Текст книги "Наследник (СИ)"
Автор книги: Viktoria Nikogosova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 63 страниц)
– Нет, мы пытались с ним разговаривать по-человечески и иными способами, но он не выдаёт координаты своего лагеря. От него вообще не удалось получить никакой информации, кроме сплошного потока язвительности. У них с Пашей любовь, подтрунивают друг над другом.
Ах, по-человечески вы со мной пробовали? Ну, всё. Я больше не могу молчать!
– По-человечески? – натянуто смеясь, интересуюсь я. – Это в каком моменте? Когда меня, как собаку, привязали за глотку к этому чёртовому столбу? Или когда, как котёнка, топили в корыте? А, извини, может быть, ты имел в виду момент, когда меня пороли, как скотину? Или всё-таки речь идёт о том, когда меня солили, как рыбу к пиву?
– Паша, – обращается Глава. – Сделай доброе дело – заставь его молчать.
Рокоссовский коротко кивает головой и принимается искать скотч, а я оцениваю обстановку. Знал же, что нужно было молчать. Лучше бы среди вредных привычек я выбрал курение, чем неумение вовремя заткнуться. Усугубить своё положение ещё больше я не хочу, а выкарабкаться из сложившейся ситуации практически невозможно. Да здравствует старый добрый скотч. Теперь точно не придётся себя сдерживать, всё равно никто не поймёт, что я пытаюсь сказать.
– Спасибо. Зачем вам координаты его лагеря? Дождитесь, пока они сами за ним придут. Девингем наверняка уже сообщил в Штаб о пропаже. Райан своими же руками отправит их к вам, он не бросит сына в чужом лагере.
Безжалостный взгляд русского Главы прошивает до костей. А ведь он прав. Каин обязательно сообщит отцу, а тот бросит все силы на то, чтобы вытащить меня. Нет, это самый паршивый исход всего. Русских на порядок больше, чем нас, слишком опасный ход. Люди погибнут. Я должен что-то сделать, должен бежать, как можно скорее.
– По глазам видно, что у него это первое задание, – отмечает Михаил. – Завтра вечером я вышлю за вами самолёт. Вы с Пашей забираете О’Хару и возвращаетесь в Москву. Управление лагерем сложи на Максима Гараева.
От удивления мои глаза лезут на лоб. Как – завтра вечером? Значит, послезавтра мы вылетим в Москву? Нет, не может быть. Мои люди придут в лагерь тогда, когда меня уже увезут. Они придут в ловушку, и все погибнут в тактической хитрости Громовых. Нет, я должен что-то сделать. Крысы. Их трое, надо сообщить через них, хоть кто-нибудь, но передаст сведения Каину и, я надеюсь, ему хватит благоразумия не кинуться сюда.
– Паша.
– Я.
– Координаты вашего лагеря не могли быть заранее известны американцам. Прочёсывать всю пустыню в поисках вас они тоже не могли. Ищите крысу в лагере. Среди вас есть человек О’Хары. – Они все втроём смотрят на меня, а я не знаю куда деться, дело дрянь. – Я даю тебе карт-бланш, делай всё, что необходимо, но выбей из него эту информацию, пусть сдаст крысу. Главные условия: он должен выжить и не должен остаться инвалидом. Всё остальное я дозволяю. Если не расколется, пока вы в лагере, то в Штабе мы поговорим с ним совсем по-другому.
– Есть, товарищ Глава, – с нескрываемым удовольствием в голосе, отзывается Рокоссовский.
Мне конец. Этот чёртов женишок точно вынет из меня все силы. Слишком мало времени, чтобы предпринять хотя бы какой-то шаг. Нужно думать, и думать в экстренном режиме.
– А ты, Рик, – обращается ко мне отец Алексея, – как ты хотел? Это боевые действия, реальный плен со всеми вытекающими последствиями. То, что ты отхватил плетей по спине – ещё цветочки. В Штабе мы тебе с удовольствием продемонстрируем всевозможные варианты, а пока наслаждайся тем, что Паша использует только подручные материалы.
– Готовься, после этого разговора твоя жизнь превратится в ад, – жаркий шёпот одноклассника Оли обжигает мне ухо, а по спине инстинктивно прокатывается мелкая незаметная дрожь.
