Текст книги "Закипела сталь"
Автор книги: Владимир Попов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)
6
Сердюк так и не дождался Петра Прасолова, который должен был прийти в водосборник, как только погрузят эшелон. Дежуривший на поверхности Сашка рассказал, что он видел, как гитлеровцы провели по заводскому шоссе большую группу рабочих и заперли их в заводоуправлении. Не было сомнений, что там находился и не сумевший выскользнуть Петр.
Вскоре появился Николай, тоже следивший за тем, что делается на заводе, и доложил, что гитлеровцы минировали цехи и начали укладывать ящики со взрывчаткой у опорных колонн доменных печей.
Около двенадцати часов ночи примчался запыхавшийся Гудович и отрапортовал одним духом:
– Первую партию людей, собравшихся в каменоломне, провел в чугуновозный тоннель. За второй партией отправился Лопухов. Народу много, но ведут себя осторожно, не курят, и можно надеяться, что задолго до рассвета удастся всех перевести в тоннель.
– Ночь там какая? – спросил Сердюк.
– Хорошая ночь. Темно и ветер.
– Вот ветра-то и не надо: может тучи разогнать, и посветлеет.
– Особенно не посветлеет, – вставила Валя. – Сейчас новолуние. Луна тоненькая, как дынная корочка.
В водосборнике стало тихо. Издалека по ходам доносились шаги людей, проходивших в чугуновозный тоннель.
– Большую партию принял Лопухов, – заметил Сердюк.
Он вышел из водосборника, дошел до главного тоннеля, по которому шли люди. Двигались гуськом. Одни освещали себе путь, другие просто держались за одежду идущего впереди. «Много!» – Радость охватила Андрея Васильевича, и, постояв еще некоторое время, он вернулся.
В водосборнике он застал молодежь, рассевшуюся на скамьях вокруг фонаря. Валя что-то оживленно рассказывала, Николай подшучивал над Гудовичем, и ребята весело смеялись.
У них были такие беззаботные лица, словно все уже кончилось, а ведь главное должно начаться только сегодня, и никто из них не знал – встретит своих или погибнет в схватке.
Сердюк прошел в слабо освещенный угол, лег на скамью и еще раз до мельчайших подробностей продумал операцию. Как будто он предусмотрел все, но разве угадаешь, что предпримут гитлеровцы, когда рабочие захватят завод?
– Андрей Васильевич, – окликнула его Теплова, – мне кажется, никаких действий нельзя затевать до тех пор, пока все люди не перейдут сюда из каменоломни.
– Это одно с другим не связано. Мы уже можем выступить, а люди будут прибывать. Вы знаете: степь никто не охраняет, а перестрелка на заводе отвлечет внимание даже от охраняемых участков.
– Когда начнем, Андрей Васильевич? – спросил Николай.
– В два часа ночи разойдемся по огневым точкам, в три можно начинать.
В половине второго ночи Сердюк поднялся со скамьи и прислушался: все еще идут. Он похлопал по щеке только что задремавшую Валю и спокойным тоном, словно в будничный день поднимал на работу, сказал:
– Пошли в общежитие, товарищи.
Вперед ринулся Сашка, освещая путь своим фонариком.
Валя, уходя, обвела водосборник прощальным взглядом. В нем тлели и печаль, и робкая надежда на будущее счастье, родившаяся и окрепшая под прикрытием этих стен. Защемило сердце, как при расставании с родным домом.
В огромном зале подземной лаборатории было тихо, хотя многие бодрствовали. У входа стоял на часах машинист Прохоров.
– Поднимайтесь, товарищи, – тихо скомандовал Сердюк.
Рабочие вскочили с нар, разбудили спавших. Чтобы видеть всех и чтобы все его видели, Сердюк стал на ящик. Опанасенко снял со стены фонарь и осветил его. В сапогах, спецовке, кепке он ничем не отличался от других рабочих.
