Текст книги "Осознание"

Автор книги: Вадим Еловенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 63 страниц)

– А на что вы живете, если ты говоришь, что он все спускает.

– А я же больше него зарабатываю. У меня сейчас на кассе получается восемьдесят единиц. – она довольно улыбалась, ожидая от меня реакции. Но меня не впечатлила ни сумма, ни то, что она больше своего парня зарабатывает. – Он у меня деньги еще берет иногда. Я, всматриваясь в далекие домики впереди, скинул скорость и сказал:

– Странная у вас пара. А чего вы не поженитесь? Пошли бы в комендатуру. Или в город, в мэрию. Зарегистрировали бы. Пожав плечами, она сказала:

– Не хочу. Я сама себя не понимаю. Но не хочу. Мне сейчас двадцать лет, скоро стукнет двадцать один. Я с ним два года. Два с половиной. Но, не поверишь, ни разу не было желания выйти за него. Живем и живем.

– Почему не поверю? – сказал я, усмехаясь. – После твоего «наверное люблю», поверю. Она казалось, обиделась на меня, и я пояснил:

– Прости, если обидел тебя. Просто та… подруга… ее зовут Наталья. Я ее тоже спрашивал, почему они не закрепят отношения. Ее ведь мой друг тоже ревновал во всем. Она мне отвечала так. Секс для нее почти ничего не значит. Мой друг ей нравится. Он, как бы так сказать, отвечал ее требованиям к лидеру… он действительно сильный человек. Выносливый и не злой. С ним столько всякого произошло в жизни. Но он не злой. И не был злым. Я, наверное, значительно хуже него. Но вот она к нему относилась именно так. Спать с ним прикольно. Общее дело делать тоже. Но его ревность ее бесила. Не знаю, говорила ли она с ним на эту тему, но мне она объяснила, что она ему не принадлежит и принадлежать не будет.

Она слушала меня и, когда я замолк, смотрела на мое сосредоточенное лицо и тоже молчала.

– Вот так. – сказал я, чтобы показать, что я все сказал и жду ее мнения на эту тему. Пожав плечами, она ответила:

– У меня по-другому. У меня наоборот ощущение, что я ему принадлежу. Сама понимаю, что это не так. Понимаю, что могу вырваться. Но что-то держит. Мы-то и не спим с ним иногда неделями. Он говорит, что на ночных дежурствах сильно устает. А я… Ну, а что я могу сделать. Я пыталась, как бы это сказать. Ну, проявить себя что ли. Брала дело в свои руки… – она засмеялась сама со своих слов и только через некоторое время продолжила, улыбаясь грустно. – Но он обычно говорил, что хочет спать, и вообще он не любит, когда его заставляют делать то, что он в данный момент не хочет. Типа ему этого и на работе хватает…

Она тоже заметила домики, что были уже близко. Я-то на них смотрел с опаской. Достаточно одного снайпера на этой дороге в этом месте и ни одна машина бы не прошла. А вот Настя смотрела с восхищением на белые стены и красные, выкрашенные антикоррозийным грунтом железные крыши.

– Идиллия. Как на картинках. Поля, начинающие зеленеть. Домики у дороги.

Я кивнул, напрягаясь все больше и больше по мере приближения к этому комплексу домиков. Уже поравнявшись с ними я заметил возле одного из них джип с эмблемами глядящих, а за высоким деревом, из-за которого я его и не видел, флагшток с флагом. Водитель в джипе дремал, откинувшись на сиденье. Я остановился и, выйдя, подошел к машине глядящих. Постучал в дверцу и водитель проснулся, резко сев. Увидев меня в окне, он схватился за автомат, лежащий на соседнем сидении, но успокоился и, опустив стекло, спросил меня, что случилось. Я сказал, что, проезжая, увидел, что он такой в машине лежит и подумал, что что-то случилось. Сами мы едем на высоты, на пикник с моей подругой. И надо ли нам на посту отмечаться, что мы его миновали?

