Текст книги "Закипела сталь"
Автор книги: Владимир Попов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)
4
Состояние Крайнева ухудшалось с каждым днем. Вокруг раны появились красные пятна, нога распухла, и Сердюк уже не сомневался, что это гангрена.
Услав Теплову и Павла из водосборника к выходу у пруда подышать воздухом, он подсел к Сергею Петровичу.
– Я решил, Сергей, затащить сюда хирурга. Будем говорить как мужчины: состояние у тебя тяжелое, как бы не пришлось ампутировать ногу.
Крайнев покачал головой.
– На ампутацию, по советским законам, кажется, требуется согласие больного. Я согласия не дам.
– А что же делать?
– Странные ты вопросы задаешь, Андрей Васильевич. Я цеховик, производственник. Где ты видел начальника цеха на одной ноге?
– Ты инженер, голова в тебе ценна – ишь какую штуку придумал со взрывом гестапо, – сказал Сердюк, сразу смекнув, что Крайнев хитрит. Говоря о ненужности своей жизни, он как бы снимает с него, Сердюка, моральную ответственность за себя.
– И подумал ли ты, что сюда нельзя пускать человека, нам недостаточно известного? – высказал Сергей Петрович свой основной довод. – Провалимся мы – и сотни людей, которых можно будет тут укрыть, угонят в Германию. И из-за чего? Операция меня не спасет. Госпитальный уход нужен. Ты мне лучше достань бумаги поплотнее. У меня есть настоящее изобретение – головка мартеновской печи. Чертежи я отдал Елене Макаровой, но довезли их или нет – не знаю. Сына отдал Макаровой и чертежи… Эскизы хочу сделать, пока жив, описание изобретения составлю. Поверь мне, стоящая мысль. Уцелеешь – передашь нашим, когда вернутся.
– К дьяволу мартеновскую головку! Твою голову спасать нужно, – вскипел Сердюк.
– Моя голова не стоит сотен голов, которые ты спасешь в этом подземном хозяйстве. Это наши, советские люди, это рабочие, которые будут восстанавливать завод, чугун плавить, сталь варить. И ты рискуешь из-за меня одного все провалить. Разве ты прав? Ты ведь посылал Павла Прасолова почти на верную смерть. Для чего? Уничтожить сотню врагов. А тут из-за одного скольких наших людей загубить можешь?
– Не могу я жить в этом помещении рядом с тобой и смотреть, как ты…
– А ты поселись в другом и не смотри – вот и все.
– А сын? Вадимка?
– Если жив, воспитают его Макаровы, как своего, не хуже, чем я воспитаю. Елена – хорошая женщина, не то что Ирина. Уехала с каким-то немцем в Германию… Вот как бывает. Людей воспитывал, коллективом руководил, а человека под боком, жену, не знал…
Крайнев задумался.
– А Валентина? – прервал его мысли Сердюк.
– Зачем буду портить ей жизнь безногий…
– Чудак! – не выдержал Сердюк. – Она любит так, как… как… надо любить… – Он сбился – не умел говорить о таких вещах. – Боготворит тебя. Пойми, какая у женщины будет трагедия. На что ты ее обрекаешь?
– «Увы, утешится жена…» – попробовал отшутиться Крайнев.
Сердюк отрезал:
– Эгоист ты!
– Я-а?.. – удивился Крайнев.
– Ты только о себе думаешь: тяжело с одной ногой, а о ней не думаешь…
Крайнев грустно покачал головой, будто говоря: «Эх, ничего ты не понимаешь!» Валя давно прочно поселилась в его душе, и ему казалось, что живет в нем что-то большое, без чего существование немыслимо…
– И обо мне не подумал.
– «…и друга лучший друг забудет…» Ты-то при чем?
– Полагаешь, я прощу себе когда-нибудь, что мало сделал для твоего спасения?
– А простишь, если завалишь организацию? – выкрикнул Крайнев. – Ор-га-ни-за-цию! Эх, руководитель большевистского подполья! Черт знает, как плохо подбирают у нас людей на такую работу! Рассуждаешь, как гнилой интеллигент. Квашня!
Вошла Теплова, приложила руку ко лбу Крайнева и отдернула ее. Руки у нее были холодные, и голова показалась очень горячей. Прикоснулась ко лбу губами – да, есть жар, но не такой уж сильный. Поцеловала.
Андрей Васильевич пошел в свой угол. В водосборнике стало тихо. Паровозный фонарь, стоявший на ящике, светил тускло, стены помещения и углы тонули во мраке. Особенно темно было за фонарем, там, где находилась лежанка Вали.
