Текст книги "Мозаика. Невыдуманные истории о времени и о себе (СИ)"

Автор книги: Вадим Ломтев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

К концу учебы в институте, проработав три года в «Мудром Маркетинге…», Ирина перешла трудиться в управление корпоративного финансирования московского отделения голландского банка «АBN АМRО БАНК», где проработала более трех лет, а затем еще полтора года занималась развитием бизнеса и рекламы в ОАО «Мобильные ТелеСистемы».

Постоянное общение по служебной линии с иностранными специалистами, привело, как мне кажется, Ирину к мысли, что закончить МГИМО, конечно, здорово, но не достаточно. Чтобы по-настоящему разбираться в экономике и финансах, нужно кроме российского образования получить еще и заграничное.

И Ирина приняла решение: еду учиться в Англию, на родину Адама Смита, поближе к первоисточникам классической буржуазной политэкономии, а заодно и современной. Учебное заведение было выбрано достойное: Школа менеджмента Крэнфилдского университета. Обучение платное, срок обучения – один учебный год.

Со времени ухода из «Совэлектро» Ирина начала хорошо зарабатывать (могу с гордостью отметить, что значительно больше, чем ее высокооплачиваемый папаша-начальник), и это позволило ей практически самостоятельно оплатить год учебы в английской школе.

Школа была закончена в 2001 году, но домой Ирина возвращаться не захотела, стала жить в Лондоне и работать вначале в банке «Барклайз», а с конца 2008 года перешла в английское отделение американского банка.

В преимуществах лондонского быта перед московским мы с Аллой убедились, когда по приглашению Ирины приехали к ней в гости на Рождество в декабре 2008 года. Запоминающихся впечатлений была масса: во-первых, дом. Заходя в подъезд, создается впечатление, что попадаешь непосредственно в квартиру: полы покрыты мягким ковролином, все выкрашено светлой краской, аккуратно, без признаков наплывов и подтеков, дверные ручки сверкают «позолотой». Нигде нет ни соринки, не говоря уж об окурках или прочих следах обитания человека, характерных для наших подъездов.

Улицы также поражают своей ухоженностью: везде идеальная чистота, чувствуется, что здесь нет ни одного квадратного метра «беспризорного» пространства – все вычищено, выскоблено, подстрижено, где это требуется.

Бросается в глаза спокойствие (не путать с безразличием!) и взаимная учтивость пешеходов. Нам ни разу не встретились злые лица, с выражением отчаяния или житейских проблем. Говорят, что кто-то в Лондоне поставил эксперимент: 100 раз преднамеренно толкнул или задел прохожих, и в восьмидесяти случаях извинился сам «пострадавший», а остальные 20 лишь с удивлением обернулись, и никто не спросил: «Ну, куды ж ты прешь…?!».

Размеренность пешеходов передается, как видно, и автомобилистам: скоростной режим позволяют себе нарушать лишь полиция и медики, остальные – строго 30 миль в час. Агрессивно-истерический стиль вождения, выработанный в последние годы московскими «шумахерами» и ставший неким стандартом поведения на наших дорогах, вызвал бы у английских водителей, как мне кажется, крайнее недоумение и непонимание.

За долгие годы отношений между странами у россиян уже выработался стереотип жителей туманного Альбиона: трудолюбие, педантичность, размеренность, стремление к порядку, дотошность и ряд других в целом положительных качеств, и при всем при этом вроде бы низкий уровень национального юмора (так мне казалось до поездки в Англию). Последнее утверждение сейчас я считаю безосновательным.

Англичане, конечно, не такие экспрессивные, как их южные соседи и исторические соперники – французы и испанцы. Тем не менее, юмор англичан следует считать вполне здоровым и понятным для нас, россиян. Подтверждением этому служат потрясающие анекдоты, по своему качеству, думается, находящиеся на мировом уровне. Например:

Встречаются два джентльмена:

– Доброе утро, сэр! Как поживаете? Какая чудесная погода! А почему это Вы такой озабоченный и грустный?

