Текст книги "Психология свободы"

Автор книги: Виктор Ткачёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

То есть что? Фактически, это твоя заставившесть истероген работать против него самого! Действительно, чем больше он на тебя действует, в тебя подмешивается, тем больше демонстрирует тебе, что ты внутренне подпорчен, отчего становится и уверенность у тебя больше, что «взятки с себя гладки», В смысле имеемости права уклоняться от мýчения себя внутренними реакциями по поводу «не так» разворачивающейся жизни.

 

И последнее. На режиме силы выступает нужным специально принять, что западать на элементы внешнести бýдешь пока – не на тот, так на другой подвернувшийся. То есть из одной «запавшести» себя вытяни – как неадекватной внутренней реакции на элемент, – так другая норовит создаться! Потому что как смыслонеспецифическая психосверхнабранность – враз никому изжиться не возможно, даром что объявлен себе «режим силы» и изжиться так – как раз стремишься. На фоне этого стремления оказываясь в невольностях западания. Период с коими пока принимаешь – но только для-ради возможности тем изживать их кратчайшим психопутём, не взбрыкивая по поводу каждой очередной. Прежде прочего, на базе этой принимаемости создаёшь условную считаемость, что их нет, запавшестей-то твоих! Ибо нельзя попустительствовать ни одной своей запавшести: при воплотившести неспецифической психосверхнабранности в специфическую (ну, конкретносмысловую) психореакцию – последняя заставляет тебя её нести, вместо чтоб заниматься тебе ликвидом той неспецифической.

То есть что? Психосмыслонеспецифика – готовность внутренне реагировать,  и вот залезает она на сверхвысокий уровень,  да начинает брать себе за щит смыслоспецифики – внутренне прореагированности твои на что-то из жизни. Брать за щит, ими от тебя прикрываясь! Ставя их меж собой и тобою – как её и их держателя. Так что перестать держать её – тебе возможно, лишь перестав держать их. А попробуй ещё перестань, коли выскакивают они в порядке внутреннего феномена невольности, да ещё и множественные: сверхвысокость реагирования предопределяет искусственность, надуманность их смысла, а искусственности ведь нет предела.

То бишь оказываешься в порочном круге. Иначе говорят – замкнутом: чтоб заняться присадкой сверхвысокой внутренней готовности – нужен покой внутри, при коем она – в тебе обнажена; но для такого покоя нужны щадящие жизнеусловия, позволяющие на жизнь, что называется, не возникать, – и вот где их взять, такие условия, когда сверхвысокость реагентной готовности позволяет «возникать» против самых незначительных жизневоздействий? Нигде не возьмёшь, для этого должна заотсутствовать свервысокая готовность, и этим «должна» круг замыкается.

Вылезти из сей внутренней ситуации возможно только разрывом порочного круга, для того изничтожительно сразу давя и на сверхвысокость своей готовности реагировать, и на следствия из неё – в лице текущих частных внутренних прореагированностей. Сразу на две стороны давим, или сказать – туда и сюда параллельно!

 

Внутренне-инструментальный подход. Вот чем должен увенчиваться режим силы! Опираешься на понятость себя как психомеханизма, достигнутую саморефлексированием. В такой опоре имеешь возможность произвольно составлять себе удобные и приятные чувства. Как психомастер, их в себе чисто механически собираешь. Ну, пси́хомеханически! Удобные и приятные, и произвольно, вместо чтоб поддаваться недостающее-позитивным – в их спонтанной возникаемости. Перманентная находимость в таком режиме – будет предваряющим нирвану состоянием. Пренирвана! Нечто типа тéни нирваны, допущенной тобою в себя.

 

19. С общими разборками закончили, осталась конкретика. Ну, то есть, психовляпываешься, и в ответ тебе «светят» приспособительные и присаживающие отношения – со своею выскоченностью из кармы. Такая выскоченность – обычное следствие вляпанности. Вот и реаги́руешь на эту выскоченность, в психотехотношении что-то производя – на неё действующее. И вполне конкретное и законченное, иначе действовать не будет. Подходящие тут «производства» даже и перечислим. Перечисляем по-возрастающей – в их психотехнической продвинутости. Первые из перечисленных – совсем дикие, то бишь то, что самó в тебе возникает – в ответ на выскоченность из кармы. А там дальше – всё более культурные, то бишь намеренно улучшенные. Итак:

1. Непроизвольная запавшесть в «должны дать!», в смысле что самозащитно должествуешь жизнь «давать» – щадящие жизнеусловия. И далее спонтанная отбиваемость гиндрикованием – от того, что «не дают». В принципе позволяющая суррогатно пребывать в любом месте, и делать худо-бедно любое дело: гиндрикованье штука растяжимая.

