Текст книги "Эксперимент (СИ)"
Автор книги: Валерия Нелидина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 59 страниц)
Лилит и не заметила, как все ее рассуждения происходили не в ее голове, она говорила вслух. Так же, в комнате, рядом с ней, остался сидеть незамеченным, Левиафан, который прекрасно слышал весь монолог. Он даже чуть-чуть удивился внезапному появлению такого рода мыслей в голове Лилит. Видимо ее родители совершили ошибки в написании алгоритма, по которому ей теперь надо жить.
– Оказывается, у тебя интересные мысли бывают! – сказал Левиафан с иронией.
Лилит вздрогнула от его голоса, так как она не ожидала увидеть его рядом.
– Господи, Левиафан, я же сказала, что хочу побыть одна! – она встала с кровати и попыталась выйти из комнаты.
– Прошу минуточку внимания! – протяжным голосом проговорил Левиафан.
Лилит остановилась около дверей и безжизненно посмотрела на него исподлобья.
– Милая, случайно подслушав твои мысли, я принял кое-какое решение. Послушай меня внимательно и запомни то, что я сейчас скажу. Я обещаю тебе, слышишь, обещаю, что ни один ребенок не пострадает по моей вине, более того, если при мне что-то случится с каким-то дитем, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему.
Обещание, конечно же, звучало красиво и громко, но взгляд вампира говорил о некоем, только что сделанном одолжении, которое делать ему совершенно не хотелось.
– Хорошо, Левиафан, я запомню это… – Лилит вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь.
Левиафан посмотрел на неподвижный фантом Лилит перед дверью и снова лег, погрузившись в свои собственные мысли, побывав, хоть на секунду, в голове Лилит. Потому, что она забыла, что в этом доме нельзя было говорить вслух ничего. Что хотелось бы сохранить в секрете.
«Да, милая, ты права. В кои-то веки, ты права. Я действительно разочаровался в людях. И этот осадок такой сильный и сидит он так глубоко, что я вряд ли смогу его достать из себя. Я даже не буду пытаться это делать. Опять же, основываясь на твоих совершенно точно попавших в цель словах, я не верю людям и вряд ли когда поверю снова. Только знаешь, Лилит, тебе детей-то не жалко? Ты взваливаешь на них такое чертовски провальное дело, ты обрекаешь их расхлебывать то, что человечество творило не один год и даже не один век. Но вообще, идея-то хорошая. Дети действительно могут, но вот вопрос – смогут ли люди? Честно, милая, я сильно завидую тебе, завидую твоей выдержке и слепой вере в лучшее, и в неопознанные объекты, которые называются людьми, в радужный оптимизм. Ты, скорее всего, уже умрешь от старости и не сможешь увидеть то будущее, которое ты сейчас себе описывала. Но я тебе также обещаю, что через пару сотен лет, я приду на твою могилу и расскажу тебе, сработал твой план или нет. Милая, если он не сработает, мое обещание по поводу детей аннулируется, и они будут умирать и своей смертью и с помощью моих рук, как и взрослые. Если же он сработает, я клянусь тебе, что ни один человек больше не пострадает от моей руки. Я не могу верить людям, естественно включая и тебя, но я могу притвориться. А верить конкретно тебе – круче, чем плясать на лезвии ножа. Но я так же, как и ты хочу будущее…Мне же надо в каком-то вакууме прозябать свою вечность. Если людишки вымрут как динозавры, по своей глупости, в отличие от ящериц, которых грохнул не то метеорит, не то земля обозлилась и заморозила их, то мне будет очень скучно и нечего есть. Такая беспросветная перспектива меня совершенно не радует. Поэтому я притворюсь, что я верю тебе, а не людям потому, что люди сильны, когда надо сломать, а когда дело до ходит до ремонта… Вот тут-то и начинается: «голова болит», «денег нет», «времени нет»…О господи, Лилит, ты все еще так наивна и юна. Ну, о каком восстановлении планеты ты говоришь, если люди не могут восстановить, например, свою собственную квартиру? Они не могут взять свою попу в руки, сходить и купить клей, чтобы подклеить обои! Милая, ты понимаешь, что такое квартира, что