Текст книги "Психология свободы"

Автор книги: Виктор Ткачёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

4. Напоследок резюме – в виде формулы: человеческая субъектность – сама для себя – есть «ходячее воплощение» строго внутренней выражаемости своей движенческой яви.

С тем, что где-то надо сказать ещё и так: каждый как субъектность есть строго внутренняя проявительность набора своей движенческой яви. Причём, перманентно-сменного набора. 

 

Так что, человек как субъектность. Или сказать – автость, самость. Вот чем в начальной инстанции выступаешь. Ну, такóй понятийный образ обнажаешь, когда до конца подступаешь к себе в психоплане.

Ещё продублируем всё такими словами. Воплощённое сродство двигаться, что-то совершать, – вот что ты есть в своём психокорне. Только это, больше ничего.

 

3. ОСНОВЫ  ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ  ПСИХОМЕХАНИЗМЕННОСТИ

 

Было бы привычней, для читателей научных текстов, такое название раздела: ЭЛЕМЕНТЫ УСТРОЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА КАК ПСИХО-ФИЗИО-МЕХАНИЗМА. Но мало ли маркёров, все не всунешь. Так что – к делу с тем маркёром, что есть.

 

1. Психостановление человека в онтогенезе

 

1. Как психика составляемся рядом фоновых субъективистских феноменов, которые сами же себе и наводим. Имя им – сознание (и связанный с ним рассудок), подсознание и надсознание.

Почему они есть у человека? В смысле, почему именно они у него? Ну, человек как душа, в своей однажды начатой – в лице этой жизни – движенческой эволюции, заходит достаточно далеко, чтобы начать нуждаться в подобных мощных феноменах самопредставания. Выступать нуждающимся, а там и организующимся в них – согласно той нужде. При том что жизнь – это самопредставание души, выступающее уже сýперфеноменом. В порядке которого и реализуются те перечисленные феномены.

Душа – старомодное понятие. Из-за ёмкости и привычности – мы его употребляем, но понимаем здесь так: воплощённое в лице каждого сродство ко внутрисубъектным движениям самого широкого спектра.

А что за движенческая эволюция души? Ну, то эволюция её шевелимости внутри себя, так сказать. Эволюционирование её в своих внутренних движениях.

2. Итак, выплеснутость человека в поименованные внутренние феномены – как базовый способ его пребывания живым. А уж в порядке использования этих феноменов – обычно создаётся весьма ёмкая надстроечная психоструктура. Впрочем, человеческое психостановление в онтогенезе – штука нетривиальная, её надо наметить подробнее. Этапами.

Этап первый. Это сама наличка психомеханизма в лице человека, как принцип. Заналичествовавшесть человека некою зачинательной психомеханикой, на базе которой возможна к возникновению более или менее развитая психоструктура. Последнюю, как правило, единственно и имеют в виду, употребляя понятие «человеческая психика». То есть что получается? Обрисованная «психомеханическая база» напрашивается к возведённости в понятие препсихики. Препсихика – попросту двойственная – мото-проприо! – явившесть наша себе внутри себя. Начавшесть находиться при мотовозможностях, да с проприовозможностями – в качестве параллелиста тому.

Этап второй. Это когда фигурируемость с этими возможностями – в использовании их! – приводит тебя к психике уровня фоновой присутственности. Ну, от пре-психики переходишь к самоявляемости вполне уже психикой, но наличествующей пока что лишь вообще. Бесструктурной психикой выступаешь, то есть. Психика вполне способна иметь некое первичное состояние, когда уже есть как таковая, но ещё не организована во что бы то ни было. Для таковой её воможны разные направления самоорганизуемости, а в пределах любого из них – доходимость до большего или меньшего, в смысле степени организованности (ну, выраженности организующей самонадставляемости).

Этап третий. Выбирая определённое направление и определённо-далеко заходя в нём, человек как психоявление оказывается организованным в то, что называют умом, а ум у него – в свою очередь в то, что называют сознанием, когда организуемость последнего – уже вширь – создаёт ещё и то, что называют рассудком. Этим всем оказываешься психикой уровня инструментальной организованности. В том смысле, что ум, сознание и рассудок – ведь только наши инструменты, ежели брать по большому счёту!