2. Компенсационное «сверх-никаких изменений!», реализуемое посредством самозащитной символики, – в ответ на явочным порядком берущееся для пребывания место, когда берущесть та – в силу общей твоей выскоченности из кармы неизбежно оказывается пошедшестью на неприемлемое жизнеизменение.

3. Частный (и частый!) случай – сохранившийся родительский дом как неспециальное «особое место». Ну, неозвученное – себе тобой. По старой памяти, именно в дом этот норовишь влезть – дабы спонтанно прокомпенсировать его до приемлемой «особости» как места. Вопрос: что за компенсации? А всякого рода символические действа, с помощью которых «добираешь» избранное место до вменяемого ему вида. То могут быть действа и над тем местом как целым, и по поводу его частей, и над собой-в-том-месте. Что до конкретики, то если вы набожны, так время от времени можете осенять место крестным знаменем. И в том же духе прочее. Скажем, если под «особое место» взялся дом, сам подходящий, но стоящий в неподходящем месте, то компенсацией может выступить постоянное недопускание, чтоб в дом тот не попадала почва с улицы: мол, не могу улицу эту неподходящую убрать, так хоть элементов её в дом не подпущу.

4. На базе перманентного компенсирования несоответствий – намеренная поставляемость себе «особого места», в лице какого-нибудь места конкретного. Насколько будет хватать тебя на компенсации, настолько выраженным будет внутреннее отдохновение. Как то, что имеет право браться в таком месте. Но необходима оптимизация: излишние компенсационные траты сил нарушают внутренний отдых не хуже того, супротив чего они происходят. Компенсации же подразумеваются разные: и символические – ну, защитной символикой, и демонстрационные – показом «себе и людям» своих защитных возможностей, и полунастоящие – суррогатною рельною самозащитой, и наконец настоящие – несуррогатною такой самозащитой.

5. Специальная по жизни «спланировавшесть» – в «тихое место», для психовылезания его посредством. В возникающей суррогатной опоре на него. И в самоустановившести, переносимой формулой: «спланирую, а там дальше – уж как сумею!» Это всё – при изначальной соглашаемости отработать в себе заведомо всё то психонегативное, чего невольно нахватаешься, пока «планировал».

6. «И там – и тут!» как психомодерновый способ жизни. Вместо психотрадиционного – в лице жизни в доме. То есть живёшь сразу везде, а тем самым – и сразу нигде. Ибо диалектика! Такое «везде» и выступает тебе домом. Неосознанно или полуосознанно, если не сподвигнешься осознать, что и такáя необычность в этой  жизни на дом в смысловом отношении тянет.

Внутренний комфорт в местах пребывания достигаешь лишь половинный – от того, какой мог бы иметь от определённого места как дома, – но резон в получаемой – в силу отсутствия конкретики дома – свободе, усиленной свободой в лице ненужности заботиться о доме: это всё тебе, какой ты тогда внутренне, главнее.

Возможен предваряющий вариант. Когда этакое «везде – нигде» как квазиместо – берётся за особое место.

7. Другой смысловариант предыдущего – «ни там – ни тут!» То есть любое местопребывание как врéменность, подразумевающая будущую заполученность «наконец подходящей» местопребываемости. «Хорошо там, где нас нет!», – как говорят о таком в народе. Вот это «там» себе официально и подхватываешь! Если самоуверенности хватит.

8. Жизнь как упавшесть на «низшую ступень» по Шекспиру. Ну помните, его строки? «Для тех, кто пал на низшую ступень, открыт подъём, и некуда уж падать!» То есть что? А намеренно доводишь срыв до логического конца. Так сказать, досрываешься! Облегченье то, что ничего тогда не надо делать для поддержания имеемого: оно самó держится, потому что наихудшее. И, значит, ухудшаться некуда, потому и остаётся! Чем и упиваешься. Так сказать, хоть и за счёт низшего уровня, но я в желанной свободе!

9. Перманентная сидка на недогиндрикованиях в фоне осознанного (можно сказать – себе добытого!) авторитета неудобств – у какого-нибудь подвернувшегося для пребывания места. То есть что? Тут главное согласиться, что у того места éсть такой авторитет. Сумéть согласиться. И в полномасштабных гиндриках тогда сразу нужда пропадает.

