Текст книги "Когда нам семнадцать"

Автор книги: Виктор Александровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

– Уговор – не волноваться! – шутливо пригрозил Кочкин.

Он вышел, прикрыв дверь в палату. А мы с Зиной придвинули свои табуретки к самому изголовью кровати, точно собирались сказать Павлу что-то необыкновенное. Да так ведь было и на самом деле. Собирались!

– Ну как, Алеха, твои дела? – тихим голосом начал брат. – Ты что-то ничего не писал о чертежах. Помнишь, хотели делать с тобой?

Мог ли я рассказать брату то, что стало мне известно от Маклакова? Не знаю, как расценил Павел мою молчаливость, но он заговорил с Зиной о домашних делах…

Весь урок Чаркина вертелась, шуршала газетой, перешептывалась с подругами, поглядывала в мою сторону. В перемену Ольга на правах старосты класса сделала ей замечание.

– Да я же для всех старалась! – обиженно оправдывалась Милочка. – Специально многотиражку выпросила у библиотекарши. Вы почитайте, что тут написано. Статья-то какая! А Рубцов и Русанов скрывают от нас!

– Что скрывают? Да тише вы! – раздались голоса. – Чаркина, читай!

Мила подошла к учительскому столику, лукаво посмотрела на меня и, когда все немного успокоились, принялась читать:

– «Шире дорогу новому!» Это заголовок, – объявила она. – А дальше вот что написано: «На днях партийный комитет занимался разбором одного поучительного факта. Известный своей ударной работой токарь механического цеха, член партии Павел Рубцов предложил так называемый «сквозной» способ обработки деталей, имеющий важное значение для поднятия производительности труда. При участии токаря Василия Лазарева и учеников подшефной школы Алексея Рубцова и Игоря Русанова было изготовлено специальное приспособление, давшее заметный производственный эффект.

Однако этого не захотел понять начальник механического цеха. Под предлогом защиты технологической дисциплины он пошел против новаторов. Если бы не своевременное вмешательство главного конструктора завода товарища Чернышева, «сквозной» способ мог бы не увидеть света…»

Мила прервала чтение и строго повела бровями.

– Да, да, так и написано: «Алексей Рубцов и Игорь Русанов». Тише, сейчас кончу. – Чаркина продолжала читать: – «Напарнику Павла Рубцова токарю Лазареву, человеку творческому и бескорыстному, было предъявлено обвинение в шкурничестве. Но новый способ нашел себе дорогу, его одобрила рабочая масса…» Ну что, разве я неправильно говорила? – размахивала газетой Мила. – Делали чертежи? Делали! Скрывали от нас? Скрывали!

– Это конечно, – сказал Игорь. – Дело ведь нешуточное. Мы на завод пошли не для того, чтобы свалиться в корыто с глиной, как некоторые!

– Зазнайки вы! – крикнула Милочка.

– Нет, все-таки молодцы! – сказал Филя. – Объявим им от класса благодарность.

– Правильно! Благодарность!

«Эх, почему этот разговор не произошел на день раньше? Как бы обрадовался Павел!..»

– А теперь два слова о Чаркиной, – продолжал Филя.

– Что я опять натворила? – всполошилась Милочка.

– Ребята, вы заметили, Чаркина теперь постоянно читает газеты?

– Даже многотиражку! – прыснул Вовка.

– Если бы она еще «неуд» по физике ликвиднула! – мечтательно сказал кто-то.

– Что ж, я сама не знаю? – вспыхнула Милочка. – Вот обязательно сразу надо и похвалить и разругать! Что вы за люди?

– А как же! В том и самокритика. Вот ребята поручили тебе следить за монтажом электропечи, а ты хоть бы что, только Игоречком Русановым восхищаешься.

Филя, наверное, сказал так нарочно, чтобы подзадорить Чаркину.

И в самом деле. Спустя три дня в школьной стенгазете была обнаружена свежая вклейка:

«Внимание, внимание!!! Передаем сводку выполнения соцдоговора монтажной бригады литейного цеха на 12 февраля. Работы по электропечи близятся к концу. Вчера произведена футеровка (обкладка огнеупорным кирпичом внутренней части). Среди прибывшей аппаратуры не обнаружен трансформатор. Сделан телеграфный запрос заводу-поставщику. Записано со слов главного конструктора завода товарища Чернышева. Информатор Чаркина».

