Текст книги "Когда нам семнадцать"
Автор книги: Виктор Александровский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)
– Ну еще! Далеко! И некогда мне.
– Слазь, говорю!
Петя спрыгнул с сарая.
– Ближний покажу, а дальний нет, – сказал он.
– Начнем с ближнего, – согласился Романюк-старший.
Напялив поглубже картуз, Петька командирски махнул рукой, и мы вышли на пустырь.
Солнце припекало. Ветер стих. Из кустов багульника пахнуло жарким смолистым ароматом. Вскоре извилистая тропинка привела нас к обрывистому краю заброшенной каменоломни. Петька, сняв картуз, показал вниз:
– Вон торчит железина, видите?
– Чугунная?
– А кто ее знает… Железина!
– И все? – разочарованно спросил Игорь.
– Чего еще вам надо?
– Маловато, – заметил Филя. – Ты же говорил, что железа видимо-невидимо.
– То не здесь, то за горой, – деловито пояснил Петька. – А думаете, эта железина махонькая? Ребята говорят, она из самого центра земли тянется.
– Вот это железина! – серьезно сказала Тоня. – Заводу на сто лет хватит!
Держась за руки, мы стали спускаться с кручи. Под ногами осыпалась земля, падали камни. В одном месте спугнули серо-зеленую змейку, и наш храбрый артиллерист, присмирев, долго поглядывал в сторону, куда она скрылась. Наконец достигли дна каменоломни, заваленного щебнем и глиной, заросшего бурьяном. Несло сыростью, где-то невдалеке журчал ручей… Прямо перед нами торчала из земли Петькина железина. То был обычный рельс, поржавевший от времени.
– Зачем нам эта штуковина? – разочарованно протянул Игорь. – Она стальная, а сталь в вагранку не идет. И возни сколько: откапывать да выволакивать наверх.
Я вспомнил, что на заводе будет пущена электрическая печь для плавки стали. В конце концов пригодится и рельс.
– Когда-то это еще будет… Да и чем копать? Ни лопат, ни кайл.
– Ерунда! – выкрикнул Петька. Глаза его хитровато блеснули из-под козырька фуражки. – Я с ребятами давно думал откопать эту железину. Инструмент у нас заготовлен! – Он побежал к темневшей невдалеке пещере и вскоре притащил кайло с лопатой. – Бежим, там еще есть! – позвал он Тоню.
Игорь, нехотя взявшись за кайло, стал долбить каменистую землю. Я отбрасывал лопатой сырые комки. Тоня с Филей работали ломами. Время шло, а яма углублялась медленно, каждый сантиметр давался нам с трудом. Игорь вскоре выдохся и, присев на бугор, стал смахивать рукавом пот со лба. Петька, поковыряв немного лопатой, тоже устал и побежал к ручью умываться.
«Стоит ли в самом деле из-за какого-то куска стали терять чуть ли не целый день? – подумал я. – Не проще ли пойти в другое место?»
Вдруг мое кайло стало при ударе отскакивать. Я нагнулся, но, кроме рельса, ничего не обнаружил. Тотчас же что-то звякнуло под ломом у Фили.
– Смотрите! – воскликнула Тоня и разгребла руками землю.
Откопанный конец рельса оказался скрепленным с железной рамой. Торчали проржавевшие заклепки, обод деревянного колеса… Дальше снова шел грунт.
Вскоре на дне ямы показался угол какой-то замысловатой части.
– Ей-ей, «ископаемое», да еще чугунное! – определил Игорь.
– Скорее, скорее! – торопил Петька. – Дайте я сам! Говорю – из центра земли!
– Не вертись под ногами! – отгонял его Филя.
– Я нашел, понятно? Все равно я нашел!
Филя, запустив под «ископаемое» лом, приподнял его и, косясь через очки, стал не торопясь разглядывать.
– Чугунное… Длинное… Пустотелое… Что же это может быть?
– Разве ты не видишь? – закричал изумленный Игорь. – Пушка! Пушка петровских времен!
Перед нами лежал ствол небольшой примитивной пушечки. Толстыми обручами ствол был скреплен с лафетом, сделанным из старых рельсов.
Пушка! Это открытие поразило нас. Чья она? Как здесь очутилась?
– Отдайте пушку! – захныкал Петька. – Знаете, как она мне нужна…
– Отстань ты! – пригрозил Филя.