10. Клич «на исходные!» В смысле возврата – на время – по жизни к тому, из чего начинал. Фактически это будет возвратом в места детства, и всё такое прочее. Короче, самощадяще выходишь из «большой жизни», возвращаясь в ту, которую когда-то перерос и тебе в ней было тесно. Жизнезапрóсы стали такими, какие она была неспособна удовлетворять. А теперь тебе – в ней будет в самый раз, ибо по возврату – соответственно отпускаешь в себе и переросшесть, ведь это она привела тебя к срыву. Так сказать, комплексный возврат к «простоте младенца» – по жизненным запросам!

11. Психорежим «лишь приткнутости» к жизни. То бишь специальный отказ от возможной её полномасштабной. Постоянная на ступень меньшая оттого жизнезаморачиваемость – для психосорванного важнее, чем потеря большого у жизни масштаба.

12. Парадоксальная открываемость себе жизнережима «я – в раю!» В Эдеме у Адама ведь как было? А «под каждым под кустом – ему бывал и стол, и дом», говоря словами известной басни. Так вот соображаешь, что у тебя-то так и есть: в любом подворачивающемся месте вопрос «дома» и «стола» – лишь вопрос твоей изворотливости. Силы и пси́хосилы, жизнеумений и физиоразвитости: неразвитый в морозном месте спать не сможет, а ты, к примеру, можешь, – вот тебе и имеемость того места «элементом рая», благодаря личным совершенствам. То есть, чем совершенней ты, тем больше способна проходить тебе «раем» характерная для эпохи жизнепредстающесть. Ты же – весьма как раз физиосовершенен:  психосрываемость физиосовершенств обычно не задевает. Иначе был бы то не психосрыв, а срыв полный. Срыв существования.

Так что при высоких психо-физиологических показателях – ты мóжешь иметь нечто типа рая, в лице нынешнего-то земного мира. Нечто типа – в смысле что суррогатно являющее главное свойство рая: разгружающее психику избавление от бытовых забот. Заодно прибавлящее так называемое свободное время.

 

Ощущения телесные и внетелесные, а на базе их – в порядке их интерпретации – набор психореакций: вот его и называем самопредставшестью. Сливая же последнюю с породительным к ней набором ощущений, люди говорят о своём самочувствии. Будем говорить этак и мы. Ну и телесные ощущения – то сáмоощущения, как это принято выражаться, и эту принятость мы тоже подхватываем.

При плохом (ну, неудобном) наборе ощущений самопредставшесть может быть тем не менее хорошей, и наоборот, – то есть тут многое зависит от психоопыта человека. Психотехнической продвинутости его! И наши тексты как раз тому и служат, чтобы каждому мочь хорошо самопредставаться – даже при плохой ощущенческой картине.

 

Бытовая смедитированность – выше некой характерной критической – открывает путь на отдыхательность (как специальное углубление той достигнутой бытовой смедитированности) и развлекательность (как контролируемое разрушение той достигнутой бытовой смедитированности). То есть один ундулирующий медитационный поток – вот что такое жизнь!

 

Не допускаешь развлекательностей: мол, нет подходящего психорасклада, ещё надо его добыть. А меж тем, любая развлекаловка продвинутого типа – самá создаёт такой психорасклад: автоматически теснит негативногнётные внутренние реакции, проистекающие от истерогена. Тем имеет смысл чисто безотносительно всовывать в жизнь такие развлекаловки – пусть это и получится неизбежно в скомканой форме, из-за недостающего-то психорасклада.

 

Внимание, как внутренний  феномен у человека, есть готовность к деланию из себя, направленно ориентируемая. Направление же задаётся местом, делом или ещё чем бы то ни было, способным являть собой жизнесоставительность.

 

Делание из себя – психотворчество.

 

Промысленность чего-то – оказывается знанием его!

 

 

Итак, психомонизм. Возможные для человека психомонизмы! И «моё „нет“ психонабранности!» – один из них. Когда в чувствах, желаниях, притязаниях, вообще всём, что тебя как психику только ни наполняет, видишь – прежде прочего – свою набранность как то, чего может и не быть. Удобно! Психомонизм как тотальность психоподхода к жизни, удобная своей линейностью, при коей труднее самозаморочиваться – в обслуге психикой текучки жизни.