Этап четвёртый. Это уже структура – над уровнем инструментальной организованности. Срабатывая как такая организованность, психика способна «прирастать массой» – по множественным смысловым линиям. И такая приросшесть будет уже структурой – инструмент не способен создавать не структуру. Причём структурно разрастаешься не как-либо, а отражательно к жизни. Или сказать – в отражательности собою жизни. Вместе со смыслопреломлятельностью. В итоге оказываешься при выстроенности свода соотнесённости с жизнью. Ну, свода смысловой провзаимодействовавшести с нею. Тем выступая личностью (а не просто голым умом!). А та провзаимодействовавшесть – это всякие там обобщительные понятости, типа того, что из жизни для тебя хорошо, а что плохо.

Этап пятый. Обладаемость системой таких понятостей – неизбежно выливается в своды частных назначенностей себе, касающихся смысловой конкретики текущих моментов жизни. Ещё бы нет, коль как психика остаёшься инструментально организованным! Есть фон – в виде понятости, что такое хорошо, а что такое плохо, и есть другой фон – в виде набора смыслов, усматриваемых (инструментальная организованность ведь действует!) в каждом моменте жизнетекучки: фоны налагаются – при посредстве всё той же инструментальной организованности, и так и рождается то, что мы обозначили как частные назначенности себе. Такие назначенности – это ограниченные поведенческие мотивы, которые вами владеют, и эмоции с чувствами, которые испытываете при тех мотивах (так сказать, вокруг них: всякий исполняемый мотив одет в «шубу» сопряжённых чувств и эмоций – в качестве внутренней обслуги дел, составляющих ту исполняемость). Моменты жизни текут, сменяясь, сменяются и своды наших поведенческих мотивов, что составляет характерную психодинамику. Подобная динамика – уже венец нашей психопрояляемости в этой жизни (ну, психосамоявляемости через её посредство). Венец в смысле конечной станции – дальше означенной динамики психика уже никуда больше не «едет» собою...

 

2. Психотеория мышления

 

1. Пора пусть фрагментарно, но коснуться психоявления, известного как мышление. Ведь если твоя, как субъектности, организованность в ум – выступает арматурой организуемости в психику высокого уровня, то мышление – базовая динамическая составляющая ума. Если не сказать, что динамическая его подоплёка.

Мышление «сплошное». То есть, внутри тебя как психики наличествует неделимой делательной полосой. Состоящей из разноуровневых делательных линий. В целом выступая как некое макроделание. Ну, делание с макросмысловым определяющим наполнением. Маркирующее ум.

Другими словами, как к целому подходя к себе как уму, соответственно не должен различать, мыслишь ли сознательно, или подспудно: нет, находи себя лишь вообще мыслящим. Что не отменяет наличия у мышления степеней интериоризированности. Когда на какой-то критически малой – оказываешься способным в порядке него противопоставляться ему, чем получаешься воплощённым в умеющее подсиживать самоё себя мышление. Что и выступает внутренним феноменом сознания. Животные такого умения мышленческого не осваивают, поэтому и не имеют сознания. Разве что высшие животные имеют какие-то его зачатки.

Интериоризация – официальный термин психологии. Означает погружение чего-то в «глубь» психики. Погружение такое происходит за счёт накатывания и сжимания деланий, которыми это «что-то» – как развёрнутый психоакт – у человека составляется. И чем больше мышление интериоризировано, тем выраженней оно работает на внутренний феномен подсознания. Или даже сказать – тем выраженней оно составляет этот феномен. 

У иных – читай: более совершенных – людей такая способность противопоставляться в своих мыслях самому себе – больше выражена. То есть распространена на бóльшие степени интериоризированности личного мышления – как макроделания. Ну, на большие степени его свёрнутости. То есть это люди, у которых, так сказать, сознание распространено дальше в подсознание, чем у прочих. В пределе же видится человек, у которого подсознания нет вообще – по причине охваченности у него всегó мыслительного поля способностью мышленчески самопротивопоставляться. Некоторые подвижники такого достигают. Такой человек абсолютно собою владеет: ясно, что это тот, кто способен приказать «сердцу» из известной поговорки, что «сердцу не прикажешь». (Поговорка эта под сердцем подразумевает сферу чувств, для незнающих будь сказано.) С другой стороны, такой человек в чём-то гомологичен животному: оно ведь тоже имеет унифицированное мышление, то бишь нераспавше, как обычный человек, на два внутренних феномена – сознания и подсознания. Только если животное в своём мышлении есть, так сказать, слошное подсознание, то таковой сверхразвитый человек суть сплошное сознание. То же самое, но на один виток диалектической спирали выше. 

