Текст книги "Феникс (СИ)"

Автор книги: Владимир Колышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

   – А почему бы не взять направление прямо на Марс? – думаю я, и брат, конечно же, меня слышит.

   – Потому что, это значит: гнаться за его тенью. Стыдно знатоку астрономии задавать такие глупые вопросы. Мы полетим с упреждением, ориентируясь на условную точку, куда Марс, в своем движении по орбите, придет на встречу с нами. Это будет точка встречи... Теперь возьмем вектор Z, который условно проходит через Вегу..."

   – Подожди, подожди, – кричу я, по привычке переходя на звуковую связь, – что значит, возьмем? Где я его возьму?

   – Это только так говорят, – терпеливо объясняет Андрей, – а на самом деле все просто...

   – Ну да, просто, я еще даже Вегу в нынешнем ее положении не нашел, не говоря уже о каком-то векторе...

   – Запроси свой внутренний компьютер, он выдаст тебе звездные карты. Впрочем, можешь включить автопилот, а сам иди гулять в виртуальную рощу. Но лично управлять гораздо интереснее.

   – Оно, безусловно, интереснее, но это, оказывается, такая маята...

   – А ты как думал? Пора бы уж тебе сменить свой замшелый менталитет. Ты теперь космическое существо, а стонешь, как последний старый русский. Вот не любите вы учиться. Привыкли, чтобы вам все предоставили на блюдечке с голубой каемочкой, в готовом виде и желательно бесплатно.

   – Чья бы овца блеяла... Ты что, не русский?

   – Я, брат, давно уже космополит. Мой дом – Вселенная. Ладно, ориентируйся пока на меня. Но учти, учиться тебе все равно придется. Не буду же я вечно тебя опекать.

   В тоне Андрея однако не чувствуется упрека, напротив, он, кажется, доволен, что наконец-то он, младший брат, всегда пребывавший как бы в тени художественно талантливого старшего брата и часто под его защитой, – теперь получил законное право покровительствовать ему.

   И вот, мы мчимся сквозь Вечную ночь. Чем дальше от орбиты Земли уходим мы, тем становится прохладнее. Я чувствую ледяную пропасть расстояния собственной шкурой. Это и понятно: Марс вращается на 40-70 миллионов километров дальше от Солнца, чем Земля. Марс – драгоценный рубин на черном бархате постепенно увеличивается в размерах, теряя свой резкий блеск и красоту, распухает, становится плоским, постепенно превращаясь в медный пятак.

   «За мной! – подгоняет меня Андрей, увеличивая и увеличивая скорость. – Пошевеливайся, старая кочерыжка». Всегда он гордился единственным своим бесспорным преимуществом перед старшим братом – молодостью. Всегда меня подтрунивал. Так и ушел из жизни молодым. Казалось, навеки. Но наперекор всем стихиям и законам, а, может, благодаря чьей-то могущественной воле, мы вновь вместе. Спасибо, Боже!

   3. МАРС

   Теперь четвертая планета походит на безумный глаз великана Циклопа. Некоторые детали поверхности подчеркивают это сходство. Сеточка каналов – капилляры, налитые кровью. Бельмо полярной шапки придает «глазу» экспрессию запредельного ужаса. Слепая ярость. Но это, если разглядывать планету из космоса. А когда ты, дорогой читатель, ступишь на ее поверхность, а это случиться рано или поздно, твоему взору предстанет печальное зрелище.

