Текст книги "Наследник (СИ)"

Автор книги: Viktoria Nikogosova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 63 страниц)

Она кричит, к горлу подкатывает комок, и её голос начинает срываться. Из карих, до этого стойких глаз начинают литься слёзы. Виновато потупляю голову, мне нечем крыть, я действительно виноват как никогда.

– Ким, чего ты раскричалась?

– Потому что мне жалко эту девчонку, Райан! Ты думаешь, почему меня так долго не было? Она пришла в сознание, но молчала! Я разговорила её, и оказывается, что этот красавец вообще дома не появлялся! Как тебе такое?

– Рик, это правда?

– Да. Я знаю, как сильно виноват.

–Да что ты вообще в этой жизни знаешь, О’Хара?

Я впервые вижу Ким такой. В любой ситуации ей удавалось сохранять спокойствие и хладнокровный тон, а сейчас она кричит и, не сдерживая слёз, резкими движениями смахивает их с глаз.

– Прекрати, Ким, иначе сейчас получишь ещё одного невменяемого пациента!

– Пусть знает, что натворил! Детство кончилось, Райан, он взрослый мужчина и должен отвечать за свои поступки!

Молча сижу на кушетке, Ким зла как никогда и говорить что-то в своё оправдание бесполезно. Во-первых, меня даже слушать не станут, а во-вторых, мне нечего сказать.

– Ты оставила девчонку одну в палате?

– Нет, с ней медсёстры. Они проконтролируют её.

Оля в сознании, я должен пойти к ней. Знаю, как сильно виноват, но должен хоть что-то сделать.

– Пусти меня к ней. – Я буквально умоляю Ким, но это, как видно, злит её ещё больше.

– Даже не думай, она не хочет с тобой разговаривать и я тебя не пущу! Ты хочешь усугубить ситуацию?

– Я хочу просто поговорить с ней.

– Обойдёшься, я не буду подвергать её жизнь опасности.

– Ким, если она захочет умереть – мы её не остановим. Она будет пробовать второй, третий, пятый раз, пока не умрёт. Пусти его, пусть поговорят. Он или вразумит её, или ничего не изменит.

Ким закатывает глаза и, топнув ногой то ли от собственного бессилия, то ли переполняющего гнева, сдаётся и собирает всю волю в кулак.

– Хорошо, я схожу туда ненадолго и потом приду за вами.

Ким выходит из кабинета, и я слышу только цоканье каблуков всё дальше от двери. Отец встаёт с кушетки и разминается, а я сижу на месте как вкопанный. Что я скажу рыженькой? Не знаю, что-нибудь, что угодно, лишь бы вернуть её к жизни. Надо будет – буду валяться в ногах, сделаю всё, но не позволю ей повторить попытку самоубийства.

– Спасибо.

– Я делаю это не ради тебя, Рик. Это ради девчонки, мне её действительно жаль.

Проходит немного времени, и в кабинет возвращается Ким. Она берёт несколько шприцов с успокоительным из шкафчика и кладёт их в свою небольшую медицинскую сумку. Мы молча шагаем за ней к палате, она останавливает нас у дверей.

– Она сейчас слаба: и морально и физически – будь осторожнее. Не вздумай на неё давить или кричать. Если я услышу, что ты повысил тон, я тебя лично за шиворот оттуда выкину, и ты больше её вообще не увидишь – я об этом позабочусь. Всё понял?

– Да.

– Иди.

Я открываю дверь и вижу её. Такая потерянная и беззащитная. Она смотрит в стену и даже не поворачивает головы. Совсем не реагирует на шум.

Она сидит на кушетке, сложив ладони на коленях, её ноги стоят на полу. Спутанные, перепачканные кровью волосы покоятся на её плечах и груди. Зелёные, прежде такие живые глаза сейчас пусты, в них нет того озорного огонька, которым они всегда светились. Лицо бледное, но не настолько сильно, как это было в ванной.

Я сажусь на колени возле её ног и вглядываюсь в её лицо в надежде, что она хотя бы посмотрит на меня. Нет. Пусто. Такое впечатление, что передо мной сидит фарфоровая кукла, хрупкая и недвижимая. Она как мираж, прекрасный, но неживой. Меня пугает её поведение. Ольга ушла в себя. Я должен её вернуть. Должен сделать хоть что-то.

– Оля, поговори со мной, пожалуйста.

