Текст книги "Психология свободы"

Автор книги: Виктор Ткачёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

И нелишне для контекста добавить: сознание как некая ловкая самонадставившесть наша в мышлении как принципе. Только и всего! У человека хватает психосилы (и психоёмкости) однажды в онтогенезе этак надставиться, а затем непрерываемо в том удерживаться. У животного же не хватает.

6. В общем, ты есть некое активное начало, истекающее в процесс перестановок смыслов – как неких объектов. Где каждый удерживаемый смысл (ну, подразумеваемый смысл, как это обычно говорится) есть совокупность твоих статических моторных актов, весьма разноплановых. А упомянутые перестановки смыслов – тоже мотоакты, только динамические. Вся же означенная моторика и являет собой то, что в просторечьи называют мышлением.

У человека это моторика сугубо внутренняя. Ну, как минимум, внутрителесная. Плюс ещё и весьма специфичная – в той своей внутреннести. Чем и выделяется среди прочих внутренних.

Такая вот раскладка, что касается мышления. Это мы, фактически, описали «просто мышление». Мыслительность безотносительно к понятию сознательности. То есть, в обозначенном смысле мыслительность имеют даже животные – только что за счёт своих поведенческих актов в окружающей среде, а не свёрнуто, за счёт внутрителесных имитирующих актов, как то у человека. Промежуточный же случай – так называемое «ручное мышление» антропоморфных обезьян.

По среде себя – ради обмысливания чего-то в связи с нею – шимпанзе уже не гоняет, словно олень или собака. Поиск нужного ведёт ручными имитациями. То есть примеривается к среде жестами, понятными ей одной. Всё лучше, чем примериваться беготнёй по той среде, набивая шишки.

Но во всех трёх случаях – просто обмысливание. Мышленческий поиск в сознательности – нечто большее. На целую ступень. Как активное начало истекая в мыслительность, умудряешься в том истекании дополнительно организоваться, тем являя мыслительностью дополнительный «сервис» объектам её приложения. Ключевое для него понятие – возможность переориентации производящейся перестановки смысла. Ну, пересоотносимости  объектов окружения. С тем что возможность эта – заведомо для любого момента, да с правом переориентации до противоположного. До предела, то есть. До того, что дальше некуда.

В непрерывно-присутственность у себя такой возможности – вот во что дополнительно организуешься! В такое ментальное свойство! С ним автоматически оказываешься при статус-кво, что старая-то перестановка продолжается, но не по-старому, а в обросшести «шубой» конкурентных мотонамеченностей. Ну, зачатками конкурентных перестановок. Причём конкурентных – как вообщé других! Наличие таких «шуб» в «теле мышления» – характерный признак сознательного обмысливания.

То есть что? Как субъектность, значит, воплощаешь себя не в самóм текущем смыслопереборе, а в непрерывной возможности его – в его сути – повернуть. Возможности заворачивать им куда угодно. Что подразумевает заворот и самой заворачиваемости. Причём, заворот её тоже куда угодно! Ибо и она есть смыслоперебор, ежели брать по большому счёту. Только такая – непримитивная! – воплощаемость себя в мыслительности и оказывается у нас феноменом сознательности.

Или скажем несколько иначе. Как субъектность в текущем смыслопереборе воплощаешь себя не баллистически (типа ракеты, которой задали траекторию, и она уже не может её поменять), а с непрерывно-действенной обратной связью.

Мышленческое стояние над своим мышлением – вот что такое сознание как твоё свойство. Ну или сказать – мотостояние над составляющей мышление моторикой. Психосхваченность мышления как целого, а не психорастворённость в нём, когда оно у тебя идёт. Только тогда и будешь сознательным.

Ещё раз. Осознавать что-то – значит не просто создавать в уме его смысл, а создавать именно в «мышленческом стоянии над своим мышлением». Чем тот смысл автоматически оказывается обложенным со всех сторон намёками смыслопротивопоставлений. Тáк его иметь, повторяю, а не просто знать его. Где «знать» – означает мото-переносить внутри себя как моторного поля мышления. Мотопереносишь что-либо этим полем, знать являешь себе «мышленческую схваченность» конкретного смысла – как некой соотнесённости объектов окружения.

