Текст книги "Осознание"
Автор книги: Вадим Еловенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 63 страниц)
– Верю. Верю, Артем. И в то, что он задумал верю. Он с тобой не говорил о теории единства? Он это как-то странно называет. Глобализацией экономик, и территориальной и народной интегрированностью. – Видно, что странные слова даются Сергею тяжело, но он упрямо их выговаривал. Увидев отрицательный жест Артема, он сказал: – Поговори с ним. Есть разумное зерно в его словах. Если он захочет говорить, конечно.
Но когда мы появились в особняке, то говорили с готовящимся к отъезду Морозовым о других вещах.
– Так, Саша. – Сказал он, глядя в свои бумаги: – Мы вчера поговорили ночью с Артемом, и решили, что тебе будет лучше здесь. Со мной страшновато. Мало ли кто еще попытается меня резонатором распылить… не стоит рисковать. Я оставлю на твой счет подробные распоряжения. Когда Артем уйдет к своим, ты не теряйся, отправляйся в мэрию тебе там присмотрят спокойное место. Если не понравится, возвращайся в деревню, в которой ты жила. Мне Артем уже сказал, что тебя там лечили. Наверное, и знакомые остались. Самое страшное это остаться вообще одному. Поверь, я знаю. Первое время было жутко. Не было бы вот Артема и Натальи с Алиной… Я бы повесился от безумия и не понимания куда я вообще попал.
– Но я не хочу в деревню! – Сказала я. – Я хочу с Артемом.
– Не обсуждается. – Сказал спокойно Морозов. – Если я не могу спасти шкурку своего спасителя, то уж его просьбу на счет тебя я выполню. Твои новые документы завтра придут. Местные тебе выдадут. Наталья приписала лишний год, чтобы тебя опять в интернат не запихали. После войны исправишь.
Я посмотрела на Артема, ища у него поддержки, но тот только развел руками и сказал:
– Так будет лучше. Да с чего они все решили, что так будет лучше?! Все так же, не отрываясь от бумаг, Морозов сказал:
– Ты, Артем… Остаешься жить в этом особняке под охраной. Разрешенный тебе маршрут больница, комендатура, и ресторан «Холмы», если местная столовая не будет нравиться. Денег тебе не надо… Насчет тебя везде оставлены распоряжения. Как только сочтешь нужным, охрана перевезет вас с Сергеем в указанное тобой место. Сегодня вечером давай посидим вместе выпьем. У меня стойкое ощущение, что я вижу тебя последний раз в жизни. Из того котла, в котором Василий сейчас варится ему не вырваться. Жалко конечно, но каждый делает свой выбор. А вот второй шанс дается не каждому…
Подняв голову от бумаг, и взглянув на вошедшего охранника, Владимир, молча, тому кивнул, и сказал нам:
– Ко мне пришли. Ступайте тогда, пообедайте пока. Как освобожусь вечером, так и вызову.
Сидя в общей столовой на первом этаже, где в это же время обедали охрана и администрация Лидера, я только спрашивала Артема:
– Зачем ты так ему сказал? Я не хочу с ними оставаться здесь.
Артем сначала не торопливо доел суп и только потом, приступая ко второму, пояснил:
– Шансов у нас с Василием очень мало. Точнее никаких. Если пока не применили резонаторы, то это по каким-то не понятным мне соображением их штаба. Я бы лично, если уж так удачно обложил противника, чтобы не терять людей в бесполезной бойне в лесу, просто бы стер нас. И они, наверное, так и поступят, попробуй Василий пойти на прорыв.
– Тогда зачем ты возвращаешься? – удивилась я. Он усмехнулся и, покачав головой, спросил:
– А как не вернуться?
– Да очень просто! – Сказала я, деланно изумляясь его глупости. – Взял и остался! Никто ведь тебя не гонит. Наоборот уговаривают… А я тогда с тобой останусь.
Последние слова я сказала негромко, но он расслышал и, продолжая усмехаться, отпил чай из большой кружки.
