Текст книги "Горбун"

Автор книги: Вероника Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

– Но кого же хотели убить? Сейчас здесь живём только мы с Ирой, но вряд ли кому-то может оказаться полезна моя смерть. Значит, охотятся за Ирой? У неё очень много знакомых, но неужели кто-то из них может оказаться убийцей?

Горбун вновь поднял на меня глаза и тотчас же их опустил, делая вид, что рассматривает свои руки, обхватившие черенок лопаты. Руки у него были красивые и ухоженные, с длинными пальцами и ровными ногтями, которые он, наверное, не только ежедневно подпиливал, но и полировал. У меня всегда вызывали отвращение мужчины, слишком пекущиеся о своей внешности. Обычно такие люди подвивают и подкрашивают волосы, подбривают брови, чуть ли не напомаживаются. Иногда, сидя в метро, увидишь перед собой мужские руки с нежной кожей, и в душе начинает нарастать неприязнь, а как поднимешь глаза и взглянешь на гладкое лицо с жестокими глазами и кожаную униформу, так сразу делаешь вывод: или вымогатель или сутенёр. К счастью, Дружинин не прибегал к частым услугам парикмахера, чтобы казаться привлекательнее, и к косметологу вряд ли когда-нибудь наведывался, но за руками тщательно следил, не допуская обломанных или неровных ногтей и грязи под ними, что было по-своему неплохо, особенно, если знать, как ловко и умело он способен вскопать участок.

– Что толку гадать, если нам ничего не известно, – остановил меня горбун. – Ларс, вы давно пришли?

Я оглянулась и обнаружила, что датчанин стоит у веранды и, вероятно, слушает наш интересный разговор.

– Только что, – ответил он. – Здравствуйте, Жанна. Рад вас видеть, Леонид. Прежде мы с вами редко встречались и, наверное, я должен благодарить Жанну за то, что могу беседовать с вами каждый день.

Горбун промолчал и продолжал работу, а Ларс обратился ко мне:

– Я услышал ваши последние слова, Жанна, и теперь они не дают мне покоя. Если девушку убили случайно, приняв её за другую, то кого намечали убить? Как вы думаете, Леонид?

Последний вопрос был задан неожиданно резким тоном. Взгляды обоих литераторов скрестились.

– Зачем вы пугаете девушку своими домыслами, Ларс? – сухо спросил горбун. – Никто ничего не знает, так незачем и толковать об этом. Ирине и вам, Жанна, следует соблюдать осторожность, а охотиться могут за кем угодно.

– Даже за вами? – спросила я.

– За мной? Зачем убивать меня в доме Ирины?

– Откуда же мне знать? Вы сказали, что охотиться могут за каждым, поэтому я и беру для примера вас.

Ларс не преминул вмешаться.

– Может, он по ошибке решил, что вы живёте здесь, – зло съязвил он.

Наверное, слова датчанина сильно задели Дружинина, потому что он ответил после долгой паузы и слишком спокойно.

– Да, в последнее время я стал бывать здесь слишком часто. Пожалуй, вы правы, и я меньше времени провожу дома, чем здесь.

Мне пришлось изобразить полное неведение относительно его раненых чувств, чтобы неуместной жалостью не довершить выходки Ларса.

– Но надеюсь, вы не жалеете о потерянном времени? – спросила я.

Что я перестаралась, я поняла, когда увидела, как заблестели его глаза. Наверное, не так уж часто ему говорят, что он желанный гость, если он так обрадовался, а смысл моей реплики сводился именно к тому, что горбуну рады.

Ларс поморщился и выразительно взглянул на меня, предостерегая в очередной раз против легкомысленных поступков. Но уж на этот раз он был сам виноват, и раскаяния я не чувствовала.

– Вы уже встретили своего родственника? – спросил датчанин, обращаясь к усердно трудившемуся горбуну.

Меня всегда удивляли люди, которые спокойно смотрят на загруженного работой человека, не думая помочь, а Ларс относился именно к такому сорту людей. Но я умела хорошо скрывать свои чувства и, откинувшись на спинку кресла, спокойно слушала литераторов.

– Нет, – сохраняя полнейшее спокойствие, ответил Дружинин. – А вы уже переделали все свои дела?