   Угрюмая пустыня, цвета ржавого железа. Голодное завывание ветра, приносящего запахи, несовместимые с жизнью. Ледяной песок на веки поглотил когда-то цветущие города марсиан, только кое-где торчат еще купола некогда прекрасных храмов, похожие теперь на обглоданные ребра скелетов доисторических животных. Великая скорбь охватит тебя, счастливый житель Земли, когда ты будешь стоять на потрескавшихся, подернутых патиной времени, покрытых фиолетовыми пятнами мха, каменных плитах набережной. Безмерная, не передаваемая словами тоска, придавит душу тысячетонной тяжестью. Великие каналы, чудо ирригационной техники, которые снабжали когда-то городские оазисы водой, теперь доверху заполнены песком. В прах повержены мосты, чья архитектурная красоты лишь только угадывается под коростой ржавчины. Иссеченные ветрами, обезображенные временем части разрушенных триумфальных арок, видавших немало великих побед великих наций, теперь навсегда ушедших в небытие, стоят как напоминание о тщетности мирской славы. Словно пятна почерневшей, запекшейся крови видны повсюду. Куда ни посмотри, везде царствует смерть. Марс умер. В то время, когда бутон жизни на Земле только-только расцветает, цветок марсианской цивилизации уже завял.

   Крупная ящерица, бегущая впереди меня вихляющей иноходью, останавливается. Желтовато-коричневых тонов песок, поднятый ее когтистыми лапами и длинным подвижным хвостом, под действием слабой гравитации оседает непривычно замедленно, точно донный ил под водой. Песчаный дракон осторожно поворачивает плоскую голову и словно принюхивается. Раздвоенный язык молнией выскакивает и прячется в пасти, обложенной снаружи костяными бляшками – так он анализирует химический состав воздуха. Наши разведывательные тела идеально приспособлены к местным условиям. Андрей вздыбливает спинной гребень – острые иглы с кожистыми перепонками – и вновь опускает его. Черная бусинка глаза, обращенного в мою сторону, по временам затягивается морщинистым веком. Затягивается непривычно – снизу.

   – Погода портится, – говорит Андрей, не разжимая челюстей, разглядывая небо вторым глазом.

   Конечно, он не говорит, а шипит, как всякий ящер, но я его отлично понимаю. Мы возобновляем движение, бежим по песку, оставляя за собой довольно странные, зигзагообразные следы. «Ты проживешь много жизней, – говорю я себе, торопливо перебирая всеми четырьмя лапами и волнообразно изгибая тело, – ты проживешь много разнообразных жизней. Побываешь в шкуре различных животных и в облике разумных существ. Но все, что ты вынесешь из круговорота разнообразных сюжетов бытия, не должно затмить твою изначальную сущность. Ты должен остаться Человеком. Чтобы когда-нибудь, перейдя через пропасть времени и пространства, как блудный сын Рембрандта, вернуться в свой дом, который ты покинул, – и припасть к ногам родителей. Клянешься ли ты сделать это? Клянусь!.. Нет, не надо клятв. Просто сделай это – и все. Помни, что тебя любят и всегда ждут, ждут там, за негаснущим окном. И этот свет – материнская любовь».

   Относительно погоды Андрей оказался прав. Через час с небольшим мы становимся свидетелями бесчинства очередного урагана. Холодное фиолетовое небо мутнеет и меняет цвет, словно какой-то злой проказник плеснул в кювету с чистой водой изрядную порцию китайской туши. Раскинув черные крылья, прилетают с запада бешеные смерчи. Воцаряется ад. Мы спешим укрыться в каком-то полуразрушенном здании, по виду публичном. Возможно, здесь была государственная дума, а, может быть, цирк или какой-нибудь театр. Впрочем, теперь это совершенно неважно. Все здесь мертво. Дерево рассыпалось в серую труху, убранство из более долговечных материалов еще сохранилось, но держится из последних сил. Пыль спрессованных тысячелетий дремлет на украшениях: тусклых завитках бронзы и серебра, на ромбиках эмали, потерявшей свой истинный цвет, на изъеденных проказой винно-темных камнях полуразрушенного фундамента. Мрак и холод царствуют здесь. И тишина. Даже завываний ветра почти не слышно. Здесь похоронено время.

   Мое внимание привлекает валяющийся обломок колонны или стелы, с выбитыми на нем письменами, похожими на иероглифы, но довольно странными, точно отпечатки птичьих лап. Машинально пытаюсь понять логику письма, или выявить какой-нибудь знакомый образ, скрытый за знаком, но, как кажется, иероглифы эти абсолютно абстрактны. А в абстракции я совершенный профан.

