Текст книги "Психология свободы"

Автор книги: Виктор Ткачёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

 

20. Медитация – это психоразгруз. Или сказать так: медитирование – это психосаморазгружание.

 

Неверно расхожее мнение, что медитируют только йоги. Ну, в смысле, лишь религиозные подвижники. Нет, безотчётно да неосознанно – медитируют буквально все. Да только в силу безотчётности у медитаций их не получается далеко зайти. Неизменно не получается! Но кой-чего они неизменно же таки дают! Не будь их, каждый незаметно для себя обязательно бы психоперетяжелился – что называется, до степеней, не совместимых с жизнью.

 

Мне тут вспоминается анекдот, в котором люди подразделялись так: одни уже лишь доживают, другие ещё вы́живают, третьи – можно уже сказать – живут, а четвёртые и вовсе – наживаются. Что ж, юмористы тут молодцы, верно ухватили суть! Действительно, в зависимости от уровня перегруженности психики – жизнь явочным порядком оказывается одним из этих режимов. Режим доживания у наиболее перегруженных, а наживания – у наименее. Ну, у коих перегруза нету вовсе! То есть, насколько сподобляешься с психогрузом расквитаться, в таком статусе по отношению к жизни и оказываешься: наименее сподобляешься, так будешь дóживающим, и точка.

 

И ещё. Так и представляется читатель-оппонент, порывающийся сказать: вот ты тут всё красиво рассуждаешь, чего там в жизни человеку надо, а чего не надо, но сáм-то чего достиг – в русле этих надо – не надо? Ответ тут может быть один: а что вам до меня, я никому не набиваюсь в эталоны! Если чего не достиг, несмотря что рассуждал о нём, значит такая моя карма. Но у вас-то она другая, и вы, быть может, как раз смóжете достичь.

То есть что? А не ищите себе жизненных эталонов! В смысле том, что идите по жизни своим путём. Ибо у разных людей – разные и кармы. Кто-то – со своей кармой – прожил такýю вот жизнь, но для вас, захоти вы именно её для себя, это будет не совсем то, что надо бы – с вашей-то кармой. А в худшем случае – и совсем не то! Так что всё – по песне Высоцкого: «Эй вы, задние, делай как я, это значит – не надо за мной, колея эта – только моя, выбирайся своей колеёй!»

 

 

Так что знаемость об идущести у тебя – в лице жизни – сна души. Она делает тебя ведуном, меняя сам характер срабатываемости психоперегруза. Каждая его сработавшесть и не хочет, а предстаёт на ступень более системно, отчего на ступень менее способна тобой владеть.

Системность та прежде прочего в том, что видится неадеквáтным сводить весь квазисон к проекции себя в нём. Как это постоянно делает обычный человек, в неявности того себе. Вот какая это штука, сообразившесть-то жизни квазисном.

 

Завéдомо покрыть в себе какой-либо класс психообразований – на предмет «подвешения» их в психике, лишения в ней опоры, – значит многое из того класса поиметь «подвешенным» по типу «за глаза». Но коль психообразование «подвешено», то уж не важно – как именно, в любом случае это значит одно: если надо – скинем его. Смóжем скинуть!

 

«Ступа» намерений и психомотивов – как «младший брат» методистской категории «ступа психики». Ну, каждый в лице психики – как ступа, в которой перманентно толкутся психообразования: скалываясь, распадаясь, из получающихся разных «кусков» собираясь новыми, и так далее. Где среди прочего возможна и «ступа в ступе», и заявленная «ступа» намерений – как раз такое.

Когда сферу намерений держишь в психике «во взвешенном» состоянии, она как «ступа» становится особенно хорошо заметна: из-за твоей общей намеренческой включённости – по текущим поводам как бы сами непрерывно возникают мотивы и намерения, но в силу твоей отстранённости от самой их сферы – не находят у тебя поддержки и распадаются, оттого тут же заменяясь другими – тоже «как бы сами возникшими», – толчея как у зерна в ступе. 

 

Для режима силы. Не оставлять «скелетов в шкафу»! Чтоб всё в психике «стояло на одной доске», и тем равно подлежало выпалыванию.

 

А по четвёртому пункту четверика ещё актуально вот что. Свои назначенности жизни убираем завéдомо – в обоснованности того фактом закритичности у себя психоперегруза. Заведомо, то есть без вникания даже в их смыслы! Дескать, есть там что-то, так должно быть убрано оттого лишь, что оно там есть, в неважности чтó есть. И не преминать такое делать по-возможности до самого своего основания.