Скорее всего, Ларс хотел пройтись по поводу отказа горбуна подвезти Иру, но тот опередил его и первым нанёс удар.

– Тоже нет, – сознался Ларс и замолчал.

Я переставила вилы так, чтобы датчанин обратил на них внимание, и моя попытка удалась.

– Вы собрались поработать, Жанна? – осведомился он, косясь на вилы.

– Да, – охотно призналась я, собираясь ещё охотнее удовлетворить естественный порыв Ларса освободить меня от этой работы.

– Не обращайте на меня внимания, – попросил писатель. – Я не буду вам мешать. Если позволите, я пройдусь по саду и посмотрю, как Ирина ведёт своё хозяйство. Нонна тоже любит поработать в саду.

Ну, Нонка всегда находила удовольствие в весьма странных и непривлекательных занятиях, зато Ларс, по-видимому, разделял мои вкусы и питал отвращение к личному трудовому вкладу в сельхозработу, предпочитая наслаждаться деятельностью других.

– Если вы думаете, что сможете поменять вилы на хлыст, то ошибаетесь, – заметил Дружинин, когда Ларс отошёл на достаточное расстояние. – Господин Якобсен не годится в невольники.

Казалось бы, за разговорами время пролетело быстро, но горбун, без спешки и заметных постороннему взгляду усилий, вскопал большую часть участка.

– Тогда оставлю вилы себе, – согласилась я, поневоле заражаясь его энергией и впадая в заблуждение на счёт лёгкости работы.

Однако, едва я воткнула вилы в землю, горбун отобрал их у меня.

– Извините, Жанна, – сказал он, – но я противник равноправия мужчин и женщин. – Если есть желание, приготовьте кофе, иначе мой здоровый аппетит перерастёт в голод. Думаю, Ларс тоже не откажется от ленча. Не сочтите за труд заглянуть в мою машину и захватите коробку на переднем сидении.

Попытавшись вывернуть ком вскопанной земли и убедившись, что это удовольствие на любителя, я не стала протестовать и тем охотнее смирилась с женской долей приготовления кофе, что к нему намечались пирожные.

Я не успела отойти далеко, как была остановлена видом Ларса, настолько растерянного, что я не решилась уйти, не выяснив, в чём тут дело.

– Что с вами, Ларс? – испуганно спросила я, опасаясь очередной страшной находки.

Горбун устремил настороженный взгляд на датчанина.

– Понимаете… – запинаясь, начал тот. – Я боюсь ошибиться, но, по-моему, кто-то был на том месте, где мы зарыли собаку.

– Почему вы так думаете? – спросила я, невольно посмотрев на Дружинина.

Горбун воспринял это известие с мрачным удовлетворением.

– Потому что вчера я сам накидал сверху траву, а теперь там всё разворочено, – пояснил Ларс.

Я поспешила к указанному месту и убедилась в справедливости слов писателя.

– Ясно, что собаку вырыли, – хмуро пояснил горбун, остановившись рядом.

– Но это же… кое-что означает, – сказала я, не решаясь пояснить свою мысль.

– Может, она всё-таки лежит здесь? – предположил Ларс.

Горбун покачал головой, но всё-таки разгрёб землю лопатой.

– Ничего, – сказал он, кивнув на пустую яму. – Кто-то произвёл эксгумацию тела до нас.

– Ирина вернулась, – сказал Ларс. – И не одна… О, да это же тётя Мартина! По-моему, она впервые сюда приезжает.

Горбун кивнул.

– Ирину она раньше не видела? – спросил датчанин.

– По-моему, нет, – неуверенно ответил Дружинин и усмехнулся.

– Наверное, она… как это… совершает очередной вояж по родственникам? Она делает это раз в два года.

Горбун поднял брови, но ничего не сказал по поводу забавно построенной фразы.

– Если уж она оказалась здесь, то никто лучше неё не справится со всеми трудностями, и помощь ей не потребуется, – заметил он.

Я пригляделась, узнала старушку и почувствовала себя нехорошо. Мало того, что я не представляла, как буду объясняться с моей ночной гостьей, но я ещё и вспомнила, что за разными событиями никому не успела рассказать о её визите. Горбуна привлёк мой озабоченный вид, и его внимательные тёмные глаза очень долго не отрывались от моего лица.

