Текст книги "Горбун"

Автор книги: Вероника Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)

– Вы ведь ещё не заходили туда после того, как вернулись с прогулки? – спросил он тоном утверждения.

– Нет… Да что там такое? Туда забрался Мартин?

Лицо горбуна болезненно передёрнулось.

– Вам не надо сюда входить, Жанна, – сказал он. – Пожалуйста, отойдите от двери.

Я не знала, что и подумать. Может, я права, и там Мартин в каком-нибудь неподобающем виде? Мало ли что может натворить пьяный. Я послушно отошла и напряжённо ждала, когда Дружинин закончит свои исследования. Что он там делает? Я сделала несколько шагов, томясь от нетерпения, чувствуя беспокойство и любопытство такой силы, что стоять на одном месте было невозможно.

Медленно, шаг за шагом, я продвигалась к запретной цели, но из комнаты быстро вышел горбун и плотно закрыл дверь.

– Это не Мартин, – глухо сообщил он. – Это какая-то девушка. И она мертва.

– Какая девушка? Как, мертва?

Я не верила своим ушам. Это было немыслимо. Это не могло быть правдой. Это какой-то розыгрыш, дикий и нелепый. Ноги сами понесли меня к комнате, но горбун удержал меня за руку. Не грубо, но твёрдо он отвёл меня в гостиную и усадил в кресло.

– Вам лучше не смотреть на неё, Жанна, – мягко убеждал он меня. У неё перерезано горло, и всё вокруг залито кровью. Я сейчас вызову полицию.

Он вдруг пристально, почти с ужасом посмотрел мне в лицо, окинул оценивающим взглядом меня всю и вышел в коридор. Я испугалась, подумав, не подозревает ли он в убийстве меня.

Краем уха я прислушивалась, как он объясняется с кем-то на датском языке, а сама делала мучительные попытки собраться с мыслями.

Когда горбун вернулся, я спросила, со страхом ожидая ответ:

– Леонид Николаевич, вы уверены, что это не Ира?

Он решительно помотал головой.

– Нет, это не Ирина. Не волнуйтесь. Но, знаете…

Его глаза ещё раз прошлись по моей фигуре, словно что-то прикидывая, но других неприятных мыслей, кроме опасения быть подозреваемой, у меня не возникло.

– Нет, это не Ирина, – повторил он.

Я подождала, но горбун не стал продолжать, словно не хотел делиться какими-то соображениями.

Мой слух, обострённый пережитым и переживаемым страхом, уловил посторонние звуки перед домом.

– Сюда идут, – предупредила я.

– Кто сюда может придти? – возразил горбун. – Для полиции рано. Может, Мартин?

В его голосе я уловила надежду.

– Судя по звукам, это не пьяный, – мстительно сказала я.

– Почему он обязательно должен быть пьян?

От внезапной догадки у меня волосы зашевелились на голове.

– А может, это убийца? – прошептала я.

– Какой убийца полезет на свет? – словно рассердившись на мою глупость, резко воскликнул горбун, но с дивана вскочил и даже принял настороженную позу.

При обычных условиях я бы обиделась или хотя бы сделала вид, что обиделась, но сейчас я принимала как должное всё, что происходило вокруг.

– Извините, Жанна, – тотчас же попросил Дружинин. – То, что я там увидел, очень действует на нервы.

– Пустяки.

Умом я понимала, что произошло нечто ужасное, но истинного сознания катастрофы не было, и я сидела в каком-то оцепенении, наблюдая за событиями словно со стороны. Страх, не иллюзорный, а вполне понятный человеческий страх, появившийся на короткое время, утих, а присутствие человека, носящего имя моего брата, успокаивало и внушало уверенность в личной безопасности. Находись Лёня здесь, он тоже не позволил бы мне заглянуть в комнату, где лежала неведомая убитая, сам бы позвонил в полицию и отвечал бы на все вопросы, что, по всей вероятности, намеревался сделать и Дружинин. Мне было странно лишь одно: что два таких непохожих друг на друга человека носят одинаковое и не очень распространённое имя. Мой брат был красив и полон обаяния, а стоявший передо мной человек казался ещё уродливее в ту минуту, когда я думала о Лёне. Сейчас, при ожидании гостя, от него веяло чем-то зловещим, так что я невольно удивилась, почему, когда я дрожала от страха, я не испугалась ещё больше, а, наоборот, обрадовалась его приходу, и вообще было непонятно, почему я так быстро привыкла к его горбу, а в сумрачной и, на первый взгляд, угрюмой физиономии стала различать человеческие чувства. Наверное, что условный рефлекс на имя, и, зовись горбун как-нибудь иначе, я спешила бы покрепче запирать двери.

