Текст книги ""Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9 (СИ)"

Автор книги: Виктор Точинов

Соавторы: Алексей Ракитин,Анна Матвеева,Евгений Буянов,Алан Бейкер,Екатерина Барсова,Сергей Согрин,Павел Барчук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 102 страниц)

Глава 7
О безвыходных ситуациях

Ну, трындец. Приплыли… Чем дальше в лес, тем толще задница вырисовывается…

Я с тоской обвёл взглядом деревянное здание вокзала. А мне ещё Серов дырой казался… Да по сравнению с этим… как его…

Я снова посмотрел на грустное строение, чтоб прочесть название станции, изображённое на фасаде. Ивдель…

Так вот, по сравнению с этим Ивделем, Серов – практически мегаполис. Не удивлюсь, если по ночам по этому городишке медведи шастают, как у себя дома, а по сугробам олени непуганые скачут. Господи, ну и дыра…

Почему-то именно вокал особенно поразил моё воображение. Как только мы вышли из электрички, я в него, в этот вокзал, собственно говоря, уткнулся носом.

Маленький домишко унылого жёлтого цвета. Сильно унылого. Сильно маленький. Но не сильно жёлтый. Скорее – цвет детской неожиданности или чьей-то блевотины, вот так будет точнее. Однако это ещё не вся «красота». Станция, на которую мы прибыли двумя группами, навевала тоску и вызывала мысли грустные, где-то даже депрессивные.

Перрон выглядел так, будто его на заре времён вытоптали мамонты. Повсюду виднелись выбоины непонятного происхождения. Неглубокие, конечно, но можно было бы и залатать. Вот так побежит какой-нибудь особо торопливый пассажир к поезду, сломает ногу к чёртовой матери, или даже обе.

Рельсы, шпалы, вагоны товарняка, стоявшие на соседнем пути, перрон, резко переходящий в улицу из-за отсутствия забора – всё это вызывало огромное желание прыгнуть обратно в электричку и рвануть подальше отсюда. Унылое обшарпанное здание вокзала желание только усиливало.

Как по мне, таким местам наоборот надо добавлять красок. Забубенили бы они тут всё каким-нибудь вырвиглазным розовым… Настроение сразу в плюс ушло бы. И без того местечко это выглядит удручающим, печальным, беспросветным. Так ещё и вокзал похож на задрипанный вытрезвитель. Особенно добили решётки на окнах. Уж не знаю, на кой хрен. От медведей и лосей, что ли, местные защищаются.

– Чего застыл, Замирякин? – Кривонищенко хлопнул меня со всей дури по плечу. – Все наши уже в вокзале греются. Только ты стоишь тут, проход загораживаешь.

Вот же гад, подкрался со спины, я даже не заметил его появления, зависнув в мыслях.

Удар, между прочим, вышел достаточно ощутимый. Не знаю, каким чудом не зарядил ему в ответ. Возможно, начал привыкать к дурацкой манере этих товарищей без предупреждения вторгаться в личное пространство. Извращенцы, честное слово. Нельзя ко мне так подкрадываться. Нельзя! А им, как мёдом намазано, этим студентам. Потом ещё обижаются, что прилетела обраточка.

– Не привык, поди, к таким видам. Это тебе, парень, не в Свердловске по широким улицам гулять, да на папином авто кататься. Тут, братишка, Северный Урал во всей красе.

Я с сомнением покосился на Георгия. Хотел убедиться, не шутит ли он. Потому что, какие к чёртовой матери, красоты? Я всего пять минут в этом месте, а мне уже хочется удавиться с тоски.

Однако лицо Кривонищенко было максимально вдохновлённым. Видимо, пацан говорил это на полном серьёзе. И тут же, словно в подтверждении своих слов, он схватил фотоаппарат, который почти всё время висел у него на груди, и принялся фотографировать окружающее нас убожество… Кстати, про фотоаппарат…

У Георгия обнаружилась новая «манечка». Стоило ему расстаться с гитарой, которую один из парней нашей группы упаковал в чехол, Жорик вытащил из недр своего рюкзака фотик и принялся щёлкать всё подряд. Пока мы ехали в электричке, он задолбал туристов вусмерть, приставал к каждому, предлагая сделать снимки на память.