Но это не помогло. Заметив, что мы поглядываем вверх на край обрыва, Петька снова захныкал:
– Ничего, что высоко! Я соберу ребят, вытащим!
Тоня притянула к себе Петьку, погладила его по вихрастой голове:
– Погоди! Мы после решим, кому отдать находку. А пока вот что, Петя. Дело есть. Ты знаешь, где наша школа?
– Еще бы! Я осенью поступаю в первый класс.
– Тогда вот что. Ты же артиллерист, человек военный, выполняй приказ: беги сейчас в школу и скажи завхозу, что мы пушку нашли. Пусть немедленно грузовик присылает с людьми и веревки. Понял?
Петька недоверчиво посмотрел на Тоню, напялил на уши картуз и скрылся в бурьяне.
Глава шестая
ОТКРЫТИЕ ТОНИ КОЧКИНОЙ
На школьный двор пушка была доставлена поздно вечером. Деревянные колеса пушки совсем развалились, и ее примостили у яблони под окнами нашего класса. В тусклом электрическом свете, падавшем из окон школы, она казалась еще более древней и загадочной.
Мы устали, проголодались, но расходиться по домам не хотелось. Петька, увивавшийся за нами целый день, оказался хорошим помощником. Он то исчезал, то появлялся снова, с военной точностью выполняя все наши поручения. Нам опять понадобились лопаты, потом обтирочные «концы». Потом Петька притащил из дому огромную кастрюлю горячих щей.
Поужинав, мы снова принялись за работу. Филя взялся чинить колеса, мы с Тоней соскребали лопатами грязь с лафета, а Игорь обтирал тряпкой ствол.
– Похоже, что пушка петровская, – настаивал Игорь. – Я помню по картинке. А может, ее еще Ермак привез, когда Сибирь покорял? Я такую пушку видел в Москве, в Историческом музее.
– Лафет-то у нашей пушки из рельсов, – заметила Тоня. – А разве при Ермаке или даже при Петре железные дороги были? Истории, Игорек, не знаешь…
– Ну и что? – возразил Игорь. – Лафет-то могли и потом приделать, верно ведь?
– Нет, – ответила Тоня, – не то, не то! – Она уже, наверно, в пятый раз обходила пушку кругом. – Партизанская это пушка, – внезапно сказала она. – Читала я, что у партизан были свои самодельные пушки.
– Где же партизаны их отливали? В тайге, что ли? – попробовал сострить Игорь.
– Вот и давайте выяснять где, – спокойно ответила Тоня.
…На другой день спозаранок мы снова были у пушки – продолжали счищать с нее грязь, ржавчину, скребли железо изо всех сил…
Возле пушки сгрудились ребята. Некоторые даже забрались на яблоню и глазели на пушку сверху.
Подошел и Вовка Челюскинец.
– Разве так грязь счищают? – с видом знатока сказал он.
– А как?
– Водой надо. Эх, вы!..
По всему было заметно – ему неловко и обидно, что не пошел вчера с нами. Он постоял с минуту, потом исчез и появился со старым пожарным шлангом. Размотав шланг, деловито посапывая, стал прикручивать резиновый рукав к торчавшей поблизости водопроводной трубе.
– Помочь ему, что ли?
Но Романюк придержал меня за плечо:
– Не мешай. Совесть парня мучает…
Наконец шланг был подключен к крану. Вовка, взявшись за брандспойт, направил струю на пушку. Вместе с водяными брызгами полетели кусочки глины, песок, мелкие камешки.
Вмиг возле пушки никого не осталось.
Вдруг откуда-то со стороны подошли Маклаков и Чаркина. Маклаков – в новом синем костюме, Чаркина – в светлом нарядном платье.
– Вовочка, – с деланным изумлением произнесла Чаркина, – ты что, на войну собираешься?
– Что ты, Милочка! Это он из полярников, да и в дворники, – пробасил Маклаков. – Поздравляю!
И тут же струя воды окатила обоих с ног до головы. Милочка, подхватив края платья, бросилась наутек. Маклаков попытался спрятаться за яблоню. Однако и тут настигла его струя. Тогда мокрый, всклокоченный Недоросль с кулаками бросился на Вовку, вцепился в шланг. Они вырывали друг у друга брандспойт, и то один, то другой оказывались под струями воды. Все же Маклаков, более сильный, оттолкнул Вовку и завладел шлангом.
– А, вы все против одного! – С победоносным видом он вскочил на пушку, направляя струю из-под пальцев веером на ребят.