Мысль пробегает неизмеримое расстояние за время, недостаточное для того, чтобы поднять руку. Горбун только-только успел занять новое положение, а я, подумав обо всём, о чём сочла нужным написать, а попутно о многом другом, уже вновь вернулась к ожиданию нового гостя, чьи шаги были слышны теперь явственно.

Мы с Дружининым невольно посмотрели друг на друга, и я встала, готовая, если понадобится, встретить врага лицом к лицу. Тем временем шаги стихли у двери, и вновь прозвучали уже в прихожей.

– Жанна, что случилось? – испуганно спросил женский голос. – Почему дверь распахнута настежь?

– Это Нонна Якобсен, – сказала я горбуну. – Моя подруга.

Дружинин кивнул и отошёл от двери.

– Позовите её сюда, – распорядился он. – Ей тоже лучше не заходить в ту комнату.

– Нонка, иди сюда, – позвала я, хотя она и без того торопилась к нам. – Что случилось? Почему ты здесь?

– Нет, объясни, что случилось у тебя? Я не узнала твоего голоса!.. Здравствуйте, Леонид… Я пожалела, что не позвала тебя к нам сегодня же, а потом решила приехать сама. Ларса нет дома, он ещё вчера вечером уехал к больной тёте…

Мне стали понятны её расспросы об Ире. Конечно, у неё не могло не зародиться подозрения в том, что её муж находится сейчас в обществе Иры, так как оно возникло даже у меня.

– Жанна, ты слышишь?

Я невольно взглядом спросила совета у Дружинина, и тот еле заметно кивнул.

– Убийство, – одним словом обрисовала я обстановку.

– Ты что, спятила?

Теперь уже Нонна взглядом допрашивала горбуна. Она по-деловому села за стол и ждала объяснений, невозмутимо глядя то на него, то на меня.

Дружинин предельно кратко изложил обстоятельства дела, и его пронизывающий взгляд не отрывался от моей подруги, но она созраняла полнейшее спокойствие, словно не замечая его усилий не упустить малейшего изменения в выражении её лица. Он был так поглощён наблюдением, что даже прошёлся глазами по её фигуре, но никаких нехороших мыслей не возникло у меня и на этот раз.

Я не могла утерпеть и сказала:

– У меня было словно предчувствие, что в доме не всё в порядке.

– Я это поняла по твоему голосу, – подтвердила Нонна.

– Да, мне стало вдруг очень страшно. Если бы не вернулся Леонид Николаевич, я не знаю, что бы со мной было.

– А каким образом здесь оказались вы, Леонид? – спросила Нонна.

В отличие от Иры, она относилась к горбуну доброжелательно и спокойно, без всякого предубеждения.

– Я искал Мартина, – ответил тот.

– Ах да! Жанна мне говорила. И что же, нашли?

– Нет, не нашёл. А сюда вернулся, чтобы сообщить Жанне о результатах поисков, как обещал.

– Зачем ты держишь дверь открытой? – привязалась ко мне Нонка.

Мне уже надоело рассказывать о своём страхе, и я сорвалась:

– Ну, открыта она и открыта. Что с того? Труп появился до того, как я открыла дверь.

Нонна медленно переваривала услышанное.

– Значит, труп сейчас в одной из комнат? – спросила она, глядя на видимую часть прихожей. – Это мужчина или женщина?

– Незнакомая девушка, – ответил горбун.

– А кто её убил? – поинтересовалась Нонна.

– Её мог убить любой, – терпеливо ответил Дружинин. – Дверь весь день была открыта.

– Ты и в Москве не закрываешь двери? – спросила Нонна.

– По-моему, я закрывала дверь, – сказала я. – Наверное, это Мартин её открыл.

– У него нет ключа, – возразил горбун. – Он отдал его вам в руки.

