Текст книги "Эксперимент (СИ)"
Автор книги: Валерия Нелидина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 59 страниц)
Левиафан с ужасом смотрел на лицо девушки и даже в такой момент искал капли лжи и притворства. Лилит жалостливо улыбалась, а по щекам текли слезы, и смысл их был не ясен, то ли они от боли, то ли от извинений, то ли от счастья. Вампир был поражен тем, что услышал. Он стоял с надменным лицом, потому что даже не успел изменить его выражение, и рассматривал девушку, пытаясь понять ее странное поведение.
– Ну почему же ты молчишь? – зарыдала она. – Неужели я не достаточно извинилась? Я больше не могу слушать пустоту этого дома и смотреть на тебя, словно на призрака. Ты же еще не призрак, ты еще существуешь, ты еще живой… или нет? Ты не хочешь больше существовать для меня? Ну, так скажи мне об этом, не мучай…
Лилит опустилась на колени и закрыла лицо руками, пытаясь скрыть слезы, зная, что они бесят Левиафана. Вампир смотрел на нее свысока, не потому, что гордился или хорошо себя чувствовал. Он просто ждал, когда Лилит поднимет глаза, в которых будет сиять гнусавая радость, лицемерие и ложь. Но этого не происходило. Девушка сидела на полу, скрывая руками лицо, и тихонько вздрагивала и вздыхала, пытаясь убрать слезы и вообще прекратить плакать. Ей становилось еще хуже из-за молчания Левиафана. А он просто боялся. Зная лучше всех, какая Лилит превосходная актриса, его пугала мысль, что в любую секунду, этот душещипательный спектакль может прекратиться, и его в очередной раз высмеют.
Но Лилит слишком хорошо играла, и каменное сердце дрогнуло, первобытный страх спрятался, давая возможность выйти из оцепенения. Вампир опустился к ней и обнял, крепко прижав и медленно поднимая ее с пола.
– Лилит, скажи мне, что все, что ты мне сейчас сказала – это шутка… – Прошептал он ей на ухо с закрытыми глазами. – Как же я хочу, чтобы это была шутка…
Девушка отрицательно покачала головой, всхлипывая у него на груди. В его объятиях ей становилось намного лучше и казалось, что счастье еще не ушло.
– Черт… – Левиафан зажмурился и прижал ее еще сильнее. – Ты влюбилась в меня что ли? Иначе с чего бы тебе стало больно, когда все время было хорошо…Все-таки ты меня удивляешь, как истинная женщина, находясь с тобой я ни черта не понимаю… Но мне эти слова, безусловно, были приятны. Я вообще люблю, когда ты честно говоришь о своих чувствах, а о них я знаю так мало, можно сказать, что я ничего не знаю. В этом случае я сам живу с призраком и его невозможно изучить, что у него на уме, что в сердце. Видны только поступки, которые несут в себе двоякий смыл. Господи, как же ты умудряешься шокировать меня…
–…Не могу я без твоего голоса… – Уткнувшись ему в грудь, Лилит тихо плакала, а хрипловатый голос продолжал говорить. – Ты убиваешь мне нервы, ты радуешь глаз, ты делаешь мне больно, ты облегчаешь мне жизнь. Ты ненавидишь меня. Ты знаешь меня лучше всех. Ты приносишь мне радость, а иногда вываливаешь кучу горя. Ты чувствуешь меня так хорошо, и в тоже время не замечаешь, со спокойным сердцем проходя мимо…Ты меня любишь. Но что за ужас? Вот же она, мерзкая любовь лежит на открытой ладони…А мы с тобой не можем ужиться. Наши с тобой нравы не могут находиться рядом друг с другом. Если бы я была молчаливой статуей, а ты одиноким скульптором, то тогда наши отношения были бы идеальными. Но я не молчаливая статуя, я изворотливая пиявка, а ты не одинокий скульптор, ты кровожадный труп. Мы оба жаждем зла… Даже друг для друга, в наших сердцах для зла больше места, чем для добра. И кажется, что так брезгливо и смешно звучит «я люблю тебя», но эта заезженная до боли фраза несет в себе правду… А толку от этой правды, Левиафан? Абсолютно бестолковая правда… Знаешь, что я себе напоминаю? Асфальт. Черный, грязный асфальт, я такая же, как и он. Вся такая твердая, непробиваемая и мерзкого цвета. А ты долбишься об меня и долбишься, а все бесполезно. А потом, внезапно на небе появляется солнце, и я начинаю таять, впитывая всю грязь. Ты почти полностью погряз во мне и тебе это не нравится. Ты любишь твердую почву, твердых женщин… а я уже промокашка…
