Текст книги "Психология свободы"

Автор книги: Виктор Ткачёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Итак, предметный объект на ступень «осязаемей» – как наша испытываемость особого отношения с ним. На ступень, сравнительно с объектами остальных видов. С-собственность, повторим, обычно бывает собственностью с непредметным объектом. Или сказать – непрямым! Хоть сколько-нибудь абстрактным. Например с-собственность, чтоб тебя все люди любили. Возможна такая, у некоторых бывает! Каков тут объект? Он весьма абстрактен, так что явно и не фигурирует у тебя как таковой: где уж тогда им обладать, владеть, иметь в собственности так же насыщенно, как какую-нибудь тривиальную квартиру! Соответственно, здесь в качестве как бы себя – в лице объекта собственности фигурируешь для себя на ступень явнее. Откровенней, нежели в случае с квартирой. Или другим предметом в собственности. Там предмет – застит ваш субъектный горизонт, маркируя собою внутрипсихическое наполнение собственности.

То есть что? Обычнопониматийная собственность – она у человека субъективно более выражена как именно собственность. Если сравнивать её с с-собственностью. И субъективно менее – выражена как направленная психотрансформация её носителя.

Так что собственность суть то, что носишь в себе, хотя без чего-то внешнего, с чем бы оно могло увязаться, носимое то не имеет смысла.

Собственность есть испытывание владения. За испытыванием владения – как психоявлением – стоит ваш предваряющий психоакт: взятие себе, оформление субъективного права. Внутрисубъектное действо по объявлению чего-то – из множества поставленного перед собой – объектом владения. Или сказать, объявление свои́м – чего-то из находящегося пред собою. Осуществившесть и удерживаемость этакого внутреннего действия – как раз и оборачивается возможностью испытывания владения.

 

Ещё раз об отличии обычнопонятийной собственности – от с-собственности. Если психомеханостно брать по большому счёту, то они суть одно, как ясно. Та же психосамотрансформация в лице взятия себе. Как награждаемость определённого объекта ярлыком от своей субъектности. Можно даже сказать, наша субъектная распространяемость на тот объект. Делающая его в некотором смысле частью тебя. В лице его становишься «вынесенным наружу собой»!

В более же узком смысле – эти собственности отличаются. В случае с-собственности – закритически вольны условия, на которых себе позволяешь включение в себя объекта, тем должного стать собственностью. На которых производишь субъектную распространившесть на объект. Оно ведь что? Сначала всегда подсознательно взвешивается, не опрометчив ли он для тебя – в виду дальнейшей необходимости внутренне его нести. А также защищать от жизни, в её на всё покушаемости. И вот «взвешивалка» – тут закритически некритична, если можно так сказать! Условия возможности распространиться на объект – назначает закритично вольные, практически даже можно считать – отсутствующие.

Что это значит? А что с-собственность образуется, когда ничему из жизни не кланяешься, чтоб элементом личности своей иметь испытывание собственности по некой смысловой конкретике. Подспудно захотел – взял, только и всего, ничего для этого больше не надо, лишь бы наглости пред жизнью хватило – взять вот так вот «без ничего»! Ну властности, или безалаберности, или беспечности, или волюнтаризма. Уж чем возьмёшь! Такая простота очень импонирует детям, соблазняя, – поэтому очень многие из них и бывают «по уши» в с-собственностях. Ничего ведь тут ребёнку фактически не нужно, одна фантазия, а она у него – ого-го!

В случае же обычнопонятийной собственности – иначе. Тут начать иметь внутреннее испытывание собственности – позволяешь себе только в исполнение ряда внешних оформленностей её смысла. Типа уплаченности денег за квартиру. Или по крайней мере – в заприсутствовавшесть во внешнем того, что тебе ту собственность обещает. Например, уже борешься за неё – со своим окружением (скажем, копишь деньги на квартиру!), на основании чего авансом и позволяешь себе её внутренне иметь. Примером же той борьбы с окружением – может быть накапливание денег на квартиру.

Ещё раз. Что собственностью проходит только у тебя внутри, внешне в этом статусе никак тобой не выражаясь, то и называется с-собственостью. Которую, однако, из-за такого свойства можно «засветить», внешне хоть сколько-то себе отобразив. Ну, например, хоть бы сказав кому, что, мол, это вот отношение у меня с моим внешним – как собственность проходит!