Я осознала, до чего тупеешь с возникновением непредвиденных обстоятельств, не оттого, что забыла про ключ, а потому, что конкретные подозрения появились у меня очень поздно.

– Может, это Мартин убил? – приступила я к расследованию.

По тому, с каким видом повернулись ко мне присутствующие, стало ясно, что я сказала непревзойдённую глупость.

– Только, пожалуйста, не повторяйте это в присутствии полиции, – попросил горбун, отворачиваясь.

– От пьяного всего можно ожидать, – стояла я на своём. – Он не заметил, как я ушла. Предположим, что он проснулся…

– В таком случае, он уже не был пьян, – вмешалась Нонна.

– Он ещё не пьян, но у него с похмелья болит голова и ему хочется выпить, – продолжала я. – Он уходит, где-то выпивает и в невменяемом состоянии возвращается сюда. Предположим, что это я забыла запереть дверь…

– Кто же ещё? – подтвердила Нонна.

– Дверь могла отпереть убитая, – уточнила я. – Мартин видит девушку, принимает её за меня…

В этот миг горбун вскинул на меня странные, настороженные глаза.

– … или за Иру. Может, он и не хочет убивать, но в его пьяном мозгу возникает желание припугнуть. Он подходит к девушке сзади и подносит к её горлу нож, но тут происходит несчастье. Девушка могла испугаться и от неожиданности сама наскочить на лезвие, но и у Мартина движения не могли быть чёткими… или он пошатнулся. Увидев результат, он сразу трезвеет, пугается, убегает и где-то прячется.

– А мы его ищем, – кивнул горбун с мрачной усмешкой. – Вы романы не пробовали сочинять, Жанна?

– А-а-а?..

– Я не стал бы возражать против вашей версии, если бы не знал Мартина. Он не способен на такие шутки.

– Он не обидит и мухи, – горячо поддержала его Нонна.

– Может быть, – с сомнением произнесла я. – Тогда, может быть, и вовсе не говорить про него полиции?

– Скрыть, что он вчера заходил, а сегодня утром спал на дорожке? – переспросил горбун.

– Именно. Иначе подозрение непременно падёт на него.

– Тогда непонятно, как здесь оказался Леонид, – резонно сказала Нонна.

– Я думаю, что лучше нам рассказать всё, как есть, тем более, что Мартин исчез, и, если он не появится, всё равно придётся прибегнуть к помощи полиции, – решил Дружинин.

Мы вовремя договорились, потому что с улицы послышался шум подъезжающих машин, хлопанье дверей и звуки голосов.

– Явились, – сказала Нонна.

Горбун, прихрамывая, пошёл встречать прибывших, а мы остались одни.

– Не верится, – вздохнула Нонка.

– И мне. Кажется, что это сон.

– Дурной сон.

– Наверное, если бы мы видели её, – я мотнула головой в сторону комнаты, – мы сразу бы поняли, что это реальность.

– Лучше не смотреть, – содрогнулась Нонна.

– Да, лучше не смотреть, – кивнула я.

Обычно в воображении видишь себя очень мужественной, решительной и хладнокровной, но на деле всё выходит наоборот. Сейчас я ощущала себя слабой, безвольной и была счастлива, что всю инициативу взял на себя горбун.

– Ты её видела? – прошептала Нонка.

– Да что ты?! Я только открыла дверь, а он сразу же загородил вход и не дал даже взглянуть.

– Кто? Леонид?

– Ну да.

– Интересно, кто бы это мог быть? Кто-нибудь из Иркиных знакомых?

– А может, грабительница? – предположила я.

– Полиция это выяснит.

– Долго придётся ждать, – сказала я. – Все они в полиции тупоголовые.

Нонна с уважением посмотрела на меня, не зная, что я лишь высказываю вслух обязательный смысл каждого детективного романа, где орудует сыщик-любитель.

– Как бы не заподозрили кого-нибудь из нас, – припугнула я подругу. – Появление Дружинина в доме, где лежит труп, очень загадочно, а твоё присутствие здесь и вовсе необъяснимо.

– А у тебя нет алиби, – сейчас же нашлась Нонка.