Она совсем не реагирует, и я пугаюсь ещё больше. Совсем неподвижная, холодная и чужая, такая, какой не была даже в день, когда оказалась у меня впервые. Кладу ладонь на её сцепленные пальцы, они чуть тёплые. Рыженькая изредка моргает, но так же безотрывно смотрит в стену.

– Не молчи, пожалуйста.

Ей всё равно, а мой голос тихий и умоляющий. Впервые в жизни я не знаю, что мне делать. Она не намерена мне отвечать – значит, я не буду ждать ответа, просто скажу всё, что должен сказать.

– Оленька, прости меня, пожалуйста, прости. Я знаю, как виноват, знаю, что вёл себя как последняя скотина. Понимаю, почему ты не хочешь со мной разговаривать, я заслужил. Пожалуйста, хотя бы послушай меня. Я не буду оправдываться, в этом нет смысла. Пойми, когда я увидел тебя там, в ванной, я… Мне не было так страшно и больно ещё никогда. Мы должны разговаривать друг с другом. Только так я буду знать, о чём ты думаешь и что тебя мучает. Ты должна жить…

Внезапно она высвобождает одну руку из-под моих пальцев и ладонью осторожно зажимает мне рот. Я смотрю на неё, довольный тем, что она хотя бы пошевелилась. Её безжизненный взгляд перемещается со стены на моё лицо. Я не сопротивляюсь, послушно стою у её ног на коленях и вглядываюсь в бледное, но такое родное лицо.

– Зачем?

Её голос слабый и тихий, но она заговорила. Это уже маленький плюс. Из её глаз выкатываются тихие слёзы, без всхлипов и рыданий они просто катятся по бледным щекам, прокладывая влажные дорожки, и капают вниз, на мою ладонь.

– Зачем? Если я умру – всем будет легче. Я здесь чужая, только мешаю всем. Я никогда не смогу вернуться домой, навечно останусь здесь, зачем мне это? Лучше умереть и освободиться от всего. Сам посмотри. Я всем мешаю. Мои родители, которые ищут меня, – перестанут искать, потому что будут знать, что я мертва. Они не будут вечно мучатся с поисками, изводить себя мыслью, что я, возможно, погибла – всё подтвердится. Ким больше не понадобится со мной возиться, у неё из-за меня всегда одни проблемы. Джевелс не надо будет переживать из-за того, что в твоих покоях вечно кто-то есть.

Она рыдает, а я не двигаюсь с места, безумно хочу успокоить её, прижать к груди и утереть слёзы, но не могу: я не знаю, как она отреагирует на это.

– И наконец, ты. Тебе не надо будет больше терпеть меня в своих покоях. Я больше не буду путаться под ногами. Не буду мешать. Всем станет легче. Я здесь чужая, никому не нужная, лишняя. Я хочу уйти. Отпусти меня.

Осторожно касаюсь её руки и убираю её от своего лица. Медленно сажусь рядом с ней на кушетку и притягиваю к себе. Её слёзы капают на мою рубашку нескончаемым ручьём, а внутри меня всё падает. Моя бедная маленькая девочка. Сколько всего накипело у неё внутри, что она решилась на такой шаг? Много, очень много.

– Оля, ты никому тут не мешаешь. Я обещаю, как только у меня появится возможность организовать твою депортацию, я её обязательно использую, слышишь? Ты не будешь жить здесь всю жизнь, я сделаю всё возможное. Ким – врач. Это её работа – возиться с пациентами, ты зря думаешь, что ты одна постоянно доставляешь хлопоты, у неё таких полШтаба. Джевелс… плевать на неё, я не её собственность, и не ей решать, кто будет в моих покоях, а кто нет. С чего ты взяла, что ты мне мешаешь? Оля, ты мне никогда не мешала, малышка, ну сама посуди: неужели, если бы ты мне мешала, я бы до сих пор держал тебя в своих покоях? Ты никому здесь не мешаешь. Ты – самый безобидный и добрый человек, которого я вообще когда-либо в своей жизни видел, как ты можешь кому-то мешать?

– Хах, – она слабо ухмыляется, – мало ты знаешь о своей любовнице. Всё не так безобидно. Они все хотят, чтобы я умерла. Она, Кайл, все.