Подробнее. Понимаемость определённого смысла – мотообусловливаемость его, составляющая умствование. Или сказать – обусловливание его моторикой, составляющей у людей умствование. Это моторика определённого класса «тонкости». Ваши сократительные акты с характерным уровнем мотосвёрнутости. Уж конечно бóльшим, чем у шимпанзе, а тем более – собаки. Не просто же знать смысл, а осознавать – значит дотягиваться до него на ступень более организованным мотообразом. Который знаменует твоё «мышленческое стояние над своим мышлением». Далеко не до всех удерживаемых умом смыслов так вот дотягиваемся. Это требует психосилы! Не говоря уже о психосноровке! Отсюда и фигурируемость у нас значительной доли знаемостей под знаком личной бессознательности.

А теперь соберём всё наговоренное о понятии смысла. Всякий смысл – фигурант умственной части психики. Ну, того пласта составляющих психику сократительностей, что оборачивается нам нашим умом. Фигурант – в качестве нашей умственной ухваченности чего-то. Ну, ухваченности чего-то нашим умом. Вот почему прийти к некому смысловому выводу – в языке обозначается как «умозаключить». Выбранный вариант соотнесённости объектов окружения, да заключаем в ум, верно? Вариант этот есть реализованная умом перестановка, установившая новую связь между объектами, каждый из которых – просто более ранний смысл, из ухваченных умом. Спрóсите, откуда же берутся самые ранние? Ну, они уже – домышленческие смыслы! То что в психологии называется «гештальт». В смысле установившегося – на базе сферы восприятия – неделимого образа. То есть гештальт – как понятие из психологии – эквивалентен кванту – как понятию из физики.

Итак, домышленческие смыслы. То есть умствованию тут нет забот: первосмыслы – для начала работы – ему попросту дают! Первосмыслы – как объекты начально составляющих мыслемоторику перестановок – заранее имеются в лице гештальтов восприятия. Ну, правда, не сами гештальты ими выступают, а лишь «слепки», которые мышление с них себе делает, но тем не менее. Просто реализуется, так сказать, законный акт: мышление как бы переводит на свой язык то, что предлагает ему восприятие. С гештальтов как матриц лепит свои мотообразы, а потом уже с ними работает. В смысле что по-всякому их пересоотносит. Законная адаптация мышленческой сферой порождений сферы восприятия!

7. На разобранном можно было бы и остановиться, но для вдумчивости – нет предела. Проанализировать образуемость гештальтов восприятия, так они, в сущности, тоже некая мышленческая создаваемость – тобой в себе. Тоже, ежели по большому счёту подходить к понятию «мышление». Вся разница, что гештальты продуцируются более ужатым мышлением. Залегающим в психике под пластом мышления обычного. Более ужатым, или сказать – более свёрнутым как переставляющие моторные акты.

Итак, создаваемость гештальта – не мышление в ординарном смысле слова, но в ней фактически реализуется всё тот же единый мышленческий принцип: перестановки элементов с целью добычи новой «картинки». А-ля мышленческая создаваемость – так уж точно можно сказать о ней! В порядке неё ведь тоже надо что-то внутренне хватать, переставлять, соотносить с ранее этак «схваченным» другим, и так далее. Только что «хватаются» цветовые пятна в игре света и тени (ежели речь о продуцировании зрительных гештальтов).

Тогда автоматически встаёт вопрос: что же ещё дальше? В таких – неожиданно возникших! – поисках первообъекта мыслительного оперирования – неизбежно доходим до понятия некой «мировой сплошноты». Она же и «сплошнота мира». Она же и наша жизнесплошнота, к которой подсоединено «голое» мышленческое сродство – в олицетворяемости им тебя, – и боле ничего нет.

Именно из такой сенсорной миросплошноты и понаделываешь себе объектов – для оперирования ими в бесконечном множестве картин их возможной взаимосоотнесённости. Саму же «сплошноту» специально схватывать умом – нет нужды: она автоматически так «схвачена» – уже самим тем, что вы живы.

