Текст книги "Наследник (СИ)"
Автор книги: Viktoria Nikogosova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 63 страниц)
Слишком опрометчивый шаг для него. Ведь русские могут спокойно воспользоваться его данными и затем сообщить об этом отцу. Хотя, как знать, что он пообещал им в случае своего восхождения в кресло Главы. От бессилия мне хочется выть.
Отбросив все второстепенные мысли в дальний угол, берусь за самую важную. Где донесение, я теперь знаю, мне известен даже шифр от сейфа, осталось лишь выгадать подходящий момент. Надеюсь, что Громов и Рокоссовский расстаются хотя бы ненадолго. Если мне не удастся выловить Пашу в гордом одиночестве, то весь мой план побега полетит к чертям.
Надеюсь, что Девингему хватит благоразумия не сообщать об этом в Штаб и не сеять панику. Моя бедная рыженькая, что будет с ней? Сознание заполняют её колдовские изумруды глаз, до краёв наполненные слезами в день моего отлёта, крепкие объятия и тот поцелуй. Он был неимоверно многообещающим. Манящий нежный запах её тела тихим эхом отдаётся где-то на задворках разума. Я бы отдал всё, что имею, чтобы избавить её от слёз и боли в этой жизни. Однако, в последнее время только я и становлюсь причиной её постоянных расстройств. Чёртов везунчик, вляпываться – это по твоей части, Рик!
В шатёр спешно залетает Алексей, развеивая образ Ольги в моём сознании. Наскоро он продвигается в ту часть палатки, которую мне не доведётся увидеть из-за этой привязи на шее, будь она неладна.
– Не думаю, что тебе удобно в таком положении, – огибая меня, сочувственно отзывается Громов. – Верёвка на шее не сильно давит?
Киваю ему в ответ головой, она здорово стесняет моё дыхание и раздражает. Он наклоняется ко мне и осторожными движениями ножа вспарывает, очевидно, узел. Объятия верёвки облегчаются, и я, наконец, могу вдохнуть полной грудью. Блаженство.
– Думаю, так будет лучше, в конце концов, даже если надумаешь бежать, то это тебе не поможет. Хотя, я бы не советовал, всё равно далеко не убежишь.
Это мы ещё посмотрим.
– Ну и где ты застрял? – входя в палатку, спрашивает Рокоссовский.
– Тебе рассказать забыл. Нам надо знать координаты их лагеря. Мы не можем упустить такой шанс, надо сократить ряды боевиков Америки.
Интересный момент. Выходит, наши координаты им не известны? Значит, мои мысли о том, что данные были слиты кем-то из лагеря, не оправданы, информация была предоставлена им откуда-то сверху. Из Штаба. Хорошо, хотя бы пока мой лагерь в безопасности.
– Так давай выбьем из него эту информацию.
– Он должен выжить и в более-менее сносном состоянии прибыть к нам в Штаб. Подарок должен сохранить приличную упаковку.
– Доверь его мне и будут тебе координаты лагеря – хитро прищурившись, продолжает Павел, – и обещаю, ни одного синяка на видимых из-под формы частях тела.
– И что же ты собираешься с ним делать?
– Сейчас увидишь.
Он вспарывает верёвки на моих руках, и на секунду я ощущаю свободу. Сейчас или никогда. Собрав все остатки силы в кулак, я бью Рокоссовского ногой в грудь, отталкивая его и выигрывая для себя время. Алексей вскакивает на ноги и порывается вмешаться, но женишок останавливает его.
– Ах, ты падла! Не лезь, Лёх, он мне сейчас за всё ответит.
Пользуюсь протяжкой, которая необходима Рокоссовскому, чтобы встать. Резким движением ныряю за столб и срываю скотч с лица. Так-то будет лучше. Тело отказывается повиноваться мне, но я привожу себя в чувства, перебрав все самые грязные ругательства в своей голове. Соберись, Рик! Это твой шанс.
– Не промахнись, снайпер! – язвлю в ответ.
Мой оппонент рычит и срывается с места. Насилу успеваю увернуться от его удара в голову. Злить его – опасное занятие, в пылу боя он совсем не контролирует себя. Гнев ослепляет его, а натянутая на лицо ухмылка больше напоминает хищный оскал. Вот ты какой в битве, Павел Рокоссовский. Теперь я понимаю, почему именно он напарник Громова, женишок для Русского наследника серьёзная опора в любой схватке.