такое планета, и что (заметь не кто, а именно ЧТО) такое люди и какую роль они играют в этом? Но я не буду раздувать свою мысль дальше, а то я сам себя переубежу и не буду притворяться верующим Фомой. Время…в этой ситуации, наш телепатический спор разрешит время. Жаль, конечно, что у тебя его нет, зато у меня его навалом. По правде говоря, я бы даже подарил тебе вечность, только для того, чтобы увидеть твое лицо, когда твоя, как ты ее назвала, маленькая надежда, рухнет. Я дал бы тебе вечность, чтобы увидеть, как чертово разочарование поглощает тебя и кидает в вечность недоверия, безразличия и бессилия, которые потом будут терзать тебя так, словно ты побывала в самом настоящем аду. Но я, конечно же, не буду дарить тебе столь совершенный подарок. А знаешь, почему он совершенный? Потому, что время может помочь тебе увидеть то, что ты так глупо и опрометчиво отказываешься видеть и понимать. Хотя, это особо-то и неважно потому, что я всегда буду знать, выиграла ты или с полным крахом проиграла. Самое обидное, я бы с удовольствием посмотрел через сотню лет, другую, на то, как ты будешь страдать, поняв, что в первую очередь, ты проиграла сама себе. Ты обманула себя глупой надеждой и верой в чертовых людей. А все потому, что когда-то ты не послушала доброго и старого друга Левиафана, который тебе всегда говорил, что человеческая раса не достойна веры! Но дело твое, играй одна с маленькой кучкой энтузиастов против всего населения планеты, против истории. Я желаю тебе удачи, Лилит. Сейчас я скажу очень искренне, я очень хочу, чтобы твои мысли оказались правдивыми и дееспособными. Правда, помоги, не знаю кто, тебе в этом нелегком деле. Ха-ха…Забавно, что ты пытаешься тягаться не только с себе подобными, но еще и со мной! Но вот этот негласный спор между нами – единственный спор, из которого мне хочется, чтобы ты вышла победителем!».
Левиафан усмехнулся и встал с кровати, прислушиваясь к тому, что происходит в доме. Вода журчала в ванной, больше никаких звуков. Птички за окном, как обычно, инстинктивно пели, хоть на улице были уже почти сумерки. Шум мотора очень оживил Левиафана.
Машину, которую он купил, пригнали в этот же день. За весь день это была единственная приятная вещь, которой Левиафан очень обрадовался. Как оголтелый, он выбежал на улицу.
Вампир остался на улице, любоваться своим новым джипом, мечтая о том, что если Лилит сотворит с этой машиной что-нибудь, каким пыткам он ее подвергнет. Затем он прыгнул за руль и умчался обкатывать новинку.
Лилит, тем временем, в ванной смывала с себя тоску и негатив, надеясь на лучшее и свято веря в это.
18
– Лилит, помоги мне! – верещала нервная Жаклин, пытаясь как-нибудь вплести фату в волосы.
– Сейчас, сейчас, ты главное успокойся. Ты будешь самая красивая невеста в мире. Я это тебе обещаю! У нас же есть еще время? – успокаивающим голосом спросила ее Лилит.
– Нет, времени у вас нет! – съехидничал Левиафан, внося в это предложение совершенно иной смысл.
Лилит укоризненно посмотрела на него, но слегка улыбнулась. Вампир сидел в кресле, в белом костюме, и, как всегда, строил дурацкие рожи. Одним словом – потешал себя. Паника Жаклин питала его энергетически, и он блаженствовал от этого. Жаклин тоже посмотрела на него, как на блоху, которая всех уже закусала до смерти.
– Ну, вот и все! Иди, посмотри! – восторженно вскрикнула Лилит, оглядывая с ног до головы свою подругу.
Жаклин подошла к зеркалу и расплылась в довольной улыбке, разглядывая свое отражение. На ней было белоснежное платье, пышное, шуршащее и усеянное узорами из бисера на корсете, который нежно облегал ее талию. Белые перчатки чуть выше локтя придавали особый шик. Волосы у Жаклин были не длинные, но Лилит умело прикрепила фату, как будто всю жизнь готовила девушек к свадьбам. Она аккуратно прицепила ткань с помощью заколок с цветочками, которые идеально подходили к общему виду Жаклин.
Невеста радостно крутилась перед зеркалом, затем, сообщив, что сейчас вернется, выбежала из комнаты.