– Это не пост. – сказал водитель, понимая мое желание не нарушать каких-то неизвестных мне правил. – Это застава. Сейчас все на занятиях в поле. А вас и так отметили. Вон, башня через дорогу. Там наблюдатель всегда. Отмечает проходящий транспорт. Так что езжайте спокойно. Не забивайте себе голову. Понадобились бы – остановили.

Я поблагодарил и водитель, лукаво подмигивая, пожелал нам хорошо отдохнуть.

– А чего ты останавливался? – спросила Настя, когда мы поехали дальше.

– Да кости размять решил. Пройтись. Заодно спросить, куда ехать дальше. А он и сам не знает. – соврал я.

– Так ты не знаешь куда ехать? – удивилась она.

– По карте все просто. Тупо по этой дороге ехать и там увидим. Но мы уже должны были бы их заметить.

– Неплохо ты покататься наугад. – засмеялась она и я вместе с ней. – Да ты путешественник.

– Нет, я романтик. – отвечал я. – Разве не романтика поехать, куда глаза глядят.

Но скоро мы и, правда, увидели высокие холмы. Часть из них у основания была изъедена эрозией и технологическими разработками. Уж не знаю что там, щебень или просто песок забирали, но некоторые холмы напоминали обгрызенные по краям пирожные или скорее караваи хлеба.

– Нам туда? – спросила Настя, и я кивнул, посматривая, нет ли впереди поворота к холмам.

Скоро нам попалась пересекающая главную, грунтовая дорога, и я без колебаний свернул на нее. Пока двигались к холмам, проехали насквозь жилую деревню. Над многими восстановленными домиками вились дымки, и Настя только удивилась, что мы никого из людей не видели.

– Это одно из тех поселений, которые город устраивает каждую весну. – пояснил я. – Мне тоже в голову приходила идея встать в очередь в группу нового поселения. Эти вот деревушки заготавливают для города сельхоз продукцию. А что никого не видели, так они-то сюда как раз от глядящих уходили. А кто еще на машине может приехать? Вот-вот. Настя покивала и сказала:

– Так они тут, получается, сами по себе живут?

– Нет, конечно. Первый принцип глядящих – полный контроль. Тут с ними живут и те, кто их охраняет, и те, кто их условно сторожит. Понятно, что отсюда бежать раз плюнуть, только вот зачем бежать? Им никто жить не мешает. Пашут землю, сеют. Собирают урожай. Получают деньги… простая работа не хуже и не лучше других. Хотя может и лучше. Зимой они наверняка ничем тут не занимаются. Хотя, я не знаю. Может я и не прав. – подумав, я сказал. – На обратном пути заедем. У меня мелочь после заправки осталась, купим что-нибудь вкусненького с рук, чего в городе не взять.

– А что тут можно купить?

– Не знаю. – честно сказал я. – Может курицу, может, мяса возьмем настоящего и на огне приготовим.

– Не говори так, я сейчас слюной захлебнусь. – застонала она.

– У меня там консервы, хлеб есть… – сказал я

– Я по мясу нормальному соскучилась. Хочу вот такого размера отбивную. – она показала руками, и я вслух усомнился, что она такую осилит. – Это ты меня не знаешь. Я осилю. Я могу, есть много и все равно не буду толстеть.

– Повезло. – засмеялся я.

К первому крутому холму мы подъехали спустя минут десять. Поняв, что на него просто так мне не забраться, я уже думал ехать к другому. Но, видя, что они все тут такие, я решился на подъем.

– Пойдешь со мной? – спросил я Анастасию.

– Издеваешься? – скуксилась она, и, показывая взглядом на туфли на высокой платформе, добавила: – Куда я в такой обуви?

– Ну, тогда не скучай. – Сказал я и, взяв один параплан, пошел вверх.

Идти было тяжело. Очень болели пострадавшие в свое время от вибрации колени. Иногда останавливаясь, я видел, как Настя, стоя у машины, курит, наблюдая за моим подъемом. Я махал ей и видел ее руку мне в ответ. Она даже кричала мне, но что я так и не смог разобрать. Пока шел, я закономерно думал, что надо бы найти площадку для полетов, до которой можно добраться на машине, а не так вот… через отдышку и боль в суставах.