Серии ударов, серии блоков. Я лихорадочно извлекаю из памяти необходимые комбинации, изредка переходя в атаку. Нужно нащупать его слабое место, понять, что он оставляет без прикрытия. В один из моментов я понимаю, что медлить больше нельзя, будь как будет.
Яростно перехожу из глухой обороны в атакующую позицию. Игра в лоб с ним не действует, зато он легко пропускает обманные манёвры. Заношу ногу для удара, как только он бросается блокироваться от неё – делаю чёткий удар корпусом в грудь и заваливаю его на песок.
К бою подключается Громов. Дело дрянь. С ними двумя мне точно не совладать, слишком хорошо оба обучены, а я слишком измотан. Из последних сил отбиваюсь от них, чувствуя, как вся бравада испаряется. Я знаю, как справиться с Пашей, если нам удастся остаться один на один, нащупал его слабое место. Но представится ли мне такая возможность? Если нет, то всё будет кончено, я не смогу выбраться отсюда, а что ждёт меня в России, одному Богу известно.
Громов подсекает меня и я падаю лицом в песок. Один из них садится на меня верхом, держа мои руки за спиной. Бьюсь, как рыба, выброшенная из воды, в тщетных попытках избавиться от них, не дать связать себя снова.
– Угомонись же ты! – рычит Рокоссовский, всё крепче сжимая мои запястья за спиной. – Давай, Лёха, вяжи его!
Громов накрепко связывает мне руки и отходит в сторону. Рокоссовский вскакивает с моей спины и рывком ставит меня на ноги. Рукой он прижимает меня за шею к своему корпусу так, чтобы я больше не мог вывернуться.
– Спокойно, Рик. Ты всё равно не вырвешься. – равнодушным тоном, словно оглашая приговор, говорит русский Наследник.
– Пока я жив, я буду бороться, – настырно отвечаю я.
– Это дело поправимое, – отвечает женишок.
Он волочит меня на улицу. Здесь уже вечереет, воздух не жжёт лёгкие, лишь обдаёт кожу приятным теплом. Русские боевики заворожённо наблюдают за тем, как меня протаскивают через лагерь. Следуя за нами, они удивлённо перешёптываются. Я не слышу их разговоров, да мне и не до них. Гораздо интереснее, куда меня тащит Рокоссовский.
Не успеваю я подумать об этом, как перед моим взором появляются большие поилки для лошадей. Очевидно, что мы проходим мимо конюшенного шатра. А может быть, и не мимо.
Он перекладывает свои руки мне на плечи, и, придав мне ускорения, толкает корпусом в поилку. За шею он удерживает меня в воде, перегнув моё тело через борт корыта. Извиваюсь в его руках, норовя вырваться и вдохнуть воздух, а он взамен старательно притапливает меня. Драгоценного кислорода, на силу запасённого перед незапланированным погружением, становится всё меньше. Теперь я уже не так активно бьюсь, всё тело начинает обмякать, пребывая в беспомощном состоянии, близком к обморочному.
За плечи он вырывает меня из воды, и я делаю глубокий судорожный вдох. В тщетных попытках отдышаться, мой разум проясняется. Я открываю глаза и вижу перед собой воду. Как только я вновь делаю вдох, Паша вновь окунает меня головой в поилку. Он снова старательно удерживает меня за шею тем, а я опять пытаюсь вырваться. Когда силы окончательно покидают меня, я открываю рот, в безнадёжной и отчаянной попытке издать хотя бы звук, но всё это действо не венчается успехом. Я лишь безвольно хлопаю ртом и заглатываю грязную конскую воду.
Резкий рывок, когда я на волоске от смерти, меня вновь вырывают из этого ада, но на этот раз яростнее и ожесточённее. Я падаю на песок, и, что есть силы, откашливаюсь, выплёвывая воду и пытаясь вдохнуть хотя бы немного драгоценного воздуха.
– Ты с ума сошёл? Тебе кто давал право его убивать? – в порыве ярости, Громов отчитывает женишка перед всем лагерем.
– Я не собирался его убивать!
