Текст книги "Эксперимент (СИ)"
Автор книги: Валерия Нелидина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 59 страниц)
– Ты так жесток! Как ты можешь со мной так обращаться, после вот этого? – она подняла и показала Левиафану.
Вампир провел глазами по рукам и перестал улыбаться.
– Тебе надо поспать! – равнодушно заявил он, отворачиваясь от девушки.
– Это все, что ты можешь мне сказать? – удивленно спросила она.
– Это все, что ты можешь сделать! – буркнул Левиафан. – Я тебя отнесу.
Он встал, подошел к ней и хотел было поднять, но Лилит уперлась ногой ему в бедро, не подпуская ближе. Мужчина строго посмотрел на нее, но не стал пытаться что-либо делать дальше.
– Запомни этот момент. Это был твой выбор, милая. И чтобы потом, если что случится, я не слышал никаких упреков в свой адрес! – отводя глаза, предупредил он. – Твоя гордость, Лилит, именно твоя гордость погубит тебя! Будь благодарна ей за это!
– Уйди с глаз моих долой! – огрызнулась она, пытаясь встать с дивана.
– Как пожелаешь, дорогая! – Левиафан поклонился ей и скрылся на втором этаже.
Лилит кое-как слезла с дивана и побрела в спальню. Но когда она вошла в комнату, то увидела, что вампира там не было. Он был в соседней комнате и решил прийти только тогда, когда Лилит уснет. А уснула она быстро, так как переживания и боль отняли много сил, а сон на то и существует, чтобы их восстанавливать.
Мужчина зашел в кабинет, где почти весь вечер просидела Лилит. На столе лежали альбомные листы, исписанные и исчерканные. Левиафан подошел поближе. В его руках мелькнуло письмо Лилит своей подруге. Борясь с собой, заставляя положить бумагу назад, вампир читал текст. С каждым написанным словом Левиафан все больше мрачнел. Несколько предложений, обрывочных и коротких, но таких емких и сильных, ковыряющих его душу. Словно нотки, слова дергали его за сердце и разум. Неужели правда, его девушка, горячо любимая и желанная видит в нем зверя и изверга, тюремщика, который заставил ее любить себя? Неужели, ее чувства, описанные в письме подруге, настоящие? Эта женщина, сводящая с ума весь мужской мир своей необыкновенной красотой, действительно, любит его! Вот это новость! Новостью также оказалось, что девушка слишком сильно догадывается о секрете Левиафана, который он так тщательно пытался скрыть. Да, секрет был. Да, важный и существенный как для Лилит, так и для вампира. И да, он не хотел, чтобы Лилит узнала его.
Мужчина сел за стол, взял ручку и чистый альбомный лист, и принялся писать письмо Жаклин, вкладывая в него весь сказочный позитив и счастье женщины. Руки же аккуратно сворачивали письмо Лилит, пряча в нагрудный карман бумагу.
Дописав лживое письмо, вампир положил его в конверт и оставил на столе, будучи абсолютно уверенным, что Лилит не будет перечитывать свое письмо, просто отправит его.
Левиафан вошел в комнату через полчаса и лег рядом. Он пристально посмотрел на девушку. Рука сама потянулась к ней, дотронуться до нежной щеки, но потом остановилась в паре сантиметров и опустилась. После нескольких таких неудачных попыток Левиафан сверкнул глазами и отчаянно развернулся на спину.