Меня, кстати, от этой его фразы аж подкидывало на месте. Просто… Я вспомнил в этот момент, что дядька во время своего расследования ссылался на одного из дятловцев, среди вещей которого нашли плёнки и фотоаппарат. Это стало важным подспорьем для следствия.

Поэтому, когда Кривонищенко в очередной раз докапывался до кого-нибудь из товарищей, требуя сфоткаться, я внутри ощущал неприятный холодок, словно каждым щелчком затвора Георгий приближал свой, и не только свой, конец. Эх… Знал бы ты, Жорик, насколько верны твои слова про память…

– Вот досада… Света маловато… – Кривонищенко с сожалением прищёлкнул языком.

– Маловато? – переспросил я и даже покрутил головой по сторонам.

Вдруг мы с товарищем Кривонищенко в разных реальностях находимся. Просто на улице так-то тёмная ночь, и перрон вместе с вокзалом освещали лишь пара тусклых фонарей, да свет, льющийся из окон здания. Хотя, конечно, меня подобный расклад сильно порадовал бы – другая реальность, где нет ни Дятлова, ни его группы.

– Ну, ничего! – Кривонищенко с радостной улыбкой снова хлопнул меня по плечу. Достал уже хлопать, если честно. – Как сядем на автобус, да как рванём в Вижай. А уж там… Снимков сделаю столько, на целую фотовыставку хватит…

Твою мать…Как же сильно бесит меня этот их комсомольский энтузиазм. Во всём ищут позитив. Никогда не любил комсомольцев. Даже в годы своей юности. Вернее, тогда меня как бы никто не спрашивал, люблю, не люблю. Просто среди нас были те, кто понимал: комсомол неизбежен. А ещё были вот такие, как эти парни из группы Дятлова. Вдохновлённые.

Честно говоря, в настоящий момент меня вполне устроит прохладное отношение студентов в мой адрес. Вот в Серове они меня ненавидели и со мной не разговаривали. Но пока мы добирались на электричке, Блинов всю дорогу рассказывал о моих достижениях в спорте, в туризме, в учёбе. Ну, не лично о моих, конечно. Об успехах Замирякина. Что характерно, другую сторону достижений он тоже живописал, но умудрился так это сделать, что похождения сынка партийного чинуши не вызывали у студентов большого негатива. Местами обе группы дружно ржали над моими выкрутасами.

Просто какая-то долбанная рекламная кампания. Причём, когда бесячий Дорошенко попытался раскрасить тёмной краской жизнь Константина Замирякина, представив его хамом, бабником, раздолбаем и любителем выпить, даже та самая девчонка в ужасной шапке, Зина кажется, посмотрела на Юрика с осуждением, а после вообще заявила:

– Знаешь, Юрий, может, у Кости действительно много минусов, но он ведь старается и хочет стать лучше. Правда, Костя?

Она обернулась ко мне и мило улыбнулась. Я прихерел, если честно. Это было крайне неожиданно. Просто всего лишь пару часов назад данная особа на вокзале, рассказывала, какой я гад, а тут вдруг оказалось, что Костя – молодец, встал на путь исправления. Чудеса, да и только.

– А чего это ты за него заступаешься, Зина? – Дорошенко сделал «стойку», будто охотничий пёс.

– Потому что, Юрий, неважно, какие ошибки допускает человек. Главное, чтоб он их осознал. Вот Костя всё осознал. Потому и отправился из Свердловска в Серов, чтоб вернуться в нормальную жизнь советского студента. И с нами пошёл в поход. Поступил как настоящий товарищ, помог нам. А ты знаешь, Юра, горы, они в людях самое потаённое открывают. Да, Костя?

Зина уставилась на меня с надеждой. А ещё мне показалось, что все её слова, сказанные в мой адрес, на самом деле имели совершенно другой смысл. Впрочем, как и обоюдная манера данной парочки демонстративно называть друг друга по имени. Срать хотела девчонка на Замирякина. А вот на Дорошенко – очень даже наоборот. Руку могу дать на отсечение, ей нравится этот бесячий тип. Вот в этом всё дело. Она сейчас меня нахваливает, чтоб Дорошенко занервничал. И он реально, кстати, начал психовать.

– Конечно, – буркнул я, а потом вообще отвернулся к окну.

