Текст книги "Мозаика. Невыдуманные истории о времени и о себе (СИ)"

Автор книги: Вадим Ломтев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Но не даром говорят, что земля тесна, и через несколько лет судьба опять свела меня с СГ, правда, заочно. В составе нашего Главка был Ясногорский машиностроительный завод, где заместителем директора по производству работал некто Станислав Бодунген. Однажды мы были с ним вместе на совещании. Разговорились. Оказалось, что в молодости, в первые годы Советской власти они вместе с СГ в Кисловодске работали с молодежью, допустили какой-то левый или правый уклон, их арестовали, долго «мариновали» в местной каталажке, и только по личному указанию Орджоникидзе отпустили. Сейчас они с СГ изредка переписываются, перезваниваются по праздникам.

Прошло еще несколько лет, я опять случайно встретил Бодунгена, и он мне поведал удивительную историю: СГ женился! На своей санитарке, которой не было и двадцати (кажется, к этому времени СГ было уже больше семидесяти – или около того). Свою жену СГ привез в гости к другу своей юности Станиславу Бодунгену в город Ясногорск, что находится в Тульской области. Он, конечно, мог приехать к кому-либо из родственников в Москве, но тут не позволяла излишняя щепетильность: его могли признать клятвоотступником, а молодая жена просила показать ей столицу. Бодунген рассказал, что по признанию СГ, тот был влюблен, как мальчишка. Жена у него, действительно, была писаной красавицей, но разница в возрасте давала о себе знать: нужно было ежедневно в шесть утра уезжать в Москву на электричке, там ходить-бродить целый день, возвращаться к полуночи, а назавтра начинать все по-новой. И так 10 дней. К концу поездки на СГ нельзя было смотреть без сожаления, так он устал, но в тоже время сиял от счастья.

Бодунген рассказал, что при расставании он пожелал СГ счастья и обратился к нему с тостом, который был моден в пору их юности: «Степан, живи 101 год! До 100 лет живи, как живешь сейчас, а потом мы будем целый год думать, как тебе жить дальше».

Это хорошее предложение так и осталось несбывшимся пожеланием: Степан Гайкович вскоре умер – отказало сердце.

Глава 55. Пан Владек

Думается, неплохо было бы рассказать еще об одном моем «сокамернике» по санаторию «Ласточка», так шутливо иногда называют отдыхающих, проживающих в одной комнате.

Владислав Кравчик, или попросту пан Владек, кавалер высшего боевого ордена Польши, приехал в Пятигорск лечить свой застарелый ревматизм.

По его рассказам, во время войны, будучи совсем парнишкой (14 лет), он храбро и успешно сражался против немцев в рядах Армии Крайовой. Однажды их отряд сильно потрепали каратели, и немногим уцелевшим пришлось почти сутки укрываться в болоте, стоя по горло в холодной воде.

Владек спас своего раненого командира, за что был удостоен большой награды, но от длительного переохлаждения приобрел тяжелейшую форму ревматизма. Все его суставы были покрыты шишками и утолщениями, они потеряли подвижность, из-за чего Владек ходил с тростью, забавно семеня маленькими шажками и шаркая подметками, будто шел на лыжах.

Польша заботилась о своих героях, и Владеку ежегодно предоставлялись бесплатные путевки на всемирно известные ревматологические курорты. Он объездил уже все континенты – ничто ему не помогало, и он приехал в Пятигорск только на всякий случай. Неожиданно ему здесь здорово помогли, и он с радостью демонстрировал мне: «Раньше у меня между коленками с трудом проходил мой кулак, а сейчас свободно два!». Пятигорский курорт Владеку не приглянулся из-за полного отсутствия элементарного сервиса, но бальнеологическое воздействие местных грязей и радоновых вод он посчитал сильнейшим в мире и продлил путевку на следующий срок.