«Доигрался, урод! Мои собственные эмоции не позволяют мне прикоснуться к ней, считая, что я этого не достоин! И, правда ведь, это было действительно жестоко – поранить такой нежный цветок. Самому от себя противно! Но я ничего не могу поделать. Таких, как Лилит, надо учить жестокими и бессердечными путями…Хотя нет, Лилит учить не надо. Это скорее демонстрация того, что я тоже могу причинить ей боль, даже не дотрагиваясь до нее. Порой мне кажется, что она забывает об этом, что я являюсь человеком…ладно, просто существом, которое так же, как и она, умеет чувствовать. Так же, как и она, не хотело чувствовать. Так же, как и она, боится потерять себя в этих дебрях. У нас так много общего, но она постоянно пытается найти мне место и указать на него. Зачем? В таком случае, что мешает мне указывать на ее место? Ничего. Не вижу ни единого препятствия. Эта война бесконечна, она не имеет даже временных ограничений и коротких примирений. Так, ничтожные затишья перед новым боем. Нравится ли нам эта война? Нужна ли она нам? Интересно, что бы случилось, если бы я перестал отвечать на ее выходки, пропало бы ее неутомимое желание доставлять мне неприятности? Скорее всего да…но я не могу не замечать ее выходок, не могу пропустить это…И вот она – бесконечность, которая затягивает в свою воронку, как некая дурацкая игра, от которой нет сил и возможности отказаться. Что меня ждет за сегодняшний розыгрыш, я даже представить не могу. Ведь это может быть что угодно. Я не удивлюсь, если она подложит мне тротил в машину. Очаровательная особа, не правда ли? Но сегодня я был поражен тем, что увидел. Она показала настоящие чувства, показала, что я ей действительно не безразличен, когда открывала дверь в огне. Долго открывала, но все-таки открыла! Был бы я в том сарае, я бы к моменту открытия двери уже сгорел, но это неважно. Важно то, что она открыла дверь, не взирая ни на что! Ей было плевать на страх, на боль, на ожоги, на все, кроме меня. Желание выволочь меня оттуда было настолько сильным, что подсознание увеличило способность не чувствовать ту боль которая была на самом деле. Всего лишь десять процентов того, что она кинется в огонь, и они полностью оправдались. Но как же это странно! Сколько раз она пыталась убить меня, правда, ничего не выходило и, если ей так хочется моей смерти, то почему она не позволила мне умереть в сарае? А я еще специально позволил ей прочувствовать всю боль от ожогов …стыдно? Нет. Наплевать…Было наплевать, сейчас наплевать…и будет наплевать! Эх, да кого же я обманываю? Докатились, сам себе вру! Но самовнушение – это самая великая сила. И если постоянно убеждать себя в этом, то мне действительно станет наплевать. Устал я любить эту женщину…»
16
– Тебе помочь, милая? – спросил Левиафан, услышав, что Лилит встает с кровати.
– Нет! – буркнула она, корячась на постели.
Руки ужасно болели, еще хуже, чем вчера, ныли, пощипывали и словно с ума сходили. Левиафан вздохнул и продолжил смотреть в окно, даже не оборачиваясь. Через минут пять Лилит все-таки сползла с кровати и, еле переставляя ногами, пошла в туалет. Левиафан начал прислушиваться к шорохам в доме, боясь, что девушка может упасть. Но в течение десяти минут все было тихо.
Затем раздался звук бьющегося стекла, и доносился он явно с кухни. Недолго думая, вампир выскочил из комнаты и оказался на кухне. Лилит стояла около стола и морщилась от боли, но продолжала тянуться за второй кружкой, потому что первая лежала на полу, разбитая.
– Может помочь все-таки? – он еще раз предложил свою помощь.
Лилит посмотрела на него ненавистным взглядом и просто помахала рукой, показывая ему выйти с кухни.
«Черт!» – гневно подумал он про себя, развернулся и пошел в гостиную. Пока Лилит обожженными ладонями держала чайник, она не могла сдержать слезы. Левиафан услышал тихие всхлипывания и поджал нижнюю губу. Он хотел пойти и помочь, не обращая внимания на ее отказы и ненавистные взгляды, но в ушах звучало твердое и настойчивое «нет».
Через пару минут Лилит принесла кружку с чаем и села за стол, вздохнув. Она даже не смотрела на вампира, просто видеть не хотела его.
– Милая, а ты знаешь, что тебе ожоги надо обработать? – спросил Левиафан, как ни в чем не бывало.
– Не называй меня «милая»! – буркнула она в ответ.
Он встал и через минуту вернулся с тюбиками. Разложив все на столе, он ожидающе посмотрел на девушку.
– Я сама справлюсь! – ответила Лилит на его взгляд.
Ее поведение сильно злило Левиафана, но он не мог ее заставлять, даже схватить не за что было, как ротвейлера, только у него хвост купирован, а у Лилит руки в ожогах. Левиафан демонстративно развернулся и сел напротив, неотрывно наблюдая за обиженной девушкой.