– Малая, не говори ерунды. – Сказал Артем, ковыряясь вилкой в макаронах. – Меня Василий ждет. Да и Серегу надо вытащить отсюда. Раз уж так повезло и нас с ним выпустят. Меня мои ребята ждут. Да и как бы тебе сказать… чтобы ты поняла.
– Я не маленькая и не тупая. Тебе просто, кажется, что ты предашь их всех, если не вернешься. Но возвращаться, чтобы умереть, разве это не глупость?
– Согласен, глупость. – Кивнул, пережевывая макароны, Артем. – Но не вернуться не могу.
– Почему? – удивилась я. – Ты вот просто объясни мне. Я ведь права? Запивая чаем, Артем посмотрел на меня внимательно и сказал:
– Не буду. Раз не понимаешь так, то, и объяснять нечего. Извини…
Потом мы разошлись в наши комнаты, и часовые заняли свои посты у дверей. Я, откровенно злясь на Артема, все лежала и думала, как бы за ним увязаться, когда он соберется обратно. Понятно, что на него рассчитывать не приходилось. Неужели придется самой вот так пешком добираться, да еще неизвестно куда. И пройду ли я, если одна двинусь. Это же такие огромные расстояния. Осилю ли я.
Мне даже удалось немножко поспать, прежде чем Артем с охраной разбудили меня и сообщили, что нас ждет Владимир.
Разместились мы все там же в обеденном зале Лидера. Вместо дел сначала говорили о чем-то тоскливо грустном. Мне даже стало как-то боязно, как Морозов произнес тост:
– Давай Артем выпьем за тебя. Думаю, на неделе ты вернешься к Василию. Штаб армии, поняв, что наши переговоры не удались, даст команду применить резонаторы. Вас просто распылят. Когда я поеду через пару месяцев обратно, обещаю заехать туда… ну раз не будет могил, то хоть просто постоять вспомнить тебя. Вспомнить Василия, Сергея. Мне за честную попытку убедить тебя и Василия опомниться или медальку повесят, или выговор объявят. Что бы там ни было не важно. Давай помянем тебя добрым словом. Хороший ты был человек, Тёма.
Наталья тоже охотно подняла бокал и очаровательно улыбнулась мне и Артему. Я невольно тоже взялась за вино, но Тёма не спешил:
– Рано хороните. – Буркнул он.
– Да нет. Именно когда и нужно. – Вздохнув, сказал Владимир. – Ни на девять дней ни на сорок я, наверное, не успею приехать сюда помянуть.
– А что такое девять дней и сорок? – Спросил Артем, не понимая.
– Не важно. – Сказал Морозов и отпил из бокала. – Ну, вот помянули покойничка теперь можно с ним и побеседовать. Хотя разговаривать с мертвецами чревато…
Артем только головой качал и даже не видел, как я аккуратно опила из бокала. Не потому что правда участвовала в поминании, а просто очень пить хотелось.
– Как там Серега? – Спросил Владимир, подливая жене вина. Артем поднялся с места и с бокалом в руке подошел к окну.