Положим, у тебя-красавчика была с-собственность, чтоб тебя все девушки любили, а ты однажды взял, да и сказал это одной из них. И тем фактически вступил в борьбу с внешним своим – на предмет непопираемости им объекта этой собственности: девушка знает, из чувства противоречия может тебя запрезирать, тем «всех девушек» уменьшив на одну, и для обратного надо с ней сражаться – на любовном фронте. Тут-то с-собственность и делает – в психоотношении – шаг в направлении обычной собственности.

У с-собственностей объекты обычно непредметны. Это уже отмечалось. Но в редких случаях бывают с-собственности и с предметными объектами. Ну, с-собственность на какой-нибудь пень в лесу, тебе понравившийся (чтоб он всегда там стоял, и ты всегда мог им воспользоваться!).  На такую предметность с-собственность образовать всё же легче, чем на чужую квартиру, скажем. Я к тому, что производство предметных с-собственностей – это, оказывается, «высший пилотаж» человеческого психоподспуда. То есть не так простó, как производство непредметных.  Их заимение.

Ещё бы, ведь с-собственность в происходящести своей – заметно безотносительна к внешним опорам (ну, опорам во внешнем), в силу привычно малообоснованной возбуждаемости её – нами в себе. Возбуждаем фактически оттого, что она хочется, а не оттого, что позволяется окружением! Наглость, беспечность, волюнтаризм и тому подобное – как инструмент такого возбуждения, – помните? Ну а предмет – как объект собственности на ступень больше тяготеет к опорам, нежели какое-то выхваченное отношение – твоё со своим внешним, обычно выступающее объектом с-собственности. Поскольку, из-за своей слишком уж конкретной «очерченности», предмет на ступень больше провоцирует внешнее, чтоб оно его у тебя отняло. А значит, и на ступень больше не предрасполагает брать его объектом собственности – без предусмотренности таких будущих попыток отнятия. Через постановку во внешнем соответственных рогаток – на пути тех возможных отниманий.

Понятие «высший пилотаж» употребили, однако, с некоторой издёвкой. Благодаря открывшести в себе возможности к такому «пилотажу», человек уж совсем патологически «обрастает» с-собственностями. Тогда способной оказывается возникнуть с-собственность даже на чужую квартиру – чтоб хозяев её никогда не бывало дома, когда у тебя на неё нужда, и чтоб у тебя – как друга хозяев – всегда от неё ключ.

Но есть и стóящий «высший психопилотаж» – всё в том же вопросе собственности. Владеть чем-то, не образуя в себе собственности на него! А то и не участвуя в психореакции обладания! Обычный человек на такое не способен. У него уж тут или – или.

Итак… своя ставшесть внутренне таким, а не этаким по отношению к чему-то внешнему, – вот что такое заобладавшесть собственностью, если в самом общем смысле. Заобладавшесть такая – в порядке некоего психодейства, вот что выходит. Внутреннее действие «взятия себе» осуществляешь.

 

Всё фигурирующее предметной собственностью (например квартира, одежда или даже само твоё тело, на которое та одежда напялена, – то есть то, с чем, как правило, в этой жизни внутренне вступаем в собственнические отношения), обычно оказывается ещё и сопутствующим конгломератом неких взаимосоотнесённых с-собственностей. Имеющих промеж собой какой-то общий смысловой элемент – как минимум один.

Конгломерат такой – бесконечномножественен. Потому что число отношений, которые – на предмет взятия в собственность – возможно тебе вычленить меж собой и конкретно заданным внешним предметом, а также меж ним и другими подобными предметами, бесконечно. Если, к примеру, предметная собственность суть квартира, то «вокруг» неё у вас возможны (и будут!) с-собственности и на то, чтоб она тебя всегда ждала как место, и на то, чтоб никто не смел на неё покушаться, и так далее именно до бесконечности. Такой-то вот «комок» своих собственностей – центровой предметной и «одевающих» её субъективно-ощущенческих – мы и называем: «моя собственная квартира». Когда с кем-либо по-простому разговариваем, не задумываясь над смыслами.

Таким образом, с-собственность можно назвать элементарной собственностью, в отличие от собственности предметной. То есть тем, что в собственническом отношении само по себе, однопредставительно, а не конгломератом из элементов этого психомеханостного класса.