Лилит, спокойно допив чай, взяла флакон и начала читать инструкцию. Левиафан скрестил руки на груди, положил ногу на ногу и нервно смотрел на происходящее. Лилит внимательно посмотрела на кожу и слезы так и брызнули из глаз.
Некоторые волдырей лопнула, и верхние пленки прилипли к кровавому низлежащему слою кожи. Краснота так и не сошла, и кое-где все еще оставались кожные пузыри.
Сглатывая, она, рыдая, выдавливала белую пену на руку. Лилит обрабатывать правую руку, и вот именно в тот момент нервы у вампира сдали. Он вскочил со стула и подошел к ней, стараясь взять ее за руку.
– Я сказала, что обойдусь без твоей помощи! – истерично ответила Лилит, убирая от него руки.
– Давай сюда свои «угли». Иначе я сам возьму! И поверь мне, это будет не очень приятно! – прошипел он, нависая над ней.
Лилит строго посмотрела в его глаза, но руки не давала.
– Долго я ждать буду? – раздражался Левиафан.
– А чего ты ждешь? – резко ответила Лилит, гневно озираясь.
– Лилит, не заставляй меня делать тебе больно! Позволь мне обработать ожоги! Мне не надо демонстрировать свою гордость и детское упрямство. Я и так знаю, что ты до невозможности избалованный ребенок, который постоянно показывает свое эго и только свое! Давай руку!
– Нет, я сказала! – крикнула она чуть громче.
– Все! – рявкнул Левиафан и потянулся за ее рукой. – Не обижайся, если что!
Но Лилит, испугавшись нового приступа боли, быстро вытянула руку вперед. Вампир посмотрел на нее и начал аккуратно распределять пену по всей поверхности руки. Лилит отвернулась. Ей было неприятно смотреть на это. Ей казалось, что у нее вместо рук висит сплошное мясо, причем не совсем свежее.
Левиафан молча делал свое дело. Через десять минут он собрал лекарство и надменно взглянул на девушку.
– Можешь продолжать гордиться дальше! – сообщил он. – Не буду вам мешать, юная леди!
Вампир скрылся на кухне. Лилит молча вытирала слезы. «Я похожа на разлагающийся труп, а ему все равно. Не упустит возможности лишний раз поиздеваться надо мной. Ну подожди, заживут руки, я тебе устрою!», Лилит про себя угрожала вампиру, но проходящий мимо Левиафан сбил ее с мысли. Он направлялся на выход.
– Куда? – крикнула она, сама не ожидая такого от себя.
– Это ты мне? – удивился он, остановившись около двери.
– А тут еще кто-то есть кроме тебя? – огрызнулась Лилит, не сводя с него глаз.
– Значит все-таки мне! – улыбнулся Левиафан. – Мне поесть бы надо!
– Нет, не надо!
– То есть как это не надо? – опешивши, поинтересовался довольный вампир, отворачиваясь от двери.
– А я тут одна останусь? Вдруг мне понадобится помощь? – настойчивым тоном ответила Лилит, подразумевая и намекая ему, что он никуда не пойдет.
– Ну, сегодня утром тебе не нужна была моя помощь! – зловещим голосом бубнил Левиафан.
– Если ты сейчас уйдешь, я сожгу твою машину! – угрожала Лилит.
– Да? А если я на ней уеду? Тогда что?
– Тогда ты меня больше никогда не увидишь! – ответила она, пошатываясь встала с дивана, и посмотрела на вампира исподлобья.
Он усмехнулся, но от двери все-таки отошел.
– Это очень веская причина! Очень страшная…Пожалуй я останусь! – с серьезным выражением лица ответил Левиафан, подошел к дивану и плюхнулся.
– Я слушаю тебе, милая? Я могу так тебя называть? Наверное, могу, судя по твоему лицу! Чем тебе помочь? Только себя я калечить и убивать не буду, даже если тебе этого очень захочется! – с гадкой ухмылкой щебетал Левиафан.
–Я всего лишь хочу есть! – Лилит пропустила колкости мимо ушей.