По мнению очевидцев, чёрт не так страшен, как его малюют, а в данном случае моя встреча с тётей Мартина произошла много приятнее и сердечнее, чем я успела её нарисовать в воображении. Старушка что-то защебетала, улыбаясь и утирая слёзы, я её, к удивлению Ларса и горбуна, поцеловала, а Ира исподтишка погрозила мне кулаком.

– Пока не выдадут тело Мартина, тётя Клара поживёт здесь, – пояснила Ира. – Я приготовлю что-нибудь поесть. Помоги мне, Жанна.

Пирожные, привезённые горбуном, оказались очень кстати, но меня не покидало воспоминание о чисто вылизанной тарелке на веранде и мёртвой собачке под кустом. Пока мы были с Ирой на кухне наедине, я поделилась с ней новостью об исчезнувшей собаке и своих подозрениях о причине смерти весёлого животного.

– Но ведь пирожное предназначалось не для собаки, – прошептала Ира, сильно бледнея.

– Вот именно. Если бы Риголетто задержался, на месте собаки была бы я.

– Не на месте собаки, конечно, – поправила меня Ира, – а в другом месте.

– Неважно. Главное, что я была бы уже мертва. Счастье, что он резко затормозил и Ларс от неожиданности уронил пирожное на пол.

Я неуверенно посмотрела на Иру.

– Ты что? – испугалась моя подруга.

– Ларс сам вызвался приготовить кофе, – сказала я.

– Ну и что?

– У него была возможность отравить пирожное.

– Не будь дурой! – рассердилась Ира. – Зачем ему тебя убивать? Кто ещё имел доступ к пирожному?

– Ты, – хладнокровно напомнила я.

– Спасибо. А ещё кто?

– Оно долго лежало в холодильнике, – сказала я. – Дверь на кухню ты не запираешь, так что туда мог войти кто угодно. Кстати…

– Что?

– Понимаешь, когда ты ушла, я тоже пошла погулять, а когда вернулась, то дверь была открыта.

– Опять?! Ты просто сумасшедшая. Можно подумать, что ты не из СНГ, а из папуасской деревни.

– Мне кажется, что я закрывала дверь, – возразила я.

– Моя дверь не имеет привычки самостоятельно открываться, – ядовито сказала Ира. – В итоге, кто угодно мог войти и отравить пирожное.

– Кто угодно, – кивнула я. – А знаешь, я была бы мертва ещё позавчера, если бы не позвонил Леонид.

– Дромадёр, – поправила меня подруга.

– Неважно кто, но он позвонил, когда я собиралась выпить чай с пирожным, а когда мы кончили говорить, чай до такой степени остыл, что пить и есть мне уже не хотелось.

– Может, собака отравилась вовсе не пирожным, – предположила Ира.

– Тогда почему кому-то потребовалось похищать её труп?

Ира думала.

– Непонятно, кому предназначалось пирожное, – заявила она.

Мне очень не хотелось этого говорить. Но я всё-таки сказала:

– По-видимому, мне.

– Почему ты так думаешь? Может. Убийца не знал, что меня не будет дома, и хотел избавиться именно от меня. Мало ли у меня врагов.

– Каких ещё врагов? – не поняла я.

Ире было не до нежностей.

– Если мужчина бросает женщину, то он считает это в порядке вещей и не питает к ней ненависти, а если женщина бросает его первая, то он приходит в ярость. Тебе этого не понять, так что поверь моему опыту.

– Пусть будет так, – согласилась я. – Но про меня-то он забыл, а это пирожное съела бы скорее я, чем ты.

– Ты не любишь тёмные пирожные, – обречённо сказала Ира.

– Откуда твой покинутый мужчина может это знать? – спросила я.

Ира уставилась в окно и будто окаменела.

– Ты что? – испугалась я.

– Мне пришла в голову одна мысль.

– Какая?

– Ничего, если я на минуточку тебя оставлю? Мне надо поговорить с Ларсом.

– Да, пожалуйста.