– Заметно. Ещё чуть-чуть и он бы захлебнулся. Включай иногда голову, Рокоссовский, он что по-твоему, через зад дышит?
Павел виновато опускает взгляд в пол, а Алексей, ни слова больше ему не говоря, подходит ко мне.
– Вставай.
Я настырно продолжаю лежать на спине, стабилизируя собственное дыхание. Не собираюсь делать то, чего они от меня хотят. Пусть топят, пусть режут, пусть жгут, но я никогда не подчинюсь их воле.
– Я не буду повторять дважды! – кричит Наследник.
– Ну, так заставь меня, у вас двоих, я смотрю, это хорошо получается.
Мой голос звучит отрешённо, а ярости Громова нет предела. Вот он, такой, какой есть. Без напускных масок воспитанности и уважения к противнику. Лёгким движением руки он сдёргивает со столба хлыст, предназначенный для коней, и щедро одаривает меня ударом по телу.
Протяжно скулю и пытаюсь увернуться от следующего удара. Надо сказать, успешно. Бинго, детка, тебе ещё нужно будет по мне попасть.
– БДСМ по-русски? Нет, ребята, я в такие игры не играю.
И кто меня тянет за язык? После последних слов он звереет ещё больше, и мне всё чаще приходится избегать встречи с хлыстом.
– Рокоссовский! Живо подними его на ноги и к столбу в центре лагеря!
– Есть.
Они вновь куда-то меня тащат, а толпа русских ротозеев шагает за нами. Вот это шоу мы им устроили. Паша, развернув меня спиной к «зрителям», старательно привязывает мои руки к столбу. Они что, задались целью привязывать меня ко всему, к чему возможно, и что попадается на глаза?
– Я это тебе припомню, Пашенька, – цежу сквозь зубы.
– Если успеешь, из России ты вернёшься домой в цинковом гробу, тогда уже припоминать будет поздно.
– Не волнуйся, я злопамятный, с того света достану. Даже интересно, что ещё вы практикуете в своих застенках?
– Сейчас я тебе покажу, что мы тут практикуем, – гневно рычит Громов.
Ухмыляюсь, он рассчитывает меня напугать? Ежу ясно, что он собрался со мной сделать. Держу пари, что он выпорет меня перед всеми, как истинный папочка, и скажет несколько пафосных фраз в назидание остальным, даже скучно. Такие методы не практикуют со времён средневековья, а русские до сих пор чуть что, хватаются за плеть. Извращениями пахнет, господа.
– Я прошу тебя по-хорошему и в последний раз, скажи нам координаты твоего лагеря и ты избежишь этого.
– Предлагаешь мне продать своих людей с потрохами ради того, чтобы сейчас уберечь свою шкуру? А ты пойдёшь на это, Громов? Ты сдашь чужие жизни в обмен на свою?
– Никогда. Пусть я не узнаю координаты, но дурь я из тебя выбью, – мягко улыбается Алексей.
– Давно пора, – подначивает Паша.
– Перед вами Американский Наследник, Ричард Райан О’Хара. Сегодня на заре, в результате успешной операции «Перехват», наши бойцы доставили его в лагерь.
По толпе проносится восторженный шепоток, а я уже представляю, как этот чёртов хлыст будет полосовать мою спину. Интересно, что Громов понимает под «дурью» во мне, или это ненормально, бороться и пытаться вырваться, если попал в плен? Ничего не понимаю. Возможно, действительно сказывается моя неопытность в плане заданий Штаба и проведения операций.
– Он пришёл за нашим донесением практически в одиночку, но не стоит расслабляться. Его людей в пустыне много, и они в любой момент могут прийти за ним. В этот момент мы все с вами должны быть готовы к бою, в котором будем стоять насмерть плечом к плечу! Каждый, кто придёт к нам – будет повержен. Наследник будет доставлен в Россию на суд нашего Главы. Рик, я в последний раз обращаюсь к тебе. Укажи координаты лагеря. В этом случае я гарантирую, что убит никто не будет, лагерь будет взят в плен. Медицинские работники будут немедленно депортированы в Америку, а все боевики, в том числе и ты, будут возвращены на Родину по договорённости Глав Штабов.
