Текст книги "Горбун"

Автор книги: Вероника Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

– Где ты была?

Я даже вздрогнула от резкого голоса, а передо мной выросла Ира, злая, как фурия, и кулаки её, к моему ужасу, упирались в бока. Недаром в предках у неё числились украинцы.

– Хотела немного пройтись и встретила Петера, – объяснила я. – Мы немного задержались в парке.

– Где?

– Там.

Я махнула рукой и встретила тяжёлый взгляд горбуна.

– Что случилось? Опять дверь была открыта? – перешла я в наступление.

– Нет, дверь была заперта, но ты мне скажи, почему ты не сказала, куда идёшь? Тётя Клара клялась, что ты ушла вместе с Леонидом, а он уверяет, что ушёл один.

– Тётя Клара не заметила, что он ушёл до, а я после.

Я обернулась к Дружинину за поддержкой, но в это время он холодно рассматривал Петера, вылезавшего из машины.

Они обменялись вежливыми приветствиями, но оба держались настороженно и отчуждённо, что было странно.

– Я боялась, что с тобой что-то случилось, – призналась Ира таким усталым голосом, что я почувствовала себя свиньёй.

– Извини, Ира, я не думала, что задержусь. Ларс уже дома?

Горбун стегнул по мне грозным взглядом, и я сразу же пожалела, что скрыла от него выход Ларса из больницы. Ничего я этим не добилась, а человека рассердила.

– Ларс здесь. Сегодня мы должны забрать тело Мартина и отправить в… (она назвала какое-то место). Похороны завтра. Ларс возьмёт на себя все хлопоты с перевозкой, а у нас с тётей Кларой будут другие заботы.

Мне было стыдно за три счастливых и беззаботных часа, которые я провела на фоне общего горя и волнений.

– Скажи, чем я могу помочь, – потребовала я, но Ира отказалась от моих услуг.

– Думаю, твоя помощь мне не потребуется, – сказала она. – Будешь ждать меня здесь.

– Зачем Жанне оставаться одной? – вмешался Дружинин. – Поедем все вместе.

– Нет, я не хочу, – сразу насупилась Ира. – Жанне там нечего делать, и ей лучше остаться здесь.

Я поняла, что у Иры накопилось столько раздражения против горбуна, что теперь она из чистого упрямства будет отказываться брать меня с собой. Честно говоря, мне очень не хотелось ехать. Помочь я, действительно, ничем не могла, а присутствовать на похоронах человека, которого почти не знала, было ни к чему.

Ира словно прочитала мои мысли.

– Да поймите же! – почти грубо обратилась она к горбуну. – Жанна приехала меньше чем на месяц и, вместо того, чтобы отдохнуть, попала в такую историю. Зачем ей ехать ещё и на похороны? Мало, что ли, там будет народу?

Дружинин остался очень недоволен, но возражать не стал. И хорошо сделал, потому что его странное желание убедить Иру взять меня с собой, было подозрительным. Неужели он, действительно, охотится за моей подругой, и я нужна ему как ширма? Знает, что в незнакомой обстановке среди множества чужих лиц я буду держаться поближе к Ире, а следовательно, он сможет сделать вид, что его интересую я, и, не вызывая ни в ком подозрений, быть в опасной близости к своей жертве.

– Действительно, делать мне там как-будто нечего, – согласилась я. – Но, если тебе что-нибудь понадобится, скажи.

Горбун нахмурился, а мне было уже не до того, потому что из машины выбралась уставшая ждать Марта и подбежала ко мне. Пудель встал на задние лапы, а передние положил на меня, манера, присущая многим собакам и моей в частности и вызывающая растроганные улыбки зрителей, а также грязные следы на одежде. Я потрепала пёсика по голове.

– Какой симпатяга! – умилилась Ира. – У тебя всё ещё та собака?

– Которая из тех? – спросила я.

Я уже привыкла, что для людей чужое время останавливается, и они очень удивляются, когда ребёнку, которого они давно не видели, оказывается не пять лет, а четырнадцать, а чужой щенок становится стариком.

– Ну, та, чёрная с белым. Лайка.

– Московские собаки редко превращаются в Мафусаилов, – ответила я, поняв, что не ошиблась в ожиданиях. – Та собака умерла в тринадцать лет, а нынешней уже восемь.

