Текст книги "Эксперимент (СИ)"
Автор книги: Валерия Нелидина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 59 страниц)
Лилит не любила говорить на тему общества, зная бессмысленность этого остро стоящего вопроса. Ей хотелось прожить свою жизнь и спокойно умереть в старости, и не растрачивать силы и мозговую деятельность на пустые разговоры об озверевшем, деградирующем обществе, которое все равно никогда ничего не поймет, пока не вымрет. Оно просто не собирается что-либо осознавать. Да и как можно что-либо осознать, если практически у каждого на голове блестит искусственная корона? А к короне с претензиями не подходят, ей должны только поклоняться! Смешно. В любом случае «Я не такой!» всегда будет парить в воздухе.
Общество не хочет понимать, что его уже даже обществом трудно назвать. Скотов не называют обществом. Это равносильно тому, чтобы надеть корону, сделанную из картона золотого цвета, на голову корове и назвать ее частью общества. И то, корова быстрее поймет, что надо делать, а что совсем ни к чему и позорит ее как личность.
Левиафан же напротив, не мог держать язык за зубами и руки в кармане. Он прожил почти пять столетий, видел, какое все было и куда все это опустилось, и как это все не собирается подниматься. Ибо в грязи кататься намного приятнее и удобнее, словно с детской горки, чем хвататься голыми руками за острые камни на отвесной скале и пытаться добраться до вершины.
Его все это так злило, раздражало…но он, так же, как и Лилит, так же, как и некоторые люди, был совершенно бессилен что-либо исправить в падшем обществе XXI века. Невозможно взвалить себе на плечи толпу зазнавшихся людишек с их блестящими коронами и лезть на вершину этой скалы, пытаясь поднять то, что не хочет подниматься. Надо быть не просто титаном, а самоотверженным и верующими кретином, чтобы тащить за собой мертвый груз.
Но вампир мог исправить все только одним способом – уничтожить всех, кто попадется в поле зрения. Но и это не вариант. Такой поступок ничему не научит, а сил отнимет слишком много. Все же не все законченные, безнравственные уроды! А ходить и спрашивать «ты хороший или плохой?» – бредово, а выглядеть будет еще бредовее. Но рассуждать и думать о гниющем современном мире и его мерзких выбросах и отбросах никто не запрещал.
– Чем конкретно займешься ты? – улыбнулся Левиафан, продолжая играть.
Он был как заведенная игрушка, которая никак не могла остановиться, пока не кончится заряд. У вампира был нескончаемый запас энергии, запас любви к инструменту и его звучанию.
– Я? – удивилась Лилит. – О чем ты?
– Ведь мой розыгрыш с пауком и ядом не может быть не отомщен… – взглянул он из-за плеча. – Так чем ты займешься?
Лилит встала и растянулась в гадкой улыбке. Она вальяжно прошлась по комнате, заложив руки за спину и приподняв голову к потолку. Вампир косился на нее и усмехался. Что она могла сделать ему в данный момент? Ничего. Внезапно, Лилит остановилась и подошла к нему.
– Ты как всегда прав, мой милый вампир! – прошептала она ему на ухо, прикасаясь губами к нежной коже. – Не будь настолько самодоволен!
Лилит со всей силы захлопнула крышку пианино, пока вампир играл. Внезапная тишина, перемешенная с хрустом костей.
Лицо Левиафана перекривилось больше не от злости, а от внезапного приступа боли. Сумасшедшей боли, которую едва можно было терпеть, не разрывая при этом плоть зубами. Снова звезды перед глазами, и горячие волны в пальцах. Лилит перестала улыбаться, закусив нижнюю губу, просто ожидающе смотрела на него. Он не шевелился, глаза были закрыты, и только грудь яростно вздымалась вверх и вниз.
«Темнота…Я гуляю один в лесу, мой организм расслаблен, голова чиста и не забита различными мыслями. Здесь никого нет. Лилит вообще не существует. Она никогда не существовала. Ее нет. ЧЕРТ! Не получается! Потому, что она ЗДЕСЬ…Я чувствую ее, я слышу ее. И это ее вина!».