По психомеханике собственности стоит ещё добавить, что у с-собственности существуют ещё и градации выраженности в своём роде. То есть, конкретносмысловая с-собственность возникает всегда с-собственностью той или иной градации, а не вообще…

И чем человек (здесь в смысле личности) слабее, тем больше у него с-собственностей, при прочих равных. Сказать полнее, тем больше в нём подвизуется с-собственностей – по поводу мира-жизни. Это понятно: сильная личность на то и сильная, чтоб в меньшем нуждаться, а потому и на меньшее соблазняться для имеемости. Из предлагающегося жизнью. А идеал в этом мире – личность, не имеющая с-собственностей вообще. Изжившая в себе их, стало быть! Но о таких речь пойдёт много ниже.

Здесь же добавим только то, что крайности схожи: с-собственностей мало у очень сильных и очень слабых личностей! То есть, человеческая личность повышенно вдаряется в с-собственности лишь до какого-то предела своей малосильности, а дальше она просто уже не решается влезать в них – внутренней силы не хватает на необходимые тут наглость с волюнтаризмом и прочим. Так и оказывается, что понижено количество с-собственностей у крайних: у очень сильных личностей и у совсем слабых. У тех же, кто посредине – представленность с-собственностей побольше. В математике это называется нормальным распределением. Можно нарисовать и его кривую, по абсциссе откладывая уровни внутренней силы людей, а по ординате – мощности соответственных бесконечных множеств с-собственностей.

Так всегда бывает, такова диалектика. Сесть, расставив ноги, будучи в юбке, а не брюках, могут и гулящая баба, и невинная девочка: вторая потому, что просто не понимает ещё, почему это неприлично, – то есть именно из-за «невинности», – а первая – как раз из-за «виноватости», излишне большой. То же женское большинство, что посредине, никогда так не усядется: они уже достаточно «виноваты», чтоб понимать причину неприличности того – и тем не делать, но ещё недостаточно, чтоб захотеть делать такое нарочито.

 

Ну, к примеру, если у вас в собственности квартира, то имеется и психообразование «собственность»  – касательно той квартиры как предметного элемента внешнести, и вот им-то вы себе и гарантируете испытывания следующего типа: проснуться ьутром спокойно в кровати, с тем, что никто тебя не трогает, с той кровати не прогоняет.

Сказать иначе, приобретение квартиры даёт возможность испытать гарант спокойной просыпаемости. И другие подобные гаранты – иже с этим.

То есть поле возможных позитивных испытываний, как смысл опирающееся на вашу психоэнергетику, имманентно вообще требующую испытываний, провоцирует – и даже заставляет! – обеспечивать себе гаранты на его, поля, участки. Чем люди и занимаются, засучив рукава! Соответственно обрастая собственностями.

И заполученье собственности – это, во-первых, само по себе испытывание, из тех за которыми гоняемся. А во-вторых, тем оказываешься и при сулящих приятные испытывания гарантах.

Так что приятное владение чем-то – как наведённая вами в себе психореакция собственника, – это, повторим, в привесок ещё и испытывание обеспеченной возможности приятных испытываний, а оттого в целом – как бы вдвойне приятное испытывание…

 

Наши собственности (и особенно с-собственности!) причудливо переплетаются (смыслами), и перекликаются тоже, – это и образует из них структуру. Как бы прошивают они – своим месивом – твою жизнь. Психопрошивают!

 

С-собственность я иногда называл ещё голой. И вот напрашивается дать тому обоснование. Потому голой, что такая собственность – твоя чистая отсебятина, в виде назначенности внешнести быть в чём-то такой, а не этакой. Только для тебя имеющая смысл подобная назначенность! Обычно касается или тела – как элемента внешнести, или окружающей его среды – как другого такого элемента. Но не только.

И были и другие синонимы. Каждый из которых выхватывал какую-то важную частную значимость. Приведём их все. Собственность притянутая, искусственная, бесплатная, надуманная, себезаявочная, отвлечённая, непредметная, бесплотная, (психо)элементарная, наивная, односторонняя, линейная.

 

Чувство собственности! Всё что возможно вычленить в качестве элемента внешнести, можно взять и в собственность, обзаведясь касательно него подобным чувством. Которое точнее бы надо называть чувством обладания.