– Как же летит время! – ахнула Ира.

Дружинин со странным выражением рассматривал пуделя. Почувствовав повышенное внимание к своей особе, весёлый пёс, начисто лишённый комплекса неполноценности, подлетел к горбуну и запрыгал вокруг него. Заводить дружбу с собаками этот человек умел, и я невольно позавидовала непринуждённости, с какой он обращался с чужим пёсиком.

– Пошли в дом, – предложила Ира.

Все двинулись к дому, причём честь вести за руку Марту выпала мне. Общаться с милой девочкой было приятно всегда, но особенно сейчас, когда горбун шёл неподалёку и косо на меня посматривал.

Увидев Ларса, я прежде всего поинтересовалась, как он себя чувствует, хотя это и было излишне: датчанин не валился с ног от изнеможения.

– Я-то чувствую себя превосходно, а вот вы чуть не загнали меня обратно в больницу. Я так переволновался, когда тётя Клара сказала, что вы ушли с Леонидом (тут он сделал короткую, но очень понятную мне паузу), а он утверждал, что ушёл один.

Дружинин хмуро поглядел Ларсу прямо в глаза, а тот сделал вид, что ничего не замечает. Конечно, сдерживаться, если считаешь человека преступником, очень трудно, но писателю надо было лучше за собой следить, а то он сам себе противоречил, нам советуя не настораживать горбуна, а на деле первым выдавая наше о нём мнение.

– Да уж, ты нас заставила поволноваться, – подтвердила непонятно откуда появившаяся Нонна.

– Не продолжайте, я виню себя кругом, – ответила я. – Во всём вините Петера. Я хотела побыть с ним и Мартой всего пять минут, а потом забыла про время.

Горбуну надоело ждать, пока мы переговорим о постороннем, и он сразу приступил к делу.

– Ларс, нам с вами пора отправляться.

Писатель взглянул на Петера и что-то спросил. Датчанин кивнул, а горбун нахмурился.

– Пожалуй, так будет лучше всего, – согласилась Ира.

В этой драме я была статистом, поэтому не решилась спросить, что они хотят делать, но Ларс понял моё положение и пришёл на выручку.

– Я всё ещё чувствую слабость, поэтому Петер поедет вместе с Леонидом, а я вместе с вами, Нонной и Ириной отправлюсь завтра.

– Жанна останется здесь, – возразила Ира.

– Тогда завтра мы поедем втроём. А вы, Жанна, не забывайте запирать дверь.

– Не беспокойтесь, не забуду.

Мне было стыдно, что, по странному стечению обстоятельств, дверь регулярно оставалась открытой именно после моего приезда. Добро бы, я хоть раз забыла закрыть дверь в московской квартире, так нет же, я никогда этого не забывала.

– А что вы будете делать? – осведомился писатель, который был всегда очень внимателен ко мне.

– Читать вашу повесть.

Горбун нахмурился.

– Вы уже выучили датский язык? Ха-ха-ха, – захохотал Ларс.

– Датский не знаю, но Леонид уверяет, что я знаю английский.

Ларс перестал улыбаться.

– Я не пишу на английском, – растерянно сообщил он.

Совсем не к месту я решила похвастаться и кивнула на маленький столик у двери, где лежала тетрадь.

– Мне дали перевод.

Ларс оправился от удивления.

– Какой же повести? – спросил он. – У меня их много.

Этого я не знала и вопросительно взглянула на горбуна, но тот был мрачен и отвечать не стал.

– Не знаю, – призналась я.

– Знаете, мне неловко, – сказал писатель. – У меня есть удачные повести и романы, а есть очень неудачные. Учтите это, когда будете читать. По возвращении я спрошу о вашем впечатлении.

Говоря более грубо, писатель считал горбуна способным познакомить меня с его творчеством по самому худшему произведению. Мне было очень неловко за допущенную датчанином бестактность, но я ответила совершенно спокойно.

– Надеюсь, мне понравится. А когда вы вернётесь?

– Наверное, завтра вечером.

– А я – послезавтра, – ответила Ира.

Я подумала о ночи, которую опять проведу одна в пустом доме, и почти тотчас вспомнила о старушке.

