Текст книги "Мозаика. Невыдуманные истории о времени и о себе (СИ)"

Автор книги: Вадим Ломтев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Впрочем, случился с ним один примечательный эпизод, о котором стоит рассказать. Одно время молодежь авиазавода увлекалась изготовлением пневматических ружей для подводной охоты, и Саня тоже не остался в стороне: «достал» кусок нержавеющей калиброванной трубки нужного диаметра, а остальное было делом техники и его умелых рук. Ружье необходимо было испытать, и Саня слонялся по дому с ружьем и постреливал от нечего делать в табуретки и дверные коробки к большому неудовольствию Надежды Васильевны, моей будущей тещи.

Наступило, наконец, лето, и Саня поехал к деду на Дон, в село Сторожевое. В первый же день облюбовал место среди прибрежного ивняка, надел ласты, маску с трубкой, зарядил ружье и начал погружение возле обрывистого берега.

Надо отметить, что в Дону вода не отличается прозрачностью и позволяет лишь слабо различать предметы на расстоянии не дальше вытянутой руки. По рассказу Сани, едва он с головой погрузился в воду и успел осмотреться, вдруг увидел, что прямо на него из серо-зеленой донской мути выплывает чудище с огромными глазами, приблизилось почти вплотную к маске и стало неторопливо поворачивать в сторону. Саня выстрелил, не раздумывая, «от бедра», как завзятый профессионал, и очень удачно: его пика прошила «чудище» насквозь и самым сказочным образом перебила ему хребет.

Оказалось, что Сане удалось подстрелить сазана, громадного даже по местным меркам – килограммов на 8–10. Кое-как приторочив свой охотничий трофей к велосипеду, Саня триумфально доставил его домой к невообразимому удивлению деда и всех его соседей.

На следующий день с самого утра Саня был на «боевом посту», просидел весь день в засаде под водой, но не увидел ни одной даже мелкой рыбешки. Но поскольку лавры удачливого добытчика не давали ему успокоиться, Саня на следующий день опять пришел на заветное место, и опять все абсолютно безрезультатно. И такое невезение продолжалось весь отпуск. После этого ружье для подводной охоты было заброшено навсегда.

Саня отслужил положенный срок в армии в танковых частях в грузинском городе Ахалкалаки, продолжил работу на авиазаводе. Но работа его перестала устраивать (требовалось часто бывать в разъездах), и он попросился устроить его электромонтажником к нам на завод.

Я предложил Александру сменить профессию и стать станочником: голова, мол, у тебя светлая, освоишь все премудрости быстро, месяц-другой будешь получать как ученик плюс сдельщина, но главное – получишь престижную специальность, с которой потом нигде не пропадешь. Саша согласился, начал работать на большом консольно-фрезерном станке, и время показало правильность принятого решения.

Поинтересовался я как-то у него: «Ну как, Саш, зарплата?». Отвечает: «Да грех жаловаться – 250 за прошлый месяц, перед этим – тоже. Но приходится упираться». Для ориентации: оклад начальника цеха в это время был в пределах 210-220 рублей.

Александру очень нравилось зарабатывать деньги, причем – именно зарабатывать: он никогда не противился уговорам мастера остаться поработать на вторую смену или выйти в выходные дни. Более того, он, как правило, сам напрашивался на сверхурочную работу, чтобы заработать как можно больше. И это давало ощутимый результат: его заработки нередко доходили до 500-600 рублей, а однажды превысили 800 – в том месяце у него не было ни одного выходного, и почти каждый день были «прихватки» по 2-3 часа.

У «трудовиков» такие заработки вызывали изжогу, они несколько раз проверяли правильность начислений, но нашли единственное объяснение – сверхурочные. Саня несколько лет жил, соблюдая режим строгой экономии, встал в цехе в очередь на приобретение машины, построил гараж и купил «Жигуленка», став наглядным примером демонстрации экономических возможностей простого рабочего человека из советского времени.

Глава 61. Госплан СССР

Что же это за организация такая – Госплан СССР, главный орган, захвативший все бразды правления экономикой Советского Союза? Организатор всех побед нашей державы или причина ее бесславного краха? Есть такие, кто считает, что в крушении империи виной всему является плановая система и ее оплот – Госплан СССР.