– Послушай-ка, промокашка. Видимо, у тебя мимолетное изменение в настроении. Тебе просто грустно, из-за этого ты начинаешь говорить такие вот вещи. То, что происходит между нами почти при смерти, но мы с тобой, чаще всего, конечно же, я, как опытные реаниматологи, воскрешаем зыбкие нити, держащие нас вместе. Знаешь что, милая? Я бы посоветовал тебе привыкать к такому роду взаимоотношений. То, что других между нами быть не может, я давно уже понял, поэтому решил радоваться хотя бы таким. И меня, честно говоря, они почти начали устраивать. Меня забавляет заходить в дом и думать, откуда и что прилетит мне в лицо, как меня обзовут, куда пошлют, куда сами сходят, что опять натворят… Видишь ли, это «разнообразие» видать окончательно свело меня с ума. Мы разрушаем, мы собираем. И когда-нибудь настанет момент, когда будет больше невмоготу собирать. Когда-нибудь мы в последний раз разрушим и больше не соберем… И для меня это будет самая ценная поломка, мусор в этом веке. И вот представляешь, мы строили, рушили, ломали, снова собирали…а потом я смахну все одной рукой, как крошки со стола, и ничего этого не станет. Я рад, что ты извинилась, правда не понял за что, но все равно это было круто! Мне вообще нравятся наши отношения, потому что они искренны. Мы не вешаем друг другу лапшу на уши, говоря о том, что жить не сможем друг без друга, жизни отдадим… Мы с тобой живем для себя, каждый для себя. Я безумно счастлив, что нам хватает смелости признать эту правду, а не утопиться во лжи до момента остановки сердца. А из-за того, что каждый живет для себя, случается то, что случается…
23
«Привет Дорогая!
Ты сейчас наблюдаешь гадкую осень из окон? Я могу закрыть глаза и представить, какое у вас там все серое, как холодные дожди зачем-то поят готовящуюся к зимнему сну землю, громоздкие облака висят над головой, и кажется, что они вот-вот свалятся с неба и раздавят всю планету. Я все это помню так четко и ясно, как будто только вчера была там. В Испании все окна открыты настежь… Мне плохо… Лилит, дорогая, я сделала ужасную вещь, я чувствую себя полной дурой и идиоткой! Я случайно убила своего жгучего испанца. Я пила его кровь, пила и пила… пока не заметила, что его сердце не бьется, что на моих руках лежит труп, то, что осталось от человека, которого я любила! Кровь любимого человека кажется самой вкусной вещью на свете, ничего лучше этого быть не может… Откуда у Левиафана столько сил, чтобы остановиться, когда из твоей шеи течет темная струйка… Я не смогла остановиться, более того, я думала, что выпила совсем немножко, а оказалось… Уже в течение недели я себя ненавижу, ругаю и проклинаю, и вот решила тебе написать. Здесь он был моим единственным другом и человеком, который знал мой маленький секрет… И все же, я хочу сказать, что потеря Марка переживалась хуже. Знаешь, как будто вырабатывается иммунитет к смерти близкого человека. Умрет один – ты сама чуть не умираешь, второй – ты только морально болеешь, умрет третий – ты походишь с грустным лицом пару дней…умрет седьмой – ты даже не заметишь… Человек привыкает ко всему, частая смерть может стать привычкой. Не хотелось бы, чтобы это оказалось правдой! Но я не хочу впадать в панику или депрессию… Я хочу прилететь на пару или тройку дней к вам в гости в начале декабря. Как ты на это смотришь? Мне кажется, я уже готова побывать в ненавистном мне городе, потому что соскучилась по тебе, есть несколько вопросов к Левиафану по бытию вампира…
Я понимаю, что когда письмо дойдет, будет начало ноября, и мне придется ждать целый месяц. Но я совсем не хочу смотреть на уныние осени в этом городе, хочу сразу зиму. Так что можешь написать мне ответ, у нас есть еще месяц впереди для переписки. Может тебе чего привезти надо? Или еще что!