– Есть? Какая не задача! Я вот тоже хочу есть, но это никого не волнует. Чего же желает моя мумия? Фуагра по-французски? – не переставая, язвил Левиафан.
– Смерти твоей! – брякнула Лилит, – иди, куда шел!
Левиафан вскочил и подлетел к ней, схватив за лицо и пристально вглядываясь в глаза. Она тихо положила пальцы на его запястья и тоже уставилась. Молчаливая игра продолжалась в течение трех минут, пока, наконец, Левиафан не заговорил.
– Чего ты хочешь, милая? – спросил он совершенно обычным голосом, словно ничего до этого не произошло.
– Чего-нибудь поесть… – ответила Лилит в таком же духе и даже попыталась улыбнуться.
– Сейчас, посиди тут, отдохни. – Левиафан пошел было на кухню, но услышал «нет».
– Я с тобой пойду… – прошептала Лилит.
Через десять минут они весело болтали обо всем, что приходило в голову, абсолютно забыв о вчерашнем инциденте. Даже маячащие перед глазами ожоги не могли сорвать превосходную игру в «я забыла». Просто никто не хотел вспоминать, так как обе головы были заняты другими мыслями.
Лилит думала о том, как насолить Левиафану, мило улыбаясь ему при разговоре. Но вампир уже понял, что против него собирается жестокий, возможно очень жестокий, заговор, и что, скорее всего ему не поздоровится. Но его это не беспокоило – не в первой. Он был морально готов к ее ответу. И так же, как и она, одаривал ее улыбками и приятными словами.
– Лилит, какую из стихий ты боишься? Огня, судя по-вчерашнему, нет. Вода – вроде плавать научилась. Так что же тогда остается? – неожиданно спросил Левиафан, переворачивая котлеты.
Лилит бросила на него странный взгляд и замерла. От такого вопроса у нее снова загорелись руки, доставляя нестерпимые мучения.
– Ты подбираешь новое место, куда бы я снова сдуру сунулась? – тихо спросила она.
В тот момент Лилит осознала, что Левиафан разорвал доверительную ниточку между ними. Забавно, что ниточка порвалась не тогда, в Париже, как думал вампир, а именно у этого сарая. Лилит, больше всего боящаяся боли, восприняла этот поступок именно как предательство, потому что он знал о ее боязни, но все равно подверг такому испытанию. Он также знал о ее отношении к собственной красоте и все равно заставил смотреть на обгоревшие руки. Огонь так быстро забрал нежность и тепло этих рук, за считанные минуты. И пока пламя обжигало кожу, он стоял и смотрел, смотрел, пока она спасает пустоту. Это ли не предательство? Лилит больше ему не верила, и любой его вопрос, касательно ее эмоций и переживаний, становился новым планом для причинения ей боли.
– Нет. Мне просто интересно, насколько у тебя слова расходятся с делом. – С загадочным лицом ответил Левиафан.
Он, словно чувствительный датчик, снимал с девушки все ее чувства и эмоции. Он чувствовал этот легкий дымок разочарования, и источником этого дыма стал именно он.
– О чем ты говоришь? – не поняла Лилит такого утверждения.
– Когда-то, ты сказала, что боишься боли больше, чем самой смерти. Но ты делаешь все возможное, чтобы получить новый заряд той ненавистной боли. Ты не думала об этом, судя по твоему удивленному лицу, а я вот думал, и не раз, и никак не могу прийти к общему знаменателю, что творится внутри тебя.
– Что творится? Ну, кроме того, что я тебе больше не верю, ничего особенного, все как обычно. – Усмехнулась Лилит, пытаясь вытащить сигарету из пачки.
Левиафан улыбнулся, подошел к столу и выпотрошил всю пачку на стол.
– Ну, знаешь ли, милая, это у нас с тобой взаимно. Моя вера к тебе утрачена еще где-то в декабре. Похоже, что я сохранил доверие к себе на полгода дольше, чем к тебе. А значит все еще не так плохо. Лилит, уже с конца ноября я открываю глаза и обдумываю весь день, пытаясь предугадать, что ты выкинешь сегодня. Я всегда знал, что именно в этот день что-то случится, но что конкретно, ни разу не угадал. Ты хорошенько потрепала мне нервы за все это время, я такого натерпелся, что терпел разве только на войне…
– Ты был на войне?! – удивленно посмотрела на него Лилит, перебив его поток мыслей.