Но в этот же миг деревянное колесо пушки подломилось, и Недоросль плюхнулся в лужу возле яблони. Под общий хохот, отряхиваясь, он поплелся к школьным дверям.
– Ну погодите, пушкари! – погрозил он кулаком на ходу.
– Ха-ха! – понеслось ему вдогонку.
И когда, казалось, все уже улеглось, кто-то крикнул:
– Ковборин!.. Максим Петрович!
Максим Петрович почти бежал, а директор школы шел не спеша, отмеривал ровные длинные шаги, как всегда заложив руки назад. В отдалении шел Маклаков.
– Любопытная штучка! – сказал Максим Петрович, подойдя вплотную к пушке. – Из таких в гражданскую войну по белякам палили.
– Я же говорила! – воскликнула Тоня. – А можно про пушку точно узнать, кто ее сделал и какой части она была?
– Вероятно, – ответил Максим Петрович, поглядывая на подошедшего Ковборина. – В архиве, должно быть, сохранились документы, воспоминания.
– Очень может быть, – холодно откликнулся Ковборин. – Только школьникам это ни к чему.
Он стоял позади ребят и точно окаменел, глядя на пушку. Я незаметно придвинулся к нему. Впервые в жизни так близко и не через стекла пенсне я увидел его глаза. Округленные, немигающие, они смотрели безжизненно, дико – мне даже стало страшно. Что с ним?
– Владимир Александрович, – обратился к директору школы улыбающийся Грачев, – не кажется ли вам, что эта пушка может выстрелить?
– Что… что вы сказали? – очнулся Ковборин. – Что вы имеете в виду?
– Многое… Начиная с поисков в архивах, – все так же улыбался наш классный руководитель.
Ковборин, видимо, пришел в себя, поправил пенсне.
– Вам мало недавних дурацких споров, лыжных дуэлей и попыток бежать на Чукотку? Учащийся должен учиться! Завхоз! – крикнул он в сторону школьного гаража. – Убрать на свалку!
Я посмотрел на изменившиеся лица Тони, Игоря, Фили…
Что же делать?
Не знаю, как мне пришла в голову эта счастливая мысль.
– Поручите вывезти пушку мне, – лихо, почти весело сказал я.
Ребята переглянулись.
– Вам? – недоверчиво спросил Ковборин, и я вдруг подумал: «Сейчас латынью обзовет!» – Ну что же, юноша, – усмехнулся Ковборин, – пожалуй, это вам по силам. – Он круто повернулся и пошел к школе.
Что-то обидное скрывалось за последними словами Ковборина, но мне в ту минуту было не до обид.
– Ребята, приходите вечером, поможете! – громко обратился я к товарищам.
– Что ты задумал? – спросила Тоня, когда мы гурьбой пошли в класс.
– Увидишь.
– Улыбнулась пушечка-то! – подмигнул нам Маклаков.
Никто не отозвался на эти слова.
В большую перемену я побежал на завод к Павлу.
Ровно в девять часов вечера за дощатым забором школьного двора раздался протяжный и сиплый гудок грузовика. Филя и Тоня открыли ворота. Сверкнули фары, шум мотора стал яснее и громче.
– Сюда, сюда подкатывай! – крикнул я.
Грузовик подошел вплотную к яблоне, где стояла наша пушка. Щелкнула дверца кабины, и из нее выпрыгнул Василий Лазарев. У меня отлегло от сердца. Все шло так, как задумано.
– Откуда вы? – осведомился у Лазарева Ковборин. Он вышел на шум из своей квартиры при школе.
– С завода. Тут у вас металлолом, говорят, есть.
– Есть, есть, молодой человек!
Вежливо и деловито попросив у Ковборина веревку и доски, Лазарев стал командовать погрузкой. Мы с трудом затащили пушку на площадку грузовика.
– Вася, – приставал к Лазареву-старшему Лазарев-младший, – верно, на переплавку?
– Отстань! – тихонько отозвался Василий.
Пушка наконец была погружена. Филя, я и Вовка прыгнули в кузов. Василий сел рядом с шофером, и грузовик, обдав ребят бензинным перегаром, двинулся к воротам.
– Налево, налево сворачивай! – начальнически крикнул Ковборин.
– Можно и налево, – хитровато отозвался Василий.
Грузовик быстро помчался, петляя по темным улочкам города.