– Трансформатор-информатор, – смеялись ребята, читая заметку в газете.

Тогда Мила стала помещать сообщения покороче и без подписи.

Но через два дня снова осечка.

«14 февраля. С Уральского завода вернулась бригада литейщиков. Они прошли практику по стальному литью. Скоро можно печь затапливать, но нет трансформатора. Информатор Чаркина».

Эта заметка наделала особенно много шуму.

– Эй, трансформатор-информатор, чем будешь электрическую печь затапливать – дровами или хворостом? – смеялись ребята.

– Керосином! Бензином! Подсолнечным маслом! – неслось со всех сторон.

– Это оттого, что физику плохо учила, – назидательно выговаривала Чаркиной Ольга.

– А ты, чем ругаться, взяла бы да и помогла ей, – посоветовала Тоня.

– В чем же, интересно?

– Разумеется, в физике. Ну, хотя бы повторила с ней раздел «Электричество».

– Вот еще новости! – фыркнула Ольга. – У меня не хватает времени для музыки и английского, а тут извольте: заниматься с этой пустышкой Чаркиной! Не обязана я!

– Это не обязанность, Оля, – убеждала Тоня, – а товарищеская помощь. Миле плохо дается физика.

– Если неспособная, пусть не учится. Десятый класс – не детский сад. Есть известная истина, что в науке нет столбовой дороги, а нужно самому карабкаться по ее каменистым тропам.

– Оля! – сказал я. – Это пережиток индивидуализма. Ведь ты же староста класса, пойми.

– Пожалуйста, переизбирайте, сделайте такое одолжение!

– Ну что ж, не хочешь – не надо, – ответил я.

Тогда встал Игорь.

– Братцы, – заговорил он волнуясь. – Поручите мне… заниматься с Милой.

– На каком основании? – крикнул Вовка.

Все рассмеялись, а Игорь покраснел.

– Ладно, поручим! – великодушно согласился Филя.

На уроке я получил от Минской записку:

«Огорчена, что не имею настоящих друзей».

Когда прозвенел звонок, Ольга быстро вышла из класса, и в школе в этот день ее больше никто не видел.

– Почему нет света? – спросил я, войдя утром в школьную раздевалку.

– Да вот выключили. Может, неполадки какие, – объяснила сторожиха Матвеевна.

Школа освещалась от заводской электростанции. «Что же, могло случиться на станции?» – подумал я.

– Пуск электропечи сорван! – услышал я чей-то встревоженный голос. – На заводе вредительство…

Я побежал в класс.

– Электропечь должны были включить в одиннадцать часов вечера, – рассказывал Филипп Романюк, побывавший в числе приглашенных гостей в литейном. – Сначала, как обычно, шли приготовления… Потом инженер, руководивший пуском, подал команду. И сразу же погас свет. Позвонили на электростанцию, оттуда ответили, что дизеля стали. Вызвали главного энергетика, того самого Бойко, помните? – повернулся ко мне Филипп. – В последние дни он болел и на завод не явился. Пошли к нему на квартиру, а его и дома не оказалось.

– Куда же он девался? – спросила Милочка.

– Кто его знает! Стали выяснять причину аварии… Оказалось, что нефтяной бак, из которого в дизеля поступало топливо, наполовину заполнен водой.

– Вот так история!

– Директор завода распорядился дать горючее из запасной цистерны, прямо с нефтяного склада. Открыли вентиля, а нефть не идет. Пошли проверять, в чем дело, оказывается, цистерна пустая…

– Куда же девалась нефть? А сколько ее было? – загудели ребята.

Глава двадцать третья

ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ

Солнечным весенним днем, когда плакали сосульки на крышах, Павел вернулся домой. Сидя в кресле перед окном и гладя мурлыкающего на коленях котенка, он говорил:

– Ну вот, наконец-то! Спасибо доктору Кочкину. Передохну денька два-три и в цех подамся.

– На работу?

– Да нет, пока еще так, в разведку…

– Куда тебе ходить, больному. Сиди дома, – сказала Зина.

– Ладно, ладно вам… – улыбнулся Павел. – Слышите, гудок с обеда зовет.