 

Так что самозащитный протест, выказываемый кому-то в истеричной форме: с размахиванием рук и подскоками, типа танца. Породителя таких «танцев» мы и назвали истерогеном. Для удобства излаганий по теме. Излишняя психонабранность, именем внешнести порождающая припадки истерии, прямо напрáшивается быть обозначенной этим словом! Так что говорим: «истероген», а имеем в виду такую набранность. Мы её уже детализировали, выше в тексте. Именем же внешнести порождающая – в смысле что в цепляемости к внешнести, к тем или иным её составляющим на текущий момент.

А гиндрикование – это когда «танцуешь» вообще против жизни. Которая, мол, у тебя «не такая». Конкретный внешний раздражитель, подвигший так «танцевать», это лишь последний тут толчок! Лишь очередной конкретный повод – самоудовлетворительно запротестовать вообще на всё.

 

Не давать – в своём прошлом – зафиксироваться какой-либо гнётосоставительной площадке. В лице места, где ты какое-то время жил и хватанул под это дело излишне много психогнёта. Не давать, иначе гнёт начинает отсчитываться от этих места и времени, а всё что набиралось до – автоматически проходит при праве у тебя остаться. То бишь проходит чем-то тем, чего как будто не возникало, а значит, мол,  и исчезнуть оно не может! И неявно самовынуждающийся держать его, на ступень труднее отрабатываешь в себе и надставившийся над ним гнёт! Так что нет, неизменно внутренне являться себе психопотоком, упирающимся в момент твоего появления на свет. Таки́м держать себя пред собою.

 

 

Жизнеоцеленность «жить чтобы не жить». В смысле нежития в лице жизни, «живущего неживущим» человека. Всё это – как одна из форм жизнеоцеливания нирваной.

 

Не можешь полноценно нирванировать, так держи жизнь хотя бы в качестве суррогтной нирваны: минимум негативногнётной психонагруженности в перманентной развлекательности и творческой достигательности. То есть – неизменно высокий уровень бытовой смедитированности. Блюсти! Да чтоб суррогатная нирвана перемежалась ещё и с субнирваной – в лице наскоками наводимой атараксии. Как одного из возможных венцов отдыхательности. Вот так всё как-то! 

 

Жизнь есть наркотик – с точки зрения нирваны. А увеличка дозы любой наркоты – оборачивается лишь требованием ещё большей дозы. К старой привыкание, и она перестаёт удовлетворять! Увеличивать же «дозу» жизни как наркотика – это впадать во всё более насыщенные жизнепроявления. От употребления простого яблока – к еде яблок со вкусовыми наворотами. От яблок вообще – к ананасам. От зрителя кинобоевиков – «прогрессировать» до зрителя гладиаторских боёв. А от участника простого секса – к групповому! И так далее, асимптотически приближаясь к некоему пределу, который звучит примерно так: «жизнь может дать только то лишь, что она может дать». Вывод? Чем в бесконечном поиске новых раздражений – заведомо неявно утыкать себя лишь в предел, лучше отказаться от этого утыканья вообще, приостановив поиск: ничего тотального ведь тем не теряешь, даром что именно так всё норовит показаться. Зря норовит, предельное за счёт бесконечности – значит всё же именно предельное, а не бесконечное, небесконечного же – шибко не жалко. В том смысле, что у шибкой жалкости не имеется права тут быть! То есть первая ступень: наркотировать жизнью как целым, а не бесконечной сменой жизненных частностей, нужной лишь из-за неведения такого целого – как своей ныне имеемости. А там и вторая ступень: наркотировать лишь возмóжностью жизни, положив себе удерживать эту возможность при нирване, в которую устремился. Тем поимеешь, что называется, подпорченную нирвану – на целую ступень, – но зато на целую ступень легче и достигаемую. Где нирвана – предельно наведённое бытие именно самим собой, а не чем-то в себе. Бытие собой, то есть, в предельно возможной выраженности того.

Ананас я пробовал лишь однажды в жизни. Будучи студентом первого курса. Ну, попал в Москву с её штучками-дрючками, и попробовал одну! Показавшуюся столь необычно вкусной, что я испугался. Что называется, на личной шкуре стало понятно, почему спартанцы изгоняли хороших поваров.