– Не все. Мы волновались, Оля. Пока Ким занималась тобой, мы с отцом сидели в её кабинете, мы оба переживали, правда. Чего я не знаю о Джевелс? Расскажи мне всё; чтобы действовать, я должен знать как можно больше. Как я могу защитить тебя, если ничего не знаю?

– В тот день, на соревнованиях, она не просто спросила, как меня зовут.

– Что она тебе сказала?

– Она потребовала, чтобы я оставила тебя в покое, сказала, что Рик Райан O’Хара принадлежит ей и если я не перестану путаться у неё под ногами, то она найдёт способ меня убить. Я не стала тебе говорить, не хотела портить ваши отношения. А сегодня она пришла в твои покои. Не знаю, как она зашла. Я услышала, как ключ прокручивается в замке, подумала, что ты пришёл. А там она. Сказала: «Видишь, он уже неделю как не приходит, а знаешь почему? Он тебя ненавидит, ты ему мешаешь. Он просто не знает, как от тебя избавиться. Не волнуйся, ещё немного и он выбросит тебя куда подальше», – и ушла. Я поверила ей. Долго думала, как быть, не знала, что делать. Поняла, что никому не нужна, что всем только мешаю, поэтому решила, что это лучший выход. Я взяла нож с кухни, написала тебе записку и пошла в ванную. Я слышала, как входная дверь открылась, и потом потеряла сознание.

Джевелс сука. Она ответит мне за эти слова. Я взбешён и готов сию секунду свернуть ей шею за это. Так вот почему она прибежала ко мне днём – хотела задержать меня. Она знала, как отреагирует Оля и что сделает с собой. Конечно, чему я удивляюсь, она всегда была великолепным психологом. Она вломилась ко мне в кабинет, чтобы я точно не отправился к себе в покои, чтобы я опоздал, но ошиблась. Дрянь, она мне дорого заплатит за Ольгу.

Прижимаю рыженькую крепче к себе. Её всхлипы больно жалят меня изнутри, удивительно, как много я готов отдать за то, чтобы она успокоилась и перестала плакать. Целую её в макушку и глажу ладонью по спине.

– Тише, не плачь, не надо. Это неправда, я никогда такого о тебе не говорил. Если бы я хотел от тебя избавиться – выслал бы тебя из своих покоев, а не бегал бы из них сам. Всё не так.

– А как?

– Тренировки с группой забирали у меня все силы, Оля, Джевелс перехватывала меня, и я шёл к ней. Я не буду врать и оправдываться, в этом нет смысла, я не находил в себе сил добраться до собственных покоев. Знаю, что поступил чертовски отвратительно, знаю, насколько виноват. Прости меня, пожалуйста.

– Что ты почувствовал, когда увидел меня в ванной?

Она отстраняется от меня и внимательно смотрит мне в глаза. В её изумрудах вновь горит тот самый огонёк, слабый, эфемерный, но он вернулся на своё место. В неё по капле возвращается жизнь, она теперь не такая потерянная. Всё зависит от моих слов: я или верну её к жизни, разожгу этот огонь в её глазах, или загашу его окончательно. Что мне ей сказать? Как объяснить своё состояние, если я сам себе не могу его пояснить? Я буду говорить правду, то, что действительно чувствовал.

– Я испугался, Оля. Испугался, что опоздал и что ты умерла. Я возненавидел себя, за то что виноват в этом. Что не уследил, не предотвратил всё это. Почувствовал пустоту, словно что-то в моей жизни рухнуло.

Рыженькая смотрит на меня теми самыми глазами, которые я видел прежде, такими наивными и полными жизненного огня. Слёзы продолжают катиться из её глаз, но уже реже. Я сажаю её на свои колени, как маленького ребёнка, и, высвободив одну ладонь, утираю её слёзы.

– Я тебе верю. Не знаю почему, но я верю.

Несмотря на всё, что я сделал, она продолжает мне верить. Где предел её веры и наивности? Я не хочу этого знать. Мне достаточно того, что я вернул её из пустоты, мою добрую рыжую девочку, ту, которую успел спасти в последние секунды, ту, из-за слёз которой готов задушить Джевелс своими руками без раздумий и сожалений. Она смирно сидит на моих коленях и продолжает вглядываться в моё лицо. Её руки плотно забинтованы, глаза покраснели от слёз.

– Оля, пообещай мне, пожалуйста, кое-что.

– Что?