– Идет на поправку. Ты прав, в конце недели, думаю, заберу его и поедем… думаю дойдем не спеша. Если ваши пропустят…
– Пропустят. – Кивнул Владимир. – Я же только убедить тебя должен был. А уже дальше сам решай. Когда вам ультиматум объявят, придется решать, сдаваться или нет. Никто больше уговаривать не будет. Главное Серегу не загуби по дороге. Кажется, ему понравились мои идеи. Может он хоть Василию мозги прочистит, что хватит воевать. Ну а если помрет, то на твоей совести будет. Говорил же, задержись…
– Не я в него стрелял… – Сказал Артем
– И не я. – Улыбнулся Владимир, и отпил из бокала. Артем вернулся за стол и спросил заинтересованно:
– А что мне там Серега рассказывал про какую-то твою идефикс. Что-то типа про экономику…
Наморщив лоб, Владимир честно пытался понять, о чем спрашивает Артем. Мне пришлось тоже подсказать:
– И еще это… интегрирование…
Лицо Морозова разгладилось, насколько позволяли шрамы, и он кивнул, показав, что понял вопрос. Но ответил он не сразу. Немного посидев, покачивая в руке бокал, он сказал:
– Ты же все равно не поверишь… Понимаешь… – он словно стеснялся рассказывать свои сокровенные мысли и чаяния. Так люди действительно боятся говорить считая что их примут за сумасшедших. Но толи Владимиру было не привыкать, толи ему было все равно что о нем подумает Артем и он продолжил уже более решительно: – В том мире откуда я, тоже все не слава богу. Но основная его проблема, в том, что он никогда не сможет объединиться. Слишком могучие страны для открытой конфронтации и победы самого сильного, слишком мало точек соприкосновения для мирной интеграции. Да и тысячелетние культуры разные. И из века в век все одно и тоже. То нарастает напряженность, то спадает и все начинают делать какое-то общее дело. Вон Марс осваивали вместе, а потом месторождения алмазов поделить не смогли. Хотя в договорах многосторонних вроде все давно расписано, так нет, обязательно обделенные найдутся. Эти природные алмазы не выгодно ни добывать, ни на Землю переправлять, но какой оказался хороший повод для долгих и интересных выяснений отношений. Хорошо до войны не дошло. Я раньше не понимал… Думал, что общая глобализация неизбежна и приведет только к тому, что человек перестанет вообще что либо значить в мире межнациональных корпорация и коррумпированных правительств. Но только здесь мне пришло откровение… По-другому и не скажешь… Невозможно это. Такая уж полная интеграция в нашем мире. Даже не утопичное единое человечество, думающее и заботящееся о самих людях, а вот такое уродливое… тоже невозможно объединить. И в вашем мире, если сейчас не предпринять шагов тоже будет невозможно. Многополярный мир, если он и возникнет, приведет к той же патовой ситуации, что у нас. И выбора нет. Если хочется сделать настоящее социальное государство, то придется делать его в мировом масштабе…
Артем откровенно скуксился. Небрежно откинувшись на спинку стула, он спросил:
– И тебе мировое господство подавай? Морозов рассмеялся и сказал:
– Понимаю твою иронию. Но… было бы побольше времени объяснил бы. А сейчас просто не хочется тратить на это…
– Почему же? Всегда сладко помечтать, как бы ты облаготельствовал людей всей планеты под своей властью. – Артем и не думал останавливаться язвить.
– Мечтать нельзя. – Тихо сказал Владимир. Видя непонимание сбившего с мысли Артема, он повторил: – Нельзя мечтать. Просто нельзя. Словно ты сам даешь подсказку чему-то выше, где тебе трудностей наставить. Надо тихой сапой, чуть ли не мысли скрывая, все делать. А мечты это все от нечистого… Артем, сочувственно улыбаясь, спросил:
– И тут у тебя мистика?
– Не важно. – Отмахнулся с улыбкой Владимир и сказал: – А вообще да. Мистика везде. Мистика и невероятная фантастика. Даже особо приглядываться не надо. Ну, да сам поймешь, как время придет… Если успеешь. Он отпил из бокала и сказал:
– Времени, кстати, не много у нас. Нам надо еще выспаться. Завтра общаться с людьми, и я должен набраться сил. Люди меня больше дел выматывают. Давайте все-таки завершим разговор, как раз, по делу. – Владимир встал и, пройдя за спину жены, сказал, медленно растягивая слова: – Василию передашь следующее. Я лично и руководство страны… законное руководство, а не глядящие… относимся к нему с уважением и понимаем, что он придерживается в своей борьбе против нас данного слова. Данной присяги. Мы понимаем, что ставим его перед слишком ультимативным выбором и вся наша надежда, только на его благоразумие. Он окружен, его отряд локализован. И в случае отказа принять наше предложение будет уничтожен весь до единого. Выжившие, раненые, сдавшиеся без его согласия с условиями, будут демонстративно повешены. Как это и делают глядящие. Исключений не будет ни для кого. Ни для женщин в отряде, ни для детей и стариков в обозе, если таковые окажутся.
