Текст книги "Горбун"

Автор книги: Вероника Кузнецова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

– Ира, звони в полицию! – закричала я, с ужасом глядя на дверь, в которую любезный полицейский вставил новый замок. – Сейчас застрелю идиота!

Ручка двери дёрнулась, но безрезультатно, и это вселило в меня надежду, что если не замок, то палка от щётки выдержит любой натиск.

– Скажи, чтоб побыстрее! – крикнула я. – Что ты говоришь?.. Уже едут?

Незнакомец перестал возиться с замком, ещё раз судорожно рванул дверь и побежал прочь. Я прислушалась, и мне показалось, что пришелец не один, но, к счастью, тот или те, которые были с ним, тоже стремительно удалялись.

Терпеть не могу эффектные позы, но оказалось, что я могу их принимать не хуже провинциальных актёров. Разжав кулак и опустив руку, которую непроизвольно прижала к груди, я глубоко вздохнула и почувствовала, что не могу стоять из-за дрожи в ногах. Руки у меня тоже тряслись, как это бывает, когда неожиданно спадает нервное напряжение. Я была в сходном состоянии, когда отбивала от больших злых собак мою беззащитную моську, внушившую им желание попробовать её на зубок.

Оставшуюся часть ночи я пролежала без сна, сначала прислушиваясь к утихающей дрожи, а потом для успокоения читая "Мёртвое озеро". Посредственный из меня вышел герой, но как всегда, утешение можно было найти в классике, где женщина не выступает ни в роли бойца, ни в роли носителя тяжестей. И только перед самым рассветом мне пришло в голову, что от растерянности я не вооружилась топором или молотком.

Утром мне удалось на полчасика заснуть, но будильник затрещал, напоминая, что скоро пожалуют гости. Я тщательно заварила чай, дождалась, пока он как следует настоится, и выпила тёмно-коричневый напиток в надежде, что он взбодрит меня и поможет продержаться до вечера. Одевалась я очень долго, перебирая свои и Ирины вещи, и один за другим отвергая десятки вариантов. Выручило меня воспоминание из книги, где главному герою показалось ошеломляющим сочетание алой блузки и чёрной юбки. Я тоже люблю сочетание красных и чёрного тонов. У меня была узкая чёрная юбка, а вот блузку сочного светло-бордового оттенка пришлось позаимствовать у моей подруги. Не знаю, как кому, но на меня мой наряд произвёл очень благоприятное действие. Оставалось подвить волосы и ждать, когда горбун привезёт своего дядю.

Я и ждала, ни о чём не подозревая, а когда за живой изгородью прогудела машина, взяла сумочку и собралась открыть дверь. Не тут-то было! Замок заело, и он никак не хотел отпираться. Что мне стоило выйти заранее, чтобы посмотреть, какая погода и свеж ли воздух? Зачем я сидела в душном доме до последнего?

Делать было нечего, не взывать ведь к Дружинину, чтобы он меня выпустил. Пришлось открыть окно, чтобы выбраться хотя бы этим способом. Очень мешала узкая юбка, выгодно подчёркивающая фигуру, когда я ходила, сидела или стояла, но создающая непредвиденные проблемы при лазании через окна. Хорошо ещё, что показавшийся в конце дорожки горбун застал меня всего лишь стоящей коленями на подоконнике и до прыганья вниз дело не дошло.

Минуты две мы молча друг друга обозревали. Не знаю, потрясло его сочетание бордового и чёрного цветов или моя коленопреклонённая поза, но он разглядывал бы меня и дольше, да только я вернула его к действительности.

– Доброе утро, Леонид, – приветствовала я его сверху.

– Доброе утро, Жанна. Вам помочь спуститься?

Он плохо выглядел, и голос его прозвучал непривычно глухо. По-моему, он не понял бедственности моего положения и решил, что я лазаю через окна для собственного удовольствия.

– Нет, помогать мне спускаться не надо. Лучше вы помогите мне открыть дверь.

– Дверь?

Прошедшая ночь и поза, в которой я стояла сейчас, подействовали мне на нервы особым образом. Я не могла удержаться от смеха.

– Пожалуйста, выручите меня, Леонид, попробуйте открыть дверь с той стороны. Вот ключ.