Что же до понятия «голого» мышленческого сродства, то имелось в виду сродство к перестановкам объектов – за счёт своей моторики, чем бы она ни являлась. Это к тому, что у высших обезьян, как отмечалось, да и у туповатых людей реализуется «ручное мышление» – мысль себе такая психика наводит путём перестановок не в уме, а вовне. В смысле что предметы внешнего окружения, составляющие напрашивающуюся к обдумке ситуацию, захватываются и пробно переставляются прямо руками, соотносясь в необходимую конфигурацию-образ. Который потом остаётся только восприятийно «считать» – чтоб знать его как найденный. Отвечающий на вопрос, как поступать в наличном предметоокружении на фоне требований личных мотиваций.

8. Перепоём ещё раз – выданное о психофеномене сознательности. Очень уж важный вопрос, нелишне будет.

Итак, сознательность. Думаешь об одном, но продолжая находиться при возможности думать и о другом – в отставляемость первого. И находиться при такой возможности – это в зачатках обо всём другом как раз и думать, параллельно тому первому, – иначе в той возможности тебе пребывать просто не получится. Вот что означает находиться в психофеномене сознательности.

Так что человек – с его сознанием – суть та психика, которая, так сказать, согласилась присутствовать сразу в нескольких знаниях по одному вопросу. Причём незави́симых друг от друга знаниях, в том числе и взаимопротиворечивых. И так по всем – поставленным твоим  временны́м настоящим – вопросам!

Животное же есть психика та, которая на подобное «не согласилась». Ещё бы, это ведь где-то очень неудобно! Зело приходится психотратиться на нейтрализацию в себе такого неудобства.

И повторимся, чтó есть мышление, ежели, как говорится, объяснять на пальцах. Ну, одним из внутренних моторных актов, составляющих у людей умствование, захватываешь – для мыслеоперирования – объект («берёшь» его – вся эта операционная мыслемоторика восходит к действиям рук: онтогенетически именно от «ручного мышления» переходим к мышлению ментальному – попросту интериоризируем первое, в эволюционной постепенности) и переставляешь тот объект (умственным мотоактом уже несколько иной специфики) до прихождения в контакт с каким-либо другим – точно так же умосхваченным! – объектом. То есть, чтобы эти два объекта стали составлять некий единый супер-объект, когда отдельные «схваченности» каждого из них объединились в некую одну – пусть более рыхлую, нежели каждая из первых, но зато удерживающую сразу оба этих объекта. Выступаемость тебя – в мотоотношении – такой новой «схваченностью» и окажется пресловутой установленностью ассоциации, в психологической науке как понятие считающейся краеугольным камнем любого обдумывания.

 

3. Понятие о личности

 

1. В порядке наших психотехнических изысканий пришла пора перейти к так называемому чувству собственного "я". Слишком много это понятие для каждого из нас значит, и слишком неопределённо как таковое. Сколько человек ни опроси, не получишь о нём, что называется, двух одинаковых ответов. Стало быть, само напрашивается оговорить его – по возможности более строго и по возможности более истинно.

Психотеоретически человеческое "я" тесно связано с внутренним феноменом сознания. Собственно, это одно и то же, с разницей в размере полушаговой надстраиваемости! Попросту "я" каждого из нас – есть осознавшее себя сознание, если можно так выразиться. То есть, речь в этом пункте фактически будет идти всё о том же – о сознании, но в более насыщенном ключе. Или как модно теперь выражаться – в ключе более «крутом».

2. А чтобы понять по теме больше, нарочно обратимся к нашей интуиции. Интуитивно-то каждый знает, что оно есть такое, человеческое-то "я". Этакая знаемость незаметно и отображается в расхожих речевых оборотах. Ведь как принято выражаться? Чувство собственного "я"! Этот оборот мы уже застолбили – в самом начале сего пункта. А ещё как говорят? Ну, чувство своего "я"! Часто же заговаривают и о личном "я" человека. То есть что? Человеческое "я" интуиция людей стойко увязывает с понятиями «собственный», «свой», «личный»!

И не зря увязывает! Начинаешь думать о своём "я", и с удивленьем обнаруживаешь, что без него – не способен ничем владеть. То есть, наше "я" – задаёт нашу личность, ибо владеть, в настоящем смысле слова, может только она. Животные не имеют личности, и дети до трёх лет – тоже. А стало быть, психонеспособны ничем владеть. Обладать могут, но не владеть!