– На этом у меня всё, Лёша, если американцы придут раньше, чем я заберу вас – хватай их Наследника, донесение, и с Пашей выбирайтесь из лагеря к полигону. В этой мясорубке вас быть не должно.
– Хорошо.
– Если будет что-то из ряда вон выходящее, то немедленно сообщай мне. Займитесь О’Харой.
Изображение, которое передатчик транслировал на полотняную стену шатра, исчезает. Видеозвонок русскому Главе закончен. Что по итогам? Мой зад здорово пахнет жареным. Теперь они будут выбивать из меня то, чего я и сам не знаю. Как же хорошо, что крысы связывались с Дей, и я ничем не смогу их выдать. Только вот как теперь выкрутиться самому? Даже если мне представится возможность остаться наедине с Рокоссовским, то вряд ли после издевательств у меня хватит сил на драку с ним и на побег.
Громов-старший прав, я идиот, каких мало. Хватило мозгов сунуться к чужому лагерю с отрядом людей, количество которых я могу пересчитать по пальцам одной руки. В итоге я всех подставил под удар. Подставил людей, которые пошли со мной, подставил лагерь под ловушку русских, подставил Каина перед Штабом, вынудив своим положением отца идти на уступки и компромиссы с Михаилом. Ты в дерьме, Рик.
– Ну, что мы будем с ним делать? У меня уже руки чешутся, – за подбородок обратив моё лицо к себе, протягивает Паша.
– Не знаю, что ты планируешь? – разбирая передатчик связи, осведомляется Громов.
– Может, рёбрами ему похрустеть… Я знаю такую классную штуку. Втыкаешь ножик промеж рёбер и начинаешь его проворачивать, ломаешь два ребра и вызываешь адскую боль у подопытного.
Он улыбается как сам сатана, а я, что есть силы, стараюсь напустить на себя безразличный вид. Не нравятся мне его идеи. Он тыкает пальцем мне в ребро, а я инстинктивно, принимая сказанное всерьёз, резким рывком отстраняюсь от него. Оба шпиона заливаются хохотом, в ответ на моё действие. Чёртовы шутники. Я должен держаться.
По логике вещей, сегодня Девингем должен был спохватиться о моей пропаже. Возможно, что крысы сообщили Дей о моём отсутствии раньше. Штаб, скорее всего, уже знает, что я в плену. Как же мне связаться с информатором и не выдать их? Задачка не из лёгких, надеюсь, Алексей и Паша будут оставлять меня наедине с самим собой хотя бы ненадолго. Только так я смогу спасти Каина и своих людей. Пусть я не выкраду донесение, пусть не спасусь сам, но спасти людей я обязан.
Бедный отец, если он уже в курсе, то наверняка рвёт и мечет, а Ким и Оля и вовсе не находят себе места. И всё же мир тесен, не столько удивительно то, что я встретил здесь Рокоссовского, сколько удивляет факт того, что Ольга, моё рыжеволосое счастье, которую он так усердно ищет, сейчас в моём Штабе.
Забавно, как всё повернулось. Теперь я могу почувствовать себя в Олиной шкуре. Как же несладко пришлось моей малышке, когда Кайл пытался вытащить необходимую информацию. Ей было во много раз труднее, чем мне. Она хрупкая и нежная девушка, которая не знала, куда и зачем её привезли, и чего ей ждать. Со мной всё проще, будут пытать до беспамятства, а затем расстреляют, как особо опасного боевика.
– Заметь, Отец сказал, что он должен выжить и не остаться инвалидом. Мы не имеем права его убить без Трибунала Штаба. Так что, будь добр, выбирай менее опасные методы.
– Скажи нам, кто шпионит в нашем лагере, и дело с хвостом. До приезда в Россию будешь отдыхать.
Так я тебе и поверил. Упёрто смотрю в глаза Рокоссовскому, это всё что я могу сделать, ведь рассказывать мне нечего. Постепенно его взгляд звереет. Одним резким движением он срывает скотч с моего лица, и удар в челюсть не заставляет себя ждать. Валюсь на песок. Решил избить меня? Паршивая затея, вчера было больнее.