Дружинин понял, наконец, что я не готовлюсь стать ни акробатом, ни квартирным вором, улыбнулся, взял ключ и скрылся за углом. Теперь, когда на меня никто не смотрел, мне было фактически всё равно, возвратиться в комнату или спуститься на улицу. Я спокойно села на подоконник, свесила ноги и спрыгнула вниз, благо было невысоко.

– "Иной, глядя на тот скачок И разрушаясь в ветхой коже, Чай приговаривал: – Ах! Если бы мне тоже!"

Я вздрогнула и оглянулась. Горбун вернулся и теперь стоял возле меня, посмеиваясь, а сам внимательно оглядывал меня с ног до головы, словно проверяя, к лицу ли мне мой наряд и можно ли меня представить его английскому дядюшке в таком виде. Это мне не понравилось и оскорбило бы, если бы он не улыбнулся особенной мягкой улыбкой и не сказал:

– Как я завидую своему дяде!

Гнев испарился, и на меня снизошло умиротворение.

– Мне нужны плоскогубцы или клещи, – объявил Дружинин и выразительно поглядел на окно.

Я тоже поглядела и нашла, что теперь оно кажется выше, чем тогда, когда я с него спускалась.

– Я не знаю, где Ира хранит инструменты, – сказала я. – А зачем вам плоскогубцы?

Дружинин перестал улыбаться.

– В замке застрял ключ, – объяснил он. – Прочно застрял. У вас были гости, барышня?

Настала пора рассказать о ночных посетителях.

– Значит, преступник был не один, – со странной улыбкой повторил горбун.

Нетрудно догадаться, что он при этом думал. Перепугавшейся девице муха показалась слоном и вместо одного преступника она увидела их целую роту. Обычному человеку и один убийца показался бы страшен, но, как видно, не переводчику.

– Может, вы мне не верите? – сухо спросила я.

– Я верю, что вас кто-то посетил, но сомневаюсь, что преступников было двое. Я сейчас принесу плоскогубцы. Они у меня в машине.

Мне было обидно, что горбун не проявил никакого интереса к ночному гостю. На мой взгляд, преступник заслуживал большего внимания, чем мой наряд.

Вернувшийся Дружинин с натугой крутил ключ, пытаясь его вытащить.

– Крепко засел, – сделал он очередной вывод. – Как вы думаете, что ему было нужно?

Мне стало страшно, едва я начала соображать. Кто знал, что Ира уехала? Или, вернее, кто не знал, что её нет дома? Только горбун, Петер и Ханс. Вряд ли Петеру и Хансу захочется избавиться от моей подруги, но горбун вполне может возненавидеть её за то, что она высказала ему неприятное о его внешности. Положим, Ира была доведена до этого поведением самого горбуна, но люди, способные на неблаговидные поступки, не способны быть справедливыми. Так неужели ночью сюда приходил сам Дружинин?

Я скользнула по нему встревоженным взглядом и сразу же заметила, что синева вокруг запавших глаз, бледность и общая усталость, еле уловимо скользившая в каждом его движении, вызваны отнюдь не плохим самочувствием, а были следствием бессонной ночи, и, может быть, не одной. Сколько раз Ира высказывала мне свои подозрения, но они оказывали на меня мимолётное действие, почти исчезавшее, стоило горбуну придти или позвонить. Я соглашалась с Ирой, но до сегодняшнего утра не верила, что этот человек и есть преступник. Бедняга-Ларс, наверное, отчаялся образумить меня намёками и предупреждениями.

– Есть у вас какие-нибудь подозрения? – переспросил горбун, искоса взглянув на меня.

Он выдрал, наконец, ключ и держал его теперь на ладони, рассматривая.

– Нет, – против воли тихо ответила я.

– Самодельный, – с первого же взгляда определил Дружинин. – Вы поменяли замок, Жанна?

– Откуда вы…

– Потому что старый был весь в царапинах, – ответил горбун, не дожидаясь окончания.

– Мне его поменял господин Хансен, – объяснила я.

На всякий случай я держалась от горбуна подальше и рассматривала ключ на значительном расстоянии, одновременно стараясь не пропустить ни единого движения страшившего меня человека.