Артем слушал бесстрастно и даже не показывал вида, что понимает он все сказанное или нет. Он просто смотрел с какой-то сдержанной ненавистью на Морозова. Даже не так. Это была просто уже охлажденная пребыванием в гостях у Лидера злость. Этакое холодное принятие положения. Морозов, когда говорил, не смотрел на Артема, словно обращался к жене или секретарю, думая, что его записывают. И хотя за ним никто не записывал, но могу спорить, не только у меня в памяти отложились слова Лидера:
– Если же предложение будет принято… мы гарантируем жизнь. Всем без исключения. Даже отъявленным подонкам, запятнавшим себя в подрыве госпиталя. Просто когда выясним, кто они, очень надолго изолируем от общества. Самого Василия ждет арест, и высылка на юг, где он предстанет перед гражданским судом за дела совершенные его отрядом. Так же в случае сдачи и ты Артем, и Серега, и кто у вас там другие офицеры, предстанете перед военным судом. Ваши действия в ходе гражданской войны будут тщательно рассмотрены, из них выделят действительно деяния совершенные в рамках боевых действий и деяния, противоречащие принятой Русью сорок два года назад конвенции о ведении войн. Вы сможете защищать себя сами или просить предоставить вам адвокатов.
Качая головой, Артем ничего не говорил. Зато вот я чуть не ляпнула, что Морозов-то идиот. Кто в таких условиях сдастся? Я бы на его месте врала бы не краснея, что всех помилую, только оружие сдайте и из лесов выйдите.
– Обязательным шагом перед сдачей является высылка предварительно переговорщиков для подтверждения условий, а затем выход всего отряда в указанное место с оружием и техникой, если таковая имеется. Закладка схронов после их обнаружения будет считаться прямым нарушением условий сдачи. И тогда все договоры будут отменены.
Он вопросительно посмотрел на Артема и отпил из бокала, давая время переварить сказанное. Но Артем ничего не спросил и Владимир продолжил:
– Далее… все кто захотят сражаться на стороне законного правительства, могут принести присягу. Из них будут сформированы отдельные подразделения. Эти отряды включат в состав наемных дивизий. А наемников мы используем везде, где ожидаются чудовищные потери. То есть доказать верность новой присяге придется и не раз и не два. И, скорее всего кровью. Но по окончанию войны, те, кто перешел на нашу сторону, будут приравнены к правам остальных участников, и будут иметь льготы от государства для восстановления своих домов, или для переселения в любую точку страны по своему усмотрению. И конечно, они получат свободу от преследования со стороны закона за деяния совершенные в ходе гражданской войны. Ведь победителей не судят.
Морозов обошел стол и встал почему-то за моей спиной. Я боялась повернуться на него. Казалось, что за этим спокойным лицом в тот момент я увижу нечто другое ранее мной не замеченное.
– Видишь, Артем, я не обещаю многого, но и не обману за обещанное. У нас нет выбора. Мы должны избавиться от вас в тылу. А теперь и у вас нет выбора. Я не преувеличиваю, когда говорю, что Василий плотно зажат и ему не вырваться. Через пару дней, наверное, они срежут пайки. К концу недели, когда ты собираешься к ним, они уже начнут голодать. Не думаю, что они с полными запасами провианта так быстро «ноги делали». Так сказать, к твоему возвращению они уже созреют. Предложение насчет присяги действует и для вас, и ваших офицеров. Повоюйте так же славно за нас, и после войны, мы вместе будем пить за победу. Мы вместе станем восстанавливать нашу страну. В общем, теперь ступайте. Думай, Артем. Думай. Как бы там ни было, даже тюрьма лучше, чем бесславная гибель, в дремучих лесах перемешавшись с трухой древесной. Подумайте о ваших молодых ребятах. Которые еще могут пожить. У которых еще могут быть дети. Стоят ли ваши присяги их жизней… их, может быть, счастья жить в едином государстве. Возможности строить его таким, каким они захотят его передать своим детям. И не забывай. Без согласия сдачи от Василия, все задержанные будут казнены. Даже ты. Подумай о Насте. Она хорошая девушка. Не делай ей больно. Она ведь любит тебя. Или любила. Она осталась там, в поселке, именно поэтому. Брось она тебя там, и сбеги с нами, и горя бы не знала. Я бы уж нашел ей в мужья перспективного офицера. Но она осталась с тобой. Она многим, наверное, пожертвовала ради тебя. Пожертвуешь ли ты ради нее? Ради того, что бы к ней вернуться? Иди, Артем. И ты, Сашенька, иди.