Брат в самом деле на третий день отправился в цех. Увидел дома я его уже вечером, когда, склонившись под абажуром лампы, он что-то писал за столом.

– Ну вот и сходил… – вздохнула Зина. – Началась карусель.

– Да, а как ты думаешь, зря сходил? – отложил ручку Павел. – Нет, правильно сделал! Нельзя допускать такой беспечности. Вот пишу в партком…

– А что случилось? – встревожился я.

– Песок… в станке, – хмуро повернулся ко мне брат.

– Какой песок?

– Наждачный… Кто-то подсыпал. В десять станков.

– И в твой?

– И в мой! – Павел тяжело вздохнул. – Петровича поранили… В больнице старик.

Потирая ладонью лоб, Павел коротко рассказал о происшествии на заводе.

Вчера в полночь, когда рабочие второй смены ушли домой, Петрович погасил огни и решил, как он часто делает, переночевать в цехе. Есть у него там любимое местечко – у батареи парового отопления. Но в эту ночь что-то не спалось старику. Ворочался он с боку на бок, а потом вдруг открыл глаза и видит, что кто-то, крадучись, ходит возле станков. Старик сначала подумал, что ему померещилось. Да нет! Петрович присмотрелся. Открывая крышки коробок скоростей, человек торопливо бросал туда что-то. Слесарь смекнул, что дело неладно. Кинулся к станкам, чтобы изловить неизвестного, но его опередили – ударили чем-то по голове. Когда старика обнаружили, лежащим у дверей цеха, он в бреду шептал о коробках скоростей.

Решили проверить и обнаружили в станках наждачный песок.

«Какой подлец мог это сделать?» – ломал я голову над рассказом брата.

…Максим Петрович созвал классное собрание по поводу предстоящих экзаменов. «Выпускных!» – подчеркивали ребята. Я пришел в класс довольно рано и стоял у окна, ожидая, когда соберутся остальные. Вдруг сквозь открытую форточку до меня донеслись встревоженные голоса:

– Медвежонок! Медвежонок!

Уж не выбежал ли из юннатской мишка? Тоня говорила, что с наступлением весны наш таежник стал скучать. К тому же он вырос за зиму.

Я мигом выскочил на улицу. В самом деле, по палисаднику, неуклюже перебирая лапами, мчался наш байкальский мишка, а вдогонку ему улюлюкали и свистели мальчишки с забора. За медвежонком, шлепая по грязи, бежали сторожиха Матвеевна и какой-то долговязый парень в замасленной куртке.

Я сразу узнал его. Перед глазами мелькнули заснеженные штабели кирпича у нефтяного склада и двое связанных парней. Один – вертлявый, боевой, другой – долговязый, мрачный. Антон. Я даже имя вспомнил. Но почему он здесь?

Не добежав нескольких шагов до медведя, Антон провалился ногой в яму, приготовленную под посадку дерева и заплывшую весенней жижей. Он упал, перепачкался, но сейчас же вскочил и продолжал погоню, и, когда мишка хотел перемахнуть через забор, парень ухватил его за ошейник. Я помог перевалить медвежонка через штакетник и затащить его в комнату юннатов.

– Ведь что за молодец парень-то! – приговаривала бледная от пережитого Матвеевна. – Не доведись его, убежал бы наш медведь. И как он ухитрился выскочить?

В юннатской стали собираться десятиклассники. Тоня сначала подбежала к медвежонку, погрозила ему пальцем, а потом, подойдя к молодому рабочему, пожала ему руку. Выпачканный в грязи, красный от смущения, Антон стоял, опустив голову, и мял в руках кепку.

– Мы, кажется, знакомы, Антон, – заговорил я. Парень приподнял голову.

– Да, вроде бы… Иду мимо, вижу – из окна медведь лезет. Школьный, думаю. В деревне-то жил, приходилось медведей ловить.

– А-а, ты, значит, из деревни на завод пришел? – спросила Тоня. По всему было видно, что ей хотелось вызвать Антона на откровенность.

– Батрачили мы с отцом, – угрюмо добавил парень. – Отец потом в колхоз вступил, а я вот сюда…

– А тот, второй, дружок-то твой? Семка, кажется? Он откуда?

У Антона сверкнули глаза. Напялив на голову кепку, он повернулся и пошел прочь. Вопрос остался без ответа.