– Да есть тому, к сожалению, веская причина: я неожиданно обнаружил, что моя жена мне изменяет! С нашим садовником!

– И как это обнаружилось?

– Совершенно случайно! Представьте себе: я возвращаюсь на днях из ночного клуба довольно поздно, заглядываю в спальню – жена лежит и безмятежно спит, а рядом с нею – прекрасный букет роз. Мне стало все предельно ясно – садовник! Ну, а кто же еще?

– Знаете, сэр, Вы натолкнули меня на мысль, за которую я Вам весьма благодарен: мне тоже, очевидно, изменяет моя жена! Причем с железнодорожником! Я на днях преждевременно возвращаюсь среди ночи из зарубежной поездки, заглядываю в спальню – жена безмятежно спит, а рядом с нею –железнодорожник…

А вот еще один «перл» из жизни джентльменов:

Среди ночи, находясь в приличном подпитии, джентльмен из ночного клуба звонит к себе домой. Трубку берет дворецкий, похоже, также не совсем трезвый:

– Слушаю, сэр!

– Скажите, Самуэль, как у нас дела в доме?

– Все в полном порядке, сэр, не извольте беспокоиться!

– А как себя чувствует уважаемая миссис?

– О! С ней тоже все хорошо. Я только что проходил мимо ее спальни, и, судя по шорохам из-за двери, она еще не спала.

– Тогда, Сэм, я тебя прошу: подойди к этой двери, постучи и передай от меня привет с пожеланиями спокойной ночи. Расскажешь мне после, что она ответит. Жду.

Через некоторое время:

– Сэр, я сделал все, как Вы велели: подошел, тихо постучал, начал говорить, но неожиданно из-за двери кто-то Вашим голосом мне грубо прокричал: «Пошел к черту!»

– О, Господи! В таком случае, Сэм, сделай вот что: зайди в мой кабинет, достань пистолет из правого ящика письменного стола, войди в спальню и пристрели этого негодяя на месте. Немедленно! Жду!

Сэм уходит. В трубке слышны крики, выстрелы, потом все стихло, и Сэм докладывает:

– Глубоко сожалею, сэр, но у меня не все получилось. Я нашел пистолет, вошел в спальню, но как только прицелился в негодяя, тот немедленно выскочил из-под одеяла, бросился в открытое окно и скрылся в ночном саду. Я стрелял ему вслед, но, по всей видимости, не попал…

– Что за чушь ты несешь, Сэм? О каком саде ты говоришь? У нас нет никакого сада!

– В таком случае, сэр, я думаю, Вы ошиблись номером…

Мы много гуляли по Лондону (погода благоприятствовала), и ни разу нам не встретились (как мы ни старались) какие-либо нарушения порядка или чистоты на дороге, на тротуаре, или на пешеходном переходе – все было идеально.

До Англии я успел побывать более чем в 20 разных странах, в том числе с красивыми и ухоженными столицами, но лишь после знакомства с Лондоном я понял, почему многие наши российские знаменитости выбирают его в качестве своей среды обитания – им здесь комфортно.

Пусть будет хорошо и приятно жить здесь и нашей Ирине!

* * *

Подошла пора рассказывать о внуках. Пока их у меня два: Михаил и Федор. Оба – москвичи первого поколения, оба – без вредных привычек, оба – оригинальнейшие ребята (может быть, это мне так кажется, как деду, но определенная доля истины в такой характеристике имеется).

Миша родился в 1988 году. Ничем особенным не выделялся, разве что бабушка (Алла) считала его «самым-самым» в мире (сегодня она точно так же говорит и про Федора).

Примечательный случай: перед школой Алла повела Мишу в парикмахерскую. Михаил усаживается в кресло и вдруг обращается к парикмахеру:

А можно, я про парикмахера расскажу анекдот?

Конечно! (Все вокруг притихли).