– Кстати, а где тётя Клара?

Все почему-то заулыбались.

– Уехала, – отозвалась Нонна. – Ей надо предупредить родственников и всё подготовить для похорон.

Хмурившийся и до сих пор предпочитавший не смотреть на меня горбун повернулся ко мне и с минуту не сводил с меня глаз, что-то обдумывая.

– Жанна, – позвал он.

Он впервые обратился непосредственно ко мне, и меня это очень порадовало.

– Да? – откликнулась я.

– Жанна, вы не могли бы мне помочь?

– Наверное, – растерялась я. – А что надо сделать?

– Сходите завтра с моим родственником на бега.

– Я?! На бега?!

У Ларса отвисла челюсть, Ира вытаращила глаза, Нонна нервно сглотнула, а я поняла, что рано радоваться. Мне показалось, что он надо мной издевается.

– А что в этом особенного? – убеждал меня горбун. – Вы сами как-то предложили сходить на ипподром, а дядя весьма решительно настроен туда идти. Вот и выручите меня, сходите вместе. Этим вы избавите меня от необходимости идти самому, а то я ненавижу это зрелище.

Во мне вновь шевельнулась жалость к несчастному калеке.

– Я могу сходить, – нерешительно сказала я, – но я понятия не имею, где это.

– О, мой дядя вам покажет, – не сдавался горбун. – Он сам вас туда приведёт и позаботится о вас. Ему нужно лишь, чтобы кто-нибудь составил ему компанию. Я потом вам позвоню и мы договоримся, где и когда вам встретиться.

Предстоящий поход показался мне абсурдным, но горбун был так обрадован моему согласию, что отказаться у меня не хватило духу. От меня требовалось всего-навсего встретиться неизвестно где с неизвестным мне старым англичанином, пойти с ним на ипподром, то есть место для меня совершенно новое, о котором я читала устрашающие статьи в российских газетах, милый, но краткий вымысел Хмелевской, а также неутешительные детективы Дика Френсиса. К тому же общение с чопорным Джоном Булем представляло собой сомнительное удовольствие. Но эти мысли я старалась гнать в три шеи, иначе с моего языка слетело бы столько возражений, что горбуну пришлось бы отправляться на ненавистные ему бега самому. Ладно, схожу. По крайней мере, будет о чём рассказать дома, где мне поверят, а уж на работе придётся быть скрытной, иначе прослыву выдумщицей.

Я промолчала, а Дружинин пришёл в такое хорошее расположение духа, что заявил:

– Чтобы вам не было страшно, я привезу вам собаку.

Мне показалось, что я схожу с ума, но всё-таки попыталась совладать с растерянностью.

– Ваш дядя так грозен? – спросила я.

Ира всхлипнула, прикрыла рот рукой и отвернулась, Нонна проделала то же самое, а Ларс смеялся откровенно. Недоумевающий Петер стойко сносил незнание русского языка.

Дружинин сдержанно улыбнулся.

– Я привезу вам собаку, чтобы вам не было страшно ночью, – строго пояснил он.

На последнем слоге он всё-таки не удержал смешок, так что впечатление от его сурового тона было смазано.

Мысль о собаке показалась мне не лишённой интереса. В самом деле, вместо того, чтобы дрожать и прислушиваться к каждому шороху, выдумывая всякие ужасы, можно будет переложить эту обязанность на трезвый рассудок степенного и обаятельного пса.

– Никаких собак! – воспротивилась Ира. – Не хочу их видеть в своём доме!

Я покосилась на пуделя, усевшегося в кресло, но возражать не стала. Ира была здесь хозяйкой, и не мне устанавливать свои порядки. Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Дружинин тоже не настаивал, но по лицу его пробежала лёгкая тень.

– Я тоже недолюбливаю собак, – признался Ларс.

– Ладно, займёмся делами, – сказал горбун. – До свидания. Я вам позвоню, Жанна. А вам, Нонна, лучше увезти Ларса домой. Он очень бледен, и ему надо отдохнуть и набраться сил для завтрашнего дня.

– Да, мы сейчас поедем, – заторопилась Нонна.