Зайдя в класс и слушая Максима Петровича, я размышлял о случившемся. «Иду мимо», – сказал Антон. Может, не случайно шел он мимо?

– Думайте о своем будущем! – между тем говорил Максим Петрович. – Большая жизнь впереди у нас, у страны – готовьте себя к этой жизни!

Я знал, что Игорь и Филипп Романюк получили из вузов ответы на свои запросы. Им сообщали программы вступительных испытаний, описывались лаборатории, кабинеты, общежития. А что же я? Никуда не пишу, никого не запрашиваю.

Перед глазами встал цех. Станок Павла. Сыплющаяся из-под резца стружка. Дымящий махоркой Петрович, его слова: «А у тебя, Алексей, пойдет токарное дело!..» А Василий Лазарев, а инженер Чернышев? Почему же я должен бежать, словно одурелый медвежонок, от этих людей? В Сибирске нет индустриального института. Ну так что же? Павел сумел найти время учиться дома и, если бы не болезнь, уже заканчивал бы седьмой класс. Почему же не смогу работать и учиться я?

– Ты о чем, Лешка, задумался? – потянул меня за рукав Игорь. – Давай сходим после собрания в кино, мне так хочется с тобой поговорить.

– Зачем в кино? На завод пошли! – схватил я руку Игоря. – Пошли!

Я еще сам хорошо не знал, для чего мы должны были идти сейчас на завод, но мы должны быть там. Нет, не зря приходил Антон в школу, – именно приходил, а не очутился возле нее случайно. И, казалось, стоит только появиться нам с Игорем в цехе, как все станет ясным.

На завод нас не хотели пускать. После случая вредительства охрана строже относилась к пропускам, пришлось искать и просить главного конструктора Чернышева.

Так же, как и в те дни, когда шла наша работа над приспособлением, в цехе монотонно гудели станки, гулко катался над головами подъемный кран.

– Чего пожаловали? – удивился Лазарев.

– Да вот, Лешка затянул, – ткнул меня в бок Игорь.

– А ну, тогда, паря, становись к станку, – пошутил токарь. – Гляди, сколько втулок подвалило.

Я принял его приглашение всерьез и подошел к станку Павла.

– А я ведь с ним наловчился, – кивнул Василий на работающее приспособление. – Здесь пущу в ход и потом бегу к своему станку обтачивать фланец. Потом все сначала. Хлопотно одному только.

– Дай-ка резец, – попросил я.

Лазарев с нескрываемым удивлением открыл инструментальный ящик, вынул резцы, помедлил.

– Давай, давай!

Я взялся за рукоятку суппорта, сказав Игорю, чтобы он держал наготове следующую втулку.

Резец плавно врезался в металл, попыхивала дымком стружка, и я уже не испытывал прежнего страха, что он может сломаться или вырваться из державки. Вспомнился весенний ангарский берег, печеная картошка в костре и рассказ брата о какой-то хитрой детальке… «Это как понять? Не романтика?»

Приближалась полночь, а мы все не уходили с завода. Работа на многих станках прекратилась, и в цехе то там, то здесь стали гаснуть огни. Пройдясь меж станков, мы осмотрели, нет ли лишнего народа, и уселись возле батареи, где частенько ночевал Петрович. Игорь беспрерывно зевал, жаловался, что у него сосет под ложечкой. Но когда Василий рассказал какую-то смешную историю и вдобавок, сбегав за кипятком, угостил нас ужином, сон у моего друга прошел. Оставив Лазарева отдыхать у батареи, мы стали с Игорем бродить по цеху.

Ночная смена не была полностью загружена. Работали только карусельный и строгальный станки и светилась конторка мастера. Кругом стоял полумрак.

– Лешка, – взял меня под руку Игорь, – я тебе что-то давно хотел сказать.

– Говори.

Игорь смущенно кашлянул.

– Понимаешь, какая со мной история приключилась. Она ведь такая славная…

– Кто – она? – удивленно поглядел я на друга.

– Милочка Чаркина… Только ты, пожалуйста, не смейся, – предупредил Игорь. – Живет она сейчас на другой квартире, и ходить нам с ней почти по пути. И вот иду я как-то с занятий, гляжу – впереди меня шествует Милочка, идет и напевает. Я догоняю ее и спрашиваю: «Поешь, Мила?» – «Пою! – засмеялась она. – Когда идешь и напеваешь, то расстояние от школы до дома кажется совсем коротким…»

– И все?