– Где старый замок?

Если уж горбун лез ночью в дом, зная, что Ира там не одна, значит, он готов был убить и меня, если бы я проснулась и застала его на месте преступления. А в таком случае, ему ничего не стоит заподозрить, что у меня имеются какие-то догадки, а то и улики, и придушить меня, заманив в дом. Недаром он так убеждал меня переехать в отель.

– В кухне. Лежит на столе, – слабым голосом сказала я.

Наши взгляды встретились, и пытливые тёмные глаза устрашили меня. Они так и высматривали какой-нибудь признак, указывающий на то, что я становлюсь опасна их владельцу.

– Можно посмотреть? – осведомился он.

– Зайдите, – разрешила я.

Дружинин бросил на меня прощальный внимательный взгляд, но не стал приглашать меня с собой и прошёл в дом.

– Вот почему дверь была открыта! – крикнул он, предварительно чем-то погремев.

Я смирила естественный порыв войти и самой убедиться, в чём дело. Было что-то странное в желании горбуна заманить меня в дом.

– Почему? – крикнула я.

Мне пришлось подождать, пока Дружинин не показался в дверях.

– Ключ отпирает замок, но не запирает, – пояснил горбун.

Он не делал попытки приблизиться ко мне, и я настолько успокоилась, что напомнила:

– А кто-то говорил, что это я всё время забываю закрывать дверь.

– Я давно понял свою ошибку, – мягко проговорил Дружинин и шагнул ко мне.

Я отступила, обернулась и увидела Ларса, только-только показавшегося из-за живой изгороди.

– Ларс, это вы? – я не верила своему счастью. – Как хорошо…

Мне пришлось прикусить язык из опаски, что чрезмерная радость покажется странной не только датчанину. Я осторожно поглядела на горбуна и успела заметить, какая ненависть горела в его глазах, устремлённых на писателя.

– Доброе утро, Ларс, – приветствовал он датчанина. – Решили навестить Жанну?

Теперь на лице его была маска вежливого внимания, полностью заслонившая истинные чувства.

– Рад вас видеть, Леонид, – ответил Ларс. – Рад, хотя и удивлён.

– Я уезжаю, – объяснил Дружинин. – Пойдёмте, Жанна, я познакомлю вас с мистером Чарльзом.

У Ларса округлились глаза.

– С мистером Чарльзом?

Не ответив, горбун подошёл ко мне и предложил руку. Не без опаски я приняла её, поддерживаемая сознанием, что при свидетеле Дружинин не посмеет сделать мне ничего дурного.

– Ночью кто-то пытался проникнуть в дом, – словно только что об этом вспомнив, сообщил он писателю.

– Правда? – удивился Ларс. – А кто это был, узнать не удалось?

Горбун уже исчерпал запас любезности, поэтому отвечать пришлось мне.

– Нет, не удалось, – сказала я. – Я побоялась открыть ему дверь.

– Открыть дверь?! – испугался датчанин, приняв мои слова всерьёз. – Как можно открывать дверь ночью? Даже если бы в доме был кто-то ещё, этого делать не следовало, но вы были совсем одна.

Я опасалась поднять глаза, чтобы не встретить взгляд Дружинина.

– Гость был настолько любезен, что оставил нашей барышне подарок, – заявил горбун.

Мне было не очень-то приятно стоять под руку с преступником, а уж когда этот человек узнал о моей лжи, мне стало особенно не по себе, и я попыталась отодвинуться от горбуна, но он задержал мою руку, чуть покрепче прижав к себе, и я осталась в том же положении, чувствуя себя очень несчастной.

– Подарок? – Ларс был совершенно сбит с толку своеобразной манерой переводчика излагать события.

– Да, в двери остался ключ, – пояснил Дружинин, усмехнувшись. – Бедняга не знал, что накануне полицейский любезно сменил замок.

– Сменил замок? Давно пора было это сделать! – оживился Ларс.

– Пойдёмте, Жанна, – сказал Дружинин. – И Ларсу, и мне пора ехать. Мы и так задержались.

В другой раз я могла бы обидеться и, пусть не сказать, но подумать, что я не навязывалась ехать на ипподром с мистером Чарльзом, а тем более не приглашала приехать ни Ларса, ни горбуна.