Мерно капала вода, просачиваясь сквозь свод тоннеля, уходящего из водосборника. Сердюк всегда слушал эти звуки настороженно – ему казалось, что кто-то, крадучись, боязливо ходит на носках по тоннелю. Вот и сейчас почудилось, будто кто-то идет. Он прислушался. Да, это шаги.
И Теплова услышала их. Вскочила и потушила фонарь. В тишине комнаты отчетливо щелкнул предохранитель пистолета.
– Зажгите свет, это я. – сказал, входя, Сашка.
Валя чиркнула спичкой, зажгла фонарь. Крайнев заметил: руки ее дрожали.
– Что случилось? – встревожился Сердюк.
Парнишка приходил в рабочее время лишь в исключительных случаях, пробираясь прямо с территории завода.
– Радиограмма, срочная.
Сердюк прочел – и не поверил своим глазам.
Позавчера он посылал запрос в штаб, просил сообщить фамилию хирурга из соседнего района, на которого можно было бы положиться. Ответ был неожиданным:
«Молния. По нашим данным заводской аэродром пустует. Проверьте сообщите число час когда забрать больного. Опознавательные знаки три красных огня четвертый в направлении посадки. Огни расположить в ямах чтобы видеть их только сверху. Действуйте без промедления вашим описаниям гангрена. Вам вылететь вместе с больным для личного доклада штабу».
Сердюк отдал радиограмму Тепловой. Она вскрикнула от радости, прочитав первые строки, и поникла головой, прочитав остальные.
– Начальник штаба требует, Сергей, чтобы мы с тобой вылетели ночью самолетом. А ты говорил… Эх, ты!..
Лицо Крайнева ожило. Он счастливо улыбался и, преодолев боль, приподнялся и сел.
Теплова расцеловала Сашку, Крайнева, бросилась к Сердюку, но остановилась. Он всегда был очень скуп в проявлении своих чувств, и это невольно удержало ее.
– Ну, поцелуйте, – снисходительно разрешил Андрей Васильевич и подставил небритую, колючую щеку.
– А где же мы достанем красные огни? – забеспокоилась Валя. – Не костры же разводить – это не в лесу.
– Саша достанет, – уверенно проговорил Крайнев. – У железнодорожников красные фонари всегда есть.
– И правда. В ямку коптилку поставить, сверху красным стеклом накрыть…
– Деньги есть? – спросил Сердюка Сашка.
– Есть.
– Завтра на базаре электрические куплю у итальянцев. Они все продают. Говорят, даже пистолеты купить можно.
– Но-но!
– Можно. Гоните только гроши.
5
Переправлять Крайнева на аэродром начали в половине двенадцатого ночи. Пронести его на носилках по всему тоннелю не удалось. В нескольких местах, где тоннель делал крутой поворот, больного приходилось переносить на руках. Сердюк шел, втянув голову в плечи, – и то в нескольких местах задел головой свод.
Наконец выбрались к пруду, остановились отдышаться. Была такая ночь, какие нередки перед новолуньем на Украине, – непроглядная, ни зги, часто усыпанная яркими крупинками звезд, которые, однако, не тревожат крутую тьму на земле. Сердюк с трепетом посмотрел на небо. Прилетит ли самолет? Что делать, если они останутся днем в открытой степи? Куда деваться, где укрыться? «В землю зароемся», – решил он, вспомнив, что на аэродроме есть лопата, которую оставил Петр, заблаговременно выкопавший ямы для огней.
– Как свежо! – вымолвил Сергей Петрович, вдыхая полной грудью прохладный прелый воздух.
– Пошли, – скомандовал Сердюк и взялся за носилки.
Сзади носилки несли Теплова и Павел. После ранения Павел еще не совсем оправился, пришлось взять на помощь Валю.
У кромки воды земля была влажная. Ступали осторожно, боясь поскользнуться.
Крайнев беспокоился, успеют ли донести его вовремя. Сейчас двенадцать, самолет должен приземлиться в два. До аэродрома четыре километра. Если будут продвигаться с такой скоростью, то не доберутся и к трем. Сергей Петрович чувствовал, что Валя идет шатаясь. Она действительно напрягала все силы, чтобы не выпустить ручку носилок и не упасть.
– Отдохнем, – предложил Сердюк.
Постояли – и снова в путь. Обогнули пруд, пошли по степи. Почва стала суше, двигались уже быстрее, но Крайнев этого не ощущал.