Ещё этого не хватало, любовных студенческих игрищ с ревностью и мордобоем. Хотя Дорошенко я бы втащил с удовольствием. Достал он меня. Сильно достал. Только не время и не место. У меня тут и без их шекспировских страстей полная задница вырисовывается. Что называется, помог я дядюшке, расстарался от души. Кто бы теперь моим спасением занялся… Если бы слушал его рассказы внимательно, знал бы, что в горы с Дятловым он отправился, но на первой же станции вернулся домой по специальному распоряжению.

Когда на вокзале стало известно, что дядька благополучно уехал в Свердловск, я, конечно, попытался дать заднюю.

– Ох, ты, чёрт… Не получится у меня с вами в поход. Я ж без снаряги. Так, барахло на каждый день, и больше ничего, – Наигранно расстроился я, собираясь по-быстрому свалить подальше от студентов.

– Да ничего страшного! – Игорь подхватил меня под локоток.

Причём так подхватил, что хрен дёрнешься. Если только драться опять. Потому что пацан вцепился в рукав куртки намертво, и отпускать меня не собирался.

– Вон, как раз вещи Биенко остались. Да, ребят? Думаю, Вячеслав был бы не против. Ты ведь на хорошее дело их возьмёшь. А потом вернёмся, сразу отдашь. – Решительно заявил Дятлов, отметая дальнейшие разговоры на эту тему.

– Мне кажется, Вячеслав будет сильно против, – я аккуратно попытался освободиться от захвата Игоря. – Мне бы, например, не понравилось, что кто-то без спроса пользуется моими вещами. Снаряжение, оно же дорогое! Чего доброго, в воровстве потом обвинят.

– Да как ты можешь⁈ – из толпы студентов вынырнула Людочка-Симпатяга. – Слава никогда бы такого не подумал! И вообще, цель оправдывает средства. А для нашего дела… разве могут быть какие-то вещи важнее? Деньги – это так по-мещански!

– Ага… – буркнул Кривонищенко.

Он стоял рядом со мной, упаковывал гитару в чехол с помощью другого туриста.

– То-то ты нам мещанских денег на пирожки зажала…

– Георгий! Это совсем другое! – возмутилась Люда.

– Я же просил! Не Георгий, а Юра! – Повысил голос Кривонищенко.

– А я просила тебя не изображать побирушек! Не позориться. И что? Ты меня послушал? Отличная слава о студентах Политеха на всю область! – Симпатяга вызывающе вздёрнула подбородок и скрестила руки на груди.

– Как же вы надоели своими склоками… – ласково сообщил товарищам Дятлов, но тут же отвлёкся от этой парочки и переключился на меня. – В общем, так, Константин. Идёшь с нами. Мы без двоих парней остались, а с нами девочки. Ты комсомолец, разрядник. Ты нам нужен. Мужские руки нужны. И мужская голова.

– И мужское плечо, – тихо добавила Людочка, стрельнув в мою сторону глазками.

В общем, как я не пытался дать заднюю, хрен что вышло. Вариант реально был только единственный. Набить всем морды и сбежать. Потому как ни один довод с моей стороны студенты не услышали.

В итоге решил: хрен с ним, буду действовать хитрее. Доберусь с туристами до следующей станции, а потом просто смоюсь по-английски. Отойду, к примеру, в туалет, и всё, поминай как звали.

Вернусь в Свердловск, разыщу дядьку. С папой помирюсь. А что? Совершенно непонятно, как долго мне расхаживать Замирякиным. Папа, который секретарь горкома – очень полезная штука.

Вот именно поэтому стою теперь перед жутким зданием вокзала и слушаю бред Кривонищенко.

Ну, ничего… Недолго осталось…

Дождусь, пока эти резвые студенты отвлекутся, да и смоюсь, по городишку пошатаюсь. Затем приду на вокзал, когда их уже не будет, и всё. Прощайте, дятловцы, земля вам пухом. Потому что спасти дядьку – это одно. Спасти всех вас – совсем другое.

– Эх… хорошо-то как… – Юрик задрал голову к ночному небу и втянул воздух носом.

Не знаю, что именно он хотел унюхать рядом с железнодорожными путями. Может, конечно, человеку нравится запах вонючих шпал. Каждому своё, что говорится. Каждому своё…

– Не вижу ничего хорошего… Пошли уже к нашим, романтик. Вся группа внутри, – недовольно буркнул я, не скрывая своих негативных эмоций.