Мне пан Владек запомнился из-за следующих обстоятельств: во-первых, по-русски он не знал ни слова, а обещанный ему «Интуристом» переводчик к своим обязанностям почему-то так и не приступил. В роли переводчика невольно пришлось выступить мне: когда доктор пришла к нам в палату знакомиться, разговор у них с Владеком никак не получался. К счастью, у меня всплыл так называемый «пассивный» запас польско-украинских слов, приобретенных еще от общения с бабушкой, что кое-как помогло нам добиться взаимопонимания в новой обстановке. В дальнейшем наш доктор, приглашая Владека к себе на прием, всегда просила зайти и меня в качестве «переводчика».

Во-вторых, Владек был для нас, советских людей, «человеком чуждой нам формации»: он был бизнесменом. Всякий раз, когда я шел к центру города, Владек вежливо просил меня зайти на почту и купить ему газету «Життя Варшавы». Потом он тщательно прорабатывал последнюю страницу, где печатались объявления, предлагающие партнерство при открытии нового дела. Пан Владек мечтал стать как минимум совладельцем пекарни или скотобойни, но собственных средств у него было недостаточно, и потому он искал себе партнера.

На родине у Владека уже был бизнес: как обладателю высшей боевой награды ему выделили в личное пользование 4 гектара земли, на которой он выращивал розы, снабжая всю Варшаву рассадой и цветами. Польское законодательство того времени позволяло работодателю нанимать до 30 работников, что и практиковал Владек в своем хозяйстве. Владек жаловался мне, что доходы от «руже-бизнеса» постоянно сокращаются из-за более дешевого импорта роз, и он решил от него избавиться.

Перед приездом в Пятигорск Владек узнал, что в Союзе большим дефицитом являются вязаные шерстяные изделия (шел 1968 год), но торговать ими следует с большой осторожностью: за спекуляцию очень строго судили. Тем не менее, Владек привез с собой громадный чемодан свитеров, пуловеров, кофт и других мужских вещей – все маленького размера. Дело в том, что Владек был мужчина роста ниже среднего и вдобавок до того щуплый, что смахивал больше на подростка.

Владека подвела собственная хитрость: все привезенные им вещи были фактически детского размера. Он рассчитывал, что если на границе его спросят, почему у него столько много новых вещей, он сможет смело говорить: «Это все мои личные вещи, можете проверить размеры и убедиться в этом. Имею, мол, полное право личные вещи везти без ограничений!».

Никто его ни о чем не спросил, и Владек благополучно добрался до Пятигорска. Оставалось самое трудное – реализация товара.

Я заметил, что в гости к Владеку стали ходить какие-то подозрительные люди: о чем-то шепчутся, замолкают, если неожиданно войдешь в комнату, потом уходят с печалью на лицах, понимающе разводя руками. Наконец Владек рассказал мне о своей проблеме. Оказалось, что приходят к нему потенциальные покупатели вещей, но размеры их не устраивают, и никто ничего не берет.

Кто-то посоветовал Владеку везти товар на барахолку, но для этого необходимо было ехать в Минеральные Воды, куда ее недавно перевели из Пятигорска.

Владек стал упрашивать меня поехать с ним в Минводы, помочь в распродаже вещей и одновременно в преодолении языкового барьера. Я, конечно же, отказался. Тогда Владек начал сулить мне «златые горы»: заплатить сколько-то рублей разовым порядком, установить процент от суммы продаж, заплатить вне очереди за коньяк…

Что означало «вне очереди за коньяк»? На противоположной стороне улицы, напротив нашего санаторного корпуса, на склоне Машука располагалась миниатюрная шашлычная, в которой официантом, поваром, барменом и уборщицей одновременно был очень оригинальный кавказец по имени Рафик. (Позднее, во время антиалкогольной компании заведение переоборудовали под кафе-кондитерскую, и Рафик не стал в ней работать – конфеты и шоколад не смогли стать сферой его деятельности).

Практически каждый вечер после ужина мы с Владеком заходили к Рафику, который с нескрываемым презрением (пришли, мол, двое убогих) отмерял нам, по заведенному ритуалу, 50 граммов коньяку и подавал два пустых стакана. (Инициатором ритуала и его главным церемониймейстером был Владек). Мы занимали пустой столик, разливали свои 50 грамм на двоих и, если позволяла погода, любовались прекрасным видом на Главный Кавказский хребет в лучах заходящего солнца.