Существовал даже такой анекдот:

На Красной площади идет военный парад: свою мощь демонстрируют танкисты, десантники, ракетчики… На трибуне – наши вожди. Закрывает парад шеренга штатских лиц в шляпах, в серых плащах, спокойных и безучастных с виду, плетутся не в ногу. Брежнев обращается к Косыгину: «Алексей, это кто такие? Что они здесь делают?». Косыгин всматривается в процессию и радостно сообщает: «Так это же мои ребята из Госплана! Ты, Леонид, не обращай внимания на их неприглядную внешность. Это только с виду они такие невзрачные. А на самом деле они обладают страшной разрушительной силой!».

Придумано это было давно и небезосновательно, но из-за двоякого смысла не может считаться достаточно остроумным. Мне больше нравится такая шутка: на международных соревнованиях по прикладным видам спорта победу одержал представитель Советского Союза, который смог из обычного лимона выжать два стакана сока. Корреспонденты его спрашивают: «Как Вам это удалось, сэр?». В ответ прозвучало: «Я не сэр, я специалист из Госплана СССР!».

Обе распространенные в давние времена шутки про госплановцев с глубоким подтекстом, обе дают намек, что Госплан не только разрушал, но и созидал. Причем созидал весьма ощутимо – полезно ознакомиться с работой Комитета в годы войны (это был настоящий производственный штаб, проводивший гигантскую работу по управлению экономикой Союза), с его деятельностью в годы послевоенных пятилеток, и все сомнения относительно полезности Госплана отпадут.

Мне кажется, что в 90-х годах к руководству страной пришли люди, которые никогда серьезно не занимались экономикой. Они «попались на удочку» наших экономических соперников, рекомендовавших нам отойти от плановой системы, смогли изменить общественное мнение, и Госплан был уничтожен.

С плановой системой хозяйствования мне довелось впервые познакомиться еще в самом начале моей деятельности в должности главного инженера летом 1971 года на примере экономики Западной Германии. Звонит мне помощник первого заместителя министра: «Передаю указание Виктора Васильевича. Завтра встречай президента западногерманской фирмы «Крафтверкюнион» господина … (забыл уже фамилию, помню только, что она была с приставкой «фон») с тремя сопровождающими лицами. Виктор Васильевич месяц назад был у него в гостях в Германии. Принимали его очень здорово. Так что от тебя требуется быть тоже на уровне. Задача твоя – встретить, разместить в гостинице, предоставить минимум две новые «Волги» (микроавтобус не годится) и отправить на Нововоронежскую атомную станцию. Там их примут, все покажут, развлекут и к вечеру возвратят тебе. Следует организовать им хороший ужин и отправить в Москву вечерним поездом в вагоне типа СВ. Виктор Васильевич обо всем необходимом договорился и с атомщиками, и с вашим генералом КГБ».

Пришлось немного похлопотать: и вторую машину взять на день взаймы (в 71-м году на заводе была только одна новая «Волга»), и оформить в пожарном порядке программу пребывания западных немцев в Воронеже, городе усиленного режима (ФРГ считалась вражеской страной), и приобрести четыре билета в вагон СВ, когда в кассах уже неделю назад даже обычных купейных невозможно было достать без соответствующей протекции. В конце концов, все утряслось.

Встретил, разместил, отправил на атомную станцию. Возвращаются гости к вечеру уставшие, но довольные – все им показали, рассказали, все они видели. Объявляю им дальнейшую программу:

– Час на отдых и сборы, а в 19-30 идем в ресторан «Славянский» на ужин.

А кто будет платить? – поинтересовался «фон».

Кротов, конечно! А кто же еще?

О, Кротов! Гут! Зеер гут!

«Славянский» только недавно открылся в Воронеже

и был одним из немногих мест, куда можно было вести гостей без особого стеснения и даже с некоторой гордостью: хорошая кухня, быстрое обслуживание, национальные одежды у официанток, профессиональный оркестр. Банкетный зал был занят кем-то заранее, и нам пришлось довольствоваться общим залом. Заказали все по полной программе (платит-то Кротов!) и начали трапезу.