– Все мы оказались законченными преступниками, – сказала я. – А может, мы сговорились. Это правда, что тюрьмы здесь вроде наших домов отдыха?

– Не знаю, я там не сидела, – призналась моя подруга.

– Знаешь, Нонн, по-моему, они там слишком долго копаются.

Моё заключение было преждевременным, потому что шум шагов стал приближаться к нам. Первым вошёл хмурый горбун, показавшийся совершеннейшим уродом рядом со своим спутником, при виде которого у меня сладко заныло сердце. Глупее не придумаешь, чем создавать в воображении внешний облик своего героя, но в последнее время любимых персонажей своих книг я упорно наделяла высоченным ростом, широкими плечами, отросшими золотистыми волосами, завивающимися крупными кольцами, того же цвета кудрявой бородкой и голубыми глазами. Этот тип мужской красоты переходил из книги в книгу три раза и поневоле завладел моим воображением. Теперь же передо мной был воплощённый в плоть и кровь герой моих грёз, да ещё и одетый в просторную кожаную куртку рыжего цвета, подчёркивающую его мощь. Каким жалким и низкорослым выглядел рядом с ним горбун! Как велик и безобразен был его горб! Как угрюмо было его лицо в сравнении с открытым, ясным и энергичным взглядом полицейского.

Нонна встала, а я была настолько ошеломлена встречей со своим героем, что сидела неподвижно, не сводя с него глаз.

Оказалось, Дружинин предупредил полицию, что нужен следователь, владеющий русским языком. Нильс Хансен им владел не блестяще, но достаточно для того, чтобы объясняться. Основные показания дал горбун, на которого мой красавец-викинг смотрел, как на диковинное и опасное животное. Пока шёл допрос, Дружинин всё больше замыкался в себе, а лицо становилось похоже на неудачно выполненную маску. На нашу с Нонкой долю выпало лишь подтвердить показания горбуна, что мы и сделали.

– Пока всё ясно, – бодро заявил Хансен, захлопывая блокнот.

– А что именно вам ясно? – поинтересовалась Нонна, восхитив меня умением точно выражать мои мысли.

Хансен поглядел на неё, потом, к величайшему моему счастью, задержал взгляд на мне, покосился на горбуна и объяснил:

– Пока нет данных, я предполагаю, что убитая – преступница, занимающаяся квартирными кражами. На это указывает содержимое её сумочки, а также беспорядок в спальне хозяйки дома. Кто её убил – неясно, но моё первоначальное мнение, что это сделали её сообщник, сообщница или сообщники, у которых с убитой могли быть личные счёты.

Мы с Нонной были очарованы деликатностью полицейского, ни на миг не заподозрившего ни меня, ни её и только время от времени косящегося на горбуна.

– Я постараюсь не беспокоить вас зря, – предупредил Хансен, чему лично я не обрадовалась. – Но я буду держать вас в курсе дела и наведаюсь, если будет необходимо. А когда вернётся хозяйка, мне надо будет с ней побеседовать. Также сообщите, когда появится бывший хозяин этого дома.

Напоследок Хансен оставил нам свой телефон и, озарив нас живым взглядом голубых глаз, направился к двери, через которую как раз в это время выносили закрытое тканью тело. При виде полотнища, смутно обрисовывавшего контуры фигуры, я впервые ясно осознала свершившуюся трагедию и, должно быть, сильно побледнела, потому что горбун поднёс мне стакан воды.

– Спасибо, – пробормотала я, тупо взглянув на стакан. – Какой ужас!

В прихожей возникло какое-то оживление, и Дружинин подошёл к двери, загородив от нас то, что там происходило. Теперь, когда Хансена в комнате не было, плечи горбуна вновь оказались непомерно широки, а рост – высоким для горбуна и уж, во всяком случае, много больше, чем мои 162 сантиметра.

– Приехал ваш муж, Нонна, – сообщил наш вестник.

Нонна была приятно удивлена.

– Откуда он знает, где тебя искать? – спросила я.

– Я его не ждала, но, по привычке, оставила записку, – ответила любящая жена, вставая.

Ларс ворвался в комнату, взбудораженный новостями.

– Я только что узнал от полицейского, что у вас здесь произошло несчастье, – сказал Ларс. – Леонид, вы мне объясните, кто она, что ей было здесь нужно и почему её убили?