Бутылка коньяка в то время, если мне не изменяет память, стоила 4 р. 12 коп., наша порция, соответственно, – сущие копейки, но Владек следил за тем, чтобы очередность оплаты строго соблюдалась.

Отсюда и возникло у него «бонусное» предложение оплатить без очереди коньяк, но я не поддавался. Единственное, что я смог для него сделать, так это рано утром в ближайший выходной (базарный день) проводить с набитой сумкой на вокзал и усадить в электричку. Владек смотрел на меня, как на ненормального: «Человеку, мол, дают возможность легко заработать, а он чего-то кочевряжится! Совсем непонятный и недалекий человек!».

Вернулся Владек уже под вечер, с пустой сумкой, уставший, голодный и злой. Сперва непрерывно ругался, на чем свет стоит: «Пся крев! Бардзо нахальны морды! Взял бы свой пистоль и всем пустил бы пулю в лэб!». Потом потихоньку успокоился и рассказал о своих приключениях.

Он быстро нашел вещевой рынок, удачно расположился, начал предлагать свой товар. Шустрые минераловодские покупатели быстро устроили возле чудаковатого продавца сутолоку, начали примерять обновки (Владек доверчиво всем разрешал), потом покупатели в один миг исчезли вместе с вещами, не оставив ему ничего.

Возмущению Владека не было предела – меня он считал главным виновником случившегося и еще долго потом ворчал, несмотря на мои попытки смягчить обстановку.

Случай помог мне восстановить хорошие отношения с Владеком. Буквально за пару дней до окончания моего лечения за соседним с нашим обеденным столиком появилась женщина довольно привлекательной внешности: статная казачка лет 35-40, брюнетка с толстой косой и большими зелеными глазами, приехала лечить остеохондроз. Владек, без шуток, влюбился «з першего видзенья». Он меня, как сегодня говорит молодежь, достал: «Яка моцна дывтчина! Бардзо моцна!...», и так без конца.

Я предложил Владеку: «Да ты женись на ней, если нравится». Владек ответил, что он бы с удовольствием, да разве такая красивая женщина пойдет за него, за инвалида?

На следующий день мы случайно встретились с «казачкой» на процедуре, и мне представилась возможность переговорить с ней наедине. Я рассказал ей без обиняков, что мой «сокамерник» и сосед за столом, польский предприниматель и, по нашим меркам, весьма состоятельный человек, «положил на нее глаз» и в принципе готов даже предложить ей руку и сердце. Она вначале отнеслась к этому известию скептически, но потом дала согласие на знакомство («Никто ничем особо не рискует»).

Рассказала о себе: она живет в Волгограде, преподает литературу в старших классах в школе, с мужем рассталась два года назад из-за его увлечения водкой, воспитывает дочь 12 лет.

Владек такому известию несказанно обрадовался. Надо было видеть, как тщательно готовился он к своему первому, «ознакомительному», свиданию: он отутюжил свой костюм, рубашку, долго подбирал галстук, душился, купил цветы. Наконец мы смогли отправиться на смотрины.

Познакомились, Владек был, мне кажется, излишне чопорным, но в целом все прошло без каких-либо осложнений, и я с легким сердцем оставил «молодых». «Молодая» одно время жила в Западной Украине, знала «мову», и их общение было заметно более свободным, чем у меня.

Владек пришел поздно вечером ликующим: «Вшистко в пожондке!». – Предложение руки он еще не делал, но не исключено, что это произойдет очень скоро. А на следующее утро сразу после завтрака я уехал домой, и с Владеком больше не встречался.

А хотелось бы – он даже свой варшавский адрес давал: помню, жил он на улице Жеромского, но в Польше я ни разу не был и с Владеком не встретился. А жалко! Было бы интересно с ним повидаться!