   – Тоже вот жили, что-то писали... надеялись на лучшее... – с трудом выдавливая из себя звуки, произношу я вслух, – а теперь этот язык мертв, как и сами его создатели...

   – Здесь написано: «не имеющий желаний – истинно свободен», – подает голос Андрей, подползая ко мне.

   – Изречение марсианского Будды, – я делаю попытку усмехнуться, но свернутый спиралью язык неожиданно распрямляется, вылетев изо рта, и я прикусываю его, и пребольно.

   – Откуда ты знаешь их язык? – мысленно интересуюсь я не без зависти к лингвистическим способностям брата, которыми он раньше не обладал, по-русски-то писал с ошибками.

   – Выучил. Уже много лет роюсь я в этой исторической пыли, изучая Великую марсианскую цивилизацию. Вернее, то, что от нее осталось...

   – Отчего они погибли, – задаю я вопрос Андрею, когда мы устраиваемся в уютном закутке, чтобы переждать непогоду.

   Брат мой зачерпывает тыльной стороной передней лапы кучку песка, неведомо как наметенного сюда, и медленно просеивает его через четыре коротких, похожих на сухие веточки пальца, оснащенных длинными черными когтями. Морщинистый его зоб надувается и опадает в так дыханию.

   – Им не повезло с самого начала... – шипит Андрей, демонстрируя свой узкий, раздвоенный на конце язык. – Находясь в непосредственной близости от пояса астероидов, Марс постоянно подвергался и продолжает подвергаться бомбардировкам астероидов. Едва жизнь начинала расцветать, как безжалостное небо наносило очередной удар. И так на протяжении многих миллионолетий. Но жизнь теплилась и даже, как ни странно, эволюционировала в разумную форму. Формика сапиенс можно было их назвать. Разумные муравьи. Хотя сами себя они называли просто и скромно – «Народ». По-марсиански звучит еще короче – «Лох». Они жили в подземных городах, овладели сложными технологиями, даже побывали на Земле и основали там свои колонии. Через несколько миллионов лет колонии выродились, не выдержав усиленной гравитации. Приспособились немногие... Ты встречался с их отдаленными потомками там, в подземном городе, если помнишь, конечно...

   – Я все помню, – высвистываю я, вольно раскидываясь на треснутых, потемневших от времени и потерявших четкие очертания, мозаичных плитках пола.

   – Мац-ма, – открыв пасть, брат издает странные звуки и поясняет: – что на одном из марсианских диалектов означает «молодчага», «правильный парень».

   Довольный лестной оценкой брата, весьма скупого на похвалу, я машинально принимаю свободную позу отдыхающего человека: поворачиваюсь набок и пытаюсь подпереть голову рукой. И тут случается конфуз. Неожиданно я опрокидываюсь на спину, бесстыдно и опасно выставив свое желтое пузо. Для песчаного дракона более унизительной позы трудно придумать. От досады я даже самопроизвольно меняю окраску. Беспомощно махая лапами, пытаюсь встать на ноги, но мне мешает хвост.

   – Гребень! Гребень подними! – почти в ультразвуковом диапазоне свистит Андрей.

   Я напрягаю спинные мышцы, и будто пружина распрямляется у меня за плечами и с силой толкает между лопатками. Мгновение – и я принимаю подобающую позу. Удовлетворенно шиплю. Потом жалуюсь:

   – Надоело мне быть рептилией. Не хочу пресмыкаться! Хочу быть человеком!

   – Что есть человек? – вопрошает ящер и противоестественно подмигивает. – Двуногое без совести... Эти развалины – как раз подходящее место для твоего старого "я". Ты должен изменить свое отношение к жизни и миру. Такой новый взгляд марсиане называли «птих-ро», где «птих» – означает «сознание», а «ро» – «светило», «свет». Японцы, изучающие Дзен-буддизм, популярно называют это «сатори». Фактически это синоним ПРОСВЕТЛЕНИЯ.