 

Или вот ещё одна жизнеусугубительная линия: от простой словесной перепалки – к мордобитию, от мордобития к членовредительству, от членовредительства – к убийству, когда убийства сначала простые, а там становятся всё изощрённей – с пытками и иными выкрутасами. Такая вот линия. Она и аналогичные – всё это линии с возрастающим житейным градиентом.

 

Итак, жить чтобы испытывать! Такóе у всех у нас жизнецелеполагание, ежели брать его в наиначальном виде. Ну, то есть, такое оно по смыслу просто потому, что более «начального» смысла уже не соображается! 

Целеполагания у жизни – даже можешь подчёркнуто не делать, но ежели так поступаешь, то в названной целеположенности – чтоб, мол, испытывать! – всё равно оказываешься: чисто явочным порядком.

О целеположенности жизни можно сказать иначе – на первый взгляд ещё более неспецифичней: дескать, чтобы со мною что-то происходило – для э́того живу. Но ведь если происходящего того не испытываешь, то это всё равно, что оно с тобой и не происходит. Посему и тут чисто явочно всё оказывается замешанным именно на испытывании! Или сказать – самосведённа оказывается жизнь к испытыванию.

Но что тогда получается? Коли всё сводится лишь к испытыванию, то будешь первично удовлетворён любым возможным испытыванием! Даже негативным. Поскольку испытывание по жизни бодяги – всё равно ведь испытывание!

То есть, чем конкрéтно удовлетворять тягу испытывать – это у нас у всех уже «во втором эшелоне». Но тем не меней, сама жизнь задаёт такой вопрос, посколько «просто испытать» – оно получается лишь через «конкретно испытать». Другими словами, факт испытывания способен взяться лишь из испытательной конкретики. То есть, атрибутивно в незаметности пристёгнутый вопрос ви́да испытывания! На который приходится нам отвечать, коль само устроение жизни его ставит!

И вот тут – всплывает суррогатная нирвана: как масштабное испытывание, претендентное на ответ. Конкретность испытывания: какою ей быть – среди многих возможных? Или сказать – какою частной жизнеоцеленностью воплощать бесплатно имеемую общую, коль та общая способна реализоваться именно лишь через частную? Вопрос, неявно нацеленный на прима-частность жизнеоцелёнки! И ответом и провозглашается тут нами главная из жизнеоцеливающих частностей: жить чтобы пребывать в суррогатной нирване. Где суррогатная нирвана – это самопредставание той степени хорошести, что выше некой критической. Индивидуально разнящейся, но у каждого – субъективно достаточной. Тут, правда, встаёт вопрос, чтó есть хорошесть? Она приятность? Да, в частности! Но ведь не только. Она ещё и многое другое! И к этой «многости» не может не приложиться наша индивидуальность. То есть, в зависимости от сложившихся привычек и пристрастий – хорошестью для разных будет разное. Когда определённым для всех выступает то лишь, что должна тут быть критическая степень психовысвобожденности. Ненагруженности.

Чисто в нирване ты можешь пребывать и без жизни, а суррогатной нирваной примирительно удовлетворяется тяга и к нирване, и к жизни.

Надо сказать, что людская подсознанка вообще тяготеет к простéйшей частножизнеоцеленности – из возможных. То есть жизнеоцеленности каким-либо одним чувством. Жить чтобы любить, или жить чтоб ненавидеть. Жить чтоб постигать (интерес приходить к новому на базе старого – такóе работает оцеливающее чувство). И список  каждый сможет сáм продолжить.

А вот жить чтобы быть для других хорошим, или жить чтобы быть для других плохим, – это уже чуть посложнее. Оцеливающе срабатывает кóмплексное чувство, да ещё зачастую и не до конца определённое – в той своей комплексности, с принципиальностью того.

Ещё у многих – жить чтобы наслаждаться. То есть – ради телесных удовольствий, ибо наслаждение без какой-либо из телесных функций – не возможно. Удовольствие – да, но не наслаждение.

Жить чтобы наслаждаться самой возможностью наслаждений? Что же, и тáк возможно жизнецелеположиться! Оказываясь аскетом.

Ещё – жить чтобы приобретать. Даже не важно, что именно, – важно само поимение из положения неимения. Частный случай здесь – коллекционирование и собирательство. А случай усугублённый – стяжательство.

И добавим «жить чтобы самолюбоваться». Нечто типа нарциссической жизнеположенности! Вон посмотрите на молодёж, с её бесконечным сэлфи на базе смартфонов. Даже специальную «палку для сэлфи» изобрели!