Владек фанатично любил Польшу: с его слов, произносимых с горячей убежденностью, большинство шедевров мирового художественного наследия или научных открытий имеют польское происхождение, а Чайковский, Дунаевский и все другие «…ские» являются чистокровными поляками. Если послушать Владека, выходило, что во всех наиболее значимых победах над фашистами решающая роль принадлежит солдатам героических армий Крайовой и Людовой, а битва при Монте Кассино по своим масштабам превосходит все известные сражения Второй мировой, включая и Сталинградскую битву. И так было во всем. Я сразу привык к «ортодоксальному патриотизму» Владека и не спорил с ним – было бесполезно.

Бабушка моя, живя в Жмеринке, много встречалась с поляками, по-видимому, хорошо их знала и рассказывала, что такая самовлюбленность часто у них встречается. Про таких людей она говорила: «Ниц ничого нима, еден гонор ма» («Ничего нет, есть только гонор»).

Вот таким остался у меня в памяти пан Владек, первый лично знакомый мне настоящий капиталист – всегда торжественный и радостный человек, претендующий (нередко без всякого на то основания) на исключительность своего положения среди ему подобных.

Глава 56. Ялта

Отдых на Северном Кавказе нельзя было считать полноценным: семья в Георгиевске, я лечусь в Пятигорске. Как только Пилецкая меня подлечила, и я почувствовал себя более-менее здоровым, мы с Аллой и нашими друзьями Литвиновыми в сентябре 1970 года в разгар бархатного сезона «полудиким способом» поехали отдыхать в Ялту. «Полудиким» его мы назвали потому, что путевок у нас не было, а жили мы по протекции приятелей у частника, организовавшего «подпольный пансионат».

Петрович (так звали хозяина) имел дом, поделенный на ряд комнат-клетушек, которые он сдавал «дикарям», приехавшим отдыхать в Крым.

Чтобы попасть на отдых к Петровичу, нужно было иметь рекомендацию от людей, которые раньше у него уже отдыхали и ему понравились, а также заранее «списаться» с ним. У Петровича было одно требование к постояльцам: они должны быть «компанейскими», то есть веселыми людьми, любителями покушать, не ограничивающими себя какой-либо диетой, умеющими пошутить за столом и понимать шутки других. Как любил подчеркивать Петрович, «отдыхающие должны отдыхать сами и не отравлять отдых окружающим».

Привлекательным для «дикарей» было то, что дом Петровича находился вблизи центрального пляжа Ялты, и что отдыхающие обеспечивались трехразовым питанием, надо отметить – первоклассным. Убегая на работу, Петрович готовил универсальный завтрак: салаты, овощи, мясные нарезки, чай к 6 часам утра стояли на обеденном столе. Подъем никем не регламентировался, и для особо разоспавшихся завтрак мог стоять на столе до самого обеда.

За завтраком отдыхающие делали письменную «заявку» на обед, указывая время, когда прибудет, и желаемые блюда из ресторанного меню: харчо, борщ, суп, отбивная, шашлык, «табака», котлета по-киевски и т.д. без ограничения ассортимента.

Надо отметить важную деталь: Петрович работал шеф-поваром в расположенном неподалеку ресторане и «заправлял» требуемые блюда в термосы, принесенные его женой Людой, а та к назначенному времени доставляла все домой. Все блюда были отменно приготовлены, и никаких сбоев в системе обеспечения нашего питания не было ни разу.

Ужин каждый день начинался строго по расписанию: в 20 часов, и на нем должны были присутствовать все 8 отдыхающих. Меню на ужин каждый раз составлял сам Петрович. Он усаживался на «председательское» место за столом, от себя выставлял бутылку хорошего вина, каждая пара ставила свою, и начинался вечерний пир горой. Петрович был большой мастер застольного рассказа и при этом никогда не повторялся.

Запомнился мне один из его шедевров, рассказанный при обсуждении безобидной бытовой темы: почему, мол, в массовом сознании россиян источником всех бед считается теща, а свекровь – наоборот? Возьмем, например, анекдоты. Про тещу – на все лады, а про свекровь не сыщешь.