Не успеваю я избавиться от этой мысли, как он бьёт меня мыском ботинка в спину. Кричу, разрывая тишину палатки в клочья. Но безрезультатно, он продолжает наносить удары по рассечённым участкам спины. Извиваюсь как змея, силясь увернуться от его ударов. Если перекачусь и скрою из зоны поражения спину, то подставлю рёбра и голову, придётся терпеть.
– Остановись, Паш. Это не метод. Хоть убей его, но он будет молчать, – вмешивается Громов.
– А что ты предлагаешь?
– Не знаю, надо подумать. Для начала я хочу поесть, уже обед. Кишки в трубочку сворачиваются.
При разговорах о еде мой желудок невольно урчит. Я не ел почти двое суток.
– Ему тоже надо поесть, – продолжает Алексей.
– Не заслужил. Только язвит на каждом шагу.
– Привяжи его, и идём, по дороге решим. Сам тоже хорош.
Фыркнув, шпион подтаскивает меня к столбу и опирает о него спиной. Морщусь, любое касание к ранам отдаётся сильной болью, импульсом расходящейся по всему телу. Надёжно прикрепив мои руки к балке, он двигается к выходу из шатра, следом за ним, напоследок окинув меня недовольным взглядом, из виду исчезает и Громов.
Нужно срочно что-то придумать. Я должен выбраться или послать весть. Будем надеяться, что они пришлют ко мне кого-нибудь из информаторов, чтобы я смог передать весть через них. Если это не произойдёт, то, боюсь, Каин и Отец наделают глупостей.
Побег. Практически недостижимая цель. Это единственное средство моего спасения. Если я попаду в русский Штаб, то дороги назад уже не будет. Оттуда невозможно сбежать. Нужно выкручиваться здесь.
Мысли, словно шальные, скачут из угла в угол, не желая превращаться в единый план действий. Ничто не вяжется между собой. Даже если я выведу Рокоссовского из себя, то он предпочтёт разбираться со мной, пока я связан. Если случится чудо, и он развяжет меня, то вряд ли хватит моих сил, я успел здорово ослабнуть. Плюс ко всему, начнись драка – из шатра будут доноситься подозрительные звуки, и он, если почувствует утерю преимущества, может позвать подмогу. Всё слишком сложно для исполнения.
За размышлениями я даже не заметил, как пролетело время. Напарники возвращаются в палатку, в руках Громова поднос, очевидно, с едой. Они всерьёз решили меня накормить? Пустая трата времени, я не стану ничего есть и пить, лучше сдохнуть от голода и обезвоживания, чем от пыток в русском Штабе. Наследник ставит поднос на песок рядом со мной и принимается развязывать мне руки. От запаха еды желудок сворачивается в узел. Сознание услужливо подбрасывает воспоминания о вкуснятине, приготовленной Ольгой. Вот за это я готов продать всё на свете.
Алексей отходит в сторону и устраивается на спальном мешке, Рокоссовский же принимается наблюдать за мной, вооружившись пистолетом. Это интересный аналог нашему “Глоку”, скорее всего, модернизированный до неузнаваемости пистолет “Макарова”. Почти весь шпионский мир успешно пользуется “Глоками”, и только Альянс России придерживается своего колорита. За это стоит отдать им должное. Русское оружие славилось во все времена. Я бы не отказался от такого “Макарова”, в качестве трофея, их не достать даже на чёрном оружейном рынке.
– Ешь давай, нет времени с тобой сюсюкаться.
Закатываю глаза в ответ на замечание Паши и продолжаю дальше разглядывать пистолет. Добротный глушитель и внушительный магазин с патронами. Держу пари, они примерно равны с Глоком по характеристикам, оба не имеют практически ничего общего с базовой версией.
– Я больше не собираюсь с ним церемониться.
Женишок поддевает поднос ногой, и капли воды окропляют песок. Он вспыльчивый как спичка. Боевик хватает меня за глотку и, прижав спиной к центральной балке шатра, провозит спиной вдоль него, ставя на ноги.