Чукча зашел в парикмахерскую и просит его

постричь. Его спрашивают, как стричь, под канадку, или наголо? – Стриги наголо, говорит. Мастер быстро сделал свое дело – готово! Тогда чукча рассматривает себя в зеркало, крутит головой и заявляет: «Что-то мне не нравится. Стриги, однако, под канадку!».

Смех, конечно, восторженный – какой-то шкет, а такой смелый! Насчет «шкета» было все правильно: Миша рос щуплым мальчиком, и в начальных классах был меньше всех ростом (я даже боялся, что так и вырастет «недомерком», но потом он вдруг вытянулся, меня догнал и собирается обогнать). А вот насчет смелости непонятно: никогда ни до ни после упомянутого «соло» Миша ничего подобного не совершал и анекдотов не рассказывал. Что его побудило на публичное выступление, для меня так и осталось тайной.

Учился Михаил неплохо, был «хорошистом».

Из спортивных увлечений следует отметить настольный теннис (ходил в секцию около года) и футбол – занимался в детской спортивной группе при команде мастеров «Торпедо». Научился совершенно свободно «чеканить», кое-что стал соображать в игре, но внезапно к футболу охладел и к концу школы увлекся компьютером. На летних каникулах ездил в Ярославскую область в юношеский лагерь, где получил какие-то системные компьютерные знания.

Знания эти однажды уже помогли ему в жизни: на летних каникулах родители устроили его на временную работу по техническому обслуживанию компьютерного парка фирмы, где он трудился. Там Миша случайно узнал о задаче, над которой бились местные программисты и никак не могли справиться. "К удивлению почтеннейшей публики», Миша предложил простое и отличное решение, за что сразу получил прозвище компьютерного гения (конечно же, со значительной долей иронии), а также вполне серьезное предложение остаться на постоянную работу в фирме с зарплатой 300 долларов в месяц.

Предложение это он не принял, но сразу же немного «задрал нос» от приобретенной иллюзии самостоятельности.

Другим увлечением Миши к концу школы стала тема машиностроения: он два года занимался в школьном кружке при «Бауманке», написал какую-то работу, «защитился» и поступил в этот престижный российский ВУЗ. К сожалению, быстро заскучал, сессии сдавал с явной неохотой, с «хвостами», а на втором курсе заявил, что «это – не мое». Перевелся в МИРЭА (любимая электроника и никаких машин!), но внутреннего запала хватило лишь на полгода, и опять «не мое». Бросил учебу, стал типичным современным тунеядцем: весь день спим, ночь проводим в «Интернете», и никаких увлечений за пределами квартиры.

У близких уже начали руки опускаться, как вдруг Миша объявил о новом своем желании: «Ухожу служить в армию». И действительно, обратился в военкомат и с декабря 2007 года пошел служить.

Отслужил. На службе быстро узнали о его способностях на компьютерной ниве и соответственно загрузили его на полную катушку. Полтора года Миша «оттачивал мастерство», а вернувшись на гражданку, решил себя полностью посвятить новому ремеслу, которое по началу все мы, окружающие, считали не более чем увлечением и настаивали на продолжении учебы в ВУЗе. Однако Михаил дальнейшую учебу категорически отверг («институтские программы ничему путному научить не могут!») и стал участвовать в каких-то конкурсах программистов, начал разрабатывать компьютерные программы по прямым договорам с заказчиками. Стал получать какие-то деньги, жить спокойно и считать, что больше ничего и не надо. Стараюсь его убедить, что без базового высшего образования в жизни ему никак не обойтись, что нужно, пока молод, поднатужиться и получить его. Миша пообещал с осени начать. Надеюсь, что сказано это было не для того, чтобы я только «отвязался».

Федя родился в 2004 году (опять високосный год!). Это с Мишей никто не знает, что будет дальше. А здесь все известно – из Федора вырастет «живое веретено»: он даже на мгновение не может успокоиться. Он не может нормально ходить, он может только стремглав куда-то бежать. Ему непрерывно требуется вертеться, прыгать, стучать, бросать, кричать – таких детей называют гиперактивными.