Обладая объектом из внешнего окружения и используя его, не способны вступить с ним психикой в особую связь, которую можно назвать соотнесённостью типа «моё». Странно, да? Волк обладает логовом, всячески эксплуатирует его, но, так сказать, не понимает, что владеет им. И не претендует на подобное. Потому что не вычленяет себя из среды в качестве её особого объекта, особость которого в противопоставленности ей. То есть, для него что его логово, что он сам – по отношению к среде неявно равное. А равное не может владеть равным!

Всё отношение волка к элементам среды, в числе которых – в неявности того себе – рядовым образом и он сам, оказывается «просто использованием». Ради поддержания возможности использовать – он может и драться, но то у него не драка за владеемое: не судите по себе, волк дерётся именно что лишь за поддержание возможности использовать.

Однако я упоминал и детей до трёх лет. Именно так, до трёх лет человек – ещё не человек, а всё ещё психоэмбрион человека. Хотя и на высоких уже стадиях. Человеком – ещё неразвитым и всё такое прочее, но именно что человеком! – он становится в районе трёхлетнего возраста – в проявляемость своей внутренней организуемости в "я". Наверное, все наблюдали трёхлеток, которые по всякому поводу кричат: «Я сам!» – это как раз проявляется их только что возникшее "я". В смысле что фигурировать самостоятельностью от внешнего окружения им тогда ещё очень внове – чувствуешь себя приобретшим замечательное свойство, и хочется его выпятить.

Некоторые даже могут помнить момент, когда на них, так сказать, снизошло их "я". Когда они вдруг для себя им стали! Автор принадлежит как раз к таким людям. Мне довелось даже встретить – в биографической книжке, кажись, Льва Толстого – описание именно того случая, какой собираюсь – по заявленному поводу – рассказать о себе. И классик, и я впервой поняли себя в качестве "я" перед зеркалом. Показывая на своё отражение пальцем и повторяя: «Это же я, Витя!» – я приходил в восхищение от сообразившести о себе такого. Довольно резкий момент самовычленяемости из окружающего мира, превращающий тебя из рядового объекта этого мира – в объект для себя неповторимый. Так сказать, по-особому особый, противопоставленный всей совокупности остальных – с как минимум равностью ей как целому. Что, собственно, для человека и значит стать личностью.

Вычленяешься из мира, и тем автоматически получаешь возможность владеть им, – дух захватывает от перспектив! И с тех пор это чувство не меняется, ты стал для себя особой – и так уже и остаёшься. То есть, неожиданная психоотдифференцировка: взрослым человек – пусть и в первом приближении! – становится ещё в три года.

И постарайтесь не путать просто имманентное ощущение себя, что было у вас и до трёх лет, с чувством собственного "я", которое – так вот описанно – появляется только к трём годам от роду. Если спутаете, то перечёркнёт недавно прочитанное.

Далее, вопрос имени. В подобный тому, перед зеркалом, момент соображаешь также, что способен носить имя. То есть фигурантность личностью, пребываемость в качестве "я", способность выступать владетелем – испытывая чувство, как нечто из окружения проходит со значком «моё», – маркёром всего этого вдруг оказывается для тебя твоё имя. Которое ты знал и раньше, да не понимал, чтó это такое. Не обольщайтесь, что ребёнок моложе трёх лет откликается на определённое имя. Что это называют его – он не понимает. А просто знает, что это сочетание звуков означает призыв его вами к себе. Сигнал, по которому стоит подходить: дадут конфетку или ещё чего в этом роде.

У животных в этом смысле – всё то же самое. Один этолог описал вóрона, коего он, будучи хозяином, называл неким удобным – врановым птицам для имитации – звукосочетанием. То есть «дал ему имя», с человеческой точки зрения будь сказано. И с удивленьем обнаружил, что ворон тем же звукосочетанием обращается к нему самому, когда хочет призвать к себе. То есть ворон воспринимал то своё имя, данное хозяином, просто как интимный призыв, имеющий право употребляться только между ими двоими – от него, ворона, к хозяину, и от хозяина к нему, ворону. Заостряю об интимности призыва: никого другого, кроме хозяина, ворон тем звукосочетанием не призывал. Что ж, хорошо хоть так, – каждый понимает всё в меру своей развитости, и у ворона она уже не хилая: сумел сообразить хотя бы интимность.