Она осталась тверда, несмотря на заверения Ларса в прекрасном самочувствии и убеждения, что он может отдохнуть и здесь. Кажется, она даже обрадовалась подвернувшейся возможности увезти мужа из дома его любовницы.

– Едем сейчас же, – заявила Нонна и направилась к двери.

Ларс подмигнул мне, улыбнулся и покорно последовал за ней.

– Совсем забыла! – воскликнула Нонна, останавливаясь и резко оборачиваясь.

Муж перестал корчить рожи и вопросительно воззрился на неё.

– Двоюродный племянник Мартина собирает монеты, – объяснила она. – Жанночка, у тебя не найдётся мелочи?

– Да, конечно.

Я открыла сумку. Проклятый кошелёк имел скверную привычку прятаться в самых неожиданных местах, поэтому я сразу же вынула книгу и тетрадь и сразу пожалела об этом, потому что при виде знакомой зелёной тетради горбун шагнул вперёд. Кошелёк нашёлся, а вожделенная тетрадь вновь скрылась из поля зрения Дружинина, но он ещё долго поглядывал на мою сумку.

– Здесь есть недавно выпущенные гривенники, – сказала я, впервые порадовавшись этим жёлтым монеткам, которые я второпях часто путала с двушками и тем самым обогащала жадных продавцов.

– Похожи на две копейки, – заметила Ира.

– Есть жетоны на метро, – сказала я, оставив себе два, а остальные три отдавая Нонне.

– Разве появились специальные жетоны? – удивились подруги, рассматривая металлические кружочки.

– Скоро будут пластмассовые, но у меня их ещё нет. Знала бы, попросила бы у сотрудницы. Её муж разрабатывает новые турникеты для метро.

– Как интересно, – сказала Ира. – А почему нельзя пользоваться металлическими?

– Потому что они себя не окупают. Вот ещё монеты, Нонна.

– Спасибо, Жанночка. Ларс, за мной!

"Крошки, за мной!" – мысленно произнесла я.

– Теперь можно отправляться и нам, – сказал Дружинин. – По дороге отвезём Марту домой.

Напоследок мне пришлось приласкать и поцеловать прильнувшую ко мне девочку, которая почему-то полюбила меня с первой же встречи. Жёсткий взгляд горбуна остудил наше пылкое прощание.

– Больше так не делай, – холодно сказала Ира, когда все удалились.

– Да, это есть верх необразованности и подлость в высшей степени, – согласилась я.

– Я говорю с тобой совершенно серьёзно! – рассердилась Ира.

– Я не думала, что ты так быстро вернёшься, – объяснила я. – Знала бы, не стала задерживаться.

– Я не об этом. Зачем ты приваживаешь чёртова Дромадёра? Вместо того, чтобы любезничать с ним, ты бы вспомнила о Душке.

Красавец-полицейский, о котором я не думала всё утро и половину дня, вновь занял в моих мыслях подобающее ему место.

– Я о нём помню, – ответила я. – Он заезжал?

– Звонил. Сказал, что яд был в чашке с кофе.

– Это и без него всем было ясно. А что дальше?

– А ещё он заедет сегодня вечером или завтра утром, но, скорее всего, сегодня вечером, и вернёт посуду. Если дома никого не окажется, то он всё оставит на веранде. Ты сама понимаешь, что должна сделать.

– Что?

– Быть дома и встретить его. Оденься скромно, будто его и не ждёшь, но очень привлекательно. Давай-ка продумаем наряд и причёску.

Мы думали около часа, а когда закончили, то мне оставалось лишь удивляться таланту своей подруги. Если бы мне выглядеть так каждый день, то меня смело можно было бы зачислить в число очень привлекательных девиц.

Если он приедет сегодня, то у меня есть шанс ему понравиться, но если его принесёт сюда завтра утром, то всё искусственное очарование моих волос и лица исчезнет без следа.

– Как ты думаешь, может, мне всё-таки поехать сегодня? – спросила Ира, когда мы вернулись в гостиную. – Неудобно, что тётя Клара хлопочет, а я приеду на готовое. Ещё подумают что-нибудь. Никто ведь не знает, что мы с Мартином хотели развестись, так лучше не давать им повода для сплетен.

– Тебе виднее. Если считаешь, что лучше уехать сегодня, то поезжай.