Левиафан вскочил, схватил девушку за плечи и, преодолев всю комнату, влетел вместе с ней в противоположную стенку. Она даже не успела испугаться и вообще что-либо понять, настолько все быстро произошло. Зеленые глаза бессмысленно разглядывали свирепое лицо вампира, острые клыки и черные глаза.
– Что тебе сломать? – спросил он. – Что самодовольный вампир может сломать тебе, а? Палец, руку, ногу…Может позвоночник?
– А как на счет того, чтобы ничего мне не ломать? – окинув его нежным взглядом, спросила Лилит.
Она провела пальцами по его запястьям, ласково обхватывая их. Левиафан взглянул на эти маленькие пальчики. Руки, в два раза меньше, чем у него, выглядели как несчастные ниточки, на черном стволе многовекового дерева. Такие хрупкие и аккуратные руки – их нельзя было ломать снова.
– Ты маленькая дрянная зазноба! – произнес он, перехватывая ее за запястья и подтягивая к себе. – Ты самоуверенна до чертиков! Откуда в твоем хрупком теле столько самоуверенности и бесстрашия?
– А почему я должна бояться, если сейчас твоя очередь бояться? – улыбнулась Лилит.
– Да неужели? – рассмеялся Левиафан.
Лилит чувствовала, как он притрагивается к ее шее, уху, уже зажившие пальцы игрались в волосах.
– Да! – сказала Лилит, схватила его за руки и вывернулась, и вампир оказался у стены. Девушка уткнулась носом в его шею. – Ты потрясающий, когда выходишь из себя! Я готова злить тебя только из-за того, чтобы посмотреть на естественную ярость, которая так сладко перемешана с нежностью и похотью. Позволь мне насладиться твоей сущностью…
– Ты энергетический вампир… – прошептал Левиафан, запрокидывая голову и закрывая глаза. – Только ты плохой вампир. Ты питаешься негативными эмоциями. Твое нутро, твоя сущность, все твое тело требует зла, оно жаждет чужой боли, чтобы впитать ее в каждую клеточку…
–…Угу… – Лилит дотронулась губами до его шеи. – Дай мне эти эмоции …
– Хочешь зла? – спросил Левиафан, взглянув на нее исподлобья. – Ты хочешь боли? Агрессии? Негатива? Чтобы вся эта эмоциональная дрянь текла по твоим венам? Я дам тебе их…
Он схватил ее и поволок наверх, в то место, где мужчине простительно вести себя, как грубому мужлану. Простительно позволить себе чуть лишнего по просьбе женщины. Простительно отдать боль и получить вместо нее наслаждение.
11
Ветер разбушевался на улице. Он склонял деревья к земле, растрепав желтые листья, оголив безликие макушки. Конец сентября был уже более или менее похож на предвестника зимы, чем его начало.
Лил беспробудный дождь, смачивая почву, хоть и в этом уже не было нужды, так как все растения потихоньку уходили на покой. Каждая травинка начинала сверху чернеть, и потом чернь медленно пожирала зеленый цвет, убивая травинку. Но все равно, на деревьях было еще достаточно листьев, хоть и яркость их тускнела. Просто дождик и все. Серые тучи висели так низко над землей, что вот-вот должны были расстелиться в виде утреннего тумана. Но нет, тучи продолжали висеть над миром.
Лилит заваривала чай в то время, как Левиафан мечтательно смотрел в окно. Они уже не открывались, потому что девушка мерзла, а вампиру было все равно на воздух и его свежесть в доме, на холод и жару.
– Если бы я попросила тебя о чем-нибудь, ты бы сделал это? – спросила Лилит, усаживаясь напротив него за стол.
– Думаю, да! Если это «что-нибудь» не подразумевает под собой существительное вечность или мою смерть! – улыбнулся вампир, обратив взор на девушку.
– Дело не в вечности! – обиженно воскликнула девушка – А если это «что-нибудь» займет у тебя слишком много времени, но оно мне очень надо? – приподняв одну бровь, спросила Лилит.
– О, милая. Я даже не знаю, чего мне не жалко больше: деньги или время! И того и другого у меня навалом! Что ты хочешь? – он поставил вопрос прямо.
Лилит взглянула на кружку и почему-то покраснела. Вампир заметил неясное смущение и усмехнулся.