Подъем у меня занял минут сорок. Может чуть больше. Остатки я просто полз на голой воле к победе. Меня уже на середине тянуло плюнуть и спустится. Ну, его нафиг такое удовольствие. Наконец, на широкой и длинной, полого изогнутой вершине я просто сел на песок и камни и устало стал рассматривать даль.

Красота, конечно, была необычайной. Синее небо без единого облачка проваливалось в темный горизонт и краски постепенно переходили в зеленовато-серый цвет весенней земли. Прореженная черными полосами целина явно готовилась к посевной местными жителями, и я был рад видеть это. Все-таки это жизнь. Нормальная жизнь. И еще больше мне становилось непонятным, почему на такую красоту не выпускают забитых в подвалы городских жителей. Почему, когда можно дать им снова заселить старые деревни, им дают умирать от плохой воды и холода в разрушенном городе. Я смотрел, набираясь сил встать, и думал в какую сторону направить свой полет. И еще большой загадкой для меня было то, как надо вообще на этом крыле летать. Взлетать против легкого ветерка или по ветру? Простой интуицией я выбрал направление и увидел вдали речное русло. Наверное, будет красиво посмотреть на реку сверху, решил я.

Я стал разворачивать на земле параплан. Распутав стропы, я закрепил на себе ремни и проверил, плотно ли они меня обхватывают. Я уже второй раз одевал крепление и даже не понимал, что мои перекрученные ремни на брюхе ничего бы кроме смеха не вызвали ни у кого из тех, кто хоть раз в жизни летал. Но мне было все равно, а уверенности во мне, что я делаю все правильно, было больше чем нужно. Только когда я, не долго рассусоливая, поднял крыло и, будто землю отталкивая от себя, потянулся к пологому спуску, я понял, что несколько далековато от него расположился. И что так тянуть у меня сил на долго не хватит. Больные колени буквально мгновенно дали о себе знать. Боль пронзила такая острая, что терпеть ее было выше моих сил. Я, наверное, даже вскрикнул. Но я протянул еще несколько метров, прежде чем нога подвернулась и я инстинктивно поджал колени к себе, проваливаясь в ремнях в этакое… хм, сиденье что ли. И тут понял, что я уже лечу. Мои руки невольно растягивали фалы, управляющие крыльями, и я чувствовал, как меня начинает чуть заваливать. Я, наверное, слишком резко попытался исправить ситуацию и меня начало заваливать на другой бок. Вот так болтаясь и борясь со своим свихнувшимся вестибулярным аппаратом, я уже преодолел пологий спуск, за которым холм отрывисто резко уходил вниз. А я скользил. Я все больше набирал скорость и что с ней делать, сам не понимал. Я даже не знал плохо это или хорошо, что мой полет ускоряется. Вы не поверите, какая была моя первая мысль, когда я понял, что полет уже не остановить. Не восхищение, не наслаждение, не другие положительные эмоции. Если сказать коротко, то это звучит так: Правы были те, кто считал меня дауном. Только даун, ничегошеньки не зная о полетах, может поднять в небо параплан, даже не зная, как приземлятся. И тут уж боженьке пришлось в который раз позаботиться об очередном дураке. Я летел.