Элементом внешнести обладать можно  незаявленно. То есть по типу «лишь пред самим собой». И тогда будешь при незаявленной собственности. А доводишь факт обладания так или иначе до других, то тем оказываешься при заявленной собственности. Чувство собственности тогда несколько иное – по фактуре.

 

3. Непринимания и озабоченности, помехоиспытывания и опаски

 

1. Однако, далее. Внешнее наше имеет свойство и тенденцию собственности наши попирать. И наиболее общая (в психотеоретизационном отношении) реакция у нас на такое есть то, что может быть названо неприниманием.

Интуитивно каждый знает, что значит не принимать в своей жизни что-либо. В самом первичном смысле это бывает тем, что внутренним образом постоянно как бы отталкиваешь от себя – ту неугодность. То есть непрерывно – на уровне намерений – участвуешь в некой реакции её ликвидации. Во внутренних поползновениях своих – её активно заменяешь, чем-то более приемлемым.

Итак, внутреннее отталкивание неугодного объекта – как психореакция непринимания. Ступени и формы которого задаются степенью выраженности отталкивания. Ну, его массированностью, интенсивностью.

2. Но о ступенях – позже. Поскольку тут мы походя зацепили ещё одну ф-п-категорию – объект. В ф-п-теории (ну, физио-психо-теории) – это одна из наиболее абстрактных категорий, и, соответственно, в работающей психике каждого из нас – маркирует весьма отвлечённое психообразование.

В психоотношении объект есть то, что в принципе может быть чем угодно. Тут полный произвол имеет место – с вашей стороны: что сумели для себя вычленить как отдельность, с которой тем имеете возможность иметь дело, то и объект. Им может быть просто материальный предмет, – простейший случай. Но может быть и выхваченное вами отношение – этого предмета к другому. Если только вы в себе способны удерживать его – как отдельный смысл. И позабористей: отношение может быть не предмета к предмету, а чего угодно – к чему угодно. Лишь бы вычленялось и удерживалось! К примеру, объектом можем взять отношение двух отношений. Или ваше личное отношение к некому материальному предмету. Или к чему-нибудь другому, – пожалуйста, если вы его, это своё отношение, в себе таки вычленили как таковое! Ну, и так далее, и тому подобное, – в общем говоря. Конструировать в таком духе можем до бесконечности.

3. И вот теперь ясно, что объект, который вы намеренчески отталкиваете – в связи с попранностью внешним миром одной из ваших с-собственностей, есть то, что вы вынуждены были для себя через подсознательные умозаключения вычленить – в ответ на попирание. Подсознание одних людей делает это более умело, других – менее, но всегда нахóдится объект. Который хотя бы «глухо» можно внутренне отталкивать – в облегчение себе.

Итак, за неприниманием обычно стоит попранная с-собственность. Но чаще всего оно увязано с той попранностью не непосредственно, а подсоединено к ней через ряд подсознательно-умозаключенческих ступеней, поэтому и с с-собственностью, которая всему виной, не ассоциируется прямо. А занимает вас вроде как самостоятельно. Оттого являясь на ступень труднее выкорчёвывающимся.

Уже отмечали, что у непринимания бывают градации. Как различные выраженности демонстрации себе того, что спровоцировано вычлененный объект – не подходит. Не совместим – в той или иной степени – с твоей личной жизнью.

Очевидно, крайняя из таких градаций – это ненависть. Которая и сама может быть разной по силе. То есть ненависть – это когда непринимание, как наша внутренняя реакция на «не так» всколыхнувшееся внешнее, оформлено в наиболее полновесное чувство.

4. Есть забавное чувство – озабоченность. Забавно тем, что выступает промежуточно меж приниманием и неприниманием. Коли нечто из жизни – тебе недвусмысленно не подходит, то у тебя непринимание его, коли то нечто недвусмысленно подходит – у тебя его принималовка, ну а то, что нас заботит, оно и не принимается сколько-то (коль морочит голову!), и меж тем принимается ещё таки – иначе бы ты с ним не возился, как вот возишься, улучшая с ним ситуацию, а был бы прямо на курсе его изничтожения, то бишь закры́тия увязанной с ним ситуации.