– В дамскую комнату побежала, – ехидно заявил Левиафан, – как же у нее получиться сделать свои дела в таком одеянии?
– Левиафан, не будь таким подлецом в такой прекрасный день! – попросила Лилит, бросив на него насмешливый взгляд.
Левиафан улыбнулся, встал с кресла и подошел к окну, и что-то начал пристально разглядывать.
– Жаклин сегодня очень красивая. Когда я смотрел, как вы одеваетесь, я вспомнил свое время, XVI век…Особенно, когда ты утягивала ей корсет. Сколько раз я видел это воочию, как это все красиво. Такие наряды мне всегда нравились и нравятся до сих пор. Я обожаю звук шнурков в корсете и нежные вздохи женщины. – Левиафан сладко закрыл глаза, теряясь в своих воспоминаниях.
– Так-то лучше! Давай ты мне вечером, после торжества, расскажешь о своем времени! – улыбнулась Лилит, подходя к нему и обнимая.
– Но ты все равно самая красивая в любом времени! С корсетом или без! – воскликнул Левиафан, хватая ее на руки и раскручивая в разные стороны.
Красное платье, которое было одето на ней по желанию Жаклин, развевалось в разные стороны. В комнату влетела невеста с нервной и в тоже время ожидающей улыбкой.
– Во сколько Марк заедет? – спросила Лилит, поправляя сбившиеся юбки на ее платье.
Левиафан тоже скосил глаза на Жаклин, дожидаясь ответа и лукаво улыбаясь.
– Через два часа! – затараторила девушка. – Ой, я так нервничаю, я очень сильно нервничаю! Мне так страшно! Страшно, что я споткнусь в платье, страшно, что он скажет «нет» перед алтарем, что я не смогу надеть кольцо, что я скажу какой-нибудь бред. О, это все так нервно, все так не спокойно. У меня сейчас нервный срыв случится. Когда я первый раз выходила замуж, мне не было так страшно, мне почти было наплевать. Я думала, что второй раз не должен быть таким волнительным, но все не так…
Жаклин скороговоркой говорила не связный текст. Лилит улыбалась, глядя на ее панику, Левиафан мечтал засунуть что-нибудь себе в уши, лишь бы только не слышать эти бессмысленные вопли.
– Жаклин, успокойся! Марк приедет только через два часа, а ты уже при полном параде, у тебя все готово, ты прекрасно выглядишь. Все будет хорошо! Ты не упадешь, кольцо наденешь, он скажет «да»! – Лилит как могла, пыталась успокоить невесту, думая, что у нее это совсем не получается, и она не знала, что еще ей сказать.
Жаклин повернулась к ним со слезами на глазах. Слава Богу, что слезы были от радости.
– Спасибо тебе Лилит, за то, что ты рядом со мной в этот важный час для меня! Я так рада этому! Левиафан, тебе спасибо, за то, что позволил мне готовиться к свадьбе в твоем доме! И за то, что разрешил наш конфликт! – Жаклин не выдержала и зарыдала.
Лилит тут же кинулась к ней, пытаясь успокоить, чтобы не испортился макияж. Левиафан угрюмо грохнулся в кресло, периодически поднимая глаза к потолку.
«Ну, зачем все веселье омрачнять слезами? Женщины! Почему вы постоянно плачете? Когда вам больно и когда вы радуетесь? Это же совершенно разные чувства, а вы, со своими слезами, все смешиваете в одну кучу!»
– Пойду, принесу чего-нибудь выпить – сказал он и вышел из комнаты.
Поначалу ему было весело смотреть на паникующую Жаклин, но теперь, ему начала надоедать эта картина, поэтому он решил посидеть на кухне.
«Свадьба! Ну и что тут такого? Зачем надо психовать и заводить людей вокруг себя? Надо просто радоваться, что нашелся дурак, который решил связать свою жизнь с ее. Я бы никогда не сделал предложение такой девушке, как Жаклин, особенно зная, что она совсем не постоянна в любви. Лилит тем более. Если с ней идти расписываться – это все равно, что подписать себе смертный приговор. Судя по моим размышлениям, я, наверное, вообще ни одной девушке не стал бы делать предложение. Это же каким надо быть дураком, чтобы самого себя ограничивать от всего прикольного с помощью женщины? Я слишком люблю свободу, а любая особь женского пола, после появления штампа в паспорте, первым делом пытается отобрать именно ее, а потом уже все остальное, включая нервную систему», Левиафан злорадствовал, сидя на кухне и допивая бокал шампанского.