Шли дни. Уже давно над городом пролетели караваны гусей, отгремели далекие охотничьи залпы, и моя длинноствольная бердана снова покоилась за шкафом. В раскрытые настежь окна вползала густая летняя теплынь. Кружа голову, она тянула в поле, на реку…
– Ты, парень, поменьше бы в окошко заглядывал, – покрикивала на меня Зина. – Испытания ведь… За девятый класс.
А я, сидя над учебниками, не в силах был отогнать назойливые думы.
К чувству тревоги – как-то пройдут экзамены! – примешивалось какое-то смутное, безотчетное беспокойство. Наконец я понял из-за чего. Пушка! Спрятав ее, мы как бы бросили негласный вызов директору.
По ночам, когда небо тревожилось заревом лесных пожаров и в окно влетал тягучий запах гари, воображение рисовало самые невероятные картины. Вот о нашей проделке узнает Ковборин и сообщает в уголовный розыск. «Зачем спрятали пушку?» – спросят…
Однажды, когда я чуть не в десятый раз представил себе эту картину, Павел как бы невзначай спросил меня:
– Слышал я, будто ваш Маклаков в гараж ходил.
– В какой гараж?
– Да в наш, заводской. Искал того шофера, что пушку вашу отвозил… К чему бы это?
Вот, вот, начинается…
Чего добивался Маклаков, сказать трудно. Последнее время он неожиданно подобрел и даже разговаривал с Вовкой. Разнюхал? Разузнал про нашу тайну? Может быть, пушки в том месте уже и нет?
Всю ночь я не мог заснуть. Как только пропели петухи и рассвело, я вышел из дому. Утренний холодок бодрил, я ускорил шаг.
Вот знакомая улочка, погруженная в сонливую тишину. В разрыве между домишками – длинный забор, в нем – меченая доска. Стоит ее отвернуть – и открывается нутро сарая, примыкающего вплотную к забору.
Метку на заборе я нашел без труда, огляделся, прилег. Все, кажется, шло, как и в те разы, когда подходила моя очередь проведывать пушку. Я взялся за нижний конец доски, потянул на себя, и вдруг в сарае послышались шорохи. Меня бросило в жар: «Кто-то есть!» Затаив дыхание, я прислушался… На другой стороне улицы по-утреннему задорно пропел петух… Золотистый луч солнца коснулся столбика забора. «Не век же лежать тут», – решил я и снова потянул доску. Зашуршала бумага, в которую была упрятала пушка, но тут же все стихло. Я вгляделся в открывшуюся мне темноту сарая. Вот вырисовывается краешек брезента, которым мы прикрыли лафет. Брезент на том же месте, значит, и пушка должна быть здесь. Но что это? Я всмотрелся пристальней и среди вороха старых вещей, принесенных в сарай с клубной сцены для маскировки пушки, увидел неподвижный человеческий силуэт. Я окаменел, как и тот неизвестный… Когда прошел шум в ушах и я овладел собой, опустил конец доски и поднялся. Надо было немедленно предупредить ребят.
В доме Русановых еще спали. Однако на мой стук из приоткрытой двери показалась седенькая бородка Виталия Львовича, отца Игоря. У профессора было твердое правило вставать рано поутру. Оказалось, что Игорь тоже давно уже встал и ушел испытывать свои водяные лыжи на ангарскую протоку. «Нашел время для опытов!» – подосадовал я и, не теряя времени, отправился на реку.
Мне по-прежнему не верилось, что из сумасбродной затеи Игоря может получиться толк. Однако то, что я увидел, отвлекло меня на короткое время от неприятных мыслей. Игорь проводил свои «опыты» в мелкой и тихой заводи Ангары. Стоя на длинных коробчатых поплавках, окрашенных в зеленоватый цвет, он пытался раскатиться по воде. Но получалось у него это плохо. Лыжи, напоминающие обрубки шпал, подвертывались или расходились в стороны, и изобретателю приходилось принимать самые невообразимые позы, чтобы как-то сохранить равновесие.
Увидев меня, Игорь хотел было сделать молодцеватый шаг, но чуть не нырнул в воду.
– Ну как? – спросил он, приставая к берегу. Лицо его горело – от возбуждения и от затраченных усилий.
– Молодец! – ответил я, придерживая Игоря за руку. – Только ты быстрее, дело есть…
Но Игорь не слушал меня. Отстегивая на ногах ремешки, он не переставал говорить о лыжах.