Я стал расспрашивать президента о фирме: сколько рабочих, какие заводы, чем занимаются? Гость с удовольствием стал рассказывать:

В Западной Германии несколько предприятий машиностроения заняты производством оборудования для атомных станций (из названий и имен я запомнил лишь Круппа, Мана и Сименса). До недавнего времени между ними существовала конкуренция, которая не приносила много пользы германской экономике. Мы решили, что конкурировать нужно не между собой, а с предприятиями США, СССР, Японии, то есть с внешним рынком. В этих целях для координации усилий германских предприятий и была организована наша фирма численностью примерно 30 человек. В нее вошли высококлассные специалисты по мониторингу новинок, проектированию оборудования, изучению мировой потребности в атомных станциях, а также в области передовой технологии машиностроения и капитального строительства.

Фирма занимается разработкой проектов планов выпуска атомного оборудования для практически всех германских предприятий, причастных к этой теме. Проект составляется на будущий год и на несколько лет вперед и включает предложения по номенклатуре и срокам изготовления продукции, а также в необходимых случаях по совершенствованию специализации предприятий и их развитию.

Проект направляется всем заинтересованным предприятиям для конфиденциального рассмотрения, обсуждается на общей встрече и, только когда все скажут свое «гут», становится планом действий, нарушить который не смеет никто из участников.

Спустя более 10 лет, когда я уже работал в Москве, я неожиданно для себя обнаружил, что функции «Крафтверкюниона» практически полностью совпадали с функциями Отдела энергетического и атомного машиностроения Госплана СССР: тот же план производства, планы новой техники, капитального строительства, отраслевого развития. Принципиальное отличие заключалось в том, что проект плана фирмы утверждался «снизу» (предприятиями), а у нас проект отдела проходил долгую процедуру согласований с другими подразделениями Госплана и становился планом после его утверждения государственными органами власти, то есть Совмином и ЦК партии.

По сути дела, фирма организационно объединила германские заводы в части атомного машиностроения, осуществляя мониторинг рынков продукции, разрабатывая проекты планов развития каждого предприятия в отдельности и отрасли в целом – это и была та самая плановая система хозяйствования, с которой я невольно ознакомился, соприкоснувшись с «Крафтверкюнионом», а потом узнал ее во всех подробностях в Госплане СССР. (Следует признать, что у фирмы система эта была более совершенна за счет эффективности схемы «утверждения снизу»).

Я так подробно остановился на «Крафтверкюнионе», чтобы аргументировать тезис о позитивном влиянии Госплана СССР на развитие экономики страны: даже заядлые рыночники-капиталисты (Германия!) понимают, что без планов работать нельзя, а мы, можно сказать, первооткрыватели плановой системы, вдруг разрушили ее и провозгласили: «Рынок сам все решит!». Как «решает» рынок, видно на примерах 1998, а затем и 2008 года.

Госплан СССР был образован в феврале 1921 года с целью осуществления общегосударственного планирования экономического и социального развития СССР. Основу структуры Госплана составляли отраслевые отделы, занимавшиеся планированием соответствующей продукции. Их было около сорока, а в постсоветский период кто-то, очевидно, посчитал, что от них идут все наши беды, и количество отраслевых отделов стало постоянно сокращаться.

Например, когда я пришел сюда на работу в 1982 году, только в машиностроительном комплексе Госплана имелось 10 отраслевых отделов, которые занимались планированием соответствующих отраслей: тяжелого, энергетического, транспортного, строительно-дорожного, коммунального, сельскохозяйственного и химического машиностроения, а также автомобильной, электротехнической и станкоинструментальной промышленности. В каждом отделе было от 5 до 8 подотделов, состоявших из 5-6 специалистов высочайшего класса, каждый из которых досконально знал специфику и возможности 30-40 подведомственных заводов, их новую технику, перспективу развития). Общая численность специалистов-машиностроителей составляла около 350 человек.

Количество машиностроительных отделов сократилось вначале до 6, затем до 4, а когда в 2000 году я уходил на пенсию, отдел был единственным, стал называться "департаментом", и общая численность его по штату составляла всего 56 человек. Сокращение численности специалистов отразилось на качестве разрабатываемых документов: планы трансформировались в прогнозы, не обоснованные зачастую ничем, в материалах осталось мало конкретики, и они за небольшим исключением создали лишь иллюзию аргументированного подхода к проблемам управления экономикой.

Отраслевые отделы Госплана организационно объединялись в комплексы: агропромышленный, топливно-энергетический, сырьевой, машиностроительный, капитального строительства, транспорта, оборонных отраслей промышленности, социального развития, товарных ресурсов и товарооборота.