А эмоции, скажем прямо, были отвратительные. Не только из-за окружавшей меня действительности, хотя одного этого более чем достаточно, но и благодаря всей ситуации в целом. Особенно «радовала» мысль, что я, на секундочку, нахожусь сейчас среди людей, которые очень скоро погибнут страшной, загадочной смертью. Это, блин, как с живыми мертвецами разговаривать. Вот такое ощущение, честное слово.

Ну, и, конечно, изрядно «веселила» собственная глупость. Я, как последний дурак, не получив всех вводных, сам напросился в группу Дятлова. Это просто за гранью моего понимания. Стареешь ты, Саня, стареешь. Кому расскажи, заподозрят в крайней степени идиотизма. В данном случае я, само собой, говорю о современных людях, которые знают историю перевала Дятлова. Но кто же мог предположить, что дядьку развернут обратно в Свердловск из Серова. Я точно был не в курсе.

– Что ж ты за человек такой, Замирякин…– вздохнул Юрик. – Ты хоть понимаешь, где мы сейчас находимся? Место ведь знаковое. Часть громадной системы. В 1937 году вышел приказ о переводе имущества Ивдельского леспромхоза «Свердлес» в систему ГУЛАГа НКВД СССР. Потом первая колония появилась в деревне Бурмантово. Это около 80 километров от Ивделя. Поначалу лагерный контингент состоял преимущественно из «врагов народа». Одним из первых было лагерное подразделение в посёлке Сама. Этакие «ворота», куда поступали и откуда распределялись осуждённые, попавшие в систему Ивдельлага. Силами заключённых началось строительство железной дороги Сама – Ивдель, а потом уже сложилась целая разветвлённая сеть. Самое крупное лагерное подразделение находилось в посёлке Вижай. Вот! Кстати, тот самый Вижай, куда мы отправимся утром. Оттуда уже в горы рванём.

Все пять минут, пока Юрик устраивал мне экскурс в историю, я просто стоял рядом. Молча.

Смотрел на него и думал: это что же такое должно в жизни приключиться, чтоб человека настолько вдохновляли лагеря. Не пионерские, само собой. Вполне себе обычные лагеря, с урками и всякой подобной хренью.

– Да что с тобой говорить! – Кривонещенко, не дождавшись от меня какой-то реакции, махнул рукой, развернулся и двинулся в сторону вокзала.

– Действительно… – я проводил его взглядом, потом сунул руку в карман и вытащил пачку сигарет.

Мне срочно надо было перекурить. Эх… Столько лет без курева. Ну, ничего. Тело всё равно не моё, не жалко. Хотя, с другой стороны, я теперь уж и не знаю, а будет ли другое.

Вытащил сигарету, спички, чиркнул по коробку, прикурил и глубоко затянулся.

– Что мы имеем? – спросил я сам себя уже по привычке. Такими темпами скоро только с собой и буду беседовать.

В принципе, ответ очевиден. Хрень полную имеем, вот что. Мало того, нахожусь в теле какого-то дурацкого Замирякина… Сука, какая же всё-таки фамилия идиотская… Так ещё по своей же инициативе впёрся в группу Дятлова. Того самого. Полный аут.

– Нет… Надо валить, – снова высказался я вслух между затяжками.

Собственно говоря, именно об этом и размышлял всю дорогу, пока мы тряслись на электричке в сторону долбанного Ивделя.

Дождусь утра и на первом же поезде чу́хну отсюда обратно в Серов. До Свердловска вряд ли есть прямой маршрут. Надеюсь, ближайшего утра, а не через несколько дней… Всё-таки, очевидно, Ивдель далеко не узловая станция и не центр железнодорожных сообщений. Потом в Свердловск. В конце концов, где-то там остался мой родной дядя. Конечно, правду ему не скажешь. Мол, добрый вечер, буду краток. Я – сын твоего родного брата. После такого заявления на крепкие родственные объятия можно точно не рассчитывать, а вот на психушку – сто процентов. Однако, если подружиться с ним, к примеру… Не знаю пока, что мне это даст, но рядом с близким человеком оно как-то надёжнее.

Насчёт родного отца, кстати, пока ещё не решил. Он уже умотал в Москву вместе с семьёй, то есть с мамой. Я как раз в мае должен родиться. Настоящий я имею в виду. Просто, если верить фантастическим фильмам, в случае внезапной встречи в прошлом с самим собой, обязательно случится катастрофа. Что-то там нарушается во вселенной. Но ведь я – не совсем я. Вернее, даже совсем не я. Глядишь, ничего и не произойдёт. Впрочем, об этом думать пока рано.