   – Знаем-знаем, буддизм-мудизм... читывали... Кое-что мне в нем импонирует, но далеко не все. Я, очевидно, ограниченный... человек... просветление не для меня. Хочу просто жить, дышать полной грудью...

   – Просто жить или жить просто – это и есть Дзен. А вот дышать здесь почти что нечем. Без кислородного «намордника» здесь человек и двух вздохов не сделает. Терпи, казак, атаманом будешь.

   – Спасибочки, бул я уже атаманом.

   – А что это ты с хохлацким акцентом стал говорить?

   – Странно, что я вообще могу что-то вымолвить этими твердыми костяшками вместо губ.

   – Тогда захлопни пасть и слушай дальше...

   Глава тридцать пятая

   КРАТКИЙ КУРС МАРСИАНСКОЙ ИСТОРИИ

   В царствование Великой Матери Кук-Хру хох-та, получившей почетное прозвище «Великодушной почитательницы звезд», марсиане выловили в поясе астероидов и пригнали на орбиту Марса два космических «камушка», которые люди в последствии назовут Фобосом и Деймосом. Меньший, 8-ми километровый, оставили про запас на более высокой орбите, а тот, что покрупней – глыба с размерами 20х23х28 км. – перевели на низкую, скоростную орбиту, выдолбили изнутри, начинили аппаратурой и оснастили самонаводящимися снарядами. Эти два орбитальных комплекса, призваны были защитить цивилизацию от погибельных ударов из космоса. Однако сил и средств хватило освоить только один спутник. Но и эта победа была величайшим трудовым подвигом Народа.

   Постепенно стала обживаться поверхность материнской планеты. Отдельные смельчаки рискнули покинуть привычные, относительно безопасные подземные убежища и обосновались наверху. Естественное освещение способствовало богатым урожаям различных культур. Фермы «верхних» жителей процветали, в то время как «нижние» чуть ли не голодали. Пример был показательным, очевидным, но мало заразительным. Фермеры, или вольные земледельцы, пахари, по-марсиански – «к'лохо» (чаще, однако, их презрительно обзывали «плугарями»), усиленно агитировали горожан вливаться в их ряды, но многие упорствовали, не желая менять привычный образ жизни. Да и небезопасно было там, наверху. Безусловно, крупные астероиды подрывались снарядами еще на подлете к планете, а вот мелочь разную радары не засекали. Да и дорого стрелять по небольшому обломку. А между тем крупный метеорит приносил немало бед и хлопот фермеру. Ежегодно, примерно от одного до пяти процентов от числа всех фермерских хозяйств, усадьбы пахарей подвергались полному или частичному уничтожению. Но, как говаривали неунывающие работяги полей, кто не рискует, тот не шикует.

   Шли годы, десятилетия. «Верхние лохи» – хох'лохи – плодились и размножались, нежась в теплых лучах солнца, питаясь хорошей пищей, дыша хорошим воздухом. А жители подземелий – о'лохи, – так и не переборовшие свой страх перед открытым небом, прозябали в затхлых переполненных подземных городах-ульях, болели жуткими болезнями и умирали в страданиях, не доживая до средней видовой продолжительности жизни, которая, как выяснилось, раза в два превышала общепризнанную норму. «Подземные» власти засекретили эту информацию от своих сограждан. Более того, стали поощрять разного рода грязные слухи, порочащие образ жизни «верхних». Не было более ругательного слова в лексиконе горожан, чем «плугарь» – «к'лохо'з». И обычно оно произносилось с эпитетами «поганый», «вонючий» или «грязный». Потому что префикс "к" в слове к'лохо (земледелец) означало не только «земля», но и «грязь».

