гитлера в тюрьме – через два дня после провалившегося путча полиция посадила будущего фюрера в Ландсбергскую крепость.
Но все изложенное не могло идти в сравнение с той главной услугой, которую Тилле оказал фюреру после его выхода на свободу. В один прекрасный день Гитлер поднялся на трибуну пивной «Левенброй», ведя за руку мальчика. Выждав, чтобы в зале стало тихо, он поведал собравшимся трогательную историю о том, как подобрал этого ребенка у стен Фельдхернхалле [205] 205
Здание-памятник германским полководцам в Мюнхене.
[Закрыть] в день путча и на руках вынес из-под обстрела.
В зале бешено зааплодировали – сперва Герман Геринг, Рудольф Гесс, Эрнст Рем, Рейнгард Гейдрих и другие коллеги оратора, затем все присутствующие. Рукоплескания смешались с криками восторга и здравицами в честь «вождя нации».
Теодор Тилле хлопал в ладоши и кричал вместе со всеми. Гитлер, который неподвижно стоял на эстраде, прижимая к себе мальчика, встретился с ним взглядом и чуть наклонил голову. Он благодарил своего верного паладина: ребенок, который стоял на эстраде рядом с фюрером, был сын Теодора Тилле – Андреас.
Наутро пронацистская пресса напечатала подробные отчеты об эпизоде в пивной «Левенброй», поместила десятки фотографий Гитлера и «спасенного» им мальчишки. Не остался в стороне и Теодор Тилле. Он охотно раздавал интервью, в которых свидетельствовал: все было так, как рассказывал Адольф Гитлер.
В последние дни января 1933 года нацисты в союзе с другими реакционными силами страны привели к власти своего лидера Адольфа Гитлера. Он стал канцлером – главой Германского государства.
Несколько дней спустя новый канцлер встретился с наиболее близкими ему людьми на уединенной вилле. Был вьюжный вечер, порывы ветра раскачивали деревья в парке, ветви вязов и буков стучали в окна просторного холла. В такую пору особенно хорошо чувствуешь себя возле камина, если в нем жарко горит огонь. Обстановка настраивает на мирный лад, человека тянет к воспоминаниям…
Камин в холле был разожжен, пламя жадно пожирало все новые порции угля, который щедро подбрасывал Теодор Тилле. На низком широком столике имелось вдоволь пива и бутербродов. Словом, была вполне подходящая обстановка, чтобы хлопали пробки, произносились спичи… Однако присутствующим было не до сантиментов. Нацисты могли удержаться у власти, только подавив, а точнее, истребив своих идейных противников, прежде всего коммунистов. Сейчас обсуждался кардинальный вопрос: как разделаться с КПГ, влияние которой росло в стране день ото дня, а заодно и с иными прогрессивными организациями.
Геринг высказал мнение, что хорошо бы обвинить коммунистов в крупном преступлении, поднять шум я прессе и по радио, взбудоражить обывателей при помощи блоклейторов [206] 206
Квартальные уполномоченные нацистской партии.
[Закрыть]. Разумеется, коммунисты не замедлят ответить на предъявленные им обвинения. Борьба выплеснется на улицы. А это уже повод, чтобы в дело вступили штурмовики и полиция.
Гитлер досадливо дернул плечом, заметив, что это не решение вопроса. Обычной акцией – убийством или, скажем, взрывом – здесь ничего не добьешься. Преступление должно быть таким, чтобы у людей кровь в жилах заледенела. Но, по всем признакам, это невыполнимо. На разработку и проведение акции таких масштабов требуется время. А его нет: в марте должны состояться выборы в рейхстаг и ландтаги земель. Если до этого не разделаться с коммунистической партией, положение резко осложнится. Никто не знает, каким будет соотношение сил в стране после выборов…
Теодор Тилле как раз подбрасывал в камин очередную порцию угля. При последних словах фюрера он вздрогнул, всем корпусом повернулся к нему.
– Что такое? – спросил Гитлер, глядя на приятеля.
– Пожар! – пробормотал Тилле и показал на камин.
Гитлер снова посмотрел на него, на этот раз уже с опаской. Он даже несколько отодвинулся в сторону.