Фактически высказана посылка: человек как подсознание и животное как весь наличный у него ум – суть одно и то же в конструкционном плане. И этому есть косвенное экспериментальное подтверждение. (То бишь такая посылка – не одна лишь авторская психоотдифференцировка. Хотя и того было бы достаточно – у человека на жизненном пути касательно к своей психике нет другого хода, как следовать авторитету таких отдифференцировщиков: можешь, отдифференцируй лучше, то бишь вычлени больше качеств, а нет, признавай то, о чём тебе говорят. В любом, однако, случае будешь пользоваться только отдифференцировкой человека, сделанной им на себе, – таковóго характера знанием, ибо сам ты тоже человек.) Так вот, косвенное экспериментальное подтверждение. Если – закритически большою скоростью предъявления информации – человеку не давать проявляться (срабатывать по её, информации, обработке) в качестве внутреннего феномена сознания, то оказывается, что он способен сосчитать предметы числом только до семи. А мелькнёт на экране больше – он теряется, даёт ошибочные ответы. Ну и животное тоже, только уже всегда, даже и без ограничений по времени! Это выявилось в этологических опытах на серых воронах. Где вороне позволяли, так сказать, считать сколько влезет (в смысле затрат времени на счёт), и предел безошибочных различений у ней неизменно оказывался семь. Такое, повторяю, предрасполагает к выводу, что у человека на подсознательном уровне, а у высшего животного как того, что оно вообще из себя достигло (то есть – на самом верхнем его психоэтаже), действует психомеханика примерно одного уровня организации.

А что есть ум? Ум это твой внутренний феномен, витающий над употреблением тобою мышления. Ну, над твоей – как психики – разводимостью его в себе. Или скажем так: внутренний феномен, которым оборачивается тебе твоё мышление как макродействие. И такое – не только у человека, а как принцип – заведомо у всего, что только организовано в психику.  

Мышление же как объективное явление – то совокупные приведения в увязанности (ну, соотнесённости) смыслоэлементов, ранее для себя вычлененных (или в порядке мышления же, или в порядке домышленческой работы). И если второе, так тем не смыслоэлемент ещё получается, а попросту некая значимость.

Ум имеется не только у человека, но и у животных. Потому что мыслительные акты они в порядке своей жизни таки производят. Другое дело – как! Животное «думает всем собой». Ну, всею своей жизнью, а не головою. Теми действиями, что совершает над внешним окружением, то есть – самим внешним поведением своим. Нужен ему хитрый вариант бегания по лесу, так оно и ищет его самим беганием, в смысле что бегает по разным вариантам, пока постепенно не выкристаллизируется приемлемый (ориентировки при выкристаллизации дают получения нагоняя от среды – за каждый неправильный вариант бега).

Нет, человек думает, то бишь перебирает варианты внешнего, тоже некими своими действиями: мыслит, значит неизбежно совершает определённое по классу (и составу в пределах класса) делание. Что из того, что движения его, то делание составляющие, глубинны да тонки, так что извне незаметны, – всё равно подпадают под понятие поведения, если говорить вообще. И в этом смысле он, конечно, ничем не отличается от животного. У последнего думание есть некое поведение, и у человека оно есть некое поведение тоже. Но другое дело, поведение какого уровня! Уровень-то всё же движенчески тонкий! Подразумевающий последующее поведение из более размашистых повторов подобной движенческости. В том принципиальная отличка от животного: у оного вариантоперебирательное макродействие как обдумывание – есть поведение в лице задействованности именно предельно возможной движенческой инстанции. То бишь поведение, составляющееся движениями, над которыми – в моторном плане – животному некуда больше надставляться.