В данную минуту нужно определиться, как выбраться из Ивделя. Это во-первых. А во-вторых, подумать за папашу Замирякина. Секретаря горкома со счетов скидывать нельзя. Если сыночек не вернётся домой из Серова, этот секретарь горкома сильно расстроится. Даром что сын раздолбай, родная кровь – не водица. Так что идея насчёт перемирия с папой, о которой я уже думал – лучший вариант.

– Закурить не найдётся?

Я так погрузился в собственные мысли, что меня аж на месте подкинуло, когда услышал рядом с собой чей-то голос.

Глава 8
О странных незнакомцах и еще более странных явлениях

Главное, пару минут назад на перроне никого не осталось. Вообще никого. Кроме меня, естественно. Последний дятловец в лице Юрика скрылся в здании вокзала. Впрочем, почему же только на перроне? Такое ощущение, будто в этом месте на сотни километров ни единой живой души. Даром что находимся мы сейчас в городишке, пусть и в небольшом, но ведь имеется здесь хоть какое-то население.

Тишина вокруг гнетущая, на голову давит. Звуков жизни неслышно. Ладно, я не говорю про гул машин или другие признаки современного города. Ясен хрен, мы в пятьдесят девятом году, в богом забытом месте. Но, к примеру, собаки, редкие прохожие, или пьяница одинокий, в конце концов, должны же быть? Хоть что-то, свидетельствующее о наличие цивилизации.

А вот ни хрена. Ничего подобного и в помине нет, словно внезапно выключили все звуки. Даже электричка, которая нас привезла, куда-то исчезла. Не в полном смысле слова, конечно, мы же не в сказке. Просто уехала, наверное, в какой-нибудь отстойник.

И тут вдруг – нате вам! Стоит рядом мужик, смотрит на меня и скалится. А глаза у него хитрые-прехитрые. И, главное, я вообще не слышал, как он подошёл. И не видел, что самое интересное. Будто из-под земли товарищ вырос. Не мог я настолько выпасть из реальности, чтобы ничего не почуять. Просто не мог!

Вот скажу честно, с самого первого момента, как только очнулся на долбанном вокзале в Серове, вокруг меня постоянно происходит какая-то хрень. И количество этой хрени неуклонно растёт.

Нет, вполне понятно, сама ситуация такая, что хоть в дурку беги, но блин… Даже в этих ненормальных обстоятельствах постоянно творится что-то ещё более ненормальное. Я всю жизнь был адекватным, трезвомыслящим человеком. Но сейчас, гадом буду, готов поверить во всё. Вообще во всё. Теперь вот этот странный мужик. Откуда он, сука, взялся⁈

Я уставился на незнакомца, пристально буравя его взглядом. Надеялся, он стушуется и уйдёт. Ничего подобного.

Внешне этот тип выглядел, конечно, колоритно, тут по-другому и не скажешь. Физиономия его ярко выражено свидетельствовала о принадлежности к какой-то местной народности. Хрен их знает, какие они здесь есть. Буряты, якуты, ханси, манты… Не знаю, в общем. Не являюсь спецом в подобных вопросах. Просто у мужика было очень уж смуглое лицо для такого времени года, и узкие чёрные глаза, в которых отчётливо читалась насмешка. Явно не славянин он ни разу.

Причём объектом его насмешки был почему-то я. Либо второй вариант – сам по себе этот тип очень весёлый, в чём сильно сомневаюсь. Нельзя быть весёлым, когда ты живёшь в таком унылом и убогом месте.

Нарядился странный гражданин в длинную, ниже колен, тужурку, сшитую из кожи и меха. Штаны, наверное, тоже присутствовали. Не может ведь человек по зиме без штанов ходить. Да только фигушки их разглядишь из-за меховых сапог. Или не сапог… На стандартную обувь его чуни мало похожи, конечно.