Моё любопытство было возбуждено, но ещё больше были возбуждены нервы. Так возбуждены, что у меня вырвался непроизвольный смешок, едва я вспомнила о двух чашках кофе, приготовленных вчера утром Ларсом, одна из которых опустела за время нашей беседы с горбуном. У меня возникло подозрение, что, если бы Ларс не уронил пирожное, он и его бы съел, пока я выслушивала комплименты, а если бы съел, то наказал бы за жадность самого себя. Может, он и уронил-то его только потому, что излишне поторопился. Как назло, Ира отсутствовала долго, а когда пришла, то была очень бледна.

– Жанна, меня хотят убить, – сказала она очень просто, но не поверить ей было невозможно.

Мне стало жутко, но, думаю, гораздо страшнее мне было бы, если бы Ира сказала, что убить хотят меня. Слабое, но от этого не менее подленькое удовлетворение, что охотятся всё-таки не за мной, имелось, и никто, кроме меня знать об этом не должен.

– Откуда ты это взяла? – попробовала я её утешить. – Кого ты подозреваешь?

– Горбуна, – тихо ответила Ира.

Если бы Ира сказала мне, что именно она охотится за мной, я и то не удивилась бы сильнее.

– Что за чепуха! – отмахнулась я.

– А зачем же он здесь крутится? Думаешь, ради тебя? Как бы не так! Ты для него служишь лишь ширмой.

Самолюбие – коварная вещь, и страдает оно жестоко, стоит его ненароком задеть.

– Я из России, а он увлечён всем русским, – начала я, но Ира меня прервала.

– Был он в России, русских знакомых у него хоть пруд пруди, но его тянет почему-то именно сюда. Я сначала тоже подумала, что он таскается сюда из-за тебя. Мне даже смешно стало, когда представила, как он будет тебя домогаться, а ты ему скажешь что-нибудь типа "старой каракатицы" или "дремучего короеда", как заявила тому типу в метро.

– Когда я так говорила?

– Он к тебе тогда прицепился: "Девушка, что за книга у вас в руках? Девушка, как вас зовут? Девушка, можно вас проводить?" Когда ты ему ответила, что ты о нём думаешь, я чуть со смеху не лопнула, а он покраснел, как рак.

– Ничего не помню. Всё ты выдумываешь, – рассердилась я. – Не было такого!

– А уж когда ты его обозвала трёхполосным игудоном…

– Игуанодоном, – поправила я. – И не трёхполосным, а четырёхпоясным. Сама не знаю, откуда я выискала четырёхпоясного. Наверное, это было минутное озарение.

– Этот тип так и понял, поэтому предпочёл ретироваться.

– Старая толстая скотина, – сказала я. – Подумал, что девочка, вот и решил добиться лёгкой победы. Подобные типы развращают наших девиц.

– Я не уверена, что он был толст и так уж стар. Лет сорок, а то и меньше. Во всяком случае, если бы чёртов Дромадёр услышал в свой адрес то, что ты сказала тому субъекту, он бы совсем сгорбился.

– Это только в твоём воображении он стремится услышать про четырёхпоясного игуанодона, – заметила я.

– Теперь и я убедилась, что ты его совсем не интересуешь, – согласилась Ира.

– А каким образом ты в этом убедилась? – не удержалась я от вопроса.

– Увидела, как зло он поглядел тебе вслед, а Ларс ещё и слышал кое-что. Что именно, я не буду тебе говорить, но чёртов горбун не считает тебя перлом ума. Ты только не обижайся, потому что это не я думаю, а Дромадёр.

– Верблюды всегда воображают о себе слишком много, – попробовала я отшутиться. – У них и вид самодовольный, а уж плевать на людей они просто обожают.

– Вот именно, – обрадовалась Ира.

Мне было не до радости, поскольку для меня не было ничего болезненнее неблагоприятного отношения окружающих к моему уму. Может быть, я подсознательно чувствовала свой слабое место, но легче мне от этого не становилось. А Ира, похоже, не так уж переживала из-за моего унижения, впрочем, будь я на её месте, глубокого сочувствия от меня тоже ожидать не следовало.

– Для убийства нужна очень веская причина, – сказала я тоном следователя. – А ты мне до сих пор не объяснила, почему он тебя ненавидит.

– Это касается лично меня, – неохотно ответила Ира. – Я этой скотине сказала очень неприятные вещи про его внешность, но не предполагала, что это может иметь такие последствия. А он, наверное, замыслил мне отомстить.