Скорость мне стала казаться чудовищной. Стропы вибрировали. Глаза слезились от встречного потока воздуха. Было жутко холодно. И еще я дрожал… не от холода, нет. От какого-то жуткого чувства возбуждения. Перевозбуждения. Меня буквально трясло и я не мог с этим ничего поделать. Я все свои силы положил на то, чтобы удерживать руки на кольцах управления и не дергать ими резко. Я не знаю, сколько длился мой полет. Из всего осознанного мной в небе я помню только явственно одно. Я летел над рекой, когда меня пронзила мысль, что если я перелечу через нее, то уже не смогу вернуться к Насте и машине. И вот на этой страшной для меня скорости я начал поворот. Скоростные атракционные горки отдыхают. Я так и не понял, как я оказался в одной параллельной земле плоскости с крылом. Вот тут-то я и испытал чувство свободного падения, когда после резкого поворота я буквально, как на качелях стал раскачиваться на стропах. И как это раскачивание остановить я не знал. Оно прекратилось само, когда я инстинктивно натянул оба шнура управления и почувствовал, как через некоторое время начинаю терять высоту и набирать скорость. Отпустив шнуры, я опять продолжил свой, ставший слишком стремительным, полет теперь уже строго обратно к холму. Наверное, именно вот эти последние минуты полета до посадки были самыми мной прочувствованными. Я лихорадочно думал, как на моей скорости можно вообще приземлится, не упав. А, упав, не сломать шею. Когда мои ноги были уже в метре от земли, я снова резко вытянул оба шнура, словно руками пытался оттолкнуться от воздуха, и это сработало. Я очень резко потерял скорость и более того, почувствовал, как заваливаюсь назад. Словно кошка я искал ногами опоры и нашел землю. А теперь внимание… так мягко я никогда в жизни больше не приземлялся. Скажите бога нет – набью морду. Только он мог спасти такого дурака, как я, в его первом полете.

А потом я сидел на земле и счастливый утирал невольные слезы. Я боролся сердцем, вырывающимся из груди. Я боролся с трясущимися руками. А крыло, словно обессилив, лежало передо мной и даже не шевелилось. Я видел, как из тени холма выбежала Настя и на своих неудобных для бега туфлях неслась ко мне. Радостная, восхищенная и кажется счастливее меня.

Я утер слезы и поднялся. А она, подбежав ко мне, замерла в восхищении и затараторила что-то мне непонятное. Из всего ее потока я понял только, что это было классно, что она все видела, что я, наверное, мастер и прочая ерунда не стоящая внимания. Внимания стоили только ее сверкающие глаза. Внимания стоили ее губы, подкрашенные ярким цветом и такие улыбчивые. Даже ее руки, что казалось, жили своей жизнью, стоили больше чем слова. Я не знаю, что меня дернуло прервать ее и, даже не вылезая из сбруи, крепко к себе прижать. Я приподнял ее от земли и закружился. Запутавшись в стропах, я, конечно, упал, и она завалилась со смехом на меня. Я был так близок к ее лицу. К ее веселым глазам. К ее губам. И… не поцеловал. Не знаю почему. Не могу ответить. Помню, мне этого просто жутко хотелось. Но она смеялась, борясь со стропами, а я не хотел прерывать ее смех. Я понимал, что это был искренний смех веселья и радости. Тот смех, который может быть только искренним. Никакие театральные методы и практика не вызовут такого.

Когда мы выпутались, я разложил параплан на земле и укатал его так же, как и в прошлый раз. К машине мы шли хитро. Одной рукой я обнимал параплан, а за вторую руку меня тянула вперед Настя.

– Не полезу я второй раз. – не притворяясь, а на самом деле испуганно ответил я, когда Анастасия спросила, полечу ли я еще. – Я туда еле забрался. Думал, помру по дороге. Не с моими легкими курильщика и больными коленями делать забеги на скорость и высоту.

Я все это говорил, а она смеялась с моего напуганного лица. В машине я закурил, приходя в себя, и невольно рука у меня потянулась за бутылкой коньяка. Налив нам по чуть-чуть в пластиковые, когда-то бывшие одноразовыми, стаканчики, я отложил бутылку и поднял тост.

– За тебя.

– За меня!? – удивилась Настя.

– Да, за тебя. – утвердительно сказал я и выпил. Она улыбнулась мне смущенно и тоже выпила.

– Ой, жжет. – сказала она, прижимая ладошку к горлу.

– Насмеялась так, что ли? – спросил я, закуривая. – Воды дать, запить?

– Ну, кто коньяк запивает водой? – возмутилась смешно Настя и тоже срочно закурила. Словно ну вот все вокруг коньяк только закуривают, а не закусывают.

Скоро мы уже направлялись к дому. Мы не остановились в деревне, как намечали. Мы без остановок летели к дому. Только когда остановился на взлетном поле, куда свернул по дороге, я решил, что больше никуда спешить не надо.