5. Необходимо отметить сопряжённую с неприниманием психореакцию – опаску. Непринимаемое – неизбежно отслеживается тобой, ежели уже вычленилось как смысл, но ещё не наступило. Будучи способным наступить, то бишь существуя как угроза – чему-то из жизни, нужному тебе. И вот, в крайнем варианте – отслеживание то проходит под эгидой чувства опасаемости. Опасаемости того непринимаемого.

Не важно, чем по смыслу оно является – плохим ли человеком, хищным зверем, каким-нибудь физическим предметом или попросту ситуацией, в которую не желаешь попасть. Всё едино: коль не желаешь что-то, значит отслеживаешь его! Ну, непрерываясь блюдёшь себя, чтоб не прийти с ним в неприемлемо большой контакт. В неприемлемую близость, если то ситуация.

То есть что? Объект опаски вовсе не обязательно есть то, чего ты на самом деле боишься. Это может быть, например, и просто презираемое тобой нечто. Но ведь и в этом случае есть чего беречься – скажем, чтобы с ним, тем нечто, не столкнуться ближе, чем твоему презрению ещё приемлемо.  

 

Так что различаем простое отслеживание, и оформленное в опасаемость.

 

6. Существует также понятие помехи. Просторечно «помеха» – это объект из внешнего, к которому у тебя – разовое чувство неприятия. Из-за его вмешиваемости во что-то из тебя истекающее. В какой-либо твой поведенческий акт, более или менее глубинный.

Ещё просторечье под помехой понимает и самý по себе вмешиваемость в твои дела – с её негативны результатом. Саму вмешиваемость, без вычленения вмешивающегося объекта. Иногда саму вмешиваемость, иногда объект, – как когда. 

Что же до нáшей теории, то помеха понимается в смысле самого того чувства, которое – как негатив – испытываешь в отношеньи внешнего. Из-за какого-либо своего дела, с коим внешнее недостаточно состыкуется. Впрочем, в быту иногда таки тоже говаривается, что, мол, чувствую помеху – в подразумевании испытываемости негативного чувства соответственной специфики.

Итак, помеха понятийно важна нам как элемент психонаполнения! Как чувство, конкретней будь сказано. Чувство помехи! Выступающее   элементом негативного психогнёта. Это прежде прочего – понятийно возможного в связи со словом «помеха». С тем что порой будем говорить и о помехоиспытывании, в коем как понятии – и наше чвство помехи, и имение её как явления.  

Всё это описываемое преисполнено практического значения. Ведь когда у вас чувство помехи, значит, обязательно есть некая направленная делательность, в которой тогда пребываете. Она-то и заставляет испытывать помеху – как адресное негативное чувство. Заставляет, иногда не будучи для вас даже явной. Тогда, если нечто мешает – ищите: найдёте связанное с ним делопроизводство своё, разберётесь с последним – в его припусках, и перестанет мешать то мешавшее.

Только помнить, что делопроизводство может быть весьма абстрактным и надуманным, так что и сообразить его – как таковое – трудно. Но надо! Припуски же необходимо увеличивать – в порядке пересмотра делопроизводства. Чтоб они начали вмещать мешающий агент. Вот так, в качестве одного из возможных психометодистских вариантов.

 

4. Прочие наполнители бесконечного множества чувств

 

1. Есть два весьма специфических чувства. Чувства слабости и поднасильности. Слабость здесь в смысле áдресной слабости. Слабости твоей по отношению к чему-то из жизни, оборачивающейся непоступаемостью с ним так, как надо. Специфическое чувство уступаемости ему!

Психомеханика образуемости этих чувств в человеке – несколько отлична от обычной для чувств. Плюс имеют они значительный «удельный вес» как инструментальные чувства, участвуя в качестве виртуальных «кирпичей» в лепке нами своих комплексных жизненных переживаний. Что в сумме и делает эти два чувства достойными – психотеоретизационного разбора.

Жизненные переживания – это психополоса сменных чувств. И слабость с поднасильностью обозвали мы виртуальными «кирпичами» потому, что по возникновении конечного сложносоставного чувства – типа любви к женщине или обиды на близкого человека, – подобные «кирпичи» совершенно теряют самостоятельность, растворяясь друг в друге до выступленности общим монолитом – который и оказывается тем сложносоставным чувством. То есть в «монолите» том – те «кирпичи» нельзя уже нам различить автономными отдельностями, как это возможно в простой кирпичной кладке, – на то он и получившийся психомонолит, чтобы так было.