Мне сначала было просто неприятно, но потом в душе стала нарастать такая тоска, что хоть бросайся вниз с Нового Венца в моём любимом Ульяновске. Я даже испугалась, потому что не подозревала, до какой степени наделила горбуна всякими душевными совершенствами. Он превратился для меня в положительного героя, какие бывают только в книгах, и даже вчерашние разъяснения Ларса не могли до конца разрушить моё идеальное к нему отношение. Чтобы изменить моё мнение о нём, потребовалось задеть или точнее оглушить меня известием, что я для него лишь дура, которую удобно сделать ширмой для своих целей. Мало того, что он презирает меня (а значит, и весь белый свет), но он оказался ещё и грязным, развращённым типом. Без причины Ира не станет указывать человеку на недостатки его внешности, а тем более тому, у кого эти недостатки лезут в глаза. Значит, имелись очень веские основания для жестоких слов, а Ларс так ясно намекнул на тайну, которой Ира стесняется и считает позором, что сомневаться в том, какие это основания, не приходилось. Недаром Ларс предупреждал меня, что я не должна оставаться с горбуном наедине, потому что он бывает настойчив и груб. Конечно, писатель ближе к жизни, чем обычный человек, но в одном он ошибся: горбун не был увлечён мной и в душе меня презирал. А мне-то доставляло удовольствие произносить его имя! Я-то воображала, что, несмотря на внешность, ему очень подходит имя моего брата!

– Смотри, что получается. Я поссорилась с ним незадолго до твоего приезда, и он решил прикончить меня, но приехала ты. Он увязался с Мартином ко мне домой, познакомился с тобой, понял, что тебя не бывает дома днём, и решил, что может действовать без помех. Он выследил, когда ты ушла из дома, и убил девушку, подумав, что это я.

Тут уж мне пришлось возразить.

– Он знал, что тебя не будет дома, ведь я сказала Мартину, что ты не придёшь ночевать, а Мартин сообщил горбуну, что переночует у меня.

– А ты ему сказала, что от своего знакомого я уеду с Ларсом на побережье? – спросила Ира.

– Нет, конечно. Во-первых, я не знала, что ты едешь с Ларсом на побережье, а во-вторых, я вообще не люблю говорить о таких вещах.

– Вот именно! – Ира так обрадовалась, словно доказывала, что её как раз не хотят убить, а не наоборот. – Дромадёр знал, что я проведу ночь со своим знакомым и вернусь домой. Мартин тоже это знал, а следовательно, должен был уехать от тебя рано. В случае неудачи дромадёру ничего не грозило: он приехал за Мартином, вот и всё. А в случае удачи тень на него не падает, потому что каждый, так и ты, будет считать, что он-то, мол, знал про то, что меня не будет дома.

– Откуда он знал, что ты придёшь, а я уже уйду?

– Он был уверен, что, как все нормальные люди, приезжающие в нашу страну, ты с утра уходишь осматривать памятники культуры и не мешаешь людям друг друга убивать.

– Ир, мне надоело слышать, что я не отношусь к нормальным людям, – почему-то обиделась я.

Ира отреагировала соответственно.

– А мне надоело, что ты называешь меня Иром. Ты сама говорила, что так звали собаку.

– Очень приличного пуделя. Хоть и одноглазого, зато польского.

– Не хочу быть одноглазым пуделем, – отрезала Ира.

– Не хочешь и не надо, – уступила я. – А дальше что?

– Он выследил, что ты вышла из дома, и думал, что Мартин тоже уже ушёл. Оставалось только дождаться меня, и он решил, что девушка, которая вошла в незапертый дом, и есть я. Со спины нас можно спутать, потому что она подражала мне в одежде и причёске. Он убил её, а в это время проснулся Мартин и подошёл к дому. Горбуну пришлось и его убить, и в спешке он спрятал тело в яме. Недаром он не удивился, когда обнаружили тело, даже сделал вид, что давно подозревал о смерти Мартина.

– Ну хорошо. А каким образом он мог отравить пирожное? Откуда ему было знать, что дверь окажется открыта? И откуда он мог знать, что единственное пирожное съешь ты, а не я?

– А какое ему дело, если ты случайно умрёшь? – мрачно пошутила Ира. – Этой скотине, по-моему, даже нравится разглядывать трупы.