Мы молча прошли до конца дорожки, провожаемые взглядом датчанина, и подошли к красивой машине, на которой мне когда-то очень понравилось ехать. Навстречу нам шагнул старик… нет, я бы не решилась назвать его стариком… пожилой сухощавый мужчина, седовласый, с очень приятными чертами свежего лица, в строгом и вместе с тем нарядном сером костюме.

Горбун нас церемонно представил, дядя вежливо поздоровался, я ответила, своим произношением, по-моему, не так уж сильно уронив честь специальной английской школы, и почувствовала, что под временным покровительством мистера Чарльза могу чувствовать себя в безопасности.

– А я вас покину, – распрощался Дружинин. – Мы с Петером условились…

Ему не удалось закончить фразу, потому что рядом появился Ларс, который поздоровался с мистером Чарльзом и обратился ко мне.

– Жанна, вы опять забыли закрыть дверь.

– Я забыла?.. Да, а где ключ? – растерялась я.

– У меня. – Горбун был немного смущён, но скрыл это за лёгкой улыбкой. – Я сейчас закрою. Кстати, по-моему, второй выход тоже остался незаперт.

Он ушёл, чуть прихрамывая, а мне очень живо припомнилось, как лихо я спустилась с подоконника. Пришлось напомнить себе, что на мне красивая блузка и изящная узкая юбка, с которыми не сочетаются унылость и излишняя застенчивость. Я бросила взгляд на мистера Чарльза и обнаружила, что он поглядывает на меня очень любезно, однако со странным интересом.

Англичанин сейчас же заговорил, неторопливо и тщательно выговаривая слова. Я знаю, как это тяжело, потому что примерно так же, разве что чуточку быстрее, разговаривала с вьетнамкой, зачастившей к нам в гости. Боюсь, что я не так его поняла, но мне показалось, что он сказал о том, как приятно ему наконец-то со мной познакомиться (?) и к тому же оказать услугу (???). Может, ему и было приятно наконец-то самому познакомиться с русской, раз уж его племянник так увлечён Россией, но уж услугу-то оказываю ему я, а не он мне. Без ипподрома я прожила тридцать лет и проживу ещё восемьдесят, а он, как говорил горбун, большой любитель скачек, но предпочитает ходить туда не один.

В это время по-английски заговорил Ларс, но не так внятно, как мой новый знакомый, так что мне оставалось только внимать, ничего не понимая, и ругать себя за то, что не удосужилась выучить ни одного иностранного языка, тогда как Ларс говорит не менее, чем на двух, так же, как Дружинин.

Мистер Чарльз слушал датчанина внимательно и учтиво, отвечая кратко, но, судя по реакции писателя, достаточно полно. Мне показалось, что в устах Ларса прозвучало слово «girl», но не могу за это поручиться. Впрочем, не было ничего особенного в том, что он упомянул про меня, раз уж я стояла рядом.

Вернувшись, горбун передал мне ключ и сообщил, что окно он закрыл.

– Спасибо.

Я спрятала ключ в сумочку. Потом мне пришлось не раз удивляться, как это я не вспомнила об отравленных пирожном и кофе и не подумала о том, что опасно предоставлять преступнику в одиночестве расхаживать по всему дому.

За весь тот день я не могу припомнить ни единого случая, когда мне стало бы неприятно общество англичанина или я ощутила бы неловкость. Он был настолько вежлив и в хорошем смысле прост, что уже через пять минут я чувствовала себя так, словно знала его с рождения. Я даже со своими родственниками всегда была более скована, чем с этим человеком, которого видела впервые, чужим по крови и национальности.

Я думала, что мы съездим на ипподром, посмотрим скачки и расстанемся, но ошиблась: сначала мистер Чарльз подъехал к какому-то красивому парку, где мы гуляли по дорожкам, осмотрели какой-то ничем не примечательный домик, попутно беседуя. Да, именно беседуя, потому что мне пришлось не только пространно отвечать, но и задавать вопросы. Потом мы вкусно позавтракали в маленьком уютном ресторанчике, и, благодаря этому, я поняла, что моё пристрастие к пирожным уже не является достоянием немногих посвящённых, так как мистер Чарльз не ждал моих признаний в этой слабости, а сразу же любезно предложил мне выбрать моё любимое лакомство.

