Текст книги ""Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: Алексей Ракитин,Анна Матвеева,Евгений Буянов,Алан Бейкер,Екатерина Барсова,Сергей Согрин,Павел Барчук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 102 страниц)

Понятно, что туристами в желтую жаркую Африку советские граждане тогда не ездили. А биографии тех, кого посылали туда работать, соответствующие органы изучали не то что с лупой – под микроскопом. И тут вдруг «1-я арт. бригада» – ложь, вскрываемая на счет «раз». Но не вскрытая. «Выездное дело» получило все необходимые резолюции и штампы, и отец спокойно улетел в Африку.

Поневоле возникает подозрение, что хитрость с пропущенной буквой придумал не сам отец. А те, кто по долгу службы анкеты и автобиографии проверяли. Дескать, напиши-ка ты вот так, потому что с настоящими анкетными данными мы тебя выпустить за рубеж не имеем права.

Достаточно, наверное. Есть и другие странности и нестыковки в документах, и немало, но все же не стоит превращать расследование дятловской трагедии в летопись рода Точиновых.

Уже понятно: попадись документы моего отца в руки конспиролога Ракитина – и отец превратился бы в сотрудника КГБ покруче, чем Семен-Александр Золотарев. Стал бы кадровым офицером, наверное, в 1-м Главном управлении (внешняя разведка), резидентом в Бирме, затем в Гвинее.

В КГБ отец не служил. Я бы знал. Не висел в шкафу китель с погонами, не лежал в ящике стола наградной пистолет. А не знал бы (ну, вдруг) – узнал бы на похоронах. Довелось видеть, как хоронили одного товарища, не одно десятилетие мирно служившего по финансовой части, а из органов уволенного давным-давно, еще когда Шелепин «чистил» Контору от профессионалов тайных войн. Был оркестр, были награды на алых подушечках, был залп из карабинов в осеннее небо, был венок от Комитета. На панихиде выступил товарищ в штатском, сказал, что помнят и скорбят. КГБ, в этом Ракитин прав на все сто, своих не забывал, ни отставных, ни умерших. Но на могилу отца никто 20 декабря, в День чекиста, не приходит. Проверял – никого.

И не надо думать, что история моего отца – единичный и уникальный случай дикой путаницы в документах. Наоборот, рядовой случай и заурядный.

Еще пример из жизни. Дальние родственники, седьмая вода на киселе, но тоже Точиновы, в 1920 году зарегистрировали брак. Расписались как Точиновы, а потом почти всю жизнь прожили под другой фамилией. Сменили ее без лишних формальностей – записались «со слов» Стряпухиными – так и жили, так и умерли. А их наследники прошли долгий судебный квест, доказывая, что брак имел-таки место. Доказали, наследство получили.

Или вот еще: дальний родственник со стороны жены родился с одним именем, но много лет жил под другим. Под именем своего покойного брата. А может, и был тем братом, якобы покойным? Поди пойми – брат-не-брат умер задолго до того, как стали доступны оцифрованные архивы.

А вот пример уже непосредственно из истории, служащей объектом нашего расследования: Николай Тибо-Бриньоль. Мало кто вспоминает, что и у него две даты рождения – в двух разных официальных документах: 05.06.1935 г. и 05.07.1935 г. (настоящая дата, из метрики, вторая – но и в Википедии, и в многочисленных дятловедческих исследованиях, и на могиле, и на памятнике-кенотафе указана первая – все как у Точинова П. С.).

Фамилий у Тибо тоже две: «При выдаче паспорта в написании моей фамилии вкралась ошибка. Согласно паспорту моя фамилия Тибо-Бринволь, а по документам матери моя фамилия Тибо-Бриньоль», – из автобиографии Тибо 1953 года. Мало того, его родной старший брат Владимир (погибший на фронте в 1943 году) и жил, и погиб под фамилией Тибо-Бринсоль! А уж как заполнял анкеты Николай Тибо, как писал автобиографии! Сыновьям репрессированных по политическим статьям хода в ВУЗы не было по меньшей мере до 1954 года, а большинству из них до – 1957-го (знаю не понаслышке: из истории своей семьи с материнской стороны). Тибо умудрился поступить еще в 1953-м, ловко замаскировав «пятно» в своей биографии.

В общем, ясно как день, что работал Николай Тибо на французскую военную разведку. На «дезьем-бюро» французского Генштаба. Ни малейших сомнений.