– Ты стесняешься просить меня о чем-то? Тебе стыдно из-за этого? – удивился он. – Разве просить – это стыдно?
– Нет. Просто я себя чувствую неловко…– улыбнулась девушка.
– Ты должна чувствовать себя неловко, когда ножами в меня кидаешься и руками размахиваешь, а в этой ситуации ты не должна себя так чувствовать. Нет ничего постыдного в просьбе, даже ко мне! Я же тебя не укушу за это…хотя, может с этим утверждением я и поспешил! Я понимаю, что тебе не хочется от меня зависеть ни в каком виде, но милая…другого выхода у тебя собственно и нет! – улыбнулся Левиафан, разглядывая ее голодными глазами.
– Я хочу, чтобы ты научил меня играть на пианино! – выпалила Лилит, взглянув в его глаза.
Он замер, словно услышал смертный приговор с его именем и избежать его никак нельзя.
– Чего? – не удержался он, выпучив глаза.
Лилит покраснела еще сильнее и отвела глаза в сторону.
– Знаешь, Лилит, утверждение «на это понадобится много времени» в данном случае не имеет место быть! На это понадобится очень много сил и терпения, причем не только твоего, но и моего! Искусство, абсолютно любое, требует силы, волю и желание. Есть ли у тебя это самое желание? Ты знаешь насколько оно должно быть сильным, чтобы сесть за пианино и не вставать до тех пор, пока «Полет шмеля» не будет идеально исполнен.
– Я знаю, Левиафан, знаю. В жизни вообще главное желание, а все остальное фигня. Главное сильно чего-то хотеть и тогда можно добиться невероятного. Двадцать четыре года – это уже не тот возраст, когда все легко и просто схватывается, но у меня есть желание схватить это!
– Ну, хорошо. Пошли! – Левиафан улыбнулся и протянул девушке руку.
Они остановились около пианино. Вампир поднял крышку и указал на стул. Лилит села, нервно и боязливо взглянула на него и на клавиши. Левиафан принес еще один стул и сел рядом, улыбаясь и разглядывая девушку.
– Насколько хорошо ты обучена музыкальной грамоте? – внезапно спросил Левиафан.
Лилит нахмурилась и поджала губы.
– Вообще никак. В школе только хор был в младших классах…
– О, все намного сложнее, чем я думал… – Цинично произнес он, обращая взор к потолку.
Лилит легонько пихнула его в бок, раздражаясь его реакцией.
– «До», «ре», «ми», «фа», «соль», «ля», «си»…«ДО»! – Как пулеметная дробь, протараторил Левиафан. – Вот, что тебе в первую очередь нужно выучить!
– Чего? – удивилась она, вытянув шею. – А еще быстрее можешь сказать? Мне так лучше запоминается!
– Могу, но я не уверен на счет «лучше запоминается»! – рассмеялся он. – Смотри сюда! Скажу и покажу медленно, чтобы хуже запомнилось! «ДО»! – вампир нажал белую клавишу несколько раз.
– Я поняла! – улыбнулась Лилит, убирая его палец с клавиши. – Это «ДО»!
Левиафан усмехнулся и пожил руку ей на плечи, притягивая к себе. Лилит радостно, как маленький ребенок нажимала «до».
– Глобальный ужас в том, что «ДО» на клавишах не одна! Вот это тоже «ДО»! И это! И вот это! – вампир нажимал ноты, демонстрируя их звучание.
Они были созвучны между собой, только какая-то нотка выше, какая-то ниже.
– И это тоже «ДО»! – нажал он последнюю клавишу и скосился на Лилит.
Она была серьезна как никогда.
– Это не «ДО»! – прошептала она и помотала головой в разные стороны.
Вампир довольно посмотрел на нее и растянулся в восхитительной улыбке.
– Правильно, милая! Это не «ДО»! Это «РЕ»! Еще не все потеряно, у тебя есть музыкальный слух, что не может не радовать! Слушай внимательно. Есть октава. Вся клавиатура пианино, грубо говоря, состоит из октав. В одной октаве восемь нот, две из них называются одинаково, но одна звучит ниже и начинает октаву, другая выше и заканчивает октаву. Принято отсчитывать с «ДО» и заканчивать ей же. Это до-мажор. То есть, смотри сюда! «ДО»… «РЕ»… «Ми»… «ФА»… «Соль»… «ЛЯ»… «СИ»…«ДО»! – Левиафан отыграл гамму на первой октаве и вопросительно посмотрел на девушку.