 

Внутреняя перепнутость и увязанная с ней сверхреактивность – это, как ясно, остро-излишняя психонабранность. Причём психонабранность неспецифическая. А потому жаждущая оспецифичиться – вылиться в конкретносмысловое намерение или жизнемотив. Ну это как давление: если оно есть, то норовит к чему-то приложиться!

И вот не силуешь распустить «сразу и всю» такую свою психонабранность, значит надо давать ей как-то смысловыражаться. Оборачиваться реакцией преследования чего-то из жизни. Из возможного смыслонаполнения оной. То есть что? Подкидывать перепнутости удобные себе жизнемотивы, иначе она сама найдёт вычурные и неудобные – для разворачивания по жизни. Невольно окажешься в одном из таких мотивов! Промежуточный режим – прежде прочего – знаменуется именно этим описанным трюкачеством.

 

А вообще сказать, добывается смедитированность действиями четырёх психотехнических типов: за счёт себя внутренним путём, за счёт себя внешним путём, за счёт среды посредством себя и за счёт среды посредством среды же.

Первый тип – попросту отказываешься от попираемых своих житейских интересов. Которые ведь – когда их затрагивают – и наводят в нас размедитированность – в лице внутреннего гнёта! А тут находишь в себе силы от них отказаться, тем пропадает и причина для самоугнетения.

Второй тип – от интересов не отказываешься, но и не борешься с их попирательностью, тратясь на уклоненье от неё. На добычу жизнеположения, куда она не дотягивается. Например, кто-то рядом шумит, мешая тебе читать, – то есть у тебя помехоиспытывание – как форма психогнёта. Так ты встаёшь и уходишь в другое место! И жизнеинтерес «чтоб спокойно читать!» получается не затронут.

Но затрагиваются, правда, интересы менее существенные: во-первых, не перебивать чтение, плюс не делать – ради его возможности – ничего боле того, что уже сделано. Шевеля ногами при уходе. Ну так на шевеление – и связанный с ним отказ себе – внутренне потратиться тебя тут достаёт, а вот на отказ от спокойного чтения – либо от чтения тогда вообще – нет. А отказался бы, так и мешать было бы нечему! И это была бы здесь реализованность первого психотехнического типа. Оба раза отказываешь себе, поэтому и маркируем эти типы словами «за счёт себя».

Третий же тип тут – начать прогонять шумящего. Выезжаешь за счёт среды: не уступаешь ей, а использованием себя – заставляешь правильно к тебе располагаться. Чем и получается та наша маркировка: «за счёт среды себя посредством». Такую достигаемость смедитировки будем называть естественным медитированием. Ну или медитированием естественного типа. Ибо обычно человек тяготеет именно к такому пути. Именно им прежде всего норовит добыть себе внутреннее облегчение.

Но за счёт среды пропавшесть психогнёта – может тут быть добыта и иначе: ещё кому-то помешал шумящий, и тот подошёл да его и прогнал. То есть среда сама для тебя правильно расположилась, ты выехал и за её счёт, и через её же – а не свою – активность. Выехал из ситуации. Знаменуя четвёртый психотехтип.

 

 

Для режима силы – предельный вид самовоспринятости: ты как Брахма «висишь сам в себе». Становясь то плотней-насыщенней, то разреженней и «водянистей». Так и «мерцаешь». Ундулируешь набираемостью и распускаемостью психообразований. Число и интенсивность коих – добавляют насыщенности такому твоему «висению в самом себе». И наоборот.

А что ты Брахма – можешь тут не сомневаться. Понятие Брахмы как материально выразившегося бога – охватывает заведомо всё, а значит и каждого из нас. Тем самым каждый – частновоплощенье бога, типа кусочка его как некой голографической пластины. Как известно, кусочек пластины воссоздаёт всю голограмму, будучи помещён в проектор. Всю, а не какой-то её участок. Всю, только что более блёклой. Чем меньше кусочек, тем блёкше выйдет изображение, но выйдет всё. В этом отличие голографической пластины от фотоплёночного негатива, из куска которого проектор способен извлечь лишь соответственный кусок изображения.