– Суть в том, Лешка, чтобы на таких лыжах можно было действительно ходить по воде. – Он, не торопясь, вытер лицо платком, потом прыгнул на берег, не обращая никакого внимания на мое нетерпение. – Захотел путешествовать по Байкалу, надел лыжи и шагай!
– У меня же к тебе спешное дело, – уже сердясь, снова начал я.
– Погоди, Лешка!.. И еще хорошо, что я испытываю лыжи утром, никто не видит.
– Черт бы побрал тебя и твои лыжи! – заорал я. – Наша пушка в опасности! – И я сбивчиво, торопливо рассказал о том, что видел в сарае.
– Шорохи были сильные? – спросил Игорь, присаживаясь на кончик лыжи.
– Подходящие.
– А визг?
– Какой визг?
– Ну, крысиный, – пояснил он, счищая щепочкой с брюк пятна зеленой краски.
– Ты обалдел от своих лыж или смеешься? Я же говорю, что там был человек. Понимаешь, человек! Все пропало!
– Человек? – Игорь почему-то ухмыльнулся. – Он справа стоял или с другой стороны, твой человек?
– Справа.
– И смотрел прямо на тебя?
– Прямо.
– И на меня так же смотрел, – не проявляя никакого беспокойства, сказал Игорь. – Это Аполлон Бельведерский с отломанным носом. Его выбросили из клуба, а я подобрал и перетащил в сарай… Вроде пугала для таких, как ты.
– Что? – упавшим голосом спросил я. – Ну да…
– Вот те «ну да»!
– А шорохи?
– Шорохи крысиные. Тоже лично установил. Во время дежурства. А вообще, сказал бы я тебе и Кочке…
– Что сказал бы? – насторожился я.
– С ума вы сошли с этой пушкой! Кочка всю пыль из папок в архиве вытрясла. Максим Петрович, наверно, ради шутки помянул этот архив, а она всерьез взялась.
– Ну и что же, правильно! Ведь партизанская пушка.
– А Ковборин что сказал, слышал? Нет уж, лучше я своими лыжами буду заниматься – дело верное.
– А с пушкой как же?
– Ее на переплав, в вагранку. И хватит в детские игры играть.
– Ты… ты предатель! – сказал я и пошел прочь.
Обернувшись назад, я увидел, как Игорь, подхватив под руки лыжи, торопливо поволок их по гальке, стараясь догнать меня. А я шел и злился: на Игоря, на себя, на Аполлона Бельведерского с отбитым носом…
До косогора дошли молча. Тропинка повела вверх. И тут почти над головой раздался знакомый радостный голос:
– А-ле-ша! И-горь!
Тоня стояла на краю косогора и махала нам какой-то папкой.
– Ой, молодцы-то вы какие, что я вас нашла! – Тоня, выбежав вперед, заторопила: – Поднимайтесь быстрее!
Мы вскарабкались наверх. Кочка уселась на лыжину.
– Глядите! – раскрыла она папку.
Перед нами лежало два листка бумаги. На первом из них был нарисован круг с условно обозначенными деревьями, в центре – кружочек с черточкой, а пониже кружка стояла надпись: «Наводчик Степан Зотов». Второй листок был копией какого-то документа.
– Читай, читай! – уставилась на меня горящими глазами Тоня.
Я взял листок. Документ был короткий, всего из нескольких фраз. «Удостоверение. Настоящее выдано Степану Ивановичу Зотову из поселка Удыль. Товарищ Зотов избран делегатом на партизанский слет». Тоня скопировала неразборчивую подпись и дату: «1925 год». Сбоку приписка: «Зотов на слет не явился по причине безнадежного заболевания. Сдано в архив».
Перечитав еще раз удостоверение с припиской, я перевел взгляд на первый листок.
– Не понимаешь? – спросила Тоня. – Это тоже копия с какой-то военной карты. Меня привлекла фамилия наводчика и условный кружок с черточкой.
– Пушка?
Игорь взял листок у меня из рук.
– Да, так обозначают пушки.
– Ну вот, – обрадовалась Тоня. – А фамилия в документах одна: «Зотов». Вот мне и пришла в голову мысль: «Не из нашей ли пушки стрелял этот Зотов?»
– Гениально! – усмехнулся Игорь. – А может, Ковборин?
– Да не паясничай, ты! Честное слово, тут есть какая-то связь. – Тоня прижала к груди листки и задумалась. – Карта, с которой я рисовала этот круг, была очень старая, затертая. Но мне показалось, что это… что это район каменоломни. Вот посмотрите. Я выпросила на часок.