Лилит посидела молча несколько секунд и проиграла то же самое, и таким же взглядом посмотрела на него. Левиафан цокнул языком.
– Нет, милая, так не пойдет! – раздосадовано сказал он.
– Почему? Что не так? – удивилась она, убирая руку с клавиш.
– Не, не, верни руку назад! – скомандовал он. – С такими ногтями тебе нечего делать за этим инструментом. Ногти и струнные – несовместимы ни в коем виде!
– Почему? – еще больше удивилась Лилит, пытаясь вытащить руку из его руки. – Я могу играть и с ногтями!
– Нет, не можешь.
– Почему? – недоумевала она.
– Господи, Лилит! Потому, что каждый инструмент требует правильную постановку рук. Для скрипки постановка пальцев одна, для пианино совершенно другая. Когда ты играешь на пианино, кисть должна быть приподнята вверх, как будто у тебя под ладонью лежит мандарин или яблоко, не знаю. С твоими ногтями ты можешь играть только в том случае, если положишь пальцы плашмя. От такой постановки рук не жди хорошей скорости и четких звуков! Даже лунная соната будет для тебя проблемой. Сыграть аккорд, состоящий из четырех нот перебором, с ногтями и с такой расстановкой пальцев, при этом, не задев черные клавиши просто НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО! Я даже не говорю о живой игре быстрых композиций.
Левиафан ожидающе посмотрел на задумчивую Лилит. Она перевела взгляд на свои ногти. С таким достоинством ей было жалко расставаться. Они только недавно доросли до нормальной длинны, а тут их требуют отстричь. Какая несправедливость!
Желание постичь впереди стоящий инструмент и желание сделать это с ногтями прямо терзали душу. Но Левиафан был уперт не меньше, чем Лилит. Он напрочь отказывался что-либо объяснять и показывать, пока на пальцах красовались ногти.
– А вдруг у меня ничего не получится? А я уже без ногтей, – лепетала она, жалостливо смотря на него.
– Это с ногтями у тебя ничего не получится! – строго сказал он. – Послушай, милая. Когда ты в первый раз садилась за руль, я не говорил тебе отстричь ногти, потому что, когда ты за рулем разницы нет, с ногтями ты или нет. Там, кстати, лучше не надевать шпильки. Но, садясь за пианино у тебя должны быть мягкие кончики пальцев, а не орлиные когти!
– Но… – Лилит начала было пытаться доказать обратное, как Левиафан тут же перебил ее.
– Боже мой, женщины! Почему вы считаете, что сломать или отрезать ноготь – это значит, что свет клином сошелся? Кольца, серьги, бусы, браслеты, ногти, волосы, наряды, прически…у вас голова не разрывается от всего этого? Мне дурно от одной только мысли, что вы так живете каждый день! Красите лицо, пятьсот раз на дню переодеваетесь, расчесываетесь каждые пять минут, губы подкрашиваете…Это все конечно красиво…Но вы безумны! Значит так, Лилит, пианино и ногти не совместимы! Решай сама, чего тебе надо, то или другое. Я повторять больше не хочу, пока ты с ногтями, я умываю руки!
Лилит опустила голову и надулась. Ей совсем не хотелось стричь ногти и очень сильно хотелось заниматься музыкой. За четыре дня, сколько в доме находился божественный инструмент, столько он звучал в ее ушах и сердце.
Вздохнув, она встала, нашла ножницы, и ногти, как град с неба, посыпались в мусорное ведро. Левиафан улыбнулся и похлопал ладонью по стулу. Лилит грустно подошла и плюхнулась на него.
– Я горжусь тобой, милая! – издевательски произнес он и поцеловал ее в лоб.
Девушка фыркнула в ответ и слегка поморщилась, затем нажала пальцем на клавишу.
– «ДО»?
– Ага! – довольно кивнул Левиафан, прикрыв глаза. – Дальше.
– «РЕ» – произнесла она и нажала для подтверждения следующую клавишу.