От произнесенного им «Сашенька» мне стало как-то не по себе. Не противно, а словно он считал меня, с чего-то, близким человеком. Или себя для меня близким считал. Мы поднялись с Артемом и вышли из зала. Сначала я потом он. Охрана молчаливо проводила нас в комнаты, даже не позволив напоследок пообщаться.
В комнате от безделья я просто легла на кровать и стала изучать потолок. Если честно я пыталась себе представить жену Артема. Мне почему-то казалось, что она обязательно красавица. Не меньше чем жена самого Морозова. И случайно поймала себя на мысли что мне странно обидно что, такой как Артем, уже нашел свою половинку. И что он, наверное счастлив, что его кто-то ждет. И так мне стало горько в тот момент от осознания, что ведь я по-настоящему никому в этом мире-то и не нужна, что слезы сами непрошено бросились в глаза и покатились по щекам. Я, не понимая сама себя и этой детской жалости к себе, стала утирать их, но безуспешно. Они все катились и катились. Да еще и рыдания непроизвольные подползли к горлу, и я отчаянно вцепилась зубами в кулачок чтобы удержать их и не выдать охране у двери, что я как дура реву ни с чего.
Ведь серьезно с чего я ревела-то? От жалости к себе. Разве это не глупо? Мне сначала показалось, что я реву от несправедливости. Что у всех в округе кто-то есть. У Артема вот жена где-то, у Владимира тоже… у Серебряного, он мне сам рассказывал, невеста осталась на севере. У кого-то были живы родственники. А у меня никого. Абсолютно НИКОГО. Но потом я поняла, что справедливость тут ни при чем. Просто случай. Просто совпадения. И вспоминая своих друзей по интернату, я напомнила себе, что они тоже одиноки. Что их тоже никто в этом мире не ждет. Но от мысли, что после расстрела колонны, может, только я одна в живых из интерната и осталась, я снова заревела, только-только до этого успокоившись.
На мои уже не сдерживаемые рыдания, открылась дверь и охранник Лидера спросил:
– Ты чего? – Не получая ответа он нахмурился и предложил: – Тебе воды принести?
С трудом, кивнув, я села и пока он ходил за водой, просто плакала, спрятав лицо в ладонях. Причем, вот эти слезы я даже уже и объяснить не могла. Мне было жалко друзей, которые может быть и не погибли вовсе.
Выпив холодной воды, я нисколько не успокоилась, но слезы как выключили. Теперь я рыдала и всхлипывала, как не смешно звучит, «всухую».
– Я позову майора. – Сказал охранник и, закрыв дверь, вышел.
Артема привели минуты через три. Он, оказывается, собирался воспользоваться моментом и выспаться. Стянул с себя уже рубашку и был только в форменных брюках и армейской темно-зеленой майке. Подождав пока охранник закроет дверь, Артем сел рядом со мной и спросил:
– Ну, и чего плачем? Тебе что, нас жалко? Ну, как ему все объяснить? Проще, оказалось, только кивнуть обманывая. Артем вздохнул и ответил:
– Успокойся. Все будет хорошо. Мы же везучие, как не знаю кто… Даже везучее Владимира. А фактор везения на войне один из не самых плохих факторов. О кстати… Мне недавно Василий рассказывал. Говорит, сам дошел. Когда-то, далеко на западе, тысячи лет назад жили племена, которые увлекались странной игрой. Игра была командной. Играли в мяч. На подобии катлюхи нашей. Когда две команды пытаются отобрать у друг друга мяч и добраться с ним до «колодца». Но там не колодец был. А такие железные кольца. Ну, в общем, это-то не важно, важно другое, что проигравшую команду натуральным образом там же на поле умерщвляли. А знаешь почему?