– Кто бы и что бы тебе ни сказал, чем бы тебе ни угрожали, говори мне об этом. Для того чтобы защитить тебя, мне нужно знать от чего тебя защищать. Не смотри на мои отношения с этими людьми, не бойся их испортить. Говори мне, что тебя тревожит, ладно?

– Хорошо.

– И ещё, пообещай мне, что больше никогда не будешь предпринимать попытки самоубийства. Для меня это очень важно.

– Обещаю. И ты мне пообещай, что больше не будешь исчезать так надолго.

– Обещаю.

Убираю взлохмаченные прядки с её лица и пристально смотрю на неё, словно боюсь, что она исчезнет. Обнимаю и только сейчас понимаю, что всё закончилось, она здесь, живая, у меня на руках.

– Знаешь что, давай, если Ким тебя отпустит, пойдём в покои, что думаешь?

– Можно, мне здесь не нравится.

– Посиди тут, а я поговорю с ней.

Поднимаюсь с кушетки и шагаю в сторону двери, надо упросить Ким отпустить её со мной. Я не оставлю её здесь, в свете того что догадываюсь о планах Джевелс – это очень чревато.

Закрываю за собой дверь и окидываю взглядом отца и Ким, они просто светятся. О нет, я надеюсь, они слышали не всё.

– Умница, Рик, мы всё слышали, у тебя получилось! – Врач улыбается.

Удивительные перемены, ведь буквально несколько минут назад она была готова разорвать меня в клочья собственными руками.

– Ким, можно я заберу её в покои?

– Забирай, только тогда тебе придётся самому делать ей перевязки.

– Сделаю.

– И следи за ней внимательнее, я переживаю.

– Рик, посиди с ней в покоях столько, сколько будет необходимо. Когда посчитаешь нужным, тогда и вернёшься к тренировкам с группой. Пока всё не наладится, носа в зал не суй.

– Хорошо.

– Забежишь ко мне завтра утром, я отдам мазь, будешь мазать ей запястья три раза в день. У неё потом даже шрамов не останется. Бинты и прочие медикаменты возьмёшь у меня.

– Ладно.

Возвращаюсь в палату и подхватываю Олю на руки. Она слишком слаба, чтобы преодолеть такой путь, да и разговор её порядком утомил. Устроив голову на моей груди, она засыпает. В покоях я укладываю её в кровать, раздев до нижнего белья. На улице уже темно. Джевелс наверняка ждёт меня у себя, я же обещал, что приду. Пожалуй, это лучший момент, чтобы устроить ей трёпку.

В ванной пятна крови присохли к кафелю, окровавленный нож лежит на краю раковины. Надо избавиться от этого кошмара. Выбрасываю нож в мусор, мочу тряпку и принимаюсь усердно драить пол своей ванной. Когда работа закончена – утираю капли пота со лба и решаю отправиться к Джевелс. Пора расставить все точки над «и».

Оставляю на столе записку для Оли, не хочу, чтобы она волновалась, если проснётся до моего прихода. Иду к покоям Джевелс, по дороге напуская на себя скорбный вид, хочу увидеть её бесстыжее лицо в конце своего маленького спектакля.

– Я уж думала, ты не придёшь. Что-то случилось? У тебя такое лицо.

Ты прекрасно знаешь, что должно было случиться, змея.

– Да. Оля…

– Что с ней?

Синие глаза горят интересом и надеждой, она и впрямь надеется, что Оля мертва. Что ж, продолжим.

– Она перерезала себе вены.

Чёрт подери, да во мне пропадает актёр, она явно верит в мои слова.

– Она умерла?

Я не ожидал такого, Джевелс даже не прячется. За эти слова я готов разорвать её в клочья.

– А ты ведь так хотела это услышать, да?

– О чём ты?

– Хватит ломать комедию, Джевелс, я всё знаю.

В её глазах появляется непередаваемый ужас. Так-то, бойся.

– Что ты знаешь?

– Ты угрожала Оле, а сегодня из-за твоих слов она чуть с собой не покончила! Если бы я не успел, если бы я опоздал хоть на пару минут, она бы погибла! Ты хоть понимаешь, что творишь? Что она тебе сделала?

– Она постоянно шьётся рядом с тобой!

– «Рик Райан О’Хара принадлежит мне…» – твои слова?

– Я такого не говорила.

– Хватит. Ты думаешь, я тебе поверю? Я знаю, как всё было, больше твоя ложь не прокатит.