Петрович сразу же возразил – не согласен! Знаю потрясающий анекдот про свекровь. Послушайте:

Во Внуково молодая красивая женщина провожает молодого красивого грузина. Он ей с жаром говорит:

– Дорогая, я тебе так благодарен! Неделя командировки пролетела как в сказке! Как все было красиво! Не могу без тебя жить! Приезжай в Грузию! Ты увидишь горы, подышишь нашим воздухом, я тебя так буду любить!

– Милый, ты забываешь, что у меня есть муж, с нами живет свекровь…

– Свекровь – это замечательно! Я хорошо знаю психологию русских свекровей. Жди телеграмму, я пришлю вызов…

Вскоре объявили посадку, и «Ромео» улетел. Через пару недель приходит телеграмма: "Умер дядя Гиви, срочно прилетай на похороны".

Муж без раздумья прокомментировал: "Чушь какая-то! Какой ещё дядя Гиви? Какие похороны? Какая-то ошибка, наверно".

Однако свекровь задумалась: "Не-е-е-т, а вдруг наследство? Нужно немедленно лететь! Я лечу с тобой!"

И полетели. Прилетели. Прямо у трапа их встречает группа мужчин в трауре, две черные "Волги". Расселись. Свекровь в первой машине, невестка – во второй. Поехали. По дороге машины разъехались по разным ущельям. Молодая махнула рукой на все: будь, мол, что будет.

А было все, что обещалось: горы, воздух, шашлыки, коньяки и, конечно же, сплошной "лямур" – и так три дня. Настала пора уезжать. Молодую подвозят прямо к трапу, все пассажиры уже сидят на своих местах. Поднимается она в самолет, проходит к своему месту. Свекровь сидит печальная, смотрит в окно. Молодая потихоньку присела на краешек сиденья. Свекровь вдруг поворачивается и говорит торжественно: "Дорогая, не знаю, как ты, а я обязательно сюда приеду и на девять дней, и на сорок…"

Комментарии излишни.

Похохотали, как положено, но только успокоились, как Петрович сразу же продолжает атаку юмором:

– А вот еще про грузина: маленький мальчик приходит к отцу и спрашивает: «Папа, почему у людей палцы на руках все разные – и короткие, и длинные, и сильные, и …

– Синок, ты от-чень сирозный вопрос спросил. Каждый палец на руке имеет свое значение, и щас я тебе, Вано, все объясню.

Етот палец (показывает на большой), да? – Очень нужный палец! Ты сейчас маленький, и Гоги Махарадзе, наш сосед и твой друг, тоже маленький. Станете вы взрослыми, повстречаетесь и Гоги спросит тебя: «Как ты живешь, Вано?». Тогда ты ему покажи так: (сжимает пальцы правой руки в кулак, при этом большой оттопыривает вверх), и скажи «Очень хорошо. Даже замечательно!». И пальцем этим покажи, как тебе хорошо живется. Понятно, да?

Етот палец (показывает на указательный), да? Тоже отчень важный палец! Ты сейчас маленький, и Гоги Махарадзе, наш сосед и твой друг, тоже маленький. Вырастите вы, и станешь ты большим начальником. И когда соберешь всех своих подчиненных на совещание, этот палец будет тебе очень нужен. Этим палцем ты стучи по столу и кричи на всех: «Кто так работает? Ну кто, … вашу матер, так плохо работает?». Потом покажи этим палцем на самых плохих и вискажи свое мнение: «Ты плохо работаешь! Ты очень плохо работаешь!...». А потом покажи этим палцем на Гоги и скажи: «Вот Гоги Махарадзе работает хорошо, берите все с него пример! А сейчас, марш по рабочим местам! И работайте хорошо!». А пальцем этим стучи по столу изо всех сил! Понятно, да?

Етот палец (показывает на средний), да? Тоже необходимый палец! Но понимаешь, ты сейчас еще маленький, потерпи немного, я потом тебе все обязательно расскажу.