Сохранят жизнь всем моим людям? Тогда почему же сегодня они уже убили медика, которых в дальнейшем готовы сразу депортировать? Уловка? Может быть. Но я не буду рисковать своими людьми. Каин обязательно сообщит в Штаб, отец придумает, как обезопасить их всех и вытащить меня отсюда. Даже если они не успеют ничего сделать, и мы уедем в Россию, то пострадаю только я один.
– Нет, я своих людей не выдам.
В ответ на мои слова, он одаривает меня щедрым ударом хлыста по спине. Сквозь зубы я рычу, в тщетной попытке выпутать руки из верёвок. К коже будто приложили раскалённый металл. Чувствую, как след от удара пульсирует, наливаясь кровью. Я должен выбраться, во что бы то ни стало. Слишком паршивое положение вещей здесь наклёвывается.
Ещё удар. Новой волной боли он раскатывается по телу, пробирая каждую клеточку, словно электрическим разрядом. Снова мой отчаянный рык и новая порция пустых попыток освободиться. Если бы я хотя бы мог видеть, в какой момент он замахивается, я пытался бы уклониться. Но мне не хочется плясать под хлыстом и подставлять под его удар что-то иное, кроме спины.
Он активно испещряет кожу всё новыми и новыми ударами, не оставляя на спине живого места, а я всё больше приспосабливаюсь к этой боли. Со временем я совсем оставляю попытки освободиться, это лишь усугубляет моё положение. С каждым новым моим порывом к освобождению, Громов вкладывает всё больше силы в удар, принося им неимоверную боль. Сейчас, когда я покорно повисаю на верёвках и начинаю стойко выносить каждый жалящий укус хлыста, подавляя в себе даже малейший звук, русский наследник сбавляет темп. Теперь он стегает меня, скорее показательно для остальных, нежели для борьбы со мной.
Хлыст со свистом рассекает воздух и больно жалит кожу. Мощный удар окатывает жаром спину и разрядом расходится по сознанию. Я обессиленно стону, опустив голову на грудь. Нет, Громов. Я не смирился. Тешь своё самолюбие, думай о том, что я подчинился и обессилел. Выкраду донесение и уведу отсюда своих людей, тогда посмотрим, кто кого.
– Пусть это будет вам уроком. Каждый, кто не станет подчиняться и противопоставит себя нам, будет растоптан. Мы заберём его волю, отнимем все силы, но получим то, что нам нужно. Идите по своим палаткам, отдыхайте. Если он не выдаст нам свой лагерь, то скоро его боевики придут за ним сами. Мы должны быть готовы.
Вся толпа зевак, что окружала нас, начинает расходиться, напоследок одаривая взглядом мою спину. Девушки-медики морщатся и не скрывают жалости. Видимо, там всё очень и очень плохо. Чёрт с ним. Самое главное – показать этому великому карателю, что с рук ему это не сойдёт. Теперь моей спеси и желания мстить хватит на то, чтобы испепелить лагерь Громова к чертям собачьим вместе с ним самим.
– Первый урок, О’Хара, никогда. Слышишь? Никогда не противопоставляй себя тому месту, в которое попал. Угодил в чужой лагерь? Будь добр играть по нашим правилам, иначе можно поплатиться собственной шкурой, которую я с тебя запросто спущу, – медленно цедит каждое слово Алексей.
– Ты же всё трясся, чтобы Рокоссовский мне, не дай Бог, презентабельный вид не попортил, а сам? Как папочке объяснять будешь?
– Мне-то легче объясниться перед своим отцом, чем тебе. Не вынуждай меня повторить это или придумать что-нибудь похлеще. Лучше скажи мне координаты лагеря.
– Да хоть убей меня, я не выдам их.
– Хорошо. Пашка, потащили его в палатку. Надо вызвать медиков.
– Нет, мы сейчас сами его вылечим, – ехидно отзывается женишок.
Не нравится мне этот тон Рокоссовского. Они отвязывают мои руки от этого чёртового столба, и я чуть не падаю на песок. Бессилие сковывает всё тело, а рассудок пронзает адская боль. Даже не хочу видеть, что он сделал с моей спиной, я чувствую, что там всё плохо. Держу пари, останется куча шрамов.
– Так, кладём сюда. Надо привязать лицом к балке и покрепче.
– Что ты задумал? – изогнув бровь, интересуется Алексей.