Безвозмездно, то есть даром, дарю эту блистательную версию Алексею Ракитину.

Надо ясно понимать: в в те далекие годы в документах у людей царил лютый бардак. Никакого сравнения с временами централизованных компьютерных баз данных, когда любую информацию можно быстро проверить. Множество архивов пропало в войну. Равно как и документов, находившихся на руках у людей. Восстанавливали их сплошь и рядом «со слов». И в восстановленные документы сплошь и рядом попадали ошибочные данные. Иные искажения и умолчания вносились умышленно, иные непреднамеренно – память людская далеко не совершенна. Но все-таки не стоит, тов. Ракитин, записывать всех обладателей не стыкующихся меж собой сведений в документах в агенты КГБ. Комитет был организацией большой и разветвленной, спору нет, но даже ему столько агентов не требовалось – вот и без услуг моего отца он обошелся… Без услуг Золотарева – тоже.

Вывод прост: во всех измышлениях о Золотареве-кэгэбэшнике истины ничуть не больше, чем в горячечном бреде о фронтовике-алкоголике с гранатой, выгнавшем раздетых туристов на мороз, а затем вылакавшем спирт, закусывая корейкой. При всей кажущейся обоснованности построений Ракитина – не больше.

* * *

Ракитину вторит дятловедка г-жа Сазонова, занимающаяся изучением дятловской трагедии – страшно сказать! – аж из Вьетнама. Она тоже дотошно копается в прошлом Семена-Александра, но вывод делает немного иной: оказывается, Золотарев работал не на СМЕРШ, после чего на КГБ, – а на спецназ ГРУ, еще с войны: был диверсантом школы Старинова.

Однако конспиролог из г-жи Сазоновой не чета Ракитину: более многословна и менее убедительна. И методы использует никуда не годные. Например, анализирует художественную (!) повесть журналиста Ярового: дескать, персонаж Постырь из этой повести списан с Золотарева один-в-один, а знал Яровой о дятловской трагедии изрядно – значит, написанное о персонаже вполне применимо к его прототипу.

Оспаривать такие утверждения – себя не уважать, и дискутировать с суровой вьетнамской женщиной совершенно не хочется, а хочется махнуть рукой и сказать: да уймитесь уж…

Если же оценить биографию Семена-Александра, не ударяясь в шпиономанию, перед нами предстает человек замкнутый, однако при необходимости легко налаживающий отношения с незнакомыми людьми (отнюдь не раскрываясь перед ними при этом до донышка). Волевой, целеустремленный, планомерно строящий карьеру спортивного функционера. Не без цинизма строящий: например, Золотарев вел кружок по изучению трудов тов. Сталина, но после смерти гения всех времен и народов быстро забросил это занятие – причем сделал это еще до знаменитой речи Хрущева, развенчавшего «культ личности». То есть тенденции Золотарев умел улавливать, даром предвидения обладал. Не делал ставок на лошадей, обреченных на проигрыш.

Однако, при всем его карьеризме, в совершении подлостей ради карьеры Золотарев замечен не был.

Нет вообще оснований для обвинения его в чём-либо. Разве что в том, что татуировки сделал непонятные. Нечитабельные и не поддающиеся истолкованию. Но это, как ни крути, не криминал.

Лишь за историю с загадочным, то появляющимся, то исчезающим, спиртом группы «Хибина» ответственность несет именно Золотарев. Но и это никакой не криминал.

* * *

Фляжка со спиртом, почти сразу обнаруженная в найденной спасателями палатке, давненько не дает покоя дятловедам.

Дело в том, что Юрий Юдин, единственный уцелевший дятловец, категорически утверждал: никакого спирта у группы «Хибина» не было. Не сумели достать. А на деле спирт был. Противоречие. В чем его причина?

Может, спиртное в походах было под запретом, и Юдин попросту солгал, покрывая прегрешение товарищей?

Допущение здравое, но – не проходит. Спирт вполне официально числился среди походных принадлежностей – Дятлов вписал его в план похода, а туристическое начальство этот план завизировало и утвердило. Все легально: 0,5 литра спирта в составе походной аптечки.

Аптечкой у дятловцев заведовал как раз Юдин (пока не сошел с дистанции – затем он передал ее Колмогоровой). Так что он хорошо знал, что говорил: спирта не было, не сумели раздобыть.