Короче, сапоги у мужика были высокие, но без подошвы. Это я даже при отвратительном освещении рассмотрел. Этакий выходец из тундры. Или тайги. Чёрт его знает, что в этой местности имеется. По крайней мере, мне в таком образе всегда представлялись какие-нибудь оленеводы. Прямо картинка из передачи «Вокруг света». Или уже нет такой передачи? А, может, ещё нет…

Тужурка, кстати, необычная, расшита крупными цветными бусинами, намного больше стандартного размера. Они тихо постукивали друг о друга, издавая лёгкий… не треск, и даже не звон. Какой-то трудно определяемый звук, вот что. Не мужик, а находка для этнографа.

Слава богу, я ни черта не этнограф. И, слава богу, скоро мои мытарства по просторам Урала закончатся. Свердловск ещё пережить могу. Тем более, если семейка у меня при бабках. Но вот романтика провинциальных мест – увольте. Думаю, очень скоро Константин Замирякин перестанет быть звездой местного туризма.

Странный тип смотрел прямо на меня, не мигая. Я буквально видел, как в его раскосых глазах пляшут черти. Наглые такие, беспардонные черти. Пляшут и показывают неприличные жесты.

А вот шапки на нём не было. Именно поэтому я обратил внимание на контраст между смуглым лицом и белыми, совершенно седыми волосами. Хотя на вид мужику не больше сорока. Морщин практически нет. Волосы к тому же оказались длинными, заплетёнными в косу. В косу, млять! Какая-то фееричная помесь оленевода, чукотского парня и индейца северной Америки.

– Закурить не… – начал снова странный товарищ, видимо, задолбался ждать ответа.

– Найдётся, – коротко бросил я, не дав ему договорить фразу до конца, а затем протянул открытую пачку.

– О чём думаешь? – неожиданно поинтересовался этот подозрительный тип.

Я буквально завис с протянутой рукой и открытым от удивления ртом. Нет, конечно, о простоте малых народов в общении наслышан. У них и правда такое мышление – что вижу, то пою. Но как-то уж слишком просто. Припёрся к левому человеку, который стоит, никого не трогает, а теперь хочет, чтоб я ему душу открыл?

Кстати, подозрительным мужик показался мне сразу, с первой же секунды. Ну какой нормальный человек будет шляться в ночи по вокзалу? Да ещё по такому. Тут и днём делать нечего.

– Вы не знаете, когда ближайшая электричка на Серов? – осведомился я у мужика, проигнорировав его вопрос.

Ибо вопрос этот был тупой. Какая ему разница, о чём думаю? Тем более, скажи я правду, уверен, он убежит от меня с криками. А вот сам этот товарищ с бусами, скорее всего, местный. По-любому местный.

Думаю, тут пассажирские поезда ходят редко. Соответственно, бурят хотя бы приблизительно может сориентировать, на что рассчитывать. А то вдруг неделю ждать придётся. Тем более, при студентах я не могу, к примеру, зайти в здание вокзала и спросить то же самое у работников станции, сразу спалюсь.

– И на что тебе оно надо? – проявил любопытство седой всё таким же невозмутимым голосом, только черти в глазах запрыгали ещё активнее.

Я слегка завис от неожиданности. Очень странный, однако, бурят. Или калмык… Да по хрену, кем бы он ни был.

– Хочу уехать. Скажите, утром будет? – я решил свести наш разговор к конкретной теме.

Если этот товарищ трётся на перроне, значит, чисто теоретически может оказаться не просто местным, но и работать здесь. С трудом представляю кем, но мало ли.

– Утром? – мужик усмехнулся.

Сигарету, кстати, он так и не прикурил. Из протянутой пачки взял, но на том успокоился. Крутил её в пальцах, будто вообще забыл о своём желании побаловаться табачком. – Утром не получится.

– Чёрт… А когда получится? – процедил я сквозь зубы.

Честно говоря, начал меня раздражать этот тип своими короткими, лишёнными содержания, фразами. А уже в следующую секунду мне вдруг его фразы, наоборот, стали казаться очень даже содержательными, с двойным дном. Биполярочка, что ли?

– Для тебя нескоро. Нехорошо ты поступил, – мужик покачал головой. – Плохо сделал. Обещание дал умирающему, а потом про него забыл. Не просто так забыл. Захотел забыть. Теперь, получается, обратной дороги нет.

Бурят закончил свою речь и уставился на меня с бесстрастным выражением лица. Хоть бы какое-то ожидание изобразил. Или вопрос во взгляде.