Помнящесть момента овладения собой как "я" – имеет для человека большое психотехническое значение. Ведь тогда налицо важный контраст – между «до» «после». Меж тем, что – внутри психики – было, и что стало. Свои здесь все эти психо-отдифференцировки – по внутреннему феномену сознания, характерному для человека как «ходячей психики заданного уровня», – автор во многом делал именно на базе вспомненности того контраста.

3. Обретение своего "я" человеком. Продолжаем говорить об этом. Но с несколько иной стороны, чем доселе. В привлекаемости психопонятия делание из себя. Ну… заходишь в некий новый туннель своей активности, в который она может распространяться, – вот чем может быть представлено обретание нами своего "я". То туннель, надставочный над уже найденными, и опирающийся на них. И зайти в него можно только напрямую – предельно ненадставленным внутренним актом. Что и значит, что через делаемость из себя – той зайденности. То есть делание из себя наше – это изготовляемость нами элементов своей живости напрямую из субстанции души. Как ни старомодно, а корректней не сказывается! Мы постоянно в подспуде тем заняты – такой изготовляемостью, только не замечаем того – в силу постоянной замороченности менее подспудными занятиями. Живость же здесь – в смысле обладания физическим бытием.

Итак, новые проявления своей живости: изготавливаем их из себя как субстанции души. Из субстанции души – то из себя как некой кáк бы субстанции, которой – в качестве последней ступеньки – строго субъективистски у себя в жизни выступаешь. Такая условная – в лице нас – субстанция способна эманировать, изливаться из себя, оформляясь во что-то. То самый внутренний акт поведения каждого из нас в самом себе. Присутствует в качестве цементирующей основы во всех других актах, составляющих психоявленность нами себе этой жизни. Живости как бытия посредством естества. Оно же бытие посредством плоти. В котором самопроявились как душа. Или сказать – как душа самовыразились. Чем оно выступает её продуктом.

Самый внутренний акт, а потому, как самое простое, чрезвычайно трудноописуем. Пока хотя бы просто знайте, что это éсть, и на этом именно всё у нас в жизни замешано.

Можем только ещё обсказать всё немного по-другому. Несколько психотехничней. Задайтесь простой (слишком простой!) мыслью: дескать, как я думаю, создавая в себе понятость чего-то? Или как получается слушая – слышать, а смотря – видеть? И не найдёте другого ответа, кроме того, что как некая непроявленная внутренняя субстанция берёте и проявляетесь: оспецифичиваетесь, отступая от полной внутренней неспецифическости, тем переходя в мысль (какую-либо по смыслу), зрительный образ или что другое тому подобное. Только так это всё и выглядит – на всецело субъективном уровне рассмотрения. И значит, никто вам ничего того не даёт, вы сами в себе становитесь мыслью, образом или ещё чем-либо из той же оперы. Вот я и назвал такой акт «деланием из себя». Буквально само напрашивается!

Остаётся добавить, что по мере поднаторения в такой всматриваемости в себя – начнёте всё яснее просекать себя как то непроявленное и неспецифическое, предельно внутреннее целое, которое мы заявили. Оно перходит во всевозможные ваши жизненные феномены, и только и можете о нём сказать, что это и есть вы тот, который ничем более простым – в порядке жизни – быть уже не может.

4. Вводим ещё одну подвижку. Когда ты – некое активное начало, воплощённое в физику, то твоё "я" тогда – это замкнувшаяся сама на себя возможность к заведомо любому мото-изливанию на внешнее.

Поясняем. Всё замешано на том, что онтогенез – как индивидуальное развитие человека от зиготы, – это и психоразвитие его, помимо прочего. В порядке которого он неизбежно и наводит – в себе для себя – упомянутую возможность. Чем как бы становится ею. Это случается, как только делание из себя у него достигает необходимо-большого потенциала. А далее, реализуя то «заведомо к любому», что ту возможность составляет, начинаем беспрерывно изливаться в процесс повторного её взятия. Нескончаемая ре-берущесть! Чем на себя как она и замыкаемся. Тем оказываясь при чувстве своего "я".

Итак, заполученную (твоей самовозбудившестью в неё) возможность делать что угодно – сразу используешь на организацию её ре-заполучаемости. То есть, прежде всего – как она – тратишься на постоянную самоподтверждённость. Реализация своей «возможности к чему угодно» в направлении выступания самой этой возможностью, – такой вот финт.