– Ладно, надо возвращаться в этот женский дурдом, – улыбаясь, он медленно шел к комнате.
– Вот дамы! – он поставил два фужера перед невестой и ее подружкой.
Часы в гостиной пробили ровно двенадцать утра. Марк должен был быть у дома Левиафана с минуту на минуту. Жаклин носилась по всему первому этажу, как будто у нее пропеллер был в одном месте, а вместо языка – помело, потому что она без конца тараторила.
Вампир молча сидел на диване со стаканом в руке и старательно пел какую-то песенку в голове, лишь бы только не слушать вопли невесты.
Лилит просто с улыбкой наблюдала за бегающей Жаклин и, каждые полминуты, говорила ей слово «успокойся», которое не имело никакого эффекта.
Стрелки часов показали половину первого. Левиафан уже думал, что если Марк не появится в течение ближайших десяти минут, то он убьет Жаклин, а заодно и спасет Марка от семейной жизни. Невеста нервничала с каждой секундой все больше и больше.
– Я теперь понимаю, почему она хотела именно тебя видеть в роли свидетельницы! – шепнул на ухо Лилит Левиафан.
– Почему?
– Потому, что ее не выдержит ни одна другая девушка! – вампир нервно посмотрел на Лилит.
– Жаклин, мне кажется, ты уже побила мировой рекорд по забегу на длинные дистанции. Ты только в моем доме намотала километров двести! – глумился он, глядя то на невесту, то на Лилит.
Внезапно гостиную наполнило звучание мобильного телефона. Играла мелодия из какого-то фильма. Девушки молча стояли и смотрели на телефон, лежащий на столе.
– Ну, чего стоите-то? Это не мой телефон! – прикрикнул на них Левиафан.
– Ой, точно, это мой! – наконец, сообразила Жаклин и подбежала к столу.
– Да? – пропищала она счастливым голосом, готовясь принимать поздравления со свадьбой.
Лицо вампира медленно мрачнело, услышав то, что говорил женский голос в трубке, он быстро вскочил, подлетел к Жаклин, которая уже падала в обморок, и поймал ее.
– В чем дело? – лихорадочно потребовала объяснений Лилит, – ты слышал, что случилось?
– Эээ…. Ну как бы тебе сказать…помягче…
– Да говори уже как-нибудь! – крикнула она.
– Окей. Марк погиб!
– Что? – Лилит вытаращила удивленные глаза на Левиафана, в надежде, что слух его подвел. – Как?
– Я так понял, что ей звонили то ли из морга, то ли из скорой. Короче, он ехал вместе с другом на машине, ему казалось, что они опаздывают. Марк попросил друга ехать быстрее, ну тот и поехал. На одном из светофоров загорелся красный цвет, но они решили, что успеют проскочить…Успели: один в морг, второй в реанимацию в тяжелом состоянии. Женщина сказала, что Марк вылетел через лобовое стекло и влетел во что-то мощное, так, что половина мозгов на асфальте осталась. Еще она сказала, что надо кому-нибудь приехать в морг на опознание тела, а потом Жаклин отключилась! – Левиафан рассказал мини-историю о смерти Марка.
– Как… – внезапно на полу зарыдала Жаклин, – как, это могло случиться? Лилит, почему это случилось?
– Не знаю, милая, не знаю…– Она села на пол и погладила ее по голове.
Лилит никогда еще не видела, чтобы люди так плакали. Жалобные хрипы, самые настоящие, вырывались из ее рта. Руки чуть ли не выдирали волосы из головы, а ногти царапали кожу на лице. Она была в таком отчаяние, которое душило ее слезами. Если бы в руках у Жаклин был пистолет, она, не задумываясь, выстрелила бы себе в голову. Боль потери, которою она испытывала, была просто невозможной, а от звуков, которые вырывались из нее, Лилит чуть ли не с ума сходила, боясь за душевное состояние подруги.
– Левиафан, отнеси ее в комнату, на кровать, – тихо прошептала Лилит, оцепеневшему вампиру.