– Не дойдем в срок, – со страхом сказал он.
Три дня назад Сергей Петрович был готов к тому, что умрет. Но радиограмма из штаба воскресила в нем жажду жизни. Нога? Бог с ней, с ногой, лишь бы жить, лишь бы можно было творить! Он целиком посвятит себя изобретательской работе. И с ним всегда будет Валя. Вот только очень плохо выглядит она… Как бы не заболела.
У большой каменоломни остановились, и тотчас, словно из-под земли, выросли силуэты двух человек.
Крайнев вздрогнул всем телом.
– Это свои, – успокоил его Сердюк.
Подошли Петр и Сашка.
Носилки снова поставили на землю. Петр обрадовался брату, которого не видел с тех пор, как тот поселился в подземном хозяйстве, но тотчас упрекнул его:
– Мать по тебе глаза выплакала, не верит, что жив, – и только. Думает, успокаиваю просто. Обязательно записку напиши.
– Прощайтесь, Валя, – тихо сказал Сердюк и отошел в сторону.
Теплова опустилась на землю, прильнула к груди Крайнева.
– Крепись, Сереженька, любимый, единственный… – прошептала она, целуя его в горячие губы.
Крайнев ощутил незнакомый ему до сих пор соленый вкус Валиных слез.
– Я все выдержу… Выдержи только ты, женуля.
Теперь носилки понесли Петр и Саша. Сердюк оглянулся. Теплова продолжала сидеть на земле, жалкая, убитая горем. Он возвратился, поднял ее, повернул к заводу.
– Ступайте, не задерживайтесь.
Валя плакала.
– Я туда не могу одна…
– Павел! – окликнул Сердюк.
– Не надо, не надо, я как-нибудь…
– Ничего, пусть идет. Все равно ему туда возвращаться.
Проводив их взглядом, Андрей Васильевич догнал товарищей и подменил Сашку.
Парнишка уныло плелся позади, ощупывая свои карманы, в которых были рассованы фонарики. Ему повезло – удалось купить пять фонарей вместо четырех на случай, если один выйдет из строя. Брать Сашку на эту операцию Сердюк не хотел – на нем держалась связь с радистом, но слишком уж горячо просил он, и Андрей Васильевич, подумав, решил, что в этом ночном путешествии по степи нет ничего особо опасного.
На аэродром пришли за полчаса до срока. До войны здесь стоял заводской «У-2», служивший для связи с заводами. Гитлеровцы пользовались аэродромом, когда фронт был близок, а потом оставили его. У развалин сторожки поставили носилки. Петр и Сашка отправились к ямам, уложили в них фонарики, зажгли. Огней со стороны видно не было, только стоял над ямами едва заметный призрачный красноватый туман.
Стрелки часов уже показывали пятнадцать минут третьего, а самолета не было. В половине третьего Сердюк приказал Прасолову копать яму на двух человек внутри сторожки.
– Укроемся на день там, если не прилетит самолет, а ночью опять ждать будем.
– Боюсь, что мы гитлеровцев здесь дождемся, – сказал осторожный Петр. – Все-таки отблеск красного света над ямами есть.
Андрей Васильевич посмотрел через плечо по направлению его взгляда.
– Забирай Сашу и уходи. Не будем рисковать всеми. Руководство останется на тебе. Командуй от моего имени. Не вернусь – заменишь полностью. Понял?
– Понял.
– А завтра пусть кто-нибудь наведается. Еды-то, жалко, не захватили.
Сашка неохотно последовал за Прасоловым. Что он скажет Вале?
Сердюк принялся углублять яму. Невольно мелькнула мысль, что он копает могилу.
Работа подвигалась плохо. В земле то и дело попадались камни, крупные и мелкие, лопата быстро затупилась, и Андрей Васильевич боялся, что не успеет выкопать эту проклятую нору до рассвета. Но в четвертом часу утра он услышал слабый гул самолета, летевшего с востока. Гул постепенно усиливался, потом надолго оборвался, и вот мотор взревел совсем близко. На фоне неба Сердюк увидел самолет, идущий на посадку. «Планировал без мотора, но не дотянул», – догадался он и побежал к концу посадочной площадки.
Самолет приземлился. Летчик, заглушив мотор, нетерпеливо выглянул из кабины.
– Фамилия! – крикнул он, когда Сердюк подбежал совсем близко.
Андрей Васильевич назвал себя.
– Давайте больного.
– Вылазь, помоги. Я один.