Передавай привет Левиафану и жди меня в начале декабря. Я люблю тебя и жутко скучаю.
Твоя на веки Жаклин
29.10.»
Левиафан усмехнулся и сложил письмо. Лилит все еще спала, и вампир решил написать ответ, подразумевая, что Жаклин не обидится.
«Жаклин!
Представь, как вальяжно я произношу твое имя. Жаклин!…Представила? А теперь представь, как так же вальяжно и громко я говорю, что ты ДУРА! Не надо было мне делать того, что я с тобой сделал, ты совершено не подходишь для этой роли! Конечно, я знаю, что такое кровь любимого человека, да и вообще, что такое кровь, но если ты не можешь остановиться то, какого черты ты тогда начинаешь? Если ты будешь продолжать это делать, то смерть любимых людей для тебя точно станет привычкой.
Ладно, черт с ним! Кстати, ты права, у нас тут все серенько кругом, но поверь мне – это не конец света. Через месяц выпадет первый снег и напомнит прошлый год, когда вы с Лилит стояли у клуба и пили пиво, когда ты познакомилась с Марком, а я сходил с ума по твоей подруге с изумрудными глазами, с длинными темно-каштановыми волосами, с маленьким носиком, с черной родинкой над губой, с легкой и женственной хрипотцой в голосе. И я до сих пор схожу с ума от ее внешности и от характера… И у меня в голове не укладывается, что я могу не остановиться! А по ком же мне потом с ума сходить? Тц, тц, тц, Жаклин, какой опрометчивый поступок! О, кстати! Мы собираемся в конце декабря переезжать в Италию, так что будем почти соседями! Мы будем жить в сапожкообразной стране, рядом с тобой, будешь к нам в гости по ночам бегать! Так что идея появиться здесь в начале декабря просто замечательна… Наверное, для Лилит точно замечательная, для меня все-таки нет. Тут начнутся рыдания, вперемешку со странным смехом, долгие рассказы ни о чем и так далее. Меня такая перспектива совсем не радует! Ну а что я могу поделать, придется потерпеть! Всего-то три дня…ты главное на дольше не оставайся. Три дня я смогу побыть гостеприимным…наверное. Кстати, не забудь взять с собой какую-нибудь теплую куртку. Конечно, ты не замерзнешь, мертвое тело просто не может замерзнуть до смерти.
Эх…ладно, некогда мне тут с тобой деловые переписки вести. К великому моему разочарованию мы скоро увидимся! Да, я не буду давать это письмо Лилит. Она сейчас так сладко спит, я слышу ее умиротворенное дыхание и детское посапывание! Я думаю, что мой ответ вполне должен тебя удовлетворить, не так ли, Жаклин? Я ведь как ни странно, еще помню о твоем существовании…
А знаешь что, я даже не скажу Лилит о твоем письме и о моем ответе. Хочу дать ей шанс удивиться, когда она увидит тебя на пороге. Я имею в виду, надеюсь, что это будет хорошее чувство!
У тебя очень забавный почерк, даже слегка претендует на изящные завихрения в буквах. И даже по интонации столь малословного письма, можно сделать вывод, что ты сильно изменилась! Жаклин, уж не доброе ли ты там чудовище? Мне вот что-то подсказывает, что ты именно такая. Ох, как зря, будучи вампиром, ты выбрала такой путь длинной и бесконечной дороги в паре с вечностью. Мягко характерных, бесхребетных вампиров уничтожают, они долго не живут, их вечность короче, чем человеческая жизнь! И уж поверь мне Жаклин, Лилит меньше всего обрадуется, если ты умрешь раньше, чем она. Не допусти этого! Не забывай дышать при людях и старайся не дотрагиваться до них без надобности… Перебьешь еще всю страну!