На ипподром мы явились задолго до начала скачек, и я получила возможность под руководством опытного человека познакомиться с этим странным миром. Скачки на меня ожидаемого впечатления не произвели, но мне было интересно, несмотря на то, что я не видела никаких особых достоинств в невзрачной чалой лошади по сравнению с вороным красавцем в белых чулках. Я не могла согласиться с неблагоприятным мнением мистера Чарльза о моём любимце, но согласилась на пари, проиграла, конечно, и отдала своему спутнику жетон на метро, утешая себя мыслями, что, во-первых, великий знаток лошадей выиграл не совсем, раз его чалая пришла второй, во-вторых, то, что мой вороной добрался до финиша предпоследним, а не последним, а в третьих, в метро мне всё равно не придётся стоять в длинной очереди за жетонами, так как у меня в запасе имеется ещё один. Мой спутник с любопытством рассмотрел жетон, спросил, что означает надпись и буква в центре, спрятал его в карман и обратил моё внимание на небольшую гнедую лошадку, участвующую в следующем заезде.

Мистер Чарльз не расстался со мной и после скачек, решив, по-видимому, посвятить мне весь день. Под вечер у меня устал язык от непрестанного произнесения английских звуков, а мой собеседник, должно быть, ещё больше уставший замедлять свою речь, выглядел по-прежнему бодрым и внимательным ко мне. Домой он повёз меня поздно, часов в десять, и по дороге предложил оставить у меня до утра свою собаку, чтобы она отпугивала незваных гостей, о последнем визите которых ему, должно быть, успел доложить горбун при прощании. Мне было так тошно думать об очередной страшной ночи в пустом доме, что я с радостью согласилась, представляя почему-то весёлого фоксика. Пусть он не послужит мне защитой, но одиночество скрасит, а лаять будет очень звонко.

По-моему, мистеру Чарльзу пришлось по вкусу моё согласие, и он поспешил за него ухватиться. Почти бесшумно затормозив у какого-то дома, окружённого садом, он попросил меня подождать и скрылся, а когда вернулся, то вместо ожидаемого милейшего фокса или хотя бы спаниеля, рядом с ним гордо вышагивал громадный дог почти чёрной масти. И что бы мне раньше не вспомнить, что, судя по книгам, англичане предпочитают иметь в своих особняках именно догов. Я не думала, что дядя горбуна имеет особняк, но в деле выбора породы собак он был ортодоксом.

Каждый способен понять моё состояние, когда в машину влезло могучее чудовище и жарко задышало мне в самое ухо, а мистер Чарльз, словно не замечая, что я боюсь пошевелиться, радостно объяснил, что опасаться мне теперь нечего, что пёс очень спокойный и послушный, что кормить его не надо, потому что он только что поел и что зовут его Денди. Мне оставалось надеяться, что поужинал Денди основательно, так как это было в моих интересах.

У Ириного дома мистер Чарльз затормозил опять-таки плавно и бесшумно, в противоположность своему племяннику, и я вышла из машины со слабой надеждой, что англичанин сообразит, насколько опасно оставлять гигантскую собаку в чужом доме с чужим человеком. Мне всегда было суждено обманываться в лучших своих ожиданиях, и, вместо того, чтобы увезти свою собаку Баскервилей, мистер Чарльз предложил мне "to caress" её. Я не помнила, что означает этот глагол, но жесты владельца великолепного (на расстоянии) животного достаточно убедительно предлагали мне погладить дога. Человека посмелее они бы убедили сразу, но я пересилила себя только после повторного приглашения, готовая отпрянуть при малейшем признаке недоброжелательства со стороны собаки. Мысленно пережив ближайшую перспективу сложной операции раздробленной руки, я дотронулась до головы собаки и, не встречая недовольства, погладила гладкую блестящую шерсть. Что же, пёс был очень мил и выказал своё благодушие настолько, что обнюхал и лизнул мне руку, размахивая тонким хвостом.