Не было, а затем появился. Откуда?

После расставания с Юдиным дятловцы двигались исключительно по местам не населенным. Не у кого было ни купить спирт, ни выменять. Ну разве что, чисто теоретически, спиртоношу могли встретить.

Спиртоноши – профессия давняя, крайне рискованная и очень выгодная. Суть ее вот в чем: человек нагружался несколькими десятками литров спирта и отправлялся в тайгу. Там он снабжал огненной водой золотоискателей-старателей, получая взамен шлиховое золото. И охотников, забирая в уплату пушнину. В зависимости от местных условий, могли быть и другие клиенты: нелегальные добытчики платины, ломщики жадеита и т. п. Но все же главными объектами интереса спиртонош были золото и пушнина, особенно мех соболя.

Появилась эта профессия еще в дореволюционные времена и преследовалась царскими властями беспощадно, ибо коммерция та была криминальной по всем линиям, с какой стороны на нее ни взгляни. Монополия на торговлю спиртом принадлежала государству. Найденное старателями золото полагалось все, до крупинки, сдавать в золотоприемные конторы по фиксированной цене.

А аборигенов-инородцев (именно они служили главными поставщиками пушнины для спиртонош) запрещено было снабжать спиртным даже тем, кто приобрел право на торговлю алкоголем. Такая уж генетика у детей тайги и тундры – совершенно не приспособлены пить крепкие напитки. У русских много столетий шел естественный отбор: плохо переносящие спиртное быстро спивались и чаще умирали, не оставив потомства. Аборигены познакомились с огненной водой поздно, и она воздействовала на них как оружие массового поражения: от самых малых доз теряли адекватность и быстро становились запойными алкоголиками.

Ценные меха были важной доходной статьей российского бюджета, равно как и золото, – и царское правительство боролось со спаиванием их поставщиков, как умело. Есть сведения, что воинские команды и казенные егеря имели право стрелять во встреченных спиртонош сразу на поражение, без предупредительных выстрелов. Такого обращения, кроме спиртонош, удостаивались лишь хунхузы – китайские бандиты, просачивавшиеся через Амур и Уссури на российскую территорию. Даже беглым каторжникам сначала предлагали сдаться и лишь при отказе открывали пальбу.

Любопытно, что за океаном, на Аляске, власти самостоятельно пришли к тем же выводам и решениям: продажа спиртного индейцам и эскимосам категорически запрещалась. У Джека Лондона в романе-цикле «Смок Беллью» описана такая коллизия: индеец живет среди белых, полностью цивилизовался и ассимилировался, ест ту же пищу, носит ту же одежду, выполняет ту же работу, что и белые люди. А спиртное ему все равно не продают, отчего индеец страдает, и характер его портится. Приходится ему покупать огненную воду втридорога, из-под полы, и пить украдкой в одиночестве.

Советская власть тоже не жаловала нелегальных продавцов спирта, ее интересы в области золота и пушнины ничем не отличались от царских.

Да и контингент покупателей спирта был еще тот: платой легко могло стать не золото, а выстрел в упор из дробовика или карабина.

Легко понять, что в спиртоноши шли люди забубенные и отмороженные до ледяного звона. Но всё же шли. Тащились по тайге и тундре, нагрузившись канистрами, – когда на сотни километров вокруг нет ни одного магазина, цены можно устанавливать самые грабительские, и норма прибыли в этом бизнесе доходила до тысячи процентов. Некоторым везло – богатели, наращивали обороты, спирт возили уже сотнями литров – на вьючных лошадях или учагах, нанимали аборигенов в помощники, благо с теми расплатиться можно было товаром. Но и удачливые рано или поздно не возвращались из тайги, появилась даже новая криминальная профессия – охотники на спиртонош, – особенно развитая в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, где в спиртоноши шли обычно китайцы.

Разбогатеть в этом бизнесе удавалось лишь тем, кто снабжал самих спиртонош товаром и скупал у них добычу.

* * *

Могли ли дятловцы повстречать спиртоношу?

Теоретически могли. А на практике – крайне маловероятно. Куда бы этот гипотетический спиртоноша шел, к какой клиентуре?

Старательское золотоискательство к тому времени в Ивдельском районе захирело (подробнее об этом в следующих главах). Главным промыслом в районе стала лесозаготовка. Лесорубы, понятное дело, тоже не дураки выпить, но чем они расплатятся? Парой кубометров деловой древесины?