Каждый отраслевой отдел разрабатывал в натуральном выражении планы производства «своей» продукции для каждого министерства или ведомства, а головному министерству готовил проекты заданий по выполнению основных экономических показателей – прибыли, себестоимости, труду, капитальным вложениям, снижению материалоемкости, новой технике и т.д.

Например: основная масса машин и оборудования для села (отрасль – сельскохозяйственное машиностроение) выпускалась на заводах, которые входили в состав одноименного министерства. Их было около двухсот – специализированных предприятий, занятых проектированием и производством тракторов, комбайнов, косилок, плугов, культиваторов, картофелесажалок и т.д. Кроме них, не меньшее количество предприятий других министерств также выпускали продукцию этой отрасли: Минтяжмаш, МВД, Минстройдормаш, Минавтопром, Минстанкопром, министерства оборонного комплекса. Да по сути дела все министерства Союза имели задания по производству машин для сельского хозяйства, получали для их изготовления металлопрокат и другие необходимые ресурсы, а также адреса сбыта продукции, а головное министерство – Минсельхозмаш СССР – получало, кроме того, задания по выполнению экономических показателей.

Кроме отраслевых отделов, занимавшихся развитием производства определенной продукции, в Госплане имелись отделы функциональные, которые координировали деятельность отраслевых отделов и обеспечивали общность методики формирования планов: отдел перспектив развития, отделы сводного планирования, капитальных вложений, науки и техники, материальных балансов, финансов, себестоимости, цен и т.д. – не было в нашей стране сферы деятельности, которая не подвергалась бы административному влиянию со стороны той или иной службы Госплана СССР. Исключение составляла разве только деятельность КПСС, а по остальным обязательно разрабатывался какой-либо документ, который затем утверждался Правительством, после чего он приобретал силу закона.

Вот таков был «монстр», на которого впоследствии совсем несправедливо посыпались все шишки. И никак невозможно было понять Горбачева, когда с большой трибуны он патетически обращался к народу: «Да как это мог допустить Госплан, чтобы более 70 процентов государственного бюджета уходило на военные цели!?».

Спросить бы его: «А где были Вы, уважаемый Михаил Сергеевич, когда в ЦК рассматривались и затем утверждались с несущественными поправками эти самые планы? Ведь стоило бы Вам назвать любую другую цифру (50, 40 или 30), и Госплан бы все пересчитал, перенаправил бы ресурсы, и все проходило бы не так болезненно, как случилось после пришествия «дикого рынка». Хватило же ума китайцам ставить экономику своей страны на либеральные рельсы, сохраняя плановые принципы управления и не прибегая к «шоковой терапии». И потому получают фантастические результаты: прирост более 10 процентов ВВП и никаких дефолтов. А Юрий Дмитриевич Маслюков, будучи председателем Госплана, ездил в Китай, изучал там их принципы перехода к рынку, предлагал лично Вам делать все подобным образом и у нас – Вы не послушали, и передовому китайскому опыту предпочли наставления наших экономических противников.

Вы послушали молодых «экономистов», большинство из которых прошло "обучение" за рубежом на Западе. Объясню, почему поставил кавычки. Примерно в 1990 году в библиотеке Госплана появилась довольно объемистая книжка американского экономиста Джексона «Американский менеджмент на пороге 21-го века». Автор предсказывал американской экономике незавидное будущее в связи с тем, что законодательные органы США состоят в основном из юристов и финансистов, а опытные менеджеры в их составе практически отсутствуют.

Но, как считает автор, юристы в своей деятельности интересуются в первую очередь вопросами собственности, а финансисты – лишь сиюминутной прибылью. А современная экономика развивается более динамично, чем раньше. Развитие это зависит от множества факторов и требует квалифицированных прогнозных проработок, которые могут проводиться лишь специалистами, имеющими большой практический опыт работы в промышленных или социальных сферах, то есть – опытными менеджерами, иначе говоря – экономистами в полном смысле этого слова.

Финансы, безусловно, важнейшая часть экономики, но не единственная. Знание только законов и правил, по которым сегодня текут финансовые потоки, еще не гарантирует безошибочности прогноза, куда эти потоки попадут. Нужно еще и уметь предвидеть, какой социальный резонанс вызовет то или иное экономическое решение, и не будет ли реакция болезненной? Чтобы ответить на такие вопросы, нужны экономисты (или менеджеры), а не финансисты.