– Товарищи! – Сердюк поднял руку и со сдержанной торжественностью заговорил: – Штаб партизанского движения и ЦК КП(б)У дали нам задание: помешать гитлеровской сволочи уничтожить завод. Пришел час начать вооруженное выступление. Наша задача – захватить завод и удержать его до прихода Красной Армии. Захватить будет просто – на нашей стороне численный перевес сил и внезапность, – а удержать сложнее, тем более, что неизвестно, сколько дней придется держаться. – Сердюк сделал короткую паузу. – Кому где находиться – вы все хорошо знаете. Но в оперативный план захвата завода приходится вносить изменение. Поздно вечером нам стало известно, что около пятисот человек, грузивших эшелоны, согнаны в бомбоубежище заводоуправления. Перебить охрану и освободить их поручается второму взводу, которым на этот случай командовать буду я. Остальные действуют по намеченному плану. Повторяю: первый взвод под командой Гудовича уничтожает охрану у проходных ворот и временно закрепляется там, третий взвод под командой Опанасенко атакует склад боеприпасов; особая группа с Павлом Прасоловым во главе захватывает склад изнутри. Как только доколотим охрану, всем разойтись по местам в соответствии с планом. Взводы приступают к операции в три ноль-ноль или по первому выстрелу в случае, если противник неожиданно нас обнаружит. Ясно?
– Ясно-о! – прогудели вокруг.
– Не думайте, что нас мало, товарищи. Полтысячи рабочих, которых мы освободим, и почти столько же горожан тоже получат оружие, когда захватим склад. Разве с этими людьми мы не удержим завода, каждый цех, каждый угол которого мы знаем не хуже, чем свою квартиру?
– Удержим! – бодро ответили рабочие, обрадованные неожиданным пополнением их небольшого отряда.
– Тогда, товарищи, группируйтесь возле командиров и – по местам. Второй взвод – ко мне.
Сердюк спрыгнул с ящика и подошел к Опанасенко.
– Гранаты у тех троих, что на нас набрели, отобрал?
– Как же…
– Давай сюда. – Он засунул гранаты за пояс, взял автомат.
Первым вывел свою группу Павел – ему предстоял самый долгий путь по туннелю к складу. Потом стали выходить люди Гудовича.
Вокруг Сердюка сгруппировались бойцы второго взвода.
– А после заводоуправления что делать будем? – спросил один рабочий.
– Займем его и засядем там. Это ключевая позиция: против заводских ворот, у начала заводского шоссе.
– А танки немцы могут бросить? – встревожился другой.
– Могут и танки, – ответил Сердюк. – Но что они сделают?.. Большинство людей разместятся так, что их и не увидишь. – Сердюк посмотрел на часы: – Ну, пора и нам.
В рельсобалочном цехе было еще темнее, чем на дворе. После тишины подземелья все звуки казались очень громкими, и рабочие невольно передвигались осторожно, ступая на носках.
Здание заводоуправления никто не охранял снаружи – охрана разместилась в вестибюле. До подъезда заводоуправления оставалось не больше полусотни шагов, когда со стороны сортопрокатного цеха, где находился склад боеприпасов, донеслась беспорядочная стрельба. Дверь проходной распахнулась, и оттуда выскочило несколько автоматчиков. Солдаты хорошо были видны на фоне освещенной двери.
Сердюк ожидал, что у проходной сейчас же завяжется перестрелка, но группа Гудовича молчала. «Дают возможность начать нам», – догадался Сердюк и, пробежав по ступенькам, рванул на себя дверь. Она была заперта.
– Wer ist da?[6]6
Кто там?
[Закрыть] – встревожено спросили из помещения.
Сердюк отскочил, осмотрелся. В окнах вестибюля мерцал синий свет. Он размахнулся, бросил в окно гранату, следом за нею вторую и третью. Из окон со свистом полетели осколки, зазвенели по тротуару стекла: в вестибюле на разные голоса завопили гитлеровцы. И тотчас у проходных ворот застрекотали автоматы. Сердюк не мог определить по звуку, кто стрелял, потому что и рабочие и гитлеровцы были вооружены немецкими автоматами. Двери проходной уже не стало видно – то ли погас свет, то ли ее закрыли.
– Лезь в окно! – Сердюк подставил спину какому-то парню, стоявшему рядом.
Тот мигом очутился на нем, больно наступив на плечо, но в вестибюле прогремел выстрел, и рабочий плашмя упал на асфальт.
Сердюк склонился над парнем, лежавшим у стены. Он не дышал.
Убитого бережно отнесли в сторону.
Андрей Васильевич прислушался. В городе заливались свистки полицаев, гудели сирены автомашин, прерывистыми басистыми гудками откликнулся на станции паровоз. Поднималась тревога.