Тружеников лесосеки наверняка кто-то снабжал выпивкой: спрос всегда рождает предложение. Но бредущий по тайге с канистрами торговец-одиночка никак не вписывается в эти схемы.

Охотники-манси ценную пушнину добывать продолжали. Однако советская власть подложила преизрядную свинью дельцам, практиковавшим спирто-меховой бартер с аборигенами. После победы революции все народы бывшей Российской Империи были полностью уравнены в правах. Никакой дискриминации, в том числе алкогольной! В фактории, расположенные в поселках аборигенов, бесперебойным потоком поступала дешевая казенная водка. Покупать втридорога нелегальный спирт у манси не было ни малейшего интереса, они и без того спивались катастрофическими темпами.

Так что вероятность встречи в североуральской тайге со спиртоношей была крайне мала. Примерно столько же шансов было случайно пересечься со снежным человеком, НЛО или американским диверсантом-парашютистом.

И мы возвращаемся к прежнему вопросу: откуда взялся спирт?

* * *

Ответ на вопрос о происхождении спирта есть, и достаточно очевидный.

Но прежде чем его огласить, стоит вспомнить еще о двух странностях, связанных с настоящим днем рождения Дорошенко и фальшивым днем рождения Колеватова, последовавшим буквально на следующий день. Дорошенко, если верить документам, действительно родился 29 января. Но его день рождения проходит тихо и незаметно. Его не поздравляют. Не дарят мандарин. Даже от работ по лагерю он не освобожден – пилит в тот день деревья, заготавливает дрова на пару с Колмогоровой.

На следующий день, 30.01, – день рождения Колеватова. По документам тот родился в ноябре, но не будем придираться и удивляться: выше достаточно сказано о том, какие занимательные истории случались с датами рождения в те годы. Удивимся другому: почему один день рождения группа проигнорировала, а второй хоть скромно, но отметила? Отчего такое разное отношение?

Выдвинем версию: в группе «Хибина» вообще не было принято отмечать дни рождения на маршруте. Ничьи. Тем более со спиртным: пьянка в походе до добра не доведет. Вот по завершении, выйдя в обжитые места, можно снять столик в ресторане города Ивдель, поздравить всех, кто родился за время похода, сказать теплые слова, вручить незамысловатые подарки, слегка выпить…

Виновников торжества, даже не учитывая Колеватова, к плановому завершению маршрута набралось бы аж трое, так уж совпали их даты рождений. С Колеватовым – четверо.

Семен-Александр Золотарев, человек в «Хибине» новый, об этом обычае группы не знал. Знал другое: 02.02. – его собственный день рождения. И прихватил в поход фляжку спирта, дабы проставиться перед новыми товарищами. Вполне логичное решение.

Никто о его спирте не подозревал. Ни Дятлов, ни Дубинина (завхоз группы), ни Юдин с Колмогоровой, по очереди заведовавшие аптечкой. Так что Юдин не кривил душой, он добросовестно заблуждался, когда говорил: спирт с собой дятловцы не несли.

Допустим, утром или днем 30 января Золотарев намекнул на предстоявшее торжество. Обсуждали, например, дальнейшие планы, и он сказал: «Отпразднуем восхождение на Отортен вместе с моим днем рождения, найдется, чем отметить». Или что-то другое сказал, намекнул более тонко, но так, что в любом случае стало ясно: «горючее» у Семена-Александра имеется, и он намерен разделить его с остальными.

Активу группы «Хибина» идея не понравилась. Но прямо заявлять: «Нет, такого не будет, и думать не моги, у нас так не принято», – они не стали. Так можно сказать новичку, впервые попавшему в поход, для которого Дятлов и остальные – непререкаемые авторитеты. Золотарев же старше, туристический опыт имеет немалый, походов за плечами побольше, чем у любого из дятловцев, включая поход наивысшей категории трудности – по СССР и Европе в 1941–1945 гг.

Золотарева давить авторитетом нельзя, да и не получится. И дятловцы решают действовать тоньше. На намек ответить намеком. Продемонстрировать на примере, как у них это делается. День рождения Дорошенко очень некстати только что миновал, и Дятлов директивно назначает виновником торжества Колеватова, своего «любимца» и вечного дежурного.