Склонившись над картой, мы стали внимательно вглядываться в еле заметные извилины речушек, очертания гор, но ничего понять не могли. Даже надпись на ней, истрепанной, выцветшей от времени карте – и та была неясной. «Полковая карта» – только-то и значилось вверху справа.
В одном из своих карманов Игорь, ко всеобщей нашей радости, обнаружил лупу. Но и лупа не помогла. Четко выделялся нажим цветного карандаша, обозначивший позицию пушки, но что это был за район, яснее не стало.
– Да, на каменоломню не похоже, – почесал затылок Игорь и сочувственно взглянул на Кочку.
Она молчала, теребя тонкими пальцами краешек карты.
– А ну пошли к нашей пушке! – предложил я.
Мы шли, и все трое, задумавшись, молчали.
Да, со времени того партизанского слета прошло почти десять лет. Зотов, по свидетельству надписи на документе, еще тогда был «безнадежно болен», и не зря его удостоверение сдали в архив…
Вот и знакомая улочка, погруженная в сонливую тишину. Длинный забор, в нем – меченая доска. Вот и полуразрушенный сарай, и в нем под ворохом бумаги и брезентом – наша пушка. Мы пролезли в сарай и сели рядом с ней.
– Где все же этот поселок Удыль? – спросила вдруг Тоня, снова разворачивая карту.
– Удыль? – переспросил Игорь. – На восточном побережье Байкала.
По Тониному лицу пробежала озорная улыбка. Она вынула из кармашка своей клетчатой блузки карандаш, коснулась кончиком карандаша карты – названия «Сибирск» и медленно повела отточенное острие вверх по Ангаре. Дойдя до истока реки, карандаш прошел влево по побережью, задержался на какой-то миг и быстро пересек озеро.
– Как видите, выход есть!
– Отправиться в гости к Зотову? – уже что-то прикидывая в уме, спросил Игорь.
– Но ведь его, может, и в живых нет? – заметил я.
– Есть, возможно, родственники, знакомые. Ребята! – волнуясь, сказала Тоня. – Сдадим экзамены и едем! В поход по следам истории. А командиром – Максима Петровича!
– Что ж, – согласился Игорь, – в поход так в поход! Я не зря лыжи насаливал… На Байкале их проверю!
Глава седьмая
«ПРОСПРЯГАЙТЕ ГЛАГОЛ «ФАРЕН»
Заботы о пушке и предстоящем путешествии за Байкал не покидали нас ни на один день.
– Подумаешь, переводные испытания! Сдадим! – бодро твердил Вовка. – Узнав о походе на лодке, он тут же согласился ехать, даже не моргнул глазом.
– Ты же в экспедицию собирался… На Север! – добродушно корил его Филя.
– Хо-хо! – Вовка сунул руки в карманы брюк. – Вспомнила бабушка девичий век! Уж неделя, как мне пришла резолюция. Отказали за малолетством.
Разговор этот шел вечером на лавочке возле дома Романюков. Посматривая в сторону каменоломни, Игорь удивлялся:
– Смотри, как заварилось! Начали с чугунного лома, а поплывем на Байкал.
– Так уж и поплыли! – грустно-насмешливо заметила Тоня. – Ты же, например, насчет лодки совершенно не беспокоишься…
Да, лодка – главная наша забота. Покупать новую дорого, да и нет денег. Недавно мы решили просить о помощи отца Игоря профессора-зверовода. У него на Байкале, на Мысовой, в клетках соболи. Туда он выезжает каждое лето на моторной лодке. Почему бы ему не взять с собой нас?
– Ну, чего молчишь? – затеребила Игоря Тоня. – С отцом говорил?
– Да ладно тебе! Говорю, лодка будет, – почти рассердился Игорь. – Дайте только экзамены сдать. Эх, скорее бы лето!
И вот почти промелькнули эти дни. Позади математика, литература, химия… Остался последний…
Преподавательница немецкого языка Мария Павловна сегодня наряднее, чем обычно, и очень довольная.
– Зер гут, зер гут, геноссен! – похваливает она Ольгу Минскую, Тоню, Филю…
С Вовкой же получился конфуз – схватил «удочку». Челюскинец, не смущаясь, признался, что он был занят подготовкой к походу на Байкал. Игорь только что получил «отлично» и не мог уже сидеть спокойно.
– Отец моторку дает. Ясно? – зашептал он мне на ухо. – Но, понимаешь, крупная неприятность… Ковборин запретил Максиму Петровичу ехать с нами.