«Что же делать? – думал Сердюк. – Стоять и ждать? Чего ждать?» Забыв всякую осторожность, он кинулся к двери и в упор выпустил из автомата всю обойму. Чья-то сильная рука оттащила его к стене, в образовавшееся с ладонь отверстие в двери сунул автомат Вавилов и, пока Сердюк менял обойму, выпустил веер пуль. Следом за ним прочесал помещение Сердюк. Гитлеровцы не отстреливались.
Не ожидая команды, рабочие один за другим взбирались на окна и прыгали в темноту вестибюля.
Сердюк взял за локоть стоявшего рядом рабочего.
– Сбегай к проходной, узнай, что там, – приказал он. – Только осторожно, чтобы не подстрелили наши. Беги вон туда, где газон. Если наши засели, то только там. И сейчас же обратно.
Со стороны сортопрокатного цеха доносились звуки перестрелки. «Раньше нас начали и до сих пор не захватили», – нервничал Сердюк, жалея, что не взял на себя тот участок.
В вестибюле раздались радостные возгласы, зажегся свет. Потом распахнулась дверь, и из нее вышел Петр Прасолов с автоматом в руке.
– Петро! – вскрикнул Сердюк.
– Я, Андрей Васильевич! Заходите.
Вестибюль был полон народа. В коридоре, примыкавшем к вестибюлю, тоже столпились люди.
– Товарищи дорогие, – обратился Сердюк к рабочим, – нам уходить с завода некуда. Город у врага, а завод должен быть у нас. Вооружимся – и будем защищать завод до прихода Красной Армии. Это наш долг, и это задание партизанского штаба. Все, кто без оружия, – за мной, бойцы с автоматами остаются здесь. Командует Петр Прасолов.
Люди высыпали на площадь. На заводе было тихо – нигде ни одного выстрела.
– Петя! – окликнул Сердюк. – Передай Гудовичу, пусть на проходной оставит десять человек, а остальных – по точкам обороны. – И побежал по асфальтовому шоссе.
В окнах склада сортопрокатного цеха мерцал слабый свет. Сердюк влетел в распахнутые настежь ворота. На штабелях рабочие разбивали ящики с оружием, с патронами. Направо у стены сгрудились люди. Он протиснулся и увидел лежащего на цементном полу на разостланном ватнике Николая. Рука его была неестественно отброшена в сторону.
– Что с ним? – дрогнувшим голосом спросил Андрей Васильевич.
– Подстрелили, проклятые, – сквозь зубы простонал Николай. – Бескаравайного – наповал…
Чтобы остановить кровотечение, Сердюк снял с себя ремень, перетянул руку, как жгутом, выше раны. Подошел Лопухов.
– Привел, товарищ Сердюк, из тоннеля первую очередь, человек двести.
– Молодец, – похвалил Сердюк, не поднимая головы. – Сколько еще будет?
– Да я уж и счет потерял. Много.
«Наберется всех больше тысячи, – радовался Сердюк. – С такой армией можно повоевать».
Из глубины склада вынырнул Павел с ящиком перевязочных материалов.
Забинтовав Николаю руку, Сердюк поднялся.
– Ящик снеси в газопровод, – попросил он Павла. – Там очень опасно.
Гитлеровцы ожидали бомбежки, воздушного десанта, внезапного прорыва фронта и появления танков, но только не того, что произошло.
Комендант города послал на завод роту автоматчиков. Они прошли заводские ворота и походным маршем зашагали по шоссе.
Петр Прасолов, командовавший «управленцами», подпустил солдат шагов на полтораста и только тогда открыл огонь, но гитлеровцы проскочили мимо заводоуправления и попытались между мартеновским и доменным цехами прорваться к складу боеприпасов. В них стреляли со всех сторон, и они, не видя врага, панически заметались по шоссе, боясь приблизиться к зданиям. В конце концов, неся большие потери, они, как стая волков в горящей степи, помчались к выходу из завода.
После этой неудачной попытки овладеть заводом наступило длительное затишье. Было несомненно, что гарнизон готовился к серьезному наступлению, и Сердюк решил принять контрмеры.
Шоссе от ворот завода и почти до заводоуправления заминировали противотанковыми минами. Их клали наспех, прямо на асфальт, и присыпали землей. Железнодорожный путь у въезда на завод подорвали в нескольких местах и тоже заминировали на тот случай, если танки будут прорываться с этой стороны прямо но рельсам.