Левиафан кивнул. Лилит продолжила дальше. Но, нажав клавишу, она застопорилась.
– Я не помню, как она называется! – громко выдохнув, сказала она.
– «МИ» – сказал Левиафан с закрытыми глазами.
– Ты даже не смотришь! Вдруг я не «МИ» нажала. – Возмутилась Лилит.
– А мне и не надо смотреть! У меня идеальный слух. Я услышу каждую фальшивую ноту, даже если она будет мимолетной и прозвучит в симфоническом оркестре. Это «МИ»!
Лилит наморщила лоб и аккуратно, не нажимая следующую клавишу, погладила ее.
– «ФА»? – смущено спросила она.
– Нажми, откуда я знаю, что ты там нажмешь «ФА» или «СИ»! – пробубнил он.
Прозвучала нота и вампир довольно кивнул головой, подтверждая «ФА».
Так продолжалось, пока Лилит гоняла туда-сюда гамму до-мажор. Левиафан до глубокой ночи объяснял ей ноты, какие они бывают, шестнадцатые, восьмые, половинные, целые, их расположение на клавиатуре, заодно и на нотном стане. Объяснял, что такое такт, ритм, размер, что такое басовый и скрипичный ключи, что такое бемоли, диезы и бекары, и всю начальную музыкальную грамоту. К его удивлению Лилит быстро все схватывала и понимала. Около трех часов ночи вампир положил ручку.
– Все, Лилит, хватит на сегодня, а то тебе всю ночь будут сниться нотные знаки, а завтра в голове будет невообразимая каша! – он взял ее за руку, закрыл крышку пианино и пошел к лестнице.
– Нет, – запротестовала Лилит. – Я не хочу спать! Пойдем чаю попьем!
– Хорошо! – согласился он и сменил направление в сторону кухни.
– Тебя учили играть? – спросила она, размешивая сахар.
Левиафан улыбнулся.
– Раньше все дети обучались музыкальной грамоте, включая меня, правда, беднякам было сложнее. А чтобы достичь такого уровня как сейчас, пришлось самому учиться. Но я совершенно не умею сочинять! Композитор из меня совсем никудышный! Но я знаю очень много различных произведений, подходящих под всевозможные настроения. Осваивать скрипку пришлось в одиночку. Я справился с этой весьма нелегкой задачей, потратив на нее десятки лет. Что на пианино, что на скрипке я каждый день играл упражнения, этюды, гаммы, арпеджо, набивал пальцы! Когда я достиг неплохих успехов, то решил, что скрипка меня больше притягивает, чем пианино, и все усилия обрушил на несчастную. Покупая пианино, я никак не думал, что ты заинтересуешься такой музыкой и еще захочешь учиться играть! Я с ужасом представляю, что с завтрашнего дня в этом изнеженном доме будут постоянно звучать кривые гаммы, фальшивые этюды и неправильно сыгранные упражнения, и маленькие произведения для первых классов по фортепьяно. Это же кощунство просто! Насилие над моими ушами и бедным пианино!
Левиафан рассмеялся, Лилит наоборот нахмурилась, не оценив глумливого настроения вампира. Именно поэтому она боялась спрашивать его и просить учить, зная, что без бочки дегтя все это не обойдется.
Но Левиафану, как бы он и не хотел признавать, безусловно, было приятно, что именно он научит ее извлекать красоту из инструмента с белыми и черными клавишами. Ему было приятно, что такой совершенной музыкой еще интересуются, и не кто-то мимо проходящий, а любимая женщина. Женщина, которая соткана из возмездия, равнодушия и злобы, ее сердце покорилось многовековому звучанию. Как приятно осознавать, что, играя эту музыку, в голову невольно закрадываются мысли, что эта мелодия звучала три века назад для высшего света, императора, короля и эту музыку боготворили.
12
Спустя три дня Лилит окончательно замучила несчастного вампира четырьмя гаммами. Каждый день она сидела за бедным инструментом и гоняла двумя руками гаммы по всем октавам по пять-шесть часов.
Спустя три дня в мир ворвался неясный октябрь, прихватив с собой еще немного дождей, ветров и чуточку солнца. Хоть туч и становилось больше, огненный шар не сдавался и продолжал светить. Спустя три дня Левиафан разбудил Лилит около двух часов дня и слезно посмотрел ей в глаза.