– И не на одной…а, что? – смущенно поинтересовался вампир.
– Зачем? Зачем тебе воевать, если тебе все кругом безразлично? Или тебе захотелось посмотреть, как умирают люди и посмеяться над этим?
Левиафан взглянул на нее хищным взглядом исподлобья и перестал улыбаться. Он нахмурил брови и поджал губы, грозно вздохнув. Лилит стало не по себе от такого пронзительного взгляда.
– Лилит! – мрачно произнес он ее имя и замолчал на пару секунд. – Война – это не то место, куда стоит прийти, чтобы посмеяться, даже для такого циника, как я. Там умирают еще не начавшие жить люди…и умирают они, потому что им сказали это делать. Я еще ничего ужаснее войны не видел. Я видел, как друзья теряют друг друга. Тогда я просто пытался встать на их место, чтобы понять, что они чувствуют, но благодаря тебе я вполне это прочувствовал, даже без войны. Я видел, как матери разрывают себя на части, узнав о том, что сын лежит в гробу, собранный по кускам с горем пополам. Девушки от таких известий просто сходили с ума. Тогда, зная, что возлюбленный пошел на поле смерти, и его шансы вернуться ровны шансам не вернуться, они все равно ждали…Сейчас девушки из армии не могут дождаться…Отцы лежали в окопах рядом с собственными сыновьями. А знаешь, ни один нормальный родитель не захочет увидеть смерть своего ребенка, а на войне это было обычным явлением. В чертовом поле боя проявляются истинные чувства, которые невозможно подделать. Если это любовь медсестры и военного, она будет ползти под пулями, наплевав на свою жизнь, но вытащит его из под огня. Если это предатели и трусы, то они никогда не смогут прикинуться доблестными людьми. Если это дружба, то друзья вставали спиной друг к другу, закрывали глаза и отбивались, но не оставляли друг друга, как люди делают это сейчас, почуяв малейшую опасность. На войне люди не знают страха за себя, но боятся больше никогда не увидеть солнце, которое проклинали до этого. Бояться не почувствовать дождь, от которого прятались под крышами. Боятся больше не увидеть лица, которые всегда хотели видеть, но не понимали этого. И несчастная смерть, которую принуждают забирать души падших, ни в чем неповинных мальчишек. Это смешно, Лилит? Это самый страшный ужас, который только может опуститься на землю. И опустись это сейчас, возможно это будет весело, потому что людям требуется срочная перезагрузка сознания и человеческого мышления, и самого менталитета. А тогда люди были похожи на людей, не только человеческим лицом, но и человеческим нутром. И даже у меня сердце разрывалось от того, что я видел. И картины тех воспоминаний четко стоят перед глазами, с прорисованными до предела деталями. И будь мне полторы тысячи лет, я бы ни когда не смог забыть этого ужаса. Сидя в окопах, рассматривая пролетающие над головой пули и другие снаряды, теряя близких, надежду, жизни, люди пытались еще и шутить. И они продолжали верить. Знаешь, где самая большая и непоколебимая вера? На войне. Великая вера, которая словно камень, которому миллиарды лет. Этот камень никогда не даст трещину. Война не позволит жить без веры, те, кто не верил, умирали мгновенно. И речь идет не о боге, а о вере в себя, в друга и в желание жить. И если хоть что-то из этого подводило, человек терялся и, забывшись, получал пулю…или наступал на мину. Это тоже смешно, Лилит? Матери надо отправить тело, а оно разорванно на сотни кусков, разбросано по полю, а она ждет сына и пишет письма…Смешно? Может безразлично? Нет. Не смешно и не безразлично. На войне нет славы, я пришел туда не ради этого, там только смерть, плач и ужас. Я пошел туда научиться ценить собственную жизнь и дружбу, а приобрел еще много чего. Война, как таковая не несет в себе никого смысла, только сплошные потери и мучения. Как мерзко посылать людей на гибель из-за невозможности договорится языками, из-за идиотской и нелепой задумки покорить