Развернём это. Для животного обдумывать, то бишь искать подходящий вариант поведения, всегда значит выдавать поведение из самой той поведенческой сферы, для которой и ищется вариант. Перебирает (читай: обдумывает!) движениями того же мотоуровня, что и у движений, какими затем будет отправлять выбранное! Никакой моделируемости моторно более «тонкими» движениями (ну, действиями, состоящими из таких именно движений)! Это в отличие от человека: варианты поведения во внешней среде (в смысле перестановок её элементов своими мотоактами) он проигрывает мыслями – движениями того уровня, какими никаких таких перестановок не создашь, попросту не посилуешь, отчего запускающийся в реализацию выбранный вариант – требует сократительной усугубительности движений. Усугубительности на целую ступень, и это как минимум. Исключение – лишь когда обдумываем, как нам думать! Тогда плод обдумывания и его реализация – одного мотокласса. У животных же подобное исключение – всегда.

Ну, ещё раз, для верности. Если есть поведенческая сфера, «дающая заказ» на вариант поведения, призванный к тому-то и тому-то, то человек (психотехнически) способен искать его актами из поведенческой сферы другой, так сказать, игрушечной по отношению к сфере-"заказчику". Другими словами, на заказ способен подвизаться в моделирующей поведенческой сфере! Способен жизнью своей генерировать сферу поведения, модельную по отношению к сфере-заказчику. Этакое «модельное поведение» и есть у нас обдумывание, в отличие от того, как это у животных.

Взять для конкретики внешнее поведение (призванное видимым образом трансформировать внешнюю среду – как среду обитания нашего тела), так мы, – всмотритесь, – сначала моторно проигрываем его в себе, то поведение, а только потом уже «выпускаем на волю». Это-то и есть обдумывание человека, отличное от обдумывания зверя. У коего и проигрывание «выпущено на волю» тоже. Что не мешает ему выступать обдумыванием, однако! Этакость  тоже обдумывание, но психотехнически на ступень грубее, нежели человеческое. И рабочий выход у такого – соответственно на ступень менее качественный. Вот и всё.

2. Наговоренным, однако, мы неспециально вышли к очередной психотехнической категории. Сфера поведения! Так, обдумывать что-то – это одна сфера поведения, совершать какие-либо социально-бытовые акты – грубо говоря, развёрнуто-моторными сократительностями мышц рук и ног, – это другая сфера, и так далее. То есть в зависимости от технохарактера моторики, в которую ты вкладываешь статус поведения, и определяется сфера последнего.

Сферой поведения, наиважнейшей для животного, выступает сфера внешнего поведения. Да и для большей половины людей – тоже. Так уж – по-животному, получается! – сложились приоритеты у нашей цивилизации.

Ну, а ещё важная – сфера внутрителесного поведения. Для животных она на втором месте по важности, то же и для всех почти людей. А в случае болезни эта сфера переходит даже на первое место, – по крайней мере, начинает разделять его со сферой внешнего поведения. И, как известно, одни болеть умеют, другие – нет. Что ж, на то и поведенческая отрасль, чтоб в ней были свои виртуозы!.. Ещё каждый легко может вспомнить, как ему приходилось – иной из зим – дрожать и тужиться, дабы согреться. Вот то и было зачаточное распространение им своего сознания на внутрителесное поведение. А статей у последнего – тьма, не одно согревание.

И хоть и рано пока, но уж к слову надо заговорить и о сфере внутреннего поведения. Ведь каждому из нас в принципе возможно как-то вести себя и внутри себя как психики, – если позволите так сказать! Например, проводить себя меж альтернатив: типа «думать – не думать» – на текущий момент времени, радоваться чему-то там в таком моменте – или нет, – это всё и будет примером внутреннего поведения. В одной из его возможных статей! С тем здесь, кстати, что внутрителесное поведение – где-то тоже одна из таких статей. Вплотную примыкает, во всяком случае. (Имманентная условность граней меж поведенческими сферами! Неизбежная в жизни перемежаемость наших «поведений»! Но пока в это не вдаёмся, и будем считать как сказали.)