   «Верхние» жители прослыли отвратительными индивидуалистами. За свой рискованный труд они требовали непомерную плату, которую общество не могло им дать. Тогда «верхние» сократили поставки продовольствия до реальной платежеспособности горожан. Черная зависть со стороны одних и презрение со стороны других, как ржа стала разъедать общество. Постепенно жесткий коллективизм, консолидирующий нацию, дал трещину. Некогда единый Народ распался на два враждующих лагеря. Так начался Великий раскол.

   В шестой год царствования Великой Матери Крак-Тах хох-та, под лозунгом «Догоним и перегоним», «подземники», подгоняемые голодом и злобой, послали наверх специальных продовольственных эмиссаров с подводами с тем, чтобы силой изъять у вольных пахарей продукты питания, выращенные ими на благодатных полях. Никто из эмиссаров не вернулся. Это был прямой вызов верховной власти «нижних». Простить такое было невозможно. Царица по определению являлась владычицей поверхности планеты. Дело в том, что в языке марсиан слово «хох» означает и «верх», и «давать жизнь». Окончание «та» в этом многосложном слове означает «царица», «госпожа». Таким образом, почетный титул царицы «хох-та» означает «госпожа, дающая жизнь» или «госпожа верха», при том, что одновременно она была еще и «госпожой низа». Естественно, что фермеры, будучи подданными царицы, обязаны были подчиняться ее указам. Но они не подчинялись, и все тут! Им прощалось, что они завели собственных маток для прироста своего населения, но откровенное неподчинение Великой Матери жестоко каралось.

   Антигосударственные деяния вольных пахарей и их высокомерие подтолкнули «подземников» к крайней черте, и они нанесли по некоторым, наиболее зажиточным усадьбам ракетно-бомбовые удары. Впервые снаряды орбитальной станции обстреляли поверхность планеты, вместо того, чтобы ее защищать. В ответ на это неслыханное преступление плугари ответили еще худшим видом преступления – снарядили диверсионные группы, которые, сняв часовых, пустили в вентиляционные шахты двух городов-гигантов химические отравляющие аэрозоли, которые обычно применялись в борьбе с вредителями полей. Поражающий эффект был ужасен. Это обстоятельство надолго отбило у «подземников» охоту меряться силами с жителями верхнего мира. Преимущества явно были на стороне земледельцев. Плугари жили разрозненно, небольшими колониями, «подземники» – скученно. Население только одного погибшего города составляло 12 миллионов особей. Большинство погибли от удушья, остальные сдались в плен.

   Первая война принесла, кроме очевидных ужасов, еще один неожиданный эффект, положительный, по мнению фермеров. В их стане явно прибыло. Волей-неволей пленные «подземники» превратились в пахарей. Правда, с весьма урезанными правами.

   Жители уцелевших каменно-металлических городов-ульев считали пленных своих братьев погибшими. В лучшем случае, что их ждет, думали они, – тяжкий труд раба на плантациях. Слух этот усиленно поддерживался городской пропагандой. Однако шило правды в дырявой котомке не утаишь. Просочились слухи, что лишенцы добились полных гражданских прав и заделались богачами-фермерами. Их родственники, живущие в городах, стали получать письма из-за кордона, доставляемые смельчаками-почтальонами, а потом и богатые посылки. Многие из городских жителей впервые попробовали овощи и фрукты – эти сгустки солнечного света и жизненных соков плодородной земли. Это была своего рода революция в системе питания «подземников», скудный рацион которых в основном состоял из грибов, выращиваемых в затхлых подземельях.

   Лед вражды таял, как полярные шапки весной. Психологический стереотип, основанный на инстинкте классовой ненависти, усиленно линял, мутировал и все чаще давал сбои. Нелегко признать недругом своего родственника. Треть подземного населения планеты уже не считала плугарей врагами Народа, гнусными злодеями, выродками, каннибалами-яйцеедами. «Не станут они питаться нашими яйцами, имея такое изобилие продуктов», – робко высказывались одни. «Вот именно! – подхватывали другие. – Расскажите эти сказки про убиенных младенцев трутню-маргиналу, он с удовольствием их послушает в свободное от безделья время».