Нам эти технические коллизии поставили удобную аналогию, соотносящую человека с богом. Сейчас людей – семь с половиной миллиардов. На столько значит кусочков бог условно и разбит – как условная голографическая пластина. Каждый кусочек – блёклый бог по прозванью «человек». Причём кусочки – величиною не равны, отчего и бога каждый воссоздаёт собою в разной блёклости.

 

Так что будучи Брахмой – хотим мы того иль не хотим, – соответственно и ведём себя как он: висим в самих себе, да и точка. Ежели понятие «вести себя» брать в предельном из возможных смыслов.

 

Ты Брахма, смотришь сон в лице себя, через самопротивопоставленность сделав такое возможным. Ну и какая по большому счёту разница, какие смотреть сны?

 

Сон значит типа игра, а в игре глупо подходить к чему бы то ни было слишком серьёзно. А не подходишь, то и не угнетаешь себя излишне, в случае чего. Когда что-нибудь в такой игре пошло не так.

 

Коль жизнь – нечто типа сна, в смысле сделанности – как явления – тобою себе из себя, то всё твоё жизненное окружение – по большому счёту есть ты сам, и значит интересы окружающих – где-то твои интересы. То есть внутренняя позиция своего а-ля сновидения в лице жизни – не даёт зацикливаться на себе как противопоставленности – личными интересами – другим людям.

 

Так что стояние на позиции интересов «сна», который у тебя в лице жизни. А не себя как одной из своих проекций в тот сон, телесно оформленных. Это предельно охватная позиция, тем самым оказывающаяся – среди прочего – надличностной позицией. Твоей ставшестью над собственной личностью, причём ставшестью неспециальной. Специально здесь не добывающейся, а приходящей сама собою, в чём дополнительная её сила. Ну, когда тобой себе добыто что-то специально, то невольно дальше имеешь подключённость к нему на предмет убратия, а когда оно тебе «пришло само», такого нет.

Так что неспециальная ставшесть над собственной личностью! Соответственно и истерогену становится на ступень труднее зациклять тебя на твоей личности. То есть ввергать в психопозицию, с которой легко тебе впадается в психогнёт. Ведь когда видишь только интересы своей личности, даже малое их затрагивание предстаёт по жизни чем-то значительным, и достойным выраженной реакции его отвергания. А такая реакция и есть психогнёт.

Так что при надличностной позиции затронутость личности далеко не всегда предстаёт достойной отвергания, в лице коего (как одной из негативных реакций) психика самоугнетается.

 

А что до понятия Брахмы, то уместна ещё одна картинка, типа аналогии. Каждый из нас зеркало, в котором отражается Брахма – в одном из ракурсов. В неповторимом микроракурсе, лучше сказать! В лице нас Брахма насоздавал «зеркал», чтобы побóльше ракурсов своих видеть. Ибо чем больше ракурсов, тем больше черт своих рассмотрит. Так что, чем лучше – как зеркало – ты Брахму отражаешь, тем лучше для него. А в имманентности к тому – и для тебя.

 

 

Скубёт внутренний долг? Так стать на позицию внутренней гармонии! Упорядочив «задним числом» все свои былые хотения да стремления. Примирительно соотнося друг с другом взаимопротивные – так, что если ни одно другому не уступает, то отказываешься от обоих, лишь бы упразднить в себе порожденье их того былого разлада. Заставившего тебя тогда набраться долга пред самим собой, ноне предстающего твоей поведенческой невольностью – по разным житейским поводам.

 

Ещё постоянно забывается, что есть ми́ксер четвёртого пункта четверика. А не просто четвёртый пункт.

Миксер! То бишь направленная психотехническая динамика! Сначала – в отталкиваемости от факта сверхнабранности своей – отказываешься заведомо от заданностей. Затем, гармонизирующим образом проходясь по былым делам, до самого начала жизни, освобождаешься от внутреннего долга – в официальности того перед самим собой, таки наконец. «Миксер» четвёртого пункта изничтожает внутренний долг как элемент психоструктуры!

 

Так что большой если-надо-отпускательный психогомогенат: включающий в себя заведомо всё делательное, бывшее в этой жизни.

То есть что? Оборотившись на своё психонаполнение, при большом и грамотном желании возможно ощутить себя гомогенатом. Он как твоя внутреннесамопредстающесть, плод психосамоявляемости в положении, когда «подвесил» в себе все наличные психообразования. Когда «подвешиваемость» распространена заведомо на всё, кроет всю́ психику – с её содержимым.