– Не могу. И из города машины идут.
Андрей Васильевич увидел отблеск фар нескольких машин, мчавшихся по степи, и побежал к сторожке. Крайнев лежал неподвижно.
– Сергей! – окликнул его Сердюк.
Ни звука в ответ.
«Умер», – решил Андрей Васильевич, но взвалил Крайнева на спину и что было силы побежал к самолету.
До него оставалась еще добрая сотня шагов, когда летчик выпустил пулеметную очередь, чтобы отпугнуть гитлеровцев. Фары мгновенно погасли, и сейчас уже невозможно было понять, идут машины или остановились.
Обессилевший Сердюк с трудом подал Крайнева. Летчик подхватил его под мышки, придержал. Андрей Васильевич вскочил в кабину, перетащил Крайнева через борт и бережно усадил рядом.
Летчик дал газ, самолет покатился по площадке, подпрыгивая на неровностях почвы, с каждой секундой набирая скорость, и вдруг перестал подпрыгивать: оторвались от земли.
А Сашка незаметно отстал от Петра. «Приказ приказом, но надо же знать, улетели они или нет, – рассуждал он. – Если нет, нужно сообщить радисту, если да, фонарики забрать – не пропадать же им. Еще пригодится».
В километре от аэродрома он залег в бурьян, стал терпеливо ждать. Он слышал, как приземлился самолет, видел, как несколько автомашин с гитлеровцами промчались невдалеке. Пулеметная очередь и беспорядочный треск автоматов испугали его; сердце перестало замирать, только когда до его ушей донесся затухающий гул удалявшегося самолета.
Одна машина с потушенными фарами возвращалась назад, в город. Сашка смекнул: гитлеровцы поехали за подкреплением и будут рыскать по степи, полагая, что самолет кого-то высадил.
Спотыкаясь и падая, он побежал к заводу, ускользая от облавы, и радовался, что сообщит Вале: улетели.
6
Член Военсовета Южного фронта Николай Семенович Крутов, широкоплечий и приземистый, с высоким крутым лбом, вошел к начальнику Украинского штаба партизанского движения, когда тот никак не ожидал его увидеть – только несколько часов назад была получена от Крутова радиограмма с фронта.
– Выкладывайте все нерешенное, – с ходу потребовал Крутов, энергично пожимая начальнику штаба руку.
– Опять радирует Тихомиров. Настоятельно просит разрешения выйти в район северо-восточнее Чернигова.
– Запрети. Разъясни ему, что партизанщины в нашем партизанском движении нет. Согласно плану операций, утвержденному Верховным Командованием, он должен выйти в Черноземную область. Так и ответь. Отряд Петрова сдвинулся с места?
– Да, пошли в рейд.
– Наконец-то, а то засиделись товарищи. Пашут, картофель садят, окружили себя заставами, не воюют, да еще кормятся хлебом и мясом от населения. Какой же они авторитет будут иметь? Другие отряды сами население кормят. Вон Федоров – тот миллион пудов хлеба людям раздал из взятых у немцев трофеев.
– Николай Семенович, замучили меня отряды, лекторов просят, – пожаловался начальник штаба.
– Радиоприемниками обеспечить нужно. Любой лектор будет опустошен за месяц и превратится в просителя материалов для лекций. Не забудь про библиотеки и кинопередвижки. Кстати, в отряд Ковпака зубного врача и техника послали?
– Послал. Работают уже.
Начальник штаба давно привык к тому, что Кругов ничего не забывает, но не переставал удивляться его памяти. Он помнил большое и малое и учил настойчиво и терпеливо, всегда с особым вниманием просматривал радиограммы, исходящие из штаба, в которых партизанам сообщали о рождении детей, о местонахождении и здоровье их семей. Такие вести с Большой земли поднимали настроение не только тому, кто получал известие, но и окружающим.
– Я бы попросил тебя заняться вот еще чем, – сказал Крутов, и начальник штаба насторожился.
– Сделай так, чтобы ответственные работники штаба побывали в партизанских отрядах на низовой практической работе. Им тогда легче будет руководить, и руководство их будет более конкретным. Как ты считаешь?
– Очень правильно, я сам об этом подумывал.
– И почему не довел до конца?
– Николай Семенович, ведь круглые сутки отсюда не выхожу, на фенамине держусь. Оперативные вопросы решаю, а на другие сил не хватает. – После короткой паузы начальник штаба заговорил снова: – Я полагаю, что нам нора прекратить забрасывать на места группы организаторов партизанского движения.