– Да, пожалуй, поеду, – решила Ира и встала. – Предупрежу Ларса, что завтра за мной не надо заезжать.

– Конечно, позвони.

После переговоров по телефону она вернулась обескураженная.

– Нонна напросилась ехать со мной, – объяснила она с унылой гримаской. – Сказала, что хочет помочь.

– Может, так будет лучше, – попробовала я её утешить. – Ты же знаешь, какая она хозяйка: ещё как поможет.

Ира помотала головой и подумала.

– Знаешь, мы договорились встретиться на вокзале в два сорок, чтобы успеть на поезд на три часа. Я сделаю вид, что опоздала, а когда она позвонит, ты её убеди, чтобы она не теряла времени и ехала одна, а я поеду на следующем поезде.

Если не хочешь с кем-то ехать, то будешь искать любые причины для отказа от поездки, а идея Иры была не так уж плоха. Вот мне вряд ли удастся отвертеться от знакомства с дядей горбуна.

– Как я его ненавижу! – воскликнула Ира.

Мне не надо было спрашивать, кого. Мы думали об одном человеке.

– Дружинина?

Ира кивнула.

– Интересно, что ему от тебя надо? Зачем он хочет отправить тебя на эти чёртовы бега?

Я пожала плечами.

– Ты же сама слышала, что он терпеть не может верховую езду. Наверное, ему тяжело смотреть, как люди гарцуют на лошадях, и помнить, что ему это недоступно. Его дядя этого недопонимает, иначе не тащил бы его на такие зрелища. Ты что?

Ира издевательски смотрела на меня и смеялась.

– Нашла несчастненького! – потешалась она. – Это ему-то недоступна верховая езда? Слышала бы ты, с каким восторгом Мартин рассказывал, как прекрасно Дромадёр держится в седле!

Мне пришлось ещё раз убедиться в отсутствии у меня всякой проницательности.

– Тогда почему он сказал, что ненавидит скачки? – поинтересовалась я. – Он и прежде это говорил.

– Не знаю. Поэтому держись с ним настороже.

– Может, не ходить? – нерешительно спросила я.

– Как хочешь. Его дядя – человек вполне приличный, так что тебе ничто не грозит, но я не понимаю, какие планы у нашего красавца. Разве что он хочет ещё раз услать тебя куда-нибудь со своим дядей, а сам…

Ира хладнокровно провела пальцем у горла, но, по-моему, взгляд у неё был испуганный.

– В следующий раз ему не удастся меня одурачить, – заверила я. – Во второй раз я не попадусь.

– Ну ладно, не попадайся, а я пошла на вокзал. Не забудь, что я опаздываю, а Нонка пусть не теряет времени даром и едет. Встретимся на месте.

– Я передам.

Ира ушла, а у меня прочно установилось самое мерзкое настроение из всех, какие я пережила за сегодняшний день. Ложь горбуна казалась бессмысленной, поэтому от неё было особенно тревожно и горько.

Звонок и взволнованный голос Нонны не способствовал поднятию духа.

– Нонн, мы с Ирой заболтались, и она вылетела в последнюю минуту. Если она опоздает, то поезжай одна, а то уже поздно. Встретитесь на месте.

– Я поняла, – сказала Нонна. – Могла бы сказать прямо. Если она позвонит, передай, что я уже уехала. До встречи.

Нехорошо получилось с Нонкой. Кто-кто, а уж она-то меньше всего заслуживала того, чтобы её обманывали.

Когда Ира позвонила, я ей прямо выложила всё, что думала о её выдумке.

– Ну и чёрт с ней, – грубо отозвалась она. – Сама напросилась. Значит, я вернусь послезавтра, а ты всё-таки будь поосторожнее. Мало ли что. Спутают тебя со мной, а мне отчитываться перед твоей мамой. Я не шучу.

Искренняя забота, даже если она облечена в такую форму, всегда приятна, поэтому я пообещала быть начеку и посоветовала ей самой быть поосторожнее, потому что, если ей мстит именно горбун, он будет всё это время рядом с ней.

– За меня не беспокойся: рядом со мной будет Ларс. Уж он-то проследит, чтобы Дромадёр ни к чему не прикасался. Если будет нужно, он глаз с него не спустит.