Етот палец (показывает на безымянный), да? Очень нужный палец! Когда ты вырастешь, я куплю тебе красивый перстень. За три тищи рублей! (В начале 70-х это была неимоверная стоимость!) Ты носи его на этом палце, и пусть все видят, какой ты богатый и уважаемый всеми человек! Понятно, да?

Етот палец (показывает на мизинец), да? Ти думаешь, если маленький, то ненужный? Только ухи ковырят? Н-е-е-т! Ты сейчас маленький, и твой друг Гоги Махарадзе тоже маленький. Вырастите вы, и обязательно встретитесь за столом. Гоги скажет хороший тост и передаст тебе алаверды. Вот здесь-то и потребуется этот палец: бокал от Гоги ты бери в руку, а этим палцем снизу его поддерживай Вот т-а-а-к! Понятно, да?

Все Вано понял, и когда вырос, начал смело демонстрировать, что живет он замечательно, и пальцем ему приходится часто стучать по столу, и перстень у него есть богатый, и алаверды принимает, как положено, а для чего нужен средний палец, он не знает. Пришлось опять идти к отцу и просить разъяснений. Тот с готовностью ответил:

Син мой, это очень своевременный вопрос: ты сейчас собираешься жениться, и имеешь право знать все. Рассказываю. Семейная жизнь не всегда «мед». Бывает, что и наоборот. Вот, например, ты приходишь с работы поздно, усталый, встречался с друзьями, с кем-то еще, может быть, сам понимаешь. Жена тебе ставит ужин. Не обижай жену, покушай с аппетитом. А потом жена говорит: «Полуби меня, Вано!». Ты не обижай жену, обязательно полуби ее. А жена походит-походит по дому, халатом вот так покрутит-покрутит и говорит: «Полуби меня, Вано, еще раз!». Ты, конечно, не обижай жену, и еще постарайся, но может так случиться, что она опять, так ласково скажет: «Вано, полуби меня!». – А твои силы кончились! Что делать?

Тогда надо делать так (сжимает пальцы в кулак, выставляет только один средний, крутит им у своего виска), как бы тебе ни было совестно, скажи: «Мананочка, ты сегодня какая-то сумасшедшая – полуби, полуби … Сколько можно? Успокойся! И спи!». И она будет спать! Этот палец для нас, мужчин, необходимый!

Опять взрыв хохота, веселья, а Петрович со снисходительной усмешкой уже готовит для подачи на публику свой новый шедевр.

На войне Петрович был кашеваром в пехоте, потом поваром при каком-то крупном военачальнике, демобилизовался в Ялте и здесь застрял на всю жизнь. Теперь он работает шеф-поваром, получает «копейки», и ему приходится подрабатывать на отдыхающих (в сутки по восемь рублей с пары). На жизнь хватает, но нужно хитрить, и поэтому минимум один раз в году ему приходится заниматься «ротацией кадров»: поочередно меняться работой с кем-то из коллег-приятелей и таким образом «путать следы».

Когда Петрович узнал, что у меня приближается день рождения, он решил устроить праздник. Первым делом он начал готовить, как он назвал, «местный деликАтес» (c ударением на букву «а»). Для этого он заблаговременно взял на работе отгул на полдня и рано утром, когда еще не встало солнце, мы были на лодочной станции Ялты. Петрович выбрал лодку, и как только пограничники "дали добро", мы вышли в море. Гребли попеременно, довольно долго, заплыли, мне кажется, километра на два от берега. Петрович наблюдал за береговыми ориентирами, командовал «левее, правее», пока мы не вышли на нужную точку.

Наконец последовала команда «Стоп!», и началась удивительная для меня рыбная ловля – на «самодур». У нас было две удочки. На каждой была катушка с толстой леской длиной 120 метров, с массивным свинцовым грузилом весом граммов триста. На конце лески были прикреплены поводки с крючками, на которых в качестве наживки использовались лишь мелкие кусочки цветных птичьих перьев).