– Милая! – прошептал он, ласкаясь к ней, как глупый, маленький котенок. – А поехали в магазин?
– В какой? – удивилась она, усаживаясь на кровати и кутаясь в одеяло.
– В музыкальный, в какой же еще! Купим тебе ноты и упражнения, что-нибудь, лишь бы я в ближайшие пару дней не слышал больше до-мажор и ля-минор. Есть одна потрясающая книжечка с подборкой этюдов, тебе на полжизни их хватит, и я не так буду с ума сходить!
– Прошло всего три дня, а ты уже скулишь! – усмехнулась Лилит, протирая глаза. – Тебе следует быть терпимее! Вспомни себя, когда ты учился! Ты же не с первого раза заиграл!
– Ох, Лилит, милая моя, – он упал на подушки, засунув руки под голову.
Девушка забрала все одеяло и легка рядом, рассматривая голый торс. У нее было на удивление хорошее настроение, хоть ее и только что разбудили.
– Когда человеку сорок лет, он орет и ругает своего ребенка, указывая, что ему можно делать, что нельзя, как себя правильно вести, а как – нет. Но уже в сорок не помнит, что двадцать лет назад, всего лишь двадцать лет, был таким же непослушным и озорным. А ты хочешь, чтобы я помнил, каким я был четыреста шестьдесят пять лет назад? Я с трудом помню, в каком году родился, а уж чего делал и как себя вел, пока был человеком – стало для меня тайной. Видишь, единственный минус бессмертия – память имеет свойство заканчиваться. Новая информация вытесняет многовековую, чтобы сохраниться в голове. Порой мне жаль, что у людей нет чудесной функции, как отформатировать. Иногда мне хочется взять и все забыть, а потом заново учиться. Чем мне еще заниматься в дальнейшие века, кроме как убивать людей?
– Меня забывать, – обняла его Лилит. – У тебя сегодня дождливое настроение! Я поняла, сегодня ты нежный мальчик, ранимый до глубины души, и как я могу причинить тебе душевные страдания, отказавшись поехать с тобой в магазин? Я, конечно, так не могу поступить! Вставай!
Лилит уперлась руками в шикарное тело и скинула его на пол. Левиафан уткнулся лицом в пол и улыбнулся. Ему, правда, было очень лениво. Он чувствовал себя существом, которое появилось благодаря скрещиванию улитки и черепахи. Состояние умиротворенности и желания на самом деле ничего не делать. Ему и на полу было хорошо, пол не имел пределов в ближайшие метры – своеобразный простор, хоть какой-то простор, где можно вздохнуть и выдохнуть.
Лилит свесила голову и посмотрела на него. Левиафан распластался на полу, словно клейкая масса, и эта масса не хотела собираться в сильного и стойкого вампира.
– Эй, – позвала Лилит. – Вставай.
– Угу… – буркнул он, даже не пошевелившись. – Ты за рулем!
– На твоей? – обрадовавшись спросила она.
Левиафан молча поднял руку и показал ей фигу. Девушка вздохнула, перекатилась на другую сторону кровати и встала.
– Пойду в ванную. Надеюсь, когда я вернусь, ты будешь похож хотя бы на ленивца, а не на жалкое подобие улитки.
Через час они вышли на улицу. Шел дождь, не сильный, но и не слабый. Кругом все было серого цвета. Под дворниками забилась сухая листва, палочки и немного грязи, принесенной ветром.
Лилит села в машину, скинула капюшон и поежилась. На улице было достаточно прохладно, градусов шесть не больше, и они довольно-таки хорошо ощущались. Левиафан сидел рядом, подпирая одной рукой голову, с полузакрытыми глазами. У него был вид плохо чувствующегося себя человека, как будто у него голова раскалывалась на части, причиняя неимоверные страдания.