Повторюсь иноформно: в выступаемости возможностью выступать чем угодно – прежде прочего проявляешься в самой этой выступаемости, и так – не прерываясь.

Это описана, фактически, наша мотозамыкаемость на самих себе. Автоматическая к нашей осознавшести себя, и на ступень повышающая возможности реализуемости нас как «ходячего» мотоначала.

Или несколько иначе. Описана мото-замкнувшесть у человека на самом себе как мотоначале. У человека как мотоначала, да моторная вышедшесть на свою моторность! Такая вышедшесть у него – благодаря его закритически большой мотосиле.

Надо сказать, что подобной внутренней «возможностью ко всему» – животное у-себя-для-себя тоже, в принципе, наличествует. Но то «не знающая» о себе – в лице животного – подобная возможность! Тем самым, она у него «имеется не имеясь». То бишь реально имеется, не имеясь, однако, функционально. Нехилая плата за недатие себе психотруда выступать в качестве "я"!

Таким образом получается, что человек есть замкнутая сама на себя психосистема. То бишь – так называемая закрытая, животное же – как раз открытая. Человек вследствие того – сам себя ведёт, животное же перманентно позволяет делать это жизненному окружению. Позволяет, конечно, не специально, – просто у него так получается, что позволяет. Ненарочная позволяемость! Реализуется чисто явочным порядком.

Можно сказать, что за счёт описанной моторной самоорганизованности человек есть олицетворённая свобода воли. «Ходячая» высвобожденность своих моторных поползновений – принципиальная и перманентная! Чем не похвастается животное.

Возможность мотопоползновения замыкается у тебя сама на себя, тем неспециально выводится из жёсткой увязанности с раздражителями. С «вытягивающими» её из себя самой – на проявляемость в конкретном поползновении – раздражителями от жизни. И не пишу – «от среды», – поскольку раздражители может поставлять и твой внутренний мир, а не только внешний, обычно увязывающийся с понятием среды.

Здесь можно выражаться и в другом ключе. Говорить о раздражителях, вытягивающих тебя из тебя – с «тебя» в значении олицетворённого активного начала. В отличие от животного, имеешь возможность не ждать, пока тебя «вытянут из себя», а самовозбуждаться в такую вытянутость. По крайней мере, как этакая способность ты на целую ступень более выражен, нежели животное.

Один философ эпохи Просвещения назвал животных «живыми машинами». Очень по внутренней сути верное сочетание слов! У них раздражитель и мото-реакция на него – жёстко связаны: какая реакция у этого животного ранее установилась на данный раздражитель, та и последует. Обязательно она! Так потому, что мотореакции без раздражителя у него вообщé не бывает – технически, как говорится, без него не возможна. Тут вам и сродственность с машиной, у которой тоже не бывает сюрпризов с этой стороны: жмёшь на газ – мотор взрёвывает, и никогда иначе. Если всё исправно, разумеется. То есть животное, подобно машине, можно наперёд моторно просчитать. Жёстко в этом смысле просчитать, чего нельзя сделать с человеком! Последнего, конечно, вообще просчитать тоже можно, но именно что «вообще», то есть не жёстко, не однозначно.

Потому что человек «взял себя в руки» и в мышлении (в первую очередь э́то важно!), и в прочей своей мотоактивности, а не «отдал себя в руки» внешним обстоятельствам, как это у животного. И «взявшесть себя в руки» именно в связи с мышлением важна потому, что именно она оборачивается внутренним феноменом сознания – у того, у кого настала.

Дело в том, что мышление неявно для нас лишь отражает среду, в которой мы для себя находимся. Сказать корректнее, отражает наше внешнее, и ничего более. Просто потому, что вам нечего соотносить – одно с другим в порядке составляющих мышление оперантных актов, – кроме вычлененных вами для себя как раз элементов среды. И сумев в воплощённости в мышление себе противопоставиться, автоматически оказываешься для себя вычлененным из той среды. На которую был до этой противопоставленности неявно для себя нанизан. Или сказать – выплеснут.