весь мир, из-за дикого желания отнять кусок земли. Имея все, хочется еще больше, и никто не думает о настоящей надобности этого, есть простое «я хочу», а ты иди и умри из-за этого, и выхода другого нет, как идти и умирать. Ты думаешь, тогда люди хотели умирать? Вряд ли. Те люди и нынешние – они с разных планет, разных временных пространств. Сейчас герой – это тот, кто не боится показать язык за чьей-то спиной, тогда герой – то было нечто другое, заслуживающее уважения и вечной памяти, которую, судя по всему, возможно сохранить, будучи вечно живым, предварительно побыв на этой войне. Молодежь уже не помнит этого, им это не интересно, они не слушают рассказы о войне. Для них очередной праздник, посвященный какой-либо победе – это всего лишь повод напиться и поваляться в клумбах, в то время как ветераны вспоминают и рыдают. И знаешь, вот это, наверное, еще хуже, чем война. Те, кто на ней был, запомнят это навсегда, до самой смерти. Те, кто на ней не был, они и не видят смысла поддерживать воспоминания других. Они даже не считают нужным быть благодарными за то, что они все-таки еще ходят, дышат, пьют и курят, за то, что они вообще родились. Потому что то, что я видел, сколько людей погибло, и какая жуть начиналась после каждой войны, то шансов родиться было очень мало, а уж выжить – вообще ничтожные. Но кому сейчас какое дело до этого? Поэтому вы все и смеетесь над этим, над чем не стоит смеяться. Сейчас все намного проще. Люди не умеют воевать, они изобрели ядерные и водородные бомбы и ни о чем не беспокоятся. Если раньше война могла длиться на протяжении тридцати, ста, трехстах, то сейчас судьба миллионов может решиться одним нажатием кнопки. Оно может и к лучшему, потому что быстро, практически мгновенно…Обидно только, что эта кнопка не разбирает, кто прав, а кто нет, кто чей друг, где искренняя любовь, и где чья мать и чей отец. Она скосит всех, без разбора, включая животных. И помолились бы вы кому-нибудь, чтобы не дай бог, эта кнопка нажалась. Я тебя уверяю, Лилит, смеяться будет не над кем и не кому, и память хранить тоже. Это будет настоящий фурор в истории человечества, после которого, через несколько миллиардов лет будут собираться доказательства того, что когда-то жила цивилизация идиотов, и они так беспечно и легкомысленно игрались судьбами других, что в итоге доигрались. И вот может быть, они посмеются над вами, если будут умнее и более ответственные, чем вы. А смеяться над историей, над еще не забытым прошлым, над войной, не позволительно никому, разве что только ничего непонимающим психам в сумасшедшем доме.
– Я не об этом сказала… не подумала…не хотела тебя обидеть как-то… – прошептала Лилит, опуская глаза.
Ей стало неудобно и возможно даже стыдно за необдуманно брошенную фразу.
– Я тебе много раз уже говорил, думай, продумай и обдумай прежде чем что-либо сказать или сделать. Это шахматы, Лилит, и если ты не будешь думать, каждый раз тебе будут ставить шах… а когда-нибудь поставят и мат.
17
Неделю спустя Лилит уже не мазала руки. Волдыри подсыхали, представляя собой легкую эрозию, хотя как утверждал Левиафан, все исчезнет, но возможно останутся шрамы в некоторых местах. Разглядывая кожу, Лилит ему не верила и с отчаянием думала, как дальше жить с таким уродством.
Было раннее утро, когда Лилит неожиданно открыла глаза. Все небо было серое, ни намека на лучи солнца. Но птицы уже щебетали.
Лилит хотела есть. Левиафан спал рядом, уткнувшись лицом в подушку. Лилит тихонько встала и пошла вниз, поискать что-нибудь в холодильнике.
На кухне стоял мрак. Слабый свет пробивался сквозь приоткрытые шторы. Лилит открыла холодильник, и яркий свет пал на ее руки. Девушка замерла. Вся красная, не понятной формы кожа, и ничего похожего на восстановление. Она стояла у открытого холодильника и смотрела на ладони, и тело начинало трясти от жалости к самой себе.