Бусины звякнули как-то по-особому звонко, вызвав раздражение. Я передёрнул плечами: да какого хрена клоун из тундры стоит тут и учит меня жизни? Тем более, я вообще не понял, о чём идёт речь.

– Ты чего плетёшь? – рявкнул я.

Пока ещё не сильно рявкнул, в вполголоса, но раздражение усиливалось. Он идиот, или просто издевается?

– Плету не я. Плетут духи. Нити судьбы. А я всего лишь шаман – проводник воли духов, – серьёзность момента портило едва различимое веселье в голосе бурята.

– А-а-а-а-а… – протянул я. – Духи… Ну да… Ну да…

Так он псих! Всё сразу встало на свои места. Просто ходит сумасшедший по городу, несёт нормальным людям всякую херню. Даже на душе стало легче, честно говоря. А то поднапряг меня этот бурят-калмык. Сначала своим неожиданным появлением. Выскочил, понимаешь, как чёрт из табакерки, а потом ещё стоял, скалился непонятно чему. Про ахинею в его исполнении вообще молчу.

Духи, млять… Ага. Духов в этой истории только и не хватало. Обкурился, наверное, ягеля, или что они там курят. Вот и таращит мужика.

Я присел на корточки с краю перрона, чтоб затушить, а потом выбросить бычок на рельсы. Одновременно в голове проигрывал, как бы послать теперь психа и не обидеть. Убогие не виноваты, что они убогие. Решил: извинюсь, а потом пойду в здание вокзала. Там точно кто-нибудь в курсе, когда у них поезда ходят хоть какие-нибудь. Даже на товарняк согласен. Да что там на товарняк! На дрезине попру до самого Свердловска. Подойдёт любой вариант. Зубами вцеплюсь в край вагона и поеду, как обезьяна. Лишь бы свалить из этого города, подальше от группы Дятлова.

– Слушай… – начал было я, поднимаясь на ноги.

Однако договорить не смог. Фраза повисла в воздухе, как и моя челюсть.

На месте, где буквально секунду назад стоял этот долбаный калмык-монгол-бурят, никого не оказалось. Вообще. И на расстоянии очень многих метров во все стороны тоже никого не обнаружил.

– Охренеть… – медленно произнёс я вслух.

При этом в груди что-то очень неприятно кольнуло. Что-то сильно похожее на плохое предчувствие. Я снова повертел головой. Направо, налево, даже в сторону железнодорожного полотна пялился пару минут, как дурачок.

– Да ну на хрен… Ну, уж нет! Хватит. Сейчас я тебя найду…

Быстрым шагом обошёл вокруг здания вокзала. Благо идти там раз, два, и вокзал закончился. Однако товарища с бусами не обнаружил. Я даже изучил сомнительного вида привокзальный уличный сортир под буквами «мэ» и «жо». Внутрь, конечно, заходить не стал, чисто дверь легонько приоткрыл. И тут же закрыл.

Во-первых, несло оттуда отвратно. Во-вторых, не успел бы мужичок до него допрыгнуть за то время, что я тушил сигарету. Такое возможно только в одном случае, если он не бурят, а сраное австралийское кенгуру. Что маловероятно. Тогда куда мужик делся?

Хотя это – второй по своей значимости вопрос. Первый – что за пургу он нёс о забытом обещании и о том, что я здесь надолго? Здесь – это где? В Ивделе? В группе Дятлова? В 1959 году? Впрочем, насчёт группы и времени ему откуда знать? Шаман, етит твою налево. Или как там их ещё называют? Проводник? Куда и кого он провожает?

В этот момент, как по заказу, ночную тишину вдруг разорвал собачий вой. Это было настолько неожиданно, что я вздрогнул. После внезапно исчезнувшего бурята подобные звуки кажутся крайне пугающими. Прямо триллер какой-то. Мистический.

Нет, нет, нет… Хватит мистики. Обожрался уже всяких потусторонних приколов. Всему должно быть разумное объяснение. И насчёт меня тоже должно быть объяснение.

Вот, к примеру, собаки резко завыли. Ок. Что там этот Кривонищенко нудил про ГУЛАГ? Лагерный городок где-то неподалёку. Может, оттуда доносится. С другой стороны, насколько неподалёку? Всё-таки не должны зеков в пределах города селить. Даже такого убогого города.