Подвесить что-то в своём внутреннем мире – тáк в субъективном окрасе можно обозначить установление обратной связи с тем чем-то – вплоть до его основания. С тем чем-то как психообразованием, являющим собою частицу твоего внутреннего мира. Иметь обратную связь – значит непрерывно ощущать себя способным убирать иль добавочно наводить то, с чем она установлена.

Итак, установление обратной связи с его основанием, того своего психообразования! Что субъективно выглядит как умудрившесть поднырнуть в себе под него! Такой необходимый сакраментальный акт! За счёт награждения его свойством заведомости – распространённый и на психообразования, с которыми как олицетворённая психика «не стоишь лицом к лицу».

 

Всякое истерикование есть наша символическая защита. Ну, защитная демонстрация в той или иной по развёрнутости форме. И не исключение тут и гиндрикование – как «глухая» форма истерикования. Только что демонстрационной конкретики там нет, или сказать – какой-либо направленности. То есть движния в припадке бессвязны и отвлечённы: просто скачешь да кричишь – не на кого-то, а вообще, – вот и всё. Тем демонстрируется – нами себе – лишь сама возможность защититься, в отличие от ординарной истерики, где умудряешься символично себе навести защищённость конкретную – в требующем именно её жизнеокружении. То есть в гиндриковании – предельно неспецифический истерический подход! Именно он реализуется – из-за недостатка сил и возможностей. И налагаясь на попранность окружением твоего психостроя, даёт первую степень облегчения. То есть только начальную, но всё же! Включается гиндрикование, когда подсознательно не надеешься полноценно отыстериковаться, отыграв попранность жизнью твоего психостроя.

То есть полноценное истерикование – то испускамость нами символичской защиты с намерением отыгрáть попранность. В гиндриковании же тó лишь отыграние, что берёшь себе возможность будущего отыграния – наличной задетости жизнью и однотипных с ней. Тем самым получается остаться несогласным с принесённым той задетостью. Неуступившим ей, хотя бы по большому счёту. А вот так называмый тихий плач – наислабейшая форма гиндрикования: втуне уж согласен с потерей, наведённой окружением, а плачем тем лишь выражается себе, что при других обстоятельствах мог бы от этого и защититься. То есть демонстрируется себе – желательно со зрителями в свидетелях, – что в смысле «воообще» не расстаёшься-таки с готовностью защищаться, и это сдабривает потерю, в психоплане принося облегчение. Мол, хоть других потерь зато не будет, коль я при готовности таки себя как-то защищать, ещё не лишаю себя самого того принципа. В общем, таки самозащита, но в самой низшей форме, как защита самых слабых: не удивильно, что к ней прибегает преимущественно «слабый» пол да дети.

Ну и повторим на всякий случай: при гиндриковании человек орёт бессвязно, при полноценном же истериковании – как раз связно, то есть не вразброс, а намеренно по смысловому руслу, намеченному атакой жизненного окружения. Не даёт себе терять это русло, так как надеется отбить атаку, отбить хотя бы внутренне.

 

Диалектика нас учит, что крайности схожи – в своём внешнем выражении. Верно, и вот один из вариантов того. При перетяжелённости психики человек – чтоб развёрнутомоторно – не борется с окружением: оно ему устойчиво мешает – из-за перегруза тому находит он причины, – но ещё больше перетяжелять психику – дополнительной реакцией борьбы – он подспудно избегает, из двух зол выбирая меньшее – терпеть помехи, зато оставляя всё как есть, на напрягаясь для большего. Но и при полной – подвижнической! – психовысвобожденности не борется тоже: даже приставучее окружение ему достаточно не мешает. Не усматривает – его отвлечённая от внешнего психика – всяких поводов окружение одёргивать. Так что в обоих случаях изменяемости окружения не производится, но причины тому – там и там – диаметрально противоположны. В одном случае это от слабости, в другом случае от силы.

 

 

Жизнь же эта – твой типа сон, Ну, происходящесть типа сна. А значит ты это всё типа придумал – с тобой-то происходящее, – оттого и люби всё, чтó бы ни происходило. Твоё порожденье – для себя самого, – вот что оно есть такое! Отвергать сиюналичное можно – дабы сменять на лучшее, но это заведомо дозированная отвергаловка: отвергая вовсю, неявно расписываешься в своей снопостроенческой некомпетентности. Несостоятельности. Ведь просто не надо было в «сон» набирать такого, что сейчас хочется так активно отвергать! А набрал-таки, значит неловкий сноустроитель. Вóт что главное – в обусловке заведомой базовой принималовки наличного смыслоразворота жизни. А не то, что мешающие люди – твои́ проекции в свой этот типа сон, который в лице жизни, и тем ты сам за них и отвечаешь, ежели по самому большому счёту. Нет, это тоже мощное соображение, но то первое ещё мощнее. И поперёд должно стоять.