Он поднял ее на руки и понес в спальню. Лилит быстро сбегала за водой и пошла за ними.
– Нет,– прохрипела Жаклин, – просто убейте меня! Я не хочу жить с такими воспоминаниями!
– Жаклин, прекрати говорить так! – строго сказала Лилит, идя сзади нее.
Левиафан зашел в комнату и положил полуживую невесту на кровать.
– Может правда убить ее? – предложил он с воодушевлением в глазах.
– Иди отсюда! – злобно посмотрела на него Лилит и пошла к кровати подруги, которая очень быстро теряла здравый рассудок, и почти уже бредила.
Левиафан вернулся через две минуты с двумя таблетками на ладони.
– Что это? – недоверчиво спросила Лилит.
– Снотворное! – довольно прошептал он и кинул пилюли в стакан с водой.
Через двадцать минут они сидели в гостиной. Лилит молча смотрела куда-то в пустоту, вампир разглядывал интерьер. Его лицо было совершенно спокойным. Он не переживал, не расстраивался, ему было побоку то, что произошло час назад. Смерть всегда с ним рядом и он привык к ее меланхоличному присутствию. Порой он даже удивлялся, с каким изяществом и безжалостностью она забирала жизни.
– Как же так? – тихо спросила Лилит, переводя глаза на вампира. Он посмотрел на нее в ответ и улыбнулся.
– Лилит, ты веришь в судьбу?
– Частично! Я просто считаю, что можно избежать того, что судьба приготовила.
– Да? Интересно, и как же это сделать? Вот Марк, садится в машину и разбивается, причем умирает он, а не его друг. Почему он не избежал этого, Лилит? Потому, что ты думаешь, что ты настолько умная и хитрая, чтобы тягаться с судьбой, да? Но она из тебя лепешку сделает и покормит ею смерть. Судьба – это твой рок, от которого ты ни куда не денешься. Ты можешь отказаться от жизни, ты можешь избежать любви, ты можешь скрыться от видимой смерти. Но ты не можешь отречься от судьбы. Твоя жизнь расписана по пунктам еще до твоего рождения. Все решено за тебя, ты ничего не решаешь, так же, как и не решил Марк, хотя он чувствовал эту неизбежность.
– Как это? Когда? – удивилась Лилит.
– Кода я с ним за костюмом ездил. Он сказал мне о том, что у него не хорошее предчувствие по поводу свадьбы. Видишь, как судьба с вами играется. Она дает возможность, маленький шанс заподозрить что-то, человек чувствует какое-то низкодушие от жизни, но не обращает на это внимания, как и Марк, и ничего не делает.
– Ты в судьбу веришь? Я думала ты только в себя веришь!
– Нет, Лилит, я верю только в человеческую судьбу. Я человеческий фаталист! Со своей судьбой я распрощался в двадцать девять лет в 1554 году. Скажи мне, разве судьба и вечность могут быть совместимы? Я давно уже не чувствую никаких дивинаций. Я игнорирую жизнь, время и судьбу. Меня эти три формы совершенно не беспокоят. Судьбе просто со мной не интересно. Жизни у меня нет потому, что я уже давно мертв, а время только отсчитывает века. Но я впервые начал бояться судьбы совсем недавно… твоей судьбы, Лилит. Как бы я хотел знать, когда с тобой что-нибудь случится, чтобы быть рядом и попытаться предотвратить это. Но увы. Вы пешки, Лилит, жалкие пешки, которыми играют высшие силы. Но вам был дан мозг, чтобы отвлекаться от всей серьезности ситуации. Ведь всегда есть люди, которые считают, что можно смело послать судьбу ко всем чертям…
– А разве это не так? Разве ты не это сделал, когда воскрес снова? – растерянно спросила Лилит.