– Почему ты не веришь мне?

– Потому, что я верю Оле. Я никому не принадлежу, Джевелс, я сам по себе. После того как ты вломилась в мои покои и устроила мне истерику, я дал тебе второй шанс, и, как видно, зря.

– Что ты имеешь в виду?

– Я больше не верю тебе. Больше не приду. И запомни, если не дай Бог ты ещё хоть раз посмеешь тявкнуть в сторону Оли, я тебя в порошок сотру, Смит. Запомни это.

Я взбешён, вылетаю из покоев, хлопнув дверью, но по дороге успокаиваюсь. Оля до сих пор спит в обнимку с подушкой. Сейчас уже поздно, занять себя я ничем не смогу, лучше лечь спать и отдохнуть.

Раздеваюсь, рыженькая спит настолько крепко, что не реагирует на шум. Забираюсь к ней под одеяло и тут же уплываю в сон. Наконец-то этот ужасный день подошёл к концу.

========== XX Глава (часть 2-ая, от лица Ольги) ==========

Пошла уже вторая неделя, с тех пор как Рик начал тренировать группу. С того момента, как он перестал появляться в покоях. Где он, почему не приходит ночевать? Если бы с ним что-то случилось, то весь Штаб бы гарантированно стоял на ушах. Он ведь Наследник. Но где ему быть? Вряд ли он будет оставаться у отца. Он слишком горд и независим для такого.

За всё это короткое время я успела неплохо очертить в своём сознании его характер. Яркая, красивая внешность неизгладимым оттиском врезалась в мою память. Сколько раз я уже прокляла тот день, когда впервые увидела его? Эта стальная уверенность и игривая улыбка сводят меня с ума. Ещё никогда я не видела настолько серьёзных и настолько безответственных людей одновременно.

Как можно было влюбиться с первого взгляда не пойми в кого? Конечно, Оля. Наступать на одни и те же грабли можешь только ты. Разве мало мне было первой любви, которая в кровь изранила наивную душу? Видимо, мало. И вот, сидя на его роскошной кровати, я заканчиваю очередной карандашный рисунок. Сероглазый, хитро улыбаясь, вглядывается в даль, скрестив мужественные руки на широкой груди. Нужно будет спрятать этот рисунок подальше. Туда же, где лежат и все остальные. Он не должен их найти, а избавиться от всех грёз, излитых на бумагу, мне не хватит сил.

В голове невольно всплывает его лицо, когда он пристально смотрел на меня, будто оценивая. Этот взгляд был нестерпимо горячим и сводил с ума. Властный взор американца медленно обводил линии моего тела, а в глазах явно читалось, что мысли его забрели в зону непристойностей, но благородство не позволяло ему предавать свои фантазии огласке.

Почему он так действует на меня? За один такой взгляд я бы без зазрения совести влепила Паше пощёчину. Но здесь совсем другая история и другие ощущения. В ответ на любую подобную его шалость по мне пробегают лишь волны приятной оцепеняющей дрожи.

Если бы я не знала, что он сын Главы, и в будущем ему предстоит править, то сочла бы его обычным шалопаем, который никогда не думает о завтрашнем дне, прожигая жизнь здесь и сейчас. Он слишком несерьёзный, будто ему не двадцать два, а пятнадцать. Представляю, какая он головная боль для своего отца. Но это бескрайне обаятельная головная боль.

Ненадолго прижав к груди планшет для бумаги с очередным портретом Рика, я улыбаюсь своим глупым фантазиям и устремляюсь к своему тайнику. Как было бы здорово, если бы он, возвращаясь каждый вечер в покои, целовал меня, рассказывал о том, как прошёл его день. Я кормила бы его ужином, а затем мы бы укладывались под тёплое одеяло в обнимку, и я таяла бы в его руках. Брось, Оля. Он ведь русским языком сказал, что у него никогда не будет девушки и любить он никого не собирается. А уж тем более меня. Я вообще не из его мира, диковинная, но далёкая.