Я развел костер, пока Настя изучала ангары. Костер пылал высоко и настолько жарко, что рядом было невозможно стоять. Ожидая, пока он чуть прогорит я показал девушке домик диспетчерской. Прочитал ей последние записи неизвестного пилота. Ее они впечатлили и вызвали налет тихой грусти. Она сидела как тогда Наталья, но только не вращалась. Наверное, ее раздражал скрип. Когда костер чуть прогорел, мы вернулись к нему. Я притащил два стула из диспетчерской. И мы смеялись с того, как все это выглядит. На взлетном поле стоит два стула. На них сидит отмороженная парочка и жгут костер. Ах да, еще из двух банок консервов едят с одного ножа. От смеха процесс еды становился невыносимо сложным. Я подцеплял кусочек рыбы из ее банки, держал на весу, пока она совладает с собой. И она, улыбаясь, аккуратно зубками снимала мясо и, жуя, продолжала чуть не давиться смехом. Я был не в лучшей форме. Тоже хохотал от любого ее движения. Казалось, покажи она палец и я как в детстве в таком же состоянии буду и с него смеяться. А если усложнить программу и начать его сгибать, то просто умру от хохота. Успокоиться хоть немного нам помог коньяк… ну, вы поняли, из одноразово-многоразовых длительного применения стаканчиков. Хлеб мы просто ломали, несмотря на то, что нож был в руках. Так было забавнее. Отрывать кусок за куском и пытаться мокнуть его в банку.

Мы даже наелись. А вроде ничего особого и не было. Рыба да хлеб. Ну, коньяк еще. В город мы въехали часов в пять вечера. К шести были на КПП района. Вот тогда-то мы и встретились с ее парнем.

Я ожидал увидеть этакого верзилу с автоматом, который на его фоне кажется игрушечным. Но паренек оказался невысокого роста. С темными короткими волосами, что были еле видны под пилоткой с кокардой глядящих. Он был на посту у шлагбаума. Ни я, ни Настя не спохватились вовремя, не остановились или не свернули, или хотя бы предупредили друг друга. Всю ситуацию от некрасивой концовки спасла Настя. Она, когда я остановился у шлагбаума, вышла из машины и громко, чтобы ее парень слышал, сказала:

– Спасибо вам большое! Я уж думала обратно пешком придется идти. Тут уже я сама доберусь. – И, не ожидая моего ответа, она пошла навстречу своему парню. Подбежала к нему и повисла на шее, целуя. Парень, не зная куда деться, просто нажал на педаль и шлагбаум, быстро поднявшись, дал мне дорогу. Я, не задерживаясь, поехал домой. Не смотря на такое сбитое прощание, я не переставал улыбаться и вечером, когда проснувшийся Василий опохмелялся и ужинал, давая себе зарок прекратить пить.

Я не стал ему рассказывать ничего. Просто сказал, что да, ездил, летал, понравилось и, что он зря так вчера напился и не поехал со мной. Василий кивал и отвечал, зато он вчера кажется, завербовал себе еще нескольких глядящих, которые поедут с ним.

Я рано лег спать. Понедельник надо встречать бодрым и выспавшимся. Наверное, впервые за долгое время мне снился не кошмар и что-то хорошее. Только жаль я этого не помню.

Впечатления от моего первого полета в жизни сопровождали меня всю следующую неделю. Работа давалась с трудом. Я стал невнимательным. Я стал рассеянным. Это замечали пока только мои сотрудники. Я меньше внимания уделял рабочему графику. Даже разбирая, собирая двигатели самостоятельно, я ощущал, что в моих руках кольца управления. Я чувствовал, как вибрируют стропы и все тело вместе с ними. Эти остаточные ощущения преследовали меня даже когда я обедал в столовой. Даже когда ехал в машине. Даже когда заполнял журнал учета рабочего времени. Они ослабли только ближе к четвергу, когда мы вплотную занялись решением задачи, поставленной нам начальником завода.