– Нет, не так. Судьба, все-таки, не безжалостная тварь. В принципе, она всегда дает шанс людям, двоякое действие. Например, я не думаю, что в твоей судьбе было предписано, что ты будешь встречаться с вампиром. Тебе просто дали выбор, и ты его сделала. Когда твоя же судьба отводила тебя от меня, ты опять сделала свой выбор и не в ее пользу. Ты не можешь сотворить свою судьбу, но ты можешь воспользоваться тем, что она тебе дает. И как ты этим воспользуешься – это будет твой выбор и твоя ошибка. Что касается нелепой смерти Марка, то мне кажется, что судьба и смерть идут нога в ногу, они хорошие подружки. Только судьба более благосклонна потому, что дает шанс сделать выбор, а смерть – не дает. И когда она хочет забрать кого-то у жизни, она приходит к судьбе и говорит: «Все! Хватит с него попыток и шансов! Я забираю его!». И в этот момент уже неважно, где ты будешь, решение было принято. Если ты дома, то у тебя случится сердечный приступ. Если ты в поезде, то он сойдет с рельс, но погибнешь только ты. Лилит, ты никогда не замечала, что люди вспоминают о судьбе, когда рядом смерть? Они не могут существовать друг без друга. Там что-то происходит наверху! – внезапно сказал он, вскочил и побежал в комнату, где они оставили Жаклин.
Когда он вошел, Жаклин наносила последний порез на венах. Он мгновенно подлетел к ней и зажал ей руки, тем самым останавливая кровь и ее глупые действия.
– Вызывай врача! Психиатра желательно! – крикнул он вошедшей Лилит.
19
«Какой бред! Марк погиб в день собственной свадьбы. Жаклин лежит в больнице для душевнобольных. Я опять одна.»
Лилит закрыла глаза и в памяти всплыла картина, в которой, словно в фильме, двигались люди. Жаклин вырывается и кричит, санитары пытаются скрутить девушку в свадебном платье. Оно уже не белое – весь подол в крови. У Жаклин совершенно не понимающий взгляд, она смотрит сквозь людей, сквозь стены. А смотрит ли она вообще? Такой абсолютно стеклянный взгляд, как будто ее глаза ненастоящие, и она пытается посмотреть сквозь искусственную призму, но она ничего не видит. Ее окутывает дикая сердечная боль. Она потеряла человека, ради которого начала меняться, она потеряла себя. Сумасшествие продралось в ее мозг. Это не любовь вены резала – это помешательство. Санитары вкалывают ей какой-то мощный антидепрессант, вперемешку со снотворным и успокоительным. Жаклин, задыхаясь, опускается на колени и закатывает глаза. С ее головы не переставая сыпется белые цветы от фаты, но она уже их не видит. К ней подходит врач, открывает ей веки и светит маленьким фонариком в глаз. Зрачки реагируют на свет и начинают сужаться. Он открывает ей рот и осматривает полость. С такой брезгливостью и тошнотворностью он все это делает, что Лилит хочется переломать ему руки. Врач не понимает, он психиатр, он каждый день такое видит, привык. Жаклин лежит на полу с закрытыми глазами, ее дыхание свистящее, рядом с ней лежит фата. Лилит смотрит на ее руки: сквозь забинтованные порезы сочится кровь. Переломанные ногти, и вместо них тоже – кровь. Врач требует, чтобы ее раздели потому, что кровавая принцесса в отделении не нужна. Лилит хочет помочь, но ее не пускают. Санитары грубо режут шнурки на корсете и, совсем не по-человечески, без капли сострадания, стягивают его, юбки от платья, они просто отшвыривают их ногами в сторону. Жаклин лежит в одном белом нижним белье, а везде, под ногами, хрустит бисер, осыпавшийся с ее платья. Потом доктор заполняет какие-то бумаги, небрежно кивает санитарам на обколотое успокоительным тело. Они поднимают его, сообщают номер больницы и уходят…
– Милая, ты мне не нравишься в таком состоянии. Я бы очень не хотел выписывать тебя в соседнюю палату к Жаклин.
– Я никак не могу выкинуть из головы вчерашний день. Жестокость врачей, безразличие жизни…
Левиафан бросил на нее косой взгляд и пошел бродить по комнате, что-то бормоча или напевая себе под нос.
– Почему ты все время улыбаешься и поешь? – спросила Лилит, наблюдая за ним.
– Я релаксирую. Песни помогают отвлечься, абстрагировать мозг, а улыбка помогает не заводить нервную систему. Да и в конце концов, я просто люблю петь и улыбаться, я так больше похож на дурака. А дуракам, знаешь ли, намного проще живется, и судьба на них плюет, и смерть вроде не трогает.