Дальнейшее известно: поздравления, вручение знаменитого мандарина… И, почти наверняка, прозвучали слова, ради которых все и затевалось: ну, а продолжим празднование, Саня, как у нас полагается, в Ивделе, в ресторане «Урал». (В Ивделе действительно имелся ресторан с таким названием, Юрий Блинов записал в своем поисковом дневнике, как выпивал в нем и закусывал, – т. е. цены «Урала» были студентам вполне по карману.)

На самом деле чествовать Колеватова на финише похода изначально не планировали. Завхоз Дубинина заранее, еще в Свердловске, закупила подарки для «новорождённых». Об этом рассказала ее мать, Ия Владимировна, и она же опознала под протокол эти подарки среди вещей погибшей дочери. Подарков два, это небольшие резиновые игрушки: мишка и ежик. Для кого они предназначались, гадать не приходится: для Дорошенко и Кривонищенко (второй родился 7 февраля). О дне рождения Золотарева Люда не знала, иначе прикупила бы там же и тогда же подарок третий, какого-нибудь резинового зайчика, но она не знала в момент покупки даже того, что Золотарев вообще к ним присоединится. Колеватов же зайчика не удостоился, потому что родился в ноябре, и врученный ему мандарин – импровизация, экспромт: что под руку подвернулось, то и подарили.

Внял ли Золотарев намеку или решил-таки гнуть до конца свою линию, теперь уже не узнать. Фляжка со спиртом в любом случае осталась лежать, где лежала, – в рюкзаке Семена-Александра.

Лежала не на виду – в полотняном мешочке, зарытая в сухари. Золотарев был человеком опытным, он припрятал ценный продукт поглубже и замаскировал.

«Что за мешок? Какие еще сухари? – может удивиться недоверчивый читатель. – Откуда это взял автор? С потолка? Из пальца? Что за антинаучное ясновидение?»

Никакого ясновидения. Банальная логика. Сухари – из общих продуктов группы, полотняных мешочков с ними у дятловцев было несколько, разложенных по разным рюкзакам.

Один из них – по нашей версии именно тот, что нес Семен, – поисковики нашли развязанным (или даже распоротым) и опустошенным. Сухари из него были небрежно рассыпаны по палатке.

(Есть версия, что мешочек с сухарями повредили ледорубом туристы-поисковики, когда пытались пробиться в найденную палатку, но это явная натяжка: в таком случае сухари остались бы в поврежденном мешке и непосредственно рядом с ним, а поисковик Брусницын засвидетельствовал под протокол: «По всей палатке разбросаны сухари».)

Такое могло произойти в ходе торопливых поисков. Вес мешка явно не соответствовал тому содержимому, что прощупывалось через ткань. Завязку распустили (либо вспороли ткань ножом), сухари высыпали, нашли флягу.

Но кто искал? И что? Дятловцы – спирт? Допустим, обнаружили, что их намек не сработал, – Золотарев, например, мог сказать, что родился ночью и до его рождения осталось несколько часов, так что протрите кружки и порежьте корейку. Сказал и вышел из палатки по малой нужде. А дятловцы метнулись к его рюкзаку, чтобы настоять на своем другими методами, раз околичностей не понимает.

Нет, не сходится. Слишком резкий переход: от тонкого намека к грубому и демонстративному обыску.

Да и не стали бы дятловцы в обычной обстановке столь нерачительно относиться к продуктам и высыпать сухари себе под ноги. Разумеется, обстановка могла уже в тот момент быть не совсем обычной. Она могла стать экстраординарной настолько, что сохранность продуктов стала делом десятым. Но в таком случае и потенциальная нежелательная пьянка теряет свою важность – от стопки-другой разведенного спирта никто еще не умирал, не то количество, чтобы напиться в лежку и замерзнуть насмерть.

Обыскивали рюкзак Золотарева не дятловцы. И не только Золотарева, и не только рюкзак. Кто искал, что и зачем, мы поймем позже, прояснив еще несколько темных мест дятловской истории.

А пока просто запомним факт, прямо указывающий на обыск. И отметим, что искали не флягу со спиртом. Нечто иное. Достаточно компактное, но увесистое. То, что можно замаскировать в полотняном мешке с сухарями, но вес мешка при этом ощутимо изменится (остальные мешки, с нормальным для своего объема весом, остались нетронутыми).