Нельзя назвать его непослушным – выслушает все внимательно, когда взрослые делают ему замечание, но быстро забывает и моментально начинает «творить новую шкоду». В школе он учится хорошо, большинство отметок отличные.

Другого «материала» о Федоре пока не накопилось.

Глава 59. О национальном вопросе

Однажды во время работы главным инженером со мной произошел курьезный случай, после которого некоторые коллеги в министерстве, посвященные в его подробности, шутливо стали называть меня «цыганский барон».

Как-то под вечер ко мне пришел симпатичный молодой человек, черноволосый, очень смуглый, и без признаков акцента представился:

– Моя фамилия Петров. Я работаю мастером Каширского комбината бытового обслуживания. Мы устанавливаем сатураторы для приготовления питьевой воды в «горячих» цехах предприятий. Если Вам они требуются, давайте письмо, вот образец. Я комплектую план на следующий месяц, и мы можем включить 5-6 штук и для Вас.

Сатураторы были нам очень нужны, и потому я сразу позвал секретаря: «Шура, пожалуйста, быстренько отпечатай письмо по этому образцу за моей подписью».

Пока печаталось письмо, я попросил Петрова продать заводу сатураторы без монтажа, на что Петров категорически, но логично возразил: «Это меня не устроит, так как продажа оборудования мне не засчитывается в выполнение плана».

Шура принесла проект письма. Прочел его, и сразу отпала охота подписывать.

Во-первых, оно было на имя бригадира Петрова, а название комбината даже не упоминалось. Петров заявил, что так необходимо, чтобы заказ завода попал на исполнение именно к нему, а не к другому мастеру.

Во-вторых, содержание нашего обращения было сомнительным и выглядело примерно так: «Просим изготовить 6 сатураторов, оплата гарантируется по 2,75 рубля за литр установленной емкости». Я стал возражать: «Откуда такая цена? – нужна ссылка на прейскурант. Каковы тип и модель сатураторов? – Давайте доработаем и перепечатаем!».

Но Петров сразу все предложения отверг: «Я тороплюсь на поезд. Переделывать времени нет. Может быть, приеду на следующей неделе, тогда и будем заниматься. Но уточнение никому не требуется: все необходимые детали будут учтены при заключении договора, тогда будет указан и прейскурант, и модель, и сроки».

Рассуждал Петров трезво, и у меня даже мысли не мелькнуло, что предо мною самый настоящий аферист. Письмо я подписал, и посетитель исчез.

Объявился Петров месяца через два. Я уже потерял всякую надежду увидеть его снова, как вдруг вечером звонок:

– Здравствуйте, это Петров. Мы хотим завтра приехать и начать монтировать сатураторы. Нам нужно: предоставить на неделю жилье для троих рабочих, выдать 12 квадратных метров листовой стали толщиной 2 миллиметра, и выделить небольшой уголок в цехе металлоконструкций.

– Хорошо, приезжайте. Но меня завтра не будет, обратитесь к моему заместителю Зиновьеву, он будет в курсе.

Рассказал Зиновьеву о приезде, попросил разместить бригаду в заводском общежитии, дать необходимый материал, но не заключать с ними никаких договоров (что-то мне уже тогда показалось подозрительным). Сам я на одни сутки уехал в Москву на совещание в министерстве.

Приехал через день, в среду, иду по цеху металлоконструкций и вижу: сидит группа самых настоящих цыган – грязных, лохматых, все в каких-то обносках. Спрашиваю у начальника цеха Платошкина: «Иван Фролович, чем этот табор у тебя занимается?».

– Не знаю, Зиновьев прислал. По его указанию я выделил им рабочее место, металл, а что делают, не знаю.

Подхожу к «табору»:

Что вы, ребята, здесь делаете?

Сатураторы.

Кто старший?

Отошел, будет через полчаса.

А где Петров?

Петров будет в пятницу.

Все работы прекратите, передайте старшему, чтобы

немедленно пришел ко мне.

Хорошо.