– Что-то я не могу сказать по Жаклин, что ей хорошо живется…
– Жаклин по-настоящему умом тронулась, а я говорю о людях, которые подло прикидываются дураками и живут хорошо, пользуясь выгодой от этого слова, вида и поведения.
– Левиафан, отстань от меня! У меня нет настроения слушать это. – Лилит встала, взяла ключи от машины и прошла мимо вампира.
– Куда это ты? – спросил он удивленно, провожая ее взглядом.
– Пойду, покатаюсь…– бросила она, хлопнув дверью.
Лилит включила диск с невообразимо грустной музыкой в машине, нажала газ и поехала. Солнце пыталось пробиться через тучи, но безуспешно. На небе болтался только его бледно-желтый силуэт. Вот-вот должен был начаться дождь, но он не начинался. Лилит остановилась на светофоре. Пока горел красный свет, она смотрела на длинный белый капот. В ее голове было пусто. Нет мыслей, идей.
Сзади раздался нервный гудок. Светофор уже давно переключился на зеленый, а Лилит все витала в облаках, задерживая людей. Лилит нажал на газ и поехала вперед.
Как-то даже не заметно и не понятно она приехала к психиатрической больнице, в которой лежала Жаклин.
– Как ты? – спросила она через решетчатое окно.
Жаклин сидела на кровати, в шортах по колено и в майке. Ее лицо, без косметики, выглядело на два-три года моложе. Волосы взъерошены, и на них поблескивали блестки от лака. Жаклин подпирала коленями подбородок. Она бросила странный взгляд на Лилит и подняла голову. Лилит заметила бинты на кончиках пальцев, там, где Жаклин вырвала ногти с мясом. Лицо ее было чуть-чуть расцарапано, а на запястьях красовались огромные бинты.
– Как я? – повторила она вопрос.
Ее голос не был похож на голос прежней Жаклин. Он был какой-то сырой и утробный, как у мертвеца. Ее взгляд был ненормальнее, чем у самого настоящего психа.
– Ты не очень хорошо выглядишь… – негромко сказала Лилит.
Внезапно Жаклин засмеялась глухим, звериным смехом.
– А как я должна, по-твоему, выглядеть? – она приблизила лицо к решеткам, и не моргая посмотрела на подругу. Лилит замялась. Жаклин пугала ее: поведение совершенно другого человека, окутанное злостью и ненавистью.
– Как я должна выглядеть, Лилит?! – закричала она. – После того, что случилось, ты считаешь, что я должна хорошо выглядеть?
– Я не это имела в виду…
– А что ты тогда имела в виду? – перебила ее Жаклин, пристально впиваясь в нее глазами.
Лилит отвела взгляд и слезы подступили к горлу. Она закусила нижнюю губу и, снова, повернулась к Жаклин.
– Мне не стоило сюда приезжать! – тихо проговорила она, развернулась и пошла.
Жаклин что-то кричала ей в след, но Лилит старалась не вслушиваться в эти крики. Через десять минут она сумела найти лечащего врача.
– Как она? Почему она такая агрессивная? – спросила дрожащим голосом Лилит.
– В ближайшую неделю вам не стоит приезжать сюда! Девушка так реагирует абсолютно на всех! – отвечал врач на ходу, а в его руках была кипа бумаг.
– Подождите! – крикнула Лилит и схватила его за руку.
Врач остановился с не довольным видом.
– Послушайте, девушка… – начал он, но развернувшись к ней лицом, увидев насколько красива девушка, стоящая перед ним, он замолчал и открыл рот.
– Доктор, – она слегка дернула его за руку.
– А, да… – он хлопал глазами и мялся, как пятнадцатилетний мальчишка.
– Что с ней?
– Лабильность аффекта…раздражительное настроение. Вербигерация и трихотилломания… мы еще не до конца с ней разобрались, поэтому пока не в состоянии поставить какой-либо конкретный и адекватный диагноз. Иногда преобладают симптомы параноидальной шизофрении, но этого быть не может. Иногда истероидная психопатия, но это больше экзогенный психоз – врач, наговорив кучу не понятных терминов, заикался и неотрывно смотрел на лицо девушки.
Лилит не была даже уверена, про ту ли он пациентку говорит. Она ничего не поняла из его объяснений.
– Все будет нормально с вашей подружкой… – снова попытался заговорить доктор.