Горбун кратко пересказал все события, а Ларс слушал молча и покачивал головой.

– Это невероятно! – высказал он своё мнение. – Я бы ничему не поверил, если бы своими глазами не видел носилки с телом убитой. Вот уж никогда не думал, что буду участником детективной истории! Сейчас я слишком ошеломлён, но потом надеюсь собраться с мыслями и проанализировать случившееся.

– А в результате мы получим книгу, которой будем зачитываться, – сказала я.

Ларс с улыбкой поблагодарил меня за комплимент.

– Очень рад, что вы пришли, Ларс, – заметил горбун. – Один бы я провозился долго, а вдвоём мы мигом отчистим комнату.

– Комнату? – оторопело переспросил писатель.

– Мне кажется, что мы должны освободить дам от тяжёлого зрелища и грязной работы.

У меня зародилась мысль, что освободить от тяжёлого зрелища он хотел именно меня, а не Нонну, а Нонна была причислена к освобождаемым от «кровавой» работы дамам только из приличия. Мне уже надоело, что все принимают меня за эфирное создание, падающее в обморок при виде крови. Однажды одна из бывших моих сотрудниц даже спросила: "Жанночка, мне кажется, что ты бы не смогла почистить рыбу. Тебе было бы её жаль". Знала бы она, как ловко я умею чистить рыбу, если у неё нет головы! А уж разделывать размороженных кур и индеек я умею мастерски, жаль только, что после экономических реформ у меня нет денег на их покупку. При виде чьей-то пораненной руки я не теряю присутствия духа и не убегаю с визгом, а помогаю перевязывать рану. Думаю, что лужу крови на полу я тоже смогу перенести без дрожи, но никто об этом почему-то не догадывается.

– Вы предлагаете ликвидировать кровь? – допытывался Ларс.

Горбун кивнул и вышел из комнаты. Ларс растерянно посмотрел на жену, на меня и нерешительно двинулся следом. Было совершенно ясно, что он боится. Со мной произошло что-то странное: вместо того, чтобы посочувствовать человеку, я злорадно предвкушала, как он будет бледнеть и пугаться, теряя своё мужское достоинство, в то время как горбун хладнокровно опустит тряпку в кровавую лужу и, намочив её, выжмет в ведро, а кисти рук при этом к него станут красными. От яркой картины, вставшей в воображении, у меня к горлу подступила тошнота, а по всему телу пробежала крупная дрожь.

– Что там? – встрепенулась Нонна и быстро вышла в прихожую.

Я поспешила за ней и успела заметить убегающего в ванную Ларса и устремляющуюся за ним жену. Через минуту она вышла оттуда, плотно прикрыв дверь, из-за которой доносились натужные звуки рвоты. Горбун выглянул из комнаты, прислушался и презрительно улыбнулся. Во мне властно заговорила женская гордость, но реальный голос подала Нонка.

– Я помогу вам, Леонид, – сказала она. – Я не боюсь крови. Когда-то я была медсестрой.

Дружинин посмотрел на неё с сомнением, но в комнату пропустил. Я подождала, но оттуда не донеслось ни вопля, ни шума падения.

– Я тоже помогу, – решительно заявила я, но горбун стал непреодолимой преградой на моём жизненном пути.

– Вас, Жанна, я туда не пущу, – твёрдо произнёс он. – Это не такое зрелище, чтобы его стоило видеть.

Если то, что я испытала, нельзя назвать яростью, то, я уж не знаю, как это называется.

– Правда, Жанночка, – высунулась Нонка. – Лучше тебе сюда не ходить. Ничего приятного здесь нет.

– Но не могу же я сидеть, сложа руки, – возмутилась я.

– Вымой прихожую, – нашла мне дело бессовестная Нонка.

– А может, мне перетащить мебель на улицу? – ядовито прошипела я.

– Зачем? – удивился Дружинин.

– Правда, зачем? – не поняла Нонка.

– Чтобы потом её потребовалось втащить обратно, и у меня нашлось дело, – объяснила я, улыбаясь не без свирепости. – Это называется бесполезной работой. Примерно то же самое, что мыть чистую прихожую.