Я верила, что писатель сделает всё возможное, чтобы уберечь любимую, недаром он отпустил с ней жену, а может, сам попросил её поехать, но всё-таки тяжёлое чувство не покидало меня.

Чтобы развеяться, я решила сделать попытку хоть приблизительно понять, о чём же говорится в пресловутой повести Ларса. В крайнем случае, то есть в случае неудачи, всегда можно напомнить, что английского языка я не знаю, а раз горбун принёс мне свой перевод, то пусть хотя бы расскажет сюжет. Я подумывала о таком повороте событий, однако надеялась, что сумею справиться с текстом самостоятельно. Найти бы только англо-русский словарь.

Пока я раздумывала, где у Иры может быть словарь, затрещал телефон. Звонил Ларс. Он спрашивал, не страшно ли мне, убеждал покрепче запирать двери и окна и сетовал на слабость и головокружение, из-за которых ему пришлось отпустить женщин одних, а самому остаться дома. Его тоже томило беспокойство.

– Уверена, что к завтрашнему дню у вас всё пройдёт, – утешала я его, – а Ира обещала мне быть очень осторожной. К тому же, с ней будет Нонна.

Я сомневалась, что Ира вытерпит общество подруги, но Ларсу об этом, конечно же, не сказала.

– Хорошо бы! – вздохнул Ларс. – Я подумывал, не приехать ли к вам, чтобы вам не было одиноко, но чувствую себя… на последнем… Как же это?.. А, да!.. на последнем издыхании.

– Ничего, вечером заедет полицейский, привезёт всё, что он взял на экспертизу, так что мне скучно не будет.

Писателю было обо всём известно.

– Да, Ирина мне говорила об этом, – сказал он. – Вы будете его ждать?

– Конечно. Мне бы хотелось его подробно обо всём расспросить. Наверное, у него уже есть какие-нибудь догадки или подозрения.

– Как бы мне хотелось приехать! – продолжал вздыхать Ларс.

– Я вам расскажу о нашем разговоре, – пообещала я.

– Как вам понравилась моя повесть? – поинтересовался Ларс. – Вы её уже читаете?

До чего же эти писатели нетерпеливы!

– Я как раз ищу словарь, чтобы её прочитать. И почему Леонид не перевёл её сразу на русский?

На этом мы расстались, и я вновь принялась за поиски.

Словарь я нашла в стенке, а вот тетрадь бесследно исчезла. На столике в углу её не оказалось, не оказалось её на большом столе, на столике у телефона, в моей и Ириной комнате, словом, несмотря на то, что дом я обыскала очень тщательно, я её не нашла. Сразу же вспомнилось, какой недовольный вид был у переводчика, когда я упомянула о повести. Проклятый горбун! Наверное, он разозлился на меня за то, что я похвасталась его тетрадью перед Ларсом, и решил мне отомстить. Представляю, как он потешался, когда представлял мои усердные поиски. Интересно, что было бы, если бы я спросила у него, принесёт он тетрадь назад или нет? Вероятнее всего, он предложил бы мне меняться: он даст мне перевод повести Ларса, а я ему – свою повесть. Конечно, так и будет, недаром у него глаза разгорелись, когда я вынула содержимое сумки. Да-да, идея обмена возникла у него именно тогда, теперь я хорошо это понимала, но мою повесть он не получит никогда. Даже если бы в ней не действовал человек с его внешностью, я всё равно оберегала бы её от его глаз. И ещё я твёрдо решила, что о его тетради я вообще не буду упоминать, а если он заговорит о ней сам, буду давать неопределённые ответы, чтобы у него не было повода ни веселиться надо мной, ни добиваться моей повести. Если он поймёт, что я не обескуражена пропажей его тетради, то он же останется в дураках. Вот только для Ларса придётся что-нибудь выдумать, потому что объяснения будут выглядеть или глупо или мелочно.

Телефонный звонок заставил меня вздрогнуть.

– Жанна, у вас всё в порядке? – спросил Дружинин.

– Конечно, – вежливо сказала я.

– Ирина дома?

А вот её отъезд лучше всего было бы скрыть. Он сегодня туда уедет, но ведь остановится, наверное, не в одном с ней доме. А если и так, то её появление будет для него неожиданностью, и он не успеет что-либо предпринять.