 

Тот ещё психомонизм, чтоб во всех своих психообразованиях – видеть лишь психогнёт. Находить их у себя лишь в э́том качестве. Ну, прежде прóчего в этом. А там дальше то «прочее» не преминёт последовать, можешь не волноваться.

 

По режиму силы – о чём ещё возможно поговорить? А вот о следующем. Перетяжелённость психики фиксируется в жизнесмыслах. Ну, неспецифические психосоставители перетяжелённости, да перманентно стремятся запасть в какой-либо из смыслов, в лице коих себе разворачиваем жизнь. В «подвернувшееся под руку» жизненное значение – на предмет предъявы его тебе непринимательным негативом.

Так что специально не давать психоперетяжу проявлять себя тебе в жизнесмыслах. Держать его в «подвешенном по жизни» состоянии, не допуская до них. Через находимость подспудом в понимании, что дело не в смысловом жизненаполнении – его характере и виде, припуски для коих очень велики, – а дело в самом психоперегрузе. Ну, причина. Внутреннего дискомфорта.

Такое вот удерживание в себе психоперегруза. Поначалу через настрой «не знаю где быть и чем заниматься!» – в альтернативу имеемости того и другого гнётоиспытыванием от смыслооконкретившегося психоперегруза.

 

К четвёртому пункту четверика. Ещё раз «перепоём» его базовый методистский смысл. Коль закритично психоперегружен, то все психореакции тем и отменяются – заведомо. Поскольку каждая есть нагруз, а объявлен разгрузочный аврал – в качестве реакции на факт той закритичности. То есть все наличные психореакции – заведомо становятся без права на наличие, так что если и присутствуют, то лишь в заведомой подразумеваемости «подвешенности» их в тебе.

 

У кого высокая психоэнергетика, у того пихика как норовистый призовой скакун: сможешь удержать – покажет рекордные результаты, а не сможешь – так лишь беспорядочные скачки и метания: всю силу и́м отдаст, на них потратит.

 

Апелляция к будущей полноценной жизни, наличная при СОЖе, есть увод себя от борьбы с истерогеном, причём уводу этому истероген всячески в тебе способствует. Если его сечáс не убирать, он сохранится и в новых обстоятельствах, и будет так же мешать жить, как и ныне. То есть смена обстоятельств – сама по себе – его в тебе никак не ликвидирует: останется и будет «путаться под ногами» не хуже, чем сейчас. Изо всех сил припирать себя к этой соображёнке, и тогда, быть может, начнёшь-таки изживать в себе истероген.

Всё что дадут новые обстоятельства, это продемонстрируют, что ничего в тебе в принципе не изменилось. То есть что они не помогают и тем ничего не остаётся, как браться за себя самому. Но если это таки придётся, то глупо ведь ждать до того часа, вместо чтоб начать сейчас.

 

Младенцы тратят психосилу прежде всего трансцендентальным путём. Теургически влияют на мир – чтобы располагался в их пользу. Потом – по мере жизни – эта составляющая траты уменьшается – в пользу физических. У подавляющего большинства, лишь у немнóгих не давая затенить себя физическим, – и тем остаётся значительной.

 

К режиму силы. Имеешь себя наличной психонабранностью. Постоянно держишь себя за неё. Или её за себя, если угодно. То есть неизменно предстаёшь для себя ею, характер самопредставанья взяв такой! Чем перманентно и самопредставительствуешься ею, по-возможности гомогенатно. То есть с поглубже в неё распространённой обратной связью. Ведь «гомогенатно» – значит все психообразования на равных в тебе правах, а на равных два пробных из них иметь не можешь, если с ними одинаково не установил обратную связь.

 

Крайний выход: как понятие растворить истероген в более общем понятии психонабранности, в лице коей единственно себя и воспринимать. Или сказать – коей единственно самопредставаться. Тем оказываясь в позиции психомонизма. Наилучшего из возможных, на мой искушённый взгляд. Ещё бы нет, ведь лишняя набранность в психике сразу ощущается – неудобством и тяжестью, – и тем только и остаётся, что её распускать – по градиенту того ощущения.