Закончив эти приготовления, Сердюк обошел с Сашкой все пункты обороны. Их оказалось очень много. Горожане в основном засели в бытовых помещениях, в лабораториях, заводские, как ни пытался Сердюк сконцентрировать силы, заняли огневые позиции по своим цехам. Даже в огнеупорном цехе он обнаружил рабочих, засевших в печи для обжига кирпича.
– Что вы делаете, товарищи? – обратился к ним Сердюк. – Фашисты ваш цех взрывать не будут, он им не нужен.
– Так нам нужен, – с обидой в голосе ответил старый мастер. – А кроме того, товарищ начальник, мы тут тыл прикрываем. Если гитлеровцы со стороны степи пойдут, мы их первыми встретим, а остальные поддержат.
Сердюк не стал возражать – в его распоряжении и без них была тысяча хорошо вооруженных людей.
Вторая атака кончилась почти мгновенно. Со своего наблюдательного пункта – из кабинета директора завода, выходившего окнами на три стороны, – Сердюк увидел танк и автомашины с солдатами, которые на полном ходу мчались к заводу.
– Вот сейчас… – произнес Андрей Васильевич и не успел договорить.
Танк влетел в ворота, от взрыва нескольких мин подпрыгнул на месте и остановился как вкопанный, загородив собой въезд. Машины с автоматчиками резко затормозили.
Сердюк припал к ручному пулемету и дал по машинам длинную очередь. У другого окна Сашка, войдя в азарт, лихо палил из автомата, выпуская обойму за обоймой. В соседних комнатах тоже стрекотали автоматы.
Выскочив из машин, пехотинцы врассыпную разбежались по улице.
Стемнело. Сердюк, Прасоловы и Сашка собрались в директорском кабинете.
– А ночью, Андрей Васильевич, не сунутся? – вкрадчиво спросил Сашка, и нельзя было понять: опасается он ночной схватки или жаждет ее.
– Ночью навряд ли. Это им не по степи на танках разъезжать – здесь у каждого угла смерть.
«Что они устроят завтра? – пытался разгадать замыслы противника Сердюк. – Взорвут где-нибудь заводскую стену и введут танки? Обстреляют заводоуправление из пушек? Ну, что ж, продержимся сколько можно, а потом – в цеха. Взорвать цеха все равно не дадим».
Сердюк обратился к Петру:
– Как ты думаешь, могут завтра гитлеровцы прорваться на танках к складу? Заложат мину замедленного действия и уедут, а там тонн тридцать тола.
– Могут. – Петр лениво потянулся и надел кепку.
– Ты куда?
– Пойду соберу людей, вынесем тол со склада и спустим с откоса в пруд.
– Правильно, Петя, действуй. Только иди сторонкой. А то в потемках свои же, чего доброго, примут за гитлеровца и убьют…
Сердюк вышел в коридор, поднялся по лестнице на чердак, оттуда на крышу, где сохранилась металлическая вышка для дежурных ПВХО. Он взобрался на вышку и осмотрел горизонт. То здесь, то там вспыхивали багрянцем зарницы от мощных орудийных выстрелов, и раскаленный воздух вздрагивал, как в грозу.
Считанные километры отделяли растерзанный, но не сломленный город от своих людей, которые несли освобождение. Раньше или позже будут преодолены эти километры, но Сердюк учел, что значит каждый час ожидания в их положении.
Долго простоял Андрей Васильевич, наблюдая за вспышками, слушая канонаду.
Против всех ожиданий утро прошло спокойно – гитлеровцы, казалось, забыли о заводе.
«Возможно, уходят или даже ушли», – думал Сердюк. Он полез на вышку, но с крыши трехэтажного здания неподалеку от заводской стены хлестнула пулеметная очередь, и Сердюк поспешил вниз.
В середине дня над заводом показался «мессершмитт», с белыми поясами на фюзеляже и черными крестами, покружил, путаясь в облаках, и сбросил бомбу. Она разорвалась в районе склада. Самолет сделал второй заход и снова сбросил бомбу.
– Килограммов по сто? – спросил Сашка, глядя в окно.
– Понял, что бомбят?
– Нет.
– Склад сортопроката. Пытаются тол взорвать, которого там уже нет.