Но... чтоб в человеке была лишь однá из таких простых жизнеоцелёнок – такое весьма редко. Обычно человек суть «компот» из мнóгих простых. Которые – то одна, то другая – его какое-то время занимают, чтобы потом, однако, погрузиться и освободить место. Как в настоящем компоте из сухофруктов: всплывёт на поверхность разваренная груша, потом утонет и вместо неё появится там яблоко, потом в том же духе ещё что-либо.

И под конец приводим не такую простую жизнеоцелёнку. А спонтанно закрученную. Обозвать её можно промежуточной. Или сказать о ней – неокончательная. Жить чтобы узнать, для чего жить! То есть, смысл жизни – в поисках смысла жизни! Курьёзная жизнеоцелёночка вылупилась.

А если выразиться понеспецифичней? Что смысл жизни – в постижении смысла жизни? Тогда постичь его – не обязательно будет значить найти! Возможно, всему тому придётся оказаться более глубоким постижением вопроса.

Ещё раз. Формула: «смысл жизни – в поисках смысла жизни!» Что это фактически означает? Ну, не на первый и даже не на второй взгляд, – чтó означает? А что смысл жизни в том, чтобы понять, чтó есть она такое, и как следствие этой понявшести – сообразить и знать, нуждáется ли вообще она в смысле. То есть фактически смысл жизни – в постижении самого понятия смысла жизни! Вот так вот неожиданно получается.

 

 

Нарушаешь какое-либо своё непринимание, невольно позволяя пролезать в жизнь непринимаемому, так в ответ невольно же берёшь и компенсацию: влезаешь в «веер» новых неприниманий, ассоциативно сходящихся к нарушенному и таких, коим в силах не дать попраться. И не даёшь, на то постоянно тратясь, чем то первое нарушаемое непринимание – как бы уже ненарушаемое.

 

Ещё бывает такое. Влезаешь по жизни в какую-либо избирательность, заранее непринимая её нарушенность жизнью. Так сказать, чувство авансового непринимания! На ступень менее насыщенно, нежели открытое непринимание, но тем не менее.

 

Психопертяжелённость – перманентная генерация неприниманий. Чисто явочным порядком э́тим именно она оказывается.

 

По «фонтану» своей непринимательности – доходи до начала жизни, в которое он своим стволом упирается, и тогда сможешь влиять на наличный его уровень, того фонтана.

 

Непринимание как проявитель нам гнётопородительных психообразований, типа с-собственностей. Ну, обнажатель их пред нами!

 

 

Перегрузил психику психообразованиями? В ответ вполне возможно адекватное поведение! Вот его полудикий вариант. В установке разобраться с лишним психонаполнением – западаешь в первое же подворачивающееся тихое место. И пробуешь! Минус тот, что тут мешает сама решаемость разобраться: под неё лезет в психику всякая дополнительная фигня – как будто мало той, что уж и так есть! Например, берущееся тихое место невольно начинает казаться не таким уж и тихим: мол, могу себе позволить искусственно его считать меня нагружающим – всё равно ведь психику очищу, даром что ли так решительно на то намереваюсь. Или касательно места того – невольно вот как умозаключаешь: всё равно ведь в нём из психонагруза выбраться должен, так напоследок психонаберусь, сколько, мол, душа пожелает, – удовлетворюсь, то есть, до концá в этом.

В качестве тут выхода, под нужное «место» можно попытаться взять саму свою живущесть: её надуманно посчитать «грузящей» труднее, чем простое место, ординарное. Да и посыл «набраться напоследок» тоже – от неё как квазиместа звучит слабей на целую ступень, нежели от простого места. То есть как «место», на которое можно опереться в своих дурацких требованиях, подсознанка её хуже различает.

В общем, чем сознательней и решительней намереваешься психовысвободиться, тем больше под это дело набираешься невольно психогнёта – дополнительно к тому, что уж и так есть. И главный выход – в следующей полагаемости себе: дескать, вот доберусь до того вон места, где можно ничего не делая сидеть, и худо-бедно есть что поесть, и сколько под эту добираемость в меня психогнёта ещё пролезть успеет, столько уж успеет – наперёд берусь и с ни́м разобраться. Правда, оно норовится в тебе гнёта набираться и по достижении места: мол, имеется на то право, ещё недостаточно в месте том закрепился... В общем, перехлестнёшь в себе такое – справишься с берущейся задачей, а нет – так нет.