– Ковборин узнал о пушке? – заволновался я.
– Да нет! Тогда бы нам совсем крышка. Просто запретил ехать в поход, а Максим Петрович сказал, что он все равно поедет. В учительской кру-упный разговор вышел!
– Вот так дело! – Я даже забыл, что меня вот-вот может вызвать Мария Павловна.
– Это еще не все, – шептал Игорь. – Максим Петрович сможет поехать только в июле, у него же государственные экзамены за институт… А отец едет раньше…
– Вот черт!
Мария Павловна взглянула на нас, нахмурила брови:
– Чаркина!
Мила быстро поднялась, по привычке прихорашиваясь.
– Прочтите вслух и переведите отрывок «Айнзаме киндер».
Игорь замолчал. Он настороженно следил за Чаркиной. Она, бледная, быстро листала страницы учебника и одновременно едва слышно шептала что-то Ольге Минской. Но та сидела, как каменная.
– Ин ден штрассе фон Парис конте ман офт айнен кляйнен юнген… – читала по складам Чаркина и все время косилась на Ольгу.
Лицо у Ольги пошло пятнами, но она не шевельнулась. Тогда Мила не нашла ничего иного, как пойти на рискованный, но единственно возможный в ее положении выход. Через три парты за нею сидел Филя. Филя уже безусловно знал перевод, но, как было всем известно, не выносил шпаргалок. Бросив на Романюка умоляющий взгляд, Мила быстро написала что-то на клочке бумаги и, ухитрившись привязать бумажку к нитке, ловко подкинула к ногам Романюка – и все это время продолжала читать.
Но «неподкупный» остался верен себе. Он с равнодушным видом поднял записку и, прочитав, тут же порвал ее.
– Вот черт очкастый! – возмущенно заерзал Игорь. – Ортодокс! Человек засыпается, а у него и сердце не дрожит!
Игорь с необыкновенной быстротой вынул из кармана авторучку, написал на листочке перевод, подтянул ногой нитку и, привязав к ней свернутую в трубочку шпаргалку, бросил на пол.
И тут началась потеха… Из узкого прохода между партами послышался непривычный шелест – это Мила левой рукой с воровским видом тянула на ниточке бумажку. Класс затаил дыхание.
Между тем непривычная тишина и подозрительный звук заставили Марию Павловну насторожиться. Не сходя со своего стула, она внимательно огляделась, как бы спрашивая себя, что случилось, и вдруг увидела… Между партами что-то ползло!
Щуря близорукие глаза, Мария Павловна с любопытством уставилась на белый комочек. Она не успела понять, в чем дело, как в классе раздался оглушительный крик Вовки: «Брысь, противная!» – и белый комочек мгновенно исчез. В классе поднялся смех. Когда шум утих, Вовка объяснил учительнице:
– Это, геноссин лерерин, крыса-альбинос. Повыпускали их юннаты, они теперь и бегают.
– Альбинос? Крыса? – переспросила растерянно Мария Павловна. – Знаю, знаю, по-немецки «альбине ратте». – Поправив свою прическу, она снова засияла улыбкой и стала слушать бойкий ответ ученицы.
Предложив Миле еще два-три нетрудных вопроса, учительница сказала: «Генуг, довольно», – и вывела отметку.
Сидящий за первым столиком Вовка провел рукой по волосам, показывая четыре растопыренных пальца. Это означало, что за ответ Чаркиной поставлено «хорошо». Улыбающаяся Мила посылала благодарные взгляды Игорю.
Последним вызвали Андрея Маклакова. Он заглядывал в учебник и судорожно выдавливал из себя каждое слово.
– Геноссе Маклаков! Вы читаете, как ученик первого класса!
– А я всегда так читаю, – невозмутимо отвечал Недоросль.
– Но это же зер шлехт! Очень плохо.
– Что поделаешь, как могу!
– Ну хорошо, хорошо! – поморщилась Мария Павловна. – Назовите предлоги, управляющие аккузативом и дативом, то есть винительным и дательным падежами.
Маклаков замялся.
– Цвишен, цвишен! Унтер! – раздалось позади Маклакова.
Беспомощно ловя руками воздух, Андрей покорно повторил:
– Цвишен… Унтер…
– Ну, а еще какие? – не отступала Мария Павловна.
– Фор! Фор!.. – несся шепот.
– Фор! – тяжело выдохнул Маклаков.