Чувственное себе отражение производимого над тобой насилия – вот что такое поднасильность. И входит она в негативный гнёт. А слабость своя пред чем-то, как чувство, может классифицироваться промежуточным гнётом.

Слабость замешана на себепозволении. Как внутреннем акте, похожем на самоотдавание. В том смысле, что тоже совершаешь направленное действие над самим собой, как чистая-то субъектность. Да и суть того действия – в принципе та же. Только в себепозволении – самоотдавание на ступень больше засвечивается. То есть, более откровенная форма самоотдавания, вот что такое себепозволение! Ибо в нём – твоё двойнóе самоотдавание, если можно так сказать. В конечном счёте оказывающееся не просто твоей себя уступившестью чему-то, а уступившестью тому, чему – как тогда хорошо знаешь! – себя нельзя уступать, из-за его негодности. То есть реализуется «два в одном»: прóсто отдаёшь себя сначала – чему-то жизненному, а затем ещё отдаёшь себя как отдавшийся! В смысле, что отдельно отдаёшься ещё и негóдности того жизненного, коему сначала – по типу «не глядя!» – отдался. Точнее, отдаёшься определённому вреду, из-за той негодности наличному. Например, позволяешь себе съесть мороженое при нездоровом горле. Значит, испытал чувство слабости перед деликатесом (ну или перед пищеварительной системой), и дал тому чувству ход. Согласившись на вред здоровью.

То есть что? Простым самоодаванием – надставляешь свою жизнь в её «массе», делая ту массу на элемент большей. Ну, как чистая субъектность – так сказать выворачиваешь себя в элемент жизни. Здесь же, при себепозволении, вдвойнé выворачиваешь себя ради такого элемента. Только и всего.

Итак, жизненаполняемость не просто, а именно та, что нуждается не только в общем, но и специальном позволении. То бишь слабость есть позволение себе «послать» обстоятельства там, где позволить нельзя. Одной рукой придвигается то, что отодвигается другой! Это фигурально выражаясь. Такое уж человек – как воплощённая психика – внутренне противоречивое образование. Если иметь в виду обы́чного человека, разумеется...

Почему слабость перед чем-то – ещё и чувство, помимо что описанный внутренний акт себепозволения? Ну, наша внутренняя оборотившесть конкретносмысленностью себепозволения, да в наведённом фоне запрета этой смысленности, – неизбежно ведь такое должно что называется, выглядеть – как-то для нас внутри нас, и вот эта «выглядящесть» достаточно сложносоставна, чтобы психотеоретизационно зачислять её в разряд чувств. Специфическое чувство, коим оборачивается внутренняя пойдённость на позволение себе чего-то одного жизненного – против логически более правого другого.

Осуществляет в себе и испытывает слабостей обычный человек массу. Всевозможные уступки жизненным обстоятельствам, компромиссы с людьми и множественное прочее тому подобное – всё это, как правило, бывает у людей на базе именно слабости. Хотя в принципе может быть и на иной базе, вплоть до противоположной. Вполне ведь, в организовке компромисса, возможно исходить от избытка внутренней силы! Сила жизнесотворения, жизнетворящая сила, – тáк внутрисубъектно является нам то, что физиологи называют нервной энергией человека. Но если подспудно чувствуешь за собой её недостáток, так это как раз провоцирует слабости – ведь недостатком тем определяешь себя неспособным блюсти свои общие требования – к себе и жизни. Или сказать, к жизни и себе – как её части.

Ежели обстоятельства жизни приводить к «общему знаменателю», то чувства слобости не возникает. Не возникает его – как воплотителя идения на поводу у одних обстоятельств перед другими. Как правило, идёшь на поводу у подворачивающихся чáстных обстоятельств, а те, пéред коими так идёшь – обычно общие обстоятельства. Заключающиеся к примеру в том, что нельзя врать. Почему нельзя – это я оставляю здесь «за кадром». Важно что многие жизнь как «макрообстоятельство» трактуют именно так, в одной из возможных оценочных частностей. Макрорасклад жизни человеческой утверждает для них именно это – в их понимании его. Понимание такое берётся из книг и прочих элементов культуры, но в первую всё же очередь – из ни с чем не связанного чувства на базе интуиции, которой каждый связан с жизнью – как явленностью – напрямую, минуя человечество. И вот, «подворачивается» частное обстоятельство – что потерпишь потери от оппонента, ежели ему не соврёшь. И если тут внутренняя сила оценивается подспудом недостаточной для претерпения тех потерь, то то и можешь ты тем запасть в чувство слабости – на предмет соврать. Тем фактически уступая тому оппоненту!