– Спасибо. – Грустно ответила Лилит, так и не выяснив, что с ее подругой и надолго ли.
Она развернулась и пошла вдоль коридора. Врач так и стоял, застывши, смотря ей в след.
Через два часа Лилит приехала домой. Настроение у нее было мягко говоря не очень хорошее. Она заглушила двигатель и посмотрела в окно, и ее передернуло от неожиданности. Там стоял Левиафан, как всегда с идиотской улыбкой. Он открыл ей дверь и подал руку.
– Прошу мисс! – вампир галантно поцеловал ее руку.
Лилит вышла из машины и грозно окинула его взглядом. Но в ее голове пробежали мысли о том, что было бы неплохо расслабиться. Левиафан был не против. Он, со счастливым лицом, соорудил не большой ужин.
На столе стояла бутылка хорошего вина, графин с холодным облепиховым чаем, сок. Горячая пицца и гамбургеры. Огромная ваза с фруктами. Но вот только Лилит кусок в горло не лез.
Вампир, откуда-то, достал два очень красивых фужера, что сильно удивило Лилит. Она думала, что после неудачной поездки в Париж, она успела расколотить всю посуду в этом доме. Но эти два фужера были антикварными.
Левиафан заметил ее взгляд на эти вещи. Он встал напротив нее и убрал руки в карманы. Какой же он порой был нелепый: черная майка – привет из семидесятых и современные спортивные штаны.
Он стоял и покачивался, опускаясь с пятки на мысок и обратно. Затем он вытащил руку из кармана и разлил вино по фужерам.
– Мне кажется, остальные напитки здесь лишние. Вино – идеальный вариант.
– Наверное, так оно и есть.
– Как дела у Жаклин? – спросил он, приподнимая глаза на нее.
– Как ты узнал? – удивилась Лилит, делая глоток красного вина.
Левиафан усмехнулся и сел за стол.
– От тебя пахнет психами и сумасшествием!
– Видимо с Жаклин переобщалась, что даже пропахла ею. – Улыбнулась она, решив все-таки отпустить ситуацию, расслабить и побаловать свою нервную систему.
Левиафан заметил попытку подпоить грусть и уложить спать печаль. Он приподнял бокал и прищурился.
– За счастливое безумие, которым мы с тобой к несчастью не обладаем! – громко произнес он странный тост.
Лилит выпила половину бокала, слегка поморщившись.
– Почему счастливое и почему к несчастью? – повернула она голову на бок.
– Потому, что прекрасно быть безумным, и ужасно тягостно быть нормальным, и совсем не простительно не иметь даже шансов хотя бы на частичку этого безумия…
– Почему ты так говоришь? – смутилась Лилит, – что же хорошего и прекрасного в том, чтобы быть запертым в четырех ватных стенах, как Жаклин, и иметь надпись «душевнобольной» на амбулаторной карте?
– Хе…очень многие люди делают синонимы из слов «душевнобольной» и «безумный». Но это не так, Лилит! – прошептал он гипнотически и посмотрел на нее волчьим взглядом.
Она замерла с видом непонимающего человека, причем она не понимала выражение его лица. Затем она подняла вопросительно брови, как бы ожидая продолжения к сказанному.
– Быть душевнобольным – это значит, что человек имеет проблемы со своим духовным состоянием. Он обречен, и его путь в клинику неизбежен. А безумие – это эйфория, которую жизнь дарит человеку. Синонимы безумия – гениальность, сила, власть и нестандартность. Сколько было величайших гениев прошлого, и может даже чуть-чуть современности, ты думаешь, они были в клинике? Нет, Лилит. Их любили, за ними следовали толпы, их сжигали и сажали в подземелья, потому, что боялись. Все равно люди уважали их безумие, почитали и восторгались, в душе опасаясь. Безумие – это редчайший дар, от которого нельзя отказываться, получи его и весь мир будет у твоих ног. Стань душевнобольным – сгниешь заживо, и самое ужасное, жизнь будет продолжаться, когда тело будет разваливаться отгнившими и грязными кусками. Быть безумным – значит быть не таким как все, абсолютно во всем, кроме физиологии. Окружающие будут ненавидеть, пытаться навредить, украсть этот жизненный дар, но в наше время у них нет шансов…но, к сожалению и безумцев сейчас нет.