Только я успеваю припрятать листок, как слышу, что в двери бодро прокручивается ключ. Неужели он пришёл? Сердце в груди трепещет, и тело окатывает приятное волнительное тепло. Наконец-то он здесь. Я быстрыми шагами выхожу из его кабинета и всё моё воодушевление сходит на нет. Это не Рик. Его чёртова любовница зачем-то притащилась сюда. Внутри всё кипит, а она елейно улыбается мне. Ненавижу её с того момента, как она в наглую разделась и улеглась в его кровать, а затем принялась массажировать его плечи. Лучше бы я не подглядывала в тот день из своего импровизированного укрытия. Я думала, что задохнусь от ревности и гнева. И вот она снова здесь, наглым взглядом обводит покои.

– Ну, привет, куколка, – надменным тоном приветствует меня эта особа, устраиваясь на диване и закидывая ноги на кофейный столик.

Как можно быть такой невоспитанной? Или это демонстрация превосходства? Вероятнее всего, да. Чем она могла понравиться Рику? Из милого в ней только бездонно-синие глаза. Всё остальное за версту разит отравой. Вся она – сплошной сочащийся яд. Её фигура изрядно испорчена обилием физических нагрузок. Слишком спортивная для девушки. Хотя, если мне не изменяет память, то все девушки поголовно, кроме Ким, которых я здесь видела, обладают теми же параметрами. Никакого разнообразия. Среди нас хотя бы калибр размеров бывает разный, а они все как штампованные.

– Как ты сюда попала?

– Ого, да мы огрызаемся? А зря, я всего лишь пришла поздороваться.

– Тебе показалось, – выдавливаю из себя фальшивую улыбку, настолько бутафорскую, что собеседница закатывает глаза, – Однако, это не отменяет того, что ты пробралась в чужие покои как к себе домой.

– Не учи меня, как жить. Я бы на твоём месте поуважительнее разговаривала с той, которая может свернуть тебе шею одной левой.

– Пришла меня попугать? Напрасно. Даже жаль, видимо, это единственное развлечение, которое у тебя имеется.

– У тебя и того нет, – смеясь парирует эта… Как же её… Джевелс! Точно! – Грустно тебе, наверное, одной в четырёх стенах. Решила тебя развлечь, а ты только ядом плюёшься.

– Ядовита из нас двоих только ты, я таким не страдаю.

– Поэтому и болтаешься, как не бог весть что в проруби, – Вновь улыбается соперница. Жаль я не справлюсь с ней, она действительно намного сильнее меня, – Рику по душе более живые самки.

Гнев раскатывается по телу, засада. Главное не побагроветь от злости. За мной водится такой грешок. Чувствую, как кровь приливает к щекам. Держись, Оля, она очень искусная змея.

– Выходит, что ты себя даже за девушку не считаешь? Всего лишь самка?

– Какие мы остроумные, теперь понятно, почему Рик сбежал из собственных покоев и ни в какую не хочет сюда возвращаться.

– О чём ты?

– О тебе, дорогуша. Наш бедный Наследник вынужден ютится в моей скромной каморке, – невинно хлопая глазками саркастично отвечает брюнетка, – Потому что от твоего общества его уже предельно тошнит. А выбросить жалко. Такой он у нас, благородный.

– Не верю ни единому твоему слову.

– Пожалуйста, не верь, я дорого дам, чтобы посмотреть на твоё лицо, когда его терпение лопнет, и он вышвырнет тебя, как котёнка из своих апартаментов. А зная О’Хару, это не за горами.

– Он этого не сделает.

– Брось, – надменно фыркает собеседница, – Кому ты тут нужна? Или ты так наивна и веришь, что он настолько честен? Мне тебя даже жаль. Плохо ты знаешь этого засранца. На его языке всегда мёд, а за спиной холодный кинжал. Он рассчитывал на твою депортацию, крошка, а теперь попросту не знает, куда тебя деть, и бесится. Поверь, позднее он самолично отдаст тебя в руки Кайлу, чтобы избавиться. Его бравады и благородства никогда не хватает на долго.

– Уходи.

– Я-то уйду. Свободная птица, в отличие от тебя. Ужасно, наверное, сидеть и безвольно ждать своей участи. Не так ли? Ведь из Штаба невозможно сбежать, тем более такой, как ты. Короче говоря, удачи тебе, – Она направляется к выходу и на минуту останавливается возле самой двери: – Жди Рика и заготавливай мольбы для Кайла, если они вообще смогут тебя спасти.