В тот день, объявив,. что у нас выездное заседание, мы погрузились в заводской грузовик и выехали на присмотренное к сожалению не мной место. Домик, подобранный для наших целей, прятался в глухих дворах старой части города. Он был, как и окружающие здания разрушен до цоколя. Зато помещения в цокольном этаже практически не пострадали и на нашу радость имели отдельный вход. Как я понял, раньше помещение занималось какой-то не большой фирмой. Столы и компьютеры не работающие, принтера и офисные стулья-вертушки. Мы осмотрели помещение и решили, что оно нам полностью подходит. Начальник завода был доволен, а, следовательно, наши дополнительные предложения уже смысла особого не имели.

– Сегодня тогда пусть начинают демонтаж вышки и по кускам перевозят сюда. Кран уже стоит в порту. Возьмите всех, кого считаете надежными и приступайте. – сказал он.

– Может не стоит собирать вышку полностью? – спросил мастер второго цеха. – Слишком будет заметно.

– Выбора нет. Без вышки теряется всякий смысл. Устанавливайте ее вон за тем разрушенным зданием. Чтобы не совсем рядом было.

– Я вообще не представляю, как все это сделать незаметно. – сказал я, покачивая головой.

– Если заметят, у вас все документы в порядке. Идет перевозка металла для завода.

Мы, конечно, покивали, а что тут еще скажешь. Если начальник завода себе что-то в голову вбил, то от этого его только пуля избавит.

Всю ночь я руководил демонтажем вышки на окраине города. Болты, что крепили конструкцию даже не отворачивались, а спиливались фрезами. Когда с помощью крана, пережив множество волнений и опасностей, конструкция была разобрана, я приказал всем возвращаться на завод. Ночевали в цехах. Даже я не рискнул ехать домой и привлекать внимание своими поздними поездками.

На следующую ночь уже без меня конструкцию перевезли до рассвета на предназначенное ей место. В ту ночь, когда мы еще занимались демонтажем, под установку уже выкопали неглубокий котлован, расчистив от мусора приличный участок.

Собирать ее не спешили и я, отдыхая дома, знал, что в ту ночь намечается только перевозка. Вообще я боялся, конечно, этой работы. Да все боялись, чего хитрить. Наверное, только начальник завода не боялся, только по одним ему ведомым причинам. Я знал, что в случае чего он возьмет все на себя, но думал, что это вряд ли сильно поможет остальным.

Василий, видя мое нервозное состояние, спросил, в чем дело и не поверил, что я просто плохо себя чувствую. Он даже, наверное, чуть обиделся на мою закрытость. Мне с трудом удалось вернуть нам наше прежнее доверительное отношении. Я рассказал ему уже в подробностях, как ездил летать. Рассказал про Настю и даже пожаловался, что кажется влюбился. Но о работе я не сказал ни слова. Василий откровенно смеялся с моего вида и предположил, что я просто потерялся в своих чувствах к молодой девушке. Предложив радикальный способ лечения в борделе и получив на это отказ, он даже не был удивлен. Только смеялся громче обычного.

– Ну, так в чем проблема-то? – удивлялся он. – Забирай ее к себе и дело с концом.

– Ну, во-первых, она не вещь, чтобы ее забирать или не забирать. Сама вроде себе хозяйка. Во-вторых, у нее парень есть. И думаю, не очень красиво будет так поступать.

– А раньше ты, о чем думал? – смеялся он. – Очаровал девицу своими героическими замашками на небо, а теперь в кусты? Да она небось каждую ночь о тебе думает лежит, когда с ним.

– Да с чего это? – отмахнулся я. – У нас с ней ничего не было.

– Вот потому что за вашу поездку у вас ничего не было, потому лежит и думает как бы у вас могло быть. – не успокаивался он.

Я достал коньяк и, разлив нам остатки початой бутылки, предложил выпить. Вот выпить Василий был никогда не против. Не смотря на все данные им в понедельник зароки.

– Не дури. – говорил он, закусывая помидором. Сок стекал у него на подбородок, и он неуклюже вытирал его рукавом. – Нравится тебе она, так тяни к себе. Не время сейчас нюни разводить и думать, как это будет выглядеть. Сейчас такое время, что каждый сам за себя. Да и всегда так было. Только идиоты думали, что не так… А уж в таких вопросах подавно. Какой бы он там распрекрасный не был, всегда можно показать, что ты лучше.