Исступлённо кричу, израненная кожа моментально отзывается на его действия, и подобно импульсам тока, боль прошивает организм. Резким рывком он швыряет меня наземь, и я насилу успеваю подставить под себя руки, чтобы смягчить падение. Лишая меня кислорода, он всё крепче вжимает шею в землю. Бьюсь в тщетных попытках разжать его пальцы на своём теле, но сил мне не хватает, сказываются голод и издевательства последних суток. Организм отказывает мне, я начинаю отдалённо слышать свои же хрипы, так, словно они принадлежат не мне, перед глазами начинает стелиться муть. Смерть? Лучше так, чем в Штабе русских.
Глубокий, насколько возможно, вдох, кашель до изнеможения. Хватаю кислород, медленно стабилизируясь. Зрение проясняется, возвращается слух, я был на грани смерти. Снова.
– Говори, имена крыс, координаты лагеря? Иначе в следующий раз я не дам тебе сделать вздох! – кричит Павел.
– Остановись, так с ним разговаривать бесполезно. Я сам им займусь. Принеси воду, но в бутылке или фляге.
Рокоссовский коротко кивает и скрывается из виду, даже не хочу думать о том, что на уме у Громова.
– В последний раз, по-хорошему, спрашиваю тебя. Кто следил за нами и где находится твой лагерь? Если ты сейчас не ответишь мне – пеняй на себя, – монотонным голосом, обратив моё лицо к себе, спрашивает Алексей.
– Я не знаю ни того, ни другого.
– Как хочешь, я предлагал.
И вновь я мысленно возвращаюсь к Ольге. Ведь Кайл так же пытался выбить из неё то, чего она не могла знать, и никто не пытался прислушаться к ней. Вот так подарочек от обстоятельств. Я рад только тому, что она всё-таки девушка, а к ним применяют вполовину более гуманные способы, чем к нам.
Полотняный занавес палатки откидывается, пропуская внутрь свет, и в проёме появляется силуэт боевика. Не успевает он войти внутрь, как Наследник снабжает его новым поручением:
– Присмотри в лагере место, где мы сможем его удобно привязать. Что-то наподобие турника или арки, обязательно прямоугольной формы.
– Судя по всему, – удовлетворённым голосом констатирует женишок, – ты задумал что-то интересное. Я быстро.
Энтузиазма у него хоть отбавляй, с лучезарной улыбкой на лице он принимается выполнять новое задание от своего командира, а я прокручиваю в голове план побега. Мы с Громовым в палатке одни, Рокоссовский, высунув язык, носится по лагерю в поисках подходящего места для следующей пытки. Сейчас или никогда.
Алексей стоит ко мне спиной. Максимально тихо стараюсь встать, но задеваю ногой предательскую металлическую кружку. Чёрт. Напарник Наследника – кретин! Это после его пинка по подносу посудину никто так и не убрал. Русский разворачивается лицом ко мне. Теперь всё будет не так просто, как я рассчитывал.
– Я бы на твоём месте не стал этого делать. Будет только хуже.
– Хуже уже некуда.
Бросаюсь на него, и с ходу бью в челюсть, из разбитой губы противника течёт кровь. Он утирает её тыльной стороны руки и, ухмыльнувшись сложившимся обстоятельствам, ожесточённо кидается в бой. Нужно быть внимательным, даже то, что я должен прибыть в Россию живым, не воспрещает Алексею в качестве самообороны пырнуть меня ножом.
Пропускаю удар в живот, не успеваю увернуться от атаки в спину, и вновь получаю по ранам от хлыста. И на что я рассчитываю в этой битве, если собственные силы подводят меня с самого начала? Зверею и, не жалея соперника, вкладываю все остатки мощности в комбинации, подбрасываемые шальным разумом. Мне бы не мешало подзарядиться. Несмотря на всё, мне время от времени удаётся взять преимущество и это радует. В один из таких моментов я постараюсь сделать захват, и он уже никуда от меня не денется.
В самом разгаре битвы в палатке с довольной физиономией появляется Павел. Вот только тебя здесь не хватало. Я не успеваю следить за обоими. Напарник Алексея срывается с места и бросается в бой. Двое на одного, шансы равны нулю. Один за другим я начинаю пропускать удары то одного, то другого атакующего. В конечном счёте Громов валит меня на песок, и я предпринимаю последние тщетные попытки вести бой лёжа. Не подпустить их к себе, вот главная задача, которая с треском проваливается.
– Зови подмогу и медсестру, живо!
– Есть.