– Увидишь. Сделай это, я сейчас вернусь.
Олин друг детства выходит из шатра, а Русский Наследник принимается старательно привязывать меня. Я даже не реагирую, нет смысла препятствовать. Их двое, а я один, они всё равно сделают то, что им необходимо.
– Сделал? – интересуется Паша, вернувшись в палатку.
– Да, что это?
– Сейчас увидишь. Ну что, остряк-самоучка, мы дождёмся координаты лагеря? Если не ответишь на наш вопрос, то будешь всё на свете проклинать.
– Я не пожертвую жизнями своих людей ради собственной шкуры, если ты этого ещё не понял, то мне нечего больше сказать.
Какое я имею право уничтожить стольких людей, чтобы временно избавиться от их пыток? Да даже если нужно будет пожертвовать всего одной чьей-то жизнью. Прикрыть себя другими людьми. И как потом с этим жить? Как смотреть в глаза родственникам погибших людей? Да всем, кто знает об этом. Нет, моя жизнь не стоит таких жертв. Кем бы я ни был. Мой титул Наследника Династии не делает мою жизнь дороже чьей-то чужой, и за свои промашки я буду отвечать своей шкурой.
– Леха, принеси ведро воды, а лучше два.
– Хорошо.
– Ну, с Богом, – с явной издёвкой говорит Паша.
Чувствую, как он перетаптывается за моей спиной, и через пару секунд спину прожигает неимоверная адская боль. Кричу настолько громко, насколько я могу, вслух перебирая все самые изощрённые и грязные ругательства, которые знаю. Собрав все остатки сил, я, что есть духу, извиваюсь и силюсь вырваться из привязи, но даже этих нечеловеческих усилий мало. Спину жжёт так, будто меня запихнули в преисподнюю, доводящая до исступления боль затуманивает рассудок, и я не чувствую ничего, кроме неё.
– Ты что сделал? – влетев в палатку с ведрами воды наперевес, кричит Громов.
– Воду, скорее!
Они вдвоём окатывают меня из ведра прохладной водой, и мне становится легче. Всю спину продолжает щипать и жечь, но это уже не настолько нестерпимая боль, как прежде. Все эти метания, боль и крики окончательно вымотали меня. Я безвольно прижался к балке, служащей опорой шатру и мне, и не шевелюсь. На это просто нет сил. Пусть делают, что хотят, я больше не могу терпеть.
– Что вы с ним сделали? – мягкий женский голос слышится в палатке.
Медик? Скорее всего. Эти чёртовы профессионалы, видимо, натворили дел.
– Я высек его хлыстом, а потом мы попытались промыть рану водой, – объясняется Наследник.
– От воды он не стал бы так кричать. Этот поток мата и дикий ор слышал весь лагерь. Чтобы помочь ему, я должна знать, что с ним делали.
– Я посыпал ему немного соли на свежие раны. Думал, он расколется, – виновато продолжает напарник Наследника.
– Ах, ты сукин сын, я тебе что, рыба к пиву? Угораздит тебя оказаться в Америке. Клянусь, я с тебя всю шкуру сниму и в соли обваляю, – в полубреду шепчу я.
– Что ты сказал, бессмертный, что ли? – рычит Рокоссовский.
– Тихо, заслуженно. Лена, сделай, пожалуйста, всё как надо.
– Хорошо, Алексей Михайлович.
Голоса Громова и Рокоссовского исчезают. Может быть, они в палатке и молча наблюдают за процессом, быть может, покинули её. Я не берусь гадать, шальной и измотанный всеми навалившимися событиями, мозг отказывается обдумывать что-либо.
Врач осторожно колдует над моей спиной, то прикладывая что-то к ранам, то тихонько охая. Я лишь изредка протяжно и жалобно скулю в ответ на её действия. На большее меня просто не хватит. Когда она заканчивает с обработкой моих ран – принимается распаковывать что-то шуршащее. Очевидно, бинты. Старательно наложив повязку на всю мою спину, она молча удаляется из палатки, и всё окутывает гробовая тишина.
Я должен собираться, должен вырваться отсюда. Если здесь в лагере со мной такое проворачивают, то что могут сделать в русском Штабе? Страшно представить. Силюсь следить за ходом своей мысли, но мне это не удаётся. Я всё больше и больше теряю связь с реальностью. Сознание рассеивается, и всё накрывает благодатная тьма, которая приносит с собой покой.