– Но он не сумасшедший, чтобы так рисковать.

Ира кивнула.

– Я тоже думаю, что он отравил пирожное заранее. Оно было отравлено, ещё когда лежало в коробке с другими пирожными.

– Слишком ничтожен шанс, что пирожное съешь ты, а не кто-то другой.

Ира злорадно засмеялась.

– Это ты так думаешь, а он рассчитал верно. Вспомни, что это пирожное было сильно помято, поэтому, как всякая хозяйка на нашем месте, мы его не стали подавать к столу. Пирожных было много, и они должны были остаться к следующему разу, в том числе белые, потому что их было больше всего. Он знает, что ты любишь именно их, поэтому чёрных купил только три штуки. Одно он отравил и помял, чтобы гостям оно не досталось, а досталось мне, потому что мне безразлично, помялось оно в коробке или нет, а я больше всего люблю тёмное тесто. Я бы его сразу съела, если бы ты не привязалась ко мне с просьбой попробовать то жуткое пирожное, после которого я уже ничего не могла есть.

Ничего не скажешь, грубовато было сказано, притом совершенно несправедливо, потому что я не упрашивала её есть пирожное со светлым кремом. Я даже, если говорить по правде, удивилась её выбору. Однако я и не подумала обижаться или спорить. Я была так же поражена неожиданным проявлением Ирой здравого смысла и логики, как моя московская подруга моими ответами на памятном вечере, который принёс мне возможность оказаться здесь.

– Ира, у тебя прямо-таки талант! – сказала я. – Тебе надо работать детективом. Можешь смело открывать частное агентство – успех тебе обеспечен.

Кому не лестна искренняя похвала? Ира оказалась даже скромнее, чем всякий другой на её месте, потому что решилась признаться:

– В основном, я сама обо всём догадалась, но кое в чём мне помог Ларс, когда я с ним посоветовалась.

– А я подскажу ещё одну деталь, – сказала я. – Паршивый Дромадёр несколько раз приставал ко мне с предложением переехать в отель, потому что здесь, видите ли, опасно. Теперь-то я понимаю, что моё присутствие ему мешает и ему хочется убрать меня подальше. Недаром он интересовался, скоро ли я уеду домой. Будем рассказывать полиции?

Ира отрицательно покачала головой.

– Нет, пока ещё рано. Ларс говорит, что мы должны следить за ним и соблюдать осторожность, чтобы не показать ему, что мы его подозреваем. У нас нет ни одной улики, и мы даже не сможем заставить полицию заподозрить, что он убийца. А если такая версия возникнет, то он будет очень осторожен, и мы никогда не докажем его вину.

– Недаром во всех книгах говорится, что полицейские очень тупые! – с чувством сказала я. – Придётся любезничать с этим чёртом, как прежде.

– Раньше ты любезничала с удовольствием, – подколола меня Ира. – А теперь будешь любезничать по необходимости.

Я представила, какой дурой выступала, веря, что ему со мной интересно и этот грязный тип приходит сюда из братского расположения ко мне, и на душе вновь стало невыносимо гадко. Я даже не нашла в себе сил оправдываться перед Ирой. А она в это время открыла коробку и разглядывала подарок горбуна.

– Судя по внешнему виду, пирожные безопасны, – отметила Ира. – Все целенькие, ровненькие.

– Всё-таки не ешь тёмные, – посоветовала я. – Пусть травится кто угодно, на удачу.

– Иди, зови своего приятеля к столу, – велела Ира. – Я уже несу кофе и закуску. Скажи спасибо, что мне некогда и я не рассчиталась с тобой за тётю Клару. Выдала себя за меня, а мне пришлось доказывать полуслепой старухе, что я не верблюд.

– Живуч советский фольклор, – отметила я. – Не отмирает даже в Дании. Но Дромадёра зови сама, а я не в состоянии.

Всё-таки выйти на веранду пришлось мне. Горбун сидел на ступеньке, Ларс – чуть поодаль на стуле. Между собой они не говорили, лица у обоих были хмурые и замкнутые, словно они задумали соревнование "кто кого пересидит" и были этим очень недовольны.

– Я всё вскопал, Жанна, – доложил Дружинин. – Корни, в основном, я тоже выбрал. Остались только самые мелкие.