– А где ты видишь чистую прихожую? – налетела на меня Нонка. – Даже если её убирали утром, то она не может оставаться чистой после того, как по ней протопала рота полицейских.

Я не стала поправлять её насчёт времени последней уборки.

– Мне тоже кажется, что полезнее будет вымыть здесь пол, а не таскать мебель с места на место, – подтвердил горбун, посмеиваясь.

Я круто повернулась и отправилась за орудиями самого ненавистного для меня труда, рассчитывая затем пройти мимо запретной двери, заглянуть в неё, похвалить Нонку и Дружинина за доблестный труд и хладнокровно удалиться, но планы разлетелись в прах при звуке хлопнувшей двери.

Сейчас, вспоминая эти события, я понимаю, что вела себя, как истинная идиотка, разозлившись на людей, которые обо мне заботились. Да и как им было обо мне не позаботиться, если все знали, что я умирала от страха от одного предчувствия, что в доме не всё в порядке. Конечно, все сочли меня нервной, легко возбудимой, подверженной приступам внезапного испуга психопаткой.

Переключившись на мытьё полов, я всё-таки отдала должное действиям Нонны и Дружинина, найдя их обоснованными, но так и не осознала, что моё собственное поведение отличалось ребячливостью. Я тёрла пол и ругала себя за несдержанность. И кто меня тянул за язык рассказывать про своё сверхпредчувствование? Расхвасталась на свою голову, а теперь меня считают слабонервной особой и ограждают от малейшего потрясения, как пятилетнего ребёнка. Я бы, пожалуй, сочла это даже правильным, если бы с такой же заботливостью отнеслись и к Нонке, но я оказалась в изоляции и это наводило на неприятные мысли.

Из ванной вышел бледный, как полотно, Ларс.

"Все они, писатели, слабаки и ничтожества, – с ожесточением подумала я. – Вот Нильс Хансен и глазом не моргнёт при виде крови. Счастье ещё, что он не присутствовал при моём позоре, а то и впрямь подумал бы, что я готова на каждом шагу падать в обморок".

От переживаний, интенсивной работы и голода у меня закружилась голова и потемнело в глазах (у меня это бывает), так что мне пришлось присесть на подвернувшуюся весьма кстати тумбочку. Когда в глазах прояснилось, а кожу перестало покалывать из-за оттока крови, я встала.

– Вам нехорошо, Жанна? – с испугом спросил Ларс, замерший напротив меня.

– Нет, просто устала, сказала я. – И есть хочется.

– Я что-нибудь приготовлю, – предложил Ларс.

У меня не хватило терпения даже представить, как долго я буду ждать ужин, если не примусь за дело сама.

– Вы, наверное, любите готовить, – предположила я с подкупающей улыбкой.

Ларс клюнул на мою удочку.

– У нас всегда готовит Нонна, – признался он, считая, что будет выглядеть героем, взявшись за непривычное дело.

– В таком случае, я предлагаю поменяться работами. Вы домоете пол, а я приготовлю лёгкий ужин.

Ларс легко пошёл на уступки и, провожая меня до кухни, доверительно шепнул:

– Совсем я опозорился. Как увидел, что весь пол залит кровью, так и замер, а Леонид мрачно осклабился и наклонился над лужей. Тут-то я и не выдержал. Не оглядывайтесь, а то Нонна смотрит на нас. Стыдно, что муж сдался, а стойкая жена заняла его место.

– Что же поделаешь? – успокаивала я его. – Не каждый способен выдержать вид крови, да ещё такого количества крови, как говорят. А вот я могу выдержать, но мне не верят и не впускают в комнату.

– И хорошо делают, что не впускают, – одобрительно заметил Ларс.

– Кажется, вы выразили желание вымыть пол, – сухо напомнила я.

– Ой, нет, не надо думать, что я плохо знаю русский язык, – замахал руками Ларс. – Я не выражал желания, а всего лишь согласился.