Я к своему удивлению заинтересовавшаяся такой жуткой игрой даже всхлипывать перестала и только губы еще держала напряженными, как всегда когда еще обижалась на кого-то.
– А все, потому что у них была странная вера, что придет на землю всеобщая погибель. Конец Света. А пошлет его их бог. А боги не убивают удачливых. Точнее не так. Удачливые выживают даже под волей богов. И вот жрецы сказали, что только преобладание удачливых людей среди их народа спасет всю планету от погибели. Бред согласись? Но эта шиза, казалась всем такой логичной и правильной, что по всей стране находили неудачников по жизни и собирали их на эти игры. И таким образов можно сказать они уничтожали своих неудачливых соплеменников. А, учитывая, что фактор удачи они считали наследственным, то можно сказать они селекцию среди своих проводили. Представляешь? И все главное поддерживали это. Ну, кто против жрецов пойдет? Страшно. Это тебе не пиписькой с соседом мерится…
Услышав это выражение, я невольно улыбнулась и с огромным трудом удержала смех. Артем, видя, что я пришла в себя, сказал:
– Только это нифига им не помогло. Не убирая улыбки, я спросила:
– А что случилось?
– Эх, ты, двоечница. – Сказал с усмешкой Артем. – Все цивилизации и наши и западные от катастрофы в те времена погибли. Здоровый такой каменюка с неба упал. Как остатки выжили, не понятно. Ученые говорили, что пыль и пепел в атмосфере несколько десятилетий стояли. Но человек везде выживает. И там выжил. Уж не знаю, как и чем они питались. Я смутно помнила об этих событиях из давно забытых уроков истории и сказала:
– Так может, потому что было много удачливых и потому выжили? А так бы совсем сгинули? Артем пожал смешно голыми плечами и сказал:
– Не знаю, малая. Может быть.
– Ты когда прекратишь называть меня малой? – Спросила я, шутливо злясь.
– Как только ты прекратишь кокетничать со мной. – Сказал, улыбаясь, Артем.
– Дурак! – Возмутилась я уже серьезно, решив, что он что-то плохое обо мне думает. – Я никогда, слышишь, не кокетничала с тобой. Ты вообще, кажется, слово это не знаешь, раз так говоришь! Улыбаясь, Артем поднялся и сказал:
– Все? Успокоилась? Реветь больше не будешь? Поджав губы, я помолчала с минуту, прислушиваясь к себе, и ответила:
– Не буду! Я буду сидеть в этом чулане и на тебя злиться. Понял? Артем усмехнулся и, выходя в коридор, сказал мне на прощание:
– Злость это хорошо. Только правильная злость.
Заглянувший в комнату охранник посмотрел на меня и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Я действительно еще немного посидела, злясь на этого грубого человека, но толка от злости не было никакого, и я просто в размышлениях прилегла немного, да так и уснула вся в странных чувствах.
Что снилось, не помню. Помню, что меня наутро разбудил незнакомый шрам и потребовал, чтобы я явилась наверх к новому хозяину особняка. Я, ничего не понимая, поднялась и, выйдя в коридор, осознала довольно ясно, что Морозов, его канцелярия и администрация, а так же и охрана Лидера все в одночасье исчезли и их заменили в несчетном количестве шастающие по коридорам шрамы с автоматами и без.
В кабинете, куда меня провел солдат, сидел средних лет офицер шрамов видать в больших чинах. Нашивки от лейтенанта до штабс-капитана я уже знала, но этот был просто в расшитом мундире. Даже кажется парадном. Он не представился и только мельком взглянул на меня. Жестом, предлагая присесть шрам протянул мне мои новые документы и сказал низким и тяжелым голосом:
– Лидер, просил о тебе позаботиться. Просил не выселять из особняка и не снимать с довольствия. Я окажу ему эту любезность. Ты можешь жить здесь сколько угодно. Я уже даже охрану снял. Только будь добра, не мешайся под ногами тут, а еще лучше поговори с поваром, может он тебе работу придумает на кухне у нас. В штат возьмет. Все лучше делом заниматься, чем просто так слоняться. Ты со мной согласна? Вот и умничка. Вопросы есть у тебя? Я, наверное, показалась ему полной дурой, спросив:
– Да. А вы кто?