Я заставила себя быть вежливой.

– Спасибо. Кофе готов, прошу к столу.

Тёмные глаза горбуна с неумолимым постоянством впились в меня, и я представила, как он потешается надо мной, считая, что я стану принимать на веру все его комплименты и уверения, как было прежде.

– А сюда едут Нонна, Петер с Мартой и Ханс, – объявил Ларс. – Они недавно звонили.

Для горбуна это явно не было новостью, но всё-таки я уловила тень неудовольствия на его лице. А я, сверх ожидания, испытывала злобную радость, сразу же, под влиянием какого-то вдохновения решив, что буду сверхлюбезна с Петером, а Марту попросту не буду отпускать от себя ни на шаг. Этим я убью сразу двух зайцев: во-первых, покажу, что не нуждаюсь в обществе Дромадёра, а во-вторых, хотя бы сегодня не буду общаться с предполагаемым убийцей. Раздражать его явным пренебрежением не следует, потому что это опасно, но пора положить конец его попыткам сделать из меня ширму.

– Очень приятно, – заявила я с преувеличенным восторгом. – Я успела соскучиться по Марте.

Горбун помрачнел, как это бывало всегда, когда я говорила о своём отношении к девочке. Наверное, он терпеть не мог детей, особенно здоровых, стройных и красивых.

– Когда они приедут, они к нам присоединятся, а мы не будем ждать, пока кофе остынет. Проходите в гостиную, – распорядилась я. – Ларс, что же вы стоите?

Я намеревалась первой проскользнуть в дверь, но моё запястье оказалось крепко зажато в кисти горбуна, так что мне пришлось задержаться на веранде наедине с ним.

– Жанна, вы не могли бы ответить на один вопрос? – спросил он.

– Пожалуйста, – сдержанно согласилась я, высвобождая руку.

– Что с вами случается в моё отсутствие?

– То есть?

Мне стало не по себе.

– Почему с некоторых пор вы сначала смотрите на меня этаким зверем и лишь потом сменяете гнев на милость?

– Вам показалось, – оправдывалась я. – Вы, наверное, очень мнительны.

Горбуна не удовлетворило моё объяснение, и он продолжал пристально на меня смотреть. Если он думал, что я пущусь в рассуждения, а он будет надо мной втихомолку посмеиваться, то ошибся.

– Я вас не понимаю, – спокойно сказала я. – Или скажите, что вы имеете в виду, или не будем задерживать остальных.

Разумеется, он не мог не встревожиться, поняв, что глупая рыбка начала от него ускользать и он скоро не сможет использовать её в своих страшных целях.

– Откуда такой холод? – допытывался он. – В чём я провинился?

Я поняла, что, пожалуй, переборщила.

– Что вы говорите, Леонид?! – весело спросила я. – Откуда у вас обо мне такое плохое мнение? Может, вы устали и у вас испортилось настроение? Или работа оказалась вам не под силу?

– О, нет, – слабо улыбаясь возразил Дружинин. – Мне под силу любая работа. Как это? Раззудись плечо, размахнись рука?

Он, конечно, ожидал, что, по своему обыкновению, я стану вспоминать общеизвестные цитаты и поговорки, и, вероятно, готовился приветствовать мои литературные изыскания, смеясь надо мной в душе, но он сильно ошибался и ни одной цитаты не сорвалось с моих уст прежде всего потому, что я теперь стыдилась показывать своё невежество, а во-вторых, потому что ни одна подходящая цитата не приходила в голову.

– Вероятно, – хмуро согласилась я. – Вам виднее.

У горбуна вытянулось лицо.

– Жанна, что случилось? Не лучше ли прямо сказать, что произошло?

Как бы ни так. Скажи я ему, в чём я его подозреваю, и осталось бы лишь гадать, сколько ещё часов мне отпущено жить на этом свете. Но всё-таки, во избежание неприятностей, мне надо было побороть свою неприязнь к нему, а то он мог заподозрить неладное и приступить к решительным действиям. Куда моему вымышленному горбуну до его прототипа! Но мне-то как не повезло! Никогда я и близко не стояла с преступником, а тут мне приходилось играть роль ни о чём не подозревающей девушки, легкомысленной подруги его жертвы. Никогда не предполагала, что попаду в такую историю. Я бы с радостью уехала, чтобы не подвергать свою жизнь ненужной опасности, но моё присутствие служило для Иры какой-то гарантией безопасности и моральной поддержкой, пусть и слабой.