   Вдруг стало модным одеваться под «верхних». Приверженцы идеологии вольных пахарей стали щеголять в бело-синих комбинезонах и широкополых колпаках, тем самым открыто бросая вызов общественному мнению. Над ними смеялись. Действительно, довольно странно надевать колпаки, а иногда и темные очки в городе, где отсутствуют осадки и крайне скудное освещение. Потому эти предметы туалета выглядели наиболее нелепыми. Но мода, как говорится, требует жертв. «Вырядился как к'лохо'зник», – добавляя уничижительный суффикс, говорили представители консервативных слоев населения этим модникам. «Ишь, ряшку наел. Харя как у пахаря», – ворчали другие, обделенные посылками с тучных полей. Но прежнего презрения в их словах уже не чувствовалось. «К'лохо'зник – навозник!» – еще дразнились дети, но прежнего энтузиазма в этих выкриках также не ощущалось.

   Удивительное дело: гнусная кликуха – плугарь – вдруг утратила свою вонючую ауру и приобрела притягательный романтический ореол, превратившись в недосягаемый статус, в хрустальную мечту миллионов жителей подземелий. Мечту о стране, где текут медовые реки и растут невиданные растения – деревья, увешанные загадочными плодами под названием «ба-бун-ти». Короче, началась у них, у «подземников», перестройка сознания.

   В царствование Великой Матери Даду-Даду хох-та, прозванной «Судьбой отмеченная», была объявлена «Новая политика в отношении вольных земледельцев». Таможенные и иные барьеры были ликвидированы. На глазах одного поколения враждовавшие половинки вида формика сапиенс так близко сблизились, что почти соединились или вот-вот готовы были вновь воссоединиться в единый Народ. Но тут опять начались неприятности.

   Население «верхних» резко увеличилось за счет притока «подземников», которые хлынули наверх в поисках утерянного рая, словно все подземные вулканы разом припекли им задницы. Стремясь получить вид на жительство, переселенцы не гнушались никакой работы. И многие преуспели. Но желающих отведать сладостных плодов ба-бун-ти оказалось гораздо больше, чем произрастающих в садах деревьев. Да и либерализм фермеров на поверку оказался столь же неглубоким, как марсианские озера. Теперь фермеры уже не рассматривали новоприбывших как долгожданных помощников, пайщиков и дольщиков, а рассматривали как надоедливых нахлебников. Выходец из подземелий получил обидную кличку «едок» или «дарма».

   «Пора вам, ребята, у самих себя навести новый порядок и жить как марсианам, – говорили сытые пахари голодным собратьям, прибывающим из городов. – Гоните вы ко всем матерям вашу Великую Мать – эту общественную кобылу, узурпировавшую право воспроизводства потомства. Заводите индивидуальных маток. Заводите собственных детей. Вы знаете, что такое собственное дитё? Это вам не воспитанник интерната с голодными, жестокими глазами. Собственный ребенок – это ваш наследник! Преемник вашей собственности. Вы знаете, что такое собственность? Не гнилая подстилка в казарме и кружка с отбитой ручкой, а целый дом, с хозяйством, со скотом... Нет?.. Жаль... ну хорошо, не хотите собственности и детей, любите самок просто так, для собственного удовольствия. Вот ты, о'лох, ты знаешь, что такое секс?.. Темнота! Секса не знает...»

   Такие насмешки кого хочешь выведут из терпения.

   И грянула перестройка общественной жизни «подземников». Еще как грянула! Великая Мать отреклась от престола и права прародительницы. Приняли закон о правах марсиан. Самочек больше не убивали, как раньше, и не держали в кельях, выпустили их на волю. Ввели институт индивидуальной семьи. Мало того, по просьбе общественности ввели институт храмовых проституток. Возникли новые профессии, такие как «делец», «воротила» и прочие в том же духе. Меняльные конторы росли, как грибы на хорошо удобренной навозом земле. Меняли убеждение на унижение, честь – на лесть, совесть на повесть. Ну и традиционные: шило – на мыло, часы – на шорты-трусы.