– Все, Лешка.

Помолчали.

– Ты твердо решил стать инженером? – спросил я.

– Да, Лешка, в один институт с тобой, в Томск, – ответил Игорь. – Погоди, а чего это ты с таким вопросом?

– Так…

– Не веришь, что из нас инженеры получатся? Получатся! Куда же нам больше? Филя, тот наверняка по астрономии двинет, Тоня – по истории, Вовке из ЦК комсомола вызов пришел: на полярную станцию приглашают…

– В Томск не еду, – перебил я Игоря.

– Ты чего, Лешка? Обалдел?

В этот момент у стены, за которой находилась электрическая будка, раздалось подозрительное бренчание.

– Что такое?

Мы инстинктивно присели за станком. Прошла минута, две… Бренчание повторилось, но осторожней, тише. Походило на то, будто кто-то случайно зашел на лист железа и хотел с него неслышно сойти.

– Смотри! – прошептал Игорь.

В просвете между станками я увидел человеческий силуэт. Он медленно двигался вдоль стены по направлению к электрической будке.

Сердце мое заметалось. Крикнуть Лазареву? Но не успел я собраться с мыслями, как на пути силуэта выросла чья-то длинная тень и тотчас прыгнула, на неизвестного.

Мы с Игорем бросились туда же.

– Сволочь! – раздался знакомый голос Антона. – Вот ты меня на какое дело заманивал, златые горы сулил. Не выйдет!.. Не выйдет! – злобно приговаривал он. – Хватит того, что отец на вас всю жизнь батрачил!

Подоспевший Лазарев включил свет. На полу лежал Семка. Его давил коленом Антон. Неподалеку валялся финский нож.

– Берите, пока не придушил кулацкую гадину! Хотел электрические кабеля перерезать…

…Шли дни. По ночам небо стояло в зареве лесных пожаров. В открытые окна врывалась дымливая и какая-то вязкая весенняя теплота. Так же было и днем: жарко и душно.

«Среди соединений с замкнутой цепью углеродных атомов», – читал я, но меня отвлек от занятий говорок за окном. Подбежав к нему, я увидел Игоря и Милочку. Облокотившись на велосипеды, раскрасневшиеся и веселые, они держали в руках по огромной охапке багульника.

– Один из букетов – редактору школьной стенгазеты, – протянула мне цветы Мила. И тут же начала объяснять: – Сегодня мы с Игорем за физикой сидели, прямо обалдели – и вот решили прокатиться в лес… Погода такая чудесная! А тут… – Милочка рассмеялась, – физика!

– И химия, – вздохнул я.

– А вот тебе и физика и химия сразу, – сказал Игорь, – на заводе обнаружено нефтяное месторождение!

– Какое еще месторождение? – опешил я.

– Нефтяное, как в Баку, – серьезно подтвердила Милочка. – Если не веришь, спроси Вовкиного отца. Он и открыл это месторождение.

– Да как же это случилось? Ничего не понимаю!

– А вот слушай… Ты знаешь, что Вовкин отец работает на стройплощадке каменщиком? Это возле нефтяного склада, на пустыре, где мы зимой были. Помнишь? Так вот, недавно он обнаружил там масляное пятно. Пятно появилось как-то вдруг, и это его заинтересовало. На другой день пятно увеличилось. Тогда Вовкин отец принес лопату, выкопал маленькую ямку. И что ты думаешь?. В ней скопилась нефть.

– Нефть?

– Мы видели эту нефть сегодня у Вовки, отец в бутылке принес, – подтвердила Милочка. – Черная такая, маслянистая…

– Может быть, это с нефтяного склада? – допытывался я.

– Как же нефть попадет на пустырь? Трубопроводы ведь туда не проложены! – возразил Игорь.

– Загадка, действительно, – недоумевал я. – Да что у нас, в самом деле, Баку?