На неделю она решилась забыться, не обращать внимания, дать возможность успокоиться разбушевавшимся отношениям, игрища в которых уже зашкаливали за самый далекий и крайний предел. Мягкий, голубоватый свет из холодильника придавал рукам цвет кожи утопленника. Стоя и разглядывая этот кошмар, облаченный в свет, Лилит снова разрыдалась.
– Да не могу я такое простить! – обиженно прошептала она и подбежала к столу.
На подставке лежал тот самый нож с коротким лезвием, которым три недели назад вампир перерезал человеческое горло. Лилит схватила его и понеслась наверх.
Левиафан все также лежал на животе, руки под подушкой и смиренно спал.
Лилит гневно поморщилась и запрыгнула на него сверху, словно на ездовую лошадь. Вампир выпучил глаза, ничего не понимая. Девушка нахмурилась и замахнулась, резко прочертив кровавую полосу на спине.
Левиафан резко перевернулась, и тут же Лилит резанула его по скуле.
– Не могу! – проскулила она, размахивая в разные стороны ножом и нанося немыслимое количество порезов на ангельское лицо Левиафана.
Он так еще и не понял, что происходит. Он чувствовал сумасшедшую боль, пронзающую кожу по всему лицу. Сквозь боль, Левиафан решил хотя бы руки подставить. Лилит без разбору высекала на нем зарубки, как на деревьях в лесу, лицо – так лицо, руки – так руки.
– Да ты что? Обезумила, что ль? – вскрикнул он, наконец, пытаясь поймать ее руку.
Но не тут-то было. Лилит размахивала ножом с такой скоростью, что Левиафан, весь в крови, никак не мог уследить за траекторией ее руки. Плюс, он понимал, что они еще не до конца зажили и болят, и схватить ее за руку – означало появление новой боли, и на следующую ночь ему отрежут голову.
Лилит рыдала, кричала что-то несвязное, но ни на секунду не останавливалась. Наконец Левиафан изловчился и выбил нож из ее рук и она сразу же обмякла, словно из нее изгнали демона, терзающего ее душу. Вампир вскочил и включил свет, а затем оказался у зеркала. Лилит, увидев его, закрыла рукой рот от удивления и неожиданности.
Все лицо было словно залито кровью, практически ни одного целого куска кожи там не было. В крови виднелись раны, широкие и узкие, длинные и короткие. Руки также были в крови и в глубоких хаотичных порезах. Кровавые линии напоминали китайские иероглифы и древние письмена.
Левиафану было тяжело разобраться, то ли он красный от крови, то ли от злости, то ли от всего сразу. Ни один из парезов не начинал зажевать, питая вампира болью, все происходило так медленно и ощутимо, из-за недостатка человеческой крови для собственного восстановления. Лилит, перепугавшись, выбежала из комнаты.
Вампир остался у зеркала и с каждой секундой мрачнел. Внезапно он услышал звук захлопывающейся двери.
– Машина! – прошептал он и понесся вниз.
Но как только Левиафан оказался около двери, в ушах задребезжали бьющиеся стекла. Вначале звук доносился оттуда, где стояли машины, а затем переместился на кухню, как полтергейст.
– Все на кухне, все битые…в машине видимо то же самое! – Проскрипел вампир и выскочил на улицу и сразу же наткнулся на девушку.
Ее взгляд был совершено безумным. Левиафан закинул ее на плечо и затащил в дом. Скинув девушку на диван, он сжал кулаки и встал над ней.
– С одной стороны, я, конечно, понимаю, ожоги, дикая боль…Но с другой, я хочу растерзать тебя на части, на молекулы, на атомы! И так же я знаю, что ты сейчас в полном аффекте, ты сошла с ума, надеюсь, что ненадолго, мне чертовски больно, у меня ножевые раны! Лилит! Я еле шевелюсь…мне нужна кровь… – Левиафан вцепился зубами в плечо, словно забыв, что перед ним находится не кто-то, а любимая девушка.
– Господи, как сильно я хочу убить тебя! – прошипел он, напившись крови, и вышел на улицу.