То есть что? Набор психосоставляющих, который называли истерогеном, неспециально тонет у тебя в подразумевании вообщé всех возможных психосоставляющих, часть множества которых ныне тебя определяет. Выступает тобой. Частью множества которых на рассматриваемый момент самоявляешься. Тонет, и психотехнически такое – лучше. За истерогеном в себе нисколько не гоняешься, но тем не меней он прищучивается – неспециально. В порядке апериодического разрежения тобой всей наличной психонабранности, частью которой он – хочет не хочет! – выступает.

 

А перетяжеляем психику прежде прочего неспецифическим психонабиранием. Неспецифическая психонабранность как моторная настрополённость на психореакции! Введённость себя в готовность реагировать на жизнь, в её изменчивости. Но конкретика никоим образом не задана, оттого и говорим о неспецифике. Которая естественным образом стремится оспецифичиться. Воплотившись в конкретную по смыслу психореакцию – на базе наличного  поля жизни.

Так вот, отрабатывать конкретные психореакции, возникающие при психоперегрузе, это воевать с ветряными мельницами – подобно Донкихоту. Такие реакции плодятся как вши, когда на смену одной до конца исполенной – и тем снятой! – приходят две новые, что называется. Виной чему – как раз повышенность неспецифической психонабранности. Вот и надо ей противостоять напрямую, повышенности этой! Перманентно присаживая в себе неспецифичную набравшесть. Путём аннуляции всех тех своих былых дел, что тебя в эту внутреннюю реагентную неспецифику неспециально засадили. Ну, не шло каждое такое дело без общереагентной накачки, вот ты и «накачивался». С тем что дело заканчивалось, а накачка частью оставалась. Так и накопился порочный  внутренний фон. С коим теперь вот приходится разбираться.

Отказ от содеянного! От того, чем жил. Дескать, надо было или по-другому, или совсем не надо – если по-другому никак «не выгорало». Где по-другому – это чтоб мотивационно не напрягаться так, как напрягся. Подобной «чисткой себя» последовательно перебирать жизнь – до самого её начала! Выпалывая остаточные психонапряги, коих незаметно нахватался. До той степени, что в сумме вот предстали порочной «заведённостью на жизнь».

 

Внутреннемоторная перепнутость и связанная с ней сверхреактивность. Или сказать – психоперепнутость и связанная с ней моторная сверхреактивность. Короче, личная излишняя напнутость – во все и вся. Так сказать, излишняя понуждённость себя жить!

Среагировать на что-то из жизни – это поначалу впасть в соответственную психореакцию, а уж она затем обусловит необходимую внешнеповеденческую реакцию.

И вот, перепнутость со сверхреактивностью постоянно представительствуются той или иной внутренней реакцией, в которую из-за них невольно влезаешь. Реакцией конкретносмысловой. И всегда малоадекватной, поскольку «пере» и «сверх» ни к чему, кроме смысловой надуманности, в сути своей привести не могут. Так что в такую вот реакцию влезаешь, и тем оказываешься в порочном круге: пока в реакции, не можешь уменьшать перепнутость-сверхреактивность – ведь они ею представительствуются, то бишь пока есть она, то должны, мол, быть и они, – а при неуменьшенных их – исправно из них вытекает та твоя реакция, и круг замыкается.

Плюс другая форма изложения – такового порочного круга. Ну, допустимо выразиться и в том смысле, что излишне возбуждаемся в виду жизни, и хронически в этом пребываем. И перевозбуждённость такая – оттягивает нас на себя, чем тебя как субъектности меньше остаётся на трансцендентальную составляющую жизни, отчего и пролезает в жизнь всяческая негативная случаемость, необходимость реагировать на которую и оставляет в силе перевозбуждённость. Коль реагировать невозможно без готóвности реагировать, а перевозбуждёнка наша –  как раз сверхготовность реагировать, что даже лучше, мол, простой готовности. Во всяком случае, даже в понимании излишнести готовности – уменьшать готовность сам себе подсознательно мешаешь, ежели стоишь на позиции острой нужды в реагировании. А на такой позиции как раз тогда и стоишь.  