Вернёмся, однако, к сфере внешнего поведения. Оттого оно и прозывается внешним, что совершается над элементами внешней среды. Внешне ориентировано! Иначе ещё можно сказать, совершается над элементами окружáющей среды. Окружающей – по отношению к вашему телу. Это среда из зданий, людей, ветра, солнца. Но и ваше тело в ней – тоже один из таких её элементов. Такая хитрость! Отчего над ним вы тоже можете справлять «внешнее поведение». Чесать себе голову, красить свои губы, и далее в том же духе.

Внешнее поведение есть поведение, составляющееся предельно развёрнутыми телесными движениями. В смысле движений тела в целом или его частей. Если непредельноразвёрнутые и встречаются, то попросту несут вспомогательный характер к первым. Которые есть бег, прыжки и тому подобное – и у животного, и у человека. Только вот у животных, бедняг, сфера внешнего поведения есть сфера, всегда вынужденная сама собой искать хороший поведенческий вариант (если можно так выразиться, в порядке  заостряющей стилизации). Ну, новое внешнее поведение – как наиважнейшее – человек обдумывает, прежде чем совершать, а животное... внешнеповеденчески сразу тыкается как-то там по-новому, ежели возникла нужда в новизне. А что ему остаётся делать, ежели среда обитания предъявляет новые требования, а «тонко обдумать» их оно не умеет?! Ну, не умеет внутренне проигрывать варианты по ним. Внутри своей психики – лишь намечательной моторикой. Или сказать – символической. Потому и вдаряется в «грубое обдумывание» – как обдумывание через посредство внешнего поведения.

А именно, экспромтно проводит в среде какой-то новый набор действий (не шибко-то отличный от накатанного старого, разумеется, – совершать большие скачки даже в «тонком обдумывании» трудно, а уж тем более – в таком вот «вынесенном наружу»), за новизну «получает по голове» – определённым образом от среды обитания, начинает затем совершать вариант другой, который есть, что называется, на ходу скорректированный первый, за него «получает по голове» снова, уже несколько по-иному, опять на ходу корректирует до нового, и так далее, пока среда перестаёт «бить по голове», что означает наткнувшесть на удачный вариант. Который тут же крепко запоминается животным, и им оно в дальнейшем всегда будет пользоваться – во всякой ситуации, схожей с тою, которая вынудила его этот вариант выкристаллизировать.

То бишь сознание у животного, тем самым можно считать, есть, – если говорить в смысле «вообще-вообще». Но оно у него, так сказать, вынесено в среду обитания. Существует за счёт намеченностей им, животным, себя во внешней среде. Сознание животного виртуально витает вне его – в лице просто самой возможности участия того животного в будущих актах описанного «внешнего обдумывания» (оно же «грубое обдумывание», если кто не понял).

Можно сказать, животное психо-выливает себя в среду обитания, и постоянно этак живя, как феномен сознания у себя присутствует лишь явочным порядком. Сказать иначе – как такой феномен в себе способно реализоваться всегда только «задним числом». Ну, то сознанье в виде сообразившести, что сейчас его у тебя уже нет, но только что было. И так момент за моментом! Тень сознанья в качестве оного! Нечто вот этакое имеет место у высших животных.

Внешнеповеденческая ретроспектива – в части всего былого «внешнего обдумывания», да в смычке с потенцией подобной перспективы – такое на каждый момент настоящего и являет животному «тень собственной сознательности». То есть, как сознание животное не имеется за счёт своего «сейчас», в отличие от человека. Но своеобразно всё ж имеется – за счёт всей временнóй подразумевательности.

У человека – до известной степени всё наоборот. Не сам психовыливается в окружающую среду, а психовливает окружающую среду в себя, – и модельно живёт в ней, как в части своего внутреннего мира (тем безнаказанно кроя свои отношения с ней, как хочет).

Животное, если в принципе, тоже могло бы этак «моделью впустить в себя» среду окружения, но поскольку оно (как психика) не организовало себя во внутренний феномен сознания, то бишь не выделило – как таковым – себя из среды в своём понимании этих дел (именно это, в одной из стилизаций, означает иметь сознание), то оно тем впуском внутри психики своей попросту сольётся с «появившимся там» средоокружением, и, значит, некому будет модельно себя вести в нём. То есть в этаком трюке – трюке создания в психике виртуальной внешней среды – оно не нуждается. Вынужденная ненуждаемость!..