А за рубежом экономистов, в широком смысле, для нас никто не стал готовить: обучили банковскому делу, бухгалтерскому, финансовым дисциплинам, назвали экономистами и – вперед! Даешь шоковую терапию!

И они «дали». Да так, что вспоминать результаты будут у нас еще долго. Яркий тому пример – приватизация. Сегодня уже все, даже ортодоксальные коммунисты, согласились, что средства производства дают наибольшую эффективность, если принадлежат частному капиталу. Но цель эту можно достигать по-разному: можно постепенно, продуманно, имея подробный бизнес-план по каждому объекту недвижимости, продавая его новым хозяевам на конкурсной основе (как делалось в странах бывшего соцлагеря). А можно раздать эту недвижимость за бесценок (знакомым или просто расторопным людям), как это и было сделано у нас почти повсеместно.

Единственным, кто воспротивился такой «прихватизации», был мэр Москвы Юрий Михайлович Лужков. В результате принятия с его стороны необходимых для данной ситуации мер (разумных и взвешенных) возник острый конфликт с Чубайсом, но передача основных фондов города в частные руки принесла, как сегодня стало известно, в бюджет государства практически столько же, сколько в целом по остальной России. И еще факт: приватизация основных фондов ГДР принесла Германии доход, сопоставимый с соответствующим российским показателем (хотя у них отдельные неперспективные предприятия продавались за символическую цену 3-5 марок).

Но это еще не все! Казалось бы, у нас цель достигнута – основные средства в России находятся в частных руках, и по количеству долларовых миллионеров и миллиардеров мы опять впереди планеты всей, но производство как провалилось с началом приватизации, так и до сих пор не может выйти на прежний уровень (поднимается, но очень уж робко). И что-то не спешат новоявленные нувориши вкладывать свои капиталы в развитие российского производства – все больше за рубеж: в дворцы, в яхты, в стадионы.

А все почему? Да потому, что все решения по реформированию экономики принимались молодыми финансистами, слепо верящими в могущество монетарных отношений. Они считали, что стоит только создать частных собственников, как сфера производства немедленно начнет поступательное развитие. Однако отсутствие управленческого опыта сильно их подвело, а от этого пострадало и все наше общество.

Однажды мне довелось быть свидетелем случая, который очень точно характеризует специфику механизма принимаемых решений. Я случайно в начале постсоветского периода (все более достойные должностные лица нашего ведомства в тот момент оказались заняты другими делами) попал на совещание, которое проходило в правительстве на Старой площади по вопросу приватизации электротехнической промышленности. Совещание проводил Гайдар в большом кабинете, ранее принадлежавшем, по слухам, самому Горбачеву. В кабинет набилось человек 40 внешне молодых (точнее, даже юных), очень энергичных людей, большинство из которых с подкупающей непосредственностью обращались друг к другу на "ты" и по имени: Егор! Андрей! Яша!…

Открыл совещание Гайдар. Он предупредил, что времени нет, нужно его экономить и всем быть предельно краткими, и предоставил слово докладчику.

Докладчик (фамилию его и всех остальных «активистов» совещания я уже не смогу вспомнить) пытался рассказать общее положение в отрасли, как подготовлена приватизация, каковы ее перспективы. Сразу стало ясно, что докладчик вопросом не владеет: он путается в названиях предприятий, в их специализации, в месте их нахождения. Мы сидели рядом с первым заместителем министра электротехнической промышленности Анатолием Васильевичем Гловацким, и тот «под сурдинку» возмущался: «Ну могли же заранее попросить материалы, я бы дал все необходимое, а теперь – противно слушать.».

Тем не менее «доклад» был завершен, предлагаемые меры доведены до собравшихся. Гайдар начал было уже соглашаться с ними и готов был утвердить проект решения, как неожиданно кто-то попросил слова и начал делать по основному докладу принципиальные замечания. Гайдар задумался:

– Да, здесь мы не все учли. Надо, очевидно, согласиться с Николаем, он молодец, правильно заметил! – и начал говорить в поддержку тезисов оппонента.

Затем попросил слова еще один желающий и начал предлагать новые решения, отличающиеся от первых двух. И опять Гайдару пришлось на ходу менять решение, а когда слово попросил Гловацкий и доложил свои предложения, ведущий стал в тупик. Закончилось все поручением проанализировать все поступившие предложения и подготовить согласованное решение.