Хлопок, и дверь покоев закрывается на замок. Слышу биение собственного сердца, гулко отдающего в виски. Без сил я валюсь на колени, и из глаз невольно начинают катиться слёзы. Он не знает, как от меня избавиться. Какими глупыми мечтами я себя тешила? Всё это время его тяготило моё общество, и он прикидывал, как отделаться от назойливой квартирантки? Неужели это действительно так, и он в правду отдаст меня Кайлу? Он же обещал, что не сделает этого. О каком двуличии говорила Джевелс? Я никогда не видела за ним такого. Голова идёт кругом от огромного количества вопросов, но я не в силах дать себе ни одного ответа.

А ведь она права. Я лишняя здесь. Это совсем чужой мир, с жестокими устоями и абсолютно другим мировоззрением. Он другой, ему никогда не сможет понравиться обычная девушка. Никакого будущего не может быть. Что ждёт меня впереди? Ничего хорошего. В худшем случае он нарушит своё слово и отдаст меня на откуп Кайлу. В лучшем случае меня до конца жизни будут перекидывать из камеры в камеру, без надежды вернуться на Родину. Даже то, что я имею сейчас – не жизнь, а в свете последнего разговора даже спокойного существования не предвидится.

Я мешаю всем. Мешаю ему спокойно жить в своих покоях. Вынуждаю сбегать из собственного дома. Это мерзко. Какому человеку бы понравилось, если бы в его доме внезапно поселился кто-то чужой, просто потому что деть этого квартиранта больше некуда?

Больше не могу так, не могу постоянно бояться, не могу больше мешать всем. Рыдания сотрясают всё моё тело, но я не двигаюсь с места. Меня пугает ход моих мыслей. Но вариант только один. Все смогут быть спокойны только после моей смерти. Родители получат моё тело в цинковом гробу. Один болезненный удар гораздо лучше, чем вся жизнь в неизвестности и поисках единственной дочери. Рику не придётся обходить стороной свои покои, он сможет спокойно жить в них, Райану не придётся скрывать, что они по ошибке взяли гражданскую. Всем будет лучше. Даже мне. Не будет больше страха, мучений и боли. Я освобожусь навсегда.

Окончательно укрепившись в своём решении, пишу Рику короткую записку и оставляю её на прикроватной тумбочке. Я слишком сильно погрузилась в свои бесплотные мечты. Наивная дура, между нами ничего и не могло быть. С чего я только решила, что он с интересом смотрит на меня? Не важно, сейчас ничто не важно.

Прихватив с кухни нож, я закрываюсь в ванной. Кафель неприятно холодит кожу даже через джинсы, ванная, выполненная в голубых тонах, сейчас кажется небывало леденящей и пустой. Разглядываю острие ножа. Хватит ли у меня сил на самоубийство? Да. У меня не хватит сил существовать дальше в таком режиме. Это и толкает меня к суициду. Включаю воду, в надежде замаскироваться. Если сероглазый придёт в покои в ближайшее время, то не решится на первых парах вломиться в дверь. Так я выгадаю время. Буду действовать наверняка.

Провожу сталью по венам, и обжигающий жар окатывает кожу. Боль приходит позже. Корчусь, но всё же принимаюсь полосовать второе запястье. Обвожу взглядом свою работу, кровь обагряет плитку, стекаясь в крохотные лужицы. Постепенно я начинаю замерзать. Очевидно, недостаток крови и приближающаяся гибель организма отыгрываются на мне. Плевать.

Из последних остатков рассудка я слышу, как дверь в покои вновь открывается. Эти шаги я узнаю даже в шумной толпе. Это брюнет. Надеюсь, что он не успеет увидеть записку на тумбе раньше, чем закончится моя схватка с жизнью. Его рассеянность не должна меня подвести. В последний раз горько улыбнувшись сама себе, я теряю сознание. Последнее, что я чувствую – леденящий кафель и собственную тёплую кровь, размазанную по полу. Я свободна ото всех оков.

***

Медленно открываю глаза. Слепящий свет льётся с потолка, и веки невольно сжимаются. Постепенно я привыкаю к яркости и возвращаюсь в чувства. Я… жива? Рядом со мной на операционной кушетке сидит Ким и обеспокоенно вглядывается в моё лицо. О нет, выходит, Рик успел меня спасти? Где его безответственность, когда она так нужна? И почему он не оставил меня умирать, если не знал как от меня отделаться? Ведь так он бы не пострадал, списав всё на то, что я не смирилась с отказом в депортации и подловила удачный момент. Всё это не сходится со словами Джевелс. Странно.