– Разве новые отряды не нужны?
– Очень нужны, но организаторов надо выделять из партизанских отрядов, из числа наиболее проверенных, активных людей. У них есть опыт, они обстреляны уже, обстановку хорошо знают.
Крутов одобрительно посмотрел на начальника штаба: не совсем текучка заела.
Ему нравился этот небольшой, преждевременно лысеющий человек с приветливым голосом и удивительно миролюбивым выражением лица. Знал он начальника штаба недавно и при каждой встрече открывал какие-нибудь новые черточки, которые, казалось, исключали одна другую: осторожность и решительность, педантичность и размах, исполнительность и умение отстоять свое мнение, мягкость и непреклонность, страстность и спокойствие.
– Правильная мысль, – согласился Крутов, покачав головой. – Так и действуй. А еще что хорошего за эти десять дней? Сводки я, конечно, все получил. Первую сотню тысяч гитлеровцев партизаны доколотили.
– Партизаны начали сбор средств на танковую колонну.
– Как проходит?
– Логинов выслал самолетом ценностей на одиннадцать тысяч четырнадцать рублей. В Липцах Харьковской области отряд Парнюка организовал массовый митинг. Собрали двести тысяч рублей.
– Да… земля захвачена, а народ наш. Вот что самое важное.
– Соревнование между партизанскими отрядами развертывается. Комсомольцы соединения Маликова обязались уничтожить сорок пять эшелонов, тысячу гитлеровцев и десять автомашин и вызвали на соревнование остальные отряды. Надо только установить мерило объективной оценки деятельности отрядов.
– Один подорванный эшелон на двадцать человек личного состава.
– Отряд Одухи имеет один эшелон на семнадцать человек.
– Но это исключительный отряд.
Крутов подошел к карте, отдернул шторку. Бесчисленное количество красных пятен разной конфигурации покрывали карту Украины. Их было так много, что почти не оставалось просветов. В центре каждого пятна стояли цифры, обозначавшие число партизан в данном районе.
У другой карты он задержался дольше. Мелкими синими кружками на ней были обведены пункты намеченных диверсий. Взрывался мост или летел на воздух завод – кружок расцвечивался красными, расходящимися в стороны штрихами и напоминал собою взрывающуюся бомбу.
– Надо поторопить Сарнскую операцию, – напомнил Крутов. – Заманчивое дело. Три железные дороги сходятся здесь и проходят через три моста. Рвануть их одновременно – и город останется как на острове. Важный узел.
– Подготовка уже ведется, на днях обещают устроить «Сарнский крест».
Крутов вернулся к первой карте и остановил усталый взгляд на большом круглом пятне.
– Прочти-ка мне оперативный план соединения Маликова, – попросил он. – Может, мы ему еще чего-нибудь сверх плана добавим?
Начальник штаба достал из папки копию радиограммы и начал читать:
– «Оперативным планом боевых действий на осенний период, утвержденным Верховным Главнокомандованием, отрядам вашего объединения поставлены задачи: вывести из строя железнодорожный узел Коростень, для чего взорвать четыре железнодорожных моста через реки Ирша, Жерев, Годыч, Копинец; взорвать три моста на шоссе Коростень – Речица через реки Иршу, Уж; разрушить путевое и станционное хозяйство на станциях Лучины, Стремигород, Ужица; заминировать железнодорожные линии, идущие от станции Коростень, минами замедленного действия от пяти до тридцати суток. Последующая задача – вывести из строя железнодорожный узел Белокоровичи. Боеприпасы и взрывчатку вышлем самолетом».
Крутов, внимательно следивший по карте за всеми перечисленными объектами, сказал вздохнув:
– План уплотненный, ничего не добавишь. Но они сами еще что-нибудь придумают. Ты подготовь директиву об усилении диверсионной работы на коммуникациях противника. Пусть областные штабы распределят по партизанским отрядам железные дороги на территории области, и пусть отряды борются за то, чтобы ни один поезд не прошел по закрепленному участку пути. Разъясни товарищам, что мы ежемесячно будем подводить итоги боевого соревнования и сообщать место, занятое в нем отрядами.
Крутов вяло опустился в кресло.
– Устали сегодня? – спросил начальник штаба.
– Сегодня? – улыбнулся Крутов. – Давно устал. Мечтаю об одном: добьем гитлеровцев – отосплюсь. Десять часов подряд спать буду.
– А я на сутки рассчитываю.