Я поёжился, ещё раз огляделся по сторонам, сплюнул и нырнул в относительно тёплое нутро железнодорожного вокзала. Чёрт с ним, с бурятом-калмыком. Будем считать, мужик просто очень быстро бегает. Или я долго бычок тушил.

Обе группы – дятловская и блиновская – уже устраивались на ночлег, если это можно так назвать. В углу разложили свои рюкзаки, мешки с палатками и гнездились теперь на них, кто сидя, кто лёжа. Чистый цыганский табор. Я так понимаю, автобус до Вижая будет только утром, а сейчас где-то около полуночи. Полночь… Время-то какое, знаковое…

Тьфу, сука! Повёлся всё-таки на этого бурята. Теперь мысли идиотские в голову лезут…

Я посмотрел на кучку студентов, расположившихся поближе друг к другу, и выбрал местечко подальше от них. Как говорил Экзюпери: мы в ответе за того, кого приручили. Тут, конечно, немного иначе, но сближаться с дятловцами точно не стоит. Знаю, как это работает. Потом не смогу уйти и бросить их. Чёртово воинское братство. Это так мой кореш называл нашу группу. Один за всех и всё за одного. Сам погибай, а товарища выручай – тоже из этой оперы.

Нет… При первом же удобном случае надо валить подальше отсюда. Пока мне какая-нибудь дурь в голову не стукнула.

Я швырнул на пол мешок, доставшийся от дядьки по наследству, и уселся таким образом, чтобы не терять из виду компанию студентов. Привычка, опять же. Никаких посторонних за спиной или вне зоны видимости. Прикрыл глаза, собираясь просто немного подумать, но неожиданно для самого себя провалился в сон. Муторный, странный, но всё-таки сон.

Снился дядя Слава. Выглядел он отчего-то молодо, прямо как сейчас, и всё пытался всучить мне непонятные документы. А я, главное, стоял от него на расстоянии вытянутой руки и никак не мог дотянуться, взять эти бумаги.

– Да что ж ты, Сашка, такой жопорукий, – психанул дядька во сне. – С тобой спокойно не помрёшь.

В следующую секунду локация сменилась. Я теперь стоял в архивах Лубянки. Со всех сторон виднелись полки с папками, в которых хранятся бумаги по тому или иному делу. А потом вдруг снова накрыл страх. Меня, само собой, накрыл. Как в Серове, когда появилось ощущение дула, приставленного к затылку.

Вообще, бывают у меня такие сны, яркие, цветные, словно пророческие. Хотя в большинстве случаев я деталей наутро не помню, остаётся только ощущение грядущей опасности. В Афгане началось.

И надо признать, когда мне впервые приснился цветной сон, предчувствие очень даже сработало. На все сто процентов сработало. Наша группа должна была выйти в определённое место. И вроде бы всё гладенько шло. Ровненько так. А я упёрся как баран: нельзя, мол, и всё тут. Хорошо парни мою блажь всерьёз восприняли, потому живы все остались. Мы. А те, кто ушёл вперёд…

Вот и сейчас происходило нечто подобное. Я пытался проснуться, но ни черта не получалось. Картинка сменилась, пропала Лубянка, а я оказался в пустой комнате, где на кровати лежал дядь Слава. Теперь он выглядел на тот самый возраст, в котором ушёл из жизни. Дядька отчаянно пытался подняться с койки, потрясал бумагами и активно шевелил губами, но я не слышал его слов. Опять какие-то бумаги…

Однако как только я к нему шагнул, раздался щелчок, будто курок спустили, а затем одновременно ниоткуда и отовсюду дробью разлетелся чей-то мерзкий смех. Смутно знакомый голос проскрипел: «Должо-о-о-ок!» Я выматерился и очнулся в ледяном поту на вокзале.

Минут пять приходил в себя, глубоко дышал и бестолково хлопал глазами. Заодно пытался угомонить сердце, которое буквально заходилось в груди. Потом выпрямился, покрутил затёкшей от неудобной позы шеей, огляделся по сторонам. Ребята и девчата спали, только Дятлов что-то задумчиво писал в тетрадке. Наверное, дневник ведёт… Не помню. Был ли дневник у Дятлова… Хотя я до чёрта чего не помню. Ни к чему мне было запоминать. И дядька приснился… К чему, интересно. Нет, оно, может, чисто впечатления сыграли роль, а может, сказать хотел что-то.