На том мы и расстались, чему я была очень рада, потому что мне не терпелось приступить к ужину. Я не ошиблась, именно к ужину, а уже потом к его приготовлению. Для начала я подсчитала пирожные и выяснила, что их едва ли хватит на всех, а значит, можно закусить ими, чтобы их вид не дразнил голодных людей. Конечно, убийство – плохая приправа к сливочному крему, но я поняла это, лишь когда доедала второе пирожное и противный ком встал в горле. Больше я не стала искушать судьбу, заела жирную сладкую массу солёным огурцом, поставила чайник на плиту и занялась изготовлением бутербродов, самым что ни на есть женским занятием из всех, которыми занимались сегодня в этом доме и с чем моей гордой натуре пришлось смириться.

Если вы думаете, что насыщенный событиями вечер закончился мирным ужином, то, естественно, ошибаетесь. Не успели мы собраться за столом, чтобы закусить, чем Бог послал, и обсудить, что предпринять дальше, как горбуну, которому было дело абсолютно до всего, вздумалось меня опекать.

– Как вы себя чувствуете, Жанна? – спросил он, с тревогой глядя на меня.

– Прекрасно, – ответила я, удивившись повышенному вниманию к своей особе. – А что?

– Вы совершенно ничего не едите, – заметил горбун.

Могла ли я рассказать ему о двух пирожных, солёном огурце, бутерброде с ветчиной, двух кусках ветчины без хлеба и трёх бананах, которые нашли пристанище в моём желудке? Да я буду выглядеть ненасытной обжорой только что из СНГ, а не эфирным созданием, за несколько дней всё-таки привыкшем к продуктовому изобилию.

– Мне не хочется, – скромно сказала я, не смея поднять преступных глаз.

– Ты очень бледна, – отметила Нонна, окинув меня опытным взглядом бывшей медсестры.

– Так кажется из-за освещения, – ответила я.

– Нет, правда, вы выглядите совершенно больной, – подтвердил Ларс.

Если трое говорят тебе, что ты осёл, то поневоле почувствуешь на ногах копыта. Услышав мнение горбуна, Нонны и Ларса, я сразу начала ловить у себя болезненные симптомы и, что хуже всего, сразу их поймала. У меня слегка закололо в боку, что могло быть признаком больной печени, селезёнки, сердца и прочего, слегка зачесалась щека, что напоминало о диабете, пересохло во рту и страшно захотелось пить, что говорило об общем расстройстве здоровья и заставило меня пожалеть, что я не домыла тихо-мирно пол и не предоставила Ларсу возможность готовить ужин и заглатывать без всякого порядка деликатесы, которые в конце концов доведут меня до больницы.

– Очень хорошая свежая ветчина, – нахваливала Нонна, с жалостью поглядывая на меня. – Попробуй.

Я и без неё знала, что ветчина хорошая и свежая, но я только что съела её в таком объёме, что вкусной её назвать уже не могла.

– Нонн, я, правда, не хочу, – решительно отказалась я и собралась налить вторую чашку, но трое моих опекунов одновременно потянулись за чайником, чтобы избавить меня от непосильной работы. Ларс оказался в наиболее выгодном положении, потому что сидел рядом с чайником, и честь наполнить мою чашку не уступил никому.

– Когда вы мыли пол, у вас закружилась голова, – припомнил Ларс, которому следовало бы иметь память похуже. – Вы побледнели и присели на пылесос.

Пылесос? А я думала, что это тумбочка.

Горбун с трогательной заботой сверлил меня тёмными глазами, и я почувствовала скуку.

– Ларс, по-моему, вы приписываете мне свои ощущения.

Мой ответ заставил писателя густо покраснеть, а из горла Дружинина вырвался приглушённый смешок.

– Один – один, – засмеялась Нонна, с ласковым сочувствием глядя на мужа. – Но тебе, Жанночка, и в самом деле, надо прилечь.

Допив вторую чашку, я сомневалась, не будет ли просьба налить третью равнозначна крушению ореола женственности, которым меня неожиданно наделили, но теперь сомнения исчезли.

– Может, мне сначала позволят выпить чаю? – холодно спросила я.

Моя чашка была моментально наполнена, но взгляд, подаренный мне Ларсом, показал, что он считает моё намерение вместить в себя третью чашку безрассудным и вредным для здоровья упорством, служащим только для того, чтобы оттянуть время. Из деликатности я минуты две не притрагивалась к чашке, хотя у меня пересохло во рту и, останься я одна, я выпила бы сразу несколько чашек холодной воды, нисколько не заботясь об изяществе манер. Как всё-таки отношение окружающих обязывает к ожидаемому от тебя поведению!