========== XXXVIII Глава (часть 2-ая от лица Ольги) ==========
Я стою возле магазинчика в окружении девчонок. Вижу, как подъезжает чёрная “Тойота”. Знаю, что будет дальше. С ужасом понимаю, что меня увезут на ней, но не могу пошевелиться. Липкие щупальца страха окутали всё сознание и не позволяют мне даже пискнуть. Через секунду всё вокруг гаснет. Что происходит? Я не видела, как меня втаскивают в машину.
Сквозь тьму я слышу до боли знакомый голос. Рик. Он кричит, и возглас его до краёв наполнен болью и безысходностью. Нет! Я пытаюсь сделать шаг, но в кромешной темноте не вижу, куда ступаю. От раза к разу шпион кричит всё истошнее. Отбросив все страхи, я бегу, не разбирая дороги, туда, откуда доносился его голос. Я должна хоть что-то сделать.
Совсем скоро мягкий свет начинает теплиться передо мной, и уничтожать остатки теней, терзающих разум. О’Хара связан, всё его лицо и форма запачканы кровью, а тело безвольно обмякло, прижавшись к столбу, к которому он намертво привязан верёвками. Он тяжело дышит, издавая крики в ответ на побои. Вокруг него, нарезая круги, бродит Паша. Я хочу остановить его, крикнуть, но не могу издать и звука. Голос отказывает мне, равно как и тело. Становлюсь не более, чем невольным наблюдателем.
– Оленька, – смахивая пот со лба рукой и вышагивая ко мне, говорит Паша. – Я так долго искал тебя! И тут я узнаю, что ты у него, представляешь?
Он обнимает меня, как в детстве, а я, выглядывая из-за его плеча, обеспокоенно смотрю на Рика. Как мне спасти его?
– Знаешь, что я придумал? Я убью его, мы вернёмся домой, хорошо? – поднимая дуло пистолета на Рика, продолжает друг.
– Нет!
Буквально кричу, надеясь остановить его. Русский боевик мешкает и интересуется причинами моего порыва. Наследник, я должна его спасти, должна защитить того, кого люблю. Но как?
– Смогу забрать тебя только, когда он умрёт.
Ехидно оскалившись на американца и прижимая меня к себе за талию, Рокоссовский вновь прицеливается, и, в растерянности, я принимаю единственно верное хладнокровное решение.
– Хочу убить его сама.
Глядя в мои глаза, Рик раздавлено улыбается, гордо вздёрнув подбородок. Даже смерть он готов встретить лицом к лицу. Отойдя от Паши, я целюсь в возлюбленного, а за моей спиной поодаль, скрестив руки на груди и улыбаясь происходящему, стоит блондин. Не мешкая больше ни секунды, я разворачиваюсь и спускаю курок. Друг детства замертво валится на белоснежный пол, обдавая его кровавыми каплями. На удивление, я облегчённо выдыхаю, будто убиваю каждый божий день, и бросаюсь отвязывать своё ходячее бедствие.
Когда последняя верёвка поддаётся моим рукам, шпион падает на колени и, опершись на столб, силится встать. Откуда ни возьмись, рядом появляется Джейсон. Молча он целится в Рика и спускает курок, прожигая его животным взглядом. В последний раз вскрикнув, он растягивается у ног Найта.
– Нет!
Кричу во весь голос и испуганно распахиваю глаза. Всё лицо мокрое от слёз, силюсь смахнуть с глаз дрёму и по кругу сама повторяю себе: «Успокойся, это всего лишь сон». На мой крик в детскую влетает Райан. Его обеспокоенный взгляд окидывает всю комнату, а сам он принял, по всей видимости, отработанную за многие годы боевую стойку.
– Что случилось?
– Кошмар приснился, простите, я не хотела всех будить.
Глава облегчённо вздыхает, а врач, присаживаясь на краю кровати, успокаивающе проводит рукой по моим волосам.
– Успокойся, дорогая, чтобы это ни было, это всего лишь сон. Всё хорошо.