Мистер Чарльз одобрил наше знакомство, сделал краткое, но энергичное наставление своему догу, учтиво попрощался со мной и уехал. Денди спокойно проводил глазами машину, но не сделал ни малейшей попытки броситься вдогонку. Напротив, когда шум мотора стих вдали, он обратил на меня взгляд, полный такого достоинства, что мне стало неудобно заставлять его ждать на улице.

– Пойдём, – пригласила я его по-русски и подошла к двери.

Сохраняя полнейшую невозмутимость, Денди последовал за мной. Он отличался таким безупречным поведением, что не рыкнул, не отпрянул и не вздрогнул даже тогда, когда выпавший у меня из руки ключ едва не угодил ему по носу.

– Извини, Денди, – сказала я, подняла ключ и погладила дога по голове.

Пёс безропотно принял ласку и со сдержанным любопытством присмотрелся ко мне.

– Заходите, пан Денди, – пригласил я, открывая дверь. – Cоme in.

Дог прошёл внутрь вместе со мной, огляделся и уселся в сторонке, не спуская с меня поразительно умных глаз.

Я почти не спала ночью, гуляла целый день и, конечно, устала и хотела спать.

– Я постелю тебе в прихожей, – сказала я. – Но, если хочешь, можешь лечь в гостиной на диване.

Денди проследил, как я налила для него в миску воду и поставила у двери, расстелила одеяло на полу в прихожей, зашёл в гостиную и с задумчивым интересом взглянул на диван, по которому я похлопала рукой, а потом след в след двинулся за мной в мою комнату. Меня начинало беспокоить столь повышенное внимание к своей особе.

– Место! – строго сказала я и хотела было произнести наудачу: «Place», но зазвонил телефон.

Я знала, что непонятная спешка может не понравиться собаке, поэтому шла неторопливо и очень спокойно, будто и не слышала за своей спиной мягкую поступь мощного зверя. Только взяв трубку, я позволила себе оглянуться: чёрный пёс стоял рядом и внимательно следил за каждым моим движением.

– Вас долго не было, Жанна, – сказал Ларс. – Я уж начал беспокоиться.

– Я вернулась минут десять назад, – уточнила я.

– Вы весь день были с дядей Леонида? Какое он произвёл на вас впечатление?

– Очень приятный и милый человек.

Мне, и правда, мистер Чарльз очень понравился, но, вместе с тем, мне было его безмерно жаль. Каково ему будет узнать, на что способен любимый племянник!

– Так что день прошёл хорошо?

– О да, очень! Но я не ожидала, что вы будете дома. Нонна тоже приехала?

– Нет, – ответил Ларс. – Моя жена не захотела оставлять Ирину одну. Нонна – очень заботливая женщина. А я вернулся, чтобы отдохнуть. Всё-таки отравление не прошло для меня незаметно.

Мне хотелось расспросить, как прошли похороны, но я постеснялась и решила отложить это до возвращения Иры.

– Леонид остался там или вернулся?

– Вернулся. Я потому и позволил себе приехать… Извините, Жанна, может, вы и не знаете, Ирина могла вам не сказать… – замялся Ларс. – Нам кажется, что надо остерегаться Леонида… Вам-то ничего не грозит в прямом смысле… – Бедняге-писателю было очень неловко, и у него даже вырвался нервный смешок. – Опять мы с вами возвращаемся к прежней теме.

Такой поворот разговора меня устраивал. Прошлые, а особенно последнее, предупреждения Ларса оставили очень неприятный осадок, но мне всё-таки хотелось выяснить, что же конкретно произошло между Дружининым и моей подругой.

– Ларс, а не могли бы вы прямо рассказать мне, в чём всё-таки дело?

Датчанин вздохнул.

– Могу, но при условии, что Ирина никогда не узнает о том, что я вам сейчас скажу, иначе она мне не простит. Даже Нонна ни о чём не подозревает.

– Обещаю.