Алексей усаживается на моей спине, вжимая меня в песок. Его колени прижимают мои руки к корпусу, а ладонью он придавливает мою голову к земле. Идиотское положение, из которого невозможно выкрутиться. Не был бы я измотан – сумел бы дать отпор и сбросить его с себя. В ответ на мои препирательства он одаривает меня крепким хлопком ладони по ранам. Я выгибаюсь и кричу, старая добрая боль вновь покрывает всю шкуру и расходится по мышцам.
В палатку буквально влетает бригада из трёх здоровых боевиков во главе с Павлом и медик. Зачем им врач? Хотят усыпить меня, вколоть транквилизатор, успокоительное? Не важно, главное не сдаваться, назад дороги нет.
– Значит так, парни, я отпускаю его, переворачиваем на спину и держим как можно крепче. Алина, мне нужно что-нибудь, что не даст ему терять сознание.
– Алексей Михайлович, вы уверены, что хотите использовать наркотические вещества?
– Что за наркотик?
– Новая разработка, повышает выносливость и чувствительность организма. Сильной зависимости не вызывает. Из побочных эффектов только один, будет чувствовать огромный страх, буквально перед всем. Сознание он потеряет после того как препарат полностью выведется из организма.
– Отлично. Вкалывай то, что необходимо, и чтобы хватило на долгий срок. Препарат сразу подействует?
– Нет, нужно будет небольшое количество времени.
– Пойдёт. После того, как Алина делает укол, сразу же, бегом тащим его к месту, которое присмотрел Рокоссовский, и фиксируем. Вопросы есть?
– Нет, – отвечают практически в один голос шпионы.
– Тогда за дело.
Глаза лезут на лоб. Наркотиков мне не хватало. Не успеваю опомниться, как Громов буквально спрыгивает с моей спины, и пять пар рук в секунды переворачивают меня. Беспорядочно отмахиваюсь ото всех и перехожу на крик. Вслух перебираю все самые грязные ругательства, какие только знаю, хоть это и бесполезно. Постепенно я всё же сдаю позиции, и они начинают брать надо мной контроль.
Распрямив мою правую руку и крепко прижав её к песку, Громов подзывает врача, и та извлекает из медицинского чемоданчика все необходимое для инъекции. Удерживая надо мной верх, они затягивают жгут и дезинфицируют кожу на вене. Стекло отсвечивает в слабых лучах света, а мутная белёсая жидкость заполняет колбу шприца. Я не должен позволить им вколоть себе эту дрянь.
– Успокойся, Рик. Мы всё равно сделаем то, что нам нужно, только попутно она порвёт тебе шприцем вену.
– Да прекрати! – не выдерживает Паша.
Ни одни слова не вразумляют так, как удар в челюсть. На секунды я теряюсь, Громов забирает шприц из рук врача и проводит иглой по коже. Ввёл? Нет, это очередное издевательство в духе русского Наследника. Он гуляет иглой вдоль моей вены, щекоча кожу. Хватит, чёрт тебя подери! Внезапно, в тот момент, когда я не жду, он вкалывает препарат в вену. Гад, я запомню тебе эти издевательства. Как только он отходит от меня, я перестаю биться в их руках. Чем сильнее я дергаюсь, тем быстрее препарат разойдётся по телу, я должен отсрочить эффект, хотя смысла в этом практически нет.
Меня волокут к окраине лагеря, постепенно собирая за собой толпу зевак. Снова улица. Что на этот раз придумает русский Наследник? Не думаю, что это будет что-то новое. Вновь одарит плетью по спине? Да ради Бога, мне всё равно.
Рядовые шпионы быстро привязывают меня к деревянной конструкции, напоминающей букву «П» русского алфавита, старательно разводя руки и ноги в стороны. Надо сказать, что примотали они меня на славу, пошевелиться для меня настоящая проблема.
Солнце нестерпимым жаром окатывает кожу, раскалённый воздух обжигает лёгкие, кажется, что вместо крови по организму начинает разливаться лава. К командованию русского лагеря начинает подтягиваться всё больше людей, и каждый из них с любопытством наблюдает за мной, и действиями своего локального Главы. Чувствую, как гул сердцебиения отдаётся в ушах, силы берутся из неоткуда. Начинаю учащённо дышать, жадно втягивая в себя обжигающий жар, сгорая вместе с ним.