Он сел в кресле поудобнее, положил руки на подлокотники и сказал прямо и просто:
– Генерал армии, Сомов.
– А почему вы не на войне? – Еще больше прикидываясь дурой, спросила я.
По нему без психолога было видно, что он не привык отвечать на вопросы сопливых девчонок, но жестко отослать меня не смел.
– Я формирую здесь еще две дивизии. Со всей страны ко мне людей направляют. Проводим обучение. Как прикажут, двинем на фронт. Мы так сказать в резерве.
– А вы воевали?
Он усмехнулся и в растерянном изумлении развел руками. Переборов свое возмущение, он сказал:
– Конечно! – Видя мой недоверчивый взгляд, он как мальчик, то ли оправдываясь, толи еще что сказал: – Нас только две недели назад на пополнение отвели и на отдых. Мы восемьсот километров с боями прошли. Потери страшные. Так что мы заслужили передышку. Изображая недоверие, переходящее в восхищение я спросила:
– А вы сами убивали? Вот лично вы. Он утвердительно кивнул и сказал:
– Было дело. Война… А на Вифи такая концентрация была на переправе что развернувшись мой штаб да и я сам буквально на передовой оказались. Все повоевали… и охрана штаба и мы.
– А страшно было? – Спросила я, подходя поближе и приглядываясь к орденским знакам на груди генерала.
– Где? На Вифи? – спросил генерал, и когда я кивнула, пожал плечами. – Да, наверное. Но мне страшно за солдат больше, чем за себя. Ладно, посылать их в бой это моя работа. Но чтобы они не дрогнули, чтобы не покатились, чтобы они чувствовали соседей и были уверены во флангах и успехе, это тоже моя работа… и штаба. И она труднее, поверь. Генерал это не тот, кто с автоматом на передовой в атаку поднимает. У меня другая работа. Более безопасная, наверное, но и ответственность больше. Перед людьми, страной, командованием…
Под моим взглядом генерал несколько минут помолчал и, не выдержав, сказал, словно опомнился:
– Девочка. Извини. Я работаю. Возьми документы и ступай.
– На кухню? – спросила я, вскинув брови.
– Что? Какую кухню? Ах, да. Ну, если ты хочешь, то можешь обратиться к повару. Думаю не откажет… Ступай, пожалуйста.
Я вышла от генерала довольная собой. Если честно, я даже не смогла бы объяснить, что меня порадовало в его мимолетном смущении. Я так в детдоме смущала парней, заставляя их хвастаться передо мной, или оправдываться. Было так забавно. Оказывается, взрослые мужчины тоже поддаются такому смущению. Интересно, думала я тогда, а Артемом я так же смогу… вертеть?
Проверить в тот день мне этого не удалось. Я спокойно никем не останавливаемая прошла к комнате майора и, не заметив охраны возле нее, попыталась войти. Дверь была заперта и я постучалась. Никто не открыл. Я честно перепугалась. Я думала, что он уже бросил меня одну и уехал к Василию. У меня совсем из головы вылетели его слова, что он только в конце недели с Сергеем попытается добраться до своих. Я так громко тарабанила и кажется ругалась со злости, что проходящий мимо офицер шрамов взял меня за руку и потребовал не шуметь так. Сказав ему, чтобы отстал от меня, я попыталась вновь постучать в дверь.
– Тебе нужен, глядящий? Майор? – Спросил меня раздраженно офицер. – Так вот он под конвоем еще с утра убыл в госпиталь. Иди в свою комнату и жди его там.