– Если в двух словах, то, когда Мартин женился, Леониду очень понравилась Ирина, и он… как бы это сказать… стал приставать к ней с определёнными предложениями. Ирина долго не решалась говорить об этом с мужем, Мартин ведь очень любил Леонида, а когда поняла, что семейная жизнь не задалась, стала жаловаться на ухаживания Леонида. Мартин в это время очень много пил, был полностью под его влиянием и обвинил во всём саму Ирину. Вы уже знаете, что они расстались. Перед самым вашим приездом Леонид усилил атаку, а Ирина была так измучена всеми неприятностями, что поговорила с ним слишком резко и, к сожалению, высказала такие вещи, что он её возненавидел. Потом были убиты девушка и Мартин, чуть не отправился на тот свет я… да и вы, Жанна, не погибли по счастливой случайности. Вас, можно сказать, спасла моя неловкость, ведь, не урони я пирожное на землю, вы были бы отравлены. Я не могу открыто обвинять Леонида, потому что никакими доказательствами мы не располагаем. Только очень уж подозрительно, что всё это случилось сразу же после его знаменательного разговора с Ириной. Дай Бог, чтобы я ошибся!

Да, куда было первоначальному сюжету моей повести до реальности! Хорошо, что я изменила характер своего героя. Теперь выдуманный образ благородного горбуна будет моим спасением от размышлений о Дружинине.

– Только прошу вас, Жанна, не подавайте виду, что вы посвящены в эту тайну. Ирине будет невыносимо об этом думать, потому что кое-какие подробности я вам не рассказал и не расскажу. Когда Ирина говорила о них, она плакала.

– А нельзя поставить в известность полицию? – спросила я.

– То есть рассказать эту историю? Но ведь никакого результата не будет. Попробуйте доказать, что в убийствах замешан Леонид. Часто я сам в этом сомневаюсь.

Не знаю почему, но мне бы очень хотелось, чтобы мы ошибались, наши подозрения были чудесным образом опровергнуты и преступником оказался неизвестный мне человек.

– Я тоже, – согласилась я. – Особенно, когда с ним разговариваю.

– Я это заметил, – признался Ларс. – Леонид умеет располагать к себе, но меня тревожит, что он проявляет такое внимание к вам. Может быть, он делает вид, что вы ему нравитесь, чтобы иметь доступ в дом? Не огорчайтесь, ведь это всё-таки лучше, чем, если бы его интересовали действительно вы, иначе могла бы повториться история с Ириной. Я, как видите, слежу за ним и, мне кажется, что, в действительности, вы ему не нравитесь, я хотел сказать, нравитесь не так, как нравилась Ирина. Но на всякий случай, вы его всё-таки остерегайтесь.

Если бы Ларс знал, какой болью отзывалось во мне каждое его слово! Вновь я ощущала себя всего лишь глупой ширмой, которой достаточно сказать несколько комплиментов, чтобы она с радостью встречала презирающего её человека.

– Если говорить честно, Ларс, я его боюсь, – сказала я, чувствуя, с каким трудом мне удаётся сохранять видимость спокойствия.

– Не вы одна, – горько добавил датчанин.

– А может, мне лучше переехать в отель?

Я знала, что этим обрекаю себя на настоящий голод, потому что оставшихся денег едва хватило бы на оплату самого дешёвого номера, но сейчас прежде всего приходилось думать о проблемах подруги, а не о своих удобствах.

– Как советовал вам Леонид? – тотчас спросил Ларс. – А вам не кажется, что это сыграет ему на руку?

– Но ведь тогда для него будет закрыт путь в дом, – возразила я.

– О, не беспокойтесь, пройти сюда он сумеет, но зато мы не сможем за ним наблюдать. Вы ему в чём-то очень помогаете, поддерживая с ним хорошие отношения, но ещё больше мешаете своим присутствием.

– А если отказать ему от дома? – предложила я.

– Толку от этого не будет никакого, но тогда мне придётся опасаться, что свою ненависть он перенесёт на вас. Нет, пусть всё остаётся как есть, только будьте настороже. Кстати, он вам сегодня звонил?

– Нет.

– Странно. Я ожидал, что он сразу же бросится к телефону. Ничего, ещё позвонит.

– По-моему, уже поздно. Скорее всего, он позвонит утром.

Ларс засмеялся.

– Это намёк? – спросил он.

– Ну что вы! – запротестовала я. – Меня радует, что вас интересует, всё ли у меня в порядке.