В этот день ко мне никто не пришел. На следующий день я пошел искать «монтажников», но видел только одного, который, завидев меня, метнулся за угол и немедленно скрылся. Платошкину я сказал, чтобы при появлении их в цехе выгнать вон и больше не впускать.

Раньше, в бытность мою заместителем по производству, у меня уже была неприятная история, связанная с цыганами: под видом молдаван-переселенцев группа таборных цыган обманным путем размещала на предприятиях Воронежа заказы на изготовление металлических корыт по себестоимости, а потом сбывала их за баснословные деньги доверчивым руководителям колхозов в виде автопоилок для скота. Когда правоохранительные органы разоблачили аферу, на нескольких руководителей были наложены партийные взыскания, а также денежные начеты в размере разницы между оптовой ценой изделия и его себестоимостью. Мне удалось избегнуть кары, так как цену за корыта мы устанавливали со всеми накладными расходами, и на мольбы просителей «о снижении цены ради жизни их детей» я предложил им для этой цели распродать свои многочисленные золотые украшения, а для получения льгот на цены обратиться в местные органы социального обеспечения. Короче говоря, тогда мне удалось выкрутиться, а вот с Петровым пришлось «пострадать».

Петров появился в пятницу во второй половине дня. Его трудно было узнать, так он преобразился: одет в типичные для цыган лохмотья, весь косматый, небритый, разговаривает с ужасным акцентом:

– Мы работу закончили, все сделали строго, как ты просил, вот акт приемки сатураторов, вот заключение санэпидстанции о пригодности олова для пищевых целей, ты мне должен десять тысяч семьсот рублей.

От такой наглости я опешил, но решил не горячиться:

– Петров, покажи договор между нами, а потом будем говорить, кто кому что должен.

– Начальник! Какой может быть договор у цыган? Ты мне письмо написал – я работал, все выполнил, теперь деньги надо платить, дети у меня голодные! Смотри, вот все документы!

Я посмотрел «документы» – примитивный акт приемки в эксплуатацию шести сатураторов, каждый емкостью 650 литров, подписали заместители главного механика и начальника цеха, подписи скреплены печатью заводоуправления «Для документов». К акту прилагается справка СЭС о пригодности олова, примененного в сатураторах, для пищевых целей.

Бумаги эти я Петрову возвратил: «Бери свою филькину грамоту и больше на заводе не появляйся!». Петров начал возмущаться, пообещал жаловаться «Парапону», а на мое «Твое право!» немедленно исчез.

Решил разобраться с фактическими результатами работы бригады. «Подписанты» акта объяснили свои действия сбивчиво и невнятно:

– Налетели – срочно! Давай! Инспектор профсоюза едет! Ломтев приказал! Звонил Вам – Вы в отъезде. Зиновьев сказал, что бригада такая работала, но результат он не знает – не занимался. Мы поэтому и подписали.

Высказал я им все, что о них думал.

Пошел смотреть «натуру». На площадке готовой продукции свалены шесть больших бочек, луженых изнутри. Рядом какие-то маховики, лопатки, что-то еще. Сатураторами и не "пахнет". На всякий случай поручил сфотографировать этот металлолом и пошел заниматься другими делами, не придавая значения произошедшему (мало ли что бывает?).

В понедельник мне звонит Фарафонов, наш начальник Главка (теперь стало ясно, кто такой «Парапон», которому пообещал жаловаться Петров):

– Вадим, ты вляпался в такое дерьмо! Выход один: расплатись с ними немедленно, потом будет хуже, и я тебе не смогу ничем помочь!

– Мстислав Прокофьевич, о чем Вы говорите? Платить этим жуликам 10 тысяч рублей? Я еще не сошел с ума!

– Не валяй дурака, рассчитайся с цыганами, иначе они тебя замордуют, будешь платить из своего кармана.