Триста грамм крови Лилит ему было мало, и Левиафан пошел искать запасы. Они были просто необходимы, но уже не столько для ран, сколько для того, чтобы успокоиться.
Лилит осталась одна, прикрывая кровоточащее плечо ладонью. Ей даже не хотелось думать о том, что только что случилось, наступило состояние шока.
По первому этажу, сквозь разбитые стекла, быстро пробежался утренний ветер и слегка прошуршал шторами. Глаза всматривались в пустоту, ища там вопросы и заодно ответы. Левиафан вернулся через какое-то время с чистым лицом и руками, без рваных ран и порезов. Он держал огромный букет белых роз.
– Давай все забудем, а? – мягко предложил он, усаживаясь перед девушкой на полу, положив возле нее цветы.
Лилит сидела с задумчивым и печальным лицом. Там все еще блестели капли его крови, вперемешку с собственной.
– Я понимаю, что это ненадолго, но все же! – продолжил Левиафан, поглаживая ее колено. – Просто представим, что ничего не было, хотя бы на пару дней. А потом снова можешь истязать меня всеми доступными способами. Мне очень стыдно и жутко неудобно, что я сижу тут перед тобой буквально с поднятым белым флагом, но я просто хочу перерыва. Два дня, Лилит, ты сможешь с этим справиться? Два дня…
Она встала и подошла к окну. В небе проплывали серые облака, загораживая солнце, ветви деревьев подгибались из-за собственной тяжести. Сильнейший порыв внезапного ветра что-то свернул на кухне и ворвался в комнату, выбив дверь. Но ни Лилит, ни Левиафан даже не вздрогнули от страшных звуков.
– Два дня? – усмехнулась она, глядя на свои руки. Они были в запекшейся крови вампира и ее собственной. – Что такое два дня, Левиафан? Это ничтожный срок. Всего лишь сорок восемь часов. Неужели тебе этого хватит?
Он смотрел на нее непонимающим взглядом. Лилит, словно завороженная, наблюдала за начинающимся ураганом. Ее волосы колыхал гуляющий ветер.
– А хватит ли мне два дня? Левиафан, ты не на рынке, не надо со мной торговаться, и не надо торговаться с собой. Будь, что будет, и когда будет. Мы с тобой не в силах прогнозировать свои действия даже на час вперед. И я уж никак не могу ручаться за тихие два дня, а ты тем более.
– Ладно, милая. Я понял, ты предлагаешь пустить все своим чередом, как и обычно. Ты ничего не хочешь решать в своей жизни, ничего… Нельзя так, Лилит, нельзя каждый раз полагаться на случай, вдруг он окажется идиотским и сильно тебя удивит…
– Почему же нельзя, Левиафан? Я не хочу и не готова нести ответственность за выдуманную сказку, которая не имеет никакого отношения к реальности. Я давно уже не верю в сказки и во все, что с ними связано. Я не маленькая девочка, Левиафан, и предпочитаю все-таки полагаться на случай, действовать по поступлению проблем, а не забивать себе голову выдумками, чем любишь заниматься ты. Переживать за каждое сказанное слово в голове – зачем? Ведь оно может и не произнестись вслух. И да, я совершенно непротив, чтобы моя жизнь текла своим чередом, по своей дорожке, потому что я не хочу подсовывать ей лишние повороты, ибо есть большая вероятность, что они ей не понадобятся, но с толку собьют. Ни к чему мне это, Левиафан.
Вампир смотрел на ее спину и выскочившие мурашки на ногах от прохладного ветерка. Постепенно до него начала доходить разница мышления между ними, ужасая все больше…
18
Но прошло пять дней, а затишье продолжалось, но только в отношениях. В природе все было с точностью наоборот. Пятый день завывали ветра, принося с собой дожди и страшные грозы. Хоть на кухне и появились новые стекла и в машине тоже, все равно ощущался сквозняк, как будто сам дом хотел освежиться.
Левиафана не было, он где-то питался, а Лилит скучала, сидя дома. Она накинула кофту с капюшоном и вышла на улицу. Ее руки почти зажили, осталось немного шрамов, но они были почти незаметны.