– А меня будет тревожить, если он не позвонит, – хмуро заметил писатель. – Как бы он опять туда не уехал. Мне страшно за Ирину.

Вместо спокойного отдыха в чужой стране, вместо интересных прогулок и полного забвения российских неурядиц мне суждено было постоянно переходить от страха к отчаянию.

– Что же теперь делать? – упавшим голосом спросила я.

– Да что же это я вас пугаю?! – опомнился Ларс. – Она ведь там не одна, и Леонид не сможет пробраться в дом ночью. Всё будет в полном порядке. Вас тоже ничто не должно беспокоить, потому что ему известно, где сейчас Ирина, и к вам он не полезет.

– Я не одна дома, – сказала я. – Мистер Чарльз оставил мне на ночь свою собаку.

– Большую? – с напряжением спросил Ларс.

– Гигантского дога, – ответила я. – Шерсть у него почти чёрная, глаза умнейшие. Очень впечатляющий зверь! Ходит за мной по пятам и не спускает с меня глаз.

Я покосилась на Денди и встретила пристальный взгляд.

– Иногда мне даже делается страшно, – добавила я.

– Собака опасна? – испуганно спросил Ларс.

– Предполагается, что нет.

– А вы не знаете, это не Леонид попросил своего дядю привезти вам дога? Помнится, он уже предлагал вам собаку, но Ирина отказалась.

– Какое это имеет значение? – не поняла я.

– Не знаю, – откровенно признался Ларс, – но теперь я всего боюсь и готов только к самому худшему. Можете обвинять меня в излишней подозрительности, но это так. Что это за собака? Что от неё можно ожидать? Хозяин, может быть, уверен в её доброте, но оставлял ли он её хоть раз в чужом доме? В душу человека не заглянешь, а что можно сказать о душе собаки? Вы говорите, она не спускает с вас глаз?

Я со страхом взглянула на Денди. Он продолжал глядеть на меня.

– Не спускает. Ни на мгновение.

– Не рычит?

– Нет.

– Не скалит зубы?

– Нет.

– Не делайте резких движений и поменьше ходите по квартире, – посоветовал Ларс. – На всякий случай. Лучше перестраховаться, чтобы не жалеть потом.

И зачем я согласилась оставить эту собаку на ночь?! Хотела получить надёжного защитника, а приобрела зверя, от которого не знаешь, что ждать.

– Понятно, Ларс, – жалобно пробормотала я. – Мне и самой не хочется его раздражать.

Мы расстались, но не успела я отойти от телефона, как он затрезвонил вновь.

– Это опять я, – сказал Ларс. – Я придумал, как вам избавиться от собаки. Выведите её на улицу, будто бы погулять, а сами закройте за ней дверь.

– Понятно. Я попробую, – пообещала я.

Выгонять пса на улицу я даже не пыталась, потому что было неясно, насколько он избалован и не окажется ли ночёвка под открытым небом губительна для его нервов и здоровья. Однако я решила закрыть его в гостиной и не выпускать.

– Пойдём, Денди, – ласково позвала я.

Всё-таки он был чертовски умён и чуток. Как ни пыталась я изобразить саму доброту, но он не клюнул на мою удочку и по-джентльменски пропустил меня вперёд, не оставив, однако, времени для того, чтобы я захлопнула перед его носом дверь. Он стал моей тенью, безмолвной и внушающей опасения.

– Ладно, не буду тебя обманывать, – сдалась я. – Я ухожу спать, а ты устраивайся, где захочешь.

Денди захотел лечь посреди моей комнаты, причём так, что я не смогла бы выйти, не наткнувшись на него. Ладно, пусть лежит, где хочет, лишь бы не проявлял агрессивности. Я так устала, что не могла даже по-настоящему бояться чёрного зверя на полу, а от тяжёлого разговора с Ларсом осталось только чувство величайшего отвращения к себе, горбуну, а заодно и к самому Ларсу, как невольной причине этого чувства. Среди ночи я проснулась, вспомнила о доге и поглядела вниз. Чёрный силуэт достаточно отчётливо вырисовывался на полу. Я протянула руку, взяла очки, надела их и взглянула на Денди ещё раз. Пёс не шевельнулся и лишь скосил на меня недремлющее око.