Блондинка нежно гладит меня по волосам и мягко улыбается. Это уже второй раз, когда она вырывает меня из лап смерти. Интересно, она сама вела операцию? Она тоже хирург, как мой папа? Не это сейчас важно. В глубине души я даже злюсь на красавчика. Он сломал мне все планы.

– Как ты, девочка моя? – ласковым тоном спрашивает мама Рика.

– Жива, к сожалению.

– Перестань, нельзя так говорить. Ты что! Слава богу, что Рик подоспел вовремя. Ещё бы пятнадцать-двадцать минут и тебя бы уже не спасли.

Мне не хватило каких-то пятнадцати минут, я победительница по жизни. О’Хара, будь он не ладен.

– Не молчи, поговори со мной, дорогая. Что случилось? Почему ты это сделала?

Стиснув зубы, силюсь сдержать слёзы. Я не хочу об этом говорить, просто дайте мне умереть спокойно, разве я многого прошу? Недолго мне удаётся держать над собой контроль, но со временем я сдаю позиции. Не в силах подавить в себе накатившие всхлипы, я вновь начинаю затоплять окружающее пространство. Ненавижу себя за это. Я вечно была слезливой тряпкой.

– Не плачь, лучше выговорись, тебе станет легче.

Отрицательно мотаю головой, сдерживая полоумное желание излить ей душу. Зачем я им всем сдалась? Один тащит моё издыхающее тело к матери, чтобы она меня откачала. Вторая уже дважды выдёргивает меня из лап смерти. Ведь всем было бы легче, если бы я умерла. Или это только мой вывод?

Проигрывая здравому смыслу и заливаясь слезами, я рассказываю ей всё как на духу. От самого начала, приплетая родителей и то, как переживаю за них, до сегодняшних событий, сдавая Рика со всей начинкой. Всё равно. Он тоже испортил мне всю задумку.

Врач внимательно выслушивает всё моё нытьё и в ответ на рассказ о деятельности Рика за последнее время укоризненно качает головой, приговаривая: «Я ему устрою!». Вот этого я хотела бы меньше всего. Дура, зачем я рассказала ей всё? Теперь американец ещё больше будет меня ненавидеть. Почему я всегда сначала говорю, и только потом думаю?

– Отдохни, медсёстры присмотрят за тобой. Рик сидит у меня в кабинете всё это время. Пойду, успокою его. И задам ему трёпку, заодно.

– Не надо.

– Надо. Заслужил.

Она уходит из палаты, и я сажусь на кушетке. Лежать больше нет сил. Она пойдёт успокаивать его? Значит, он нервничает? Но от чего? От того, что я могу умереть или от того, что косвенно виновен в этом? Вновь загадка. Я никогда не могу предугадать и понять его до конца. Каждый раз он открывается по-новому. Постепенно начинаю игнорировать нарастающие вопросы. Больше не буду тешить себя пустыми надеждами и жить в воздушных замках. Я ему не нужна и это банальная ответственность. Нужно выбросить его из головы. Он никогда не будет со мной.

Отрешённо смотрю в стену, чувствуя, как замыкаюсь в себе. Не хочу больше ни с кем разговаривать. Просто жажду покоя, свернуться в комок и никого не подпускать. Дверь в палату тихонько открывается, но я даже не поворачиваю головы. Мне всё равно кто зашёл. Словно что-то сломалось во мне несколько секунд назад. Мои ладони плотно лежат на коленях. Я практически вжала их в ноги.

Это Рик, его силуэт проскакивает перед глазами. Он молча садится возле моих ног на колени и виновато вглядывается в моё лицо. Не смотрю на него. Даже не хочу. Тело словно наливается свинцом. Нет ни дрожи, ни чувства холода. Только ощущение гнетущей пустоты где-то внутри.

– Оля, поговори со мной, пожалуйста.

Его голос ещё никогда не звучал настолько умоляюще. Поговорить о чём? О том, как я надоела тебе? О том как из-за тебя меня не смогли депортировать на Родину? О том что нахамила твоей любовнице сегодня? Или что доставила новых проблем? Его тёплая ладонь накрывает мои сцепленные до боли пальцы и я вновь чувствую эту предательскую приятную дрожь по телу. Ненавижу себя. Ненавижу его. Вновь эти ощущения. Как мне избавиться от них? Как выбросить его из головы и из сердца?