Процесс ловли был предельно простым: следовало забросить удочку подальше от партнера (чтобы не запутаться лесками), отпустить стопор катушки и ожидать, когда грузило достигнет дна. После этого следовало несколько раз не торопясь оторвать грузило от дна, и, почувствовав, что на крючки попалась добыча, начинать без излишней спешки тащить ее на поверхность. Это, конечно же, доставляет огромную радость рыбаку, когда при вытаскивании улова он начинает видеть под собою в темной глубине несколько сверкающих белизной рыбин, мечущихся и пытающихся сорваться с крючка и улизнуть, что некоторым иногда и удается. Их следует побыстрее вытащить, снять с крючков и повторять процесс сначала.

На поводке у Петровича было 13 крючков, а у меня 7 (как сказал «мастер», больше новичкам не положено), и зачастую на каждом крючке у нас билась стандартная ставридка, каждая длиною 15-20 сантиметров.

Петрович объяснил мне премудрости черноморской осенней рыбалки: в это время к северным черноморским берегам приходят бесчисленные стаи годовалой ставриды – небольшой по размеру, но очень жирной и вкусной. Стаи собираются в ямах, которых имеется несколько на ялтинском рейде, нужно только уметь находить их по береговым ориентирам, а дальше – дело техники.

Петрович хорошо знал местоположение этих ям. Мы сделали первую остановку и взяли хороший улов. Затем нас, видимо, снесло немного, глубина стала меньше, и лов прекратился. Переместились немного – лов опять продолжился. Потом переехали на совсем новое место, и наша металлическая складная авоська к 8 утра уже была полна отборной ставриды. И не только ставриды: можно смеяться над темой везения новичкам, но в этот день мне действительно повезло – на пресловутый «самодур» мне удалось поймать около десяти видов рыб. Не смогу вспомнить все, но знаю точно, что тут были морской окунь, морской ерш, пикша, морской дракон, еще что-то.

Петрович своевременно заметил дракона на моей снасти и уберег от тяжелой травмы, которую может нанести эта рыба человеку: у нее на лбу и по обе стороны головы расположены три ядовитых шипа, укол которых в осеннее время оказывает длительное нервно-паралитическое воздействие на мышечные ткани пострадавшего.

Такого пострадавшего мы с Петровичем встретили, когда ловили рыбу в следующий раз. Тот по неопытности пытался снять дракона с крючка голой рукой, за что и получил несколько резких уколов в ладонь. Рука сразу же распухла, посинела, и всякое движение причиняло горе-рыболову нестерпимую боль – он даже не мог грести веслами, и до берега ему пришлось добираться с помощью нашего буксира.

А с «моим» драконом Петрович поступил просто: он осторожно отрезал и выбросил за борт его голову с ядовитыми шипами, а туловище зажарил к ужину – мясо дракона, как и утверждал Петрович, было необычайно вкусным.

Но самым вкусным оказалось мясо морского петуха, очень редкой черноморской рыбы, которая в этот день дважды попалась мне на крючок к неописуемому удивлению и зависти Петровича. Рыба эта получила свое название из-за необычайно пестрой раскраски преимущественно красного и синего цветов, а также из-за огромных круглых плавников, делающих ее похожей на аквариумную рыбу фантастической красоты.

Рыба эта всегда высоко ценилась гурманами, и когда еще в дореволюционное время «их величество» находились на отдыхе в Ливадии, всякому рыбаку за каждого пойманного петуха, принесенного на царскую кухню, выплачивали по одному рублю (Петрович уверял, что это он лично слышал от непосредственного участника событий).

В нашем случае мы петухов никуда не сдали, а съели в тот же вечер, поделив на крошечные кусочки – вкус, действительно, был потрясающий.

А основной улов ставриды Петрович почистил, промыл и засолил со специями, чтобы через пару дней ранним утром в день моего рождения погрузить всю нашу компанию в два такси вместе с этой ставридой и множеством других корзинок и картонок со снедью и увезти всех за город, на природу. Мы ехали довольно долго, потом шли по какой-то знаменитой тропе и остановились на лесной поляне сказочной красоты: вокруг огромные сосны, а украшали эту сказку хрустально чистый ручей и небольшой водопад в центре.