Говоря иначе, мышленчески отражая среду множественно, не получается выступать в себе слитым с ней: присутствуя во взаимопротиворечивых вариантах отражения, незаметно тем самым ты какой-то частью себя – как воплощённой отражательности – не присутствуешь ни в одном из них. Тем самым свободен! Подобной «где-то неприсутственности ни в одном» просто требует сама смыслопротиворечивость тех вариантов – из-за неё каждый вариант как бы заявляет – для тебя – в сторону противного: «Не мне, так и не ему!» Вот зародившесть такой «какой-то части тебя» – и оказывается твоим нововозникшим "я", им как олицетворённой противопоставленности среде.

То бишь, в развиваемом здесь психотеоретизационном смысле человек есть, так сказать, отражательно воплощённая среда, ставшая в этой воплощённости над самоё сабой и получившая тем возможность как угодно себя перекраивать. В смысле что являть себя себе в каком угодно виде. Чего не могут животные как подобные психоматрицы среды, их окружающей и порождающей тем их психику.

 

4. Понятие о рассудке

 

1. Второй психофеномен, опирающийся на сознание, это рассудок. А первым была личность, как помните. Оба опираются на базовый психофеномен сознания, на пол-шага надставляясь над ним.

2. Итак, понятие рассудка. Последний, повторюсь, просто ипостась сознания. А сознание – дериват одной из «тонких» мото-частностей наших – под названием «мышление». Разворачиваемость свою в этой моточастности так лихо закручиваем, что она противопоставляется себе – в своём процессе, что и является нам нашей сознательностью. А уж находимость – как сознания – при возможности проявляться в мышлении, и есть обладание рассудком. Психофеномен такой находимости – как рассудок!

Иначе сказать, быть – как психика – воплощённым в возможность мыслить под знаком сознательности – то и оказывается обладать рассудком. То есть рассуждение, или рассудительность – это мышление под знаком сознательности. Ну, в феномене оной. А мыслить – то в смысле, что иметь мышление как процесс.

Так что, всё замешано на мото-самопротивопоставленности нашей в русле одной из «тонких» своих мото-изливаемостей. Животное подобного не имеет. Соответственно, судить оно может, рассуждать же – нет! Здесь приставка «рас» означает вилку, смысловые параллели об одном и том же, видящие непрерывно друг друга. Вот эта взаимовидящесть их и образует рассудок, или сказать иначе – рассудок собой и переносит.

3. Два важных – нам сейчас – понятия из обычной речи: «умозаключать» и «подразумевать». Умозаключать – значит наводить в уме некую смыслопосылку. Это динамическая мыслемоторика. Удерживать же в уме наведённую смыслопосылку – значит подразумевать её, и это уже статическая мыслемоторика.

Мыслемоторика же – один из видов психомоторики. Как любой другой её вид, составляется определёнными характеристиками. Прежде всего, моторика эта определена по уровню «тонкости», а далее идут уже определённости в пределах уровня. То есть, на каждом уровне «тонкости» психомоторики – подвизуются несколько её видов, и мыслемоторика – это психомоторика некоего вида на неком уровне.

Это всё мы наговорили, чтобы получилось сказать о рассудке ещё вот как. Рассудок – замкнутая сама на себя система умозаключенческих построений, благодаря замкнутости имеющая свойство сопротивляться вхождению в неё любых умопостроений иных. Иносистемных, инопроисхожденческих, – тех, что возникают в вас самостоятельностями от этой самозамкнувшейся системы. Даже тех, что навязываются ей её создателем (то бишь вами самими!). Тем самым, рассудок обладает некой независимостью от самого своего производителя – того кто его обусловливает, возбуждает как явление. То есть, до определённой степени автономен в нём. В этом – задающееся свойство рассудка: как свойство, которое задаватель привносит в систему, задавая её в себе для себя.

Если можно так выразиться, в порядке рассудка вы идёте на определённую автономию в себе – от себя самого. Ещё один хитрый психовыкрутас! Вот за счёт таких выкрутасов человек и оказывается в преимуществе перед животными.

4. Стоит отметить вот что. Сравнительные отношения человеческой и животной психоустроенности, выхваченные нами, можно использовать как материал в конструировании пресловутого искинта – искусственного интеллекта. Ведь их вполне можно формализовать! А всё, что формализуется, – есть такая доказанная математико-кибернетическая теорема, – может быть воплощено активностью электронно-вычислительной машины. Ну, её рабочими процессами. То есть, реализовано как функционирующая система – за счёт надставляющихся пертурбаций работающего двоичного кода.