«Неделя тишины… Странно все это. Ни оскорблений, ни угроз, ни жутких действий… Ничего. Куда все делось? Может у меня психологическая зависимость от ее зла? И не получая его, мне становится чертовски не хорошо? Зачем мы едем? Ах, да, упражнения… Все совсем плохо. Ненавижу, когда мой разум напрочь перекрыт. Внутри меня почему-то все так пусто, тихо и безжизненно. Как будто не я в вечности живу, а ее вакуум во мне. Куда мне деться от него? Как себя отвлечь от этого пустынного дерьма? Нет возможности сбежать. Бежать-то собственно и некуда. Я и так в проклятом мире живых, где по всей логике вещей, должна везде и всюду бродить чертова жизнь, наполненная различными идеями, движениями, чувствами…И где эта жизнь? В мире живых тягостно и пусто, и так как он не может не влиять на меня, я становлюсь таким же пустым и безжизненным… И даже Лилит здесь не причем все-таки! Это не ее вина, что я застрял в современном мире, и что у меня нет другого выхода, как только ждать взросления следующего поколения, чтобы со спокойным сердцем назвать все это уже не миром живых, а миром мертвых с живыми сердцами. Дождь. Дворники размывают его капли по стеклу, как мерзкую навозную кашу… Туда-сюда… Туда-сюда… А капли появляются и появляются, и им наплевать на щетки, которые их так унизительно топчут и размазывают. Голые дома появляются, как блохи из тумана, и так же скрываются в нем. Люди со своими грибоподобными зонтами не успевают даже приобрести четкие очертания, как только к ним приближаемся, они сразу же растворяются. И жаль, что они, со скорбью на лице из-за дождя, растворяются только в тумане, а не навсегда. Туман… Кругом туман, можно успеть четко разглядеть только капли дождя на стекле и все… К счастью мне и не хочется разглядывать что-то или кого-то, хватит, нет, достаточно на сегодня просто капель… Вот почему хорошо самому находиться за рулем: не приходится смотреть на эту мерзость, которая катается кругом, как большой навозный шар и улыбается… Но почему не видно ничего? Где моя четкость? Я же всегда видел все, что хотел видеть…в тумане, ночью, на солнце… Скорость! Слишком большая скорость! Слишком торопится… Куда? Лилит, куда ты так спешишь? Скорость… ».
Левиафан неотрывно смотрел на двигающиеся без остановки дворники, на то, как они давят капли, и совсем ему было не радостно.
– Милая, сбавила бы ты скорость… – Звучание его голоса показалось каким-то больным.
Лилит даже не посмотрела на него, только грустно улыбнулась.
– За кого ты переживаешь, Левиафан? За меня или за машину? – издевательски спросила она.
Вампир убрал руку ото лба и усмехнулся.
– Честно говоря, я вообще ни грамма не переживаю. Я просто немного не понимаю вас, людей… Я как бы бессмертный и я не боюсь разбиться, в любом случае я успею восстановиться, да и все равно я не пострадаю, так, как можешь пострадать ты. Но вы, люди, ни разу не вечные, а носитесь так, словно вы вечные, более того, у вас в запасе еще девять жизней, как у кошки. За рулем смерти вы не боитесь, да? Зато штаны тяжелеют и начинают дурно пахнуть, когда, предположим, у виска находится дуло пистолета. Или, чего уж далеко ходить, когда мы с тобой ругаемся, тебе становится страшно за свою жизнь. Но никак я не могу понять, почему, когда правая нога забывает о том, что рядом с педалью газа есть еще и педаль тормоза, вы чувствуете себя превосходно? Особенно ты меня удивляешь, милая! Ты водишь машину от силы семь месяцев, и тебе что, уже кажется, что ты достигла небывалых высот и стала первоклассным водителем? Ты не побывала и в восьмидесяти процентах того, что может случиться на дороге! Асфальт скользкий, и выскочи сейчас что-нибудь откуда-нибудь, от тебя останется фаршированное месиво, а от машины – груда мятого железа, и путь его только на утилизацию.
– Левиафан, ты сам любитель скорости! О чем ты сейчас со мной говоришь!? – удивилась Лилит, естественно скорость не сбавляя.
– К тому же, ты очень невнимательная! – подытожил он.
– Это еще почему? – тщательно всматриваясь на дорогу сквозь туман и дождь, спросила Лилит.