В принципе, на совещании решено было правильно (дополнительно рассмотреть и обосновать), но, как потом рассказывал Гловацкий, никто его не приглашал для подготовки согласованного решения, а в жизни затем все происходило по сценарию, первоначально предложенному докладчиком.

Как в этом случае не вспомнить горькие, но справедливые слова нашего приснопамятного премьера Черномырдина, прозвучавшие с экрана: «Понаставили кругом завлабов, и ждем от них чего-то путного…».

Жаль только, что история не имеет сослагательного наклонения, и жизнь нельзя открутить назад, как кинопленку. Остается лишь констатировать факты и делать выводы, чтобы в будущем не совершать подобных ошибок. А резюмировать произошедшее можно следующим образом: «Крафтверкюнион» не постеснялся взять на вооружение госплановские принципы и методику управления отраслью и добился процветания, а мы неожиданно стали считать эти принципы главным тормозом в экономическом и социальном развитии нашего общества. Обидно, но делать нечего!

* * *

А прощальный вечер с нашими гостями из «Крафтверкюниона» закончился не совсем обычно.

Банкетное помещение ресторана в этот день, как я уже отметил, было занято, и нам пришлось довольствоваться общим залом. За столиком рядом с нами сидели 8 красивых, как на подбор, воронежских девчат (отмечали день рождения подруги). Президент увидел, что в зале танцуют, и спросил, можно ли и ему тряхнуть стариной. Я легкомысленно проявил либерализм: «Почему бы и нет? – У нас свобода!», и гости «запали»: их нельзя было оторвать от наших соседок – танцевали, вместе выпивали, скоро дошли до брудершафта. Нужно было уже собираться в дорогу, как «фон» вдруг заявил, что ему нужно на день-другой задержаться в Воронеже (вроде бы его приглашают остаться). Это было бы смешно, но это если смотреть с одной стороны, а с другой… Как это можно было – «задержаться»? Назревал скандал.

Несколько слов о составе моих гостей: старший – президент фирмы (он и по возрасту был старший, лет 55-60), участник войны, родом из Восточной Пруссии, немного разговаривал по-русски. Его молодой коллега (лет под 30), помощник по службе, сразу горячо поддержал намерение шефа задержаться в Воронеже. Да и девчатам были совсем не интересны отечественные кавалеры – то ли дело иностранцы – отличная развлекуха!

Два других гостя были нашими, советскими: Володя, конструктор Подольского завода, и Николай, профессиональный переводчик (и по-моему, не только), к идее продолжить танцы отнеслись отрицательно. На мой вопрос о том, что будем делать, Володя ответил, что очень устал и хочет домой, а немногословный Николай глубокомысленно произнес: «Никто этого не одобрит».

Пришлось применять запрещенные приемы: я сказал девчатам, что, если они не хотят провести ночь в милиции за связь с иностранцами, то нужно немедленно заканчивать «карнавал», а не тащить немцев к себе в гости. Те сразу сообразили, что к чему, обернули свои приглашения шуткой и распрощались с новыми друзьями. Разочарования немцев я описать не смогу (боюсь, у меня не хватит красок). Я был рад, что все заканчивается благополучно, так как к этому времени мне привезли долгожданные билеты в вагон СВ. Яков Дмитриевич Кузнецов, замзавотделом промышленности обкома, лишь в 20 часов дал разрешение продать нам заветные четыре места, ежедневно резервируемые до этого времени для первых лиц области.

Но надобно ж было беде случиться, чтобы примерно за час до отхода поезда из ЦК поступил звонок Воротникову (первому секретарю обкома): «Прибыть завтра в Москву вместе с председателем облисполкома Косоплеткиным». Кузнецову пришлось отобрать у кого-то два билета СВ, и он кое-как выкрутился, но разместил начальство не в «вип-купе», а в обычном двухместном («випы» находились в центре вагона, размерами были побольше остальных, и в них имелся персональный туалет).

Я, естественно, не знал последних событий и удивился, когда, подойдя к своему вагону, увидел на перроне все высшее руководство области в полном составе. Мы постарались не привлекать к себе особого внимания и тихо прошмыгнули на свои места. Володя поинтересовался, что находится в настенном шкафчике и обнаружил там комплект посуды и пачку печенья. Реакция его была быстрой: он расставил на столике рюмки, распечатал печенье и достал из внутреннего кармана пиджака стеклянную фляжку, как оказалось, с медицинским спиртом (он объяснил, что всегда держит у себя в таком виде «НЗ»). Выпили с трудом (теплый спирт, целый день за пазухой, после обильного ужина…), зажевали печеньем, попрощались, и я уехал домой, облегченно вздохнув.