– Баку не Баку, а уже сегодня на том месте копают…

«Нефтяное месторождение на территории Сибирска! Предполагаются большие запасы нефти!» – услышал я наутро по школьному радио. Передачу эту организовал Игорь, который был еще не совсем в курсе дела, но все-таки было интересно… Чудеса, да и только! Однако находились и такие, которые даже не удивлялись этому. «Ведь есть нефть на Байкале, почему бы ей не быть в Сибирске? Это же рядом», – рассуждали они. «Интересно, что теперь будут делать с заводом – переносить на другое место? И когда начнется добыча нефти?» – гадали остальные.

После занятий мы всем классом отправились на пустырь, к нефтяному складу.

Там действительно была уже выкопана широкая яма. Возле нее толпился народ. Черные бока ямы лоснились на солнце. Пахло керосином. По дну ямы, утопая резиновыми сапогами в маслянистой луже, бродили рабочие. Одни из них прилаживали к насосу гофрированный шланг, другие прокладывали трубы по направлению к нефтяному складу.

– Сейчас я приведу своего батьку. Он растолкует, что к чему, – объявил Вовка и скрылся в толпе.

Через несколько минут он вернулся с пожилым мужчиной в брезентовом фартуке.

– Так что же, – сказал Рябинин, – интересуетесь нефтяным месторождением?

– Очень! – воскликнула Милочка.

– Так вот, – Рябинин вытер о фартук руки, – никакого месторождения нет.

– Как нет? – зашумели ребята.

– А так вот и нет, – подтвердил каменщик. – Видите вон те дыры, что с обеих сторон ямы? Это срезы подземного кювета, канавы такой, словом. Оттуда и пришла нефть.

– А как же она попала в эту подземную канаву?

– В том и загвоздка. Кювет тянется с нефтяного склада через весь завод к реке, – неторопливо начал рассказывать Вовкин отец. – Когда-то по нему стекали ливневые воды, потом кювет обвалился, его забросили и построили новый, бетонный. Но в одном месте старый кювет пересекается с нефтепроводом от цистерны. Кто-то, как видно, заранее разъединил там трубы. А потом, зимой, открыл на цистерне вентиль, и нефть потекла под землю. Разлилась она по всему кювету, он же длинный… А весной, когда земля оттаяла, нефть проступила наружу.

– Вот тебе и ответ на вопрос, куда исчезла нефть из цистерн, – нахмурился стоявший рядом со мной Филипп. – Не зря гремела проволока на заборе в ту ночь. Эх, понастойчивей бы нам да порешительней тогда действовать!

– Что же, теперь эту нефть выкачают из кювета? – спросила Тоня.

– Готовят насос, да где уж! В землю впиталась. Главное и не в нефти. Бойко завод сжечь замахивался.

– Бойко? – раздались со всех сторон встревоженные голоса.

– Ну да, бывший главный энергетик, – сердито сплюнул Рябинин-отец. – Хотел он этот кювет подпалить, а тогда сами знаете, куда бы пламя пошагало… Сначала бандитские налеты на склад делали, а потом решили тихой сапой. Арестован Бойко-то, как ни скрывался, нашли. Да и подручных его тоже, которых он обманом к себе завлек, отыскали. Один из них, Антон, – может, слышали? – помог разоблачить шайку. Прозрел человек!

Я оглянулся, отыскивая глазами Ольгу, и вспомнил: уже второй день, как ее опять не было в школе. Почему?

Глава двадцать четвертая

СЧАСТЛИВОГО ПУТИ!

Выпускные экзамены начинались сочинением по литературе. Начинать всегда тяжело, поэтому добрая половина волнений и переживаний за все экзамены была именно перед письменной.

Утром, перед тем как зайти в класс, я встретился с Максимом Петровичем.

– Волнуешься?

– Волнуюсь, – признался я.

– Я, представь, тоже. Но это, кажется, в порядке вещей. А вот каково тем, кто не пришел сегодня на экзамен?

– Вы об Ольге Минской?

– Да. Такая способная ученица!

– Она болеет, потому и не пришла, – торопливо объяснил я.

– Ты думаешь, только в этом дело? – Учитель задержал на мне внимательный взгляд.

– Тоня Кочкина заходила к ней на днях.

– И что же? Ольга ведь решила бросить школу. Тебе, это известно?

Я стоял перед Максимом Петровичем, не совсем понимая его слова.

«Бросить школу…» Представилась пустынная квартира Ольги и она одна с больной матерью. Как ей, должно быть, сейчас тяжело!