– Ушла в магазин. Она вам нужна?

– Нет. Что вы делаете?

Какое ему до этого дело? Не могу же я признаться, что только что закончила поиски его тетради и размышляю о его подлом характере. Мало того, что он лжец, так он ещё и способен на такие шутки! Ничего, я ещё спрошу у него, умеет ли он ездить верхом, надо только выбрать подходящий момент. Но что же ему отвечать сейчас?

– Что я делаю? – переспросила я. – Если говорить откровенно, то разговариваю с вами.

– Когда вы говорите таким тоном, мне становится тревожно, – помолчав, сказал он.

– Ну, хорошо, признаюсь, что сейчас я наливала воду в графин. Специально для Иры.

Сама не знаю, почему я приплела сюда графин. Видно, я очень хотела подчеркнуть, что мои мысли очень далеки от литературы.

– Почему специально для Ирины? – не понял горбун.

Если уж я солгала, то приходилось идти до конца.

– Потому что это она придерживается теории, что надо пить сырую воду, а я предпочитаю её не пить.

У Иры, действительно, была такая теория, и она несколько раз в день наполняла стакан водой из-под крана, так что рядом с такими фактами моя первоначальная ложь о графине стала почти незаметна.

– Ну да, я читал о составе московской воды.

– Вот-вот, – обрадовалась я. – Так что пусть Ира пьёт свою воду, а я обойдусь другими напитками.

– Вы сегодня куда-нибудь собираетесь?

Мне, и правда, захотелось прогуляться.

– Да, наверное, уйду.

– Куда, если не секрет?

Ну и навязчивый же это был тип! Но выход я нашла очень быстро. Мне хотелось купить акварельные краски, так как те краски, что я покупала в Москве, оказывались никуда не годными, а мне, после того, как я нарисовала графические портреты Ханса и горбуна, захотелось вновь вернуться к этому благородному виду искусства.

– В магазин за красками. Если хотите, напишу ваш портрет акварелью.

Я сразу же пожалела о своих словах, потому что не хотела его обидеть. Я предложила это необдуманно, но от чистого сердца, и с удовольствием бы написала его портрет, так как до сих пор не могла забыть увлечение, с каким водила карандашом по бумаге, стараясь как можно точнее передать черты его лица. Но он-то этого не знал, и получилось, что я больно его уколола. Если бы речь шла о человеке с обычной внешностью, которому просто не понравился мой рисунок, я не стала бы жалеть о своих словах, но всё обстояло по-другому. Пусть нрав у горбуна гадкий, но внешность себе он переменить не мог, так что нельзя было напоминать ему о недостатках лица и фигуры. По мне, пусть у него будет хоть два горба, а лицо всё растерзано, лишь бы он был так же добр и приятен в общении, как казался вначале, но если вопрос о внешности для него крайне болезненный, мне не следовало растравлять его раны.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил меня Дружинин, словно бы не заметив моей грубости.

– А как дела у вас, Леонид? – спросила я, приветливостью стараясь загладить свою вину перед ним.

– Оформляем документы. Петер ждёт меня в машине. Позже я вам перезвоню.

Неужели мне суждено постоянно терзаться из-за своих поступков? Почему я не могу быть доброй и милой девушкой? Почему Нонна может, а я не могу? Что толкает меня то говорить колкости, от которых мне самой становится тошно, то делать сомнительные комплименты? Я знаю, как тяжело жить среди бестактных людей, но сама тоже способна многим отравить существование. Несчастный горбун! И я же считаю его лжецом, злодеем, обвиняю во всякого рода кознях!

Чтобы уменьшить дикое нагромождение лжи, я разыскала на кухне прелестный красный графинчик, налила в него воды и залюбовалась бликами. Место для него я выбрала на маленьком столике в гостиной, причём постаралась так его развернуть, чтобы форма ручки дополняла благородные пропорции самого сосуда. А крышку мне почти не пришлось поправлять, потому что сдавленная с двух сторон шишечка сама установилась широкой частью к наблюдателям.

Утешенная результатами своих рук, я отыскала красный стаканчик и поставила его рядом с графином, перепробовав несколько вариантов, и остановилась на самом для меня приемлемом. После этого я взяла сумку и вышла.