Я не согласился. На следующий день опять звонок:

– Вопрос дошел до министра. Петров пришел к нему на прием как пострадавший от тирана-работодателя, который не выплачивает честно заработанные деньги. Жигалин поручил мне разобраться и восстановить справедливость. Я пока никого посылать к тебе не буду, чтобы не участвовать в твоих нарушениях финансовой дисциплины, решай вопрос сам, но настоятельно рекомендую: заплати, что они просят. Петров будет завтра у тебя.

Мне ничего не оставалось делать, как согласиться на повторную встречу с Петровым. К этой встрече я подготовился более основательно: установил на столе микрофон, а в соседней комнате усадил работника прокуратуры со звукозаписывающей аппаратурой для обеспечения скрытого засвидетельствования нашей беседы.

Петров при встрече вел себя нагло: он не отрицал, что работы никакой не было, что все бумаги добыты обманным путем, но деньги мы ему все равно заплатим все до рубля.

Будучи полностью уверенным, что «разоблачающего материала» у меня достаточно, я рискнул отправить Петрова опять ни с чем. Тот ушел, пообещав жаловаться Брежневу, поскольку министр не решил «такой простой вопрос».

На следующий день начались звонки: из приемной Председателя Президиума Верховного Совета СССР, из приемной Генерального Секретаря ЦК КПСС, из ВЦСПС, из Совмина СССР. Их посетители, в основном это были женщины с детьми, жаловались по единой схеме: «Правительство требует, чтобы цыгане вели оседлый образ жизни, мы послушались, приехали в Воронеж, мужья поступили на работу, 40 человек трудились почти два месяца, заработали какие-то копейки, но им ничего не заплатили, дети голодные, спасите нас, ради Бога…».

Я всем объяснял подробности аферы, но натиск жуликов только усиливался. Несколько раз звонил Фарафонов, просил бросить «дурить», но я был непоколебим. Наконец позвонил помощник Кротова, первого заместителя министра (Жигалин куда-то улетел). Рассказал все и помощнику: какие есть фотографии, объяснительные записки, магнитофонные записи. Через полчаса звонит опять: «Кротов завтра в 10-00 ждет тебя со всеми материалами».

Прибыл, как положено, к 10-00. Кротова с утра куда-то пригласили, и он появился ближе к одиннадцати. Народу в его приемной собралась тьма, был даже какой-то, по моему, маршал. Кротов только зашел, сразу в бешенстве спросил: «Где Ломтев? Тут? Заходи!», и сразу же, не успев сесть:

Кто виноват, что с цыганами не рассчитались?

Я опешил от неожиданности вопроса.

Еще раз спрашиваю, кто виноват?

Я понял, что все не так просто, и начал выкручиваться:

Да они сами не берут. На работу не оформляются, паспорта не сдают…

Настала очередь Кротова удивляться, а потом он обратился к юристу (тот зашел одновременно вместе с нами):

– Маркарьянц, готовь приказ: Ломтеву – выговор, и в трехдневный срок рассчитаться с людьми. И точка.

Маркарьянц повел меня к себе. Петрову, который уже слонялся возле его кабинета, велел подождать, а меня завел в кабинет и рассказал предисторию. Они с Кротовым только что возвратились из ЦК. При выходе из машины на них набросилась группа цыганок с детьми на руках, кричащих: «Заплати деньги! Дети голодают! Сын уже умирает! Лучше задави его машиной, чтоб не мучился!» – и так продолжалось несколько минут, еле сумели вырваться. (Стало понятно, чем так был взбешен Кротов). Затем Маркарьянц попросил рассказать все подробности. Я все в красках и с документальным подтверждением рассказал.

Маркарьянц подумал, осмысливая ситуацию, и произнес:

– Ты абсолютно прав, когда не хочешь платить деньги жуликам. Но придется. Ты не думай, что все так просто. На цыган сейчас работают очень грамотные юристы, и свои аферы они готовят со всей основательностью. Внешне конфликт выглядит так: в СССР продолжается угнетение национальных меньшинств, люди работают, а заработную плату им не выдают. Кто прав, а кто виноват, может разобрать только суд, а для этого потребуется не один месяц разбирательств. И кто будет терпеть эти «демонстрации материнского горя» на режимных площадях и улицах нашей столицы? Ведь скоро информация выплеснется на страницы западной прессы! В этой ситуации проще заплатить аферистам 10-15 тысяч рублей, но не доводить дело до международной печати, которая только и ждет, как нас покрепче «укусить». В следующий раз надо быть более разборчивыми при заключении сделок.