Сашка восхищенными заискрившимися глазами посмотрел на Сердюка и вдруг спросил:
– Андрей Васильевич, наши придут – вы что делать будете?
– Кем прикажут – тем и буду, – отмахнулся Сердюк, не расположенный к такому разговору.
Парнишка не мог представить себе, что Сердюк, такой опытный боец, снова станет к прокатной клети, а он, Сашка, как оказалось, врожденный конспиратор, вместо того чтобы драться с врагами, будет растаскивать по кирпичу взорванные печи, грузить мусор и неизвестно сколько времени ждать того дня, когда снова станет подручным сталевара. Он уже привык жить напряженной жизнью, в атмосфере постоянного риска, быть всегда начеку; и чем больше опасностей подстерегало его, тем больше сил ощущал он в себе, тем изворотливее становился. И сегодня после первого боевого крещения Сашка твердо решил уйти в армию, стать разведчиком. О, он еще покажет себя!..
Сердюк обошел комнаты третьего этажа. В одной из них, рассевшись на полу, завтракали рабочие. Был здесь и Петр. Обилие запасенной еды говорило о том, что ребята приготовились к длительной осаде.
Эта живописная группа вооруженных рабочих, выбитые стекла, патроны, разложенные прямо на полу, напомнили Сердюку гражданскую войну.
– Как настроение? – осведомился он.
– Хорошее, – браво ответил Петр и наспех проглотил кусок мяса. – К бою готовимся – заправляемся. Давайте-ка и вы с нами.
Сердюк подсел к ним. Ему пододвинули белый огнеупорный кирпич, на который, как на тарелку, положили колбасу, тюбик плавленого сыра, сухари.
– Неплохо живете, – усмехнулся Андрей Васильевич, с аппетитом расправляясь с закуской. – Пришлю к вам Сашу, подкормите и его.
– Беспокоит меня это зловещее затишье, – сказал Петр, старательно размазывая на сухаре паштет. – Какую-то серьезную гадость замышляют.
– Да, хлопцы, надо глядеть в оба.
А в это время Сашка, рассмотрев на столе, за которым еще несколько дней назад восседал владелец завода, бронзовую пепельницу с изображением обнаженной женщины, попробовал поковырять ногтем текстолит, прикрывавший стол, приподнял его и, к своей радости, увидел под ним красное сукно. Убрав письменный прибор, пепельницу и текстолит на пол, он достал из кармана перочинный нож, сделанный им самим из пилочки по металлу, и начал осторожно сдирать сукно.
За этим занятием его застал Сердюк.
– Мародерством занимаешься?
Сашка поднял обиженные глаза, но тут же сделал еще один надрез.
– Знамя это, – безапелляционно заявил он. – Без него нельзя. Наш завод – надо, чтобы над ним и наше советское знамя было.
И через час на громоотводе самой высокой трубы мартеновской печи – третьей комсомольской – трепетало красное полотнище.
В конторе мартеновского цеха Валя и Гревцова, пробравшаяся на завод вместе с горожанами, организовали госпиталь. Здесь лежал побледневший от потери крови Николай и еще двое рабочих: один из взвода Гудовича, другой – раненный при перестрелке у склада. Возле них бессменно дежурил врач, обнаруженный среди горожан Лопуховым. Хотя врач был стоматологом, его присутствие успокаивало девушек: все же врач.
Под вечер со стороны аглофабрики донесся взрыв. Полетела в воздух бетонная стена, в образовавшийся проем ворвались три танка и устремились в направлении склада боеприпасов. Рабочие дружно обстреляли танки из автоматов, хотя и понимали, что не повредят их. Проломив ворота, один танк въехал в полупустое помещение склада. Рабочие, пришедшие сюда, чтобы пополнить запас продуктов и патронов, разбежались врассыпную, провожаемые пулеметной очередью.
Из танка осторожно, как крысы из норы, вылезли гитлеровцы и долго рыскали по складу, тщетно отыскивая ящики с толом. Автоматная очередь, раздавшаяся из глубины склада, свалила одного фашиста. Остальные нырнули в танк, захлопнули крышку и подняли бесполезную стрельбу.
При вторичной попытке открыть люк откуда-то сверху раздалось сразу несколько автоматных очередей. Пули градом хлестали по броне, и гитлеровцы вынуждены были сидеть в танке, не высовываясь. Сквозь щели в башне они не видели рабочих, которые вели обстрел с подкрановых балок, куда забрались, придя в себя после первого испуга.