Но мои злоключения на этом не закончились. Через несколько дней зовет к себе Кузнецов:

– Вернулся из Москвы Виталий Иванович и устроил мне взбучку: «Ты кого поселил в вип-купе? Каких-то свиней! Напились! В купе ведь есть свой туалет, так они не разобрались, оккупировали оба общих, создали очередь и изгадили там все до неузнаваемости. Нужно разобраться, кто их напоил до такого скотского состояния, и научить, как впредь себя вести. И больше никогда не отдавай вип-купе иностранцам». А теперь давай, объяснись.

Я понял, что спасти меня может лишь беспардонное вранье:

– Яков Дмитриевич, помилуйте, тут какая-то ошибка. Откуда могут быть пьяные? Да мы и выпили всего-то 2 бутылки конька! На пять человек – это вообще, можно сказать, ничего! Можете проверить у официантки. Это не могли быть мои «клиенты», думаю, что это были финны (среди пассажиров, действительно, было несколько до предела "веселых" финнов). Позвоню в Подольск, уточню, разберусь и тогда доложу все подробно, а пока…

– Ну, хорошо, разбирайся, только, пожалуйста, не задерживай, после расскажешь.

Пошел «разбираться», а точнее, готовить почву.

Первым делом заскочил в «Славянский» и поговорил с официанткой. Та при мне уничтожила копию сохранившегося счета, включавшего в себя несколько бутылок водки, и написала новый, в котором скромно значились две бутылки коньяка. Затем позвонил в Подольск Володе (хорошо, что телефон записал!). Володя рассказал, чем закончилась история.

А закончилась она довольно неприглядно. Выпитый на посошок спирт оказал на германские желудки разрушительное воздействие, и как только поезд тронулся, их стало укачивать, у гостей стали проявляться все признаки морской болезни. Они бросились к общим туалетам (не разобравшись с наличием персональных), заперлись в них и долго не появлялись, создав очередь из пассажиров, желающих совершить обычные ритуальные действия перед сном. После вмешательства проводницы измученные и бледные страдальцы освободили помещения, в которых пришлось немедленно проводить внеочередную уборку из-за их антисанитарного состояния.

Утром гости одевались, когда поезд уже стоял на перроне московского вокзала, и покинули вагон под осуждающими взглядами проводницы, даже не попив чаю. По словам Володи, несмотря на «крайне деформированные морды», поездкой они остались очень довольны,

Разумеется, все это я не стал рассказывать Кузнецову. Сказал только, что очевидец событий находится в дальней командировке и возвратится не скоро. Инцидент потихоньку сам собой забылся, но еще долго, пользуясь вагоном СВ, я замечал, что вип-купе никто не занимает.

И еще отметил для себя в некоторой степени «радостную составляющую» произошедшего. Дело в том, что иностранцы иногда очень нелицеприятно говорят о русских: и некультурные, и грубияны, и даже свиньи. К сожалению, для подобных эпитетов у них нередко имеются основания (если при этом не делается обобщений на всех россиян).

В случае с гостями из «Крафтверкюниона» есть повод немного позлорадствовать и переадресовать нелицеприятную характеристику русских: представители европейской нации, вполне справедливо претендующей на ведущие позиции в культуре публичного поведения, «потеряли лицо», а русские в тех же условиях были на достойном уровне.

Глава 62. Конец Госплана

В Госплане СССР я проработал до момента его упразднения – до июля 1991 года, но фактически еще 9 лет возглавлял отраслевые машиностроительные подразделения во всех его правопреемниках: Минэкономики СССР и Минэкономики России, соответственно занимая должности начальника сводного отдела экономики машиностроения, начальника Главного управления машиностроения, начальника (или руководителя, как его потом стали именовать) Департамента экономики машиностроения. В марте 1999 года мне (неизвестно зачем, и что это дает?) был присвоен квалификационный разряд действительного государственного советника Российской Федерации 3 класса, а в августе 2000 года в возрасте 63 лет я был уволен в связи с ликвидацией министерства.