– Если бы это было не так, то ты могла бы заметить, что я езжу быстро там, где положено быстро ехать, и вообще хоть я и не люблю правила, но дорожным стараюсь следовать. Я даже поворотники всегда включаю, чего ты делаешь через раз в лучшем случае. А как, по-твоему, те, кто едет сзади тебя, должны телепатически догадываться, что в данный момент ты собралась перестроиться в другой ряд, или вообще свернуть? Когда-нибудь, в очаровательный зад твоего лексуса кто-нибудь въедет, и виновата в этом будешь ты, потому что трудно было включить поворотник, а мне придется оплачивать ущерб двух машин, и это будет не плохо! Потому, что твоя лихая езда может закончиться так, что мне придется оплачивать твои похороны, а этого мне делать совсем не хочется.
– Успокойся, милый! – улыбнулась она. – Тебе не придется оплачивать мои похороны, я не собираюсь разбиваться. Скажи лучше куда ехать, я не очень осведомлена, где у нас тут есть музыкальные магазины.
– Прямо… пока… – Нехотя буркнул Левиафан.
«Нет, с Лилит все нормально. Если бы она внезапно по непонятным, сверхъестественным причинам изменилась, то стрелка на спидометре упала бы, а она бессмысленно пытается дернуться вперед, но не может, потому что чуть ли не на пределе. Все, как и обычно, все делается наперекор моим просьбам. И это не может не радовать! Чертова погода! Надо было самому садиться за руль! Не могу же я всю дорогу искать у нее под ногами педаль тормоза, раз она сама не может ее найти. Ладно, рано или поздно инцидент на дороге научит ее ездить более аккуратно. Главное, чтобы этот случай оказался не последним, а то он будет совершенно идиотским. Смерть в аварии – очень глупая вещь, судьба здесь немного ошиблась. На месте судьбы, я бы ломал кости, одаривал сотрясением мозга различной тяжести, но не убивал. И я уверен, что когда очередного лихача соберут по частям, как Буратино, в следующий раз он (если сядет за руль снова) и тормоз сам найдет, и поворотники будет включать за полкилометра до поворота, и ехать будет девяносто, а не двести пятьдесят. Все в этой жизни поправимо, причем очень быстрыми, доступными и понятными путями. Надо хорошенько так переломаться в аварии, чтобы потом ездить аккуратно. Сильно помучаться от передозировки наркотиков, чтобы потом отказаться от употребления. Полежать в больничке с алкогольной интоксикацией, чтобы потом пить хотелось поменьше. Увидеть кожу собственного ребенка на куртке какой-нибудь малолетки, чтобы потом не хотелось убивать зверей и делать себе из их шкуры дорогостоящие шубы. Попасть к кардиологу, который скажет, что если не бросить курить и пить, то инфаркт можно ожидать в ближайшие дни, чтобы после таких слов алкоголь и табак ушли из головы в один присест, прихватив с собой так называемую психологическую зависимость, в народе: «не хочу я ничего бросать». Надо случайно прострелить себе какую-нибудь часть тела, чтобы потом перед друзьями уже чем-нибудь другим хвастаться, а не папиным пистолетом… Можно много чего поправить в жизни каждого, за одну секунду изменить мнение и отношение к жизни. Жаль, что вот только судьба у каждого слишком ленива, чтобы давать второй шанс. Она, чуть что, сразу же завет смерть, так и ничему не научив очередного придурка. К дебилам это не относится. Они не учатся никогда и ничему. Их пятьсот раз переломай в авариях, и на пятьсот первый они сядут и понесутся, так и не зная страха за собственную жизнь. И самое забавное, что эти дебилы не дохнут даже на тысячный раз! Почему-то судьба и смерть более благосклонна к дебилам нежели к дуракам. Наверное, потому, что с дураками надо проводить поучительные и воспитательные работы, а это тяжело. Дебилы в этом не нуждаются».
Магазин был просто огромен. В нем было такое разнообразие музыкальных инструментов. Они все были такие разные: длинные и короткие грифы, широкие и узкие деки, пианино и рояли, скрипки, альты и виолончели чуть ли не в обнимку с контрабасами, балалайки, банджо и гитары. Трубы, флейты и гармошки, акустические, полуакустические и полностью электронные. Весь первый этаж был заставлен инструментами. Коридоры и проходы между ними напоминали музей или картинную галерею. Если не знать на каком инструменте хочется учиться играть, то в этом магазине можно было провести целый день.