Петрович сразу же охватил всех поручениями: одни расстилали скатерть и расставляли закуски, другие собирали сухой валежник и старые сосновые шишки, третьи устанавливали гамак и т.д. Сам же Петрович собрал обломки камней и соорудил из них некое подобие печки, в которой развел огонь. Затем он нанизал ставриду на небольшие шампуры и установил их в уже нагретой печи, засыпал на тлеющие угли подготовленные шишки и, когда пошел процесс копчения, подал команду «Начинать!».

И мы начали: сначала «под холодную закусочку», потом, через пару часов, под обещанный «местный деликАтес» – ставриду горячего копчения. В жизни мне довелось перепробовать много вкусностей, но вкуснее блюда, приготовленного Петровичем в этот день, никогда есть не приходилось.

Конечно, нашему аппетиту помогали и чудесная погода ялтинского бархатного сезона, и прекрасный горный воздух в окружении соснового леса, и чистейший ручей, в который можно было в любой момент окунуться, но общим мнением было: Петрович приготовил кулинарный шедевр, который превзойти невозможно.

Мы ели, пили, купались, снова пили-ели весь день и вернулись домой уже поздно ночью, впервые нарушив «устав пансионата» – не собрались на вечерний «пир горой» – не было уже сил. Для тех, кто не захотел участвовать в пикнике, Петрович захватил «от барского стола» несколько деликатесных ставридок, достал что-то из холодильника и порекомендовал в дальнейшем не отрываться от коллектива.

Две пары не принимали участие в нашем мероприятии. Обе были настолько оригинальны, что о них стоит упомянуть.

Первая пара, довольно еще молодые муж и жена из Минска, отдыхали практически отдельно друг от друга. Ночевали, правда, иногда вместе, вместе утром завтракали, а потом разбегались в разные стороны Крымского побережья. Бывало так, что в обед он вдруг спрашивал: «Не знаете, куда Тайка поехала? Если вдруг она появится, передайте ей, что я буду в Форосе, пусть свой нос туда не сует!». Примерно то же можно было иногда услышать и от Таисии. Как ни пытались мы, но так и не смогли понять, в чем же заключалась «фишка» такого отдыха.

Другая пара была полной противоположностью первой. Как их звали, я уже не смогу припомнить. Им было далеко за 60, он (внешне и даже внутренне – абсолютная копия Дон-Кихота из грузинского фильма) родился и всю жизнь прожил в Тбилиси, она (также во всем похожая на актрису Ханаеву) родилась в Лондоне, но больше 40 лет прожила в Москве. У каждого из них была своя семья, но более 30 лет подряд свой отпуск, по их словам, они всегда проводили только вместе. Он недавно перенес инфаркт, и поэтому они тщательно соблюдали режим: пили ситро, ели мороженое, избегали находиться на солнце.

И еще у него была страсть – коллекционирование винных этикеток, и поэтому в Ялте они оказались не случайно. Оказывается, здесь живет мальчик, имеющий большую коллекцию таких этикеток, а его папа, работающий в Одесском пароходстве штурманом дальнего плавания, часто пополняет его коллекцию, возвращаясь из зарубежного плавания. Надо было видеть, как тщательно готовились они к визиту к этому мальчику: перебирали несколько раз свой обменный фонд, рассматривали варианты обмена, спорили, какой торт купить – кремовый или песочный, и т.д. Сходили, вернулись с восторженностью – визит был очень удачный!

Мы все, конечно, потихоньку посмеивались над этими милыми и безобидными чудаками, но им можно было и позавидовать: столько лет сохранять взаимную привязанность и общность интересов дано не каждому.

Ялта оставила в моей памяти очень приятные и светлые воспоминания: мы отдыхали там с нашими близкими воронежскими друзьями – Володей и Нелей Литвиновыми, днем пили сухое вино из бочек на набережной Ялты, а вечерами водку, слушая бесконечные истории Петровича. Мы познакомились с интересными людьми, была чудная бархатная осень, а главное – как молоды мы были!