Звонок прервал мои мысли. Вместе с другими учениками я вошел в класс. Еще накануне заботливые руки девушек придали ему особенно уютный вид. На окнах стояли цветы. Между столиками протянулись ковровые дорожки. На столе экзаменационной комиссии, покрытом сукном, стояли букеты сирени. Мы тихо расселись по местам, с волнением ожидая, когда откроется дверь. И вот наконец в класс вошли члены комиссии…

Максим Петрович поздравил нас с началом экзаменов, подошел к классной доске и торжественно снял лист бумаги, которым были прикрыты названия тем сочинений.

«Труд – дело чести, доблести и геройства», «Творчество великого русского поэта А. С. Пушкина», «Отечество, каким я представляю его через двадцать пять лет».

Какой будет наша страна через четверть века? Ведь это же очень интересно… А что, если взять да и написать мне об этом? Я увидел свою Отчизну в ярком убранстве садов… Я, точно наяву, шел по живописному берегу Байкала и видел огни Ангарской гидроэлектростанции. «Мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы…» Я стал писать.

«Счастье человека в пользе, приносимой обществу. Нам открыты все дороги…» Это все верно, очень верно, но ведь это лишь общие фразы, восторги. А наше место в жизни? И готовы ли мы к борьбе? Вот Ольга… Она же не сдает экзаменов. Кем хочет стать Чаркина? Я задумался, перечитал написанное, и оно мне не понравилось. Нет, не такого слащавого рассказа ждут от выпускника десятого класса. Жизнь – это борьба. И то, что совершится в предстоящие годы, будет завоевано упорным трудом, а может быть, и кровью. И мы, выпускники школы, должны стать беззаветными участниками этой большой борьбы. Я заново начал писать…

Свою работу я сдал одним из последних и, когда вышел в коридор, услышал голос Фили:

– Лешка! Ты слышал, что наделала наша Милочка?

– Смешное что-нибудь…

– Да нет, наоборот! Она, понимаешь ли, ходила проведать Ольгу!

– Ну и что тут особенного? Минская болеет. Почему бы не сходить.

– Как что! Разве ты забыл, как пренебрежительно относилась к ней Ольга? А Мила сумела побороть в себе обиду и пошла к ней. Ты почитай, что пишет Ольга всему классу. Ты почитай!

Я развернул протянутый мне вчетверо сложенный листок.

«Милые, дорогие ребята! – Ольга писала крупным нервным почерком. – От всей души спасибо вам. Только теперь я поняла цену вашей суровой и честной дружбы. Вы требовали от меня жить с коллективом, а я сторонилась вас. Помните, даже отказалась помочь в трудную минуту Милочке. А вот сейчас, когда стало мне трудно, она, оскорбленная, униженная мною, пришла. Она долго сидела у моей постели и говорила… Говорила так тепло, сердечно… Вот пишу и плачу и не могу собраться с мыслями. Почему я была так далека от вас? Конечно, тут были и другие причины. Жизнь моя сложилась не сладко. Вы, может быть, уже слышали, что мне пришлось разоблачить своего отчима. Узнав, что он скрывается на квартире своего друга по гимназии Ковборина, я сообщила об этом. Но ведь все это можно было сделать гораздо раньше, если бы я верила вам, своим товарищам. А я поступала, как мне вздумается, сожгла свой дневник, пыталась забыть все, что видела и слышала плохого, и даже разубеждала Алешу. Правда, все было так сложно, запутано, но почему я боялась заговорить с кем-то из вас? Мне представлялось – поднимется шум, разговоры, а я хотела жить спокойно, в стороне от всех бурь. Какая это ошибка! И когда в литейном цехе (помните, на экскурсии?) партизан Зотов обратил внимание на Бойко, заподозрив в нем кого-то, я уже не могла оставаться безразличной… Ольга.

P. S. Забыла написать самое главное! Мой отчим, имейте в виду, вовсе не Бойко, а поручик Кронбрут!»

Кронбрут? Командир карательного отряда? Это тот, который убил моего отца? Я долго не мог прийти в себя. Вот оно что! Вот какой выстрел дала наша пушка!

Шефы с завода преподнесли нам подарок: печатный номер «Ленинца». Школьную стенгазету, посвященную нашему выпуску, они издали как газету-многотиражку. «Ленинец» вышел перед самым торжественным собранием.