А вообще, все это не мое дело! Ты же не глупая девочка, а если и глупая, то опять же – это не мои проблемы. Но мне нравится твой почерк, правда, нравится! Я люблю, когда пишут красиво и без ошибок!
А по поводу «что-нибудь привезти»… ну даже не знаю…Если бы ты могла себя не привозить, было бы потрясающе! А, вопрос привезти, а не НЕ привезти…Точно. Эх, Жаклин! Не напрягай таможню лишними мешками.
Слышала бы ты сейчас, как Лилит пискнула что-то во сне! Она совсем не хочет просыпаться. Как медведь, пытается впасть в зимнюю спячку, лежит и лежит! Ну, а мне пора завтракать, обедать и ужинать, да все сразу! Но я, в отличие от тебя, пойду, употреблю в пищу кого-нибудь не столь важного и ценного, как Лилит. Ладно, малыш, не скучай! Декабрь уже скоро, и я с удовольствием залезу в твою голову из-за дурацкого интереса посмотреть, не изменилось ли там что в лучшую сторону, как твой подчерк, например. Я кстати пишу сейчас левой рукой, тренируюсь. Писал бы правой, то изящность моего почерка тебя убила бы, поэтому не хочу травмировать твое сознание, смотри на этот!
P.S. Ммм? Если я сделаю предложение Лилит, а потом она разобьется в нелепой аварии, мы сможем стать товарищами по несчастью! Я хороший друг, Жаклин, ничего не дам забыть!
Со всей любовь, которой во мне
просто океаны!
Твой возможный друг Левиафан.
Первое ноября »
Левиафан усмехнулся, аккуратно сложил бумагу и вышел на улицу, доехать до почты и поесть!
Через полчаса Лилит открыла глаза и безмолвно уставилась в потолок. Рукой она шарила по тумбочке в поисках мобильника. Глаза интуитивно скосились на пустое место рядом. Наконец она нащупала телефон и раскинулась звездочкой на кровати. На лице промелькнула довольная улыбка, настолько чистая и наивная, как будто жизнь началась сначала, с нового листа, а большая кровать только располагала к таким мыслям.
«Я счастлива! Черт побери, я счастлива! Даже не хочу спрашивать себя о причине этого счастья, просто буду наслаждаться. А может у меня просто хорошее настроение? Да какая разница? Меня просто размазывает по кровати, как будто я сырой блин на сковородке. И там так тепло, даже горячо, но жутко приятно. Кругом белые перья, как снежная нега, в которой невозможно не нежиться, от которой невозможно отказаться, да и не хочется этого делать. Кто может отказаться от удовольствия? Человеческая сущность слишком слаба, чтобы вообще отказать себе в чем-либо, из-за этого все наши беды сваливаются нам на головы, затмевая собой радость. Но как же тяжело отказать себе…. А все потому что, удовольствию нельзя сказать «нет», и оно не имеет общепринятых стандартов и норм. Для кого-то удовольствие – это покататься на каруселях, а для кого-то – получить плетью по попе. Но очень многие путают удовольствие с зависимостью. Многие просто боятся признаться себе и близким в зависимости, причем в любой: тяжело сказать «я наркоман», и также тяжело сказать «мне дают деньги, а я ничего не делаю, то есть завишу от кого-то». В удовольствиях признаваться обычно не страшно и не стыдно, если они не несут антисоциальный характер. А вообще, жизнь-то у нас очень круто устроена, мы купаемся в куче кала, и чтобы не так было обидно, называем это удовольствием. А потом надо всего лишь свято верить, что это действительно так. И порой мне кажется, что положительные эмоции строятся и появляются именно по такому принципу, даже мое счастье. Почему-то отрицательные чувства настолько очевидны, что становится тошно, а природа человека требует во всем баланс. И вот, как полный дегенерат, кто-то начинает настраивать этот баланс, и очень редко у кого он хорошо настраивается, в большинстве случаев люди вообще забывают, что оказывается, бывает противоположность дерьму. Кстати, где моя противоположность? А вот если представить, что моя вторая половинка – моя полная противоположность, как бы он смог со мной жить тогда? А можно ли наши отношения называть удовольствием? Или это зависимость? И где он вообще есть?»
Лилит встала с кровати нехотя потянулась, окидывая счастливым взглядом усталую комнату. Затем она подошла к окну, чтобы получше разглядеть всю сырость и мерзость погоды.
Природа-то всегда находится в балансе, очень редки сбои, точнее она пытается сохранять этот сложный баланс. Человек вмешивается в природу, тем самым, нарушая ее гармонию и подрывая баланс. При этом человек в себе не может настроить этот баланс, существует, как неуравновешенная гадость, и мешает остальным уравновешиваться. Хоть и серость кругом, да и вообще осень порой выглядит страшно разболтанной с присутствием полного дисбаланса, но это всего лишь внешний вид. А что делает человек касательно внешнего вида? Он строит неверное впечатление и неправильные выводы. И в итоге получается, что хорошо балансирующая осень внезапно становится гадиной.
На такую погоду, когда на небе идет война света в виде солнца и тьмы, в виде толстых и кучерявых туч, в которых, кажется, застыла вся злость, которая только может существовать, хочется смотреть часами, что и делала Лилит.
Периодически ее глаза опускались с неба к пустующему месту рядом с ее машиной, потому что она ждала не чем закончится страшная и довольно-таки продолжительная борьба теней на небе, а когда появится заклятая черная вечность, когда она элегантно припаркуется рядом с белой машиной, когда из нее выйдет самый яркий и бесконечный лучик солнца.
Девушка стояла закутанная в легкий плед, а по обнаженным плечам несчастное солнце пыталось пустить солнечных зайчиков, круглых и желтых. Глаза тухнут, становятся бесцветными и болезненными. Наконец, она скинула с себя плед, накинула рубашку и вышла на улицу.
Мгновенно тысячи и миллионы тупых иголок воткнулись в кожу по всему телу, причиняя неимоверную боль, превращая кожу в железное одеяло, которое практически нельзя скинуть, если только не надеть свитер и не окунутся в его тепло. Но Лилит решила поспорить с физиологией и взаимодействием холода. Она тряслась, как будто ее окунули под лед на Аляске. По всему телу выскакивали мурашки, они бесполезно пытались поднять каждый волосок, наивно полагая, что он сможет нагреть хоть маленькую частичку кожи. Лилит куталась в рубашку Левиафана, пытаясь забрать у нее тепло, которого не было изначально.
Тем временем на пассажирском сиденье сидела миловидная девушка и постоянно улыбалась, пытаясь поймать сидящую рядом золотую рыбку в свои сети. И миловидная девушка совсем не догадывалась, что буквально десять минут назад с этого места на улицу вывалился труп не менее миловидной девушки.
Левиафан играл с ней глазами похлеще, чем любая женщина. И в большинстве случаев этого было достаточно, а если нет, то в ход пускались слова. И после этого девушка превращалась в муху, аккуратно обмотанную паутиной. Ей хотелось бы вырваться, но паук был рядом и наготове, чтобы высосать жизнь.
Миловидная девушка улыбалась, Левиафан поражался.
«Как? Дамы, какие же вы все-таки бездумные, или наоборот, очень даже думные? Что должно руководить слабой женщиной, чтобы она позволила себе сесть к незнакомому мужчине в машину? А вдруг я маньяк какой! Хоть одна из них задумывается о последствиях? Или они свято верят, что им никто ничего не сделает? Или на такой выбор влияет моя машина? Что ж получается, когда юная леди современного времени видит джип, а потом еще безумного красивого, молодого человека за рулем, инстинкт самосохранения и выживания исчезает, перестает работать? Неужели посидеть в машине рядом с красавцем важнее жизни? И вот я на нее сейчас смотрю и просто поражаюсь! На что она рассчитывает? Неужели она думает, что, посидев пять минут в моей машине, она автоматически становиться незаменимой в моей жизни, и что я без оглядки влюблюсь в нее? Какое ужасное заблуждение! Я просто позволю себе вкусно и безскандально отобедать! Я вообще уже забыл, когда в последний раз уговаривал девушку просто посидеть со мной за столиком в кафе. Совсем перестали себя уважать, собак и тех дольше зовешь! Ну а мне-то что? Я радоваться должен, сколько еды вокруг ходит, а мне всего лишь надо открыть рот, и она сама туда залезет. Скучно и не интересно…»
Левиафан последний раз улыбнулся миловидной девушке и остановил машину. Он смотрел на нее, постоянно меняя выражения лица, она начала потихоньку смущаться.
– Тебе не дорога твоя жизнь, совсем не дорога… В противном случае ты бы так легко не согласилась сесть ко мне в машину. Но тебе дорога машина и то будущее, которое ты успела себе выдумать за двадцать минут пребывания здесь. Я не великий предсказатель, но твое будущее с легкость могу предвидеть. Оно плачевно. Хочешь его знать? Я думаю, нет. Услышав «плачевно» обычно дальше знать уже ничего не хочется. И выдуманное тобою будущее для меня тоже не тайна. Ты будешь учиться или работать, я должен буду за тобой приезжать, обязательно посигналить, чтобы все видели машину, а потом сам выйти из нее, чтобы завистливые подружки пооткусывали себе все губы и ногти, увидев меня. Может, через какое-то время я куплю тебе машину, не такую как эта, но хорошую, чтобы ты могла без стыда всем сказать, что тебе ее подарили. Я буду постоянно давать тебе деньги и дарить драгоценности, опять же больше для твоих подружек. Ты будешь таскать меня по всем своим глупым встречам одноклассников, гордо демонстрируя мою внешность и самого меня, словно я домашнее животное. Иногда ты будешь кричать на меня, потому что так положено, особенно при посторонних, возможна пара пощечин, за которые, я должен буду извиниться. Когда вокруг будут люди, ты будешь специально звонить мне на мобильный и произносить слова, указывающие на то, что твой мужчина богат. Вот такое вот примерно будущее ты успела развернуть у себя в голове. И скажи мне, дорогая, неужели ты думаешь, что такое будущее должно устраивать и меня? Логический ответ сам напрашивается: конечно же – нет! Мне такое счастье совсем не надо!
В одну секунду он вцепился зубами ей в шею. Девушка закричала и начала брыкаться, но Левиафан зажал ей рот и спокойно продолжал питаться, поглощая кровь второго человека за один час.
– Где ты был? – возмутилась Лилит, увидев довольного вампира в дверях. – Время девять вечера!
– Я брал уроки по телепатии и предсказанию будущего! – сообщил он, нежно окинув девушку взглядом.
– Удачно? – приподняла она брови.
– Вполне! – он прищурился и пошел вальяжной походкой к ней. – А тебе очень идет моя рубашка!
Лилит улыбнулась и сделала пару шагов назад. Она посмотрела в пол, затем снова на вампира, слегка покраснела. Через пару секунду краснота пропала, но смущение осталось. Пальцы нервно тормошили края рубашки, затем Лилит резко скинула ее на пол.
– Это чтобы «еще кое-что» в лицо не бросалось! – прошептала она и поманила к себе опешившего вампира.
В таких ситуациях он не заставлял себя долго ждать.
24
Джакузи. Огромная. Она сидела напротив него, разглядывая необычно красивые черты лица. Левиафан читал книгу, поглаживая колено девушки. Тишина и умиротворение. Левиафан нахмурился и поднял взгляд.
– О чем думаешь? – спросил он, откладывая книгу в сторону.
– О твоих друзьях! – улыбнулась Лилит.
– О моих друзьях? – удивился Левиафан.
– Да! – усмехнулась Лилит.
Она посмотрела на него и медленно подползла к нему в объятия.
– А что с моими друзьями? – он так и не понял ее вопроса.
– Есть они? – Лилит косо посмотрела на него.
– Благодаря тебе – нет! – буркнул он в ответ, а перед глазами тут же всплыло лицо Мормо.
– Ты хочешь сказать, что за пятьсот лет существования у тебя был всего лишь один друг? Ты никогда не любил и у тебя был всего один друг? С твоей-то внешностью и отношением к жизни, у тебя не было ни того, ни другого? Я не верю тебе, Левиафан! Откройся мне хоть один раз!
– И правильно делаешь, что не веришь! У меня есть еще один друг, правда мы с ним не настолько близки как с Мормо, и плюс я его уже не видел лет пятьдесят!
– Какой он?
– Он? – Левиафан улыбнулся, а затем усмехнулся, отводя глаза.
У него перед глазами возник образ мужчины средних лет, с русыми волосами, с голубыми глазами, с выпирающими скулами и большим ртом. Его внешность была именно мужской, не красивой, но что-то в нем притягивало, и в тоже время что-то отталкивало. Взгляд волка, улыбка ангела, сила и мужество на лице, и в тоже время злость и агрессия.
– По характеру… Такой же, как и ты или Мормо? – переспросила Лилит. – Как его зовут? Он вообще живой еще? Может, мы когда-нибудь познакомимся?
Внезапно раздался оглушительный смех. От неожиданности Лилит подпрыгнула и непонимающим взглядом уставилась на Левиафана.
– А что смешного? – ничего не понимая спросила она.
– Познакомиться? – провизжал он. – Милая, если бы в ту ночь, вместо Мормо к тебе пришел Риммон, то поверь мне, ты бы даже не успела пискнуть!
– Почему? – девушка все никак не могла вникнуть в смысл сказанных предложений.
– Да, он живой, должен быть, по крайней мере, живым… Ты считаешь меня агрессивным, злым и невменяемым и так далее, да? Ну, так вот, если бы ты познакомилась с Риммоном и каким-то чудом выжила после этого, то поняла бы, что я ни больше, ни меньше, просто божий одуванчик по сравнению с ним. Риммон – самый злобный и кровожадный вампир-тиран, которого я когда-либо встречал. Злость, месть, гнев, мгновенная вспыльчивость, ярость, жестокость, ни капли жалости и сострадания, он никогда не проведет границу между женщиной и мужчиной – для него равны все. Он может ударить женщину, так же, как и мужчину, сломать ей голову, разорвать на части без анестезии медленно и мучительно. Он может творить поистине жуткие вещи. Он полная противоположность Мормо. Циник до кончиков ногтей, сарказм из него так и плещет, ненавистник всего, цербер просто, и очень интересный, образованный молодой человек. Риммон – это самое настоящее исчадье ада. И сложись отношения между вами, первая же твоя оплошность закончилась бы твоей смертью, причем не такой лояльной, какую я могу тебе дать, а самой ужасной и мучительной. Мы с ним очень близки по духу, но до его жестокости я еще не дошел, особенно по отношению к женщинам, хоть он и младше меня на сотню лет. Риммона ты вряд ли бы когда сожгла, даже если бы очень захотела это сделать, он скорее оторвал бы тебе руки и оставил бы умирать от потери крови и от болевого шока. Но он решил отдохнуть и, скорее всего в данный момент лежит в каком-нибудь гробу и тускнеет. Иначе он давно бы нашел меня, чему я был бы безумно рад, хоть и пришлось бы ему долго объяснять, возможно, даже не только словесно, что тебя кушать и убивать нельзя, что я справлюсь без его помощи.
– Почему ты так уверен, что он напал бы на меня? Может мы с ним нашли бы общий язык? Может быть, он влюбился в меня! – улыбнулась Лилит.
– На то он и друг, потому что я знаю почти все его шаги наперед. Вы нашли бы общий язык, только если бы я был рядом!
– Значит он плохой друг! – сказала Лилит. – Если бы Жаклин попросила не убивать ее молодого человека, я бы не стала этого делать и поняла просьбу с первого раза.
– Ты не учла кое-чего: первое – молодой человек должен быть невероятно красив. Второе – ты положила на него глаз. Всего лишь два пункта, но они полностью бы изменили твою нынешнюю точку зрения. Я очень хорошо знаю Риммона, я каждый день любуюсь на твое лицо, я знаю, что мимо него могу пройти не все, и уж Риммон бы точно не прошел. Может быть, он тебя бы и не убил, но позабавился уж точно, а не убил бы из-за меня, а не из-за того, что влюбился. Но конечно, я бы не допустил ни забавы с тобой, ни твоей смерти. И я его не осуждаю за такие желания – он в людях видит только корм и не более. Если он и будет начинать какие-то отношения, то его девушка по-любому будет вампиром. Для него очень дико звучит – променять дружбу на человеческую девку. Раньше, когда я находил себе приятный и симпатичный обед, с которым хотел побыть не один день, Риммон мог подойти и сказать, что ему нравится «обед» и сжирал его. Я никогда не обижался на него, сам достаточно жесток, и не пристало жалеть человека для друга…пока не появилась ты. И вот помимо всех моих «хороших» качеств во мне появилась любовь. Риммон понятия не имеет о существовании этого слова, не говоря уже о самом чувстве, и он не поймет меня, если я ему откажу. На твоем месте я бы понадеялся никогда его не встречать.