Вместе с теплом по телу начинает расходиться необъяснимое для меня чувство. Оно растёт и, пульсируя в висках, отдаётся лишь одной командой: «спасайся». Я начинаю беспорядочно озираться по сторонам, ожидая, пожалуй, всего, чего угодно. К Алексею подносят крупную металлическую коробку. Что это? Смахивает на электрогенератор. Я щурю глаза и мотаю головой, силясь избавиться от накатившего страха. Он тисками сжимает грудь, сдавливая дыхание, отдаваясь толпами мурашек, пробегающих по спине. С флягой в руках ко мне начинает приближаться Громов. Я силюсь выдернуть руки из пут, но мне это не удаётся, чуть не дрожа, я смотрю на него и сам удивляюсь себе. Для меня это абсолютно не свойственно.
– Осознал, что с нами бесполезно бороться? Здесь вода, – указывая на флягу в своих руках, монотонным голосом говорит Наследник. – Если не будешь пить сам, то я волью её в тебя. Обезвоживание мне не нужно.
Он откручивает крышку фляги и подносит её к моему лицу, а я стараюсь максимально отстраниться от него, чувствуя необъяснимо сильный страх. Что, если там яд, и он хочет отравить меня? Подсознание вопит изо всех сил, пытаясь уберечь меня. Я не должен пить, ни в коем случае.
– Смотри-ка, а препарат подействовал даже лучше, чем я предполагал. – Пальцами он держит меня за подбородок и уверенно смотрит мне в глаза. – Страх тебя буквально душит. А знаешь, что будет дальше? Я заставлю тебя рассказать всё, что ты пытаешься скрывать. – Алексей приближается ко мне и дыханием обжигает ухо. – Ты всё расскажешь и будешь умолять меня остановиться. Но помни, я всегда готов тебя выслушать.
Он стискивает челюсть пальцами, пытаюсь отбрасывать это ощущение, мне нельзя пить. В конце концов, под натиском его рук сдаюсь, и, вскрикнув от боли, открываю рот. Не теряя и секунды, он начинает вливать в меня воду. Инстинктивно сглатываю. Струи воды стекают по моей груди, одаривая кожу приятной прохладой, хотя бы на несколько секунд. Один глоток, другой, липкий и тягучий страх окутывает с головы до ног, но я не в силах оторваться от фляги и всё больше вхожу во вкус.
– С тебя хватит. А теперь я избавлю тебя от этого.
Шпион достаёт из кармашка нож и вспарывает бинтовую повязку, которая защищала мои раны от окружающей среды. Нарочито медленно он перерезает ткань, и это выглядит как издевательство. Громов смакует мой страх, упивается им, а я не могу ничего с собой поделать. Мысленно откидываю его в дальний угол, но он вновь и вновь возвращается ко мне, всё более сокрушительной волной наполняя разум. Что за дрянь они мне вкололи?
Бинты присохли к ранам, но русского это не останавливает. Он срывает повязку со спины, в ответ получая мой сдавленный жалкий крик. Мне хочется бежать отсюда как можно дальше, все силы стараюсь бросить на то, чтобы выпутаться из верёвок, но дело не венчается успехом. Полный провал, я не могу спастись, а подсознание кричит без умолку. Напоследок он выливает остатки воды из фляги мне на голову, и вновь волна приятной прохлады успокоительно проходится по телу. Но это спокойствие мимолётно.
Ко мне подносят тот самый ящик, переносной электрогенератор. В ужасе смотрю на него, и шальной, замутнённый какой-то дрянью разум, услужливо подбрасывает паническую мысль. Ток. Нет. Он собрался одарить меня разрядами тока по всему телу. Спасаться. Я должен что-то сделать, должен бежать. Учащённо дышу, словно уже бегу, а на деле всего лишь вновь пытаюсь вырваться их своей привязи. Верёвки с каждым новым рывком всё сильнее вгрызаются в кожу рук, но это меня не останавливает, тока я боюсь гораздо больше.
– Страшно? – ухмыляясь, но сохраняя убийственную выдержку в голосе, интересуется организатор всего этого электрического шоу. – Ответь на мои вопросы и ты избежишь этого.