От него еще пахло типографской краской, когда, запыхавшийся, я вбежал в школу. Тоня встретила меня упреком:

– Где ты пропадал?

Я показал ей на пачку газет, торчавшую у меня под мышкой.

– Понимаешь, Тоня, их нужно срочно передать Максиму Петровичу.

– Он на сцене. Но через зал не пройти. Народу полным-полно! Беги с другой стороны коридора. – Кочка повела меня за руку.

На сцене, к моему удивлению, горела единственная лампочка. Пахло пихтой. Ребята гремели стульями, расставляя их для президиума.

– Почему здесь так темно? – спросил я суетившегося тут Вовку.

Челюскинец загадочно улыбнулся.

Я выглянул в зал. Недалеко от сцены сидели Павел, Зина, рядом с ними – Василий Лазарев. Доктор Кочкин что-то им рассказывал. Слушая его, Павел беспрестанно смеялся. Ведь сегодня он тоже был выпускником, только «домашним», как подшучивала Зина.

Чуть дальше сидели инженер Чернышев и Виталий Львович.

– Все готово! – Вовка поставил последний стул.

Мы пробежали с ним в зал. Люстра погасла. Медленно раздвинулся занавес. И в этот миг сцена вспыхнула яркими разноцветными огнями. Сразу видно, что над ее украшением потрудились десятки умелых рук. Длинный, покрытый красным бархатом стол обступали зеленые ели. Вершины их горели гирляндами малиновых, синих, голубых электрических огней. Слева от стола, обитая красным плюшем, возвышалась трибуна с гербом СССР. К ней из зала по ступенькам лестницы вела ковровая дорожка. Заиграл оркестр. За столом президиума разместились учителя, родители, шефы с завода, новый директор школы Максим Петрович Грачев. Он и сделал доклад о результатах учебного года.

– Партия направила школьную жизнь по новому пути, и мы будем твердо идти им… Отличное усвоение знаний… Сближение учебы с жизнью, с социалистическим производством!

Но вот Максим Петрович заговорил о нас, выпускниках, и голос его зазвучал как-то особенно проникновенно:

– Немногим более года назад наши сегодняшние выпускники загорелись мечтою ехать на Север – помочь челюскинцам. Благородная цель! Но ведь жизнь оказалась богатой и другими волнующими событиями. Они, эти события, врывались в стены школы каждодневно, ежечасно. И мечты наших друзей стали дерзновеннее, богаче. Первый выпуск десятого класса с честью оправдал надежды педагогического коллектива!

Слушая Максима Петровича, я смотрел на него и думал: чем заслужил такую привязанность ребят и особенно нас, десятиклассников, этот строгий и очень простой с виду человек?

Что-то говорили Тоня, Филя. Я плохо слышал… Дарили цветы учителям. Но вот из зала по ковровой дорожке на сцену вбежал ученик в пионерском костюме. Это был Петя Романюк. Подражая взрослым, он решил говорить с трибуны и, став за нею, исчез с головой.

В зале засмеялись.

– Петя, ты лучше выйди на середину сцены, – сказал Максим Петрович.

– Мне учительница с трибуны велела говорить. Только там табуретку не поставили.

– Вот, видишь, как, – посочувствовал Грачев. Опять все засмеялись.

Романюк-младший вдохнул побольше воздуха и громким голосом произнес свою заученную речь:

– Дорогие выпускники! Мы – младшая ваша смена. Мы желаем вам счастливого пути! Мы обещаем вам, что будем учиться так же хорошо, как вы, и даже еще лучше!

Выступающих оказалось много – педагоги, родители, шефы с завода.

Потом начался бал-маскарад.

Я ходил и не узнавал своих друзей: все были в масках. Вовка переоделся Хлестаковым. Игорь изображал надменного Онегина, Милочка – кокетливую барышню-крестьянку. Грянул оркестр. Замелькали костюмы, улыбки, взлетал серпантин.

– Скучать изволите, барин? – раздался за моей спиной голосок Милочки.

Я обернулся.

– А вы что, грибы изволите собирать, барышня-крестьянка?

Милочка рассмеялась:

– Давай, Леша, по-современному. Ты почему не танцуешь?

– Да вот куда-то исчезла Кочка, – сказал я растерянно.