То, что мы называем имением собственного "я", – а быть при таком имении – означает невозможность не обладать сознанием, – такое есть не что иное, как разложенность на два "я" того в нас, что может быть условно обозначено как "я" животного". Как животное "я" распадаешься на две взаимопротивопоставленные равные части. Мы финт подобного психораспадения в своей жизни осваиваем, животные нет, соответственно преимущества наши в отношениях со средой – на ступень больше. Животное, если можно так выразиться, слишком цельно внутри себя-психики: с одной-то стороны это хорошо – от того ему где-то лучше внутри себя, нежели нам, но с другой стороны – это плохо: человеческая противопоставленность самому себе – позволяет находить решения на ступень более высокого класса, давая техническую возможность постоянно заворачивать путь поиска.

В общем, с точки зрения человека – животное сознания не имеет, поскольку не способно в себе его переносить – как внутренний феномен – за счёт «сейчас». С точки же зрения «вообще» – оно его имеет: просто за счёт психомеханики, на ступень более примитивной, нежели у человека (что и даёт – при желании – последнему возможность теоретизационно «не замечать» её – в качестве наводчика сознательности). То механика, которая в моменте настоящего обеспечивает хозяину сознание лишь виртуальным. Лишь виртуально удерживает его, а не реально, как то у человека. 

3. Резюмируем. Жизнь каждого замешана на его мышлении. Ну, на макродействии под названием «мышление». Или сказать, на мышленческом оперировании. На макродействии умствования. Наведения в себе как внутреннем проприорецептивном поле комплексных мото-образований под названием «смыслы» (здесь внутреннем – в значении несвязанности с внешними действиями, не задаваемости напрямую ими, а так-то проприорецептивное поле по-любому внутренне – не выходит за рамки ощущений, говорящих о теле и всём, что в нём, включая психику)... Итак, всё замешано на мышлении. А уж у  того реализована непрерывная самоподсиживаемость. Ну, в смысле, маркирующим свойством у человека проходит непрерывная подсиживаемость самого себя в макродействии мышления. Это надо ж допереть до такого: создавая, непрерывно перечёркиваешь созданное! Создаёшь в непрерывной перечёркиваемости создаваемого! Пусть перечёркиваешь только в зачатке, в качестве лишь принципа, но всё-таки именно перечёркиваешь! Перечёркивание такое как процесс, слитый с самим создаванием и равносильный ему. Что этакий перманентный акт, выступающий на первый взгляд глупостью, выведет то «обижаемое» им создавание на новый, невиданный рубеж, – это надо ж было до такой догадки в своё время допереть нашей природе! Ну, нашей дочеловечесой психике, прежде чем стать человеческою. У каких существ психика догадывается извернуться в себе до такого, те начинают обладать сознанием. Человек – в числе таких «догадливых» существ. Вот так мы обрисовываем наличное положение.

4. А теперь самое время обратиться к родному языку. Ведь отмечалось, что человеческий язык – прямо как бы в помощь нам! – содержит многие психоустроенческие отдифференировки, в том числе – на текущую тему. Вот и воспользуемся.

Таковое свойство языка – не открытие автора, давно заметили и до него. Однако всей той пользы, какая из того свойства возможна, человеческая культура поиметь пока не сподобилась. Вот и подсобим.

Возьмём русское слово «сознание». То бишь – со-знание! То бишь совместное знание. То бишь – как минимум два самостоятельных знания (неких параллельных) чего-то одного и того же. Как видим, всё правда: переносящее понятие слово в сжатой форме содержит обозначенность сути психомеханики соответствующего понятию психоявления. В выступаемости того психоявления составною частью нашей психики.

Итак, мышление распараллеливается в каждой заведомо точке – своей прилагаемости к чему-то в качестве перемалывающего механизма. Именно это следует из понятия сознания – в его русской словесной передаче. В самом деле, промысленность даёт знание, а поскольку в нас-психиках – со-знание по поводу каждого элемента мира-жизни, то и промысливаний каждого элемента – должно быть два, тем неизбежно противопоставленных. Вóт какая психомеханика обеспечивает нам внутренний феномен сознания!