– Я ничего не знаю и даже после десяти разрядов тока не смогу дать другого ответа.
– Ты сам себя слышишь? Глава лагеря и ничего не знает? Как-то не вяжется. Придётся вразумить тебя по-другому. Цепляйте электроды.
Что есть духу, стараюсь увернуться от рук Рокоссовского, но простора маловато. Он прикрепляет на моё тело провода с пластинами на концах. Такие я видел в реанимации у Ким, их используют как датчики для контроля за сердечным ритмом. Чёртова ирония жизни, то, что человечество придумывало во благо и ради спасения людей, шпионаж и боевики используют совсем для противоположных целей. Помимо воды, которой меня заботливо окатил Алексей, я начинаю чувствовать, как покрываюсь липким слоем пота. Мелкая дрожь пробивает всё тело, и мной овладевает паника. Я не способен ни на что другое. Старательно Паша закрепляет электроды на моём теле скотчем, внимательно проверяя каждый проводок. Само это действо уже можно назвать первоклассной пыткой.
– Готово?
– Да, Лёш.
– Давай первый разряд, короткий.
– Как скажешь.
Не успеваю я запротестовать, как женишок жмёт на кнопку и подаёт разряд на провода. Всё тело больше не повинуется командам, я рвано содрогаюсь, не в силах избавиться от пущенного тока. Дрожь бьёт все тело, чувствую, как меня трясёт, но не могу остановить себя, я безволен.
Кричу, срывая и без того охрипшее горло, но я не слышу собственного голоса, лишь звенящая тишина до нестерпимой боли раздаётся в моих ушах. Звуков больше не существует. Я не могу видеть ничего перед собой, глаза застит то тёмной пеленой, то яркие вспышки лишают меня возможности различать силуэты, чёрное и белое чередуются между собой, принося разрывающие ощущения.
Чувствую, как по костям проходит ток, сметая всё на своём пути. Их словно крошат в пыль, одну за другой, плавно доводя до исступления. Я ещё никогда так явственно не чувствовал каждый свой орган. Их словно сжимают в тисках, с каждой секундой всё сильнее, а затем и вовсе начинают разрывать на части. Голова трещит. Огонь течёт по венам, обжигая и без того измученное тело. Похоже, нет ни единой клетки в моём организме, которая не приносила бы сейчас сокрушительную волну мучений.
О том, что я всё ещё жив, мне напоминает лишь боль.
Разряд прекращается, и я повисаю на собственных руках, привязанных к столбам. Облегчение наступает лишь на секунду. По всей коже проходится неприятное покалывание, время от времени превращаясь в судорогу. Я всё так же не могу видеть, взгляд застят всё те же вспышки света и тьмы. Стараюсь сделать вдох, но воздух словно не входит в лёгкие. Я силой втягиваю его внутрь, но, раскалённый до предела, он не спасает положение. Начинаю слабо слышать гул вокруг, так, словно погружён в огромную толщу воды, под которую дано прорваться лишь самым громким звукам. Голова кружится, и мне тяжело стабилизировать её, к горлу подкатывает тошнота. Ощущаю собственный пульс, отстукивающий в висках с гулким шумом.
Я чувствую движение воздуха рядом с собой и с трудом фокусирую взгляд. Зрение возвращается, но в существенно искажённом варианте. Вижу перед собой Громова. Он неестественно чёткий на фоне всего остального, никого кроме него мне не удаётся разглядеть. Словно двухмерный, он кажется мне нарисованным, плоским. Весь дальний план смазан, я могу смотреть лишь на что-то одно и то, с существенными изменениями.
– Рик, имена крыс. Кто сдал вам координаты нашего лагеря? – ровным голосом, будто с большого расстояния, спрашивает Наследник.
– Я не знаю имён, – хриплю я и сам удивляюсь своему голосу, он словно чужой.
– Но они есть в лагере?
– Есть.
– Сколько их?
– Не знаю.
– Разряд.
И вновь до последней клеточки прошивает адская боль. Кричу, не слыша себя в этой агонии. Лишь только одна мысль пульсирует на задворках сломленного сознания, я должен спастись. У меня нет другого выбора. Если здесь в пустыне они способны провернуть такие пытки, то что они могут вытворить в Штабе? Всё, что угодно. Я должен что-то придумать. Унести ноги – всё, что мне нужно.