Я пробовал возразить, что сделки, мол, никакой не было, на что Маркарьянц меня просветил:

– В соответствии с нашим законодательством сделки между социалистическими предприятиями оформляются обязательно письменным договором, а между предприятием и частными лицами сделка может быть заключена и в устной форме. Причем договор в этом случае может считаться оформленным, даже если одна из сторон промолчит.

Но у нас никакой сделки не было, мы даже не говорили ни разу на эту тему!

Мне абсолютно ясно, что какая-то сделка с

Петровым у завода была: вы обращались к нему с письмом, селили его рабочих в общежитии, выписывали пропуска на территорию завода… Докажи теперь, что сделки не было! Нужен суд! А это потребует не один месяц времени. Кто же это потерпит? А давай сейчас пригласим Петрова, спросим его, как было, и что он нам расскажет. Только не спорь с ним.

Петров зашел и начал рассказывать, как заправский артист:

– Мы с братом искали работу в Воронеже. Узнали, что заводу нужны сатураторы. Пришли к Ломтеву. Он подтвердил: нужны шесть штук, сколько стоит? Мы говорим – по 4 рубля за литр. Тогда Ломтев говорит, что очень дорого, давай по 2. Брат предложил по 3, а Ломтев по 2-50. Мы уже собрались уходить, но брат говорит: «Ломтев, давай ни нашим, ни вашим, по 2-75». Тогда Ломтев встал из-за стола (стол у него большой, блестящий), подошел к нам, пожал руки и говорит: «Я согласен, идите, работайте». Мы пошли, работали столько времени, а теперь…

Конечно, вся эта речь являлась наглой ложью, но, выслушав перед этим официальную версию о бедственном положении национальных меньшинств в СССР, я вынужден был «заткнуться».

После некоторого обсуждения вопроса «Что делать?» Маркарьянц решил так: «Заводу оформить на временную работу 40-50 человек (их паспорта с заявлениями для трудоустройства представляет Петров) и выплатить «трудящимся» причитающуюся зарплату в сумме 10 тысяч семьсот рублей. Одновременно Петров обязуется «снять блокаду» с госучреждений.

Петров ушел удовлетворенный, а я остался писать приказ на себя. Примерное его содержание было следующим: «На заводе пользовались услугами частных лиц без надлежащего в таких случаях оформления трудовых взаимоотношений, что привело к обоснованным жалобам трудящихся на задержку выплаты заработной платы. За имевшие место нарушения Ломтеву объявить выговор и обязать его немедленно выплатить зарплату трудящимся в строгом соответствии с действующим законодательством». В тот же день приказ был подписан Кротовым.

Утром следующего дня я был на заводе, а ближе к обеду появился Петров с двумя «компаньонами» и с кучей паспортов, по всему видно – ворованных: были паспорта и совершенно новые, и затрепанные до неприличия, и молодых, и стариков. Примечательно, что владельцами паспортов были и русские, и украинцы, и молдаване, и армяне, словом, представители любых регионов и национальностей, кроме цыган, а все заявления были написаны одинаковым корявым почерком.

Дальнейшее было делом техники: оформили всех на работу, выписали и закрыли наряды, напечатали платежную ведомость и в тот же день к вечеру выплатили Петрову всю «заработанную плату». Так совпало, что я подошел к окну и распахнул его, чтобы проветрить накуренное помещение кабинета. Внизу по аллее шел бодрой походкой Петров в сопровождении своих «телохранителей». На скрип окна он поднял голову, увидел меня, ликующе потряс большой холщевой сумкой, внешне похожей на инкассаторскую, и торжествующе, без признака акцента, прокричал: «Счастливо оставаться, начальник!». Мне только и оставалось, что промолчать, а не послать его куда подальше. А так хотелось!