Когда Сердюку сообщили о прорвавшихся танках, он послал Павла и Сашку, вымолившего разрешение участвовать в операции, на крышу склада. Обвешанные гранатами, они не спеша, по одной начали бросать их вниз. Натренированный в уличных боях с мальчишками, Павел бросал гранаты более метко, чем Сашка. Но танки все же оставались невредимыми. Тогда Павел сиял с себя пояс, сделал связку из пяти гранат и, бросив ее вниз, перебил одному танку гусеницу. Два других обратились в бегство, оставив подбитый на произвол судьбы.
Танк облили бензином и мазутом, и он запылал, как факел. Из него выскочили обезумевшие гитлеровцы и, что-то наперебой лопоча, то ли оправдываясь, то ли прося пощады, сдались в плен. Их торжественно провели по шоссе до заводоуправления и там заперли в бомбоубежище.
Утром к Сердюку привели мальчугана лет десяти, курносого, с россыпью веснушек на щеках – задержали рабочие, когда он на рассвете пробирался на завод. Мальчик держался смело и требовал свидания с Сердюком. Он оказался сыном радиста, принес радиограмму.
В короткой записке радист сообщал, что ему удалось наладить связь с наступающими частями Красной Армии, находящимися ближе других к городу.
– Может быть, послезавтра наших встретим! – восторженно закричал Сашка и бросил вверх шапку. – Продержимся, Андрей Васильевич?
– Продержимся, – без тени сомнения в голосе сказал Сердюк и засмотрелся на маленького связного – до чего же похож на отца. И как сразу было не догадаться, чей он.
Над заводом послышался натужный, прерывистый гул «Хейнкелей». Сердюк выглянул в окно в тот момент, когда от переднего бомбардировщика отделилась маленькая черная точка и стремительно полетела вниз, насыщая воздух диким визгом.
– Ложись! – крикнул он, падая на пол и прикрывая собой мальчугана.
Одна за другой доносились взрывные волны – гитлеровцы методически бомбили завод. Здание лихорадочно дрожало. С потолка сыпалась штукатурка, порой в проемы окон со свистом влетали осколки и впивались в стены.
Сердюк не увел людей в бомбоубежище, решив, что это подготовка к атаке и что враг, воспользовавшись таким удобным моментом, мог проникнуть на территорию завода.
Но гитлеровцы и не думали идти в атаку. Лишившись возможности взорвать завод, они решили разрушить его с воздуха.
С отчаянием думал Андрей Васильевич о людях в газопроводе, уязвимом со всех сторон. Вывел их оттуда Гудович или, боясь прорыва, не решается оставить свои позиции?
Земля стонала от взрывов. На заводе загорелось одно из зданий, длинно, размашисто вырывались из его окон языки пламени, лизали воздух, как будто силились дотянуться до соседних построек, вспыхнуло мазутохранилище, и черный дымный столб поднялся вверх. Взрывные волны разметали тяжелый дым в разные стороны, завод окутался во мглу. Становилось тяжело дышать.
Сашка ни на шаг не отходил от Сердюка. Глаза его слезились, он беспрерывно чихал и свирепо ругал проклятый мазут, который никак не догорал.
Взрывы прекратились, но с неба донеслась пулеметная трескотня. Из-за непроглядной пелены дыма люди не видели в небе советских истребителей, обрушившихся на воздушных хищников и отогнавших их.
Тяжелее других пришлось тем рабочим, которые засели в газопроводе. Железный кожух его, выкрашенный в черный цвет, днем так накалялся, что к нему невозможно было прикоснуться. Люди, сколько было возможно, раздевались, но и это не спасало: в легкие вместо воздуха вливалась какая-то обжигающая струя. Облегчение наступало только ночью, когда кожух остывал. На другой день Гудович догадался проделать сверху в кожухе два больших отверстия, и спасительный сквозняк облегчил участь людей.
Осколки бомб продырявили газопровод в нескольких местах. Троих ранило. Валя металась от одного к другому, делала перевязки. Раненые беспрерывно просили пить – теплая вода не утоляла их жажду. Возле раненого в горло, захлебывавшегося собственной кровью, сидели его товарищи с виноватым видом людей, которые ничем не могут помочь. Вскоре он умер, и его отнесли в дальний конец газопровода.