Утвердительно киваю головой. Это был крайне страшный и странный сон. Рик, во сне он погиб, я не сумела даже попытаться предотвратить выстрел Найта. Паша, собственными руками застрелила Пашу. Господи, какой кошмар. Что, если бы передо мной действительно встал такой выбор? Даже думать об этом не хочу, максимум, что я осилила бы – ранить друга и дать американцу уйти. Слишком мерзкие мысли лезут в мою голову.
Успокоив меня, его родители уходят в свою комнату. Уснуть вновь у меня не получается. Сознание терзает беспроглядный страх. Когда же он уже вернётся домой? Его отъезд протекает для меня крайне тяжело.
Через некоторое время пара вновь пробуждается ото сна и приступает к сборам на работу. Стараюсь не подавать виду и вести себя как обычно, хотя на самом деле внутри меня продолжает терзать ужас. Хорошо было бы, если бы О’Хара сейчас был здесь. От одного только его присутствия всё бы как рукой сняло. Заглатываю завтрак и натягиваю на себя вещи поудобнее, однако, увидев моё облаченье, Ким останавливает меня:
– Нет, нет, нет, дорогуша! Ты метишь в невесты к Наследнику. Это совсем другой уровень. Сделай макияж, как положено, надевай что-нибудь красивое, каблучки и вперёд.
– Да брось, – останавливает врача Райан. – Рика пока всё равно нет.
– Ничего, пусть привыкает. В первую очередь, Оля, надо наряжаться не для них, – кивая на Главу, парирует блондинка. – А для себя. Ты красивая девочка, и это надо всячески подчёркивать!
– Пока мы с вами будем этим заниматься – опоздаем на работу.
– Не ворчи, родной. Ты иди, а мы сделаем свои дела, и я приведу её к тебе.
– Хорошо. Я ушёл.
Поцеловав супругу, отец семейства набрасывает на себя пиджак и спешно покидает покои.
– Вот и отлично, не при нём же мне тебе все секреты раскрывать. Давай посмотрим, что у тебя есть из косметики.
Долго и придирчиво мачеха сероглазого оценивает всё, что недавно куплено и приходит к выводу, что лучше всего для данного случая подойдёт лёгкий макияж. Отточенными движениями она выводит на моих веках небольшие аккуратные стрелки, подчёркивающие глаза. Удлиняющая тушь действительно соответствует своему названию. Ресницы кажутся просто огромными и очень пушистыми. Как последний штрих, я наношу на губы блеск и с довольным выражением лица оглядываю себя в зеркале. Так я действительно выгляжу эффектнее. Дома моим максимумом была тушь и гигиеническая помада, не больше. Стрелки, действительно, вещь!
– Ну вот, видишь? Так лучше. Запомни ещё одну штучку. Естественная красота – это прекрасно! Но она предназначена только для твоего мужчины. Потому что только он видит тебя утром и перед сном, когда ты не накрашена. Остальным такой роскоши предоставлять незачем. Ты наводишь марафет не для Рика. А для себя, любимой, и для окружающих. Знаешь, зачем?
– Зачем?
– В Штабе полным полно смелых и холостых ровесников моего сына. Шпионы – отчаянный народ. Если ты кому-то понравишься, то этот кто-то не упустит возможность это показать, будь ты хоть кем по отношению к Наследнику. Неприкосновенна лишь официальная супруга, ну и я. И тебе приятно, знак внимания, как-никак. И для Рика лишний тонус. Как думаешь, какая женщина для мужчины интереснее? Серая мышка, которая никуда от него не денется, или красивая эффектная барышня, которую взглядом провожает половина Штаба? Думать о том, чтобы удержать его рядом с собой – не твоя задача. Это он должен за тебя бороться и бояться тебя потерять.
– Безумно хитро.
– Я знаю, о чём говорю. О’Хара – чертовски ревнивые собственники, притом оба. В открытую играть на этом не стоит, а вот аккуратно надавливать на больные места необходимо, и главное помни: невинные глазки – наше всё! Они спасают даже в самой безвыходной ситуации. Виновато хлопаешь ресничками, с выражением абсолютного раскаяния на лице, и вуаля. Мир у твоих ног.