– Сутки не выйдет. Радость все утомление за эти годы снимет. Как ваш детский дом? Пополняется?
– Вывозим детей из партизанских отрядов. Летают они прекрасно, лучше батьков. Взрослых укачивает, а их нет.
– Следи, пожалуйста, чтобы самолеты обратных рейсов порожними не делали, раненых или детей брали. И не забудь вот о чем: надо помочь операторам, снимающим в партизанских отрядах фильм «Украина», и потребовать от отрядов, чтобы присылали материалы на выставку «Украина в огне партизанской борьбы».
Начальник штаба записал эти задания в блокнот.
– Запиши еще и выполни немедленно. Главное командование германской армии издало приказ контрразведывательным отрядам ликвидировать партизан в районе Таганрог – Бердянск в зоне действий Семнадцатого армейского корпуса. Необходимо предупредить эти группы. Это данные военной разведки.
Густые брови у начальника штаба напряженно сдвинулись, и Кругов уловил какое-то замешательство.
– Нет радиосвязи с этими группами? Предупреди смежные. С Ростовской ведь связь есть? Ростовской радируй – пусть пошлют связного. Лучше несколько связных. Для гарантии. Да, кстати, Сердюка из Донбасса вызвали?
– Скоро должен прибыть.
Крутов подпер голову рукой, и тотчас отяжелевшие веки его сомкнулись.
Нелегко ему, гражданскому человеку, партийному работнику, давалась суровая наука войны. Приходилось изучать ее на практике. Первое время он чувствовал себя раздавленным навалившейся на него ответственностью, новизной и объемом вопросов. И казалось ему, что накопленный опыт сейчас ни к чему, что многое нужно постигать заново. Но вскоре все стало на свое место. Пригодились и знание людей, и умение работать с ними, и здравый смысл, помогавший внести ясность в самый сложный и запутанный спор. Прошло уже то время, когда профессиональные командиры напоминали ему, что он недавно надел военный мундир, и рекомендовали пока присматриваться. Как это часто бывает, наибольший авторитет в штабе фронта ему создали не те его советы, правильность которых подтверждал успех операций, а те возражения, которые при разработке планов во внимание не принимались и только потом, в случае провала операции, расценивались как дальновидные.
Начальник штаба потихоньку отошел от стола, хотел выйти из комнаты, но Крутов неожиданно обратился к нему, открыв глаза.
– Трудный это участок работы – городское подполье. Партизанам легче. Они все вместе, а на миру, как говорят, и смерть красна. Ранили партизана в бою – он знает: товарищи вынесут его, не бросят. Сколько это придает смелости! В подполье же ты постоянно один, могут убить, могут схватить, и никто не узнает, куда ты делся. Подвиги легче делать на людях.
Продолжительно зазвонил телефон.
Начальник штаба снял трубку.
– Принеси немедленно, – приказал он.
Вошел дежурный по штабу, положил на стол пачку радиограмм.
Крутов взял самую пространную из них, прочел, протянул начальнику штаба.
– «Языка» этого, что планы немецкого командования выболтал, доставь в Москву.
Начальник штаба вызвал дежурного, сделал указания.
Проводив дежурного внимательным взглядом, Крутов сказал, понизив голос:
– Дело нашей чести – не впустить в штаб ни одного шпиона. Немцы прилагают все усилия, чтобы проникнуть сюда. У многих представление такое, что шпион – явление редкое. Знали бы они, что Маликов в своем соединении за четыре месяца выявил двадцать семь шпионов. Только подумать: двадцать семь!
– Николай Семенович, кадры проверены и проверяются систематически.
Крутов взял другую радиограмму, прочел, отложил в сторону.
– Збанацкий отказывается от наших патронов. Обнаружил затонувший в Днепре пароход с патронами, выгрузил их и ими воюет. Сообщает, что на полгода обеспечен, предлагает даже поделиться с другими отрядами.
– Это не Ерошин, – оживился начальник штаба. – Тот только и знает, что боеприпасов просит. Что ни день – радиограмма. А как я их заброшу? Отряд далеко, ночи еще короткие, туда самолет долетит, а вернуться не успеет.
– И что же ты ему ответил?
– Примерно так: авторитет завоевывается не количеством полученного из Москвы вооружения, а личными способностями руководить боевыми действиями отряда и добывать оружие на месте, как это делают командиры других отрядов.
– Правильно ответил. – Крутов улыбнулся. – И главное, с темпераментом. Дай-ка мне общую сводку за последнюю неделю. Поеду в ЦК.