Во всяком случае, она есть ядерная часть явления, которое в целом называем человеческим сознанием. Ну, а если не вдаваться в частности, то сознание, повторюсь, есть то, чем ты как субстанция души обладаешь в порядке своей воплощённости в мышленческую моторику.

Теперь полнее о распараллеливании мышления, в силу важности этого принципа. Распараллелить мышление – значит сделать его способным иметься в лице двух одновременных составляющих. Причём распараллеленность фигурирует во всей полноте (а не игрушечно!) тогда только, когда одна составляющая способна подсиживать, осомнёвывать другую, то есть мышлению его носителем позволяется быть противопоставленным в себе. Ну, позволяется самому себе противоставиться. Из чего не следует, впрочем, что эта позволенность непрерывно реализована в степени крайних возможных результатов. Так что выразимся вот как: если некая совокупность мыслительных актов создаёт определённое знание, то при означенной позволенности – как минимум реализована однотипная с ней созданность ещё и другого знания о том же, другое знание того же, более-менее противопоставленного первому. И твоя психовоплощённость в непрерывной такой реализованности – и есть психофигурируемость сознательным в порядке имеемости ума. Вот так примерно.

Для сравнения стоит взять китайский язык, относящийся по своему семантическому типу к так называемым корневым языкам, а потому в принципе не могущий кодировать смыслы в словах с помощью приставок и суффиксов (каждое слово там – всегда лишь голый корень). Так вот, в китайском слово, переносящее понятие «сознание», не явит тех психомеханостных указаний, что являет нам его собрат в русском языке – благодаря приставке «со». Но это ничего не значит. Достаточно, чтоб хотя в одном из сотен языков мира нашлось слово, несущее психоустроенческую отдифференцировку по психоявлению, которое оно обозначает. Просто, значит, за счёт э́того языка (и генерировавшего его этноса) человечество умудрилось заглянуть в свою психо-внутренность, только и всего. А почему за счёт этого, а не того, сие уже вопрос праздный для практика. В том и сила человечества, что в одном языке – посредством одних слов-понятий оно закодированно заглядывает в психику, в другом – посредством других, а по совокупи всех языков – создаётся невзначай целый «толковый словарь» подобных заглянутостей. И жаль тут, что нет ни одного психолога, знающего все языки мира! Можно, конечно, составить (на родном языке) список психопонятий, а потом сделать выписки словесных обозначенностей (со всеми синонимами) каждого из них во всех известных языках мира. Таким образом, на каждое понятие пришлось бы несколько сотен словесных обозначенностей, – часть дублировалась бы (языки взаимствуют друг у друга и калькируют друг с друга; типичный образчик кальки – слово «предмет» в русском со слова «object» в английском), часть явила бы собой отвлечённые слова, бесполезные для дела психоотдифференцировывания, но по крайней мере несколько – содержали бы психонаводки по понятию, каждая свою. Да вот только толку от этих наводок обладателю списка было бы мало – чтоб постичь наводку, надо знать язык, которому принадлежит содержащее её слово, в той степени, когда чувствуется уже его «душа», того языка. А все языки, повторяю, так никто не знает.

5. Сознание, помимо выступаемости для тебя внутренним феноменом, является также и особым твоим мышленческим умением. Ну, умением в пределах умствования как сферы деятельности. Мышление ведь есть некое макродело, как и прочие дела производимое рядом моторных актов. А во всяком деле возможен ряд усиляющих навыков, упрощающих приёмов, облегчающих хитростей. Возможен именно потому, что оно «состоит» из моторных актов. Такой ряд при деле можно освоить, а можно и упустить. Имеешь сознание – значит, как раз не упустил! Не упустил одно из возможных усовершенствований в моторном теле своей мыслительной активности. Причём усовершенствование какого-то высокого уровня. Вот так надо обо всём об этом думать!

Так что начать обладать сознанием – означает высоко поднатореть в некоем внутреннем (внутрипсихическом, так сказать) действии. Как ряд взаимоувязанных моторик замешанном на сократительности, которая сродни мышечной. Ну, хотя бы принципом не отличается от последней.