Найденный спирт нашедших не заинтересовал. Фляга была отложена в сторону, в ведро, стоявшее у выхода из палатки. Возможно, проводивший обыск человек (люди?) все же планировал забрать спирт, уходя, оттого и не бросил его под ноги вместе с сухарями. Но обстоятельства сложились иначе, фляжка так и осталась лежать в ведре – до самого прихода поисковиков-спасателей на склон Мертвой горы.

Но на этом приключения фляжки и ее содержимого не закончились. Они продолжились, причем были наполнены самыми загадочными телепортациями и дематериализациями. Завершение фляжноспиртовой эпопеи мы разберем в следующей главе, а пока для полноты картины упомянем ещё один факт, редко вспоминаемый дятловедами.

* * *

Еще одна линия разлома, проходившая через группу дятловцев, отдельной главы не заслуживает. Она даже может показаться пустяковой и не стоящей внимания – тем, кто никогда не сталкивался с такой проблемой.

Речь вот о чем. Отправляясь в поход, парни-дятловцы дали зарок: не курить до его завершения.

«Да, мальчишки сегодня торжественно дали клятву не курить весь поход. Интересно, сколько же у них силы воли, смогут ли они без папирос обойтись?» – запись Колмогоровой от 23.01. в общем дневнике группы.

Кто бросал курить, тот знает, какая случается при этом «ломка», достигая пика через несколько дней. Настроение ни к черту, злость, раздражительность, неадекватные реакции на всё на свете, особенно на тех, кто рядом закурил.

Мелочь, конечно.

Но иногда соломинка ломает спину верблюда.

Колеватов, кстати, был заядлым курильщиком. Эта его привычка нашла отражение даже в воспоминаниях Е.Зиновьева, одного из самых матерых иконописцев и лакировщиков действительности:

«Саша Колеватов был старше нас и уже имел туристический опыт. До переезда из Москвы в Свердловск в составе московской команды совершил поход по Приполярному Уралу и успел побывать на горе Сабля. Он отличался аккуратностью, педантичностью и вместе с тем умел шутить и ладить с товарищами по группе. В Саше угадывался лидер… Саша держался солидно, на привалах неизменно раскуривал старинную трубку и попыхивал на всех ароматом настоящего душистого табака. Саша Колеватов был рассудительным человеком, пользовался доверием людей».

Для сравнения стоит прочитать, как характеризует Колеватова в своем дневнике Юрий Блинов. Тоже не посторонний человек: руководил тургруппой, от Свердловска до пос. Вижай ехавшей вместе с дятловцами, затем активно участвовал в поисковых работах на месте трагедии. Вот что он пишет: «Колеватов Сашка – учился на нашем факультете вместе со мной на одном курсе в группе 457. Упрямый и самоуверенный человек. Не прочь был порой покичиться своими теми или иными достоинствами. Правда, он лишнего никогда не говорил, но слушать его было порой неприятно. Ходил с ним летом 1957 г. по Южному Уралу. Девчонки его просто не могли терпеть».

Сколько людей, столько и мнений.

Однако, как ни разливал елей Зиновьев, вредное пристрастие Колеватова к никотину отметил даже он.

А еще Колеватов был очевидно склонен к жульничеству. Дал зарок не курить вместе со всеми, но лишь в его кармане обнаружили пачку сигарет «Ароматные». Автор этих строк бросал курить не раз и имеет основания утверждать: бросив курить взаправду, Колеватов если не выбросил бы сигареты, то по меньшей мере запрятал бы их на самое дно рюкзака – чтоб не мозолили глаза, не провоцировали. Наверняка Александр смолил втихую, отойдя в сторонку от остальных дятловцев, – именно поэтому «старинная трубка» сменилась на сигареты. Курение трубки – процесс неторопливый, обстоятельный, сигаретой гораздо удобнее быстро затянуться несколько раз, отлучившись, например, по естественной надобности.

Но не будем осуждать Колеватова. Каждый волен сам распоряжаться своим здоровьем, а так хотя бы «табачной ломки» и связанных с ней стрессов Александр избежал.

Избежал и другого: единственный из четверки дятловцев, дольше остальных боровшихся за жизнь и найденных в мае в заснеженном овраге, он не получил тяжелейших физических повреждений, с жизнью не совместимых: ребра не сломаны, череп не пробит, язык на месте, глаза тоже.

Еще один факт без комментариев. Пока без комментариев.