Да она гений обольщения! Ей впору писать справочник по соблазнению мужчин и издавать его многомиллионными тиражами. Девушки, страдающие безответной любовью, вроде меня, выложили бы не одну тысячу рублей за то, чтобы обаять своих любимых. Она принимается мастерить на моей голове причёску, продолжая при этом болтать без умолку и на ходу раздавать важные советы:
– Никогда не бойся где-то проигнорировать младшего. Попросил не надевать вещи с глубоким вырезом? Значит, ревнует, взыграл собственник. Отлично, ты на верном пути. Ответ должен быть всегда один: «Конечно же, нет, любимый. Я не вещь и запрещалку свою оставь для подчинённых». Пусть своим воспитанникам ставит табу, ты свободная юная девушка. Поверь, в глубине души их всегда разрывает от гордости. Ведь их девушка такая красивая, что все остальные шеи сворачивают. Пусть он переживает, что ему не достанется твоего внимания и ловит каждый момент, когда ты в хорошем расположении духа. Это пробудит в нём азарт и подтолкнёт его к борьбе за твоё внимание и опять же, будет тонизировать и держать в форме. Райан до сих пор злится, когда я шастаю в его управляющий корпус. Все члены Совета Штаба меня взглядом провожают, а наш Мистер Глава вскипает как чайник. Сегодня сама увидишь.
Ким хихикает, завершая последние штрихи с моей причёской. Самая макушка волос сплетена в подобие колоска, остальная же часть остаётся распущенной. Красиво, а главное удобно, они не будут мешать мне ковыряться в папках.
– Теперь одежда, – открывая шкаф, продолжает Ким. – Она всегда и при любых обстоятельствах должна подчёркивать твои достоинства. Красивые ножки? Прекрасно! Побольше юбок и высоких каблуков. Аккуратная шея? Замечательно! Надевай вещи с открытым воротом, пусть все видят, насколько ты хороша. И да, отбрось ложную скромность. Одним только взглядом ты должна уметь сжигать О’Хару дотла. Почаще воспламеняй его, они любят такие игры. Примерь вот это.
Она протягивает мне юбку-карандаш до колена и строгую блузку небесно-голубого цвета. Я послушно натягиваю на себя обе вещи и отмечаю, что они идеально сидят на мне. Юбка выгодно выделяет мою талию и в меру подкаченные ягодицы, а блуза с v-образным вырезом роскошно обрамляет зону декольте. Улыбаясь, смотрю на Ким, ей бы работать стилистом.
– Вот, совсем другое дело. Помни, мужчины до самой гробовой доски остаются детьми. И при этом, так же как и мы, чрезвычайно падки на комплименты. Видела, как вчера Райан расплылся, когда я похвалила его за посуду? То-то же. Не сыпь ими на каждом шагу, но держи в рукаве, в качестве козыря. Сделал что-то, что было для тебя крайне приятным? Похвали, подметь это. Он это обязательно запомнит, и, поверь, не раз повторит в самых разных интерпретациях. Рик крайне неопытен в плане ухаживаний. Не бойся ему намекать, желательно попрямее, они не очень сильны в наших витиеватых махинациях.
– Да, он говорил, что ни разу не добивался девушек.
– Ой, молчи. Я как вспомню это стадо легкодоступных особ вокруг собственного ребёнка, так в дрожь бросает. И ведь вечно они с Каином в каком-то мусоре ковырялись. Ну, да ладно. Не суть важно. Запомни. Встала, накрасилась, нарядилась, расправила плечи и пошла покорять мир и О’Хару вместе взятых. Поняла?
– Кажется, да.
– Отлично, мне кажется, вот эти туфли подойдут сюда лучше всего. Примерь.
Чёрные замшевые туфли на высоком каблуке идеально вписываются в общую картину и удобно сидят на ноге. Да, это определённо прекрасный вариант для работы.
– Красавица! Думаю, можно выдвигаться. А то Райан нас заждался.
Довольным взглядом врач обводит свою работу и вскоре мы покидаем покои. Я сто лет не ходила на каблуках, однако мне удаётся быстро приноровиться к ним. Мы заходим в корпус управления. Мужчины в костюмах с папками в руках снуют из кабинета в кабинет, одаривая нас с Ким заинтересованными взглядами и приветливыми улыбками. Блондинка статно вышагивает по коридору, гордо подняв голову, расплываясь в очаровывающей ответной улыбке каждому встречному. Совсем скоро она без стука открывает дверь в кабинет Главы.