Мы пили коньяк и Василий делился своим жизненным опытом. Я его слушал и, как и каждый другой бы на моем месте считал, что мне его знания не пригодятся. Что у меня совершенно другая ситуация. Мне даже удалось забыть о том, что мы все под топором ходим, приняв участие в авантюре начальника завода. Я всерьез переключил мысли на Настю и был просто шокирован открытием.

Я не мог думать о ней без странного томящего состояния в груди. Я вспоминал ее улыбку и смех и всерьез был готов сорваться в клуб, помня ее слова, что она каждый вечер там проводит. Но я терпел и только улыбался на странно жесткие советы Василия и просто пил коньяк. Ну а что? Была бы это моя первая в жизни любовь, я бы может, и не знал, как бы с этим бороться. А так… надо просто пересидеть, пить коньяк, стараться не видеться. И чувство ослабнет, испарится…

Но, даже усыпая с шумящей от коньяка головой и отгоняя сомнительные мысли, я не переставал думать о ней.

Утро воскресенья началось у меня рано. В восемь утра я выехал из дома и поехал на нашу строительную площадку. Там уже вовсю кипела работа. Конструкция собиралась с помощью новеньких болтов и еще на случай попыток демонтажа сваривалась кусками арматуры. К обеду оставалось поднять только самый верхний участок вышки, и мы устроили получасовой отдых.

– Ой, чувствую затеяли мы дурь и дурью это все кончится. – жаловался мастер третьего цеха.

Я пожал плечами и спросил у рабочего, сидевшего с нами, спички. Закурил и, выдыхая, сказал:

– Дело-то правильное. Только вот делается через одно место. Надо было продолжать долбить глядящих, чтобы разрешили законно установить.

– А думаешь, разрешили бы? – с сомнением спросил мастер.

– Наверное. Если это у них под контролем, то почему не разрешить. Хотя, как уже говорили и не раз – если бы это им было надо, давно бы запустили. Мастер кивал и смотрел на нашу башню.

Дособирав вышку и установив почти на самом верху аппаратуру, люди, разматывая мотки проводов, начали спуск. Мы уже заранее позаботились о маскировке кабеля и теперь просто смотрели, как его соединяют с другими участками и укладывают в неглубокую траншею, сразу засыпая и притаптывая. Метров двести от вышки до присмотренного нами подвала превратились, чуть ли не в полкилометра кабеля. Когда мы добрались до помещения, в нем уже закончили монтаж аппаратуры, и начальник завода, довольно улыбаясь, лично соединил втянутый нами кабель через окно с непонятного мне назначения ящиком.

В подвале, в котором в срочном порядке заколотили все окна, понавесили для изоляции какое-то тряпье и картон, тестово запустили генератор. Ожившие стрелки показали получаемое напряжение и контрольная лампа, подключенная к цепи, загорелась к нашей общей радости.

– Мощности, конечно, будет не много. Но что бы накрыть город больше и не нужно. – рассуждал начальник завода.

Он достал из сумки водку, минералку, закуску и, передав это рабочему, попросил накрыть столик. Мы отпраздновали наши успехи, и начальник поблагодарил нас, сказав, что наша работа окончена и что теперь его приятель займется уже самой аппаратурой. Я был доволен тем, что принимал участие в таком, пусть и очень рискованном, но важном деле. Мы не стали сильно задерживаться в аппаратной, как ее теперь величал начальник завода. И ближе к пяти часам вечера разъехались. Я лично направился прямиком домой.

Василия не было. Не было и записки от него, где его искать, коли захочу провести с ним вечер. Да я не сильно и расстраивался. Приняв душ и постирав свою робу, я переоделся в военную форму и поехал в клуб… как вы понимаете, с надеждой увидеть там именно Настю. Но в зале ее не оказалось. Было еще слишком рано для этого. Я не стал тоже задерживаться в клубе и поехал в кинотеатр. Подошел к билетному окошку и заглянул внутрь. Конечно, она была там. На разлинеенном листе со стилистичным изображением мест в зале она делала какие-то пометки и не сразу отреагировала на мой привет. Но когда подняла голову и осознала, что перед ней я, то заулыбалась и сказала, чтобы я прошел к ней в кассу.