– Пожар, – повторил Тилле. – Нужен пожар. Большой пожар в центре Берлина. Чтобы пылал, как этот камин, долго – час, два часа, десять часов. Чтобы все были убеждены: пожар – дело рук коммунистов, заклятых врагов нации!
В доме стало тихо. Все молча смотрели на Теодора Тилле. А тот, выговорившись, почувствовал усталость, спад. Сидел опустив голову. И вдруг услышал, как кто-то крикнул: «Пусть горит рейхстаг!» Был ли это Геринг или кто-то другой, Тилле так и не узнал. Да это не важно, кто первый крикнул, что поджечь надо рейхстаг. Главное, что отыскался нужный объект – одно из красивейших зданий столицы, едва ли не реликвия государства. Такой пожар наделает шуму – уж в этом можно не сомневаться.
Так был вынесен приговор германскому рейхстагу.
27 февраля нацисты привели в исполнение этот приговор. Вот первое сообщение о пожаре, составленное и распространенное ими по всему миру.
«В понедельник, около 21 часа 15 минут вечера, пожарная команда была вызвана в рейхстаг, где в части здания с куполом возник пожар. По вызову пожарная команда направилась туда с машинами 10 берлинских пожарных постов. На место пожара явился большой отряд шупо [207] 207
Полицейские.
[Закрыть] и оцепил на большом расстоянии здание рейхстага. Прибывшие пожарные команды нашли большой золотой купол рейхстага охваченным пламенем. Вся окрестность была залита дождем искр. Пожарная команда и полиция немедленно проникли в рейхстаг, и здесь им удалось задержать человека, который открыто признался в поджоге. Он заявил, что принадлежит к Нидерландской коммунистической партии».
Рейхстаг пылал, а отряды штурмовиков мчались на машинах во все концы города, включив полицейские сирены. У каждого отряда имелись списки коммунистов, которых полагалось немедленно схватить и убить или бросить в тюрьмы и концлагеря, спешно создаваемые под Берлином и в ряде других мест.
В первый же день была арестована вся коммунистическая фракция рейхстага, а также большинство прочих левых депутатов и журналистов, многие тысячи членов коммунистической партии. Спустя неделю количество арестованных уже исчислялось десятками тысяч.
В это ответственное время Тилле делал важную работу. Он возглавлял группу штурмовиков, носился с ними по городу, забыв о еде и отдыхе. Судьба была благосклонна к нему. Случилось так, что один из арестованных антифашистов не выдержал допросов с избиениями и назвал адрес, по которому скрывалось несколько коммунистов. Тилле не промедлил, успел обложить этот дом. В его руки попало семеро мужчин и одна женщина. Трое из них оказались членами ЦК компартии страны, женщина – помощницей самого Эрнста Тельмана.
О поимке важных противников и о том, кто руководил операцией по их захвату, в тот же день стало известно Гитлеру – Тилле и здесь все сделал как надо.
Назавтра он был приглашен к фюреру и обедал у него. Когда он покинул рейхсканцелярию, у него сияли глаза. Впервые в жизни он стал владельцем недвижимости: имперское правительство подарило ему замок с угодьями – тот самый, в котором сейчас должен был состояться праздник в честь дня рождения Андреаса.
…Теодор Тилле вылез из ванны, докрасна растер тело простыней. Мысленно он все еще был в удивительном 1933 году. Удивительном и щедром: тогда кроме замка он получил еще некую сумму денег и чин штурмбанфюрера СС с золотым партийным значком в придачу.
Вот так было пять лет назад. Теперь же многое обстояло иначе. Последние годы он вел себя тихо, не лез вперед, и о нем стали забывать. Недавно, когда фюрер устроил большой прием по поводу аншлюса Австрии и состоявшегося вслед за тем плебисцита, в результате которого нацисты получили преимущество, Теодору Тилле даже не прислали приглашения.
Надо было действовать, напомнить о себе. Поразмыслив, он решил, что хороший повод для этого – предстоящий день рождения сына. Вот он и отметит шестнадцатилетие Андреаса. Закатит праздник, да такой, чтобы о нем заговорил весь Берлин…
Он направился в спальню и стал одеваться. Вот-вот должен был начаться съезд гостей.