Судя по его речи, он был в курсе и кто я и что тут делаю. Становилось все интереснее. Хотя, как потом выяснилось, было все прозаичнее. Ранним утром, передавая здание Армии, администрация Лидера особо обговорила не занимать помещения, в которых еще спали мы. И сотрудники объяснили, по какой причине Лидер, на этом настоял. Причина была не хуже ни лучше других. Артем был глядящим остающемся после переговоров до возможности забрать обещанного ему своего офицера. А я была личной гостью Лидера и за меня просила сама Наталья у квартирмейстера, занимавшегося размещением штаба. А на то, что в одном здании будут сожительствовать офицер глядящих и штаб одной из истерзанных армий шрамов, было, в общем-то, всем наплевать. Ну что мог увидеть или услышать человек вечно находящийся под охраной? А на меня так вообще никто внимания не обращал, пока я вот так буянить не начинала с перепуга.
Поблагодарив офицера, я поплелась в свою комнату, забыв и про бумаги в руках и про кухню, на которую я собиралась заглянуть и оценить насколько там грязная работа.
Да уж, я не горела желанием работать на шрамов, но идти прямо в мэрию и получать у них работу в городе тоже не сильно хотела. Я бы вообще не работала бы, будь моя воля. Я даже себе не могла объяснить, а зачем мне эта работа нужна была. Я сама себя спрашивала: сколько я еще в городе останусь?
Но все чаще во мне просыпались страхи, что Артем бросит меня в особняке на руки шрамам, и сам убежит, даже не оставив следа. И тогда все будет без толку. И мое желание следовать за ним и моя уверенность, что я все-таки смогу догнать его. И что тогда? Отправляться в деревню к Полине и ждать у моря погоды, когда он появится чтобы расцарапать ему лицо за то, что он меня бросил тут? И там все равно, отрабатывая еду и деньги, мыть за шрамами посуду? Да разница-то, какая тогда? Куда бы я не направилась, везде будет одно и то же с разными приправами.
А в то, что я смогу выжить одна я уже не верила. Это раньше, я глупая думала, как это будет классно ни от кого не зависеть. Оказалось не очень и классно, когда даже поесть не найти. Так что приходилось признавать, что, оставшись одна, я сама буду искать прибежище к людям поближе. Так почему не здесь, раз уж к партизанам меня так не хочет забирать Артем? Не к глядящим же через сотни километров и линию фронта пробираться? Надо как-то жить. Почему не попробовать у шрамов? – Думала я тогда и сама удивлялась своим мыслям. Непоследовательность моя меня пугала чрезвычайно. Еще несколько дней назад я от одного упоминания работы на шрамов, тонула в панике и хотела бежать, куда глаза глядят. Что же изменилось? Общение ли с Морозовым? Или то, что они столько времени меня окружают и до сих пор даже не покусали? На этот вопрос мне было сложно ответить. А ответить очень хотелось, и я дождалась когда появится к обеду Артем и сидя с ним за отдельным столиком в обеденном зале, шрамы хоть и не показывали вида, но все-таки сторонились приближаться к нему, стала его мучить своими сомнениями.
Артем почти ничего не ел, объясняя это тем, что ему просто не хочется. Я же уплетала за обе щеки и даже его салат из капусты переложила в свою тарелку. Он только снисходительно разрешил на мой немой вопрос и наивный просящий взор. Но мой набитый рот не помешал мне поделиться своими новыми мыслями.
Артем хоть и смотрел на меня и даже слушал, казалось, думал о чем-то своем и отвечал крайне рассеянно. Я злилась, но терпела.
– Саша, не мучайся. – Сказал мне в итоге Артем. – Это наша война. Она не твоя. Постарайся не влезть никуда… Спрячься, если это так можно назвать. Просто найди себе работу здесь, или в деревне. Что бы, как говорится с голоду не умереть. А война когда-нибудь кончится тогда уже и замуж выйдешь, детей родишь… и все в прошлом останется… Я только головой покачала раздраженно и тихо на него заругалась:
– Артем, какие дети… какой муж? Я тебя сейчас спрашиваю идти мне на кухню эту работать или нет? И если идти… Я просто не понимаю, что со мной происходит. Я не могу сказать, что я обожаю шрамов. Но и ненависти у меня к ним нет. Только я боюсь, если я тут стану работать, ты меня вообще презирать начнешь. Артем немного покачал головой и сказал:
– Нет, Саша. Ни я, ни Василий, ни Сергей… Все же понимают что война войной, но надо и выжить как-то…