– Подожди. Мне осталось только последний сеанс обслужить и пойдем… ты ведь за мной?

– Ага. – кивнул я. – Я подумал, что если ты не сильно спешишь домой, то я мог бы тебя проводить хоть немного.

Она улыбнулась мне и повернулась обратно к работе. Потом пересчитала билеты и что-то записала. В окошко ей протянули деньги и она, приняв их, спросила один или два билета нужно незнакомцу. Тот ответил что два и в конце зала. Она выдала билеты, проставив на них от руки места, и вычеркнула эти номера из своего списка.

– Не сложная работа, видишь. – сказала она мне. – Сиди, выписывай. Вечером кассу сдай. Что я тут делаю, никого не волнует. Могу книжку читать, могу чай пить. Вон, кстати, угощайся… это чайник электрический. Быстро греет воду. Включай. Я тебя чаем угощу. Я включил чайник, и тот буквально сразу зашумел.

– Ты сегодня летал? – спросила она, разливая по двум большим кружкам кипяток. – Извини, заварка только такая, россыпью.

– Да ничего, – сказал, наблюдая, как чаинки плавают по поверхности, выпуская из себя медленно опускающуюся заварку. – Неа. С утра на заводе собрание было. Пришлось пол дня там убить. А потом уже поздно было. Да и погода. Моросит с утра с самого. Не в смысле, что это меня бы остановило, но все равно неприятно. Да и одному… Она усмехнулась и сказала:

– Ой, ты бы знал. Мой на меня волком потом еще дня два смотрел. Ему видите ли показалось, что я слишком сильно тебя благодарила. – улыбаясь, она села обратно за кассу. – Если у него что-то переклинит и он как встарь придет меня с работы встретить, мы уже не отмажемся. Я как минимум буду в его глазах шлюхой, ну а тебя он просто убьет. Я засмеялся и сказал:

– И это учитывая то, что между нами ничего не было. Она притворно возмущенно заявила:

– Как это ничего не было? А кто меня прикармливал там на поле? А кто меня просто нагло обнимал и чуть не лапал?

– Фу, глупость какая. – сказал я, смеясь.

– Теперь, по его мнению, вас рассудит только дуэль! – заявила она.

– Так он что знает все?

– Я что полная дура? Зная его характер, рассказывать о таком? – она фыркнула и отпила из кружки.

– И как ты с ним живешь? – покачал головой я.

– Ну, ты-то мне руку и сердце не предлагаешь. Хотя после того, что с нами было. – она мечтательно протянула последнее слово. Я невольно засмеялся.

Когда ее работа окончилась, а ее парень так и не пришел, мы закрыли кассу и вышли из кинотеатра, сдав управляющему ключи. Она забралась ко мне в машину, не вспоминая того, что я должен был ее проводить пешком.

– Поехали куда-нибудь. – попросила она.

Я даже не стал спрашивать куда. Просто завел машину и покатил с выезда из района. Вопросов мне никто не задал, куда это я в комендантский час намылился, да еще не один. Только солдат на КПП попросил быть осторожнее и не гнать по улицам, чтобы я смог вовремя остановится по требованию глядящих. Я кивнул, поблагодарил его за беспокойство и покатил дальше. Я вез ее в порт.

На пропускном пункте в порт я сказал, что приехал к своему приятелю, одному из капитанов. Меня сначала не хотели пропускать, но потом, когда связались с моим знакомым, пропустили и мы закатили за шлагбаум. Проехались мимо их транспортного двора и выкатили прямо на пирсы, вдоль которых выстроились двумя-тремя бортами друг к другу рыболовные суденышки. Среди этого многообразия я искал только один знакомый мне корабль, на который мы втихаря без заявок ставили дополнительные двигатели для лебедок. Нашел я его в конце причала и, остановившись, вышел из машины. Настя тоже вышла и сказала: