Текст книги "Феникс (СИ)"

Автор книги: Владимир Колышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

   Другие руки коснулись его, и мягкий голос Инги сказал: «Пойдем, приляг, ты устал...» Георгий наотмашь ударил по этим рукам, показавшимся ему по-змеиному холодными, тянущими его в смердящую клоаку, и пошел к выходу. Тут раздался звонок в дверь. Хозяйка открыла ее, и на порог вступили двое.

   Это были грубые парни, пьяные в дым. На них была черная униформа, верхняя часть которой напоминала фрак. На груди у каждого блестел значок похоронной службы – череп со скрещенными костями, так что их владельцев можно было принять за новое племя пиратов. Чтобы не упасть, они цепко держались за арматуру венка, как за спасательный круг. Синхронным движением похоронщики сняли черные шелковые цилиндры и, держа их на уровне пояса, спросили в унисон: «Хозяюшка, катафалк заказывали?»

   – Да-да, – торопливо ответила Марго и просительно-повелительным жестом пригласила похоронщиков войти в комнаты.

   Толкаясь плечами, похоронщики торжественно занесли металлический венок с искусственными цветами и черной муаровой лентой, где отблескивали золотом слова с незаполненными пропусками: «Дорогому... незабвенному... от друзей».

   – Отпевание на дому заказывали? – пробасил новый глас, и в черной сутане священник переступил порог. Им оказался давешний молодой поп, что стоял возле церкви. На нем поверх сутаны была надета все та же черная джинсовая курточка, в руках его раскачивалось походное кадило.

   Георгий, нечаянно скинув с вешалки из рогов лося чей-то дождевик, кое-как протиснулся между пришедшими и вывалился на крыльцо. Упершись руками в штакетник палисадника, он стоял возле куста сирени и глубоко вдыхал прохладный воздух. Потом, обретя способность двигаться, оттолкнулся от заборчика и, пройдя по дорожке двора мимо похоронного автобуса, вышел в переулок.

   Глава четвертая

   БОИ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ

   1

   Георгий посмотрел на часы, было около полудня. Полдня кануло, как в прорву, а он и не заметил. Он шел, казалось, без цели и направления, но вскоре осознал, что ноги сами несут его домой, в свою комнату, она же мастерская. Он бежал в свой привычный, спокойный мир, если только, конечно, тот уцелел.

   Возле одного из старых двухэтажных домов – кирпичный низ, деревянный верх – Георгий вынужден был задержаться, чтобы завязать развязавшийся шнурок кроссовки. Скрипнула дверь в центре фасада, и на улицу выглянула девочка лет двенадцати с выгоревшими на солнце волосами. Она была одета в обесцветившийся, заношенный, давно не стираный плащ. Ноги ее, как почти у всех подростков, были худы, поцарапаны и немыты. Даже за два шага от нее пахло курятником.

   – Дяденька, можно вас на минуточку, – сказала она, зыркая по сторонам, как при переходе улицы. – Вы не могли бы помочь?..

   – А в чем дело? – Георгий затянул шнурок и выпрямился.

   – Тут помочь нужно... – повторила девочка и скрылась в дверях с видом побитой собаки.

   Георгий неохотно зашел в грязный полутемный подъезд, готовый к любым неожиданностям, и увидел светлое пятно плаща, маячившее возле деревянных перил лестницы, ведущей на второй этаж. Когда он подошел к девочке, та, отведя глаза в сторону и книзу, попросила закурить. Он вгляделся в ее лицо. Юная, но уже с чертами, отмеченными пороками. Георгий полез в карман за сигаретами. Вообще-то, сначала он хотел возмутиться, потом сказать ей какую-нибудь глупость о вреде курения для малолетних, но, в конце концов, осознал, что все семена разумного, доброго, вечного давно упали на каменистую почву и не дадут никаких всходов, и, значит, бессмысленно сотрясать воздух словесами.

   Она всунула грязные свои пальцы в протянутую пачку и выпотрошила оттуда сигарету, при этом девочка перестала держать полы своего плаща и они разошлись в стороны. Девочка была голой. Там, где у женщины обычно виднеется треугольник волос, у нее ничего не было, а ниже – тонкая розоватая полоска по-детски припухлых половых губ. Теперь девочка гипнотизировала глазами Георга, и плащ ее раскрывался все шире.

   – Хорошо бы еще спичек... – произнесла она каким-то севшим голосом, все-таки новое для нее ремесло еще не стало привычным, она еще волновалась, стыдилась, быть может.

   «Лилия панели. Маленькая девочка с глазами волчицы, – подумал Георгий, поднося огонь зажигалки к дрожащему кончику направленной на него сигареты. – Раньше она загорала бы в пионерском лагере... Кто виноват?»

   – Я много не возьму, – торопливо сказала девочка, нервно выпуская дым в заплеванный, закопченный потолок, – всего 20 делеберов... или пачку американских сигарет...

   Георгий повернулся, чтобы выйти вон.

   – Что, тебе жалко?! – взвизгнула она ему в спину. – Дешевле тебе никто не даст!..

   С улицы зашел грузный мужчина и закрыл дверь подъезда на длинный изогнутый крючок. Сверху послышался жалобный скрип деревянных ступенек. По лестнице спускалась толстая баба с пропитым лицом, в грязном, драном халате.

   – Что тут происходит, – спросила она низким прокуренным голосом, – кого насилуют?

   Увидев Георга, женщина заорала: – Ах ты паскудник! Ты что тут делаешь, тварь ты этакая?! Василий, ну-ка держи его!

   Зашедший с улицы мужик, раскорячил руки, похожие на грабли, и пошел на Георга, сверкая остатками социалистических железных зубов. Георгий сунул руку в карман для понта, Василий сразу остановился, весь напрягся, и возле рукава его засаленного пиджака что-то зловеще замерцало.

   – Сколько я вам должен? – миролюбиво спросил Георгий.

   – Вот это другое дело, – сказала баба, перестав орать, а ее напарник расслабился. – Двадцатку пожалел, теперь все отдашь...

   Георгий вынул из кармана бумажник и бросил его на пол, чуть левее себя.

   – Часы пусть снимает, – приказала женщина, свесившись с лестницы, и ее рыхлые груди растеклись по перилам.

   – Да-да и часы тоже, – повторил Василий и от себя добавил: – а то сдам тебя щас ребятам из «Домкомобороны». – Он повернулся плечом, показывая на рукаве скрученную повязку бойца домового комитета самообороны. – Они без лишних рассусоливаний вздернут тебя на перекладине как насильника. Но сначала мы тебе кое-что отрежем...

   Мужик засмеялся хрюкающим смехом и нетерпеливо переступил ногами. Георгий сделал вид, что расстегивает ремешок часов, очень надеясь, что мужик не удержится и, потеряв бдительность, начнет мародерствовать. Расчет оказался верен.

   Мужик нагнулся за кошельком. Георгий сразу ударил ногой ему в селезенку. Мужик громко выдохнул и болезненно скрючился. Георгий хотел добавить ему левой в переносицу, чтобы сразу отключить противника, но почему-то пожалел вымогателя и лишь не больно – подошвой – толкнул его в плечо. Мужик отлетел под лестницу, успев, однако, сцапать бумажник. Документов в нем не было, и Георгий решил за лучшее, оставив псам кость, побыстрее сматывать отсюда удочки. Конечно же, не через парадное, где можно было наскочить на патруль. Уходить лучше через двор. Он повернулся и устремился к запасной двери, ведущей во двор дома. Однако девочка вцепилась в его одежду как дикая кошка и стала орать благим матом. Георгий с трудом оторвал от себя ее тонкие цепкие руки и отбросил этого дурно пахнувшего зверька в объятия подбежавшей женщины.

   Он вышиб запертую на хлипкую задвижку дверь и, пролетев над порогом, быстро захлопнул ее. Крики мгновенно захлебнулись. Возле зловонной помойки с нечистотами он с разбега переметнул через забор свое еще послушное тело, с треском обрушился в какие-то заросли, страшась напороться животом на какой-нибудь железный прут, но приземлился довольно удачно и рванул другим двором на параллельную улицу.

   Из подворотни он вышел спокойным деловым шагом местного жителя, отягощенного житейскими нуждами. И сразу же налетел на патруль. Его остановили, и он мысленно похвалил себя за самообладание и выдержку, за то, что не заметался и не побежал от них, за что мог запросто получить гроздь свинца в спину. Машинально подавая свой «аусвайс» представителям военных властей и чутко прислушиваясь, не доносятся ли крики из соседнего двора, Георгий пропустил мимо ушей вопрос командира патруля.

   – Простите, что вы сказали? – спросил Георгий и отметил про себя, что голос его звучит уж слишком спокойно, а стало быть, неестественно.

   – Ты что, глухой? – с насморочным прононсом сказал офицер, одетый в полевую форму российского образца, сверля Георгия своими близко посаженными глазами и одновременно изучая документы. – В эту сторону движение пешеходов и транспорта перекрыто. Давай обратно...

   – Но у меня там дом... и мастерская... – уже уверенным тоном лояльного и полезного родине гражданина произнес Георгий.

   – Что за мастерская? – подозрительно сощурив левый глаз, спросил этот низкорослый властелин и бросил беглый взгляд на волосы гражданина. – По производству чего?..

   – По производству картин, – язвительным тоном ответил гражданин. – Я художник.

   – А-а... художник, – разочарованно протянул офицер, и его казенная физиономия презрительно перекосилась.

   Патрульные проверили паспорт, корешок-приложение об этнической принадлежности, вкладыш о леберлийском гражданстве, справки об уплате всех налогов и о сдачи норм ГТО, членский билет «ОБМОСХУДА» – Объединение Молодых и Старых Художников. Все было в порядке.

   Георгий забрал свои документы и попросил разрешения продолжить путь.

   – Почему не носите профессиональный значок?

   – Я свободный художник...

   – Вот и наденьте значок свободного художника. Порядка не знаете?

   – Хорошо, как только приду в мастерскую, так сразу и надену...

   – Какая, к черту мастерская! – повысил голос офицер, уперев руку в грудь дураку-аборигену. – Там стреляют, вам понятно? Могут убить. Давайте – в обход, в обход идите. Быстро, быстро...

   Он говорил тоном, каким обычно объясняются военные при исполнении с тупыми штатскими. Двое его подчиненных топтались рядом.

   Один – солдат срочной службы, в каске, бронежилете, стоял, безучастно положа усталые руки на короткоствольный автомат. Другой, более подвижный – ополченец из Казачьего войска, одетый в этот их опереточно-маскарадный костюм, в папахе и с шашкой на боку. Винтовку казак держал за спиной стволом вниз. Чтобы одним резким движением пустить ее в дело. Если, конечно, она у него выстрелит.

   Не слушая никаких возражений, офицер загнал Георгия обратно в подворотню.

   2

   Вокруг было тихо, и Георгий решил переждать в этом чужом дворе. Он уселся на старую автомобильную покрышку, в которой была земля и росли хилые цветы, и закурил. Где-то действительно начали стрелять, даже, кажется, из тяжелого пулемета. Потом несколько раз грохнуло, и дребезжащее эхо прокатилось по кварталам. Это уже била пушка. «С кем они воюют? – подумал он. – С пришельцами? Кавалерийская атака на танки... с пращей против Голиафа. Впрочем, Давид-то как раз и победил. Мои бы слова да богу в душу...»

   Когда иссякло терпение, Георгий встал, прошел через арку из красного кирпича подворотни с обоссанными стенками и дебильными граффити, выглянул на улицу. Безмолвие и безлюдье. Отлично, подумал он и быстро зашагал в запретную сторону. На следующем квартале его настиг крытый грузовик, выкрашенный белой краской, с большими синими буквами «UN» на бортах. Пришлось вновь прикинуться «шлангом», то есть аборигеном, бесцельно стоящим возле своего дома. Ооновский грузовик промчался мимо и, громыхнув на колдобине асфальта, скрылся из виду.

   Ему еще неоднократно приходилось пробираться дворами, чтобы избежать встречи с патрулями самообороны. В отличие от военных – эти были такими отъявленными суками, что с ними лучше не связываться. Наконец, в очередной раз преодолев забор (мальчишкой он столько не лазил по заборам, как в этот чертов день), он оказался на улице Орхидей, вблизи перекрестка с улицей Пяру.

   И тут ему стало ясно, что произошедшая на рассвете воздушная стычка военного вертолета с НЛО, имеет продолжение. Подбитая тарелочка далеко не улетела, дотянула до левого берега, где и совершила вынужденную посадку. Теперь вот она лежит почти на перекрестке, весьма плачевного вида, не подавая признаков жизни. Вокруг нее, там и сям, прятались десантники в бронежилетах, не решаясь атаковать противника, который, естественно, так просто в руки не дастся и будет защищаться всеми возможными средствами. Оставалось лишь только строить предположения, какими могут быть эти средства.

   Георгия шуганули с одного места, с другого, наконец, он примостился за старыми бетонными блоками, предназначавшимися для какого-то подземного строительства – то ли газового коллектора, то ли канализационного. Для этого улицу Орхидей намечалось перекрыть, но в связи с Большим Событием (открытое явление инопланетян), всем как-то стало не до ремонта.

   – Садись, садись, – миролюбиво пригласил его солдат, занимавший здесь позицию, – располагайся... это надолго.

   Солдат говорил по-русски, значит, был из российского контингента международных сил.

   – Закурим. – Он протянул шикарную желтоватую пачку «Сamel'a».

   – Спасибо, у меня есть, – ответил Георгий, доставая мятую пачку сигарет «Неран».

   Воин, мокрый от пота и грязный от пыли, сдвинул каску в маскировочным чехле на затылок, выдернул сигарету и, оторвав фильтр, прикурил, заслоняя ладонями огонек спички, хотя никакого ветра не было. Скаля белые зубы на чумазом лице, он блаженно расслабился. Дал прикурить гражданскому лицу.

   Георгий припал к огоньку, затянулся, вдохнув вместе с дымом сложный аромат войны: запах дыма, солдатского пота и офицерского одеколона.

   – Благодарю... – сказал он, обратно усаживаясь на свое место и, кивнув на сигаретную пачку, небрежно торчавшую уже из кармана военной жилетки, заметил: – Богато живете...

   – Не жалуемся... – совсем размягчился воин. – Полтора косаря зеленью платят, можно служить...

   Видно было, что служивый сильно загнул, хорошо, если он получает половину этой суммы.

   – Вы откуда? – полюбопытствовал Георгий, глядя на маячивший перед ним крылатый значок «Сокол России».

   – 2-я воздушно-десантная бригада N-ского летучего полка, – весело ответил парень, устраиваясь поудобнее и вытягивая ноги, обутые в грубоватые ботинки с высокой шнуровкой. – Имеем задание: взять языка... Ха! Во дела! – «сокол» длинной струйкой сквозь зубы цыкнул слюной на кучу песка, побив все мировые рекорды дальности по плевкам. – Прямо Герберт Уэллс какой-то... Войну миров читали?

   Георгий кивнул, удивляясь, что подобный вопрос задал не он, выросший на книгах классиков, а этот паренек. Кто в наше время из молодых людей читает Герберта Уэллса и Жюля Верна?

   – Ну и что вы, батя, обо всем этом думаете? – продолжил словоохотливый десантник.

   – Что я об этом думаю?.. Сейчас я думаю, а не сочтут ли пришельцы подключение международных сил к Событиям провокацией... началом военных действий против них, пришедших, возможно, с миром?..

   – Это вряд ли... хотя... А что же нам делать? Целоваться с ними, что ли? Они вон постепенно переходят к активным действиям. Провели разведку боем. Применили какое-то сейсмическое оружие... Чего от них ждать завтра? На мирный визит это не очень-то похоже. Вот вы, я вижу, человек как бы интеллигентный, умудренный опытом, вы можете мне сказать, что происходит? Хотя бы в виде предположения.

   Георгий отлично понимал настроение солдата, желающего знать, за что он – молодой, красивый, может быть, завтра положит свою жизнь, как говорится, на алтарь Отечества. А дома ждут его невеста, мама и отложенные на будущее дела. Впрочем, за ЧТО воевать, солдат знает хорошо – именно за невесту, за мать, за отложенную на потом жизнь. Нет, воин хочет знать, какова вероятность того, что он все это потеряет?

   – Я тоже полагаю, что мы имеем право на ответные действия, – сказал Георгий, стараясь, чтобы голос его звучал уверенно. – Тем более, что мы у себя дома, на родной планете. Если наши ответные меры не будут превышать вынужденной обороны, то может, худшего и не случится. Их замыслы нам неизвестны, это точно... А потому, возможны ложные истолкования. Сегодняшнее утреннее землетрясение могло быть вызвано естественными причинами. Здесь, говорят, карстовые пустоты кругом.

   – Так-то оно так, – скептически ответил солдат, – да только всяко может быть...

   – Я думаю, пришельцы, скорее всего, вообще не планируют никакой войны с человечеством. Есть веские основания предполагать, что они изучают нас не одну тысячу лет. Зачем им объявлять нам войну сейчас, когда могли бы это сделать раньше, в условиях куда более благоприятных для себя. Нет, тут что-то другое...

   – Так-то оно так, – тем же манером сказал солдат, – да только политика, тем более космическая, – дело тонкое, хрен поймешь: когда можно нападать, а когда надо обождать...

   – Вообще, война – дикарский способ ведения политики, – чувствуя себя сконфуженно, высказался Георгий, потому что намекал на весьма сомнительный, затасканный тезис. – Вряд ли такая политика характерна для высокоразвитых существ, которые совершают межзвездные путешествия. Возможно, как раз все наоборот: они встревожены националистической шизофренией, которая усилилась в последнее время на Земле. Пытаются каким-то образом нас усмирить.

   – Галактический КЕЙФОР! – хохотнул солдат.

   Он снял каску, взъерошил пятерней слипшиеся русые волосы и снова надел стальной головной убор. Полуденное солнце вовсю припекало.

   – И долго вы тут будете загорать? – поинтересовался Георгий.

   – Да вот ждем подкрепление бронетехникой. Обещали россиян прислать, они тут поблизости кайфуют, в Тополскитисе. Да французы заартачились... у них там из-за этого свара. Вот и приходится загорать, пока они там разберутся меж собой.

   – Ну, как там, в России-матушке?.. Что делается, как живется? Мы тут, признаться, не вполне информированы...

   – Когда уезжал в армию, все вроде бы нормально было. Отчизна крепнет день ото дня.

   – Ну, а как у вас с демократией?

   – С демократией, папаша, все в порядке, – удовлетворенно произнес десантник. – С ней конкретно разобрались... Извините, а вы сами-то по нации кто будите: литавец, русский или?.. – Солдат искоса взглянул на Георгия, на его почти сросшиеся на переносице брови, доставшиеся от матери-болгарки.

   Георгий ответил.

   – Жить, вообще-то, надо на родине, – вынес вердикт солдат и отвел глаза в сторону...

   – Не так все это просто...

   – Да не-е... я ж не в укор, я ж понимаю... – стал оправдываться солдат. – Вообще-то, если начистоту, без булды, мне хотелось бы жить в Бразилии. Говорят, там круглый год карнавал, и все дешево. Врут, наверное?

   – Наверное... – ответил Георгий устало. – А может, и не врут...

   3

   Послышался рокот дизеля, и на площадь, клацая по булыжной мостовой треками гусениц, выкатился легкий российский танк «Рысь» новой модификации, приземистый и очень маневренный.

   – Вот и наши приехали! – оживился солдат, указывая на бронированного зверя, бока которого были испещрены пятнами маскировочной окраски и надписями «UN». – Сейчас начнем, а то засиделись уж... Ну-ка, батя, давай – в тыл, – скомандовал миротворец, занимая боевую позицию.

   Мини-танк резко затормозил и остановился, покачиваясь на амортизаторах. Тонко запел поворотный механизм лепешки-башни. Длинный тонкий ствол пушки указал на позицию, где сидели Георгий с солдатом, и замер. Потом качнулся вниз-вверх. Казалось, вытянутый хобот чудовища принюхивается, выискивая по запаху неприятеля.

   – Нет, кажись, это не наши, – сказал солдат с недоумением и закричал срывающимся голосом: – Ложись!

   Они упали на дно окопчика, тщетно пытаясь зарыться в землю, и сейчас же оглушающе-звонко грохнул выстрел. Танк окутался голубовато-белым облаком дыма, из которого хмуро выглянул черный зрачок ствола. Снаряд горячим вихрем пронесся над их головами и разорвался совсем рядом, осыпав их комьями земли, щебенкой и битым кирпичом. Стоящий в штабелях кирпич для кладки коллектора разнесло в пух и прах. От грохота взрыва Георгий временно оглох.

   – Бежим! – скомандовал солдат и больно толкнул Георгия в бок.

   Они вскочили, ветром-поземкой перелетели через пустынную улицу и метнулись под арку ближнего углового дома, сзади опять звонко грохнуло.

   Сворачивая за спасительную стенку, Георгий успел увидеть, как их только что уютное местечко взлетело на воздух. Бдах! – эхо ударилось в дома и понеслось по кварталам. Осколки бетона изрешетили стены ближайших зданий, со звоном посыпались стекла окон, выбитые ударной волной. Белое облако взрыва, резко пахнущее синтетической взрывчаткой, понесло порывом ветра наискось через улицу.

   – Вот же падла! – с чувством сказал солдат. – По своим шмаляет! Ну, я ему щас, иуде, задам...

   Он достал из подсумка небольшой, с конической головкой снаряд и вставил его в подствольный гранатомет. Обозленный воин на карачках быстро подбежал к выходу из-под арки, лег на землю и осторожно высунул наружу востренький носик.

   – Ага... – сам себе сказал десантник и выдвинул вперед свой «панцерфауст». – Щас... погоди, погоди...

   Он прицелился, прищуривая левый глаз, кривя открытым ртом, и выстрелил.

   Георгий в это время тоже рискнул выглянуть на улицу. Снаряд солдата разорвался под гусеницей танка, и тот закрутился на месте, разматывая по булыжнику длинную металлическую ленту траков.

   Танк, в общем-то, не пострадал, если не считать разбитой гусеницы, и все же у него вдруг открылись все люки и оттуда, из жаркого, гудящего нутра боевой машины, как черти, которым припекло, полезли танкисты в черных комбинезонах. С поднятыми над головой руками, они быстро прыгали на землю и, пригибаясь и что-то крича по-русски, побежали к цепи укрывшихся десантников. Зычный голос командира штурмового отряда, усиленный мегафоном, рявкнул: «Не стрелять!», и танкисты, зигзагами перебегавшие улицу, невредимыми достигли первой линии заграждений.

   «Лейтенант, какого х...я! Вы что, окосели!» – услышал Георгий взбешенный голос командира десантников, донесшийся оттуда, потом звуки заглохли – десантники и танкисты скрылись за баррикадой, наспех сооруженной из подручных материалов.

   Видимо, там разобрались, что произошла досадная ошибка, а может быть, что скорее всего, поняли – противник применяет нечто, дезорганизующее действия нападающих, и потому тянуть с атакой дольше чревато непредсказуемыми последствиями.

   Раздались отрывистые команды, и первая цепь отряда перешла к активным действиям. Они обстреляли из гранатометов НЛО, и, едва затихли разрывы, вторая цепь пошла на захват. Они бежали, низко пригибаясь к земле, используя попадающиеся по дороге естественные препятствия в качестве временных укрытий. Потом залегли, образовав новую линию прикрытия, и тогда в атаку пошла предыдущая цепь. Ребята работали красиво и слаженно.

   После обстрела, в корпусе поверженного НЛО образовались многочисленные пробоины. И это было странно. На такую удачу никто особо не рассчитывал, потому мы ждали подкрепления. Как говорится, когда все идет слишком хорошо, – тоже нехорошо. Но думать о странном везении было некогда. Теперь задача такая: как можно быстрей закрепить успех – занять слепую зону вокруг аппарата, конечно, если таковая зона у него имеется.

   Один за другим бравые ребята в громоздких бронежилетах ныряли в пробоины, исчезали из глаз, бесстрашно или, превозмогая страх, бросались навстречу неведомой опасности. После того, как группа захвата скрылась в недрах пришельца, а их оставшиеся товарищи заняли боевые позиции возле дыр, задрав стволы автоматов кверху, над площадью нависла нервно-гнетущая тишина, готовая в любую секунду взорваться криками, стрельбой и еще черт знает чем.

   Все ждали этого момента, но все же содрогнулись, когда из самого большого проема вывалилась группа десантников, тащившая двух существ нечеловеческого облика. Существа эти были ростом метра полтора, казались бесполыми, с тонкими руками и ногами. Меж длинных четырех пальцев с когтями замечались лягушачьи перепонки. Головы пришельцы имели непропорционально крупные, с большими выпуклыми, как у жаб, глазами. Зеленовато-серая кожа тускло отсвечивала. Одеты они были в облегающие тело серебристые комбинезоны. Существа яростно сопротивлялись, царапались длинными черными и, по-видимому, острыми, когтями. Дюжие парни тащили их довольно грубо, не стесняясь в выражениях, высказывая по пути все, что они думают об этих лягушкообразных тварях.

   На каком-то расстоянии от родного корабля, пленные внезапно отключились, словно оборвалась некая жизненно важная связующая нить. Они перестали биться в руках землян, головы их поникли, конечности безвольно повисли. И пришлось их тащить на руках. Теперь они больше походили на детей – больных и беззащитных, нежели на грозных коварных агрессоров. Когда пришельцев донесли до армейского грузовика с брезентовым верхом, произошла штука, озадачившая всех. Комбинезоны инопланетян как-то повяли (точно растения без полива), потеряли блеск, а затем и вовсе исчезли неуловимым для сознания землян образом, словно испарились. С телами пленных произошли схожие метаморфозы. Их кожа так же потеряла свой блеск, цвет и фактуру. В конце концов выяснилось, что десантники держат в руках грубо сшитые матерчатые куклы. Гнилой материал разрывался под пальцами, и на мостовую посыпалось то, чем набиты были эти куклы – сырые опилки!

   Это был какой-то бред. Виданное ли дело, чтобы живые существа превращались в неодушевленные предметы. Всех присутствующих охватило недоумение, граничащее с паникой. В довершение ко всему сама «тарелка» бесшумно развалилась в прах, словно трухлявый пень. Ветер подхватывал эту сероватую пыль и разносил по округе.

   Итак, результатом многочасовой операции, где были задействованы десятки и сотни людей и современная боевая техника, оказался полный, круглый ноль. Конечно, можно было считать, что одержана безусловная победа, но явственно ощущалась и горечь поражения. Задание-то – взять «языка» – не выполнено.

   За не имением более объекта конфликта, десантники спешно погрузились в машины и покинули поле боя. Остались лишь незадачливые танкисты, которые, переругиваясь друг с другом, принялись за ремонт своего бронированного друга.

   Глава пятая

   ГОРОД–МИРАЖ

   1

   Домой он добрался только часам к двум. В небольшой пекарне он купил латышские шпеккухен – пирожки с беконом, чтобы не заморачиваться с готовкой. Переходя тихую улицу, невозможно было не заметить гигантское полотнище с поясным портретом генерал-президента Адама Голощекова, висевшее на растяжках на торце новой высотки, трепеща под ветром, издавало звук, похожий на шумные аплодисменты ликующей толпы. Плакат был оформлен просто и доходчиво. Широкая мозолистая ладонь профессионального военного приложена к седеющему виску в приветственном жесте. Лаковый козырек форменной фуражки забралом прикрывает узкий медный лоб. Металлическая добротность лица, строгий взгляд, который так обожает плебс. И лаконичный лозунг, невзначай брошенный новым вождем на каком-то выступлении, ставший девизом страны: «Одемократим Леберли!»

   Он прошел через старый двор. Ну вот этот дом в четыре этажа, выкрашенный в черно-серой гамме по депрессивной прибалтийской моде, здесь и находилась его жилище и мастерская. Собственно, это была комната 20-ти кв. метров, дверями выходящая в общий коридор общежития моряков, бывшего литавского морского судоходства, где служил родственник Колосовых – дядя Семён по отцовской линии. В 90-х годах жильцы комнат приватизировали свои квадратные метры, дядя прописал Георгия, «когда не в шутку занемог». После отплытия дяди в бессрочное плавание, Георгий стал полновластным хозяином жилища бывшего моряка.

   Наскоро перекусив, он хотел было стать за мольберт, хоть немного поработать над своей последней картиной, но глаза слипались, одолела зевота. Он решил прикорнуть полчасика, лег на диванчик...

   Когда очнулся, голова была ясной, тело легким, и только в икроножных мышцах чувствовалась еще застойная тяжесть, но и та вскоре рассосалась, едва он несколько раз прошелся по комнате, одеваясь и приводя себя в порядок.

   По оставшемуся еще от дяди телефону позвонил в арт-салон при магазине «у Нюры». Недавно он выставил там для продажи сентиментальный морской пейзажик, верняковый в смысле продажи, тем более что цену запросил небольшую.

   – Здравствуйте, – сказал он в трубку, когда ему ответил женский голос. – Это вам звонит Георгий Колосов. Ну, как там мой «парусник»? Все плывет еще... или уже уплыл? Что за «парусник»? Ну, помните, я на днях картину сдавал... она еще вам очень понравилась... Название?.. «Лунная ночь в океане». Там, знаете, парусник... Хорошо, я подожду.

   Георгий положил трубку на тумбочку, налил себе чая и стал делать бутерброд с сыром, чутко прислушиваясь к телефону, и когда в трубке послышались квакающие звуки, снова подхватил ее и прижал к уху.

   – Вы меня слышите? Алло! Алло! – голос женщины был механическим, без человеческого интонирования.

   – Да-да! – поспешно ответил он.

   – Могу вас обрадовать, – сказал голос, оживая и как бы набирая обороты, – ваша картина продалась. Бухгалтер у нас пробудет до полпятого, потом уедет в банк. Если поспешите, может быть, еще сегодня сможете получить деньги.

   – Большое Вам Спасибо! – с чувством сказал Георгий, ловя себя на том, что пытается галантно поклониться телефону. – Я постараюсь успеть... До свидания!

   Он положил трубку на телефон и перекусил со скоростью голодной утки. Потом почистил зубы и критически оглядел себя в зеркале, висевшем над раковиной. Высокий лоб, глубоко запавшие от недосыпания последних дней глаза – зеленоватые, словно бы выцветшие,– на впалых щеках, пролегли складки заядлого курильщика (хотя теперь его таковым не назовешь: он довольно-таки существенно сократил количество выкуриваемых сигарет), только четко очерченный рот и волевой подбородок не огорчили его. В общем, старость еще не сильно обезобразила его лицо, бывшее некогда очень даже привлекательным и мужественным. Привлекательности с тех славных пор стало меньше, а мужественности в облике, пожалуй, прибавилось. Удивительно, волосы хоть и поредели, но были почти без седины. Вот что значит порода, переданная предками-долгожителями. Еще можно погусарить... лет этак с десяток. А там видно будет...

   – Значит, «продалась», – вслух подумал Георгий. – Это у них такой профессиональный термин... Ну, ладно.

   Он взял расческу и старательно причесал остатки былой роскоши на голове. После чего вновь взялся за телефон, моля Бога, чтобы Инга оказалась дома, одна, без мужа. У Всевышнего сегодня, очевидно, было хорошее настроение, потому что молитва смертного была принята к немедленному исполнению. Как только кончились напевы электронного набора и их линии соединились, Инга моментально откликнулась. Голос ее был печальным. У Георгия сразу перехватило горло, а на глазах навернулись слезы.