Снова секундное расслабление и постэффект, чудовищное возвращение к реальности после разряда. На этот раз он был длиннее, ощущение, будто прошла вечность. Вновь чувствую, как тело обмякло и висит на привязи рук, подкосившиеся ноги не в состоянии держать вес тела. Мотаю головой, в попытках выбросить звон из ушей и прояснить зрение. Жажда одолевает меня со страшной силой, и я инстинктивно облизываю губы.
– Хочешь пить? – осведомляется Алексей.
– Да.
– Скажи мне, сколько ваших крыс в нашем лагере, и я дам тебе воды.
Сделка с совестью? Пожалуй. Ведь если я скажу, сколько информаторов в стане врага, им не станет хуже. Капли пота стекают по коже и попадают в открытые раны на спине. Зуд в купе с тошнотой и остатками эффекта от разряда мучают меня до изнеможения. Странно, что я до сих пор не потерял сознание. Хорошенький препарат мне вкололи.
– Трое.
– Молодец. Получай свою награду.
Он подносит бутылку к моим губам, и я принимаюсь жадно втягивать в себя воду. Крупными глотками, как можно скорее выпить всё, пока он не отнял жидкость, как в прошлый раз. Теперь же он позволяет мне допить всё до последней капли. Становится намного легче, но ненадолго. Желудок скручивает, меня вот-вот вывернет от головокружения и выпитой воды. Нельзя было пить.
– Раз ты не знаешь, как их зовут, то, вероятно, знаешь, как они выглядят? А значит, сможешь нам их показать.
– Я их не знаю.
– Врёшь. Паш, два коротких подряд.
Два подряд? Я даже не успеваю осмысливать слова, словно в замедленной съёмке, как разряд опережает осознание. Сколько ещё раз он отдаст этот приказ, прежде чем поймёт, что я действительно, чёрт подери, ничего не знаю? Вместе с напряжением меня окатывает и гнев, нельзя больше это терпеть, нужно что-то придумать.
Секундный перерыв, и новый короткий разряд импульсом проходится по телу. Дикий коктейль нестерпимой боли и неконтролируемых судорог по всему организму, будто из тебя вытаскивают душу.
Новое расслабление и стабилизация самого себя. Пытаюсь втянуть воздух, но лёгкие напрочь отказывают, и я начинаю задыхаться. Попытка, вторая, я не могу ничего сделать. На пятый вдох мне удаётся урвать хотя бы каплю кислорода. Постепенно моё дыхание и все остальные функции организма приходят в норму.
– С каждым разом будет всё хуже, Рик. Ты ведь не хочешь, чтобы это продолжалось. Покажи нам Крыс.
– Нет.
– За кого ты борешься? За Информаторов? – смеясь мне в лицо, спрашивает Алексей. – Ты ведь прекрасно знаешь разницу между нами и ими. Им ничего не будет, я лишь свяжу их и доставлю в Штаб, затем их осудят для показухи и отправят в Америку. А что теряешь ты? Терпишь разряды тока, избиения, мучительную боль, ради того, чтобы они не сели на скамью подсудимых и не были с позором отправлены на Родину? Благородно, но глупо.
В его словах вагоны здравого смысла. Я защищаю тех, кому серьёзного вреда не причинят. Мысли скачут в голове, перекрывая друг друга, подсознание настойчиво твердит о подчинении и благоразумии, но я отбрасываю этот вариант. Я не стану подставлять людей.
– Иди к чёрту, Громов. Когда-нибудь и тебя так прожарят до костей.
Протяжно стону. От слов к делу? После его удара в солнечное сплетение тело начинает вопить от боли, из организма снова выбит весь кислород, а подкатывавшая рвота уже не в силах сдерживаться. Меня от души выворачивает желчью, попутно прожигая весь пищевод. Благо хоть себя не обдал, отвратительный сервис в русских отелях.
Новый разряд проходится по коже, проникая в каждый уголок обессиленного, но отчего-то до сих пор пребывающего в сознании тела. Интересно, с какой попытки Громова выбить из меня информацию я бы потерял сознание без наркотика?