* * *

Случай на близкую тему, только окончившийся комично, произошел, как мне рассказывали, в том же году в Краснодарском крае. В крайкоме партии проходило совещание руководителей колхозов и совхозов. В заключительной части своего выступления докладчик сделал сообщение, что в крае орудуют шайки цыган, которые подряжаются делать на селе простые работы (ремонтировать бороны, оборудовать птичники, свинофермы) и, пользуясь безграмотностью селян, оформляют кабальные договоры с юридическими ловушками, в результате которых хозяйствам приходится выплачивать огромные деньги. Было рекомендовано собравшимся проявлять особую бдительность и не попадаться на удочку всякого рода проходимцам.

Председатель одного из колхозов, возвратившись в родную станицу, заметил вдруг группу цыган, толпящихся у местной кузни. Водитель рассказал, что несколько дней назад за околицей станицы остановился цыганский табор. Мужчины провели переговоры с заместителем и подрядились ремонтировать бороны. Председатель немедленно позвал своего заместителя, вчитался в договор и убедился, что именно об этом предупреждали на совещании: нужно было платить какие-то копейки за каждую сторону зуба бороны (казалось бы, немного), но если эти копейки умножить на количество зубьев, да потом на количество сторон – получались «самашедшие деньги», как говорил Райкин.

Стали решать, что можно сделать. К счастью, на огонек зашел начальник местной милиции. Пожаловались ему на ситуацию: разорительный договор подписан, как выкручиваться – неизвестно. Милиционер сразу заявил:

Я решу все ваши проблемы. Будет это стоить всего

две бутылки водки.

Да мы тебе ведро поставим, только решай быстрее!

Тогда по рукам! Поехали в табор!

По дороге захватили с собой медицинский УАЗик,

санитары были о чем-то проинструктированы. Приехали в табор, собрали народ, и начальник милиции произнес речь:

– У нас в районе обнаружена холера. Подозреваемый источник – ваш табор. Объявляется карантин. Для профилактики вам будут ежедневно в течение 40 дней делать инъекции в живот. Всякое передвижение запрещается. Составьте списки, и начнем прямо сегодня.

А в это время проинструктированные заранее санитары расставляют столики, раскладывают шприцы, греют их на спиртовках, проверяют струйкой и т.п. Все это делается со зловещим видом, и в таборе началась буквально паника: слезы, крики, причитания. Оказывается, что у цыган, по их "понятиям", уколы делать запрещено. Но они по своему опыту уже знали, что такое холерный карантин – натерпелись недавно на юге.

Подошел таборный барон, начал «договариваться», что-то предлагать в порядке благодарности. Начальник вначале категорически отнекивался, потом сделал царственный вид и предложил:

– Я могу потерпеть немного и процедуру отложить до утра. Но вы должны немедленно погрузиться и за ночь убраться. Лучше всего езжайте на Ставрополье, там холеру пока не обнаружили. Если утром увижу вас на этом месте, все подставите свои животы.

Барон обрадовался предложению, поблагодарил начальника и «объявил тревогу». Табор быстро собрал свои нехитрые пожитки, и к утру цыган и след простыл.

Так закончилась и эта история, одна из многих подобных, которые нередко случались в то незабвенное время на великих просторах нашей чудесной страны.

Глава 60. Автомобиль – роскошь?

Да может ли простой рабочий в СССР заработать автомобиль своим трудом?

Такой вопрос иногда возникал, и чаще всего ответом на него было: «Да ни в жизнь!». А я знаю пример, доказывающий, что может. И за этим примером далеко ходить не надо: Александр, родной брат Аллы.

Саня, брат Аллы, моложе ее на 4 года. Закончив десятилетку, дальше нигде не стал учиться и поступил работать электрослесарем на авиационный завод. Рос особо ничем не примечательным рабочим парнем.