   Как и следовало ожидать, преуспели немногие. Их называли «су-кхи». («Кхи» – денежная единица, «су» – непереводимое ругательство). Они всплыли на поверхность общества, как всплывает желтая пена в кружках с народным напитком из мухоморов – «сомар». «Ждите отстоя пены, – говорили наиболее дальновидные последователи Нового курса. – Процесс перестройки требует немало слез и крови. Путь тернист и необыкновенно скользок. Но те вершины, которых достигли „верхние“, иначе не могут быть покорены, пока вы не бросите на нее все силы своего марсианского существа. Лентяям оно абсолютно не под силу. Это поистине нравственная кузница, в которой вы выковываете свой характер».

   Лох внимательно слушал эти и подобные им утренние и вечерние проповеди, но понимал их по-своему. Вообще, трудно понять психологию лоха. Он все понимает, но делает с точностью до наоборот. «В этот кхи-дом не кладите свои сбережения – вас обманут», – предупреждали сограждан дальновидные последователи. Но предупреждения эти тонули в песке удивительного невежества. Один горожанин по имени Балб, вышедши из конторы кхи-дома, куда он только что сдал в рост свои сбережения, встречает друга. «Привет, Балб!» – «Привет, Вакс! Слыхал, сюда кхи не клади – надуют». – «Слыхал, пусть поищут фука (неумный человек, глупец)». Расходятся. Балб идет домой, довольный собой, что предостерег друга от опрометчивого шага. А Вакс, подождав когда приятель скроется за углом, бежит в контору и сдает в рост все свои сбережения.

   Глашатае Нового Сознания. Грядущая Трансформация. Расширение сознания. Новые понятия, слова и выражения сыпались на бедных о'лохов как из рога изобилия. Рушились вековые устои общества. Культура, главным постулатом которой был культ бедности, была сметена лавиной невиданных товаров «верхних». Эстетика «одного угла», романтика соломенной подстилки, вдруг сменяется безудержной страстью к роскоши. Дух стяжательства (или как его еще называли «болезнь квадратных глаз») набросился на горожан, как подземный дракон, безжалостно, неудержимо. Конечно, все это должно было плохо кончиться, именно так оно и кончилось.

   Мир, Вселенная развивается циклически. Все живое и неживое подвержено влиянию циклов той или иной продолжительности. Циклы вложены друг в друга, как матрешки: сверхбольшие, большие, средние, малые, сверхмалые. Подобно бронированным черепахам, медленно ползут геологические эпохи, сметая все на своем пути и изменяя лик планеты до неузнаваемости. Вращаются, покачиваясь прецессионно, огненные колеса галактик. Пульсируют солнца, дышат планеты, и все это делается не абы как, а строго по циклам. Неразумные твари и существа, наделенные разумом, любят и ненавидят – и везде циклы. Время собирать камни, и время разбрасывать их. Время обниматься, и время уклоняться от объятий.

   В отличие от Земли, где малый цикл межнационально-государственных отношений равен в среднем десяти годам, на Марсе этот период составляет строго 20 периодов. Итак, сменился период, и послушные воле вселенной существа – хотят они того или нет – начинают делать то, что требует от них закон цикличности и кармическая предопределенность. Закончилось время объятий, вновь пришло время уклоняться от них. В чем причина? Да ни в чем. Таков закон необходимости. Как сказал один мудрый писатель: «Необходимость есть то, в силу чего вещам становится невозможно быть по-другому». Просто и ясно.