 

Откуда психоперегруз приходит в жизнь? А от делательностной напряжёнки! Когда излишне представлена делательность – больше, чем ты тогда способен нести.

Это касаемо содержания. А формы разные. Скажем, умирает любимый человек. Слишком многого враз лишаешься – из жизнеустановок, оттого хочется психовать, так что не день и не два приходится себя удерживать – чтоб не пойти в психоразнос, – а это ведь тоже делание, да ещё какое! Тяжёлая внутренняя работа, которую ты долго не волен прекратить, – вот под неё в психику всякого и нахватываешься. Так что в конце концов оказываешься перегружен.

Или, скажем, заболел – чем-либо типа оспы. Выжить – выжил, но пришлось внутренне перенапрячься. И внутрителесно тоже. Такóй лишь ценой удаётся тут выжить! И перенапряг сей, соответственно, психику и перетяжелил.

Вообще, перенапряг оттого, что не останавливаешься! Остановка в делании – отдых от него, но перестать давить вирус – как раз не можешь себе позволить, он и при давке – его твоей – едва тебя не побеждает.

В общем, попадание в экстрим, – вот причина! Ну, в смысле, излишняя задержáвшесть в экстриме. Даже простые физические нагрузки способны психоперетяжелить! Если не можешь себе позволить по усталости их прекратить! Например, берег далеко, и пока не достигнешь его, надо плыть, а то утонешь.

Саморефлексией тóже можно злоупотребить. Излишне увлёкшись. А увлекать нас – она мастер! То есть, и через неё перетяжеляешь психику, не соблюдая меры. Перетяжеляешь, ибо саморефлексия – сложносоставное делание, а делание как раз и перетяжеляет, ежели оно без меры.

Отчего заговорил я тут о саморефлексии? Да подвижнику без неё не обойтись, а книга эта – как раз для подвижников! Так что предостережение: увлекаешься саморефлексией, незаметно перетяжеляешь психику, тем оказываясь при истерогене, и он начинает негативнопсихогнётно выражаться, для того используя и то полезное, чего ты рефлексией понарыл. Многое узнаёшь о себе как психомеханизме, всякие психонавыки приобретаешь, это всё вместе предрасполагает смотреть на жизнь свысока, – вот тут истероген и подкатывает, тому способствуя. И если преуспеет, то сделает тебя неадекватным: что называется, надутым индюком. Ну, человеком, инфантильно использующим свою «суперность». Например считающим, что жизнь должна тебе – как великому! – всячески угождать. Отчего сразу находится куча поводов для неприятия, истерогену же того только и надо.

А то другой его ход: может он начать тебя шантажировать – саморефлексивными достижениями. Или ими в тебе спекулировать. В общем, так или иначе психонегатив навóдит – от полезных результатов психорефлексии нашей. Так что оказываешься в глупом положении: психодобыча весома, психодостижений куча, а применить толком не можешь, сам себе перманентно мешая. Знáть это! Для профилактики.

Итак, повышенные психосвойства, добытые не без психоперегруза, оказываются скорее жизнеминусом, нежели плюсом. В фоне истерогена выступая той морокой, с которою оказываешься даже неадекватней, чем был бы – в том же фоне – без этих своих «повышенных» свойств. Такая вот иезуистская жизнештучка! Не обязательная, но вполне для каждого возможная.

Сказанное не голословно. Вполне подтверждается наблюдениями над шаманами. Большинство из них как раз собой являет «гремучую смесь» – из сверхспособностей и проявившести – на смысломатериале жизни – истерогена. Причём на расши́ренном как раз материале, то бишь в котором есть место для факта сверхспособностей. Да и их проявительной текучки.

 

А «под занавес» напоминаем об одной естественной психоудобности. Прежде чего другого понимать в качестве себя самопрограммацию! И чтоб неизменно. Тогда это тоже оказывается психомонизмом!

Себя для себя держишь за перманентный процесс самопрограммирования, назначаемостей себе чего-то по жизни! Когда раньше прочего себя видишь им, процессом этим, – умудря́ешься такое, – то, повторяем, всё в психотехотношении необходимое считай проделал, и тем ты в монизме.

Так что первая очередь тут – для себя ты перманентная самопрограммация! Где самопрограммация – как «ходячей психики» превращаемость наша в заданности себе. Реализованные в лице психореакций. Тех или иных по виду. От коих потом – производные психореакции, с проистекающими от них поведенческими линиями.