Так что вот так вот – по-сказанному! – круг и оказывается замкнут. И дело тут не только в трансцендентальной составляющей. И даже не столько в ней! Ибо сказать шире, так из-за перевозбуждёнки меньше достаёт тебя на вся́кое становление жизни. Ну, на всé статьи её становления. В смысле утрясения да улучшения. Отчего в жизни и оказывается устойчиво больше негатива – как того, что требует твоих реакций.

Что значит перевозбуждённость оттягивает нас – от реакций борьбы с жизненегативом? Да как сверхготовность реагировать является неспецифической нашей реакцией – на жизнь, а пребывание в какой-либо реакции – ведь конкурирует с пребыванием в других. Вот и готово!

Жизнь изобилует подобными парадоксальностями. Например, излишнее желание чего-то – мешает заполучению этого чего-то. Как хорошо знают опытные люди.

Плюс то ещё, что перевозбуждён – значит слишком много у тебя внутренних реакций. Ну, внутренних прореагированностей на жизнь. Автоматически так получается, ибо излишек возбуждённости заставляет реагировать на всякую мелочь.

Так что из-за перевозбуждёнки – хочешь сразу проделать всё. Невóльно хочешь. Но хвататься сразу за всё – так не проделаешь ничего! Наводящиеся внутренние прореагированности на жизнь – ну, наметившиеся реакции на раздражители от жизни – одна другой мешают, перебивая друг друга. Одна другой не позволяют увеньчиваться внешним реагированием. То есть перетекать в него. А нет его, так и жизнь – в её виде – должной не устанавливается, тем начиная тебя – что называется – доставать. То есть усиленно обращает на себя внимание, на какие-то свои элементы. Тем подпитывая у тебя реагентную возбуждёнку – в наличной её излишнести. Так всё и катится.

Такой вот – описали – наш внутренний порочный круг, замешанный на истерогене. И изживание в себе истерогена – только через разрыв этого круга! Попросту брать и не давать своей перевозбуждёнке подпитываться фактами реагирования на жизнь – в её изменчивости. То  есть отделять готовность реагировать от самого реагирования. Готовность сама по себе, а реагирование – само по себе, хоть и благодаря ей наличествует.

 

Истероген в психике есть у каждого. Даже у самого здорового – психически – человека. У таких он послабше, но тоже есть. И каждый с ним в себе постоянно договаривается – по поводу жизнетекучки. Сам того не замечая. Нет, где-то замечая, конечно, – но так ведь, мол, всегдá было, что договариваюсь, а тем вроде как и нет того.

Так что договариваемость с самим собой, так сказать! Психосильные личности, как тут должно быть ясно, договариваются быстрее и ловчее, и большего могут добиться (в смысле уступок) от своих истерогенов. А значит, и на бóльшие жизнесвершения пойти. Потому что это именно истероген дерзать не позволяет! Прежде прочего, по крайней мере.

В общем, и договариваемся с истерогеном – то есть где-то уступаем ему, – и прижучиваем его. Такая двоякая внутренняя текучка! Тут знать, что полностью извести в себе истероген – нельзя, но к тому можно асимптотически приближаться. И перманентно помнить в своих договариваемостях с истерогеном: он есть козёл, которого «поставили стеречь капусту». То бишь не шибко стремись задобрить его – по какому-либо поводу: чем больше задабриваешь, тем больше он в тебе наглеет, и тем любая твоя уступка рискует пропасть зря, сменившись необходимостью отрабатывать новое неадекватное требование обнаглевшего от неё истерогена.

 

Чем больше уменьшаешь «массу» внутреннего мира, тем больше внутренне вмещённым в жизнь становишься. И стать на путь такого уменьшения – значит начать неспециально присаживать и истероген. Так сказать, по типу «не в глаза». Присаживание в неотдаваемости себе отчёта, что присаживаешь! Ну, в факте присаживания неотдаваемость отчёта. Что очень удобно – меньше мороки, – а потому и эффективно.

 

Истероген постоянно обещает: мол, вот в этом вот ещё не так поступи по жизни, как хотелось бы тебе, а в форме угождаемости мне, и я тебя отпущу в таких поступках, не буду больше тревожить. Но как только тем макаром и поступишь, сразу индуцирует новую частную прицепку к жизни, из-за коей та опять начинает выглядеть в целом «не той». То есть не даёт тебе идентифицировать жизнь свою подходящей. Совершить поступок такой идентификации! Навязывая внутреннюю поступаемость в русле того, что жизнь таки «не та».