   Коротко говоря, согласно частного закона «чересполосицы», в рамках общего закона Вселенского Маятника, отношения «верхних» и «подземников» мало помалу сворачивали в привычное русло конфронтации. Прежнее единство, которое, казалось, совсем близко – только лапу протяни, – так и не стало юридическим фактом. Формально спор возник из-за малого спутника, бывшего долгое время бесхозным. «Верхние» предъявили свои права на него на том основании, что они, как часть Народа, имеют на небесный камень все права. Дескать, нужно восстановить паритет, говорили «верхние». Раз «подземники» имеют свою боевую станцию (которая, сказать честно, им вовсе не нужна), то мы должны иметь аналогичную. Тем более, что для нас, «верхних», космическая база есть не вопрос престижа, как для «нижних», а вопрос выживаемости нации. Мы не можем ждать милости от горожан в деле защиты нашего населения от космических бомбардировок.

   Видя, что из их лап вырывают последний политический рычаг давления, «подземники» заявили, что если вы, «верхние», ступите, вашу Великую Мать, на поверхность дальнего спутника, являющегося неотъемлемой частью нашей подземной территории, то мы все – от мала до великого о'лоха – встанем грудью... И так далее, и тому подобное. Для пущей убедительности с нового года стали жить под лозунгом «Ни пяди Малой земли».

   В ответ на эти угрозы фермеры напомнили жителям подземелий, что воздуховоды городов по-прежнему так притягательно уязвимы, что... И так далее, и тому подобное.

   «Подземники», в чьей обонятельной памяти еще не выветрился запах «Сладкого Ветра», на время призадумались. Этого времени «верхним» как раз хватило, чтобы соорудить военную базу на высокой орбите. Испытательные стрельбы показали высокую эффективность новейших систем противоастероидной космической обороны.

   Во время боевого дежурства глоб-лейтера Бакса (тихая дзоки-музыка, шипение кондиционера) «разумная» система высокоорбитального спутника дала сбой, получив ложный сигнал от включившегося холодильника, где дежурные хранили запасы пива. Последствия были ужасны. Система ошибочно приняла низкоорбитальный спутник, как раз вышедший из-за горизонта, за блуждающий астероид и выпустила по нему серию снарядов с ядерной начинкой. Бакс в это время пил национальный напиток «верхних» – кокс. Именно поэтому глоб-лейтер не вмешался и не предотвратил инцидент. Церемония коксования священна у жителей верха. Чтобы не случилось: землетрясение, ураган или конец света, во второй половине дня фермер пьет свой кокс в специальной комнате релаксации. Как видим, произошло редчайшее совпадение несчастливых обстоятельств.

   К счастью, военно-космическая база «подземников» сумела эффективно отразить внезапную атаку. Тут немалую роль сыграл аналогичный народный обычай: употребление сомара – настоя из галлюциногенных грибов. Сомавар – устройство для варки напитка сомар – уютно шипел на огне спиртовки. Сомарная церемония у «подземников» так же священна, как и церемония коксования у «верхних». Только в отличие от богатых, но грубых пахарей, у бедных горожан церемония являла собой эстетику сердечной простоты и нежности. Эстетизм церемонии спасал бедность от окончательного превращения ее в убогую нищету.

   Потолочные биосветильники вкрадчиво, мягко освещали пульты, доски которых отполированы локтями предшественников до янтарного блеска. Нежный аромат курительницы. Мужественный запах обмоток суперрядового Жоки. Неровные вздохи насыщенного антрацитом воздуха, гонимого мехами, которые приводили в действие «молодые», навевали думы о родном подземелье, оставленном где-то там внизу, за сотни лиг. Невероятной толщины потолок орбитальной станции, бесконечно падающей в ледяной тишине, внушал чувство уверенности, надежности, устойчивости мира. Вахтенный дежурный старослужащий Мома прикончил четвертую чашку зеленого напитка. В голове стояла тихая квадратная пустота, лиловато гудящая в мажоре, рождающая сине-фиолетовую в желтую крапинку умиротворенность.

   – Гляди, Жока, грибы летят,– сказал суперрядовой Мома своему напарнику.

   – Какие грибы? Где? – вытирая слезы умиления, лениво отозвался напарник, переживавший идеально круглую, минорно-углубленную стадию любви к ближнему.

   Суперрядовой Мома молча указал на экран, где горели яркие звезды, вмерзшие в черную пустоту.