– А еще? – тянула учительница. – Отвечайте смелее!
– Небен, небен! – нарастал шепот, в котором трудно было что-нибудь разобрать.
– Ну, пожалуйста! – просила Мария Павловна.
– Небен, небен! – старалась Милочка.
– Ой, что же это у нас творится! – посмотрел на меня Игорь. – А вдруг Ковборин зайдет? Помнишь, как тогда на собрании.
– Маклаков сам виноват!
– Леший с ним, лишь бы директор не нагрянул. Небен, небен, – громко зашептал Игорь.
Я потянул его за рукав:
– Знаешь что, помолчи! Милочке помогай сколько хочешь, но этому дубине…
Игорь вспыхнул:
– А ты знаешь, что Недоросль становится лучше? Ты заметил, как он последнее время ведет себя с нами? Исправляться стал парень!
– Сказанул…
– Небен, небен, чтоб тебя… – подключился Игорь к общему хору.
– Мебель! – решившись наконец, брякнул Маклаков.
– Вас ист дас? Что с вами? – развела руками Мария Павловна. – Да вы же ничего не знаете! Садитесь! Зер шлехт! – Взявшись за ручку, она стала выводить отметку.
Над головой Вовки промелькнули два пальца. Все умолкли.
– Что же это, Маклаков, – кивнула своей прической Мария Павловна, – неужели я вас ничему не научила? Как нехорошо!
– Он готовится в поход! – крикнула Чаркина. – На Байкал!
– На Байкал? Это правда, геноссе Маклаков? – удивилась Мария Павловна.
– Совершенно точно, – переступил с ноги на ногу Недоросль.
– Это, конечно, похвально. – Смущенная неожиданным оборотом дела, Мария Павловна растерянно поправила свою башню-прическу и тихо произнесла: – Маклаков! Проспрягайте глагол «фарен» – ехать.
Недоросль чуть не подпрыгнул от радости. К нашему удивлению, а может, и к собственному, он знал этот глагол! Рука учительницы снова потянулась к журналу, и над головой Вовки показалось три пальца.
Тут уж и Игорь с негодованием посмотрел на Недоросля. А я даже глядеть не мог, до того было противно.
– Эх ты, чем заработал отметку! – сказал я Маклакову, – когда после экзаменов мы выходили из класса.
– А что, разве я не еду? Я еду – я фарен! – развязно ответил Маклаков. – Попробуйте не взять.
– Вот тебе! – Игорь смастерил фигуру из трех пальцев. – Видел Байкал?
– Но-но, поосторожней! – ощерился вдруг Недоросль. – Вы ведь все в моих руках… Знаю, где пушечку-то храните!
Меня точно стукнули по голове.
– Что ты сказал?
– То, что ты слышал! Так что выбирайте одно из двух…
И Маклаков ужом проскользнул между нами и выскочил в коридор.
Глава восьмая
КУРС НА БАЙКАЛ
Хорошо на берегу Ангары в жаркий летний полдень! Гладь реки голубая, струистая. Если прищурить глаза и долго смотреть на поверхность воды, облитую солнцем, кажется, что над водой, повиснув в воздухе, кружится бесчисленное множество спиральных хрусталиков. Веет прохладой и каким-то особым ангарским ароматом, его не вдыхаешь, а словно пьешь…
Возле берега, где помельче, бродят мальчишки, засучив до коленок штаны. В руке у каждого самодельная острога – палка с прикрученной на конце столовой вилкой. Высмотрев в прозрачной воде крупный камень, рыболов осторожно переваливает его набок и вонзает вилку в широколобку, притаившуюся на дне. Широколобки – смешные коротенькие рыбешки с головами, как картофелина. Смешные и мальчишки – вихрастые, увлеченные охотой. Но в ангарской воде долго не пробудешь, босые ноги быстро коченеют, и поэтому мальчишки, бросая свои «остроги», с гиканьем кидаются в горячие кучи песка у подножия косогора и подолгу там барахтаются.
К речному аромату примешивается запах вара – где-то поблизости смолят лодки. Стремительно плывут вырвавшиеся из плотов одиночные бревна. Вдали за островами вьется черный дымок парохода.
Мы сидим с Тоней рядом у самого края воды. Она в летнем ситцевом платье, на плечах у нее голубая косынка. Тоня кусает кончик косынки и молчит. А я бросаю камни в плывущее мимо бревно. Тоня поворачивается ко мне и долго с укором смотрит?:
