Текст книги "Эксперимент (СИ)"
Автор книги: Валерия Нелидина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 59 страниц)
– Милая, ты не должна бродить по ночам без моего сопровождения, и уж тем более не должна ходить по шоссе, по которому ездят разные интересные люди. Я, конечно, понимаю, что ты без проблем жить никак не хочешь, ты просто не можешь жить без них. Но ты лучше меня попроси и я устрою тебе проблемы с лихим сюжетом, но не надо таскаться по дорогам.
Левиафан взглянул на Лилит и улыбнулся. Девушка, развалившись на сиденье, сладко посапывая, спала, совершено проигнорировав все, что он ей сказал. Лицом она повернулась к окну. Глаза бешено носились под закрытыми веками.
– А потом скажет: «ты мне ничего не говорил и не предупреждал»! – пропищал тонким голосом Вампир, отворачиваясь от спящей. – Это что, новое средство, помогающее уснуть? Надо выйти на дорогу, пройти черт знает сколько, а потом: «забери меня» и вырубиться сном младенца? Ох, люди не хотят нормально пользоваться тем, что имеют. Даже сон изголили до ужаса. Уже просто лечь в кровать и закрыть глаза им не нравиться, их это не устраивает!
Левиафан подъехал к дому и заглушил двигатель. Он аккуратно вынес Лилит из машины и понес в дом, в кровать.
Она сопела, кряхтела и морщилась. Ей хотелось проснуться, открыть глаза, чтобы посмотреть, что происходит, но тело ее не слушалось. Оно отдыхало, безразлично доверившись рукам, которые несли его.
17
Левиафан сидел за столом и что-то заполнял. Его лицо было очень серьезным, как у коршуна, выискивающего что-то в напечатанном тексте. Перед ним лежали бумажные кипы, какие-то договора, соглашения, куча копий и он пытался во всем этом разобраться и заполнить.
В руках сверкала перьевая ручка, явно не современных дней. Вампир все еще старался пользоваться тем, к чему рука привыкла за несколько столетий. Перед ним стояли черные чернила, и рядом лежала промокашка, на случай появления клякс.
Лилит стояла, прислонив голову к дверному косяку, и кусала губы. Ей было ужасно скучно, а вампир еще для полного счастья погряз в дурацких бумажках.
– Левиафан… – Проскулила она, так и не отлипая от косяка. – Ну покажи мне этот этюд, как он играется, и я сразу же отстану от тебя…
– Я слышал тоже самое полчаса назад, когда все-таки сыграл его… – Монотонно пробубнил он, даже не отрываясь от своих бумаг.
– Ну, мне надо еще раз, я не могу сама воспроизвести его, у меня не получается правильно расставить пальцы…
– Лилит! – вздохнул он, наконец, посмотрев на нее. – Брысь отсюда! Ты меня отвлекаешь, чего делать нельзя, подожди полчасика!
– А что ты делаешь? – девушка продолжала донимать вампира вопросами и нытьем.
Левиафан замер, откинулся назад в кресле и уставился на нее.
– Это документы на собственность в Италии, я должен заполнить их без единой ошибки, и чем скорее, тем лучше. Мой дом слишком далеко от Рима. А раз мы собираемся ехать туда в начале января, то желательно, чтобы жилье уже было нашим к этому времени. Так что иди, поиграй, поспи, займись чем-нибудь на полчаса или на час… – Членораздельно и громко сказал Левиафан, чтобы не возникло никаких лишних вопросов.
Девушка обиженно взглянула на него, и у нее не возникло лишних вопросов. Она развернулась и пошла вниз, по совету Левиафана чем-нибудь занять себя.
На полной громкости заиграла музыка, наполнившая весь дом своим звучанием. Играло что-то в жанре хип-хопа, с глубокими ударами электробарабанов, и четкий голос безукоризненно читал текст под эти метрономные удары.
Лилит было скучно, и она решила устроить для себя веселье в виде танцулек. На ней были надеты лосины до колен и топик, все способствовало расслаблению и танцам. Лилит пустилась в веселый танец, потрясающе сливаясь в танце с битами.
Вампир услышал громкие и устойчивые удары, кучу каких-то сэмплов и вставок, и голос, читающий свой монолог. Левиафан кинул перо на стол, сложил руки на груди и уставился в стенку, словно умел видеть сквозь нее и заодно сквозь пол. Затем он хлопнул рукой по столу так сильно, что все, что на нем стояло и лежало, подпрыгнуло вверх.
Левиафан шел к первому этажу, затем около арки остановился, аккуратно выглядывая из-за угла. Ему открылся вид почти на весь первый этаж, в том числе и на Лилит. Она плясала так, как будто была одна на этом свете, и никто не мог ее увидеть, так, как будто это был последний танец, от которого никак нельзя было отказываться.
Левиафан облокотился на проем в арке и убрал руки в карманы, хмуро и в тоже время с удовольствием наблюдая за девушкой. Неожиданно Лилит взмахнула ногой вверх. Все было бы ничего, но вампир успел заметить в этом движении не совсем обычную вещь. Когда нога поднялась вверх, колено было почти на уровне лба, но обе ноги были идеально ровные. Общая картина напоминала вертикальный шпагат. Бесподобное равновесие, Лилит застыла на некоторое время в этой позе, ни разу не пошатнулась, словно всю жизнь так ходила.
Левиафан нахмурился и начал следить за ее телодвижениями. Он уже не раз видел, как Лилит танцует, но такого он не видел никогда. Вампир дослушал песню до конца, досмотрел танец, и пока не заиграла следующая, успел выключить музыкальный центр, и изловил девушку.
– Лилит, ты знаешь…нет, ты понимаешь, что значит, мне нужна тишина на некоторое время? Это значит, что в доме и в кабинете не должно быть никаких лишних, громких, отвлекающих, бесполезных звуков!
– Заткни уши! – посоветовала Лилит, недовольно разглядывая его и музыкальный центр.
Левиафан вздохнул и посмотрел в пол. Девушка подошла к столу и снова включила музыку.
– Как же мне не хватает моего любимого друга паука… Пара минут безумных криков и тишина на весь день. – Сам с собой разговаривал вампир, так как Лилит не слышал его из-за музыки.
Он начал раздражаться из-за того, что его просьбы и желания напрочь игнорируют. Он снова подошел к центру и нажал кнопку «выключить», а для полной уверенности еще и вытащил из розетки шнур. Лилит сверкнула бешеными глазами и хотела было подойти, чтобы снова включить музыку, но Левиафан не пускал ее.
– Милая, одна ошибка в документах закончится тем, что нам придется ждать еще три месяца! Может ты все-таки подождешь лучше полчасика, и дашь мне возможность заполнить чертовы бумажки, а? – К концу предложения Левиафан уже кричал на нее, поедая черными глазами.
– Хорошо! – обижено сказала Лилит, развернулась, быстро натянула штаны, кофту и выскочила на улицу.
– Ну и чудненько! – улыбнулся он, и со спокойной душой пошел дописывать и подписывать бумаги.
Как и обещал, он закончил всю тягомотину с документами где-то через полчаса и довольный со стаканом виски сидел внизу, в гостиной, ожидая возвращения Лилит. Но прошел час…два…три.
Девушка вернулась только под вечер. Она аккуратно приоткрыла дверь и в щелку посмотрела во внутрь. Левиафана нигде не было видно, и тогда она решила быстро прокрасться в ванную. Но план был разрушен еще до начала осуществления. Как только дверь открылась полностью, и Лилит вбежала в дом, тут же столкнулась с вампиром. В коридоре было темно, и девушка испугалась, не ожидав такой внезапной встречи. Левиафан обнял ее и улыбнулся.
– Как погуляла? – спросил он, внимательно разглядывая ее лицо.
Хоть и было темно, он-то все равно прекрасно видел, что кожа в некоторых местах была в царапинах, и пара кровоподтеков. Глаза были наполнены страхом и новой паникой. Они носились по всем стенам и потолкам, ища чтобы такое ответить, и быстро смыться в ванную, потому что Лилит тоже знала, что у нее с лицом.
– Шикарно! Если так можно сказать… – Лилит выдавила дурацкую улыбку и совсем недружелюбно посмотрела в глаза Левиафана.
– А с лицом чего? – издевательски спросил он.
– Упала! Что не видно? – Лилит оттолкнула его от себя и хотела пройти мимо, но он схватил ее за руку и так фальшиво улыбнулся, что ей захотелось съездить кулаком по этой гнусной и ехидной улыбке, появившейся в полумраке.
– Я, конечно, много раз видел, как люди падают и что на них остается после этого, я сам не раз падал…Но чтобы так, никогда! Знаешь, на что это больше похоже? На то, что ты опять куда-то встряла, и, судя по всему с кем-то еще и сцепилась. Глядя на отметины на твоем лице, могу смело предположить, что сделаны они женщиной… Хотя сейчас и мужики такие же, только и умеют когтями размахивать…Но это неважно! Так, значит, была стычка с женщиной! Чего не поделили? Я вроде дома был… Ах, как жаль, что не я стал яблоком раздора!
– Да мы все поделили! Не видишь что ли? – вскрикнула Лилит, указывая на свое лицо.
– Нет, это результат дележки! А я бы хотел знать причину! Надеюсь, это не глобальный секрет? – зашептал Левиафан, оглядываясь по сторонам.
– Нет, но тебе это знать ни к чему! – ответила она и прошла мимо.
– Йод и зеленка в ванной, на второй полке!!– крикнул Левиафан ей в след и растянулся в довольной улыбке.
«Ну, не могу же я так просто оставить ее в покое!» – вампир чуть ли не в один присест добрался до ванной и выглянул одним глазом из-за угла.
Лилит промачивала перекисью водорода царапины на лбу, и каждый раз дотронувшись до ранки, лоб покрывался морщинами. Каждое прикосновение к царапинам было достаточно болезненно. Левиафан стоял и злорадно подглядывал.
– Ну, так все же, что там случилось? – чуть ли не прокричал он.
Лилит подпрыгнула на месте, задела открытый пузырек с перекисью, который благоприятно упал в раковину и разбился.
– Да что с тобой, а? – закричала она, оборачиваясь к нему. – Не лезь ко мне!
– Тихо, тихо, не кричи! – спокойно произнес он. – Я не лезу, я даже не прижимаюсь к тебе!
– Левиафан! Будь так любезен, выйди отсюда, ты мне мешаешь, – Лилит гневно сузила глаза и посмотрела на него осуждающим взглядом.
Вампир поднял глаза к потолку и сделал задумчивый вид, засунув один палец в рот, как будто он забыл очень важную информацию, которую надо было вспомнить и желательно прямо сейчас.
– Какая знакомая ситуация! – загадочно произнес он. – Где-то я это уже видел. Дай кто-нибудь мне памяти, это было сегодня утром, когда я сказал, что мне нужна тишина, да я просто умолял о тишине. И как ты думаешь, что я получил? Правильно, ничего хорошего. А сейчас ты на моем месте! Не правда ли злит, а? Меня очень! Я прям, негодовал сегодня! А ты сейчас? – Левиафан захлопал глазами, как кукла, ожидая ответа от Лилит.
И она ответила четко, коротко и ясно, швырнув в назойливую муху каменную мыльницу. Она попала прямо в дверь над головой вампира, а вывалившееся мыло приземлилось ему на голову.
– Я сказала: вон отсюда! – недовольно закричала Лилит, отворачиваясь от изумленного вампира.
– Грубо, мадмуазель, грубо! – он поднял мыльницу с пола и вложил в нее кусок ароматного мыла. Затем посмотрел на трещину в двери от удара. – Милая, а почему бы тебе не прекратить разрушать дом? Он-то в чем виноват? В том, что, мягко говоря, ты не уравновешена…
– Что? – Лилит налетела на смеющегося Левиафана и принялась метелить его.
Но радость была не долгой, он быстро скрутил разъяренную девушку, насмеялся вдоволь и внимательно взглянул на нее.
– Ты сегодня просто не укротимая. Настоящая фурия. Кто же посмел на тебя напасть? Мне даже страшно, я бы не рискнул, – Левиафан все-таки решил позлить и без того взбеленившуюся девушку.
– Ты не отстанешь от меня, да? – вздохнув, спросила она, устало разглядывая издевательское выражение лица. Он отрицательно покачал головой, продолжая весело улыбаться. – За что мне это?
– Тебе? Это за что мне все это? – удивился Левиафан непонятному возгласу девушки. – Давай, рассказывай, что с тобой приключилось!
– Да ничего, собственно говоря… – Тихо сказала Лилит. – Я поехала в кафе, пообедать, и все было тихо и хорошо. Но перед выходом я решила зайти в туалет. Мне на встречу выходила какая-то дрянь, которая задела меня. Я бы ничего ей не сказала, но она начала кричать, что я неуклюжая лошадь и все такое. Я ответила, она тоже, потом с диким воплями вцепилась мне в волосы. К туалету подбежала толпа людей и все они стояли и просто смеялись, тыкая пальцами или комментировали, куда ударить и как. Наконец, появился охранник и еле растащил нас. Ему, конечно же, тоже досталось, причем по-моему больше, чем нам с этой несчастной истеричкой. Но кроме него ни один идиот не попытался нас разнять!
Левиафан улыбался и поглаживал обиженную девушку. Затем он сел на бортик джакузи и посадил ее к себе на колено.
– Я бы тоже не полез в женские разборки, – восторженно сообщил он.
– Да с тобой вообще все понятно! Ты полезешь куда угодно, только не помогать мне! – гадким голосом сказала Лилит.
– Ох, – послышался удивленный возглас вампира. – Как тебе не стыдно, милая! Не хочу набиваться на комплементы, но прошу заметить, мисс, я уже не раз спорил с твоей судьбой, которая так старательно тащит к тебе в гости смерть. И пока я всегда побеждал, в противном случае ты была бы уже в объятиях ада! А женские разборки – это очень опасная штука, как ты и сама сказала, страдают больше всего те, кто пытается разнять и утихомирить разгневавшихся дам. Хотя была бы ты в тот момент со мной, я бы не допустил этого. Девушки, такие хрупкие, такие безумные, по-моему мнению, не должны выяснять что-то с помощью рукоприкладства, чего вы делать совершенно не умеете к тому же. Женщины на протяжении веков так умело забалтывали всех, кого хотели, и я с трудом поверю, что в настоящее время вы разучились разговаривать. Драка – это мужское занятие, не потому что мы не умеем разговаривать, а потому что такие взаимоотношения устанавливались с момента, когда люди еще жили в пещерах и делали палки-копалки. Мужская особь, неважно в мире животных или в мире людей, всегда должна уметь и быть готовой ответить другому самцу. Мужчины демонстрировали друг другу силу, кто сильнее тот и прав. Женщины обходились своим мозгом и языком, и у них это получалось так идеально, так же как и у мужчин размахивать кулаками. Так что, на самом деле, для меня дико наблюдать женскую драку, тем более как вы это делаете, честно говоря, плакать хочется. Вообще, драка – это прерогатива животных, к нашему великому счастью они не умеют говорить, и с помощью агрессивного поведения они добиваются самку, охраняют территорию и защищают детенышей. Но люди, которые так старательно кричат на каждом углу, что они не животные, опускаются до их уровня, только хуже, размахивая кулаками. Но опять же, мужскому населению это простительно, нам просто нравится получать по лицу или наоборот раздавать.
– Ха-ха, – рассмеялась Лилит. – мужскому населению?
– Ну да, а что смешного? – изумился Левиафан, разглядывая сверкающие глаза девушки.
Она ерзала у него на коленях и смеялась.
– Мне просто кажется, что мужское население в настоящее время вовсе не мужское! Мое поколение ужасно, но то, что идет после меня, не поддается описанию! Там нет мужчин, там жалкое подобие. Я уже настолько на них насмотрелась во всяких заведениях и на улицах, это ужас! В университете чаще всего начиналось представление уродцев и доходяг. Это не ребята, это спирохеты с тончайшими ножками, примерно такие же по размеру, как мои руки, такая же сигарета торчала у этой спирохеты изо рта, а из под футболки тридцать восьмого размера висели тоненькие ручки…И вот это вот мужчина? Это экспонат по анатомии! И они не способны защищать и отстаивать кого-либо или что-либо, да и вообще вести себя, как мужчины. Я тебя уверяю, им не нравится получать по лицу, хоть они и умеют только это!
– Ну, так ты можешь расслабиться! – улыбнулся Левиафан – У тебя есть я! Смотри, даже мышцы есть и тут, и тут…Короче, на спирохету с сигаретой или экспонат по анатомии я совсем не похож!
Лилит с улыбкой смотрела на само выражающегося мужчину, на его легкую улыбку, на его руки, и все больше понимала, что он действительно, именно тот мужчина, которого она хотела бы всегда видеть рядом с собой.
– Милая, а что ты сегодня исполняла? – прищурив глаза, спросил он.
– О чем ты? – Лилит не очень поняла вопрос.
– Я о твоем танце… Такое ощущение было, что у тебя ноги деревянные и совершенно не умеют гнуться… Что это было?
– А, – улыбнулась Лилит. – Я занималась пять лет гимнастикой, для меня не проблема согнуться как угодно, или исполнить ласточку, грубо говоря, на канате. Мне нравилось, но к семнадцати годам надоело. Даже не надоело, просто я не нашла в этом смысла. Такому умению в моем будущем места нет, поэтому решила бросить. Хе-хе…а ноги до сих пор так умеют делать!
– Гимнастка значит? – удивился Левиафан. – Ну, так это же прекрасно! Это многое объясняет! Особенно то, почему тебе так тяжело ломать кости и твои бесподобные шедевры в постели.
Он пробежался пальцами по ее колену и уткнулся носом в ключицу. Рука бесцеремонно потянулась к молнии на кофте, в то время. Медленное жужжание молнии и растущая страсть. Она завладела им настолько сильно, что он боялся переломать и разорвать ее маленькое тело в руках.
Лилит улыбнулась уголком губ и резко вскочила с колен, и неодобрительно посмотрела на растерянного вампира.
– Даже не думай, – строго сказала она, и погрозила пальцем.
Левиафан слегка опешил на некоторое время. Разгоряченный страстью, взбудораженный желанием и покоренный похотью, он яростно смотрел на нее, ничего не понимая.
– Это еще почему? – прищурился он, пристально смотря на девушку.
Она молча, с едва заметной улыбкой, застегивала молнию, и этот звук для вампира был хуже, чем звуки апокалипсиса. Левиафана всего затрясло.
– Потому что я не хочу! – со всей серьезностью заявила Лилит и пошла на выход.
Левиафан вскочил и захлопнул дверь у нее перед носом, прижав ее к деревянной поверхности.
– Ты что, с ума сошла? Ты не можешь бросить меня в таком состоянии! – жалобно взмолился он, копошась носом у нее в волосах, жадно вдыхая аромат.
Желание уже просто обуревало его. Но Лилит решила отдаться не ему, а мести.
– Неужели? Холодная вода сзади тебя, иди, окунись! – Лилит с наслаждением разглядывала перед собой деревянную дверь, распростертые пальцы и ладонь вампира на ее поверхности.
– Милая… Милая, ты врешь, ты специально так говоришь… Это страшная месть за что-то, не очень понимаю за что, но… Я тебя не отпущу! – зашептал Левиафан ей на ухо, прикасаясь губами к виску.
– Ты пойдешь против моей воли? Хочешь, чтобы я тебя возненавидела? Тебе давно уже пора научится держать себя в руках, тебе сколько лет-то! А ведешь себя, как пятнадцатилетний мальчишка!
– Лилит! Я еще не желал так ни одну женщину за все мои годы, так что у меня дебют! Еще ни одна женщина не вызывала во мне такую лавину эмоций, которую я, конечно же, могу контролировать, но я не хочу этого делать!
Лилит улыбнулась, насаждаясь ситуацией, трепещущим сзади вампиром и своей местью.
– Господи, какие же вы все-таки ничтожные, мужчины, когда есть возможность близости с женщиной! Неважно, сколько вам лет двадцать, тридцать, четыреста восемьдесят шесть, мы все равно имеем над вами страшную и сильную власть, судя по всему она вам еще и нравится, так ведь? – Лилит обернулась к нему и гордо вскинула голову, впиваясь глазами в улыбку вампира.
– Самое страшное, это когда желанная женщина начинает понимать, что теперь она может манипулировать и стать высокомерной стервой, как делаешь ты, милая. Только вы, милые дамы, забываетесь! – вампир усмехнулся, и молния снова поползла вниз, обнажая нежную ключицу. – Вы играетесь и провоцируете мужчин, думая, что вам все можно… Но мы-то сильнее… Понимаешь, милая? А вы любите силу…
Вампир так нежно обцеловывал шею, надеясь, что девушка смилуется и позволит ему приблизиться. И ей, безусловно, были приятны эти ласковые старания и она почти поддалась, но эго взыграло внутри. Лилит уперлась руками ему в грудь и отпихнула от себя.
– Нет! – твердо и настойчиво сказала она, нащупывая дверную ручку. – И даже не думай воспользоваться своей силой, я тебя никогда не прощу!
Лилит вышла из ванной, громко хлопнув за собой дверью, оставив Левиафана одного. Его скрутило пополам так, словно мячом попали в пах, или начались сильные колики в животе, лицо исказилось злостью и негодованием. Ему просто хотелось выть.
Желание дергало его как марионетку, только вместо нитей проходили длинные и тонкие, оголенные нервы, как провода. Пальцы на руках и ногах сводило от злости. В тот момент ему хотелось убить ее, разорвать на части и разбросать по дому. Ему хотелось взорвать ее и скормить останки собакам. Под коленной чашечкой все аж свербело, казалось, что ноги выворачивало наизнанку. Он не услышал нотки «да» в ее категорическом «нет», и он не мог преступить через «нет», наплевав на ее желание, хоть и знал, что оно у нее есть. Левиафан, не раздеваясь, прыгнул в ванную и встал под холодный душ, пытаясь затушить страстный, пылающий огонь внутри себя. Ему казалось, что ледяная вода, как сотни тысяч ножей, втыкалась в кожу, забирая себе частичку умирающего огня, а злость оставалась внутри. Он слегка высунул голову из-под душа и засунул в рот сигарету. Желтый фильтр тут же намок от прикосновения мокрых губ, а сама сигарета покрылась серо-влажными пятнами.
«Стерва… У женщин вообще что ли чувств никаких нет? Неужели ей самой не хочется поддаться животному инстинкту? Да конечно хочется! Просто «мы настолько гордые и такие независимые», сами с ума сойдут и мужика доведут! Это же надо быть настолько непоследовательными! Где-то они не могут себе в чем-то отказать, а где-то… такой спектакль разыгрывают, что хочется прибить! И о какой искренности я говорю, если коварные женщины элементарно не могут быть искренними в столь святом месте, как постель? Они вообще когда-нибудь говорят правду? Хоть бы раз услышать ее из уст женщины! Или это все-таки невозможно? Как же они любят лишать и себя и других удовольствия… Кто вообще сказал, что они – прекрасный пол? Это ужасный пол!»
18
Белая пена кругом казалась мягкой периной, воздушной и легкой, вообще не существующей. Пена на воде и на нежных плечах, и на черных волосах, неизменная пена, состоящая из маленьких пузырьков, которые нежно взрывались, совсем бесчувственно.
Они сидели друг напротив друга в сплошной пене, и, улыбаясь, рассматривали некое подобие счастья в сияющих глазах, заранее зная, что это всего лишь подобие. И так становится глухо на сердце, когда понимаешь, что кругом фальшь, и с ней не бороться надо, а мириться, как будто это что-то посланное свыше.
Левиафан поднял на ладони белую пену и пересадил ее на носик Лилит. Девушка улыбнулась и попыталась сдуть ее, но ничего не получалось. Белый кусок несчастно трепыхался и даже пытался заползти наверх, к бровям, но как только дуновение прекращалось, он лениво опускался назад, наивно надеясь, что от него, наконец, все отстанут.
Уже более двух часов они просто молчали, только неотрывно смотрели друг другу в глаза. Там, в глубине черных зрачков, как будто показывали диафильм с предсказаниями на ближайшее будущее, и от этого просмотра нельзя было отказаться. Они смотрели так, словно другого такого шанса у них больше никогда не будет, и они оба это понимали, и это знание совершено не расстраивало их, потому что они не верили, а ведь очень многое зависит от веры. Поверив в свои силы, можно достичь небывалого. Главное искренне верить.
Два часа тишины и веры нисколько не беспокоили их, это нормально. Молча смотреть друг на друга – не значит, что сказать больше нечего, не значит, что все уже сказано. Порой глаза, как ни странно, умеют говорить, объяснять лучше, чем язык. Глаза могут лучше врать, чем бескостный орган. Есть шанс утонуть только в языке и словах поэта, а при встрече любых взглядов можно не очнуться от сказки, так и существовать потом в чужих зрачках. Язык не кажется настолько беспомощным, как могут казаться глаза. Глаза – это не зеркало души человека, это его все. А глаза, погрязшие в любви, лопочут намного больше слов, чем язык. И самые тяжелые фразы, возможно, прочитать только в глазах, когда язык отказывается их произносить. И для каждого эти фразы свои. Для каждого что-то тяжело по-своему, но большинство боится слов любви, прощения и раскаяния. И на такие случаи у человека есть глаза. Так что, если не слышно звучащих в воздухе слов, это не значит что нечего сказать, нужно всего лишь внимательно смотреть и смотреть на то, что есть на самом деле, а не на то, что хочется.
А вокруг все также плавала белая пена. Возможно, она служила неким проводником между двумя телами. По ней, как по проводу, бегали туда-сюда импульсы. Их надо было принимать, потому что они были ужасно настойчивы, и переубедить их было невозможно. Белая пена была важной частью между ними. Ее бледно-белый цвет нес в себе особый смысл, важный, глубокий и больной смысл. И его нельзя было упускать. Но кто же заподозрит смысл в белой пене, сидя в ванне? Кем надо быть, чтобы начать искать его безупречность? Да, наверное, и не надо его искать и кем-то быть, но бледно-белый цвет обволакивал наслаждающуюся друг другом пару, словно утренний туман. А в густом тумане люди чувствуют себя более неуверенно, чем в ароматной белой пене, в ванне. Находясь в тумане, хочется говорить хоть с кем-то, лишь бы только тишина не терзала своим мрачным присутствием. А бледно-белая пена располагает к бледно-белым свечам с бледно-желтыми огоньком, который вот-вот затухнет. Но нет, он трепещет из последних сил, поглощая воздух, чтобы подпитать себя, с каждым разом бороться у огонька получается все хуже и хуже… А он старается, наивно полагая, что под ним еще такой толстый и длинный кусок воска в виде свечи, что он просто не может затухнуть, ему еще гореть и гореть, долго и непринужденно. Но что-то в трепещущем огоньке чувствует и заставляет хватать жизненно-важный кислород для разгорания. И никто, ни огонек, ни свечка, ни какое-то чудо не замечает, что в воздухе висит огромное ведро с водой, и оно медленно переворачивается, создавая угрозу всемирного наводнения.
Уже более трех часов они просто молчали, а вокруг все также плавала белая пена. На краю джакузи одна из свечей затухла, и Левиафан, как опытный спасатель, быстро зажег ее снова, не дав остыть фитилю. Еле заметная струйка дыма взвилась к потолку, с воодушевлением разглядывая вновь загоревшуюся свечку, словно так и должно быть. И сколько бы свечек, расставленных вкруг не гасло, Левиафан сразу же воскрешал их, как будто ему больше всех надо было! Ему уже и надоело чуть что спасать бледно-белую свечку, но уж больно она нравилась ему. У него всегда была наготове спасательная вспышка. Он настолько был занят спасанием жизней огоньков вокруг себя, что также не замечал ведра с водой.
Уже более четырех часов они просто молчали, а вокруг все также плавала белая пена, и она уже не так нравилась. Как будто она просила добавить красного цвета в ее безвкусную палитру, нагло выпрашивая этот цвет из синих жил. И глупые люди поддаются этим мольбам, разламывая русло реки и впуская свою жизнь в бледно-белую пену. А как она ловко прикинулась другом в начале, заставив полностью довериться ей, как матери. Обманщица и безжалостная предательница, забравшая мысли и жизнь, одарившая слепотой и уродством. На самом деле белый цвет не несет в себе ничего белого, в нем больше черни, чем в черном квадрате. Белая лицемерная пена – какой же убийственный цвет. И лучше в жизни довериться черному цвету, ибо, если он предаст, будет не так обидно, в отличие от белого цвета чистоты и невинности и одеяния смерти, который несет в себе столько грязи, от которой потом невозможно отмыться, и сил на это нет. Сколько существует боли в белом цвете на самом деле, столько нет даже в аду, а все наивно продолжают доверяться ему. Ложь укутана в белое покрывало, и ей поют колыбели. И там все наоборот, под детскую песнь она просыпается и забирает жизненные соки очередного доверчивого дурака! И все по-прежнему боятся честного черного цвета, у которого все лежит на ладони, а чужие страдания и боль он прячет в себе, чтобы не передавать негативных чувств другим. Кровь на черном почти не видно, и проходя мимо не складывается противных ощущений. Кровь на белом цвете выказывает всю ярость и грубость жизни, пытаясь еще и прикинуться хорошей.
Уже более четырех часов они просто молчали, а вокруг все так же плавала лживая белая пена.
19
Лилит шла вдоль стеллажей со всякой всячиной. Впереди нее, с легким дребезжанием, ехала пустая железная телега. Что-то надо было взять, что-то поесть, попить, что-то, чтобы жить, а что, на ум не приходило. Кругом было все, что надо и что не надо, но что конкретно надо было девушке, она уже сама не знала.
«Сколько же здесь хлама, и как он отвлекает от того, что действительно нужно. Зачем так сильно загромождать полки и мозги людям? Где мне здесь еду искать? Кругом одни безделушки, игрушки, одежда, обувь, какие-то запчасти… О, ужас! Больше не поеду в такие «супер» огромные и «супер» ненужные магазины, в которых есть все, и в тоже время как будто ничего. Где здесь вообще продукты? Ух, как меня это все злит!», Лилит нервно оглядывалась по сторонам, пытаясь найти глазами вывеску с надписью «продукты».
Неожиданно в начале коридора непонятно откуда выскочил Левиафан с большим горшком в руках. Из коричневого «ведра» торчало огромное дерево, с длинными листьями и толстым, темно-коричневым стволом. Лилит прищурила глаза, пытаясь разобрать, что конкретно тащит вампир вдалеке. По мере его приближения, она смогла разобрать мохнатый ствол пальмы и ее пальцеобразные листья.
– Смотри, чего я нашел! – крикнул он, находясь в метрах пяти от нее.
Лилит вздохнула и слегка повисла на телеге.
– Ну и на кой черт она нам нужна? – недовольно спросила она, разглядывая несчастное дерево, болтающееся в руках у довольного вампира.
– По-моему очень милая штука! – буркнул Левиафан, окинув взглядом верхушку пальмы, а затем поставил горшок в телегу. – Ты уже полчаса катаешься с пустой телегой по магазину! Вот, пусть эта пальма хоть чуть-чуть ее утяжелит!
– Левиафан, мы, по-моему, приехали за едой! Я, конечно, понимаю, что тебе все равно, что в этой телеге будет, пальма или окорок, но ты знаешь, я об этом немного беспокоюсь, ибо мне не все равно! Я уже полчаса катаюсь с пустой телегой, потому что не могу найти продукты питания! И ты еще тут со своими деревьями!
Левиафан показал ей язык и покатил впереди себя телегу с одинокой пальмой. Периодически его рука что-то быстро выхватывала со стеллажей и так же быстро опускала в телегу. Причем он даже особо не смотрел надо это или нет, ему просто понравилось что-то в том или в другом предмете.
– Лилит, эта пальма моментально придаст совершено другой вид первому этажу. Знаешь ли, по мне, так зеленые листья – это цвет жизни! Ради этого дерева и его жизни я готов даже шторы открывать, и пускать мерзкое солнце в комнату и его лучи для фотосинтеза.