Пока я тянула приличествующее обстановке время, моя жгучая жажда бесследно прошла, и даже крошечный глоток чая показался мне лишним, а Нонка в это время с начальственным видом смотрела на меня, готовая, по-моему, вступить в права медсестры. Когда угроза вмешательства с её стороны была уже отчётливо видна, я услышала шум.

– Кто-то пытается открыть входную дверь, – сказала я.

На меня недоверчиво покосились все, кроме горбуна, имевшего возможность убедиться в тонкости моего слуха.

– Кто бы это мог быть? – обидным для меня тоном воскликнула Нонка.

– Может, убийца? – напряжённо спросил Ларс, услышавший, наконец, лязгающие звуки. – Долго возится с замком. Должно быть, подбирает ключ.

– Не подберёт, – сказала я. – Я закрыла дверь на предохранитель. Может, открыть? Вдруг это свой?

– Мартин? – спросила Нонка.

– У него нет ключа, – ответил горбун.

– Разве должен зайти Мартин? – удивился Ларс.

– Не должен, но может, – неохотно пробормотал Дружинин.

– А вдруг это вернулся полицейский? – спросила я и почувствовала, что тёмные глаза испытующе уставились на меня.

– В любом случае надо узнать, кто пришёл, – сказала Нонна.

– Да, надо узнать, – согласился Ларс.

Все посмотрели на горбуна. Он едва заметно усмехнулся, встал и пошёл открывать. Я последовала за ним, чтобы помочь в случае опасности. Сзади остановились Ларс с Нонной. Горбун без колебаний звонко щёлкнул замком, отворил дверь и впустил в дом хозяйку. На мой взгляд, первоначальным намерением Иры было наброситься на меня с упрёками, что я заставила её ждать на улице, но, увидев нахмурившегося при её появлении горбуна, а затем остальных гостей, она замерла на месте.

– Всем привет, – сказала Ира, быстро овладев собой. – Что за собрание? Жанна, зачем ты закрыла дверь на предохранитель? Он сломан, и я никогда им не пользуюсь. Жаль, что на этот раз он сработал.

Дружинин молчал, остальные тоже не спешили заговаривать.

– Сейчас тебе всё объясню, – сказала я. – Пройдём сначала в гостиную.

Чувствовалось, что Ира устала, раздражена и расстроена.

– Меня весь день не было дома, – начала я рассказывать, когда все расселись по своим местам, а помрачневший, замкнувшийся в молчании горбун примостился на конце дивана подальше от всех. – Когда я пришла…

Я рассказала обо всём по порядку, упомянув про свой необъяснимый страх лишь слегка, поскольку только он мог оправдать присутствие здесь Нонны и, как следствие этого, её мужа.

Ира слушала молча, широко раскрыв глаза, а горбун исподлобья бросал то на неё, то на меня быстрые взгляды.

– Это настолько странно, что в голове не укладывается, – призналась Ира. – Нужно время, чтобы всё обдумать, а я сейчас очень устала.

Это послужило сигналом.

– Нам пора, – сказал Ларс, вставая. – Я на машине, Нонна.

Мне стало не по себе. Одна дело сидеть в компании и обсуждать убийство, а совсем другое – остаться вдвоём с Ирой, да ещё после подробного пересказа связанных и несвязанных с убийством обстоятельств. Очевидно, мои глаза выдали охватившее меня беспокойство, потому что его заметил горбун.

– Наверное, не надо оставлять девушек одних, – сказал он. – Вы, Ларс, поезжайте, а я перегоню машину к дому и в ней переночую.

Я бы не возражала против ночёвки Дружинина в доме, тем более, что была лишняя комната, и вопросительно посмотрела на Иру, но та или не поняла моего взгляда или не хотела оставлять горбуна у себя.

– Как знаете, – холодно бросила она.

Конечно, мне было обидно за человека, пошедшего ради нас на такие неудобства и в ответ не услышавшего даже доброго слова, поэтому я, как могла, исправила грубость своей подруги, сказав, что мы ему очень благодарны, но, признаюсь честно, мысли мои были слишком заняты красивым полицейским и для горбуна в них места почти не осталось.