– А что касательно девушек? – Лилит не унималась.
– Помимо всех, которые были влюблены в меня, было две, которых, как мне казалось, любил я. Одну я убил, а от второй сам сбежал. Первая была человеком, не помню, как зовут. В итоге, я ее не любил, но честно, пытался это сделать. Она была достаточно хороша собой, но совершенно пуста внутри и неинтересна. Меня хватило на месяц. Поэтому я понял, что с красивой дурой жить я не могу, а без меня она жить не может, пришел к ней ночью, выпил крови, и чтобы не мучилась, сломал ей позвоночник. Вторую звали Астарта. Она была вампиром. Я бы, честно говоря, и ее убил, но это было практически невозможно. Она была как…как…как Жаклин, такая же говорушка и восторгалась всем, что видела, я чуть с ума не сошел. К ней у меня так же не было никаких чувств, кроме детской симпатии, и я решил смыться от нее. Вот и все. Ты довольна?
– Ну…да… – Лилит опустила голову, затем совершенно неожиданно для расслабленного вампира схватила лезвие недалеко лежащей бритвы и полосонула ему по ноге, а затем и по выставленной руке. Красно-бордовая кровь брызнула ей на лицо, а душ сверху тут же начал ее смывать.
– Да что же это такое? Твою мать! – крикнул Левиафан и вышиб у нее из рук кровавое лезвие. – Лилит! Что? Что опять случилось? Ты что делаешь?
– Другие женщины…были, есть и будут… – злобно и с болью произнесла она, выдергивая руки из его мертвой хватки.
Левиафан закатил глаза и цокнул языком.
– Вот поэтому, когда ты первый раз меня спрашивала о женщинах, я не стал тебе ничего говорить. Ты же больна, милая! Это было пару столетий назад! А я из-за твоей бредовой головы опять кровь потерял, чего делать мне никак нельзя! Так что, извини, но мне придется восполнить потерю с помощью твоей крови!
Левиафан схватил ее за руку и вцепился зубами в запястье, жадно поглощая кровь.
– Ревность милая до добра не доведет! Я понимаю, что ты не доверяешь мне и все такое, но не надо сходить с ума без причины и отнимать мой ум! Мне он, в отличие от тебя, еще нужен! Беспочвенная ревность – показатель выпрямления последней извилины в мозгу, и это меня расстраивает. А то, что ты кинулась на меня с бритвой в руках говорит о том, что эта почти прямая извилина к тому же при смерти. А еще чуть-чуть и ты сама бы стала при смерти. Милая, ты бы лучше прекратила втыкать в меня различного рода предметы, мне это, мягко говоря, неприятно, а жестко говоря, в следующий раз я отрежу тебе ухо.
Лилит сжала зубы и снова замахнулась, но рука застыла в воздухе: девушка встретилась с ним взглядом и поняла, что если сейчас до его лица дотронется ее ладонь, то ее просто отгрызут.
Лилит медленно опустила руку, неотрывно следя за вампиром. Он был как собака, которая встретила человека с палкой и внимательно следила за передвижениями этой палки. И при малейшем неправильном движении он вцепился бы в руку. Но она двигалась в правильном направлении.
– Умница! Соображает еще пока умирающая закорючка в твоей голове! – Левиафан откинулся назад.
Лилит поскрипела зубами, затем накинула полотенце и вышла. Левиафан только усмехнулся ей в след. Ему может и хотелось навредить ей как-то физически, но он постоянно говорил себе, что она девушка, глупый ребенок, и плюс он пообещал себе не поднимать на нее руку! И уж это точно не тот случай, чтобы нарушать это обещание.