При избытке же внутренней силы – по самооценке, – вполне можешь организоваться в испытывание жалости к тому человеку, и уже из жáлости ему соврёшь – в тех оппонирующих (тебе) жизненных его обстоятельствах. Тем своеобразно ему опять-таки уступив. Но уступка уступке рознь, как оказывается.

 

И ещё о поднасильности.  Уже писали, что возникает как чувство, когда совершает жизнь над тобой насилие. В смысле, что как-то там внутри себя (ну, в психике) обязательно отображаешь таковую с собой происходящесть. Таковóго качества происходящесть с собой! И отображённость эта и оказывается чувством, которое мы обозначили словом «поднасильность».

Ещё раз. Говорят же люди о себе: мол, подвергаюсь насилию. Есть такое составное понятие, да? Так вот, все это прежде всего понимают в смысле налички «нагружающих» действий – к тому говорившему о насилии над ним человеку. А что он всё то ещё и испы́тывает, то бишь внутренне себе отображает, – это лишь смутно вдобавок о нём подразумевается – тьеми услышавшими его людьми. А зря! Эта отображаемость – важнейшая статья наших жизней.

Но что испытываешь над собой насилие, такое заключается лишь когда находишь себя не в силах помешать жизни – сделать с собой то, чего не хочешь. Причём находимость такая должна реализоваться достаточно подспудно. Это необходимая для «завязки» именно чувства достаточность. Без которой всё обойдётся лишь «голой» понимаемостью своей поднасильности. Так сказать поднасильность, не пущенная внутрь! Бывает и такое, у философски продвинутых личностей. Живущих рассудком более, чем остальные.

Впрочем. это мы ещё сказали мало. Допёрли до чего? Что чувство поднасильности возникает, когда жизнью над тобой производится нечто такое, защититься от чего ты не находишь себя способным. Достáточно способным, и хоть в какой-нибудь из технически возможных форм: драться ли, убегать ли, или ещё что – не важно, лишь бы защитный результат. Так вот, это – оказывается! – условие только с одной стороны. А с другой, надо чтобы то производимое с тобой жизнью – не находил ты пока возможным принять. Не находя себя́ способным это сделать, или по какой другой причине.

И когда говорим, что жизнью над тобой нечто производится, то иметь в виду, что по самому большому счёту, так и ты сам, в любой своей представшести, начиная с вульгарной телесной, неявно тоже есть твоя жизнь.

Поднасильность суть специфическое чувство, и оно каждому знакомо – хотя бы с поры детства (старшие дети мастера на насилие над младшими, и каждый из нас какое-то время должен был быть таким «младшим»). И не путать здесь насилие с насилиеподобностью. В том смысле, что жизнь может производить с тобою нечто, от чего ты заведомо не способен защититься, и это круто меняет дело – сравнительно со случаем, когда защититься – вообще способен, да только недостаточно – при достаточной степени той недостаточности. Тут что? Когда завéдомо никак не способен, и подспудом достаточно понимаешь это, то не возникает претензии на защищённость, и посему тому воздействию жизни – получается нечего у тебя отнимать. Отнимаемое проходит как неважное, коль нет претензии не отдавать! Отчего и соображёнки насилья над собой – у тебя при отниманьи том не возникает. Происходящее подсознательно идентифицируем лишь насилиеподобностью. Воспринимается лишь похожим на насилие, но не самим им! Что отражается чувством обиды, чувством глупости происходящего, может даже чувством поднасильности – в зачатке. Но нé полноценным!

Например, ты тяжело болен, и потому как раз заведомо – никому и ничему – не можешь дать отпор. И если тогда к тебе пришли и грабят, происходящее насилием – с отражающими факт чувствами – может и не восприняться. Если достаточно проникся той своей нефункциональностью – настолько, что самопониматийно держишься уже вне обычной жизни. Субъективно как бы в стороне от ней стоишь.