Доставая ключ и поворачивая его в замке, я всё ещё думала о красках и о милом графине, который можно было бы нарисовать в сочетании с какими-нибудь яблоками. Получился бы очень красивый натюрморт. Однако, едва я положила ключ в карман и для верности подёргала дверь, в моих мозгах произошёл переворот, и неожиданно для себя я приняла самое гениальное решение из всех, на какие была способна и за которое хвалю себя до сих пор. Я со странной отчётливостью вспомнила, что привычка проверять, заперта ли дверь, появилась у меня очень давно, когда ключ в замке московской квартиры впервые провернулся вхолостую, и вскоре перед уходом я уже бессознательно дёргала за ручку двери, едва ключ бывал убран. Конечно, каждый человек когда-нибудь может забыть повернуть ключ и при этом изменить привычке контролировать работу замка, но быть не может, чтобы ни с того, ни с сего он начал проделывать это постоянно. Я подумала, что со времени приезда в Данию мне стали приписывать непонятную рассеянность, а что ни говорите, но себя-то я знаю и забывчивостью не отличаюсь. Я не Жак Паганель и не привыкла ни веселиться над собой, ни спокойно сносить насмешки, тем более что твёрдо убеждена в их необоснованности, но всё-таки я стерпела бы обвинение в рассеянности, если бы в доме не произошли очень страшные события. Теперь мириться с самооткрывающейся дверью было бы непростительным легкомыслием. К тому же мне не нравилось, что у замка редко срабатывало предохранительное устройство, а согласитесь сами, как неприятно сознавать это ночью. У меня даже мысли не возникало, что открывать дверь мог преступник, так как я считала, что заявлять о своём визите, не запирая её, очень глупо. Я решила, что виноват в этом какой-нибудь хулиган, нашедший потерянный Ирой ключ и теперь забавляющийся доступным ему способом. Есть такая порода мелких пакостников, смысл существования которых сводится к навязчивым телефонным звонкам ночами, в подбрасывании гадких записок в почтовые ящики, а то и сжиганию газет и журналов в этих ящиках. Подобные им хамы за рулём обливают прохожих грязью, стараясь попасть колесом в лужу. Какое удовольствие этим людям доставляют их деяния, я никогда не понимала, тем более, что чаще всего они даже не знают, кому доставляют беспокойство и не видят результат своих трудов, то есть реакцию жертв. Нет сомнения в том, что Ира или Мартин обронили ключ и его подобрал какой-нибудь дебильный мальчишка, может быть, втайне надеющийся, что его выходки примут за явление полтергейста, однако, во-первых, вину за его шутки возлагают на ни в чём не повинную гостью из России, а во-вторых и в самых главных, в этом доме орудовал хладнокровный убийца и неприятные, но безобидные в другое время действия парня могут помочь преступнику. Правильна ли была моя догадка или нет, но, в любом случае, замок следовало сменить, так что кроме красок я решила купить новый замок и сразу же, не дожидаясь ночи, его установить.

Наверное, здесь существовали специальные магазины, где продавались товары для художников, но я не могла изменить себе и начать поиски такого магазина, когда очень приятные на вид краски были выставлены в одном из отделов местного магазина. Я выбрала набор из тридцати шести цветов и была очень довольна приобретением.

Выбор замка никаких трудностей тоже не представил, несмотря на то, что по этой части я полная невежда. Я старалась присматриваться к форме ключа и внешнему виду замочной скважины. Высмотрев замок и ключи к нему, похожие на те, что были у Иры, я смело их купила, уверенная, что моя подруга будет довольна моей предусмотрительностью и пожалеет о том, что не ей первой пришла в голову идея таким простым способом прекратить проникновение в дом посторонних.

Дольше задерживаться я не могла, боясь пропустить Хансена, если он заедет в этот вечер, и повернула к дому. Пока не стемнело, следовало новый замок поставить на место старого, потому что мне предстояло провести ночь в пустом доме, а это меня очень тревожило, и я хотела обезопасить себя, насколько это было возможно. Итак, войдя в дом, я, не теряя времени, вооружилась молотком и отвёрткой и направилась к двери.