– Я всё время думаю о той собаке, – нашла я выход. – Кому-то очень мешал её труп. Как вы думаете, в чём тут дело?

Наверное, не следовало задавать последний вопрос, но иногда бывает трудно удержаться.

– Думаю то же, что и вы, – ответил горбун. – Не пытайтесь меня уверить, что вы ничего не понимаете. Собака отравлена, и преступник вырыл её тело, чтобы уничтожить улику. Я высказал Хансену свои подозрения по поводу её смерти ещё вчера, но он счёл их выдумками писателя. Пожалуй, главный недостаток моей профессии в том, что меня всегда подозревают в необъективности, приписывая мне сильно развитое воображение. Уверен, что к словам конструктора он отнёсся бы внимательнее, не подозревая, насколько воображение богаче у вас, чем у меня.

Или это была открытая насмешка, или тайный замысел заставить меня расспрашивать о значении этого странного утверждения и таким способом втянуть меня в разговор.

– Не знаю, что вы хотите этим сказать, – сохраняя достоинство, сказала я, – но, по-моему, давно пора идти к столу. Сейчас приедет Нонна и привезёт с собой Петера с Мартой. Мне не хотелось бы встречать их в рабочей одежде.

В душе я ликовала, видя, как его всего передёрнуло. Какое счастье, что я встретила его в весьма непривлекательном виде, так что теперь могу подчеркнуть, насколько выше ценю общество Петера.

– Русская барышня, – пробормотал горбун, со странной усмешкой разглядывая меня. – Ради датчанина она будет наряжаться, а соотечественника встретит в лохмотьях.

Меня так и подмывало спросить, где он видит соотечественника, но я благоразумно не стала реагировать на его выпад и попросту пошла в свою комнату, чтобы осуществить страстное желание переодеться, но, сделав два шага, задержалась, столкнувшись с выходящим на веранду Ларсом.

– Ирина спрашивает, куда вы подевались, – сказал он, окидывая нас тревожным взглядом. – Все давно сидят за столом.

"Все", это было сильно сказано, поскольку на веранде нас скопилось уже больше половины от общего числа присутствующих, но его опасения были мне понятны, и я мысленно благодарила его за чуткость и заботу. Зато горбуну очень не понравилось вмешательство писателя, и он молча и весьма хмуро прошёл в гостиную.

Не мудрствуя лукаво, я надела вышитую джинсовую юбку и очень красивую многоцветную кофту, прекрасно подходящую к вышивке. Вообще-то, это была одна из любимейших моих кофт, и я рассчитывала надеть её в особо ответственном случае, но сейчас мне было необходимо уколоть самолюбие горбуна в ответ на его оскорбительные слова в мой адрес, которые, к счастью или несчастью, подслушал Ларс. Чего бы мне это ни стоило, но я выкажу ему своё пренебрежение именно тем, что буду особо внимательна к Петеру и Марте.

Глаза горбуна вспыхнули, когда я вышла к столу. Он, конечно, не ожидал, что за такое короткое время я успею совершенно преобразиться. Так пусть же знает, что ради него я не сменила бы старые джинсы на красивую юбку, а тем более, не надела бы кофту неординарного фасона с изящно подобранным орнаментом. Ира тоже с уважением осмотрела мой наряд, а это означало, что я не ошиблась в выборе одежды, так как угодить женщине всегда труднее, чем мужчине.

– Вы, как всегда, прекрасны, – сказал Ларс, но горький опыт уже научил меня не быть вороной и не разевать рот в ответ на лесть.

Я не успела даже попробовать кофе, потому что пришли гости, и это вынудило нас заново пересаживаться, потому что об их размещении никто не подумал. Я сразу же завладела Мартой и занималась её куклой под одобрительные взгляды Петера, которому было, конечно же, приятно, что и дочь его, и продукция его фирмы пользуются у заезжей русской барышни таким успехом. Но зато горбун был настолько хмур и молчалив, что я была счастлива от сознания, что смогла его уколоть.